Процесс развития

Что влияло и когда начал замечать.

Ещё в детском саду наши с Вовкой раскладные кроватки оказывались рядом, и когда нас укладывали на дневной сон мы, накрывшись с головой бормотали друг другу «волшебные» слова, которые где-то услышали: «и так дале, и так дале, и так дале, дале, дале».

Нам казалось, что это отличает нас от других.

Это чувство меня, волновало и как -то возвышало в собственных глазах!

Следующие воспоминание, - разбуженная заноза национальности!

Из-за этого я постоянно ощущал собственное одиночество.

Когда, по вечерам я возвращался из музыкальной школы, где терзался над скрипкой, Людка, зная, что моя скрипка в матерчатом футляре старалась повредить её своим настоящим футляром, а уличные зеваки ей помогали.

Стараясь защитить скрипку, и прокрывал её телом я отбиваться не мог.

Защиты не было – отец уже сидел, а мама заботилась о младшем брате.

Окружение заставляло быть в постоянной готовности.

Так и рос, между восторгом и настороженностью.

Подозревая всех, защищался как мог, и как понимал.

Во втором или третьем классе я заявил нашей учительнице - Людмиле Георгиевне что она потому снизила мне оценку, что я еврей.

Она заволновалась и начала водить меня по рядам, показывая оценки других детей.
Мне стало смешно и, чтобы не смеяться я кусал щёки изнутри.
 
И в шестом, я всё ещё был одинок, отвергаем и без друзей.

Правда был один еврейский мальчик, родители которого хотели, чтобы мы дружили, но он был робок и стеснялся своего отца – инвалида войны.
 
А тот стеснялся своего протеза и дома, при любой возможности ходил без него перебираясь с помощью костыля.

Родители мальчика назойливо зазывали в гости, надеясь расшевелить его, потому что я был, как говорят на идыш – «а иде будёновец», а на украинском – «шибенык» - висельник, сорванец.

А мне хотелось равноправия среди сверстников, где я, и это всем было видно, был не хуже, и внимания девочек, которые начинали нравиться.

Был у нас молодой учитель физики, которого из-за внешности прозвали «монголом» и я, чтобы вызвать симпатию одноклассников, озвучил кличку ему в лицо.

Их одобрение было минутным, а его наказание длительным – хорошей оценки я у него долго не получал.
 
Пришлось, готовясь к его урокам, заранее вычитывать учебник.

***

В ежемесячном журнале «Наука и жизнь» я начал находить статьи по физике, а затем, устроив абажур из газеты и засиживаясь допоздна, читал этот журнал от корки до корки.

Погрузив комнату в таинственный полумрак и не пугаясь обилия незнакомой информации я, всё более увлекался разными отраслями, мне нравилось, когда мог что-то понять и я рос в собственных глазах.

Школьная физика уже не казалась какой-то «заоблачной» наукой, и на уроках я начал выделяться среди одноклассников.

И не только в физике.
 
Мне понравилось учиться!
 
Преподавателю пришлось согласиться ставить мне отличные оценки.

Постепенно он меня простил и позвал помогать строить макет электронной лампы триод.

Я стал привилегированным и, в отличие от других мог, когда было нужно, запросто заходить в лабораторию и учительскую.

Там, в лаборатории я заприметил ящик, стоящий без пользы.

В нём находился менисковый школьный телескоп системы Максутова, который я выклянчил себе домой.

***
Увлёкся астрономией, начал её изучать.
 
При безоблачном небе, по вечерам и ночам мог часами проводить за телескопом, открывая для себя всё новые дали и сердце моё замирало!

Хорошо, что уличного освещения, растворяющего темноту почти, не было.

Астрономию учили в 10 – м классе и я напросился присутствовать на уроках.

Преподавал её тот же физик и мы быстро почувствовали, что я знаю больше него.
Поэтому он предложил мне, в его присутствии вести уроки по астрономии.

Как я был горд!
Продолжая учиться, в восьмом классе я, в педагогическом институте областного города, заочно сдал университетский курс по астрономии.

