Добро и зло. Как наука объясняет наше поведение

Люди очень давно задают себе вопросы о природе добра и зла, плохих и хороших поступков. Одни считают, что человек изначально хорош, но его портит общество. Другие, наоборот, утверждают, что человек плох и только общество может его исправить. В последние 50 лет провели множество исследований близнецов по всему миру. Они показали, что примерно 40% индивидуальных особенностей в психологических чертах личности объясняются генетическими факторами, а оставшиеся 60% приходятся на влияние окружающей среды.

Внутренняя обезьяна
В 2005 году была опубликована книга голландско-американского этнолога и приматолога Франса де Вааля «Наша внутренняя обезьяна: Двойственная природа человека». Вот что он пишет: «Среди человекообразных обезьян нашими ближайшими родственниками являются шимпанзе и бонобо, причем оба вида в равной степени близки к нам. Тем не менее это не мешает приматологам жарко дискутировать о том, какой из видов лучше подходит на роль модели предков человека. Мы все происходим от одного предка, и, возможно, один вид сохранил больше его признаков, чем другой, что делает его более подходящим для изучения человеческой эволюции. Такаёси Кано, крупнейший эксперт по диким бонобо, заявлял, что, поскольку бонобо никогда не покидали влажных джунглей (в то время как шимпанзе сделали это частично, а наши предки – полностью), они, вероятно, сталкивались с меньшим давлением, побуждающим к изменениям, и потому могут оказаться больше прочих похожими на лесную человекообразную обезьяну, от которой мы все произошли.
Жадный до власти, свирепый шимпанзе является полной противоположностью миролюбивому эротоману-бонобо. Наша собственная натура – непростой и шаткий альянс этих двух сторон. Обладая обеими этими сторонами, жестокой и сострадательной, мы уподобляемся двуликому Янусу: два наших лица смотрят в противоположные стороны.
Шимпанзе так хорошо демонстрируют жестокую сторону человеческой натуры, что очень немногие ученые пишут об их противоположной стороне. Но при этом мы крайне социальные существа, доверяющие друг другу и действительно нуждающиеся во взаимодействии с другими людьми, чтобы вести здоровую и счастливую жизнь. Самое суровое, после смерти, наказание для нас – одиночное заключение.
Мы, будучи более жестокими, чем шимпанзе, и более эмпатичными, чем бонобо, несомненно являемся самыми биполярными приматами. Наши общества никогда не бывают полностью мирными или полностью конкурентными, в них никогда не царит безраздельный эгоизм и никогда – идеальная нравственность. То, что верно для человеческого общества, верно и для человеческой натуры. В ней можно найти доброту и жестокость, благородство и вульгарность – и подчас всё это уживается в одном человеке. Нам не слишком хорошо удается контролировать древние стремления к власти, сексу, безопасности и пище, однако мы привыкли взвешивать все за и против, прежде чем приступаем к конкретным действиям. На человеческое поведение серьезнейшим образом влияет опыт».

Биология зла
В 2017 году была опубликована большая обобщающая работа профессора биологии и нейрологии Стэнфордского университета Роберта Сапольски «Биология добра и зла: Как наука объясняет наши поступки». Хочу поделиться выдержками из нее.
Миндалина располагается под корой мозга в височной доле. Если речь идет об агрессии, то в первую очередь обращают внимание на миндалину. Если стимулировать миндалину с помощью вживленных электродов, то так можно запустить агрессию. Связь миндалины с агрессией всплывает в печально известном случае Ульрики Майнхоф, основательницы «Фракции Красной армии» (изначально банды Баадера – Майнхоф), террористической группировки, бросавшей бомбы и грабившей банки в Западной Германии. До того как стать агрессивной радикалисткой, Майнхоф благополучно работала журналисткой. Во время судебного процесса 1976 года она была найдена повешенной в своей тюремной камере. (Убийство? Самоубийство? До сих пор неизвестно.) В 1962 году она перенесла операцию по удалению доброкачественной опухоли мозга. И вот в 1976 году, когда делали посмертную аутопсию, обнаружилось, что остатки опухоли и хирургический шрам вросли в миндалину.
В одном из исследований с использованием нейросканирования мозга испытуемые читали об успехах других людей. При этом, по их собственным оценкам, они испытывали зависть. Сканирование одновременно показало возбуждение в участках коры, связанных с восприятием боли. Затем следовали описания проявлений злого рока, настигшего тех изначально успешных личностей (к примеру, как их увольняли с должности). На этот раз сканирование мозга демонстрировало активацию дофаминовой системы (отвечает за удовольствие): чем выше было возбуждение в центрах боли при чтении об успехах, тем больше активировались дофаминергические пути при известии о неудачах. Так срабатывает дофаминергическая система, когда мы злоехидничаем в адрес попавшего в немилость у судьбы предмета нашей зависти.

