Планета червей

Аннотация:
Человеческая раса ищет любые способы самосохранения и развития на маленькой планете, находясь бок о бок с существами четвертого измерения «мерцающими червями», не подозревая, что они разумны. «червей» создал и управляет ими древнейший универсальный искусственный интеллект (гипермозг «Разум»), находящийся на звездолёте землян, потерпевшем крушение более тысячи лет назад. Правда, так «Разум» думает до момента контакта с расой «Высших»... Главные герои этой книги Хлада и Флэм живут на разных сторонах планеты (полумрачной и светлой) и помимо суровой окружающей среды и не менее суровых условий жизни, находят способы общения с «червями», «Разумом» и проходят главные испытания – властью, ревностью и любовью...

ПОЯСНЕНИЯ:
Меры длины/времени на планете Поса:
День/неделя/месяц/год – оборот/надель/мах и период.
Расстояния: один вид – 0,6 километра, или 0,35 мили.
Высота/ширина: маховая сажень – 1,78 метра.

ИМЕНА В КНИГЕ ИМЕЮТ ЗНАЧЕНИЕ: все они – часть языков земного мира и каждое имя подробно объясняется в конце книги.

Большая часть примечаний - в конце книги, из-за условий сайта и невозможности оставлять сноски в теле текста.

«Любой Разум <…> в процессе эволюции первого порядка проходит путь от состояния максимального разъединения (дикость, взаимная озлобленность, убогость эмоций, недоверие) к состоянию максимально возможного при сохранении индивидуальностей объединения (дружелюбие, высокая культура отношений, альтруизм, пренебрежение достижимым). Этот процесс управляется законами биологическими, биосоциальными и специфически социальными. Он хорошо изучен и представляет здесь для нас интерес лишь постольку, поскольку приводит к вопросу: а что дальше? Оставив в стороне романтические трели теории вертикального прогресса, мы обнаруживаем для Разума лишь две реальные, принципиально различающиеся возможности. Либо остановка, самоуспокоение, замыкание на себя, потеря интереса к физическому миру. Либо вступление на путь эволюции второго порядка, на путь эволюции планируемой и управляемой, на путь к Монокосму. Синтез Разумов неизбежен. Он дарует неисчислимое количество новых граней восприятия мира, а это ведет к неимоверному увеличению количества и, главное, качества доступной к поглощению информации, что, в свою очередь, приводит к уменьшению страданий до минимума и к увеличению радости до максимума. <…>
Возникает новый метаболизм, и, как следствие его, жизнь и здоровье становятся практически вечными. Возраст индивида становится сравнимым с возрастом космических объектов — при полном отсутствии накопления психической усталости. Индивид Монокосма не нуждается в творцах. Он сам себе и творец, и потребитель культуры. По капле воды он способен не только воссоздать образ океана, но и весь мир населяющих его существ, в том числе и разумных. И все это при беспрерывном, неутолимом сенсорном голоде».

Аркадий и Борис Стругацкие. «Волны гасят ветер».


Пролог

В черноте космоса вокруг далёкой пылающей звезды неспешно вращалась по орбите огромная планета. Бледно-бирюзовый газовый гигант временами являл на своём теле сине-зелёные всполохи, порождая на поверхности вихри из тёмных спиралей. При этом космический исполин имел интересное свойство: с особым изяществом он выписывал по внутренней оси символ бесконечности . Проходя пересечение двух лепестков этого знака, планета-гигант немного отдалялась от звезды и остывала, меняя сияние на мутно-белое, с огромными розовыми разводами. А приближаясь к звезде по элегантной кривой, снова наполнялась бледно-бирюзовым светом.

«Система безопасности — Базе: Тревога! Тревога! Тревога! Критически недопустимое сближение с объектом! Системы торможения не функционируют на 75,8 %. Столкновение произойдёт через 30… 29… 28…»
Красная надпись полыхала истерической вспышкой на тонком переплетении шестигранников, полностью опутавших чрево огромного звездолёта.

Газовый гигант, словно с молчаливым осуждением, наблюдал, как крошечный по сравнению с ним объект коснулся поверхности его маленького спутника и вскоре замер на границе света и темноты.
Мощь, исходившая от космического исполина, завораживала своей несокрушимостью и монументальностью. Ни одно разумное существо не решилось бы бросить ему вызов. Но инертным бездушным осколкам планет, что веками странствовали по бесконечной вселенной, было всё равно, в какую сторону лететь и что встретится на их пути.

«Информаторий — Базе: повреждения корпуса составляют 17 %. Системы энергоснабжения находятся в допустимой норме. Технические службы приступили к ремонту повреждённых частей корпуса. Ориентировочное время восстановления: 10 638 часов».
«Служба безопасности — Базе: критических аномалий на поверхности, способных причинить ущерб, не обнаружено».
«База — всем системам: приступить к спектральному анализу новой среды. Протоколу — начать сбор, обработку и формирование базы данных. Зафиксировать и принять момент стабилизации корпуса на поверхности за начало отсчёта нового летоисчисления».

                ***
В глубине космической бездны едва заметно вспыхнула искра. Она становилась всё ярче, и вскоре, после нескольких оборотов бледно-бирюзового гиганта вокруг пылающей звезды, далёкое мерцание этой искры превратилось в яркое сияние стремительно приближающейся кометы. По сравнению с громадным газовым шаром комета выглядела микроскопической раскалённой иголкой с ослепительным длинным шлейфом. Но по неписаным законам Вселенной даже малое может сокрушить великое. Ведь Вселенная — это разум, и все процессы в ней идут по Её воле…

«Аналитический центр — Базе: расчётный вектор движения объекта «комета» подразумевает столкновение с газовым гигантом. По предварительным данным скорость объекта варьируется от 1/16 до 1/18 от скорости света. Точное время приближения объекта — в процессе вычисления».

Спустя короткое по меркам бесконечности время огненный странник с неимоверной скоростью и силой врезался под острым углом в тело гигантской планеты.
Если бы вакуум мог передавать звук, то грохот этого взрыва, наверное, долетел бы даже до пылающей звезды.
Увы, космос мудро хранит молчание. В полнейшей тишине на месте вспыхнувшего разрыва тут же образовалось чёрное пятно, и пострадавший гигант моментально начал втягивать его в свою поверхность, словно собирая силы для исцеления раны на своём боку.
Несколькими мгновениями позже недалеко от места столкновения из громадного шара мощным фонтаном выбросило в космос то, что некогда было сияющей кометой. Её изгнание сопровождалось огромным бледно мерцающим туманным облаком, которое стало скручиваться в небольшое завихрение и плавно двинулось в неизведанную черноту за своим прародителем. Следуя долгое время за космическим исполином по его орбите, облако всё больше отдалялось и вскоре было притянуто гравитацией единственного спутника планеты, который казался на её фоне маленьким зёрнышком.
Со стороны это необычное соседство выглядело так, словно родитель-колосс загораживает и защищает от сжигающих лучей звезды своё крохотное дитя, щедро одаривая его бледно-бирюзовым сиянием и теплом.
Планета-спутник в своём вращении смотрела на огромного защитника только одной стороной, разделяя веками свою поверхность на светлое и тёмное полушария.
Туманное облако стало обволакивать маленький спутник и долгое время сливалось всё плотнее со своим новым домом. Бледное свечение туманности на мгновение отразилось в сверкающем полированным металлом боку громадного эллипсообразного предмета, наполовину скрытого под грунтом и замершего на вечной границе света и тьмы.

По тонким соединениям шестигранников стремительно пробежала ярко-зелёная искра, и появилась надпись:
«Информаторий — Базе: период наблюдения завершён. Зафиксировано окончательное слияние инородной газообразной субстанции с поверхностью. Все системы приступают к проведению анализа и обработке данных».

Глава 1

Чуть посветлевшее небо на горизонте, немного рассеяв густой мрак, чётче обозначило крутые склоны небольшой отвесной скалы, покрытой карликовыми кустами. Это означало лишь одно — поток вот-вот откроется.
Лэви стоял почти на самой вершине, ухватившись за выступающий корень, и смотрел вниз на широкую просеку, окаймлённую чахлым лесом на кромке болотных зарослей. Он то и дело поправлял капюшон тёплой куртки, съезжавший с его высокого лба и закрывавший светло-серые, с сиреневым ободом глаза.
На краю просеки стояла необычная с виду телега с четырьмя широкими колёсами, высотой в рост человека. Внутри неё широкоплечий и коренастый Киркас привязывал себя к сиденью.
— Ну что? — весело прокричал он, задрав голову. — Как оттуда смотрится моя «Тачка»?
— Красотка! — зычно ответил Лэви и тут же добавил: — Скоро начнётся! Жди!
Словно подтверждая эти слова, по тёмному лесу пробежал резкий порыв ветра, заставив подняться в воздух сухие мелкие ветки, опавшую листву и серую пыль. От этого порыва блёкло светящиеся корни деревьев и кустов чуть усилили своё оранжево-жёлтое сияние, как раздуваемые угли костра. Внезапно ветер сменил направление, будто втягиваемый могучими лёгкими великана. Весь поднятый лесной мусор завис на миг, пролетел немного в противоположную сторону и медленно осыпался. Такое чудачество природы повторилось ещё несколько раз, и только после этого воздушный поток с нарастающим рёвом устремился по просеке к едва видимому вдали густому туману.
Лэви приложил свободную перевязанную ладонь ко рту и гаркнул, что было сил:
— Вперёд!
Киркас, услышав далёкий крик, громко выдохнул и, сдерживая дрожь в руках от нахлынувшего волнения, быстро натянул маску. Тяжело дыша и собираясь с духом, он опустил на глаза плотно прилегающие к лицу очки, с усилием закрутил педали и двинулся по кромке просеки. Его «Тачка» быстро вошла в поток и резво покатилась, подпрыгивая толстыми ободами колёс по ухабам. Уперев ступни в два выступа над педалями, Киркас дёрнул рычаг и раскрыл первый парус.
Восторг от грубого рывка и нарастающей скорости вызвал улыбку на его лице под плотной маской. Без этого чувства, холодящего всё внутри, Киркас теперь просто не мог жить. Почти такие же захватывающие дух эмоции он испытывал в далёком детстве, когда слушал рассказы своего деда Мёркиша. Один из них в корне изменил его жизнь. Дед однажды поведал внуку и его близкому другу Лэви про невероятный Сальдар, где почти всё небо закрывает огромное бирюзовое нещадно палящее светило Сао. Попасть в этот мир можно было только через туманные земли на стыке миров, пройдя по воздушным потокам.
Киркас и все жители его родного Полунгара, вечно пребывающего почти в кромешной темноте, знали о неимоверной силе потоков, с корнем вырывающих хилые деревья. Правда, роптать на эти капризы природы никто не решался из-за поступающего тёплого воздуха, делавшего жизнь в стылом Полунгаре более сносной. Были и обратные потоки, уносящие ледяной ветер на светлую сторону, чему полунги радовались не меньше. Они думали, что этот ветер уносит с собой холод, от которого здесь страдали даже больше, чем от постоянного мрака вокруг.
Не меньшей преградой служили густые туманы, разливавшие свои мутные облака по болотам, на стыке светлого и полумрачного миров. Это препятствие отбивало охоту у путников идти на болота в туман, потому что внутри него из-за сильнейшей влажности дышать было практически невозможно.
Все эти трудности не смогли остановить Киркаса, жаждущего приключений. Всей душой он мечтал во что бы то ни стало побывать в Сальдаре и увидеть новые земли, щедро согретые светилом Сао.
От деда Мёркиша, знатного кузнеца и умелого сказителя, особо почитаемого за то, что держал в памяти и увлекательно рассказывал истории о прошлом людей, Киркас также узнал, что были те, кто смог пересечь туманный стык миров по слабеющим потокам. Это негасимым огнём зажгло в сердце тогда ещё мальчика мечту — пройти через поток.
Киркас всякий раз съёживался от воспоминания, как они с Лэви чуть не задохнулись в тумане, неверно рассчитав время на дорогу. Обоим только исполнилось по пятнадцать периодов , и то юношеское безрассудство чуть не погубило друзей. Туман накрыл их так стремительно, что только прыткие ноги Лэви помогли обоим выбраться из остановившегося потока на кромку болот. Это и послужило Киркасу поводом начать в кузне деда конструировать новый тип телеги, чтобы проехать по потокам, а не идти по ним пешком.
Дед Мёркиш безумно любил смышлёного и жадного до знаний конопатого синеглазого внука, потому помогал ему во всём. Он, будучи кузнецом не одно поколение, научил неугомонного Киркаса ковке и выплавке котлов. Каждый раз, принимая благодарности от селян, Мёркиш нет-нет да упоминал подрастающего внука как своего полноценного подмастерья. Благодаря опытному деду Киркас соорудил первую педальную телегу. Её четыре колеса были сделаны из больших, изогнутых, обломанных ветром веток. На каждом колесе был железный обод, обмотанный тягучими водорослями в несколько слоёв.
Заказы на такие телеги валом посыпались от односельчан и изо всех соседних селений. Правда, Лэви раскритиковал эту конструкцию в пух и прах, разумно объясняя, что в ураганном потоке крутить педали и управлять телегой, не сломав при этом руки и ноги, не получится. Только спустя полтора периода Киркас добился нужного результата — и назвал своё творение «Тачкой».