Не потому, что я был таким умным, а потому что преподаватели сами «плавали» не только в материале, который был им не интересен, но, также как и я, в серьезной математике, поэтому вопросов не задавали.

Пацаны меня зауважали, но мне их уважение уже было не нужно!

Я, почувствовав себя отличным от других, наполнялся самоуважением.

А после того, что на глазах всей школы я зафотографировал 15.02.1961 года весь цикл полного солнечного затмения, директор школы убедил городское руководство купить школе планетарий, который бы служил всему городу.

На этом дело и остановилось – нужно было здание, но на этом этапе поддержка закончилась и ящики с содержимым планетария я видел в коридоре пока я не перешёл в старшие классы другой школы.

Потянулись и девочки, но я стал переборчив.

***

В спорте, где я занимался штангой, тоже появились результаты.

По просьбе тренера подбирал ребят в юношескую сборную, и она создалась.

Стал появляться в городе в компании штангистов взрослой сборной, которых тренер, отучая от водки, водил в гастроном пить томатный сок.

За этим следили чьи-то злобные глаза.

Толик Реккерт, был найден убитым, на одном из откосов угольного разреза.

Перед смертью был сильно избит.

Выступая в полусреднем весе, он, мог бы сравниться с Железным Гавайцем – Томи Коно, но это при условии, что у него были бы нормальные условия и питание.

Его друг - Гришка Ярош, который выступал в тяжёлом весе, напился и попался в драке.

Имея уже не первую судимость, он получил 5 лет.

А я, оставшись в одиночестве, тоже попал в драку.

Из больницы вышел через три недели после трепанации черепа.

Всё полетело к чёрту – все победы в олимпиадах, и все мечты сравняться с президентом Академии наук – Келдышем.

Врачи запретили мне напрягаться как физически, так и ментально.

Я стал бесправным «белобилетчиком» - без многих прав.

Приговор?

Ну, нет!

Одевая широкую (сантиметров – 7) резинку, чтобы скомпенсировать дыру в черепе, понемногу начал тренироваться.

Но, нет!

К соревнованиям меня уже не допускала лечебный врач!

***

Чтобы не перегружаться эмоционально, решил поступать в медицинский институт –туда меня привлекали великие соображения и то, что там было только три экзамена.

Но и тут не прошло – дважды, несмотря на достижения в олимпиадах мне снижали оценку.

Высокий конкурс, поступления не позволял!

А два года пролетели!

Я был не один – красивая и недоступная девочка – дочь Людмилы Георгиевны только с пятой попытки поступила в медицинский институт.

И я, прислушавшись к убеждениям родителей, говоривших, что на вступительных экзаменах меня будут постоянно «срезать», на третий год решил поступать на общетехнический факультет в филиал горного института с вечерним обучением, открывшегося в нашем шахтёрском городке.
 
Привлекло то, что что там был факультет электротехники, через которую я всё-таки надеялся приблизиться к своим мечтаниям.

Кроме того, я не должен был уезжать - мог жить и питаться дома – немаловажный фактор.

Здесь, при поступлении, тоже выслушал от председателя комиссии:
- этого проверьте – он думает, что знает физику, и несчастная приезжая женщина - экзаменатор по фамилии Бурда, не зная кто сидит, напротив, начала, вместе с ним пытать меня по астрономии.

Для них это, видимо, был высший пилотаж.

***

В занятиях «тянул» на красный диплом, а мои соображения увлекли одноклассника, который поступил в ХИРЭ (харьковский институт радиоэлектроники).

Однажды с ним приехал старшекурсник, который услыхал о моих мыслях и мечтах, захотел познакомиться и уговорить перевестись к ним.

Они, на какой-то кафедре делали искусственный глаз, который уже различал три цвета.

Поехал я в Харьков, но на мою беду, в этот день в газетах было напечатано постановление о призыве в армию всех вечерников и заочников.

Всё к одному!

Такое невезенье!

Уже в поезде я узнал об этом.

А, когда я показал свою зачётку декану факультета, куда меня звал старшекурсник, декан в открытую спросил меня хочу ли я избежать армии?
 
Я, поняв, что и с этой стороны у меня перекрыт ход в науку, вернулся домой и продолжил учиться у себя.

