Историцкая правда народов

     Фацо Неербал вошел в ограниченный контингент по Указу. Вызвал его утром политрук и показал пальцем на маячившую возле фанерчатой двери в подсобку Грушину, небрежно курившую папиросу, тяжко удерживаемую лютой до справедливости рукой. Густые клубы сизого дыма скрывали лицо Грушиной, но плавные, завораживающие движения ее пальцев, еле различимых сквозь дым, звали и манили Фацо, потому - то, видимо, небрежно оттолкнув политрука, он и двинулся навстречу загадочной женщине, уже скрывшейся в прохладной полутьме подсобки. И вот именно там Грушина и вручила Неербалу Указ, деловито прописанный среди таинственных строк передовицы заводской вечорки  " Гудок ". Кто - то неизвестный вывел химическим карандашом, стараясь не налезать суетливыми буквицами на чоткий шрифт передовицы, возглашавшей о шалишь и не балуй, показавшиеся Фацо святыми строчки. " И как есть ты говно, то и пребудешь в нетях, патриотизму же не подпущай, а ходи опасно, принося дары ". Сакральная сущность этих строк ударила Фацо в район местоположения вестибулярного аппарата головного мозга, он зашатался, белея, но Грушина, чутко уловив нарушения двигательности и субординации, прикрикнуло визгливо :
     - Взый !
     - Ыка, - пытался доказать свою народную правоту Неербал, алчно ощупывая влажное лицо Грушиной жвалами и даже проникая осязательными усиками в глазницы, сочащиеся вытекшими от декомпрессии зрачками, - со.
     - А со ! - еще требовательней выкрикнула Грушина, опадая вялой трухой на щелястый пол подсобки. Неербал рухнул следом, но скоро собрался и всмотрелся в пол, приютивший остатки Грушиной. Опорожненная бутылка плодово - ягодного вина  " Алабашлы ", одинокая пуговица от ширинки, клочок трамвайного билета, решительно разорванного чей - то суровой рукой, и пожухлая фотокарточка мужчина в усах.
     - Это передовик производства, - сказал кто - то, наступая Фацо на голову. - Лишь достойный вправе ознакомиться с его запечатленным на фотобумаге ликом и то по подписке. Пиши, сука.
     Неербал торопливо написал подписку о неразглашении и принялся любоваться выразительным обликом передовика, пока так и  оставшийся неустановленным носитель голоса весомо вышагивал по подсобке, наталкиваясь на стоявший в одном углу рулон рубероида и чуть не сшибая витыми рогами трепетно раскачивавшуюся под потолком лампочку Ильича. Отдаленные разрывы артиллерийской канонады сотрясали лампочку, угрожая прервать тоненькие вольфрамовые нити накаливания, сквозь потолок сыпался песок, заполняя и так заполненную окурками пепельницу, искусно выточенную из стакана снаряда.
     - Слушай, гад, - прошелестел голос, а следом пискнул баян. Резкий голос запел, переполняя Неербала чувством ответственности : - Горит и кружится планета.
     Фацо отвел глаза от портрета передовика и остро глянул вверх. На осиновом чурбачке сидел, удерживая баян мозолистыми ладонями, маршал победы Жуков.
     - Вставай, Конев, - устало произнес Жуков, бросая визгнувший мехами баян на остатки Грушиной. - Слушай Указ.
     - Я Неербал, - уточнил Неербал, вставая, - не Конев. И Указ мне продемонстрировала вон она, - качнул Фацо головой в сторону остатков Грушиной, - его кто - то неведомый втиснул между строк передовицы заводской газеты  " Гудок ".
     - Ах ты, сука ! - разозлился Жуков, судорожно вытягивая из кобуры наган. - Рассела Кроу насмотрелся, да ?
     - Х...й на, - ответил Фацо, ударив маршала ногой в горло. Жуков захрипел и умер. А Неербал, воздав почести остаткам Грушиной, отправился прямо на Гороховую, там как раз декаденты Сологуба устраивали модный показ голых курсисток, а потом обещались еще довеском общественная дискуссия и всеобщий свальный грех.