Чувство вины и покаяние

Я вроде бы очухался от вчерашней аварии, но голова ещё побаливает, а прочие симптомы болезни оставили меня в покое, потому я могу сегодня пораскинуть мозгами по поводу чувства вины и покаяния.

Вчера, не смотря на кошмарное самочувствие, я все же задумался о давно прочитанной книге "Преступление и наказание" и меня вдруг осенило, что автор просто не различает чувство вины и покаяние. Дело в том, что Михалыч, был знаком только с чувством вины, но не с покаянием. Он любил насвинячить, а потом терзать себя за это, занимаясь неким самобичеванием. Хоть он и считал себя христианином, но был убежден в том, что каждый за совершенное преступление должен испытать те же страдания, что и его жертва. И когда он выступал против смертной казни, он оперировал именно ветхозаветными понятиями справедливости, что для православного никонианца было как-то странно. Он справедливо, на мой взгляд, утверждал, что бандит, убивший жертву внезапно, при смертной казни мучается больше, нежели его жертва. Но сомнений в том, что преступник должен мучиться так же, как его жертва у него сомнений не вызывает. Вообще-то наказание должно как бы исправить преступника так, чтобы он впредь не совершил новое преступление, а к смерти приговаривают тех, кто на взгляд судей, перевоспитанию уже не подлежит. Тут, конечно, можно вспомнить Льва Толстого, который всю жизнь очаровывался какими-то идеями, а потом в них разочаровывался и ругал себя за то, что так легко очаровался каким-то абсурдом. И лев мировой литературы в результате одного из своих разочарований осознал, что система наказаний совсем никого не исправляет, а только делает преступников более злобными и асоциальными. А Достоевский, в какой-то мере, изведав на себе, что такое система наказаний, все же полагал, что для покаяния, то есть расширение и изменения осознания необходимы физические мучения. Впрочем, Федор Михалыч писал за деньги, и соответственно писал то, на что был спрос, а у большинства был спрос именно на ветхозаветную справедливость, так что есть сомнения в том, что он писал то, что думал. А Лев Толстой мог позволить себе роскошь писать то, что думал и не переживать о гонорарах.
 
Попробуем понять, что такое совесть, где этот орган находится у людей, и на каком уровне эволюции он у людей появился. И к кому мы с этим вопросом пойдем? Что бы нам на это ответил Достоевский? Это, конечно, только мои предположения, но скорее всего, он заявил бы, что она в человеке была изначально, в силу того, что он сотворен богом по божественному образу и подобию, и такой ответ лично меня бы не удовлетворил в силу его неосознанности. Потому придется пойти к оппоненту Михалыча к сыну пастора Фридриху Ницше. Согласно этому мыслителю, философию которого вечно пытались использовать всякие злодеи, морали у диких людей не было, пока они не начали использовать орудия труда и у них не появились излишки еды, которые они не начали запасать. И когда у них этих запасов стало так много, что они их не могли употребить, они начали ими меняться. А для обмена, необходима некая оценка стоимости различных вещей и действий. Вот тут-то и появились представления людей о справедливости. Конечно, если эти понятия не подпирала грубая сила, способная принудить оппонента принять эти понятия, то они сразу отменялись, но и сейчас в двадцать первом веке, законы ничего не значат, если за ними не стоит аппарат насилия государства. Тем не менее на рынке, где монополия на насилие у третьей стороны, двум торгующимся надо как-то приводить к общему знаменателю свои понятия о справедливости. То есть, мораль обязана своим появлением повышению производительности труда, и его следствию торговле. Шкуру оленя можно получить за дюжину бус из ракушек, потому что на убийство оленя и выделку его шкуры уходит примерно столько же времени, сколько уходит на изготовление бус, правда, есть много оговорок, вдали от моря ракушек нет, потому цена бус возрастает и так далее. То же самое и с выбитыми глазами и зубами - он выбил у мне зуб, и я требую, чтобы мне дали вырвать зуб у него, но нужен судья, который учтет обстоятельства выбивания зуба и не даст оппонентам просто забить друг друга до смерти. Обычно роль судей выполняли вожди, лидеры человеческих стад, но люди быстро поняли, что их лидеры тоже люди, и судят, исходя уже из своей выгоды. Тогда и появилась потребность в некой силе, которая стоит выше этого лидера и обладает большей силой и властью, чем он. Так и появились идолы, а потом и языческие боги. Эти боги были такими же, как люди, но только обладали большими возможностями и жили в параллельном измерении, потому не были предвзятыми. Но отношения людей с богами были такими же, как отношения с другими людьми. Хотели древние люди попросить у бога помощи, тут же приносили ему жертвы различной стоимости. Богов было много, и они были жестко привязаны к определенным местам в которых люди могли приносить им жертвы и общаться с ними.
 