                ***
Теперь, пройдя потоки уже чуть ли не больше сотни раз, Киркас всё равно волновался не меньше, чем в первый. Тогда они с Лэви только чудом смогли проскочить стык миров за счёт маленького паруса, приделанного Киркасом к «Тачке». Чтобы парус не сорвало ветром, Лэви вцепился в его мачту руками и держал её весь путь, сидя сзади Киркаса на багажной части. Сама же мачта паруса была прикручена к сидению ездока надёжными и прочными верёвками из красных водорослей. Ноги Лэви были крепко привязаны к спине Киркаса, чтобы тот мог удерживать друга и при этом свободно крутить педали и рулить. Такая безумная конструкция пришла в голову Киркасу, и он сам готов был сесть на место Лэви, чтобы доказать, что с парусом «Тачка» в потоке не поедет, а полетит. Так и произошло, но это стоило Лэви содранных в кровь ладоней.
Когда юноши впервые въехали в освещённый мир, открывшийся вид сразу заставил зажмуриться от ярких лучей светила. Счастью друзей не было предела, а от восторга так распирало грудь, что они остаток пути дружно и весело орали. Это было настолько необычно, страшно захватывающе и одновременно безудержно весело, что оба, будучи семнадцати периодов от роду, потеряли голову от бурлящих эмоций. Смуглые люди, вскоре повстречавшиеся им в крохотном селении, оказались очень дружелюбны. Они с любопытством рассматривали необычную телегу и самих странников-ездоков. «Ездоками», впрочем, парни назвали себя сами, отвечая на расспросы и обливаясь потом от жары.
Киркас улыбнулся, вспоминая, как уже спустя оборот  им с Лэви пришлось обмазываться липким маслом из стволов местных деревьев перфа, чтобы хоть как-то уберечь сожжённую лучами Сао кожу лица, спины, рук и ног. Хотя местные сразу же предупредили парней: как только вся листва деревьев уткнётся своей острой частью в песок, то надо тут же прятаться в любую тень. Ведь пышущее жаром светило могло спалить кожу до волдырей и вызвать смертельную лихорадку.
Потом начались обмены. Друзья поняли, что железные крючки и ножи изготавливались и тут. Ничего, кроме связки красных водорослей из вод Полунгара да нескольких больших рыбин с моллюсками, не заинтересовало смуглых жителей.
Были и следующие поездки — уже на двух «Тачках», с усовершенствованными парусами, которые не нужно было удерживать руками.
После этого Киркас и Лэви с гордостью говорили, что смогли оседлать потоки.
На протяжении следующих десяти периодов ездоки привозили много фруктов, изделий тонкого стекла, душистого мыла и много чего ещё. Они быстро научились ловить встречные потоки спустя оборот-два, не задерживаясь по целому маху  в Сальдаре и быстро возвращаясь домой, к радости родных и близких.

                ***
Стоя на скале, Лэви горько сожалел, что из-за повреждённого в кузне запястья не может в этот раз поехать вместе с Киркасом. Он понимал, что место в новой «Тачке» имелось только для одного ездока, да и была она пока единственной с двумя парусами. Хотя именно новизна такой конструкции и порождала у Лэви тревогу. Своей дотошностью он не раз вызывал приступы гнева у Киркаса, который в последнее время любые замечания встречал чуть ли не с кулаками. Лэви понимал, что Киркас торопился, потому что обещал привезти согревающую белоснежную накидку своей красавице Эле, которая вот-вот должна была родить. А такие накидки делали только в Сальдаре. Все слова Лэви про то, что второй парус не доработан и нужно поберечь себя для жены и будущего первенца, так и не смогли убедить вспыльчивого молодого человека не подвергать себя огромному риску.
Но несмотря на все разногласия, он продолжал восхищаться Киркасом — и как лихим ездоком, и как самым верным другом.
Лэви с тоской провожал взглядом слабо различимый силуэт «Тачки», рванувшей вперёд. Как только раскрылся второй парус, он сквозь пыль в потоке с ужасом разглядел, что ревущий ветер жёстко скомкал раскрывшееся широкое полотно. Закружившуюся «Тачку» подняло в воздух и швырнуло в густой туман, поднимавшийся стеной по краям потока…

Глава 2

Чёрные горы ледяной воды бросали утлый челнок с волны на волну. Он был почти доверху нагружен рыбой, а внутри сидел измотанный человек, продолжавший упрямо грести. От пронизывающего ветра и холода его руки с трудом повиновались и уже не чувствовали вёсел, а кожа на лице перестала ощущать боль от хлещущего острыми иголками мокрого снега. Упорная мысль, что нельзя останавливаться, заставляла его с величайшим трудом ворочать вёсла, казавшиеся уже неподъёмными.
Правда, это мысль была не единственной. Временами рыбака одолевало осознание бессилия: он понимал, что стихию не победить, нужно просто положиться на волю волн, и будь что будет.
В такие моменты Песко — так звали рыбака — заставлял себя вспоминать о пропавших в этой пучине отце, братьях и друзьях, и эти воспоминания злобно взбадривали его. Он, сжав зубы, с натугой рвал тяжёлые вёсла и мысленно ругался со стихией: «Эй, Большая Чёрная Вода! Слышишь меня? Уж больше двадцати периодов, как оседлали потоки, а ты всё не даёшься! Что с тобой не так-то?! Гордая, да? Сильная? Ну ничего! Кто-нибудь сможет и твою водную тьму укротить! Слышишь?!»
Вдруг Песко скорее почувствовал, чем услышал, как днище челнока заскрежетало по мелким камням. Ещё несколько натужных рывков вёслами — и судёнышко замерло без движения.
Рыбак с трудом встал, почти без сил вывалился на спасительный берег, уткнулся лицом в ледяную прибрежную гальку и почувствовал, что вот-вот провалится в сон. Возможно, в последний сон своей жизни.
Словно споря с кем-то, он приподнялся на локтях, мотнул головой и стал всматриваться в кромешную темноту, бормоча под нос: «Нельзя спать… Я слишком молодой… для последнего сна под корнями…» Его слипавшиеся от усталости глаза с трудом могли разглядеть что-то, кроме чёрно-серой мути, в которой мокрый снег смешался с брызгами волн. Внезапно ветер на мгновение замер, и юноша увидел неподалёку бледно-жёлтое свечение, исходящее из-под густых кустов.
Песко в изнеможении закрыл глаза и, собирая последние силы, вслепую пополз вперёд, к спасительному свечению. Вдруг, резко замерев, он обернулся, облизнул потрескавшиеся губы и прошептал: «Мой улов…»
С огромным трудом юноша развернулся, с натугой встал на колени и ухватился за край челнока онемевшими от холода пальцами. Издав гортанный вопль, чтобы придать себе сил, он дёрнул судёнышко на себя и смог чуть дальше вытянуть его на берег.
Сколько прошло времени, пока весь улов оказался возле спасительных кустов, Песко не смог бы сказать. Только когда молодой рыбак полностью уверился, что его добычу вместе с челноком не поглотит Большая Чёрная Вода, он заполз поглубже в кусты и, просунув руки между ветвей к бледно светящимся корням, постарался согреться их еле ощутимым теплом.
От ледяного ветра и мокрой одежды Песко колотила мелкая дрожь, и он понимал, что это был первый признак подступающей болезни…
Он стал напрягать и расслаблять мышцы, как учили его опытные рыбаки, чтобы хоть как-то разогнать кровь по жилам и немного согреться, но сил даже для этого уже не хватало. Охваченный отчаянием, он зарыдал и стал звать на помощь, стараясь перекричать вой ветра.
Что он кричал дословно и как долго, юноша вряд ли помнил. Но вдруг заметил, как наружные корни кустов и нижняя часть веток стали переливаться оранжево-жёлтыми бликами, и жаркая волна коснулась его рук. Онемевшие пальцы Песко ощутили особое тепло, которое согревало не только кожу, но и наполняло всё тело, растворяя напугавшую его дрожь. Сжавшись в комок, он плотнее припал к кустам, продолжая рыдать уже от нахлынувшей радости и осознания спасения.
Замутнёнными от слёз глазами он осмотрелся, и страх стылым комом, вперемежку с восторгом, буквально сжал его внутри. Песко увидел, что и почва под ним мерцает таким же оранжево-жёлтым, пульсирующим волнами свечением, даря спасительное тепло.
Молодой рыбак попытался протереть глаза, в надежде лучше рассмотреть, что же его окружает. Но всё ещё непослушные от холода пальцы лишь чуть ободрали веки.
Внезапно, осенённый догадкой, он замер и еле слышно выдохнул: «Черви…»
Лицо озарилось улыбкой неподдельного счастья, и он провалился в спасительный, согревающий сон.