Все мои, казалось бы, «таланты», никому не были нужны, за развитием Келдыша в юности я не успевал – везде для меня были «завалы» и «заторы».

Ну, что, «залечь на дно» и забыв, отказаться от всего?

***

К этому времени я уже женился, перевёлся в ОПИ и начал работать техником в КБ.
Зарплата маленькая, окружение незнакомое и необычное.

Нельзя сказать, что мне было удобно в нём – интеллигенция мне не была знаком, а здесь было интеллектуальное общество почти сплошных коренных одесситов со своим, незнакомым мне фольклором и юмором.

Сидя за собственным столом, у собственной чертёжной доски я начал заниматься незнакомым и, как оказалось, нелюбимым делом.

Толку от меня, как проектировщика было мало, и я получал простейшие задания – в электромеханическом отделе чертил маленькие механические детальки.

Так меня учили затачиванию карандашей и премудростям черчения: оси, пунктирные линии, разрезы, вырывы в нужных местах, чтобы показать то, что внутри, планы, проекции – что за мура!

Удар по самолюбию!

Ко мне присматривались и изучали, а я прислушивался к происходящему вокруг и тоже «мотал на ус».

Большой отдел – более пятидесяти человек и у всех было своё мнение - я в этом не сомневался, потому что со мной – «деревенщиной» всё-таки разговаривали и, каким-то образом узнали, что я способен писать стихи!

Для какой-то гулянки в отделе меня попросили написать несколько эпиграмм, а я попросил охарактеризовать «клиентов», подсказав их отличительные качества.
Произошло некоторое сближение.

***

Но жизнь вокруг меня бурлила и вне КБ – новая семья, уже родившийся ребёнок, постоянные подработки из-за нехватки денег… и покатились мои успехи в учёбе вниз – где тут было учиться!

Даже думал ехать строить коровники на Камчатку.

Пришёл к начальнику отдела – профессору по совокупности изданных трудов, просить о возможности длительного отпуска.

А он предложил мне подработку на скорой помощи, где у него была знакомая.
Денег меньше, но жизнь не ломается.

Я согласился!

Ещё один новый коллектив – другой Одессы.

И постоянная усталость!

Почти все инженеры, работавшие в отделе, закончили тот же факультет ОПИ, где учился и я.

Отдел стал экспериментальной базой кафедры.

От чертёжной доски отправили меня на всякого рода «подхваты» - считать сбои станка, работавшего в автоматическом режиме, экспериментировать с дозатором для кандидатского диссертации главного инженера КБ, представителем КБ в «холерный» батальон или что-то копать.

В общем, в каждой бочке быть затычкой!

Будущее продолжало быть смутным!

Один из ведущих конструкторов даже спросил меня насмехаясь: когда ты станешь человеком?

 Вспыхнув, я ответил – раньше, чем вы и, сделав паузу, договорил - думаете!
Знакомство с новыми людьми, освежало горизонты.

Но нужно было думать, как быть дальше!

После долгих сомнений я согласился с тем, что нужно уезжать в Израиль.

Тогда, во время войны Судного дня это означало расставание навсегда с родителями, братом и всем привычным!

По просьбе начальника отдела, пришлось, чтобы не бросать тень на всех сотрудников, уйти из КБ «по собственному желанию».

***

Приехав в Израиль, я понял, что в новой стране, с новыми законами, людьми и без знания языка, будущее нужно будет строить с нуля.

Нашим преимуществом были молодость и инженерные дипломы, что тогда было редкостью.

Я начал работать в армии.

Но попытки использовать свои знания, чтобы принять участие в развитии или совершенствовании процессов, на работе принимались с подозрением и старательно отрицались.

Оттуда я уехал как будущий солдат вражеской страны, а здесь воспринимался с подозрением, как «засланец».

Обозлившись, я принял поспешное и, возможно, неправильное решение – отказаться от желания кого-то чему-то научить или что-то изменить.

Не хотите и не надо!

И ушёл «в подполье» - никому ничего не говорил, не рассказывал и не пытался доказать.
 
