Пушкин Мысли в стихо-творениях - 1

Пушкин 
Мысли в стихо-творениях
часть 1
- в поисках метафор до 1818

Г. Флобер сказал И. Тургеневу о Пушкине:

                “Ваш  поэт  плоский»

Это стало формулой  отношения Франции к нашему всему А.С. Пушкину, убитому их гражданином эльзасцем с офицерским патентов России  Жоржем-Шарлем д-Антесом

(“Плоскостность”, в которой упрекал Пушкина Флобер, сводится при анализе к небольшому числу определенных стилистических особенностей, главной из которых является отсутствие метафор. Так, начиная с эпохи романтизма, мы привыкли отождествлять поэзию с метафорой. Никакой  поэзии  без  метафоры –  если  только  не приложить усилие доброй воли, о котором я говорил. Как и у Расина, отсутствие метафор  приводит у Пушкина к наготе и почти абстрактности стиля,  для  которого  непредсказуемые  оттенки смысла и фонетические находки имеют тем большее значение, в противоположность насыщенному образами стилю Китса или Гюго. Эти оттенки, в  конечном счете, в общей экономике произведения перевешивают и делают его вдвойне непереводимым.)

При этом автор этого фрагмента Святополк-Мирский сделал важное примечание (пояснение):

«Первичный  источник  высказывания  не  обнаружен.  Суждение  Флобера  о  Пушкине  приводилось  не  раз  (напр., в работе А. Менье) однако без указания источника цитаты. Флобер совместно с Тургеневым работал над переводами стихов Пушкина на французский язык».

//см. Святополк-Мирский Д.П. Пушкин (1928). Пер. с франц. М. Ариас-Вихиль//

Поищем не метафоры, а просто мысли  в поэзии Пушкина, используя издание Полное собрание стихотворений в одном томе — Эксмо 2011:

Все любовники желают
И того, чего не знают;

Я стану петь, что в голову придется,
Пусть как-нибудь стих за стихом польется.
А ты, Монах, мятежный езуит!
Красней теперь, коль ты краснеть умеешь,
Но, лира! стой! – Далеко занесло
Уже меня противу рясок рвенье;
Бесить попов не наше ремесло.
Но ни один земли безвестный край
Защитить нас от дьявола не может. —
Люблю тебя, о юбка дорогая,
И ты, виясь вокруг прекрасных ног,
Струи ручьев прозрачнее, светлее,
Касаешься тех мест, где юный бог
Покоится меж розой и лилеей.
Страшися участи бессмысленных певцов,
Нас убивающих громадою стихов!

И знай, мой жребий пал, я лиру избираю.
Пусть судит обо мне, как хочет, целый свет,
Сердись, кричи, бранись, – а я таки поэт".
Но мнишь ли, что к тебе рекой уже текут
За то, что ты поэт, несметные богатства,

Поэтов – хвалят все, питают – лишь журналы;

Теперь, любезный друг, я дал тебе совет,
Оставишь ли свирель, умолкнешь, или нет?..
Подумай обо всем и выбери любое:
Быть славным – хорошо, спокойным – лучше вдвое.
«Молчи, молчи!» – Рассудок говорил,
А плут Эрот: "Скажи: «ты сердцу мил!»
И вот она с томлением в глазах
К любезному в объятия упала…
«Будь счастлива!» – Эрот ей прошептал.
Рассудок что ж? Рассудок уж молчал.
Дай бог любви, чтоб ты свой век
Питомцем нежным Эпикура
Провел меж Вакха и Амура!

Но с рассудком вновь заспоришь,
Хоть не рад, но дверь отворишь,
Как проказливый Эрот
Постучится у ворот.
Нет! мне, видно, не придется
С богом сим в размолвке жить,
И покамест жизни нить
Старой Паркой там прядется,
Пусть владеет мною он!
Веселиться – мой закон.
Смерть откроет гроб ужасный,
Потемнеют взоры ясны,
И не стукнется Эрот
У могильных уж ворот!

А теперь мне жизнь – могила,
Белый свет душе постыл.
Грустен лес, поток уныл…"
Хлоя – другу изменила!..
Я для милой… уж не мил!.."
Миг блаженства век лови;
Помни дружбы наставленья:
Без вина здесь нет веселья,
Нет и счастья без любви;

Скоро, скоро холод зимный
Рощу, поле посетит;
Огонек в лачужке дымной
Скоро ярко заблестит;

Не увижу я прелестной
И, как чижик в клетке тесной,
Дома буду горевать
И Наташу вспоминать.