                ***
Хлада понимала, что больше не может отдирать моллюсков от скользких камней. Руки и ноги её уже окоченели от ледяной воды, да и утомилась она слишком быстро. Девушка с трудом разогнулась, досадливо посмотрела на почти пустую корзину с моллюсками и выругалась про себя: «Да и в пекло! Хватит на сегодня! Сама съем, хотя опять ничего не обменяю… Эх…»
Хлада выбралась из воды и, подхватив корзину, быстро направилась к своему жилищу, то и дело оглядываясь по сторонам. Опасалась она не зря, потому что на утреннем перезвоне услышала, что рядом с их селением стая войлов полоборота назад растерзала рыбака. Да и рыкуны тоже часто шастали вокруг, норовя залезть в ледники с рыбой. Из-за постоянной темноты и холода и так несладко жилось, но этих огромных мохнатых зверюг люди опасались больше всего. Ведь рыкун мог и в жилище залезть, как это уже однажды случилось. Тогда зверь задрал семью из четырёх человек. Потому и стали утыкивать острыми сколами сланца пологи над входами в жилища. Да расставлять крест-накрест железные пики вокруг каждого навеса по периметру селения, чтобы отвадить диких тварей.
Густая трава переливалась белёсыми бликами, отчего давящий мрак чуть отступал, позволяя выбирать тропу без ям и колдобин. Небо, обычно затянутое чёрно-серыми облаками, сегодня обильно рассыпало бисер далёких звёзд, свет которых немного рассеивал темноту.
Внезапно Хлада краем глаза заметила две зелёные точки в полумраке, и у неё внутри всё сжалось от страха. Войлов она видела издали не раз, и этот зелёный блеск их глаз был ей знаком.
Девушка, не раздумывая ни мгновения, ринулась по тропинке к спасительной ограде. Проскочив в проём, Хлада отшвырнула корзину и одним рывком завалила вход связкой железных пик. И вовремя. Она тут же увидела за перекрестьями ограды мощный силуэт зверя, хорошо различимый на фоне бликов от травы. Дикое животное, ощерившись, смотрело пристально, чуть опустив мохнатую голову с прижатыми ушами и издавая низкий утробный рык. Хлада, тяжело дыша от пережитого, встретилась с ним взглядом и ужаснулась: какой же яростью и злобой сверкали зелёные глаза! В них не было пощады…
Дрожащими руками девушка упёрлась в железные перекрестья, достигавшие человеческого роста, и через мгновение вдруг рассмеялась в голос:
— Что? Съел?..
Её нервный смех заставил животное поднять голову и выставить острые уши торчком.
— То-то же! — не успокаивалась Хлада, нервно вскрикивая. — Сгинь отсель! Ну!..
Зверь отступил на шаг, потом ещё раз взглянул на девушку, высоко тявкнул и, задрав заднюю ногу, начал мочиться на одну из пик ограды.
— Ах ты падаль! — уже гневно крикнула Хлада. — Гадить здесь удумал?! Сейчас людей кликну, и из шкуры твоей ещё накидку иль шапок нашьём! Кыш, сказала!
Войл закончил опорожняться и, не оборачиваясь, скрылся в темноте, а Хлада, осознав прошедшую опасность, кулём осела на траву. От пережитого её затрясло, и она, обхватив себя за плечи, разрыдалась.
В голове стали мелькать тяжёлые мысли о своей непростой сиротской судьбе, которые не раз рвали ей душу все семнадцать периодов жизни.
Как следует проревевшись, Хлада поднялась и, ёжась от холода, быстро собрала в корзину рассыпанных моллюсков. Она шла и в который раз жалела себя, что судьба уготовила ей родиться здесь, в стылом Полунгаре, а не в тёплом Сальдаре.
В далёком детстве Хлада однажды услышала историю о том, за туманными болотами огромное светило Сао не уходит с неба, меняя цвет ото дня к ночи. После того рассказа малышка долго не могла заснуть, размышляя, как же светило Сао сменяет бирюзовый жар на бело-розовое тепло. Потому что для маленькой девочки даже эти названия цвета звучали как сказка. Ведь в её родном Полунгаре не было никакого внешнего природного света, кроме мерцающей белыми искрами травы, светящихся слабым бледно-жёлтым светом корней деревьев и кустов, даривших слабое тепло, да блёклого мигания далёких звёзд. Этот постоянный полумрак, что временами лишь заполнялся туманами, дождями и снегом, был настолько привычен Хладе, что она и не мыслила себя в ином мире.
Откинув одно за другим три полотнища полога входа, девушка зашла в жилище, выстроенное из опавших веток вокруг дерева, с проложенным по щелям плотным мхом по стенам и потолку. Она поставила корзину, быстро разделась и с трудом скатала с ног толстые и высокие, выше колен, упругие чулки с подошвой из плотных водорослей, служившие женщинам и обувью, и защитой от холода. При этом привычно поворчала, что мужчинам легче носить свои сапоги — почти такие же, но более плотные и до верхней части икр. Подбросив в гаснущий очаг несколько быстро разгоравшихся плоских сланцевых камней, Хлада, не снимая длинной юбки и плотной кофты, юрко запрыгнула в кровать с изголовьем в бледно светящемся дупле огромного дерева и съёжилась под толстым одеялом. Поворочавшись немного, она тяжело вздохнула и начала бурчать себе под нос:
— Вот ведь угораздило меня… Хорошо хоть, от войла спаслась… Да ещё так поздно проснулась, разиня, что весь улов пропустила в ближней протоке… Ладно бы сразу ко всем пойти… Эх… И зачем на этого хвастуна Песко было смотреть-то?
Хлада замолчала и погрузилась в мечты. «Да, Песко красавец… Мышцами так играет, когда рыбу разделывает… ох, да… Ну и что? Насмотрелась, балда? Даже не взглянул на меня ни разу! Ладно бы была кривой какой. Конечно, не так пышна, как балаболка Третка. И что? Волосы у меня гуще и темнее Треткиных, и глаза, говорят, красивые. Голубые! Да что уж теперь про фигуру с лицом вспоминать, если голодной лежу… Эх… Теперь вот и замёрзла, и новой накидки не выменяю… А она, зараза, белая да тёплая… Сразу видно, что со светлой стороны материя! Так и мерцает, даже без деревьев и кустов, словно сама светится…»

                ***
С тех пор как Песко вернулся с богатым уловом из Большой Чёрной Воды, слухи о его спасении червями и умении молодого рыбака говорить с ними разлетались всё дальше и дальше. Ведь ещё от предков было известно, что под корнями живут светящиеся черви. Хоть мало кто мог разглядеть их, но словам прародителей старались верить.
Яркое доказательство того, что черви существуют и даже помогают людям, как раз и являл собой Песко.
Хлада, как и многие девушки, скорее приходила полюбоваться на кудрявого зеленоглазого блондина, чем снова послушать его рассказ.
Происходило это, как всегда, под большим навесом, где собирались жители селения — поесть, разделить улов и обменяться товарами.
Рассказ о своём спасении Песко теперь повторял почти на каждом вечернем перезвоне. Сразу после него он начинал звать червей на виду у всех и просил дать больше тепла. Когда же деревья, к которым лепились жилища с навесом, натянутым поверх крыш и между стволов, начинали светиться оранжево-жёлтым сиянием от почвы и выше человеческого роста, — что, впрочем, большинству не было видно, а вот пульсирующее тепло, наполнявшее помещение, ощущали все, — то раздавался восхищённый гул голосов. Люди подхватывали хором слова Песко и, в упоении и восторге, усиливали этот призыв.
Конечно, для юноши это не прошло бесследно, потому что он стал получать уж слишком много внимания и ласки. Да и не только от односельчан, но и от девиц из соседних селений, которые в общем хоре зова червей только и делали, что призывно смотрели на Песко, стараясь подобраться ближе. А тот в своём восторженном исступлении лишь громче повторял и повторял заветные слова:
— О черви, свет несущие и тепло дарящие! Согрейте мои руки и ноги! Прошу вас о помощи! Не поскупитесь! Взываю к вам со всей силой сердца! Одарите тёплым чудом своим!
С каждым разом Хлада стала замечать, что её всё больше раздражает такое нарочито показное управление червями. Она где-то на краю сознания начинала понимать что-то очень важное и про червей, и даже про то, как нужно с ними общаться. А всё потому, что при зове тепла свечение на стволах деревьев словно подсказывало ей о чём-то. Именно это умение видеть оранжево-жёлтые всполохи давало девушке особую уверенность, что она находится совсем рядом с тайной, которая вот-вот должна ей открыться.
Вот и теперь, плотно закутавшись в одеяло, Хлада снова и снова старалась уловить ту самую важную мысль, которая всё ускользала. Мешало и то, что она никак не могла согреться. Повздыхав, девушка высунула нос из-под одеяла.
— О черви, свет несущие и тепло дарящие! — громко сказала она. — Согрейте меня, пожалуйста! А то прямо не могу, так продрогла.
И, закрыв глаза, мысленно стала повторять заученные слова зова.
Через несколько мгновений на полу появилось тусклое сияние, окрасившее бледными оранжево-жёлтыми переливами корневище дерева с дуплом-кроватью, и волна тепла окутала девушку.
Хлада с улыбкой вздохнула и негромко поблагодарила:
— Спасибо, свет и тепло дарящие! Какие вы безотказные всегда…
Девушка закрыла глаза и задремала. Последними её мыслями перед сном были обычные мечты лентяйки: как было бы хорошо приходить в те места, где сразу много моллюсков, чтобы долго не стоять и не отковыривать по нескольку штук, и хорошо бы вырастить свою плантацию красных водорослей, из которых получаются отличные и прочные одежда и обувь. Да и свои чулки уже пора бы поменять на более новые… тогда и светлые накидки от сальдарцев можно менять хоть каждый день…
Внезапно девушку словно подбросило.
Она выпрыгнула из кровати, замерла на мгновение, покрутилась на месте, будто отыскивая что-то, зажмурилась и зашептала вслух, чтобы не потерять нить:
— Так! Тихо! Тихо… Так, Хлада! Давай ещё раз, по порядку: если черви отзываются на мысли, значит с ними можно и мысленно разговаривать, а не только вслух? Интересно, а можно ли просить их о чём-то ещё, кроме тепла?
Девушка сжала виски ладонями и произнесла про себя: «О черви, свет несущие и тепло дарящие! Помогите мне, одинокой хрупкой девушке, поскорее набирать корзину моллюсков и терпких раковин доверху. Мне нужно не только для еды, но чтоб хватило улова на обмен тёплых вещей со светлой стороны и чтобы не просить вас, черви, свет несущие, лишний раз дать больше тепла в моё жилище!»
Хлада стояла и долго-долго твердила одно и то же, отчего у неё даже немного занемели ноги, а ступни начало неприятно покалывать. Она присела на край кровати и… увидела, что пол под её ногами, покрытый ворохами жухлой травы с клоками сухих водорослей, стал понемногу просвечиваться меж корней мутно-белым сиянием, идущим от входного полога.
Хлада вскочила и выбежала из жилища.
Каково же было её удивление, когда она поняла, что мерцание продолжается тонкой полоской на тропинке к излучине реки.
Не переставая повторять слова нового зова, девушка пошла по яркой нити и, подойдя к воде, ахнула, увидев, что на дне неглубокой протоки мерцание высветило плотные кучки моллюсков, облепивших камни на небольшой глубине.
Мурашки пробежали по спине и затылку Хлады.
«Как?! Откуда они взялись?! — билась в её голове мысль. — Я же совсем недавно была тут и видела пустое дно! Они ещё и огромные бордовые, а не простые серые моллюски!»
Поколебавшись мгновение, девушка ступила в воду и только тут поняла, что совсем забыла обуться и одеться. Босые ноги моментально пробрал холод от ледяной воды, и она, засмеявшись, бросилась к дому за одеждой.