Было принято решение – самое лучшее, самые большие усилия отдавать детям - стать благодатной почвой для следующих поколений.

Так из мечтаний сравниться с президентом Академии наук Келдышем я. В  своих  мечтах, опустился до признания необходимости стать удобрением.

Ну, не совсем уж фекалиями, но преимущество для развития было отдано детям.

Квартиру мы получили в заброшенном районе на окраине небольшого тогда города, правда в котором находился знаменитый институт Вейцмана.

Он находился на противоположной окраине, где цены на квартиры были выше.

Население, распределялось соответственно – те, кто мог быть мне близок, старались жить и работать там.

Школы, в которые ходили наши дети были разными и зависели от района жительства, но кружки, куда они ходили, часто оказывались общими.

Там мы и знакомились с родителями.

Местные снобы воротили язык от моих ошибок в речи, но были и такие, которые относились к этому благосклонно.

Как они признавались, их бабушки, а часто и родители, грешили тем же.

Страна была молодой, маленькой и, сравнительно безлюдной!

Многие друг друга знали.

Это мы, разорвав связи с семьёй и друзьями должны были знакомиться с новыми людьми и строить с ними отношения.

Часто это были такие же новоприбывшие(олим), что и мы.

Но, быстро распознавая знакомую ментальность мы, к частому неодобрению одной из сторон, эти отношения разрывали.

***

Круг новых друзей создавался нелегко – лишь иногда находились общие точки соприкосновения, которые непридирчивые и терпеливые старались сберечь.

На работе, где все были из «одного заезда», мы имели возможность поговорить и находились похожие интересы.

Создалась небольшая группа с общим интересом – в Шомроне закладывался город Ариэль.

Нас, как самых молодых и перспективных, позвали присоединиться и мы, побывав там, загорелись самой идеей, сдали психотесты (руководители проекта хотели создавать город будущего) начали приезжать туда на ночные дежурства по охране периметра, а по субботам и просто в гости к появляющимся друзьям.

Создавалась большая семья мыслящих, как и мы, которая нам нравилась.

Но быт разрушил эту идиллию!

Работать там было негде, а оставлять уже двоих детей в детских садиках было боязно – ехать с работы до Ариеля, который находится в окружении арабских сёл, занимало в обе стороны три часа.

Да, 9 часов на работе – это если без частых переработок, а если с ними, то с дорогой все 15 – 16 часов дети будут без нас.

Без нашего влияния и защиты.

А неспокойно там был всегда!

И, после того как я увидел незнакомых людей, которых раньше никогда не встречал на охране периметра, скупавших домики блоками, я понял, что там создаётся другое общество, в котором я бы не хотел быть и видеть в нём своих детей тоже не хотел.

В общем, отказался я от мысли стать поселенцем!

***

Вернулся в свой микрорайон и, в свободное время, пытался там создавать среди детей желаемую атмосферу.

Родители были счастливы тому, что появился «придурок», который занимался их детьми.

Устраивал им разные соревнования, решал споры и отвечал на вопросы.
 
Читал на улице книжки, которые, как мне казалось, могли бы быть им интересны, но всё чаще приходилось объяснять им значение таких слов, как «полночь», «сумрак» и т.д.

Дети язык теряли!

Очень быстро их компания рассеялась – интересно было только моим детям.

Тогда я решил показать всем луну через подзорную трубу, но прибежала какая-то мамаша из местных и начала верещать, что её ребёнок не бог и не должен смотреть на небо.

Дикая баба!

***

Услышал я, что у нас в городе недавно появилась «открытая школа».

Дочь уже училась в обычной и музыкальной – благо в наше время приехало много учителей музыки, а для возраста сына – эта школа было как раз.

Он, после детского сада уже мог самостоятельно есть и справлялся с одеванием после туалета.

Но мечты о Келдыше во мне ещё не потухли – я питал надежду, что это может воплотиться в наших детях.

Пришёл, познакомился с директрисой – крупной женщиной по имени Нира.

Доктор психологии – она, из семьи основателей города, смогла увлечь тогдашнего мэра идеей такой школы.

