Иерихон. Зубин. Предисловие

Беглец

Когда Периметр остался далеко позади, Зубин остановился и перевёл дух. На него вдруг обрушилась такая огромная и невозможная тишина, какую никогда не услышишь в современном городе – только высоко в небе нервно кашляли вороны да где-то в кустах беспокойно ворочался кто-то большой и неповоротливый. Звуки погони стихли – то ли его и вправду потеряли из виду, то ли по вполне понятным причинам сунуться за Периметр вслед за обезумевшим беглецом не решились. Скорее всего, конечно же, второе. Зубин огляделся.

Он стоял на невысоком пригорке неподалёку от покинутой деревни. Слева бежала, пропадая в разросшихся камышах, узенькая речушка, справа уходила к горизонту сильно разбитая дорога, на которой кособоко замер полусгнивший трактор, грустно глядя в небо своими мёртвыми фарами. Прямо по курсу петляла еле приметная дорожка… ну как дорожка… тропинка – примятая трава, редкие отпечатки следов, втоптанные в землю окурки. Зубин вздохнул и доверил себя тропинке.

То, что его занесло вглубь Зоны, той самой Зоны, которую он с товарищами совсем недавно охранял от расхищения падкими на артефакты диггерами, Зубин понял сразу. Несмотря на то, что пейзаж за многорядной колючей проволокой блокпоста его батальона сильно отличался от того, что теперь наблюдалось вокруг, Зона оставалась Зоной: хмурой и узнаваемой, опасной и как будто выжидающей одной-единственной роковой ошибки того, кто осмелится нарушить её покой. На этой отчуждённой от всего мира заражённой территории смерть таилась за каждой травинкой, под каждым камушком, в каждой обманчиво спокойной луже. Окажись на месте беглого старлея кто иной, он поминутно озирался бы и подолгу замирал в нерешительности, куда же сделать следующий шаг. Кто иной, но только не Зубин. Этот шёл, не разбирая дороги, с остановившимся взглядом и прокушенной в нескольких местах губой. Из оружия при нём были лишь наградной именной ПМ в кобуре на поясе да армейский многоцелевой нож, что так пригодился при взламывании замка камеры предварительного заключения. Пистолет Зубин стащил при побеге со стола следователя, а нож… нож эти бравые вояки у гораздо более опытного старлея при обыске попросту не нашли.

Но сейчас он, казалось, забыл и о клинке, и о стволе. Его руки плетьми висели вдоль тела, и правая то и дело непроизвольно ударяла по сшитой на заказ кобуре. В груди у Зубина было пусто и холодно, перед глазами стояли полыхающие окна квартиры… их квартиры… Ольга, Серёжка, Катюша… в ушах ревела пожарная сирена и крики брандмейстера, отгоняющего толпу любопытных. Видение сменялось тесным сырым казематом и откормленной харей следака, повторяющего и повторяющего одни и те же вопросы: зачем убил товарищей и командира и куда запрятал артефакты. Потом виделась бескрайняя снежная степь, буран и пронизывающая стужа, надрывающиеся в метели металлические голоса, требующие немедленно остановиться и сложить оружие, автоматные очереди… и всё перекрывающий, бешеный, оглушительный стук сердца, заходящегося словно колокол в руках сумасшедшего звонаря. Затем галлюцинации повторялись, снова и снова, и так по кругу.

Тропинка вынырнула на заболоченную местность, и взору дезертира открылось невероятное: прямо перед ним возвышался большой ржавый сухогруз, на борту которого виднелась почти стёршаяся надпись белой краской: «СКАДОВСК». Зубин, не раздумывая, не без труда распахнул бронированную дверь и вошёл внутрь.

Сильно прокуренное помещение оказалось неплохо оборудованным баром. Народу почти не было: за центральным столиком стоял худощавый парень в камуфляжном комбинезоне, о чём-то крепко задумавшийся над расстеленной на столе картой, да в углу на ящике восседал посасывающий трубку кальяна лысый мужик в плаще. Зубин протопал к прилавку, за которым располагался добродушный бородатый толстяк. Увидев нового посетителя, бородач расплылся в улыбке:

– Добро пожаловать на борт нашего сухопутного ледокола, странник! Какими судьбами на нашу посудину? Я – Борода, бармен и просто хороший человек, а тебя как добрые люди кличут?

– Старший лейтенант Александр Зубин, тринадцатый батальон специального назначения, – автоматически пробубнил вошедший, устало присаживаясь на высокий, сваренный из стальных прутьев табурет.

– Зубин, значит… как скажешь, как скажешь. Впервые у нас? Я тебя здесь раньше не видел. Что налить? Есть хочешь?