                ***
В этот раз Хлада действительно набрала полную корзину крупных моллюсков и к вечернему перезвону шла с торжествующей улыбкой.
Войдя под навес, она тут же стала выискивать дядюшку Раскта, который слыл удачливым ездоком, перевозившим товары из Полунгара в Сальдар и обратно. По слухам, Раскт полоборота как вернулся со светлой стороны и уже выменял одну белую накидку, о которой так сильно мечтала Хлада.
Увидев коренастого рыжего мужчину с усами, девушка быстро пробралась к нему, по пути бросив большую пригоршню моллюсков в общий огромный котёл.
— Тепла тебе в дом, дядюшка Раскт! — громко поприветствовала она ездока и поставила рядом с ним большую корзину со своим уловом.
— И тебе тепла в дом, девица! — улыбнувшись в пышные усы, ответил Раскт, перекрывая своим басом шумный гомон под навесом. — Хороши моллюски у тебя! — похвалил он. — На зависть многим полунгам, что ленятся и перебиваются с ракушек на водоросли.
— Да уж! Постаралась я сегодня! — ответила с улыбкой Хлада, присаживаясь рядом. — Устала, конечно, да окоченела совсем. Вот, пришла на сбор — поесть и погреться, да твои истории о путешествии к сальдарцам послушать.
— Не хитри, девица! — с улыбкой прищурил глаз опытный ездок. — В моих рассказах мало нового, а вот вещиц разных привёз я много. Небось о них и разговор пойдёт, если ты мне прямо под ноги бухнула свой богатый улов?
Хлада звонко рассмеялась и, тронув за руку мужчину, сказала, глядя ему в глаза:
— Ох и прозорливый ты, дядька Раскт! В самую серединку середины попал своей отгадкой.
— Да что уж тут не понять, — хохотнул ездок. — Девица ты видная, и наряды тебе нужнее, чем мне.
Хлада улыбнулась в ответ на похвалу, и Раскт уже более серьёзным тоном добавил:
— Неужто впервой на большой обмен пришла?
— Да, впервой, — с глубоким вздохом сказала Хлада, доверчиво склонив голову набок. — До этого так, по мелочи бывало меняться.
— Ну, тогда поведай — как звать тебя и о чём мечта твоя? — улыбаясь, пробасил Раскт.
— Слыхала, накидки у тебя вроде есть белые, что со светлой стороны, — тут же встрепенулась девушка. — Вот и хотела прицениться да примерить, если сговоримся. А звать меня Хладой.
— Ну, одной корзины моллюсков маловато будет за такую вещицу, Хлада. — Раскт хитро прищурил глаза и, приблизив свои пышные усы к самому уху девушки, шёпотом закончил: — А вот, помимо улова, надо бы и согреть странника. Тогда, глядишь, и обмен случится, да может ещё и более выгодным будет для нас обоих.
Хлада сначала опешила от такой наглости, и её щёки полыхнули ярким румянцем. Но спустя мгновение взяла себя в руки и, прямо глядя в глаза мужчине, так же тихо сказала:
— Так я ж девица нетронутая, чистая. Обряда женского от матерей селения не приняла ещё. Оттого за такие речи мужа зрелого могут и наказать, и даже покарать сурово… — И, увидев, как взгляд Раскта сменился с игривого на испуганный, добавила тихо: — Потому и не надо мне, наверно, об этом говорить кому-то, дабы честь твою не замарать. Верно?
Раскт пригладил усы и уже серьёзно посмотрел на девушку.
— Да, ты ещё и умом крепка, как я вижу, — чуть растягивая слова, сказал он, улыбнувшись уже сдержаннее. И продолжил: — Ну что ж… Тогда давай сторгуемся. Только вот за белую накидку пуховую, как её сальдарцы называют, одной корзины моллюсков мало будет. Тут и двух может еле хватить.
Хлада, молча улыбнувшись с ледяным взглядом, поднялась и сняла ближайший фонарь с пятью крупными сиялками. Насекомые тут же забили чешуйчатыми крыльями от беспокойства, засветившись ещё ярче, и девушка поднесла фонарь вплотную к корзине.
— Смотри, уважаемый дядюшка Раскт, — спокойно произнесла она. — Это не серые, а бордовые, крупные моллюски. Таких и пяти штук на густую похлёбку хватит. Да ещё их ракушки на лепёшки сытные пойдут. Так что в моей корзине товара на одну накидку с лихвой.
Хлада ждала, пока Раскт разглядывал её улов, держа в руках пару раковин, и даже заметила, как он цыкнул на любопытных, решивших тоже засунуть свои носы в корзину, услышав про бордовых моллюсков.
Девушка повесила фонарь с сиялками, присела поближе к ездоку и негромко, ласково спросила:
— Ну что? Примерит сегодня накидку пуховую девица видная… молчаливая, а?
— Умная ты, Хлада. Этого не отнять у тебя, — улыбаясь, ответил Раскт. — Твоя взяла. Держи!
С этими словами ездок встал с большого короба, на котором сидел, и открыл его. Порывшись немного, достал вещь, которая словно сама светилась, без помощи сиялок.
Хлада, сдерживая дрожь в руках от нетерпения и нахлынувших чувств, взяла чудо-накидку и грациозно обернула ею плечи.
— И правду говорят, — промурлыкала она, кутаясь в наряд, — греет она сама да прямо лучится.
Увидев на Хладе роскошный наряд, другие девушки тут же стали к ней подсаживаться, засыпая её вопросами и поглаживая пушистую накидку.
— Спасибо тебе за такой обмен, дядька Раскт! — широко улыбаясь от счастья, сказала Хлада. — А если я завтра ещё бордовых наловлю, будет у тебя что выменять?
Ездок громко рассмеялся и, привычно пригладив усы, сказал:
— Эх и хитра ты, девица! Но до завтра мне всю эту твою корзину не осилить, как ни старайся. Сама ж сказала, что пяти моллюсков на густую похлёбку хватит. Так что через три-четыре оборота можем опять сторговаться, коль захочешь.
Глава 3
Теперь Хлада не ходила на реку трижды в оборот, как раньше. Ей хватало и одного раза, чтобы, используя особый зов к червям, набирать большую корзину крупных моллюсков. Но своим секретом девушка решила ни с кем не делиться.
Скоро у неё появились жёлтые, а не бордовые, как когда-то, чулки, да ещё двухслойные, с прочной подошвой из опавшей коры деревьев. Такие чулки согревали не хуже белой накидки, которую она хоть и берегла, но надевала на каждый перезвон, поглядывая на всех с лёгкой улыбкой превосходства.
Теперь, заходя под навес, Хлада всем своим видом давала понять, что становится зажиточной селянкой. Ведь в Полунгаре особо ценились светлые наряды, которые не каждый мог себе позволить. Полунги обычно шили одежду и обувь из водорослей разных сортов и мастей и редко из опавшей листвы немногочисленных широколистных деревьев, отчего она получалась в основном бордово-коричневого цвета. Такие вещи изнашивались достаточно быстро, в отличие от одеяний из красных водорослей. Эти водоросли обладали особой плотностью и придавали ткани светлые оттенки — от алого и оранжевого до жёлтого и золотистого. Выделанные в особом соляном растворе с добавлением плотного мха для уплотнения, они служили также долговечной обувью. Конечно же, особым спросом пользовалась одежда из Сальдара, отличавшаяся всем спектром цветов — от ярко-синего до кипенно-белого. По слухам, сальдарцы шили такую одежду из бархатистых синих и бирюзовых листьев деревьев фижьера, что росли только на их «светлой стороне».
Однажды, выменивая у ездока свой улов на ярко-синюю сальдарскую юбку, Хлада услышала сдавленный крик прямо за спиной. Она резко обернулась и увидела, как Арги, жена старшего рыбака их селения, выронив корзину с рыбой, схватилась одной рукой за огромный живот, а другой стала искать опору, чтобы не упасть.
Хлада тут же поддержала её и осторожно помогла присесть на опрокинутую корзину.
— Что с тобой, Арги?! — с испугом воскликнула девушка, видя, как по чулкам женщины стекает вода.
Видя происходящее, две наставницы селения тут же аккуратно оттеснили Хладу в сторону, и одна из них громко крикнула:
— А ну-ка, тихо! Всем мужчинам выйти из-под навеса! И быстро накипятите воды побольше, да свежего мха натаскайте! Видите, у Арги воды отошли — роды начинаются! И чтоб не заходить сюда никому! Ясно?
Общий гул голосов быстро смолк, и мужчины торопливо стали выходить наружу, уводя за руки детей, чтобы те не мешались под ногами.
— Хлада! — окликнула растерявшуюся девушку низкорослая полная наставница, которую все ласково звали мать Вайза. — Помоги мне уложить Арги пока на эту подстилку, а потом подсобишь мне с Анной роды принять.
У Хлады от услышанного мелко задрожали руки, но она мотнула головой, словно прогоняя страх, и взялась помогать.
Все женщины и девушки, находившиеся под навесом, хоть и суетливо, но в меру слаженно стали кипятить на трёх очагах чистую воду, расстилать бурые полотнища и класть валики под голову и ноги на большом столе. Под ножки этого стола другие женщины подкладывали плоские камни, обычно служившие тарелками для еды. Таким образом они ставили стол под нужным углом и одновременно проверяли его на устойчивость, ловко меняя камни местами, если требовалось.
Некоторые девушки выскакивали из-под навеса и тут же возвращались с корзинами, полными густого мха, который приносили мужчины. Мох тут же высыпали на пол, отбирая самые чистые и густые куски. Остальные девушки вешали фонари с сиялками поближе к столу для роженицы.
Хлада в общей беготне чётко выполняла всё, что ей говорили наставницы. Но страшные мысли разрывали её изнутри — она вдруг вспомнила рассказы о том, как во время родов умерла её мать. Временами тошнота подступала к горлу, а страх холодными тисками сковывал всё внутри, когда она слышала крики Арги. От этого Хладе хотелось бежать куда глаза глядят.
Наконец всё было готово: роженицу быстро подхватили и аккуратно перенесли на подготовленный стол. Рядом встали несколько женщин и девушек. Они смачивали в кипятке мох и короткие бурые полотенца, чуть остужали их и передавали наставницам Вайзе и Анне, склонившимся над стонущей Арги.
От страха Хлада сначала спряталась за спинами стоящих, но, услышав оклик Вайзы, подошла ближе.
— Милая моя, — ласково и быстро зашептала Вайза, — держи Арги за руку. Даже когда тебе будет больно, помни, что ей больней, и нужно хоть немного брать эту боль на себя. Тогда и рожать ей легче будет. Уяснила, девочка?
Хлада утвердительно затрясла головой и, взявши двумя руками потную ладонь Арги, стала с ужасом смотреть на её огромный живот и зажмуриваться при каждом вскрике.
Женщины тихо затянули древнюю песню, которая, по поверьям, помогала при родах. Но роженице становилось всё хуже. Это было видно и по её бледнеющему лицу, и по лицам Вайзы и Анны. Наставницы стали чуть больше суетиться и просить Арги сильнее тужиться, но та почти полностью выбилась из сил от боли.
Вайза быстро замотала в пучок свои седеющие длинные волосы и полными руками стала надавливать на огромный живот Арги, чтобы помочь младенцу появиться на свет. Но и это не дало результата. Во взглядах поющих женщин появился страх, который никак не мог ускользнуть от зорких глаз Хлады. Этот страх, словно вязкая жижа, стал проникать в каждую помощницу, и казалось, даже воздух наполнился им. И вот уже несколько девушек, не сдерживаясь, заплакали.
Высокая и поджарая наставница Анна грозно посмотрела на них и, вытирая рукавом струящийся по лбу пот, крикнула:
— А ну-ка, хватит рыдать!
Плачущих девушек тут же оттеснили подальше, но Хлада услышала, как Анна, нервно сдув со лба светлую прядь волос, негромко и быстро прошептала Вайзе, склонившись над стонущей роженицей:
— Надо решать, кого спасаем — мать или дитя.
Вайза ещё раз надавила на живот Арги, и та захрипела от боли, уже не способная кричать.
— Пойте громче! — злобно рявкнула Анна, обернувшись в сторону женщин.
Тут Хладу словно что-то пронзило изнутри, и она даже тихо вскрикнула от неожиданности.
Вайза кинула быстрый взгляд в её сторону и, отбросив очередное окровавленное полотенце и кусок густого мха, ободряюще сказала:
— Потерпи, потерпи, моя хорошая! Сейчас примем дитя Арги, она отпустит твои руки и не будет их так выкручивать.
Но Хлада вскрикнула не от этого. Она очень отчётливо поняла, что именно сейчас может позвать червей на помощь, чтобы облегчить страдания и боль Арги.
Не думая больше ни мгновения, Хлада закрыла глаза и мысленно стала взывать, повторяя: «О черви, свет несущие! Прошу вас, помогите уменьшить боль Арги, дайте ей силы родить без мук и страданий, чтобы и мать, и дитя остались живы! Пусть ребёнок живёт с матерью, а не как я, сиротой. Прошу вас, свет несущие и тепло дарящие, не оставьте мои слова без ответа! О черви, свет несущие…»
Внезапно в голове Хлады стали рождаться картины: радостная женщина кутает в белую пуховую накидку новорождённую девочку, а та звонко смеётся, умильно дёргает пухлыми ножками и протягивает маленькие ручки, лопоча что-то непонятное…
Что было вокруг, Хлада не видела и почти ничего не слышала, занятая своим новым зовом к червям. Она даже не обратила внимания на сдавленный удивлённый возглас Третки: «Смотрите! Смотрите!», когда оранжево-алое сияние стало пробиваться сквозь пол под столом, на котором рожала Арги, окутав роженицу и всех, кто был рядом.
Хлада очнулась от забытья, лишь когда услышала громкий крик младенца. Пришедшая в себя Арги отпустила её руки и со слезами радости приложила плачущую кроху к своей груди.
— Девочка… — громко, сквозь общий шум, утвердительно сказала Хлада и с надеждой посмотрела наставнице Анне в глаза.
— Девочка! Девочка! — подхватили все женщины и девушки рядом с ней и разом загомонили, поздравляя мать с рождением дитя. Вайза с Анной устало, но с улыбками утёрли пот, ручьями стекавший по их лицам.
Хлада продолжала пристально смотреть на Анну, словно спрашивая о чём-то. Сквозь усталость во взгляде наставницы мелькнуло удивление. Она притянула девушку к себе в объятия, тихо прошептав ей на ухо:
— Это же ты позвала червей на помощь?
Только теперь Хлада увидела, что её ноги, и даже стол с матерью и новорождённой, окутаны бледными оранжево-алыми сполохами, угасающими на глазах. Она подняла голову и тихим шёпотом спросила у Анны:
— Ты видишь свечение?
На это наставница утвердительно качнула головой и так же тихо ответила:
— Вижу… Но не это главное. Важно то, что ты смогла упросить червей спасти мать и дитя. Как тебе это удалось?
Последние несколько слов прозвучали в полнейшей тишине, нарушаемой лишь тихим причмокиванием малютки.
— Я просто не хотела, чтобы у нас появилась ещё одна сирота, наставница Анна, потому и позвала червей, как смогла… — тихо выговорила Хлада, глядя на всех удивлённо-испуганными глазами.
— И у тебя это получилось! — слабо улыбаясь и с трудом разлепляя искусанные губы, сказала Арги, протягивая Хладе свободную руку. — Эту руку ты держала, и через неё стало приходить ко мне облегчение, словно силы в меня вливались. Даже боль дикая ушла, так мне стало хорошо.
Девушка взяла протянутую руку и прижала её к своей груди, в знак благодарности за тёплые слова.
Новорождённая малютка вдруг оторвалась от материнской груди, посмотрела прямо в глаза Хладе и улыбнулась.
— Узнала свою спасительницу! — негромко засмеялась Вайза.
Несколько женщин подхватили её смех, а наставница Анна улыбнулась и сказала:
— Ну, теперь понятно, какое имя будет у малышки!
— Я назову её Хладэна, в твою честь! — прошептала Арги и сжала ладонь девушки.
Слёзы выступили на глазах Хлады, и она поцеловала запястье Арги. Потом, словно что-то вспомнив, быстро расстегнула крючок своей белой накидки и аккуратно укутала ею уже заснувшую крошку Хладэну.
— Дорогой подарок! — широко улыбаясь, сказала Анна. — Достойная плата за оказанную честь!
— Вот и славно, дорогие мои! — с улыбкой на измученном лице произнесла Вайза и уже спокойно и твёрдо добавила: — А теперь надо здесь убрать. Мы же так и не трапезничали ещё. Да не забудьте сжечь весь мох и полотенца порченые, чтобы у Арги с дочкой никаких болезней от родов не осталось.