Нашлось и место, и бюджет, и молодые учительницы, которых эта идея тоже увлекала и которым не нашлось место в обычных школах.

Когда я пришёл туда, мне понравилось то, что расписание занятий было свободным, двери в классах не закрывались и дети могли переходить от учителя к учителю, выискивая, где им интересно.

Я увидел малыша - первоклашку, который сидел на ступеньках с учебни -ком третьего или четвёртого класса и решал оттуда задачки – можно было писать прямо в учебнике.

Это поразило, и я определился!

Стараясь быть в курсе происходящего, я часто бывал в школе помогал Нире, где мог – где-то починял, что-то строил, иногда она делилась своими планами и терпеливо выслушивала соображения, высказанные моим косным языком.

А дома мы интересовались чем они занимались и какие уроки он должен был делать.
Человеку было 4,5 года – он только выбрался из детского сада.

Какие уроки?

Правда, их часто возили на выставки, представления и музыкальные концерты, где объясняли, что, в той или иной картине хотел сказать художник и о чём «поёт» тот или иной инструмент.

А когда не водили, то позволяли свободную жизнь.

И дети, уходя, время от времени из классов, этим пользовались, во что-то своё играясь проводя целые дни на любимом дереве.

Правда, когда появилась учительница английского языка, необычная «игрушка» увлекла детей и они её уроки не пропускали.

***

Так продолжалось полтора года и мы, привыкшие к другому порядку в школе и заподозрив, что в ней собираются дети с отклонениями, не выдер -жали и перевели сына во второй класс обычной школы.

Там, в первой же контрольной, он умудрился сделать ошибку почти в каждом слове, а в некоторых и две.

Но это быстро исправилось, зато в общем развитии он, по сравнению с одноклассниками, среди которых у него долго не было друзей, сделал большой рывок.
Воспитание, которое мы предложили детям, мешало им вписаться в детское окружение на этой окраине города.

Но я не сдавался, подымая планку собственных требований на более высокий уровень.
Был заплыв через озеро Кинерет.

Дети занимались плаванием, а я уже давно был не в форме и потрениро -вавшись, понял, что могу их сопровождать.

Первый год, опасаясь послать самого, я поплыл с сыном.

Потом, когда мы уже возвращались домой он с гордостью говорил, что мы честно проплыли всю дистанцию.

На следующий год и дочь тоже решила не отставать.

С медалями в руках они только вызывали зависть и насмешки сверстников – их  родители не собирались ради них менять свои привычки и образ жизни.

Первой это почувствовала дочь.

Мы старались развивать в ней качества, большого интеллектуального мира.

Несмотря на то, что она уже участвовала в заплыве, получила медаль, была и воспитанней, и музыкальней других, в компании детей её не принимали, подражать не хотели и считали, что она задирает нос.

Она, музыкально воспитанная классической учительницей, не позволяла себе как её сверстник, бренчать популярные шлягеры в своих детских компаниях и мы её в этом поддерживали.

Поэтому обвинив нас в том, что мы ей помешали во внедрении в общество детей, она сделала свой вывод и отказалась от музицирования.

***

Прекратив её муштру (а иначе это нельзя было назвать), мы и сына отпустили на «вольные хлеба»!

Но они были разными людьми с разными характерами и устремлениями и, кроме того, она была старшей, ошибки в воспитании которой, мы исправляли с сыном!

Музыкой он сам захотел заниматься, но ограничился гитарой.

Правда надолго его не хватило, а я, перестав давить, уже не следил за ним с секундомером, как за дочерью.

Отказавшись от музыки, дочь друзей не приобрела и, оказалось, что и в занятиях успехи её не улучшились.

Примеры и задачи, которые дома она решала запросто, на контрольных в школе ей давались с большим трудом.

Наша принцесса откатывалась в успеваемости далеко назад.

Это уже была средняя школа и нам посоветовали обратиться к психологу.

Услуга, несмотря на направление из школы, была платной.

Психолог потребовал присутствовать на сеансе всей семьёй.

Поняв, что мы не так давно приехали в страну, он с этим связал проблемы девочки.
У других этих проблем не было, а у неё - да!

Она уже была личностью и не хотела быть такой как другие!

