Вспоминалки. Защитник

Деду было под пятьдесят к тому времени, когда я крепко встал на ноги. Ну как крепко? Падал, случалось, кто же не шмякается в три года? Земля, хоть и круглая, но кочек на ней хоть отбавляй. Напрягает, но никто нам другую планету не предоставит!
Жизнь требовала моего активного участия в самых разных событиях. Даже не знаю, как бы Александр Тимофеевич справлялся без участия внука со своими делами…
Мы вместе ездили на водокачку за питьевой водой. Он катил двухколёсную тачку с огромной бочкой, потемневшее оцинкованное ведро, подвешенное за крючок, позвякивало на ухабах. Я руководил. Шёл рядом и изображал работу мотора: газовал, где надо и не надо, переключал передачу на пониженную, при этом не забывал сделать перегазовку (действие неведомое поколениям, выросшим на автоматических коробках и вариаторах) и звук мотора менялся. Наполнив бочку, мы возвращались домой. Дед перетаскивал воду в другую бочку. Здоровенная, прикрытая тяжеленной толстой крышкой и прижатая сверху пудовой гирей (чтобы любопытный внук не нырнул), она стояла в сенях. А я занимал пост в дверях: открывал их и закрывал, чтобы мухи не летели. Помощник! Важнейшая роль, между прочим, и ответственнейшая.

По вечерам мы ходили встречать стадо с пастбища. Дело важное, сложное и небезопасное. Коровы, овцы и козы в большинстве своём были нормальным народом. Чёрные овцы с жёлтыми глазами вообще безобидными. Их я мог и за шерсть подёргать. Зорька – просто замечательное существо. Она шумно дышала и тянулась мокрой мордой к ладошке, когда мне доверяли угостить её хлебом, посыпанном солью. За это она давала целое ведро парного молока. Мне, разумеется, но я не жадный, оставлял и остальным: бабушке, деду, родителям, когда они привозили меня погостить или приезжали забрать домой.
А вот бык в стаде выглядел недружелюбным. Поэтому при его приближении – нет, не подумайте, вообще-то я был смелым пацаном, всё-таки внук фронтовика, который прошёл от Наро-Фоминска до Берлина – я (на всякий случай) перемещался за сапог деда). Я понимал, что если он смог обломать рога фашистам, как говорил отец, то и у этого обломает.

В общем вдвоём мы с многочисленной домашней живностью управлялись хорошо. Кроме коров и овец в постройках жили безобидные и, на мой взгляд, бесполезные утки. В будке чутко дремал мой друган лохматый Полкан. Отдельно от всех обитали полезные пёстрые курочки. От уток какой прок? А эти исправно оставляли в гнезде из сена большие белые яйца. «Специально для тебя снесли», - говорила бабушка. Макать хлеб в желток, откуда предусмотрительно убирался зародыш… занятие чрезвычайно увлекательное. Они кормили меня. Я кормил их.
Правда к этому не очень одобрительно относился глава яйценосного семейства огромный чёрный петух. Размах его крыльев был как у орла и даже больше. Скорее всего много больше, орлов-то мне встречать не случалось. Важно переступая ногами, он ревниво наблюдал, как я волоку с огорода зелёный грузовик с деревянным кузовом, в котором извивались дождевые червяки. Драгоценный корм по дороге частично расползался, но беспозвоночные, которые оставались, вываливались на радость пернатым друзьям. При этом и по пути, и в ходе выгрузки я, как и положено настоящему шофёру вполголоса говорил те слова, которые в полный голос говорил дед, вращая баранку колхозного ЗиС-5. Несмотря на юн-возраст, я уже знал, что слово – не воробей, оно вылетит, а тебе прилетит. Бабушка Лена добрая. Но…

Мои подружки радостно расхватывали угощение, а их вождь стоял в стороне и как-то очень косо посматривал в мою сторону. Похоже, что ревновал.

Однажды мы столкнулись с ним клюв к носу на узенькой тропинке. Взрослых рядом не было. Я растерялся. А он, трезво, но неправильно оценил ситуацию и моё замешательство своим птичьим мозгом и…

Через много лет мои ученики удивлялись: «Он никогда не орёт!» И ещё позже мои студенты, как мне кажется, тоже никогда не слышали моего крика.
А почему? Похоже, что весь запас, отпущенный мне матушкой-природой, я израсходовал, пока мчался, прихрамывая, к спасительной двери в дом.
- Что случилось? – выскочил недобритый дед с пеной на подбородке и трофейной опасной бритвой «Solingen» в руке.
- К-к-к-клюнул! – показал я на коленку.

Дед сказал несколько слов из тех, которые я говорил, когда возил курицам червей и отправил меня к бабушке. Она вытащила предмет моего особого интереса – пузырёк с зелёнкой (хотелось мне что-нибудь покрасить, но лежал он высоко), намочила ватку и помазала смертельную рану.
- До свадьбы заживёт, - пообещала бабушка и время подтвердило её правоту.

Кто-то сказал, что месть – это блюдо, которое подают холодным. Ну не знаю! Суп, приготовленный из моего обидчика, с жёлтыми кругляшками жира и мягким мясом с ноги, который мне дали вечером, я с удовольствием съел горячим.