                ***
Весть о том, что Хлада облегчила роды призывом червей, молниеносно разлетелась по селению. Даже всегда суровый с виду старший рыбак Пётр, муж Арги, немного неуклюже обнял Хладу своими огромными ручищами и поблагодарил её за такую необычную помощь и богатый подарок его дочурке-первенцу.
Весь вечер Хлада принимала поздравления и радовалась удачно прошедшим родам вместе со всеми. Она даже поймала восхищённо-оценивающий и пристальный взгляд Песко, которого новая героиня дня отодвинула на второй план.
Правда, Хлада сделала вид, что не заметила этого «особого зова» Песко, и намеренно не подходила к его столу, где, как нарочно, то и дело оказывалось свободное место. Она сидела в окружении девушек и с отвлечённой улыбкой слушала их болтовню и сплетни, когда к ней подсел Пётр и внезапно спросил:
— А как тебе удалось позвать червей, чтобы так облегчить роды моей жене?
Девушки вокруг притихли, и Хлада, пряча взгляд, негромко сказала:
— Я уже ответила на этот вопрос нашей наставнице Анне, и готова опять повторить: я не хотела в нашем селении ещё одной сироты. Такой, как я. Потому и просила душу своей мамы помочь в родах. Мы же все про себя догадываемся, что черви — это души наших родных. Это они помогают нам, когда мы их зовём. Ведь не зря же мы прощаемся с умершими под корнями деревьев, от которых тепло приходит. Вот я и попросила свою маму о помощи, и она не отказала…
Пётр обнял Хладу за плечи, притянул легонько к себе, поцеловал в голову и сказал:
— Жаль, что так случилось с твоей матерью… Да и отец твой так рано пропал в тумане на стыке миров. Но теперь знай — часть моего улова всегда будет твоей. И моей дочке, когда подрастёт, мы с Арги будем часто рассказывать, кто помог подарить ей жизнь. Ты достойна этого! Жаль, что ты уже не девчушка, а то взял бы тебя в свою семью! — с улыбкой закончил он.