И это заметила директриса – её семья когда-то приехала из Германии и воспитание было близким.

Они и направила нас к психологу.

Как помощь психолог предложил дочери медитацию.

Мы его рекомендациям не верили – какой толк в бормотании и многократном повторении мантры,

«Харе Рама, харе Кришна,
Харе Кришна, харе, харе».

которая отупляла мозг.

***

И начали брать ей репетиторов.

Результаты были, но они не соответствовали усилиям.

В чём дело?

Не хотелось думать, что наша принцесса ущербна.

Но мы упрямо продвигались к получению аттестата зрелости уже в гимназии как вдруг, в конце 11-го класса меня вызвали в школу.

С тяжёлой душой я пришёл на встречу с классной руководительницей к которой прилипла какая-то одноклассница - подлиза, увидевшая нас, и предвкушая расправу. радостно заулыбалась.

Что-то здесь было не в порядке!

Возникло подозрение, что мою дочь топили!

Приговор был суровым – 7 неудовлетворительных оценок не позволяли ей перейти в следующий класс.

Её могли перевести в класс для неуспевающих.

Нашу принцессу!

 Уже в коридоре, увидев свою девочку согнутой бедой, понял, что такой я её видеть не хочу.

Пусть без аттестата, но её жизнь должна быть полной и яркой!

Забрали документы из этой, знаменитой школы и перешли в незнаменитую заочную.

***

В том году её окончили две девочки - дочь члена парламента и наша.
 
Через 8 лет в 26 она уже была со второй степенью знаменитого американского университета, обогнав по образованию как большинство одноклассников, так и свою классную руководительницу.

А, через несколько лет, такая же история повторилась и с сыном, но тогда уже, в израильских школах признали существование дислексии, и знали, что нужно с этим делать и как градуировать.

Оказалось, что его оценки становились намного лучше, если он получал возможность отвечать устно.

Кроме того, на вполне законных основаниях он получил право на дополни -тельное время на контрольных или экзаменах.

Всего 10% дополнительного времени – это добавляло ему уверенности.

Уровень оценок резко поднялся!

***

Он ходил в кружок по астрономии и нам предложили послать его на недельную тренировку в космический центр США.

Это было инициатива Гора – вице-президента тогдашнего президента Штатов, Клинтона.

Каждая страна могла послать мальчика и девочку.

Преподавательница – урождённая США, предложила сделать большое путешествие по северным, западным и южным штатам, добравшись до Алабамы, где должны были проходить занятия юных астронавтов, которые субсидировали заводы кока-колы.

Мы организовали деньги на эту поездку, которая стоила немного, потому что молодые профессора – друзья преподавательницы хотели побыть вместе, взяли минибус и ехать всей компанией по маршруту, заезжая в парки и обсерватории.

Когда мы согласились, парень – ему тогда было 14, подпрыгнул от радости.

В посольстве, когда мы поехали за визой он, услышав мой «корявый» английский, сам ответил на все вопросы чиновницы.

Но нас волновало то, что до точки встречи всей группы он должен будет самостоятельно сделать два перелёта.

Если в Н.Й. для того, чтобы попасть на нужный ему рейс, он должен будет переехать из одного аэропорта в другой, то между следующими рейсами в Северной Дакоте, у него было всего 40 минут.

В Н.Й. ему помогли наши знакомые, летевшие этим же самолётом, а дальше он должен был справиться сам.

Он справился!

***

Основной частью денег на поездку, вход в парки и обсерватории распоряжалась преподавательница, а на личные расходы сын не рассчитал и в Алабаме остался без денег.

За несколько часов до отлёта его настигли деньги, которые мы ему пересылали.

Прилетел он, вызывая удивление в аэропорту, в рабочем комбинезоне астронавтов, который он, вместе с другими необычностями, там купил.
 
На следующий год он провёл неделю в университете в Англии, где должен был, как знающий русский язык, приветствовать первую женщину-космонавта Валентину Терешкову, но застеснявшись на встречу не пошёл.

Так случилось и у меня, когда я в украинском Артеке не пошёл на встречу с Морисом Торезом – главой коммунистов Франции.