Сила слов и глаз
Слова обладают силой. Слова спасают, лечат, поднимают настроение, подавляют и убивают. Предварение ситуации словами меняет наше социальное – или антисоциальное – поведение.
Мне больше всего нравится иллюстрировать словесную силу примером дилеммы заключенного. Это экономическая игра, в которой участники должны решать, сотрудничать им или соревноваться в каждом последующем сюжетном повороте игры. Стоит назвать игру «Уолл-стрит» – и игроки склонны меньше сотрудничать. Название «Содружество» дает прямо противоположный результат.
Несколько исследований показали, что сразу после того, как лобная кора мозга испытуемого всеми силами старалась решить интеллектуальную задачу, он делался более агрессивным, менее чутким, менее честным и доброжелательным. Будто бы лобная кора говорит: «Всё, надоело, я устала и мне неохота думать о других».
По-видимому, сложные задачи затратны для лобной коры с точки зрения метаболизма. Когда она занята решением задачи, уровень глюкозы в крови резко падает, а если дать участнику эксперимента сладкое питье, то работа лобной коры сразу улучшается. Голодный человек менее доброжелателен и более агрессивен.
Мы подсознательно ассоциируем глаза с критикой или осуждением. Если в кафе, где покупатели должны сами честно оставлять деньги за кофе, висит плакат с глазами, то полученная заведением плата утраивается.

Гормон добра и ксенофобия
Окситоцин, гормон любви, делает нас более дружелюбными и заботливыми по отношению к своим (например, к союзникам из своей команды), а вот к чужим, представляющим, как нам кажется, угрозу, – стихийно бессовестными. Де Дрё подчеркивал, что работа нейропептида, возможно, развивалась для совершенствования социальных навыков, чтобы мы могли точнее различать, где МЫ и где ОНИ.
Де Дрё провел имплацитный ассоциативный тест на подсознательную предвзятость; респондентами стали голландские студенты. В результате выяснилось, что окситоцин усилил предвзятость к двум группам «не-своих», а конкретно – к представителям стран Ближнего Востока и немцам. Участники эксперимента должны были решить, согласны ли они пожертвовать кем-то одним, чтобы спасти пять человек. По сценарию у приговоренных к закланию было имя, причем оно могло быть как типично голландским (Дирк или Петер), типично немецким (Маркус или Хельмут), так и ближневосточным (Ахмед или Юсуф); спасенная группа оставалась безымянной. Примечательно, что окситоцин заставил испытуемых голландцев бережнее относиться к «старым добрым» Дирку с Петером, чем к Хельмуту и Ахмеду.
Окситоцин, гормон любви, делает нас заботливее к своим, но грубее по отношению ко всем остальным. А это уже вовсе не всеохватывающее прекраснодушие. Это этноцентризм и ксенофобия.