Зубин молчал. Есть ему не хотелось, пить тоже. Боль внезапно улеглась, а вместо неё образовалась невыносимо давящая пустота… если только пустота может давить. Зубин поднял глаза на бармена – и Борода поражённо увидел строгое лицо двадцати пяти-тридцатилетнего человека, седые виски, глубокие морщины вокруг упрямо сжатого рта – и чудовищную тоску, готовую вот-вот выплеснуться через край. Бармену, к сожалению, были хорошо знакомы такие глаза: их обладатели приходили в Зону, думая убежать от самих себя… не зная, что бежать придётся по горящему и рушащемуся за спиной мосту, что возврата назад не будет, что Зона – это не добрый исповедник, который выслушает, погладит по маковке, простит и утешит, нет – Зона рада таким вот отчаявшимся и лезущим в каждую аномалию самоубийцам, выходящим против своры мутантов с разряженным самопалом и тому подобное, Зона живёт и питается такими поставившими на себе крест – и с удовольствием ставит крест уже совсем не фигуральный.

Борода щедро налил водки в гранёный стакан.

– Пей, Зубин из специального батальона, – негромко, но твёрдо приказал он. – И рассказывай давай, что там у тебя. Всё рассказывай.

Зубин равнодушно выпил и бросил в рот щепотку солёной соломки. И неожиданно для самого себя вдруг начал рассказывать, беспорядочно, перескакивая с пятого на десятое и глотая слова: как служил в горячих точках, как попал в считавшийся элитным батальон к знаменитому капитану Крылову, как ходил в патруль с весёлым и постоянно травящим анекдоты Максом Юрковым по кличке Маюр, как их подразделение получило назначение на блокпост у Периметра с приказом не допускать «вноса и выноса неустановленными лицами чего-либо странного», как поймал за руку командира на краже артефактов, доставшихся его ребятам столь дорогой ценой, как, не сдержавшись, устроил самосуд над продажным капитаном, как убегал от его разъярённых подельников, как совсем чуть-чуть не успел спасти семью, как его опередили крыловские каратели, сжёгшие заживо жену, пятилетнюю дочку и двухлетнего сынишку, как его судили и уже готовили к отправке на этап, как он, сумев вырваться, бежал от вертухаев с собаками сквозь вьюгу и снег и как, в конце концов, оказался здесь.

Борода долго молчал, потом налил ещё и плеснул немного себе. Не чокаясь с Зубиным, опрокинул стопку и заглянул тому в глаза.

– Короче, слушай, Зубин из специального батальона. Горячку не пори и дурить не думай. Это Зона, и шуток она, кроме своих, не понимает, так что недельку отсидись и, так сказать, отмокни от Большой Земли. Комнату я тебе дам, «люкс» не обещаю, но жопу прислонить сойдёт. Лезть к тебе никто не будет, это я беру на себя. И воточки ещё что…

Поскольку Зубин продолжал безучастно таращиться в стену, бармен легонько пихнул его в плечо.

– Если ищешь смерти, если думаешь здесь, в Зоне сидеть и жалеть себя – дело твоё, мешать не буду. Но подумай вот о чём: твои товарищи убиты – пусть тобою, неважно – твоя семья мертва – а тебя Господь зачем-то попридержал на этом свете. Может быть, ты ещё для чего-то нужен этому миру, а? Подумай об этом, крепко подумай. Ну, иди пока. Держи ключ… Зубин из специального батальона.

Зубин на ощупь взял стакан, выпил, не поморщившись, поставил на стойку, затем резко распрямился:

– Ты прав, Борода. Пора мне. Пойду. Комнату не надо. Честь имею.

Когда за посетителем захлопнулась дверь, возле раздосадованного бармена вырос парнишка в разрисованной маске и низко надвинутом капюшоне.

– Зря ты его отпустил, Борода, – глухо сказал он. – Это же зоновский самоубийца. До первой аномалии… или чего хуже. Остановлю?

– Не стоит, Мишка, не стоит, – Борода устало потёр переносицу. – Коли погибнет – значит, судьбина его такая. Коли же выживет – излечится от своей беды. Потому как сам понимаешь, Мишаня: грызущее изнутри таких вот потерявших всё человеков никакому хирургу не вырезать. Тут только клин клином. Да, кстати, заболтал ты меня совсем, негодник эдакий! Ну-ка, одна нога здесь, другая там – метнись-ка к Жабе, у нас консервы с хлебом на исходе! Да, и воточки ещё что: у Гонты ж днюха послезавтра, ты это… прихвати сгущёнки и печенья побольше, я торт сварганю. Ну, что стоишь? Los! Los!