Остряк любезный! по рукам!
Полней бокал досуга!
И вылей сотню эпиграмм
На недруга и друга.

Разбирал я немца Клопштока
И не мог понять премудрого!
Не хотел я воспевать, как он;
Я хочу, чтоб меня поняли

Пускай старик крылатый
Летит на почтовых:
Нам дорог миг утраты
В забавах лишь одних
Царь Дадон венец со скипетром
Не прямой достал дорогою,
Но убив царя законного,
Бендокира Слабоумного.

Громобурь, известный силою,
Но умом непроницательный,
Думал, думал и нечаянно
Задремал… и захрапел в углу.
Что примера лучше действует?
Что людьми сильней ворочает?
Вот зевнули под перчаткою
Храбрый Мировзор с Ивашкою,
И Полкан, и Арзамор седой…
И ко груди преклонилися
Тихо головами буйными…
Глядь, с Дадоном задремал совет…
Захрапели много-мыслящи!

Но, упоен любовью страстной,
И нежных муз не забывай;
Любви нет боле счастья в мире:
Люби – и пой ее на лире.
Прости – но помни мой совет:
Доколе музами любимый,
Ты Пиэрид горишь огнем,
Доколь, сражен стрелой незримой,
В подземный ты не снидешь дом,
Мирские забывай печали,
Играй: тебя младой Назон,
Эрот и Грации венчали.
А лиру строил Аполлон.
Вострепещи, тиран! уж близок час паденья!
Ты в каждом ратнике узришь Богатыря.
Их цель иль победить, иль пасть в пылу сраженья
За веру, за царя.
Москва, сколь Русскому твой зрак унылый страшен!

Сущий бес в проказах,
Сущая обезьяна лицом.
Много, слишком много ветренности —
Да, таков Пушкин.
Блажен, кто веселится
В покое, без забот,
С кем втайне Феб дружится
И маленький Эрот;

Но всё ли, милый друг,
Быть счастья в упоеньи?
И в грусти томный дух
Находит наслажденье:

О Рим! о гордый край разврата, злодеянья,
Придет ужасный день – день мщенья, наказанья;
Предвижу грозного величия конец,
Падет, падет во прах вселенныя венец!
Исчезнет Рим: его покроет мрак глубокой;
И путник, обратив на груды камней око,
Речет задумавшись, в мечтаньях углублен:
«Свободой Рим возрос – а рабством погублен».
Дано мне мало Фебом:
Охота, скудный дар.
Пою под чуждым небом,
Вдали домашних Лар,
И, с дерзостным Икаром
Страшась летать не даром,
Бреду своим путем: Будь всякой при своем.
О счастье! злобный обольститель,

Пускай старик крылатый
Летит на почтовых:
Нам дорог миг утраты
В забавах лишь одних!
Дай бог, чтоб я, с друзьями
Встречая сотый май,
Покрытый сединами,
Сказал тебе стихами:
Вот кубок; наливай!
Веселье! будь до гроба
Сопутник верный наш,
И пусть умрем мы оба
При стуке полных чаш!
Здесь Пушкин погребен; он с музой молодою,
С любовью, леностью провел веселый век,
Не делал доброго, однакож был душою,
Ей богу, добрый человек.
"Оставь, гусар… ох! сердцу больно.
Ты, знать, не горевал.
Увы! одной слезы довольно,
Чтоб отравить бокал!.."
Смертный! век твой – сновиденье:
Счастье резвое лови,
Наслаждайся! наслаждайся!
Чаще кубок наливай,
Страстью нежной утомляйся,
А за чашей отдыхай.
Христос воскрес, питомец Феба!
Дай бог, чтоб милостию неба
Рассудок на Руси воскрес;
Он что-то, кажется, исчез.

Приди, о Лень! приди в мою пустыню.
Тебя зовут прохлада и покой;
В одной тебе я зрю свою богиню;
Готово всё для гостьи молодой.

Кто выражается правдивым языком,
И русской Глупости не хочет бить челом!.
Он враг Отечества, он сеятель разврата!
И речи сыплются дождем на сопостата.

О жизни час! лети, не жаль тебя,
Исчезни в тьме, пустое привиденье;
Мне дорого любви моей мученье —
Пускай умру, но пусть умру любя!
Играйте, пойте, о друзья,
Утратьте вечер скоротечный;
И вашей радости беспечной
Сквозь слезы улыбнуся я.
Мечты, мечты,
Где ваша сладость?
Где ты, где ты,
Ночная радость?