Стресс и агрессия
Длительный стресс заставляет людей неосознанно сосредотачивать большее внимание на недовольных, злобных лицах. Стресс усиливает агрессию. При этом агрессия снижает стресс. Феномен смещения агрессии на почве стресса (или отчаяния) наблюдается у многих видов животных. У павианов, например, примерно половина агрессивных действий происходит именно поэтому: самец высокого ранга проигрывает в драке и начинает гонять какого-нибудь юного самца. Тот, в свою очередь, кусает самку, а самка нападает на детеныша.
Люди отточили искусство перенесения агрессии, или вымещения раздражения, на других; вспомните, насколько подскакивает количество случаев избиения жен и детей во время экономического кризиса. Вот результаты исследования о домашнем насилии и футболе. Если местная команда неожиданно проигрывает, то после этого количество случаев мужского насилия в семьях увеличивается на 10% (и никакого процентного увеличения, если команда выиграла или если проигрыш был прогнозируемым). Насилие увеличивается на 13%, если команда проигрывает в матче на выбывание, и на 20% – если команда уступает в финальной игре.
У женщин реакция на длительный стресс иная, чем у мужчин: это не агрессия, а доброта. Ее можно описать словами «приголубь и приветь», то есть заботься о младших и ищи дружбы.

Изоляция
Детенышей обезьян выращивали в изоляции, рядом не было ни матери, ни сверстников; первые месяцы и даже годы своей жизни обезьянки были лишены контактов с живым существом, и только потом их отправляли в общество других обезьян.
Как и предполагалось, для тех бедняг дело закончилось катастрофой. Некоторые сидели в одиночестве, обнимая себя за плечи или раскачиваясь, как это делают аутисты. Другие предпринимали совершенно нелепые сексуальные или иерархические эскапады. Их поведение было неуместным. Они, например, выказывали жестами подчиненность по отношению к малявкам вполовину их меньше или угрожали альфа-самцам, хотя должны были съежиться от почтения. Матери учат соответствующему контексту поведения, то есть где, когда и кому надлежит тот или иной поведенческий акт реализовать. Они дают первые уроки о плохом и хорошем поведении.
Когда я изучал павианов в Кении, мне довелось наблюдать пример такого обучения. Две самки – одна высшего, другая низшего ранга – одновременно родили дочек. Дочка из высшего ранга развивалась быстрее, что уже обозначило некоторое неравенство. Когда обеим крошкам было несколько недель, они впервые встретились. Низкоранговая малышка углядела «аристократку» и заковыляла к ней, чтобы познакомиться. Ее мама заметила это и за хвост оттянула от несостоявшейся подружки.
Так мама преподала дочке первый урок под названием «знай свое место». «Видела ее? Ее ранг намного выше твоего, поэтому нельзя просто подойти и сказать «давай дружить». Если ты ее увидишь, сиди смирно, в глаза не смотри, может, обойдется и она не вытащит у тебя еду изо рта». Поразительно, что и через 20 лет, превратившись в почтенных старушек, эти две дамы сохранили ранговую асимметрию, которой они научились тем далеким утром.

