Записки НЕ психолога - Жертва искусства

Вспомнилась мне одна забавная история о музыкантской жизни, родом из начала восьмидесятых.
Тогда, для получения гастрольного удостоверения, требовалось пройти литсовет, состоящий из глав филармонических служб, и «залитовать» программу выступления. Это давало право ездить с гастролями по городам и весям, чем пользовалось в то время огромное количество артистов и музыкантов.
Скажу честно и положа руку на сердце, в преддверии всемогущественной разрушительной «Перестройки» в большинстве провинциальных филармоний находилось такое количество «непризнанных гениев», которых в профессиональных кругах именовали «сбитыми лётчиками», что и представить сложно. Те концертные бригады, как правило, состояли из обязательного конферансье, пары артистов акробатического жанра, куплетистов, фокусников, народных танцоров, и конечно же вокально-инструментальных ансамблей (слово «группа» тогда ещё было слишком буржуазным и в советском пространстве не использовалось). Все эти люди и коллективы старались изо всех сил оставаться в гастрольных обоймах, потому что именно это и приносило копеечку. Иногда, замечу, и очень весомую. Так, например, во время «летнего чёса» по «колхозам – совхозам» выездная бригада артистов могла запросто заработать аж по триста пятьдесят, или даже по четыреста рублей на одно лицо в месяц.

Чтобы подавить по озвученным суммам приступы недоуменных и, возможно, возникших усмешек, напомню, что в начале восьмидесятых средняя заработная плата была в пределах ста восьмидесяти рублей. «Богатеи» получали по двести пятьдесят - триста рублей в месяц, и эти суммы были очень значимые. Поэтому возвращаясь к «летнему чёсу» напомню, что триста рублей заработать за один месяц лета – это того стоило. Конечно суммы зависели от артистических ставок за выступление. Та внутренняя «межклассовая борьба» была одной из самых жарких, так как получать «заслуженных» и «других народных» артистов стоило невероятных усилий. А подобные «корифеи» как раз и собирали основную кассу и естественно получали сверх гонорары аж по пятьдесят или даже по семьдесят рублей с концерта – почти недосягаемый потолок для «простых лабухов» (так именовали себя сами музыканты). Обычный музыкант получал с одного концерта от десяти до двенадцати рублей. Руководитель коллектива мог получать ставку и в тридцать рублей за концерт и считался «отцом кормильцем» или «матерью рОдной».

Сам «чёс» представлял собой гряду ежедневных концертов в «домах культуры» или в сельских клубах. Редко выезжали «в поля» к комбайнёрам и другим работникам тех полей. Но отрабатывать по концерту каждый день считалось верхом мастерства руководителей коллективов по заделу, а если в день получалось по «две палки отдуплить» – это был просто высший пилотаж. Поэтому в сезоны рвались попасть абсолютно все. Делились сезоны на «летний» и «зимний», когда народ отдыхал с отчаянием, а вот осень и весна были с меньшим «урожаем палок».
Как понимаете, войти в гастрольную колею было непросто и требовалось особое мастерство не только найти своего гастрольного «отца» или «матерь», но ещё и залитовать программу, убедив высокое филармоническое начальство дать «добро» на гастрольное удостоверение.

 Мой приятель Виталик служил сессионным музыкантом в ресторане и особо не испытывал нужды в деньгах, умело работая «за парнас» (гонорары на заказываемые песни подвыпивших гулящих в ресторациях). Но бывало у него и сильнейшее желание свистануть куда-нибудь на гастроль, просто для смены обстановки. Человеком он был молодым, холостым, видным (одни усы, как у Боярского, чего стоили), и неплохим музыкантом – мог легко играть на всех видах и типах гитар, отчаянно стучать по клавишам рояля или советского синтезатора «Юность», или лупить по барабанам. Гармошки и аккордеоны также входили в перечень освоенных инструментов Виталей.
Однажды его срочно вызвал на замену приятель гитарист, который сломал руку и в муках рыдал по предстоящей упускаемой выгоде осенних гастролей в Прибалтику.
Умолять Виталю долго не пришлось и он лихо согласился сорваться с конца августа и аж до ноября, так как гастроли по братским западным республикам, значили многое: можно было легко навести «мосты любви и дружбы» не только по женской линии, но и познакомиться и задружиться с новыми фарцовщиками, промышляющими «добычей/доставкой» фирменных музыкальных инструментов, которые конечно же ценились в разы из-за своего качества и звучания.
Одна беда – предстоял литсовет и программу концерта нужно было отрабатывать просто влёт.
Виталя и на это согласился, и уже с полудня репетировал с новым коллективом. Ребята попались бывалые, программу пробежали легко, даже включая аккомпанемент куплетисту, танцорам и частушечникам. Только вот руководитель концертной бригады, назовём его Валентином Эдуардовичем, по совместительству ещё и фокусник-иллюзионист, был слишком уж креативным дядькой, и помимо своего ярко-зелёного пиджака, просто требовал некой радости для глаз на сцене во время выступлений.
Так появились блёстки, выдуваемые из рук администратором, на песне про волшебство любви; двое детишек, уговорённых изображать счастливое советское детство, пробегая через сцену на обязательной патриотической песне; и грандиозный выход всей концертной бригады на финальном хите «Листья жёлтые». Просто набрать на улице и разбросать жёлтых листьев на песне, руководителю было мало. Да и сами листья на деревьях ещё не были достаточно жёлтыми, и костюмерша с администратором, и другими отрепетировавшими артистами, уже судорожно вырезали их из цветной бумаги. И тут у Валентина Эдуардовича возникла гениальнейшая по своей задумке идея и он срочно потребовал закупить сто воздушных шариков, чтобы сбрасывать их вместе с листьями с колосников. Но тут встали грудью два работника сцены, сообщив, что абы кого на колосники «не велено допущать», на что руководитель тут же нашёл выход из положения, пообещав обоим самую расхожую валюту того времени - по бутылочке «беленькой».