Молчи ж, кума: и ты, как я, грешна,
А всякого словами разобидишь;
В чужой (-----) соломинку ты видишь,
А у себя не видишь и бревна.
Пускай умно, хотя неосторожно,
Дурачиться мы станем иногда —
Пока без лишнего стыда
Дурачиться нам будет можно.
Всему пора, всему свой миг,
Всё чередой идет определенной:
Смешон и ветреный старик,
Смешон и юноша степенный.
Теперь в беспечности живи,
Люби друзей, храни об них воспоминанье,
Молись и Кому и Любви,
Минуту юности лови
И черни презирай ревнивое роптанье.
Она не ведает, что можно дружно жить
С стихами, с картами, с Платоном и с бокалом,
Что резвых шалостей под легким покрывалом
И ум возвышенный и сердце можно скрыть.
Ум ищет божества, а сердце не находит.
Кто применяться не умеет
Своим изменчивым годам,
Тот их несчастья лишь имеет.
Смешон, конечно, мирный воин,
И эпиграммы самой злой
В известных «Святках» он достоин.

Бог создал для себя природу,
Свой рай и счастие глупцам,
Злословие, мужчин и моду,
Конечно, для забавы дам,
Заботы знатному народу,
Дурачество для всех, – а нам
Уединенье и свободу!
Они пришли, твои златые годы,
Огня любви прелестная пора.
Спеши любить и, счастливый вчера,
Сегодня вновь будь счастлив осторожно;
Амур велит: и завтра, если можно,
Вновь миртами красавицу венчай…
Измены друг и ветреный любовник,
Будь верен всем – пленяйся и пленяй.
Равны мне писари, уланы,
Равны Законы, кивера,
Не рвусь я грудью в капитаны
И не ползу в ассесора:
Друзья! немного снисхожденья —
Оставьте красный мне колпак,

Приду под липовые своды,
На скат тригорского холма,
Поклонник дружеской свободы,
Веселья, граций и ума.

Орлов с Истоминой в постеле
В убогой наготе лежал.
Не отличился в жарком деле
Непостоянный генерал.
Не думав милого обидеть,
Взяла Лаиса микроскоп
И говорит: "Позволь увидеть,
Чем ты меня, мой милый, <ёб >".
Не спрашивай, за чем душой остылой
Я разлюбил веселую любовь
И никого не называю милой
Кто раз любил, уж не полюбит вновь;

Я говорил: в отечестве моем
Где верный ум, где гений мы найдем?
Где гражданин с душою благородной,
Возвышенной и пламенно свободной?
Где женщина – не с хладной красотой,
Но с пламенной, пленительной, живой?
Где разговор найду непринужденный,
Блистательный, веселый, просвещенный?
С кем можно быть не хладным, не пустым?
Отечество почти я ненавидел —

Увы! куда ни брошу взор —
Везде бичи, везде железы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слезы:
Везде неправедная Власть
В сгущенной мгле предрассуждений
Воссела – Рабства грозный Гений
И Славы роковая страсть.

Владыки! вам венец и трон
Дает Закон – а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.
И днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари
Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.
О Рим, о гордый край разврата, злодеянья!
Придет ужасный день, день мщенья, наказанья
Предвижу грозного величия конец:
Падет, падет во прах вселенныя венец.
Народы юные, сыны свирепой брани,
С мечами на тебя подымут мощны длани,
И горы и моря оставят за собой
И хлынут на тебя кипящею рекой.
Исчезнет Рим: его покроет мрак глубокой;
И путник, устремив на груды камней око,
Воскликнет, в мрачное раздумье углублен:
«Свободой Рим возрос, а рабством погублен».
Амур, бог возраста младого!
Я твой служитель верный был;
Ах, если б мог родиться снова,
Уж так ли б я тебе служил!
Он исчез, как наслажденье,
Как веселый сон любви.
Смертный, век твой привиденье:
Счастье резвое лови;
Наслаждайся, наслаждайся;
Чаще кубок наливай;
Страстью пылкой утомляйся
И за чашей отдыхай!
Богами вам еще даны
Златые дни, златые ночи,
И томных дев устремлены
На вас внимательные очи.
Играйте, пойте, о друзья!
Утратьте вечер скоротечный;
И вашей радости беспечной
Сквозь слезы улыбнуся я.
Безумие ведет Эрота:

Мечты, мечты,
Где ваша сладость?
Где ты, где ты,
Ночная радость?

Смешон и юноша степенный.
Пока живется нам, живи,
Гуляй в мое воспоминанье;
Молись и Вакху и любви
И черни презирай ревнивое роптанье:
Она не ведает, что дружно можно жить
С Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом,
Что ум высокий можно скрыть
Безумной шалости под легким покрывалом.