Ещё через год должна была быть поездка в Калугу – родину Циолковского.

Добираться из Москвы нужно было поездом самостоятельно, и я его не пустил.

Мы, к этому времени успели с ансамблем проехать поездом от Москвы до Вильнюса, и я бы не хотел, чтобы сын приобрёл этот опыт, потому что выросший в другом мире он не мог бы понять опасность жестов и взглядов, которые можно было там встретить!

Перелёты в Штатах, в возрасте 14 лет меня не тревожили - лишь бы не растерялся, а в российском поезде, в возрасте 16, опасность была ощутимой.


***
Дочь, как участница нашего ансамбля, в поезде Москва – Вильнюс была, но мы были рядом.

В Москве она, знающая язык, была гидом для других и, получив рекомендации от наших хороших друзей, могла посещать с ними многие доступные места.

И она, проявляя чудеса настойчивости и пронырливости там побывала.

Мы встретились с ней у входа в знаменитый ресторан «Прага», куда нас не хотели пускать.

Она назвала имя какого-то официанта и нас пустили.

Этот официант, впоследствии, прибыл в Израиль на своей яхте и организовал пекарню, выпускающую какой-то знаменитый вид хлеба.

***

У дочери родилось трое детей, и старшая, параллельно школе, начала учиться, в университете.

Было нелегко и нужны была помощь в дополнительных уроках по математике.

В один из моментов, когда родители были за границей, у неё наступило отчаяние, и мы сказали, что будем оплачивать эту помощь.

Нужно будет один урок – она получит, нужно будет два урока – она получит, нужно будет десять – она тоже получит.

У девочки появилась уверенность, что её не оставят без помощи.

Так, параллельно школе она окончила университет и оказалась в престижном месте в армии.

Её младшая сестра тоже пошла по её стопам, но это было не её – тянуло в медицину.
В армии была направлена в ВВС, но требовала быть медсестрой, была направлена на курс и, на церемонии окончания, была единственной, в светлой форме ВВС.

Среди марширующих в форме цвета хаки, её можно было видеть издалека.

Поступила в мединститут, который был Загребе – столице Хорватии и после трёх курсов перевелась в Цфат.

***

Их младший брат тоже пошёл этой дорожкой, но несмотря на отличные математические способности, это направление ему не понравилось и, бросив, он перешёл в другой университет, где успешно учился его соперник – одноклассник.

Стимулом было то, что в шахматах, плаванье, джудо внук побеждал, и здесь тоже не хотел отставать.

Но чистая математика его не прельщала и, проучившись год, он в третий раз поменял институт, поступив в Технион, чтобы заниматься теорией компьютеров.

Сегодня, став отличником президента (ректора) он, закончив первую степень, делает вторую.

***

Сын, получив отсрочку для учёбы, сделал первую степень по специальности, которая требовалась в армии, стал офицером и, через две недели после окончания срочной службы, подал в отставку, отказавшись от следующего звания, потому что его хотели использовать не по специальности.

Пока он был на срочной службе его могли использовать по необходимости, а на сверхсрочной должны были предоставить должность по профилю, но места ему не нашлось и отставку приняли.

Толчок, который, ещё в раннем детстве, произвела в его сознании открытая школа, позволили ему на гражданке не бояться разных направлений, и он начал приспосабливаться к новым, незнакомым для него специальностям.

Недостаток в знаниях, если это было нужно, он после работы, заполнял соответствующими курсами.

Так, не отрываясь от работы, он в Англии сделал вторую степень по организации производства.
 
Только защищаться нужно было там, как и дочери в Штатах.

Английский, соответственно, нужно было знать в совершенстве, но это везде пригодилось!

Старается делать карьеру, но, когда «упирается в потолок», что бывает нечасто, меняет работу.

***

Любовь к астрономии, которая его увлекла, передалась и сыну, у которого тоже обнаружились математические наклонности.

За его прилежностью в учёбе, старшей и младшей сестёр, следит жена – доктор биологических наук.

На сегодняшний момент ни у кого из внуков нет желания делать академическую карьеру.

Жизнь покажет!