Классовое воспитание
Антрополог Адри Куссеров изложила классовые различия в воспитании. Она подытожила обширные наблюдения за родителями из трех «племен»: это были богатые семьи на востоке Манхэттена, сообщество хорошо трудоустроенных рабочих и семьи бедняков, в среде которых процветает криминал (две последние группы – из района Квинс в Нью-Йорке).
В бедном районе поощрялся «жесткий защитный индивидуализм». Там алкоголизм соседствовал с наркоманией, было полно бездомных, постоянно кого-то арестовывали, кто-то умирал. И родители старались оградить детей от улицы в прямом и переносном смысле. Их речи были свойственны метафоры, отражающие идею сохранения достигнутого: «стой на своем», «храни достоинство», «не давай другим лезть в душу». Практиковалось авторитарное воспитание, характеризующееся массой жестких, произвольных требований и правил, которые постулируются, а не объясняются; поведение ребенка в основном контролируется наказанием.
В семьях представителей рабочего класса стремились воспитать «жесткого напористого индивидуалиста». Родители уже начали подниматься по социальной лестнице и хотели бы, чтобы дети продолжили начатый путь. Их речь изобилует образами движения, прогресса, спортивной соревновательности: «двигайся вперед», «пробуй свои силы», «стремись к победе». Неослабевающее усилие, мотивированное надеждами поколений, – и ребенок будет способен покорить новую ступень социальной лестницы среднего класса.
И в той и в другой группе воспитатели прививают уважение к власти, особенно внутри семьи.
За этим следует «мягкий индивидуализм» воспитания преуспевающей части среднего класса. В данной группе подразумевались как само собой разумеющиеся будущий успех и физическое здоровье детей. Намного более уязвимым считалось их психическое здоровье; когда перед ребенком открыты все дороги, на родителях лежит ответственность поддерживать благородное движение к самореализации. «Я надеюсь, моему мальчику/девочке никогда не придется вкалывать на неинтересной работе просто ради денег». Это и понятно, ведь фольклор данной группы составляют рассказы об успешном бизнесмене, который, уже практически став владельцем корпорации, бросает всё, чтобы посвятить себя резьбе по дереву или игре на гобое. Язык родителей пестрит метафорами, указывающими на реализацию потенциала: расцвести, процветать, цвести пышным цветом. Стиль воспитания – авторитетный, где поощрение и прощение перевешивают наказание; родители с готовностью выслушивают пожелание и мнение детей; важнейшим является поддержка потенциала и растущей компетентности и автономности.

Наследственность и среда обитания
Наследуемость различных признаков, характеризующих развитие умственных способностей у детей, весьма высока – для IQ она составляет около 70%, – но только для детей из семей с высоким социоэкономическим статусом (СЭС), а у детей из семей с низким СЭС она, напротив, довольно низкая, составляет примерно 10%. Следовательно, условия высокого СЭС позволяют генам проявлять всё влияние в полную силу, а в условиях бедности их действие ограничивается. Другими словами, гены практически не влияют на развитие интеллекта, если человек растет в нищете, – ее издержки берут верх над генетикой. Так же и с алкоголем: оценки наследуемости по признаку «употребление алкоголя» оказываются ниже у религиозных, чем у нерелигиозных людей. То есть гены не играют большой роли, если речь идет о человеке, принадлежащем религиозному сообществу с запретом на употребление алкоголя.

Лидерство
Устаревшая приматология путала понятие высокого ранга и лидерства. Альфа-павиан не является лидером, просто ему достается самое лучшее. А следуют все за мудрой самкой, которая идет себе по выбранному маршруту в поисках еды – причем она именно идет, а не ведет.
А вот для людей характерны как раз «ведущие» лидеры, роль которых зиждется на понятии «общественное благо». Что же стоит за нашим выбором лидера? Одним из осознанных компонентов принятия решения относительно лидера является опыт и компетентность кандидата, а не убеждения по какому-то вопросу. В исследовании, где имитировались выборы, 68% голосов получили фотографии тех лиц, которые выглядели компетентными.
Кроме того, очень важна способность располагать к себе, вызывать симпатию. Из двух кандидатов с одинаковыми политическими убеждениями народ проголосует за того, кто привлекательнее внешне.
Параллельно с этим неосознанно оцениваются контекст и обстоятельства. Например, в период военных конфликтов голосующие отдают предпочтение людям с более мужественными чертами лица и старшего возраста; а в мирное время – людям помоложе и с более тонкими, миловидными лицами.
Все эти бессознательные предпочтения формируются очень рано. Детям в возрасте от 5 до 13 лет демонстрировали по две фотографии участников неких выборов и просили указать, кого из каждой пары они хотели бы видеть капитаном корабля. И дети выбирали выигравшего в 71% случаев.