                ***
Хлада долго ворочалась и не могла уснуть от мыслей, что роем крутились в голове. Уже давно померкли крылья сиялок в фонаре, возвещая о наступлении ночи, но она всё лежала и смотрела широко распахнутыми глазами куда-то сквозь стены своего жилища. Хлада особенно ясно осознала, что черви отозвались на её зов о помощи при родах не просто так. Она догадалась, что для них прозвучало сигналом что-то особенное в её словах. Да ещё этот разный свет… Ведь когда звучал зов к червям об улове моллюсков, то свечение было мутно-белое, а когда тепла просишь — оранжево-жёлтое. Сегодня же оно вообще было оранжево-алым! Такого Хлада никогда не видела. Да ещё и видения эти про малышку в белой накидке. Оттого-то и подарила свою не думая, хотя теперь немного жалела.
«Ну, и ничего! — мысленно успокоила себя Хлада и улыбнулась. — Вот приедет дядька Раскт или другой ездок, тогда, может, опять сменяю у него за улов новую накидку. Чего горевать-то попусту?»
Раздумья снова и снова продолжали будоражить девушку, и она в который раз вспоминала и вспоминала слова, что беззвучно кричала при родах.
Внезапно Хлада поняла, что вместе со словами о помощи она представляла не каких-то посторонних, а себя и свою мать, которую ни разу не видела. На этот детальный образ и отозвались черви!
«Так вот как вы понимаете нас! — покрываясь мурашками от внезапно открывшейся тайны, подумала Хлада. — Вам надо говорить слова просьбы и представлять то, чего хочешь, тогда вы и помогаете!» Она съёжилась от догадки и накрыла голову подушкой. В который раз девушка стала вспоминать то, что привиделось: малышку, что барахтается в пуховой накидке на руках у смеющейся женщины; пухлые ручки и ножки девочки...
Слёзы выступили на глазах Хлады, вспомнившей рассказы наставниц о том, как её саму после родов и смерти матери долго выхаживали и боялись, что тоже умрёт. Ведь с момента рождения она не издала ни крика, а только сердито кряхтела и сопела. Оттого и назвали её Хладой, потому что была холодна и сдержанна в эмоциях с самого рождения. Даже когда под чутким наблюдением наставниц, и особенно матери Вайзы, она подросла, всё равно оставалась со всеми чуть отрешённо холодной. Да и, сколько себя знала, она не помнила, чтобы дурачилась, бегала и кричала с остальными детьми, которых оставляли наставницам, пока взрослые занимались ловлей рыбы или моллюсков, готовили или пряли. Хлада уже с детства, ощущая своё особое одиночество и тоску оттого, что взрослые нянчатся со своими детьми и уделяют ей лишь немного внимания, внутренне отреклась от любой сторонней ласки, чтобы не ранить себя ещё больнее. Только ездок дядька Лэви, давний друг погибшего отца Хлады, каждый мах  возвращаясь из поездок, частенько привозил гостинцы и старался растормошить и развеселить её. Но девочку это только раздражало, и она просто отмалчивалась.
Вспомнила Хлада и то, как подростком стала помощницей наставниц, и Вайза вдруг разок назвала её «дочкой». После этих слов Хлада забилась под сохнущие на кухне котлы, рыдала и кричала, что она не дочь наставницы. Тогда же она явно осознала, что не хочет, чтобы кто-то командовал и управлял ею, и уже после этого попросилась перейти в ловцы, лишь бы пореже видеть Вайзу. Теперь-то Хлада понимала, что из-за своего упрямого норова просто не смогла откликнуться на материнскую любовь, которую всячески предлагала ей наставница.
Да и сейчас девушка не всегда была рада шумным компаниям под навесом. Часто она спешила доесть свою порцию похлёбки и тут же уйти к себе в жилище, расположенное в дальней части навеса. При этом она помнила, что и Анна, и Вайза частенько пророчили ей стать наставницей, потому что уж больно у неё всё ладно получалось. Вот только с возрастом она всё чаще ленилась. Возможно, потому наставницы и согласились, чтобы её перевели в ловцы. Ладно бы Хлада проявила себя в ловцах. Нет же. И тут она не нашла успокоения, потому что постоянно надо было находиться по колени в ледяной воде. Ну кому такая жизнь понравится?
Хлада вздохнула, перевернулась на другой бок, кутаясь в одеяло, вытерла слёзы, и, чтобы хоть как-то отогнать горькие мысли, стала снова представлять, уже с улыбкой, малютку и женщину. Теперь её мысли потекли в нужном русле, наполняя девушку каким-то особым счастьем от разгадки секрета общения с червями. Хоть это общение и было односторонним. Но от этой мысли Хлада отмахнулась. «Значит, и моллюсков вы мне так же созываете, черви, свет несущие! Потому что именно таких я видела не раз в корзинах удачливых ловцов. Именно таких моллюсков я и представляла, когда просила вас о помощи, о черви, свет несущие!» — не унимала восторга девушка.
Эмоции накрыли Хладу. Выскользнув из-под одеяла и изогнув стройное тело, она радостно закружилась по жилищу. Но внезапно остановилась и, широко распахнув ярко-голубые глаза, тихо произнесла:
— Черви, свет несущие! Поговорите со мной! Прошу вас! Я Хлада…
Девушка зажмурилась и с широкой улыбкой стала представлять, как её ноги окутывает лёгкое сияние. И почти сразу ног коснулась волна какого-то особого тепла, которое не просто согревало, а как-то особенно наполняло её всю.
Девушка легла на пол, припала щекой к свету и прошептала: «Поговорите со мной, о черви, свет несущие! Расскажите мне о себе! Помогите понимать вас!»
В то же мгновение ураган видений ворвался в голову Хлады. Картины суровой природы её родных мест стали расцветать всполохами ярких красок — от бордового, красного и алого до жёлтого и кипенно-белого. Картина сменилась образом древесных корней, которые, словно живые пальцы, впитывали эти цвета, наполняясь ими. В водных глубинах рыбы и моллюски, так же как и корни, вбирали в себя вихри красок, соперничая с камнями на дне, усеянном яркими искрами. Видения менялись так молниеносно, что Хлада даже не могла их толком рассмотреть. В первые мгновения её охватил восторг, но вскоре от переизбытка ощущений закружилась голова. Девушка захотела открыть глаза, но… Не смогла! Она попыталась встать. Но осознав, что какая-то огромная сила будто прижала её и не даёт пошевелиться, ужасно испугалась. Начальный восторг сменился паникой и дикой болью, которая разрывала голову изнутри, а новые видения всё возникали и возникали. Хлада вскрикнула от ужаса и потеряла сознание…

Глава 4

Тонкое, как волос, соединение, получив сторонний сигнал, замерцало зелёным огоньком и запустило световой импульс дальше. Свечение с нарастающей скоростью распространялось. Изумрудный каскад фейерверком пробегал по многомиллионным шестигранным объёмным соединениям, чьи нити опутывали многокилометровый отсек звездолёта.
Волна зелёных импульсов вызвала оживление диодов и плат, сплошным ковром покрывающих полукруглые стены от пола до сводчатого потолка. Включаясь с мягкими щелчками и слабым попискиванием, они начинали равномерно мерцать белыми и синими всполохами, плавно наполняя светом всё колоссальное пространство отсека.
На шестигранниках-визуализаторах появился бегущий вверх трёхстрочный белый текст, сопровождаемый полоской курсора:
«Система ментального наблюдения «Информаторий» — Базе открывателей: произошёл первый непримитивный контакт энергосущностей (локально — «черви») с индивидуумом женского пола по имени „Хлада“».
«Разведцентр — Базе: индивидуум женского пола обитает на полумрачной стороне, локально именуемой «Полунгар». Данная информация транскодирована от энергосущностей».
«Медотсек — Базе: в данный момент индивидуум «Хлада» находится в состоянии сомноленции  вследствие диффузного снижения мозгового метаболизма, вызванного кратковременным уменьшением мозгового кровотока из-за интенсивного образного общения. Предложение: применить короткий электрический разряд для выведения её из состояния обморока».
Текст исчез. Курсоры замигали в ожидании.
К этому времени волна ярких всполохов полностью осветила весь гигантский отсек. В самом его центре замерцали и загорелись отводы тысяч полупрозрачных труб, напоминавших щупальца застывшего громадного осьминога. Они соединялись с корпусом исполинской логарифмической спирали  диаметром более тысячи метров и высотой в несколько сотен метров. Сгустки проводов и креплений, уходящие в широченный раструб спирали, соединялись с бело-перламутровыми нейротрубками колоссального гипермозга.
Это был когнитивный модуль базы открывателей — центральный обменный узел со всеми системами управления. Помимо составляющих его нутро кристаллов, плат, датчиков и соединений, гиперинтеллект хранил и самую важную ценность — биоматериалы многочисленных органов центральной нервной системы учёных этого звездолёта. Это отличие от типовых искусственных интеллектов и было его сверхособенностью, наделившей гипермозг чувствами и эмоциями.
С мелодичным переливом коротко прозвучал сигнал, и перед когнитивным модулем полукругом появились красные надписи:
«База — Медотсеку: разряд не применять. Данная стимуляция повлечёт нарушение восприятия информации индивидуумом при дальнейших сеансах».
«База — Информаторию: объём образного общения уменьшить по протоколу до элементарного».
«Приказ Разведцентру: начать наблюдение за индивидуумом «Хлада» без препятствия дальнейших контактов, с постоянным подробным информированием».
В переплетении шестигранников один за другим появились и исчезли тексты:
«Медотсек — Базе: принято к исполнению».
«Информаторий — Базе: принято к исполнению».
«Разведцентр — Базе: принято к исполнению».
Бело-перламутровые сплетения когнитивного модуля начали пульсировать светом в ритме биения сердца. После нескольких ритмичных сдвоенных импульсов вся сеть шестигранных соединений сместила световой акцент в центр.
Вновь прозвучал сигнал, появилась очередная надпись:
«База — Ментальному Информаторию: доложить максимальную информацию о непримитивном контакторе „Хлада“ и её родных».
На шестигранных визуализаторах вокруг сияющих гигантских спиралей возникли панорамные голографические проекции с цифровыми данными, фотографиями, графиками и непрерывно бегущей информацией:
«„Хлада“ — пол женский, возраст — 16 периодов по критериям планеты Поса равный 16 и 1/4 годам по стандартам земного летоисчисления. Сирота. Мать — Эле, умерла при родах в возрасте 20 периодов. Отец — Киркас, ездок-первопроходец. До рождения дочери погиб на стыке миров в возрасте 27 периодов. Обстоятельства гибели: туман критической плотности — 10 уровень, расстояние от базы открывателей — 2 вида по критериям планеты Поса (1,2 км / 0,7 миль). Тело найдено единомышленниками погибшего спустя 3 оборота газового гиганта Сао вокруг своей оси, что соответствует 3 стандартным суткам планеты Поса.
Ремарка. Для удобства архивации данных определения день/неделя/месяц/год учитываются в терминах локального наречия: оборот/на;дель/мах/период. Данные временные отрезки соответствуют земным с погрешностью 1 к 1,00314.
Ремарка. Индивидуум „Хлада“. Уровень рационального интеллекта IQ — 120. Замкнута, в общении предпочитает саркастический тон, минимизирует контакты с жителями своего селения. Обладает навыками лидера, но данной способностью не пользуется. Имеет музыкальный слух и склонность к стихосложению. Часто поёт, находясь в своём жилище в одиночестве. Легко обучилась грамоте при помощи наставниц селения, а также примитивному сложению чисел — самостоятельно. Мечтательна, ленива, но обладает подвижным умом, благодаря чему проводила примитивные контакты с энергосущностями (локально — «черви»). Просила их о помощи для добычи пропитания, а также во время критических родов у женщины селения при тазовом предлежании плода. После призыва индивидуума о помощи для роженицы медцентр первооткрывателей направил серию команд энергосущностям. Для перемещения плода в утробе в нужном направлении с последующим удачным его извлечением были применены акустическая стимуляция плода и неинвазивная спинальная анальгезия. После оказания помощи при родах у индивидуума «Хлада» возникло желание провести первый сеанс непримитивного контакта. Как передают энергосущности, следящие за контактором «Хлада», в данный момент она пребывает в состоянии глубокого сна. Любые её контакты и более ранние контакты других индивидов с энергосущностями определены как «примитивные» и запротоколированы, но для контроля и дальнейшего наблюдения не учитываются».