Мишка, ничуть не обидевшись, стянул с полки парочку пакетов своих любимых сухариков и нарочито неторопливо, вразвалочку двинулся к двери.

– Засранец, – пробурчал бармен. – И как он умудряется сухари точить в своём наморднике?

Ни Мишка, ни проницательный Борода не заметили, как к их разговору, равно как и к диалогу бармена с необычным визитёром внимательно прислушивался замерший сбоку от прилавка охранник, высокий мускулистый парень в тёмно-синей форме наёмника и чёрной обтягивающей балаклаве.

* * *

Чудо

С того времени минуло около месяца. Зубин, вопреки мрачным прогнозам «капитана» «СКАДОВСКА», не погиб и даже ни разу не был серьёзно ранен, не считая подвёрнутой лодыжки, когда, по своему обыкновению глубоко задумавшись, спускался по скользкому после дождя склону Карьера. Разумеется, Зона никоим образом не хранила его, оберегая от собственных опасностей и отводя их с пути избранного – она всего лишь навсего поджидала удобного часа, играя с человеком в кошки-мышки. Что ж, если до сих пор ни один учёный так и не смог внятно объяснить, что такое Зона, то почему бы и не предположить у этого загадочного фантастического явления наличия желания позабавиться – понятное дело, на свой лад.

Зубин, как и сказал Борода, немного «отмок» или, вернее, оттаял; боль невосполнимой утраты больше не терзала его измученную душу, и он уже давно перестал вскакивать в холодном поту посреди ночи с истошным воплем. Тем не менее, бармен, глядя на своего нового знакомца, радовался рано: чёрная змея, обвившая сердце бывшего старшего лейтенанта специального батальона никуда не делась – она просто потуже обвилась вокруг неутомимого кровяного моторчика и, пригревшись, вполглаза дремала до поры до времени, иной раз сонно пошевеливая хищной заострённой головкой. Ей незачем было тревожить это большое сильное сердце понапрасну: её яд уже был в крови человека и медленно, но верно делал своё дело, расползаясь по всему организму, проникая в мысли и даже мечты. В одном Борода оказался прав: Зубин и впрямь вёл себя абсолютно не по-сталкерски: артефактами и снарягой не интересовался, Зону не исследовал и вообще, похоже, шатался по фонящим землям безо всякой цели и смысла, попутно прямо-таки напрашиваясь на неприятности самого разного толка – от трусливых поодиночке, но смелых в стае слепых псов до тупого и оттого ничего не боящегося псевдогиганта. Глядя прямо перед собой остановившимся взглядом, размеренно постукивая по пистолетной кобуре кулаком правой руки и изредка что-то сквозь зубы цедя себе под нос, Зубин меланхолично бродил по холмам и перелескам, опустевшим городским кварталам и разрушенным госпиталям, безо всякой необходимости и тем более закономерности менял направление движения, прятался от Выбросов и непонятно как ухитрялся не влипать ни в одну аномалию. Более всего он походил на однажды заведённую механическую куклу, у которой заело пружину, отчего кукла так и продолжала без устали перебирать ножками да жонглировать ручками на потеху детворе. Ночевал беглец где придётся, а если на кого и натыкался, то выменивал, не торгуясь, еду и шёл дальше. От людей он не прятался, скорее наоборот – сталкеры всех мастей сами подсознательно избегали чудаковатого бродягу, стараясь поменьше встречаться с молчаливым угрюмцем с зеленоватыми глазами и не сходящей с губ кривой ухмылкой. Один раз держащие Свалку бандиты вздумали было наехать на одинокого путника, медленно бредущего из ниоткуда в никуда, но тот, едва обратив внимание на обступивших его головорезов, прошёл сквозь их ряды как проходит навылет меж бровей пуля со смещённым центром тяжести – и ни один браток так и не смог потом толком объяснить, почему он не поднял свою «волыну» и не шмальнул эту кажущуюся беззащитной «шелупонь» (хотя, по правде сказать, случись заварушка, крепкому старлею не составило бы особого труда расправиться с превосходящими силами противника – боевая подготовка вполне такое позволяла). С какой-то стати оказавшись в Припяти, Зубин как-то раз вышел прямо на монолитовский квад – и история повторилась – фанатики безмолвно расступились и пропустили еле переставляющую ноги фигуру в обносившейся военной форме с сорванными погонами. Только один из них, недавно примкнувшись в секте, злобно сплюнул вслед ходоку и процедил: «Зона приберёт!»

«Зона приберёт!» – говорили ренегаты, провожая жадными взглядами идущего по Болотам скитальца с уплывающим из рук дармовым хабаром. «Зона приберёт, не иначе!» – прочили старожилы, следя за ним в бинокль с Портовых кранов и сокрушённо качая рано поседевшими головами. «Зона приберёт, не трогайте его!» – скрипел полковник Череп, делая отмашку долговцам не задерживать нарушителя границ контролируемой ими территории Бара.