Плохие банкиры
Ален Кон с коллегами из Цюрихского университета провел эксперимент над сотрудниками одного международного банка (не указано какого). Они играли в игру с подбрасываем монетки; за правильную догадку полагалась денежная награда. И что самое важное, игра допускала жульничество (экспериментаторы имели возможность отслеживать случаи обмана). В одной из версий эксперимента респонденты сначала заполняли анкету с обыденными вопросами об их повседневной жизни. Уровень жульничества участников, заполнивших подобную «обыденную» анкету, был принят за базовый.
В другой версии анкета содержала вопросы на тему работы испытуемых в банке. Это настраивало участников эксперимента подсознательно думать о банковской деятельности (скажем, если их просили вписать недостающие буквы в слово «..окер», то им скорее приходил в голову «брокер», а не «джокер»).
Итак, респонденты были погружены в свою профессиональную роль. И тогда уровень жульничества в игре вырос на 20%. А когда тестировали людей из других сфер деятельности (производственников, например) и настраивали их на мысли об их профессии либо, для сравнения, о финансовом мире, то показатели жульничества в игре были сходными. Получается, что банковские служащие носят в себе два разных набора этических норм, касающихся обмана (один – для банка, а другой – для остального мира).

Хорошие дети
У маленьких детей уже прослеживается чувство справедливости, как показало исследование Кайли Хамлин (Университет Британской Колумбии), а также Пола Блума и Карен Уинн (Йельский университет). Малыши возрастом от шести месяцев до года наблюдали, как кружочек движется вверх по горке. Кружочку помогал треугольничек, подталкивая его. А потом появлялся злобный квадрат и вставал у них на пути. После эксперимента деткам давали возможность потрогать треугольничек или квадрат. Они выбирали треугольник. Дети предпочитали хорошенькие треугольнички нейтральным фигурам, а нейтральные – злобным квадратам.
Малыши вполне могут выступать поборниками наказания. Ребенок смотрит сценку с двумя куклами, плохой и хорошей (одна кукла делилась с другой, а та жадничала). Потом каждую из этих кукол усаживают на свою кучу конфет. У какой куклы отобрать конфету? У плохой. А кому дать? Хорошей.
Едва начавшие ходить дети уже способны уловить концепцию вторичного наказания: тот, кто плохо обращается с плохим, – хороший. Вот знакомые нам хорошая и плохая куклы взаимодействуют с двумя другими куклами, которые, в свою очередь, также могут быть хорошей и плохой. И кого из этого следующего ряда кукол предпочтут малыши? Тех, которые дружелюбно обращались с хорошими куклами, и тех, которые наказывали плохих.

Равнодушные богатые
Когда дело доходит до отзывчивости, то у богатых с этим обнаруживаются проблемы. На данную тему серию исследований провел Дачер Келтнер из Калифорнийского университета в Беркли. Изучив широкий социоэкономический спектр, он получил следующие результаты. Более богатые проявляют меньше участливости к попавшим в беду. Чем богаче человек, тем хуже он распознаёт эмоции на лицах и в экспериментальных условиях обнаруживает большую скупость, а также склонность к обману и воровству. Более богатые (судя по стоимости их машин) с меньшей вероятностью останавливались на переходах, чтобы пропустить пешеходов. Если ставили на стол вазочку с конфетами, сказав, что по окончании эксперимента некоторое их количество можно взять, а оставшиеся отдадут каким-то детям, то богатые люди брали больше конфет.
Итак, вот вопрос: нужно быть жадным, бесчувственным и скверным, чтобы стать богатым, или богатство способствует тому, что человек становится жадным, бесчувственным и скверным? Келтнер придумал остроумный ход. Он заранее настроил людей на ощущение социоэкономической успешности или неудачливости, попросив их сравнить себя с менее или более состоятельными личностями. И что же? Те, что почувствовали себя на гребне успеха, оставляли детям меньше конфет.
Чем объясняются такие перемены? К примеру, рядом взаимосвязанных факторов, группирующихся вокруг оправдания политической системы: зажиточный человек скорее признает жадность за положительное качество, будет считать классовую систему честной, а собственный успех – личным достижением. Всё это быстро и легко приводит к выводу, что чьи-то беды не стоят твоих забот и внимания.