Так было долго пока древних иудеев не изгнали в Египет, оторвав от их святых мест и им не пришлось изобрести портативную религию, которую можно было исповедовать где угодно. Благодаря этому появился и единый бог на связь с которым можно было выйти где угодно, совершая определенные действия. Это изобретение было очень важным, примерно таким же, как интернет, хотя в те времена информация распространялась медленно, и новшества внедрялись очень медленно. Если бог один на всех, то у него монополия на законодательство, значит все для него равны, и это сделало единого бога привлекательным особенно для бедных людей. В то же время богатые строили на свои деньги храмы во славу единого бога и были уверены в том, что им это зачтется. Но и бедные, и богатые видели, что этот единый и непредвзятый вездесущий бог им не очень-то помогает, как они ни молятся, какие бы храмы в его честь не строили, но это компенсировалось надеждами на справедливость в загробной жизни, эти надежды людей и жрецов выручали ещё во времена языческих богов. Кто-то загробной жизнью утешался, а кто-то просто на этих надеждах на справедливость наживался, продавая билеты в рай, в виде жертвоприношений и отпущения грехов за пожертвования на ремонт или постройку храма и всякие обряды.
 
И все бы ничего, но сначала у Конфуция, а потом у Сократа закрались какие-то сомнения в том, что око за око - это справедливо. И тут появляется в той же Иудее некий философ, который призывает прощать врагов своих, потому что месть, как радикальное выражение ветхозаветной справедливости, конца не имеет по природе своей. Выбивающий око тоже творит зло, значит тоже должен быт наказан, и эта цепь будет тянуться до бесконечности, пока ни у кого глаз не останется. Сократ усомнился в том, что можно делать зло, дабы добро торжествовало, и тогда власти не оценили, насколько это сомнение может быть им полезно. Иисус рассказал притчу о владельце виноградника, на которого батрачили разные люди, разное время, и всем он им заплатил одинаково, намекая на то, что торговая справедливость не вполне справедлива. Просил он людей и не торговаться в храмах с единым богом, не предлагать ему быть добродетельным в обмен на вольготную жизнь после смерти. И тем самым он подписал себе смертный приговор. Но даже собственную казнь он использовал как кафедру для проповеди о новом понятии о справедливости, и он не требовал бога покарать своих мучителей, которые несправедливо осудили его на муки и смерть, боясь из-за его проповедей потерять свои доходы от посредничества между верующими в бога и богом. Он ещё до казни объявил, что прощает врагов своих и просит бога их простить так же, как простил он их. И на многих это произвело впечатление даже тогда, хотя основной массе его последователей его идеи понятны не были.
 
Впоследствии та же Римская Империя поняла, насколько Евангелие полезно для них. Потому что приверженцы ветхого завета все-таки к жизни относились не так пассивно, если власть обидела нищего, то он все же пытался выбить этой власти глаз, а вот евангелист эту власть простит, и будет просить бога простить эту власть. И если власть судит кого-то несправедливо, евангелисты в отличии от сторонников примитивной справедливости ветхого завета, примут эту несправедливость и тут же простят продажного судью, да ещё и помолятся за его прощение на небесах. Правда, римлян смущало то, что по идее евангелисты или христиане по этим законам обязаны прощать врагов своих варваров и не воевать с ними. Но и по идее убивать и грабить можно, дабы среди тех же варваров распространять понятия о новой справедливости, о новой морали, и бог просто обязан простить тех, кто распространяет его слово, пусть и варварскими методами, но с варварами иначе же нельзя, сначала часть из них надо убить, оставшихся в живых пытать, потом держать их в рабстве и таким образом научить их прощать врагам своим все.
 
И благодаря этому своему усмиряющему чернь качеству, христианство получило широкое распространение и пережило Римскую Империю. И потом уже христиане убивали и грабили других христиан, а папа Римский их потом мирил, как судья, как отец своих сыновей, но мирил он враждующих христиан в пользу победителей, и войны он мог лишь прекратить пораньше, но не мог предотвратить, а часто папы и сами эти войны провоцировали, следуя старому римскому принципу - "Разделяй и властвуй!". Христианская церковь изрядно разложилась во времена позднего средневековья, во всю торговали индульгенциями, даже у римских пап и кардиналов было много детей от разных жен, которых они перестали прятать и даже норовили сделать их знатью или передать им церковные звания по наследству. Монастыри владели большими землями, нежели аристократы и занимались производством самых разных товаров, и даже владели крепостными крестьянами. В то же время церковь претендовала на монополию общения с богом, молиться следовало только на латыни, на которой большая часть простых верующих не говорила. И если какой-то крестьянин хотел обратиться к богу, обещать ему сделать доброе дело и взамен от него что-то получить, то надо было платить монахам. Надо было платить монахам и священникам и за то, чтобы они попросили за тебя прощения у бога, а прощения надо было просить буквально за все, за инстинкт размножения, за утоление голода, за испражнение, увлечение чем-либо, был даже первородный грех. В общем грех - это все что нас окружает, как музыка у Моцарта.
 