Однако сколько, как говориться, верёвочке не виться, рано или поздно кончик отыщется несмотря ни на что. Ковыляющего в сторону «Юпитера» Зубина нагнал охранник со «СКАДОВСКА» – тот самый, что так напряжённо подслушивал его беседу с Бородой.

– Э, браток! Тормозни-ка чутка, перетереть тема есть!

Зубин остановился и безо всякого выражения смотрел на подбегающего скадовчанина.

– Будем знакомы, что ли! – возбуждённо прохрипел тот, протягивая руку. – Вольфрам я, у Бороды продукты сторожу, типа. Ты, я слышал, Зубин, так?

Старлей, не говоря ни слова, пожал Вольфраму руку. Пожатие вышло крепким, и охранник взглянул на собеседника чуть уважительнее.

– Короче, смотрю я тут на твои путешествия-шмутешествия… не, моцион дело хорошее, базара ноль… только нах зазря-то сапоги топтать? Ноги, чай, в натуре, не казённые, ага! Как насчёт нормальным дельцем озаботиться, да и в карман бабулек трошки сыпануть, а?

– Можно, – отозвался Зубин с таким видом, каким обычно отвечают на вопрос: «Который час?»

– Вот и славно, мужик! – обрадовался Вольфрам. – Да и дело-то, трали-вали, название одно… тьфу, в общем, а не дело. Всего-то и требуется – прийти в одно место, взять что плохо лежит и без шума и пыли слинять. Не, не, не! – замахал он руками, видя, как перекосилось лицо Зубина. – Ты не понял, братан, я тя не хату чью-то ломить тащу, ты чо подумал-то! Вольфраму чужого не надо, Вольфрам честный вор! Просто возле «Юпитера» – а ты же аккурат туда шёл, ну? – по последним данным моей доблестной разведки лежит да полёживает один фартовый камушек, «Сердце Зоны» называется, так вот, представь себе, лежит и нас дожидается, и не дождётся – другим, мля, достанется. Дорогой, говорят, жуть! Навар пополам: Борода за такой готов отвалить…

– Идём, – тем же бесцветным голосом прогудел Зубин и, чётко по-военному сделав «кругом», зашагал к виднеющемуся за мостом Преображенского заброшенному заводу.

– Эй, подожди меня, мужик! – завопил Вольфрам, бросаясь следом.

Всё получилось как нельзя лучше – Зубин, этот чем-то очень серьёзно отбитый на Большой Земле дурик ничего не заподозрил и, сам того не ведая, добровольно влез в шкуру банальной «отмычки». Вольфрам довольно осклабился – старлея он не обманул, и редкий арт действительно находился на «Юпитере»… в самом центре жуткого радиационного очага. План охранника был настолько же прост, насколько и жесток – «приходим, берём и уходим» – только вот прийти должны были двое, а уйти предполагалось одному только Вольфраму. Впрочем, совесть охранника мучила недолго: рецидивист со стажем, он давным-давно научился договариваться с этой капризной, но покладистой дамой.

Придя на место, кладоискатели остановились у торчащей из земли плиты, бывшей некогда секцией заводского ограждения. Вольфрам сверился с детектором и удовлетворённо чмокнул губами – «Сердце Зоны» было там, где ему и полагалось быть – сразу за ремонтной эстакадой, между застрявшим в проломе стены КамАЗом и будочкой диспетчера.

– Там! – ткнул он перчаткой. – Вишь, где воздуховод валяется?

Зубин молча двинулся в указанном направлении. Вольфрам неотрывно глядел в широкую спину старлея, и шальная улыбка блуждала в прорези грязной балаклавы. «Когда счастье обретается в двух десятках метров от тебя, – расфантазировался охранник, – поневоле почувствуешь себя отмеченным свыше».

От избытка переполняющей его эйфории парень закатил глаза…

… и тут случилось Чудо. Чудо с Большой, **ка, Буквы.

Нет, с небес не сошёл ангел и не осыпал совсем задаром божественной благодатью, дабы никто не ушёл обиженным. Не явился мифический Чёрный Сталкер рассказать, откуда на самом деле появилась Зона. Строго говоря, не произошло вообще ничего сверхъестественного. Чудо, снизошедшее на оторопевшего зэка, было маленьким и практически незаметным. Но при этом оно было с Большой, **ка, Буквы.