Альтруизм
В 2021 году вышла книга российских исследователей Марины Бутовской и Виктории Ростовцевой «Эволюция альтруизма и кооперации человека: Биосоциальная перспектива». В ней они пишут: «Явление кооперации играет одну из ключевых ролей в эволюции живой природы. Кооперация является основным механизмом возникновения новых уровней организации в прогрессивных процессах эволюции. Геномы, клетки, многоклеточные организмы, а также социальные системы возникли на нашей планете благодаря кооперативным взаимодействиям. Кооперация – это акт или процесс взаимодействия, приводящий к общему результату.
Возникновение и поддержание взаимовыгодной кооперации всегда связано с такими явлениями, как альтруизм, обман и распознавание качеств «партнеров» по взаимодействию. Альтруизм – это безвозмездное пожертвование собственными интересами (коими могут выступать ресурсы, время, репродуктивные перспективы и даже жизнь) в пользу другого организма или группы. Альтруизм является необходимой предпосылкой установления взаимной кооперации, так как на первом этапе участники взаимодействия всегда рискуют быть обманутыми и не достигнуть взаимности.
Человек является одним из наиболее социальных видов на Земле. Кооперация и альтруизм являются неотъемлемыми свойствами биосоциальной природы человека. Отличительной особенностью кооперации человека является то, что люди проявляют кооперацию и альтруизм не только по отношению к родственникам, но и к неродственным людям и даже незнакомцам. Уникальное развитие альтруизма и кооперации человека следует рассматривать как одну из центральных адаптаций нашего вида.
Человек ожидает взаимности от партнера в будущем, то есть «я поступлю альтруистично по отношению к тебе сейчас, потому что полагаю, что в будущем ты отплатишь мне взаимностью». От поведения зависит формирование репутации и статуса. Репутация часто выступает гарантом в социальных взаимодействиях, иногда превосходящим даже юридические гарантии. Экспериментальные исследования показали, что люди, чье прошлое альтруистическое поведение по отношению к третьим лицам (например, безвозмездные пожертвования) известны потенциальным партнерам, получают больше альтруистических актов со стороны этих партнеров. Аналогична и ситуация с готовностью вступать в кооперацию с людьми, чья просоциальная репутация известна окружающим».

Кооперация
Более 100 лет назад появилась книга российского экономиста Михаила Туган-Барановского «Социальные основы кооперации». В ней он написал: «Кооперация представляет собой более высокий социальный тип, чем коллективизм, ибо коллективизм является организацией, основанной на принудительной власти большинства над меньшинством, между тем как кооперация является типом вполне свободного хозяйственного и общественного союза. Общество должно до конца превратиться в добровольный союз свободных людей – стать насквозь свободным кооперативом. Таков идеал, который полностью никогда не будет достигнут, но в приближении к которому и заключается весь исторический процесс человечества».

Книга была опубликована в 1918 году, и вот что автор предлагал сделать в тот момент: «Трудовая кооперация должна дать выход свободным творческим силам общества. Группа рабочих берет на свой страх и риск определенный комплекс средств производства, принадлежащих государству. Государство обеспечивает свои интересы обязательством, возлагаемым на образующийся трудовой кооператив, поставлять в пользу государства необходимое количество продуктов.
Но рабочая группа может произвести большее количество продуктов или продуктов лучшего рода, чем те, которые производились раньше при помощи данных средств производства. Избыточное количество продуктов, равно как и выгода улучшения их качества, достается самому кооперативу.
Таким образом, члены кооператива получают мотив развивать более чем среднюю энергию труда, предприимчивость, изобретательность и пр. В трудовые кооперативы будут объединяться люди выше среднего уровня, между тем как для рядовых будут открыты государственные и муниципальные мастерские».