Глава 5

В прохладной тени огромных кустов, в гамаке под небольшим навесом, сладко потягиваясь, лежал юноша и лениво цедил прохладную воду из тонкого стеклянного кувшина. Иногда он рассматривал сосуд, любуясь изгибами стекла. От изящного горлышка извилисто спускалась тонкая прозрачная нить, завершаясь крупной каплей на выпуклой части, словно сбежавшая струйка настоящей воды.
Его смуглые руки поворачивали кувшин под разными углами, чтобы свет Сао, пробивающийся сквозь полог из тонких лиан, давал больше причудливых бликов. Они отражались в миндалевидных карих глазах юноши, с ободом цвета тёмного золота.
Под навес зашёл высокий плотный мужчина в набедренной повязке на лоснящемся от пота смуглом массивном теле и в жёлтых сандалиях с плетёными ремешками до колен. Вытерев грязным полотенцем лицо с тканой повязкой на лбу, он исподлобья посмотрел на юношу.
— Флэм… — сердито пробасил мужчина, — с чего ты решил, что пора отдыхать?
Юноша вскочил с гамака, и кувшин, выскользнув из его рук и сделав невероятный кульбит в воздухе, полетел прямо на булыжный пол. Флэм бросился на колени, пытаясь поймать свою стеклянную драгоценность. Но кувшин упал точно в подставленную большую ладонь мужчины, испещрённую шрамами и следами от ожогов. Тот глянул на стоящего на коленях парня, хмыкнул и принялся рассматривать сосуд.
— Ох… мастер Элав… Спасибо! Вы спасли мою работу… — тяжело выдохнул Флэм. — У меня чуть сердце не выскочило…
— Отличная работа, мой мальчик! — пробасил удивлённо Элав, продолжая крутить в ладонях кувшин. — Ты сам придумал форму или случайно получилось? Я ведь такого заказа вроде не давал.
— Да, мастер! Это моя задумка, — затараторил Флэм, протягивая руки, чтобы забрать кувшин. — Я взял совсем немного чистой пыли из общего бака и сделал это для госпожи Ва;хвы. Она очень просила что-нибудь нежное и необычное. Вы же не будете сердиться?
Мастер Элав отодвинул протянутую руку Флэма и, хитро прищурившись, тихо спросил:
— С каких это пор тебе дают заказы в обход меня, а?
— Мастер Элав, она… она… — растерялся юноша, но, словно что-то вспомнив, выпучил глаза и, прижав ладони к груди, выпалил: — Она просила вам передать, что хочет такую вещицу! И я решил сделать пробу, чтобы показать вам, мастер, но не успел. Вы теперь вот сами её увидели. Оплаты ещё не было, так что всё по правилам, мастер! Я бы не смог обмануть своего благодетеля, который меня с малолетства вырастил! Честно, честно!
— Хитрец ты, Флэм! — басовито хохотнул Элав и протянул кувшин юноше.
Тот осторожно взял его и с благодарностью поклонился:
— Мастер Элав, могу я показать сосуд госпоже Вахве? Вы не будете против?
— Конечно покажи! — с доброй улыбкой ответил Элав. — Только сделай это при мне, дабы я всё видел и слышал. И мой тебе совет на будущее: всё докладывай сначала мне, а не тихушничай и тем более не скрывай от меня. А то ты в свои восемнадцать периодов да в сажень  ростом уж слишком шустрый. Уразумел?
— Конечно, конечно, мастер Элав! — суетливо поправляя тунику, пробормотал Флэм и выскочил за полог.
Да, за Флэмом водились тёмные делишки. Он часто выполнял какие-то свои заказы в стеклодувной мастерской и получал за это неплохие барыши. Проворачивал он такие дела, используя чистую пыль общего бака, из которой получались самые прочные изделия тонкого стекла, прозванные блица;ми. Для этого нужно было долго и упорно просеивать мельчайший песок, чтобы набрать хотя бы пригоршню так называемой «чистой пыли», но Флэму на это не хватало ни терпения, ни усердия. Поэтому за небольшую долю от предстоящего дельца он уговаривал менее удачливых подмастерьев просеивать для него чистую пыль. Ведь эти неудачники, по мнению Флэма, только и делали, что подметали и убирали в мастерской. А вот варить стекло и выдувать изделия мастер доверял в основном ему и ещё паре-тройке головастых ребят.
Обо всех этих проделках добродушный Элав догадывался, но снисходительно прощал их Флэму. Ведь этот юркий парнишка не просто считался лучшим подмастерьем, приносящим много хороших заказов, но ещё и был воспитанником Элава, о чём мастер старался не особо рассказывать. Небольшую часть выручки Флэм, конечно же, прибирал себе и практически сразу спускал на хмельной изумрудный сироп из ярко-синих плодов инджи. Тем не менее, при всех своих махинациях, ушлый подмастерье успевал выполнять почти всю сложную работу в мастерской. Помогал он мастеру Элаву даже в трудоёмком изготовлении стеклянных шариков да следил, чтобы те были прозрачными, как чистейшая вода. Элав, правда, никому не рассказывал, какой состав мельчайшего песка и чистой пыли он берёт для плавки в печи. Только когда горячее стекло уже было готово, мастер звал Флэма, и тот помогал нарезать из продолговатых болванок аккуратные одинаковые кусочки, придавая им круглую и гладкую форму с помощью особых щипцов и шлифовки. На эти шарики в последнее время можно было наменять товаров гораздо больше, чем на шлифованные раковины. Стеклянные шарики прозвали «марблами», и ездоки особенно охотно брали их в качестве платы за свой товар. Флэм, конечно же, пытался сам делать стеклянные марблы, но у него они получались всегда мутными и с пузырьками. Такие шарики брать никто не хотел. Мастер Элав, узнав про это безобразие, пригрозил отлупить хитрого подмастерья, чтобы тот не портил ценный песок и не менее ценную пыль.
Помимо всего прочего, Флэм не пропускал ни одной симпатичной девицы, которые так и липли к этому темноволосому кудрявому красавчику с более светлой кожей, чем у остальных. Поэтому он часто гулял и куролесил. Хотя иногда ему и доставалось за такие шалости.
Несмотря на то что Флэм был строен и высок, особой силой, увы, не обладал. Вероятно, из-за этого была у него одна крайне неприятная особенность. Благодаря своему острому языку он мог очень едко поддеть любого обидчика и так выставить дураком, что потом несчастному долго повторяли все эти колкости в спину, обращая их в унизительные шуточки. Делали так обычно дружки Флэма, в основном его должники, ходившие за ним по пятам и боявшиеся попасть к нему в немилость. Многие ещё помнили угрюмого гончара Т;тику, вынужденного переехать в другое далёкое селение только потому, что мстительный Флэм, получив как-то по носу от этого верзилы, устроил ему настоящую травлю.
Флэм распустил слухи, что у Тотики огромны только кулаки, а вот умишко — меньше кулачка ребёнка. И каждый раз, завидя здоровяка-гончара, Флэм начинал как бы шутливо задавать ему вопросы по сложению и вычитанию. Видя, как широкоплечий и высоченный Тотика растерянно хмурит брови и с мрачным взглядом отворачивается, дружки Флэма гоготали в голос. После на;дели  таких шуток даже озорные детишки стали весело орать возле гончарной мастерской прибаутку: «Два горшка слепил, три плошки разбил. Сколько прибыли нажил?»
Как бы Тотика ни пытался разгонять шумные ребячьи ватаги, они всё равно его донимали криками и смехом. Да и болтливые сплетницы нет-нет да бросали эту шутку в спину гончару, за глаза называя его тупицей.
С тех пор фраза Флэма: «Я не бью глупых, а наказываю их на всю жизнь» стала его лозунгом и самым опасным предупреждением любому, кто осмеливался вставать поперёк дороги этому пройдохе.
Впрочем, мало кто знал, что Тотика разбил нос Флэму не просто так. Гончар был безответно по уши влюблён в смуглую девушку Чурьят из соседнего селения, но боялся показать ей свои чувства. Узнав об одной вроде бы шутке, а на самом деле настоящей подлости Флэма, которую тот сделал по отношению к его возлюбленной, Тотика просто подошёл к смазливому красавцу и без объяснений молча ударил его.
Флэм, конечно же, не догадывался о чувствах Тотики, когда положил глаз на круглобёдрую Чурьят. Как ни старался юноша применить все свои проверенные варианты соблазнения, успеха добиться так и не смог. После череды неудач хитрец решил пригрозить девушке, напрямую сказав ей, что если он ещё раз будет отвергнут, то устроит ей такую травлю, что мало не покажется. На что гордая красотка, подбрасывая куски горючего сланца под котёл с кипящим бельём, только ухмыльнулась, обозвав Флэма пьянчужкой. Это и послужило началом её бед.
Все женщины Сальдара ухаживали за своими чёрными или тёмными волосами при помощи мягкого мыла. Варили его из высушенных корней огромных голубых цветов лимпа. Волосы становились мягкими и блестели, не выгорая под лучами жаркого светила. Мыло было достаточно дорогим, а потому в каждом доме всегда хранилось особенно бережно. Но у цветов лимпа было одно каверзное свойство: если в мыло добавить пару щепоток их завядших лепестков, то через оборот от волос и тела появлялся такой тухлый запах, что его просто невозможно было терпеть и очень долго приходилось отмывать. При этом запах тухлятины только усиливался из-за того, что Сао никогда не уходило с неба, а лишь меняло дневной жар на ночное тепло.
Флэм подговорил одну из охмурённых им подружек Чурьят испортить в доме несговорчивой девицы хорошее мыло, что и было сделано.
Через оборот Флэм с дружками-помощниками приехал в это селение отдавать большой заказ и, проходя мимо дома своей «обидчицы», стал громко сетовать на вонь, исходящую оттуда. Сопровождающие его дружки подхватили весёлую для них игру, и вскоре уже всё селение знало, что от Чурьят пахнет, как из помойной ямы.
Беда заключалась ещё и в том, что мать Чурьят помылась этим же мылом. Работали обе в швейной лавке отца девушки, расположенной прямо в их жилище. Из опавших синих бархатистых листьев деревьев фижьера здесь производились очень добротные белые и небесно-голубые накидки и туники.
Придя в лавку ещё с влажной головой, Чурьят заподозрила неладное, когда её мать вернулась с улицы с высохшими на свету, дурно пахнувшими волосами. А когда стали приходить наёмные работницы, они зажимали носы и выскакивали на улицу. Отец семейства в бешенстве прогнал жену с дочкой отмываться.
Бедная девушка и её мать несколько оборотов подряд не выходили из дома, избавляясь от нестерпимого запаха. С тех пор к Чурьят прочно приклеилось позорное прозвище «Вонючка».
Так Флэм наказал девушку за крутой норов и дерзость, не подозревая, что Чурьят всё же была отомщена. Ударом Тотики.
Однако мало кто замечал, как менялся взгляд Флэма, когда он наблюдал за детьми, играющими с отцами, помогающими матерям в работе. Глаза его наполнялись неимоверной тоской, которую он старался тут же залить хмельным инджи или переключался на новое дельце.