На палец вытянутой руки Вольфрама села крохотная изумрудная стрекоза. Она безбоязненно егозила мушиными лапками, потрепётывала сдвоенными крылышками, похожими на мятый целлофан, и удивлённо таращила переливающиеся радужные глазки. Наверное, своим микроскопическим мозгом она пыталась понять, куда же всё-таки её угораздило приземлиться и отчего этот камень такой тёплый и едва ощутимо шевелится.

И в Вольфраме, грубом, остром на язык уголовнике неожиданно что-то дрогнуло… дрогнуло, развернулось и робко выкарабкалось на белый свет… что-то такое, чему нет названия, что уже давно казалось умершим и похороненным на самой глубине памяти… выкидыш жены и убивший её рак… позже, словно в какой-то дьявольской спешке кто кого перегонит, уход брата и отца… сбившая сестру машина… и зубастое беспросветное одиночество, заливаемое литрами вонючего спиртного и не только… Если перед самой смертью человек в самом деле видит всё самое важное из прожитого, то, без сомнения, Вольфрам только что умер и сразу же мгновенно воскрес.

Охранник издал сдавленным горлом странный звук, как будто по бетонному полу проехался тяжеленный сейф, и стрекозка, треща слюдяными лепестками, стремглав сорвалась с его перчатки. Вольфрам проморгался и перевёл взгляд покрасневших глаз на компаньона: тот как раз подходил к «точке невозврата». Ещё пара шагов и…

– СТО-О-ОЙ!!! – срывая голос, заорал, не помня себя, Вольфрам, подпрыгивая на месте. – СТОЙ, ГОВОРЮ, ЗУБИН, МАТЬ ТВОЮ ЗА НОГУ, СТО-О-ОЙ!!! НАЗА-А-АД!!! ДАВАЙ НАЗА-А-АД!!! КРУГОМ, СОЛДАТ, БЕГО-О-ОМ – АРШ!!!

На приказной тон и знакомую формулировку тренированное тело вояки среагировало раньше, чем того понял рассудок – спустя ровно три секунды старлей уже стоял рядом с трясущимся охранником. Моложавое лицо Зубина впервые за многие дни изменило своё повседневное выражение, и сейчас на нём отчётливо читалось неприкрытое раздражение и немой злой вопрос.

– Там… – просипел Вольфрам, дрожащей рукой не то показывая на эстакаду, не то отгоняя от себя страшный невидимый морок. – Там… радиация… больше… больше пятисот рентген… за неделю сгоришь…

Зубин посмотрел на эстакаду. У её подножия, как изображение на проявляемой фотографии, в полуметре над землёй на глазах густело большое зыбящееся марево, точно выступающая из болотного мха вода, когда посильнее надавишь ногой. Массивное основание покосившейся конструкции колыхалось будто воздух над костром, а рядышком маячил искорёженный кусок вентиляционного короба, под которым, похоже, и пряталось то самое сказочное аномальное образование с поэтическим названием. Зубин повернулся к охраннику – и Вольфрам невольно попятился.

– Да! – истерично завизжал он и рванул балаклаву, но крепкая ткань выдержала. – Да, я подставил тебя, салага! Это Зона, понимаешь?! Здесь либо ты, либо… ну чо вылупился, мразь?! Хочешь отомстить падле Вольфраму?! Давай, чо! Вольфраму не привыкать, мля, Вольфраму уже жизнь так отомстила, что мама не горюй! Так что не ты первый, козёл, не ты, дай бог, и последний! Давай, чо встал!

И в этот миг произошло чудо номер два. Может, оно тоже было С Большой Буквы, а может, и не было, да это, собственно говоря, и не важно – ведь чудо даже с самой маленькой буквы всё равно остаётся чудом.

Лицо Зубина постепенно, мало-помалу, осторожно и несмело – оживало. Сначала перестали мерзко кривиться губы, после ушли под кожу желваки, и, наконец, прояснились зелёные, чуть раскосые глаза. На виске деловито запульсировала жилка, и скулы заметно порозовели. Старлей ошалело затряс головой, словно вытряхивая остатки ночного кошмара.

– Фу ты чёрт, – пробормотал он, зачем-то разглядывая ладони и поворачивая их то так, то эдак. – Зона… две с половиной тысячи квадратных кэмэ… тринадцатый батальон специального назначения… уровень допуска – красный два нуля… старший лейтенант Зубин… Зубин Александр Данилович…

Вольфрам тихонько дотронулся до плеча «отмычки».

– Братуха, ау! – прошептал он. – Земля вызывает старшего лейтенанта Зубина, приём!

Губы старлея опять изогнулись, но теперь это была почти нормальная человеческая улыбка.

– Зубин на связи, приём! – гаркнул он во всё горло. Охранника отнесло на метр, и тот, не удержавшись, шлёпнулся на задницу. – Вольфрам! Вольфра-а-ам, дружище!

