Музыкант. Рассказ

Поразительный факт, но с раннего детства ничего не вдохновляет детей так, как музыка. Она будит их по утрам трелями птиц, укладывает в кровать колыбельной матери, успокаивает звоном игр в течении дня.
- Дзынь! - и ты уже совсем другой человек. Хоть ещё в одних ползунках, но уже слышишь, воспринимаешь и, значит, чувствуешь.
А если на ребёнка этот звук действует, значит существует некоторая страна звуков. В ней маленькие волшебники-гномы бьют в неиссякаемые колокольчики, лепечут над детским ухом бесконечные истории звука улиц из гула голосов и шума дождя, волн, лесного ветра, каблуков, переплетая их с образным, выдуманным миром, звуки которого из скрипа двери шкафа превращаются в скрежет скелета двоюродного прадеда и делают из наших юных капитанов, при помощи шума воды умывального крана, путешественников в дальние страны.
А потом в их жизни появляются музыканты - люди с волшебными инструментами, добавляющие яркие звуковые краски уже созданному в воображении миру.
 - Мама, слышишь, я кричу от счастья? Я пока не волшебник, но уже умею петь. - так появляется первый детский , неосознанный звук «А» среди большого столпотворения концертного зала, аэропорта, массового праздника. Так наш юный музыкант впервые открыл рот, чтобы издать своё первое соло в оркестре наступающей жизни. С тех самых пор он - солист.

Судьба нашего солиста свела его с музыкой также  в возрасте подштанников, и уже в 8 лет он взял гитару в руки. В дальнейшем, на протяжении многих лет, он говорил что это именно судьба заставляла его вслушиваться и ощущать новые созвучия жизни, мечтать о будущем соло.
- Мама, я хочу играть в гитару. - говорил герой,  откидывая прочь машинки и
Альбомы с рисованием.
Ему купили гитару, деревянную подставку и учебник нотной грамоты. С этого момента он стал Андресом Сеговией. Музыкой он болел с детства.
Упорный труд сочетался с характером нашего героя. Ему льстила его привилегированность гитарой, отличающая его от простых детей во дворе. И весь этот детский нескончаемый шум он считал ниже своих гамм и упражнений. В больших перерывах между занятиями он подглядывал из окна третьего этажа за Этими (детьми), понимая насколько они далеки.
- Мама, я уже музыкант?
- Да, сын, твоя музыка с тобой.
Так он на всю жизнь надел на себя лицо гитариста с яркой, впечатляющей шевелюрой и острым, римским профилем.
В 11 лет в его жизни появился первый педагог. Это был Лев, Лев во всех смыслах.
- чудак! - часто называл его Лев. Чудачества заключались в отрощенных уже в 15 лет усах и в огромной лени, сопоставимой с размерами его же ханжества. Они не совпали ни размером, ни духом. При  этом, он остался для Льва некоторым чёрным пятном, переодически посещающим различные части души педагога. Непроницаемая надменность римского носа ставила вступив процесс обучения. После 10 лет педагогической жизни они расстались молчащими приятелями.
В период ранней юности гитара отошла у него на второй план, но неотъемлемо присутствующая как выбранное, но ещё не тронутое дело жизни.
Вместе с ленью появились конкуренты. Лёня был с ним погодок, играл ярче и лучше, и уже на начальном этапе показал ему, что привилегирован здесь ни он один. Привилегированных оказалось больше и в Москве, куда наш выпускник много раз безуспешно ездил показывать свой сценический опыт.

Ему шёл 31 год, когда появилось новое увлечение. Мальчики окружали его педагогическую карьеру, для мальчиков он прилежно отглаживал воротники,
Мальчики сделали его эталоном. Один из них, негородской, прожил у него три года. Они брали билеты на концерты и не приходили на них, казались окружающим  лучшими друзьями, они вместе изучали ее - музыку.
Так появилась его новая страсть. Она  оживила и сподвигла его на новые творческие поиски. Музыка в этой жизни стала играть уже не для одного него.

Эта страшная сила страсть. Двигающая горы и ломающая города без объяснения своего направления. Страсть любящих, порождающая новую жизнь или страсть запретная, открывающая подводные течения. И та страсть, что действительно не была показана окружающим строит подземные города теневой жизни, опутывая реальность.
Божок - слово неиспользуемое в литературных абзацах, подразумевающее ханжество и надменность в выпускном отзыве его школьного педагога, обозначило сущность нашего героя в зрелости.
Страсть реально сподвигающая Шекспира на создание «Ромео и Джульетты» разукрашивает людей красотой страдания, силой чувства. Страсть же нашего героя, к сожалению, не показала себя на людях. Она не прибавила ему, к сожалению, не сценической харизмы, не личного обаяния. Страсть добавила ему поступков скрытных:
Хвалебные послания лауреатам, сплетни-россказни, идолопоклонничество. В этой подземной жизни он нашёл своих соратников и в какой то степени, новую религию.
На одном из концертов, где зрители делятся на любящих и недолюбленных, он встретил нового друга:
- здравствуйте. Ищите выход на сцену? Наслышан о вас. - С мужчиной зрелых лет они зашли в кафе поговорить. Оттуда он вышел уже новым человеком.
В его новом пути был ряд условностей: взносы, обретение человеческого Бога, отсутствие человеколюбия, олицетворение себя с суперзвездой, и, конечно, молитвы.
Так на сцене Москвы появился его ученик. Всегда опрятный, аккуратный снаружи и внутри, но при ближайшем ракурсе с ним что то не так. Как будто в отдельном его чулане есть мешок с разорванным нижним бельём, отговорки  о детских травмах и  прочие недоговоренности. Внешне этот чулан - маленький, изъян, как 2-3 ступеньки до лучшего исполнения. При этом всегда при нем есть некоторое звенящее, висящее над ним алиби - его не трогать, он будет и есть такой всегда.
Так перед нашим героем открылась Москва. Новым связям сопутствовали новые страсти. Новые, разноплановые герои его личной жизни  подкрепляли его пыл. Самому себе он признаёт - да, это болезнь. Но болезнь эта, создав отдельное ответвление в мозге, спроецировала новое, такое же болезненное ответвление в жизни его общественной.
Он встретит вас дружеством рукопожатием и попыткой приобнять. Ему свойственна мягкая улыбка и настойчивые речи, он всегда будет рад оказаться рядом и много станет рассуждать обо всем, кроме музыки.