Здесь требуется техническое отступление, которым я, надеюсь, не утомлю, но разъясню нюансы.
В любом концертном зале есть особый технический потолок над сценической площадкой, называемый «колосники». Это некий решетчатый или деревянный настил, служащий для установки блоков сценических механизмов, которые используют для подвески элементов декорации и сценического света. Пробраться на достаточно высоко расположенные колосники не так просто, потому что они соединяются с рабочими галереями и сценой высокими лестницами. Для нахождения и работы наверху требуются квалификация, опыт, умение и полное отсутствие боязни высоты. Поэтому работники сцены, одного из которых все по-доброму звали Митрич, прекрасно понимали, что халтурка от креативного руководителя им обязательно прилетит. Что и случилось.

Валентин Эдуардович рьяно взялся репетировать «сей феерический финал». Было решено натянуть нитки по балкам колосников, с подвешенными на них шариками, а Митрич и его коллега на финальном припеве «осеннего хита», когда будут выходить на сцену все участники гастрольного коллектива, будут дёргать за нитки и рвать их, чтобы шарики плавной волной заполняли сцену.
Репетировали с десятком шариков, решив что остальные надуют завтра перед самой сдачей программы. Выглядело всё гениально и довольный Валентин Эдуардович распустил всех по домам.
Как потом рассказал Виталя финал действительно получился незабываемым и даже чересчур…

Программа шла прекрасно, артисты выступали с воодушевлением и судя по довольным лицам высокой филармонической комиссии гастрольный лист уже, считай, был подписан.
Началась завершающая песня «Листья жёлтые».
Валентин Эдуардович, стоя за кулисами конвульсивно замахал руками Митричу на колосниках и на сцену полетели вырезанные кленовые листья.
Песня набирала обороты и зазвучал финальный припев. На сцену, подпевая, стала медленно выходить вся концертная бригада.

…Листья желтые над городом кружатся,
С тихим шорохом нам под ноги ложатся.
И от осени не спрятаться, не скрыться,
Листья желтые, скажите, что вам снится…

Песня лилась и довольный Валентин Эдуардович, покинув командный пост за кулисами, плавно присоединился к коллегам, подпевая и поглядывая наверх.
И тут случился не просто финал, а именно тот самый фееричный финал…
Вместе с первыми плавно полетевшими шариками с колосников, с дикими воплями оттуда же сорвался Митрич, и пролетая в двумя шариками в руках, успел громогласно упомянуть чью-то мать и способы обладания ею.
Музыканты и артисты, видавшие в своей жизни всякое, стараясь не дрогнуть ни одной мышцей на лицах и превозмогая себя, продолжали петь, а Митрич, упав на четыре точки и понимая всю катастрофичность ситуации, шустро пополз к оркестровой яме перед сценой и нырнул туда, не выпуская двух шариков из рук.
Перекрывая звуки музыки и хитовые слова про листья, из ямы раздался оглушающий грохот и отчаянный вопль Митрича:
– Б**! Рояль!..
Эта «реприза» стала решающей…
Музыканты и все артисты согнулись пополам от хохота и стали быстро покидать сцену, оставив на ней побагровевшего Валентина Эдуардовича.

На гастроли тогда всё же поехали, а вот Митрича уволили и он ходил и сокрушался, что пострадал за искусство. Он ведь полез по тонким балкам колосников, чтобы наверняка оторвать все нитки. Но, как оказалось, выпитая с напарником бутылочка, пошатнула его вестибулярный аппарат. Да ещё и за сломанный рояль вычли – крышку ведь Митрич у него пополам расколол и именно из-за этого и прокричал сокрушённо главную фразу, ставшую впоследствии, не меньшим хитом этой филармонии, чем «Листья жёлтые».