– А… – затянул было охранник, озираясь на вновь успокоившуюся эстакаду.

– Знаешь пословицу про помян старого, рядовой? – хитро подмигнул Зубин, подавая парню руку. – К тому же ты ведь как-никак меня спас, я прав?

В полнейшем ступоре Вольфрам кивнул. В сущности, не останови он старлея…

– Пошли, рядовой, – будничным голосом распорядился Зубин, как ни в чём не бывало беря командование их маленьким отрядом на себя. – Нас, что называется, ждут великие дела. Да вставай же!

И они двинулись. Впереди выступал, само собой, командир – бывший старший лейтенант тринадцатого батальона специального назначения Зубин, заслуженный герой, дезертир и убийца, оставивший на Большой Земле смерть и, видимо, нашедший внутри Периметра жизнь. За ним след в след, поминутно оглядывая тылы и фланги, трусил его помощник Вольфрам, бывший боевик неорганизованной преступной группировки, беззаботно глядевший на мир через оптический прицел СВД и только что спасший человека от верной гибели, пусть и подстроенной своими же руками. Отныне этих двоих связывало нечто большее, нежели просто дружба или взаимные обязательства – правда, на тот момент ни тот, ни другой об этом не догадывались. Подстёгиваемые внезапно проснувшимся желанием выговориться, они торопились в бар – о да, переговорить предстояло о многих и не самых простых вещах.

Что думал Вольфрам, идя бок о бок со своим новоприобретённым другом? Сложно сказать. Судя по выражению его балаклавы, охранник был неимоверно счастлив излить накопившееся тому, кто выслушает и не растреплет налево и направо, а помолчит, опрокинет стаканчик и что-нибудь скажет, а пожалуй, даже и посоветует.

Зубин же не думал ровным счётом ни о чём – он, смешно признаться, просто-напросто с детским восторгом отдавался процессу ходьбы, находя в этом нехитром действии какое-то непостижимое очарование. Пока что он мог позволить себе такую умственную передышку – старлею было ясно как день, что совсем скоро именно ему придётся строить грандиозные, судьбоносные и крайне далеко идущие планы, каковые если и не потрясут всю Зону, то, по крайней мере, затронут очень и очень многих её обитателей. Вновь вспомнилась горящая квартира – и вновь Зубину подумалось, что он тогда тоже выгорел дотла, до угольков, превратившись в пустую дёрганую оболочку, доверху налитую одной лишь пустотой – но на этот раз следом пришла уверенная как бронепоезд мысль:

«Теперь я знаю, ЧЕМ заполнить эту пустоту».

* * *;

«Панихида»

Зубин стоял на том самом пригорочке, что «приютил» его по прибытии в Зону ровно год назад. Отсюда открывался изумительный вид на пересыхающее, да всё никак не могущее окончательно пересохнуть болото, почти утонувшую в нём деревушку и отчаянно не желающий разваливаться «СКАДОВСК». На этот холмик бывший старлей приходил обдумать очередную идею или когда просто хотелось уединения и тишины. Надо же, прошёл целый год…

Да, воды утекло с тех пор немеряно. Предатель, изменивший воинской присяге и сбежавший в Зону от лицемерного правосудия, он изо всех сил искал способ побыстрее окончить своё ставшее в одночасье никому не нужное существование – а нашёл друга, да такого, что и в огонь, и в воду, без вопросов и уточнений. Прежний доблестный офицер сгорел вместе со своей семьёй и квартирой, купленной на стыдливую компенсацию правительства за участие в одной очень нехорошей и очень горячей точке – и вместо него на свет появился… нет, не сталкер – артефакты и прочая аномальщина Зубина по-прежнему не интересовали – появился жёсткий, авторитарный и безжалостный гладиатор, всем смыслом жизни которого стала месть.

Месть человечеству, поманившему сладким пряником и потом отобравшему всё.

Зубин не был маньяком или садистом – вопреки пережитому он оставался трезвомыслящим расчётливым стратегом. Месть из разряда «всех убью, один останусь» или «хочу править миром» не вызвали бы у него даже тени улыбки. Нет, месть должна была не только уничтожить гнусный и прогнивший до самой сердцевины старый порядок, но и проложить дорогу к месту постройки нового мира, прекрасного и справедливого. Лёгкой задачу было не назвать, но Зубин отдался делу с такой всепоглощающей страстью, что порой удивлялся сам себе – о стольких собственных скрытых резервах он раньше и не подозревал! – и по прошествии года план под кодовым индексом 899, получивший название «Панихида», изящный и смертоносный как пушка Гаусса, был, наконец, готов.