Это свинство привело к реформации, суть которой была в том, что каждый может обращаться к богу у себя дома, на своем родном языке, без всяких посредников. И у протестантов бог уже был не всемогущим, а неким наблюдателем, который и наказывать-то грешников не будет, только устроит все так, чтобы они сами себя наказывали при жизни. Исходя из этого, протестанты с детства внушали детям, что все в их руках, и за свои грехи они должны сами себя судить и жестоко наказывать. Причем, в отличии от католиков и ортодоксальных христиан протестанты разрешали верующим даже самоубийство, если человек видит, что не может справиться со своими пороками. Ранее христиане считали, что от бога можно как-то откупиться, попросить монахов, чтобы они замолили за вознаграждение грехи, поставить очень большую свечку. А у протестантов такого выхода не предлагали, только действенное раскаяние, то есть, марш делать добрые дела, в надежде искупить грехи. Надо сказать, что в протестантских странах религия так, благотворно повлияла на население, что в этих странах и по сей день экономика работает лучше, и уровень жизни выше, и уровень преступности ниже, по сравнению с католическими и ортодоксальными странами и тем паче исламскими. Да, сначала там были чудовищные перегибы на местах, почище инквизиции. Людей жгли из-за малейшего подозрения и супруги доносили друг на друга, если замечали, что кто-то из них во время секса удовольствие получал. Но вскоре там люди поняли, что и жечь людей из-за подозрения соседа - это тоже тяжкий грех, который при жизни не искупишь, потому это дело прекратилось.
 
И всё-таки что католики, что ортодоксы, что протестанты, что мусульмане, испытывают не покаяние, а только чувство вины. Чувство вины, это когда человек осознает, что он делает плохо, что если он попадется, то его жестоко накажут. И тут он начинает представлять, и заранее переживать муки наказания. С одной стороны воображение помогает людям планировать свои действия и тем самым повышать производительность своего труда и лучше приспосабливаться к меняющимся условиям, а с другой стороны у воображения есть неприятный побочный эффект - страх. Страх, это когда человек переживает и мучается от того, что с ним ещё не случилось. Человек боится перенапрячься, и потому решает чего-то не делать, то есть лениться. Человек боится боли и бросает своих близких в опасной ситуации. Человек боится быть отвергнутым, и потому старается накопить побольше денег - жадность. Страх бережет человека, но стоит человеку ему полностью поддаться, и он его толкает на все грехи. И вот, человек сделал, допустим что-то нехорошее по незнанию или от страха, и начинает заранее мучиться, представляя, какому наказанию он будет подвергнут, как все его будут презирать и дискриминировать, и ему заранее становится плохо. И со временем он понимает, что как бы он это ни скрывал, от себя он это не скроет, и от страха наказания не уйдет, и сам себе это не простит, потому что не уверен в том, что не сделает это еще раз. Он чувствует себя беспомощным перед своим страхом, который толкает его на преступление. Достоевский боялся нищеты, и этот страх у него выражался в его падкости на азартные игры. Он понимал, что будет проигрывать последние деньги снова и снова, он понимал, что это никто не одобрит, что он заслуживает за это наказание, и потому видел только один способ избавиться от этого - наказание самого себя. Для него было очевидно, что покаяние, то есть перемена образа мыслей и действий может произойти только после обречения себя на физические страдания. Это потому что он на собственном примере убедился в том, что его понимание, что его действия аморальны не могут его удержать от этих действий. И вот, его Раскольников, решает во всем признаться и пойти на каторгу, чтобы на следующий день опять не убить кого-то ради денег. Однако Достоевский не понял, что осознание того, что цель не оправдывает средства, потому что это плохо по христианскому учению - это ещё н перемена мыслей и действий, не покаяние. Чтобы изменить мысли и действия, необходимо осознать хоть часть причин, по которым ты это совершил, и таким образом простить себя, не оправдать себя, а понять и простить. Для этого необходимо понять, что все в этом мире взаимосвязано, что вселенная это цельный организм, и ни человек, ни слон, ни муравей, ни амеба, не могут ни одного мгновения существовать вне этого организма. И на действия, мысли, желания каждого человека действует неисчислимое количество обстоятельств, так что он может нести ответственность за свои действия не больше, чем любой другой неодушевленный предмет. И именно это имел в виду Христос, когда говорил о необходимости возлюбить врагов своих и простить должникам своим долги их. Преступления совершаются, если человек болен, а если преступление совершил больной, то его следует не наказывать, а лечить. Другие преступления совершаются из-за того, что люди на тот момент чего-то не знают, и часто бывает так, что они при всем своем желании и возможностях не могли об этом узнать ранее, и это преступление им было необходимо, чтобы это узнать, и после того, как эта информация до них дошла в повторении этого преступления уже нет нужды.
 
Смысл жизни в том, чтобы познавать что-то новое, и человек живет, пока он способен это делать, когда ему делать это становится трудно, качество его жизни падает. В то же время все неизвестное пугает людей, а чем меньше они знают, тем больше у них шансов совершить преступление и потом быть за него наказанными или мучить самих себя из-за страха наказания. И ведь, часто этот страх толкает на новое преступление. К примеру, проворовавшийся мелкий чиновник, старается залезть во власть повыше, чтобы его не наказали, а когда он пролезает в главы государства, он становится жестоким тираном и диктатором, чтобы власть не потерять и совершает по сотне преступлений каждый день, потому что знает, что потеря власти будет означать даже не наказание за все преступления, а просто жестокую расправу над ним. И вся жизнь его - это сплошная пытка ожиданием расправы и вовлечение в свои преступления миллионов...