Вольфрам, верный оруженосец и соратник, был немедля посвящён во все детали предстоящего дела, хотя старлей справедливо сомневался, способен ли бывший бандит понять и оценить весьма сложный замысел во всём его великолепии. Как оказалось, сомневался напрасно: скадовский охранник от идеи командира пришёл в неописуемый восторг и изъявил желание безотлагательно приступить к её реализации. Пришлось чуток охладить пыл Вольфрама, ибо, как гласит русская народная пословица, «торопливость хороша исключительно при ловле блох». План предусматривал тщательную подготовку, и испортить всю «малину» могла любая мелочь. Этого Зубин допустить, безусловно, не мог.

Прежде всего требовалось соблюсти конспирацию, и совместным консилиумом друзья постановили, что для отвода глаз Вольфрам пока что будет продолжать изображать охранника в баре Бороды, после чего энтузиазм парня слегка поутих. Также кровь из носу был необходим сильный союзник, который – тут старлей некрасиво усмехался – который в критической ситуации выступил бы прикрытием – считай «пушечным мясом». Да, на этом этапе потери были неизбежны, но тут на ум приходили сразу две поговорки: «лес рубят – щепки летят» и «нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц». Жертвовать пешками для выигрыша партии Зубину представлялось вполне нормальным и даже тактически оправданным. Вольфрам был согласен.

Союзник нашёлся там, где его менее всего надеялись найти: старлея и его адъютанта взяла под крыло группировка наёмников. Вступительным взносом послужила рассказанная Зубиным скрупулёзно составленная выжимка из «Панихиды» – разумеется, всех карт раскрывать полководец не стал. Через некоторое время при таинственных обстоятельствах без вести пропал Центурион, командир базирующихся на станции переработки отходов наймов, и Зубин встал во главе небольшого, но отлично экипированного отряда. Революция понемногу наращивала мускулы.

Благодаря своей настойчивости и удаче довольно скоро друзья удостоились аудиенции ни много ни мало у самого Шакала, главы Синдиката наёмников. Сначала их долго везли с завязанными глазами на вертолёте, потом пересадили на БТР, а в конце минут сорок водили по каким-то, судя по звуку шагов, катакомбам. К Шакалу пропустили только Зубина, и о чём там говорилось, можно только гадать. Во всяком случае, вышел старлей повеселевший, хотя и вусмерть измотанный, и шепнул Вольфраму, что им, мол, «дана зелёная ракета». Наймы заняли выжидательную позицию: помощи дать по понятным причинам не рискнули, но и палки в колёса, судя по всему, вставлять не собирались. Зубин полагал, что своим косвенным содействием отправлению «Панихиды» мерки рассчитывали остаться в плюсе при любом раскладе и, не очень-то веря в успех его предприятия, надеялись на неизбежное увеличение количества заказов.

Следующий этап скадовчанина несказанно удивил: Зубин заявил, что они отправляются на «Росток», а точнее – в тамошний железнодорожный отстойник. На закономерный вопрос: «На хрена?» командир весело оскалил зубы – и выдал: «Нам нужен поезд, Вольфрам. Целый неповреждённый состав». На повторное «На хрена?» старлей расхохотался, обозвал друга почемучкой и объяснил, что, дескать, поезд – это самая что ни на есть главная изюминка «Панихиды».

– Кстати, – хмыкнул Зубин, что-то по ходу соображая. – Мы же теперь банда, ёптыть! Да не простая, а золо… тьфу ты чёрт… интернациональная! А поелику супостаты великого и могучего не умеют, предлагаю нашей с тобой, Вольфрамыч, авантюрке альтернативное названьице: Dirge for the Planet, как тебе? Хорошо? Ну вот и хорошо, что хорошо. Короче говоря, равняйсь-смирно, ать-два! Двигаем на «Росток»!

* * *;

Гроза

«Забавно, – подумал Зубин, перекатывая голубой одуванчик из одного угла рта в другой. – Я опять стою на этом пригорке. Может, ему имя какое дать или… не знаю… стелу соорудить? ЗДЕСЬ БЫЛ ЗУБИН. Будет место паломничества всякой швали после того, как отгремит моя «Панихида».

Он выплюнул изжёванный цветок и обернулся на звук тяжёлых шагов. Подошёл Вольфрам с докладом. Лицо его было кисло – своей работой охранника наёмник уже изрядно тяготился.

– Только что сообщили – восьмая платформа, считай, готова. Броню навесили, пушки поставили. Даже буксы заменили. Вовремя я их тормознул, а то бы и покрасить вздумали.

Зубин довольно прищурился – это у него означало высшую похвалу. Приготовления к «Панихиде» шли с опережением в несколько дней, что, конечно же, не могло не радовать.

– Насчёт фраерка этого… Андрея, – презрительно протянул Вольфрам. – Накрыли его ребятки мои, упаковали, к вечеру на базу номер девять притаранят – готовым к употреблению.

– Невысказанные вопросы – самые мучительные, да, Вольфрам? – хохотнул Зубин. – У тебя в каждом глазу по «на хрена»!

– На хрена? – послушно повторил сбитый с толку парень.

– Есть такое слово – «надо»! – совсем развеселился старлей. – Поверь, брат – в этом уравнении лишних переменных нет: каждый «икс» в результате станет полновесным «игреком», причём в нашу пользу!

– Ты босс, тебе виднее, – недовольно проворчал ничего не понявший Вольфрам. Зубин посерьёзнел.

– Что с тягой?

– Пригнали новый локомотив. Теперь ещё парочка – и выйдем на расчётную мощность. В общем и целом – всё по плану, товарищ командир!

– Молодец, Вольфрам! – хлопнул Зубин друга по кевларовому наплечнику. – Я доволен! Хорошая работа! Думаю, мы с тобой с полным правом заслужили небольшой отдых. Забей-ка ты столик у Бороды да распорядись там, чтобы всё чики-брики, только прошу тебя – скромненько, без «Бейлисов» и прочей лабуды, как в прошлый раз – лишнее внимание нам ни к чему, особенно сейчас. Ну, иди, друг, иди.

Оставшись один, Зубин вынул сигаретину – но, не донеся до рта, точно оцепенел. Вечерело, осеннее ржаное солнце наполовину скрылось за горизонтом, и на фоне огромного пылающего диска отчётливо вырисовывались горбатые силуэты избушек Сгоревшего Хутора. Ветер нешуточно крепчал, бурля набрякшими сизыми тучами и пригибая хилые деревца к самой земле, вдалеке негодующе чертыхался гром. И всё это природное безумие было до того исполнено непередаваемой первозданной красоты, дикой первобытной самодостаточности и неподдельной завершённости, что Зубин застыл как вкопанный, не в силах сдвинуться с места. Этот мир, приговорённый им к ликвидации, был гармоничен и совершенен будто легендарный Золотой Шар, и в мире этом не было ни единой щёлки для него, маленького мальчика Саши Зубина, где бы тот мог переждать надвигающуюся катастрофу. Каждая травинка вокруг него кричала во весь голос – Я ХОЧУ ЖИТЬ! – и каждый сорванный лист чертил в воздухе огненные буквы – Я ХОЧУ ЖИТЬ! – и каждый прячущийся под землю мутант выл на своём языке – Я ХОЧУ ЖИТЬ! Солнце неистово металось свирепым пламенем по чёрным костлявым крышам, подбираясь всё ближе и ближе к скорчившимся в углу комнаты людям, а Ольга, прижимая к себе Серёжу и Катю, кричала как заведённая: ЖИТЬ! ЖИТЬ! ЖИТЬ!

Зубин опомнился и в ярости смял сигарету в кулаке. Наваждение схлынуло. Солнце почти зашло, тучи наползали друг на друга и сшибались с закладывающим уши грохотом, пригорок ходил ходуном, в болотном зеркальце, испуганно втягивая голову в плечи, дрожало перевёрнутое небо. Зубин сплюнул – и, нахмурившись, провёл перчаткой по лицу.

Перчатка была мокрой.

Истошный вой, в котором не было ничего человеческого, разнёсся над болотами. Человек кричал, выхаркивая обвившего сердце чешуйчатого аспида, брызжа желчью пополам с ядом, выблёвывая всю свою ненависть вместе с кровью, и этот пещерный рёв, наверное, был отчасти понятен забившемуся в нору псевдопсу да какому-нибудь психокинетику – но буде услышанным другим человеком, он, вне всяческого сомнения, был бы принят за крик неизвестного до сих пор зверя.

Содрав перчатку, Зубин швырнул её вслед за изувеченной сигаретой, исступлённо растёр досуха лицо и направился к «СКАДОВСКУ».

Солнце село, и тотчас Зону накрыла непроглядная тьма – ни луне, ни звёздам было не пробиться через тучную штормовую мешанину. В траву упала первая холодная капля, в воздухе запахло электричеством. Неумолимо приближалась невиданной силы гроза.

=========

В произведении использован фрагмент повести братьев Стругацких «Пикник на обочине», а также персонажи видеосериала «Иерихон 2» сталкера Данилы «Хабара» Иевлева.

=========

Ссылка на плейлист упомянутого сериала –
Ссылка на одноимённый видеоролик по настоящему сценарию – https://youtu.be/VLDETQ30hS8. Приятного просмотра!