                ***
Свой очередной тайный заказ Флэм делал для госпожи Вахвы не просто так. Он знал, что её муж Чёдэс, успешный и зажиточный ездок, вот-вот должен был вернуться и привезти несколько тюков красных водорослей с полумрачной стороны. Эти водоросли позарез были нужны Флэму, чтобы сделать себе золотисто-жёлтую тунику — особый отличительный знак зажиточного селянина. Ведь хоть и работал он у богатого мастера Элава, но особых отличительных знаков, таких, как жёлтые высокие плетёные сандалии или та же золотистая туника, у него ещё не было. А делалось и то и другое как раз из красных водорослей полунгарцев.
Конечно, выменивать целый тюк водорослей Флэм не собирался, но на тунику он с лёгкостью мог заработать. Только теперь нужно было выкручиваться и выдумывать для мастера Элава причину, почему сама госпожа Вахва не придёт за заказом. Здесь также присутствовал тайный уговор. Женщина обещала незаметно взять у мужа небольшую связку красных водорослей, которой вполне хватит на тунику до колена, а Флэм расплатится с ней изысканным кувшином и двумя чашами.
К счастью, Флэму повезло и в этот раз. К Элаву приехал с заказом один знатный мужчина из далёкого селения, и они стали обсуждать все детали предстоящей сделки. Как правило, такие разговоры тянулись очень долго, и Флэму оставалось только хитро улыбнуться и незаметно вынести уже готовые изделия.

                ***
Чёдэс был жилистым мужчиной высокого роста и, несмотря на проблёскивающую на висках седину, выглядел моложавым и всегда бодрым. Смуглое скуластое лицо ездока практически всегда озаряла лучезарная улыбка, а две маслины глаз с ласковым прищуром светились радостью.
Когда гигант Сао только начал менять свой молочно-розовый свет, Чёдэс зашёл в жилище и нежно поцеловал спящую жену. Вахва пошевелилась от ласкового поцелуя и что-то сонно пробормотала, но тут же распахнула глаза, почувствовав неповторимый тонкий аромат мускулистого тела мужа с лёгкой примесью пыли и трав. Она страстно притянула любимого к себе пухлыми руками и томно зажмурилась.
— Ты так сладко спала, что я не мог не поцеловать тебя, моя пышечка, — услышала она нежный шёпот в самое ухо.
Вахва кокетливо потянулась и, чуть отстранившись от мужа, проворковала в ответ:
— Ты же знаешь, что я всегда люблю просыпаться от твоих поцелуев, Чёд. Но сейчас так рано, что глупо не дать отдохнуть тебе с долгой дороги. Хочешь, позову слуг с опахалами, чтобы хоть чуть разогнать духоту?
Муж улыбнулся, нырнул под простыню и прошептал:
— Конечно же, я устал с дороги, моя сладость, но я не смогу уснуть, пока не покажу тебе чудо, которому меня научили полунги. Ты себе даже представить не можешь, как это восхитительно!
На миг глаза Вахвы округлились от удивления, но Чёдэс прижал к её губам палец, прерывая возможные вопросы, и начал говорить чуть громче и нараспев:
— О черви, свет несущие и радость дарящие! Взываю к вам со всей силой сердца! Одарите чудом своим! Привнесите в наше жилище прохладу и наполните его свежестью! Прошу вас — не оставьте меня в моей просьбе!
Вахва с нескрываемым удивлением смотрела на мужа, который повторял и повторял странные фразы, словно песню, чуть раскачиваясь в такт словам.
Спустя несколько мгновений лёгкая волна прохлады стала заполнять душную комнату. Голубовато-белые всполохи исходили от корней синего дерева фижьера, рядом с которым стояла кровать, но только Чёдэс видел их.

                ***
Флэм, получив обещанную, правда очень чахлую связку красных водорослей, стал выпрашивать у Вахвы несколько шлифованных крупных раковин сверх договорённости, объясняя это тем, что и мастеру Элаву нужно заплатить за достаточно дорогую чистую пыль. Юноше пришлось долго уговаривать дородную женщину, известную своей жадностью. Но когда она увидела чаши и кувшин, её широко распахнутые от удивления и восторга глаза сказали всё сами за себя. Вошедший в комнату на звуки голосов, Чёдэс чуть не раскрыл их тайный сговор.
Флэм быстро и незаметно спрятал водоросли в большую наплечную сумку и, почтительно кланяясь, произнёс:
— Прохлады вашему дому и чистой воды!
— И тебе того же, Флэм! — мило улыбаясь, сказал мужчина и, обхватив за объёмную талию жену, игриво добавил: — О чём это вы тут шепчетесь?
Вахва кокетливо взвизгнула и непринуждённо защебетала:
— Посмотри, какое чудо сделал Флэм в этот раз! Это просто восторг! Какая изящная работа!
Женщина стала вертеть в руках чашу и кувшин со стеклянными капельками воды, будто сбегавшими по краям, подставляя их под свет.
Чёдэс взял кувшин в руки и, цокнув языком в знак одобрения, сказал:
— Да уж! Очень красиво! Нечего добавить. Вот только зачем тебе столько посуды, радость моя? У нас этой красоты уже столько, что её проще раздавать, чем хранить.
Оба мужчины засмеялись. Правда, Флэм подхватил смех исключительно, чтобы польстить знатному ездоку. Но Вахва решила не сдаваться. Она взяла вторую чашу в руки и, элегантным движением головы откинув назад тёмные пышные волосы, томно спросила:
— Любимый! Неужели ты откажешься испить изумрудного инджи из такой чаши, когда я подам её тебе?
Чёдэс, проворным жестом развернув жену так, что она прижалась к нему спиной, негромко проворковал:
— Даже если ты подашь мне простой воды в своих ладошках, я буду счастлив.
Теперь настала очередь Вахвы засмеяться. Она отстранилась от мужа и уверенно произнесла:
— Флэм! Сделка состоялась. Я беру чаши и кувшин за пригоршню этих раковин, как и договаривались.
С этими словами она открыла шкатулку на столе и вручила юноше четыре раковины.
— Но, госпожа Вахва… — с немного растерянной улыбкой проговорил Флэм. — Мы же условились о семи…
Чёдэс чуть криво улыбнулся и достал из той же шкатулки ещё четыре раковины.
— Не надо жадничать, любовь моя, — сказал он ласково. — Если что-то доставляет тебе удовольствие, для меня цена не имеет значения. Поэтому ещё одну я добавлю от себя.
Мужчина положил раковины в ладонь Флэма и нежно поцеловал смуглую щёку жены. Глядя, как Флэм быстро запихивает оплату в сумку, Чёдэс с улыбкой спросил:
— Кстати, Флэм, не подумал ты о моём предложении по поводу шариков?
Юноша растянул губы в притворной улыбке и, непринуждённо подбрасывая оставшуюся в руке раковину, ответил:
— Так то ж надо с мастером Элавом обговорить. Он же свой тайный состав для литья марблов  никому не рассказывает. Да и счёт их ведёт придирчиво. Так что не забалуешь у него. Могу только попросить его встретиться с вами, уважаемый Чёдэс, чтобы вы ему сами рассказали о своей затее. Устроить вам встречу?
Чёдэс широко улыбнулся в ответ и похлопал по плечу Флэма со словами:
— Не ст;ит. Я сам как-нибудь его спрошу. А сейчас нам надо с Вахвой о семейных делах поговорить.
— Премного благодарен, уважаемый Чёдэс, за щедрую оплату моих скромных трудов, — понял юноша непрозрачный намёк уходить и, пятясь к выходу, добавил: — Чувствую, прохлады в вашем доме стало больше, вероятно из-за вашего щедрого сердца.
— А также из-за волшебных слов червям! — хохотнула Вахва, игриво глядя на мужа.
Чёдэс слегка растерялся, но, засияв улыбкой, быстро сказал:
— Женщины обожают выдумывать небылицы. Так ведь, сладость моя?
Он снова притянул к себе жену и еле слышной скороговоркой выдохнул ей в ухо:
— Не надо раскрывать важные тайны. Они помогут нам ещё больше обогатиться.
Женщина поняла свою ошибку, выскользнула из объятий мужа и довольно ненатурально добавила:
— Я же шутить не умею, а тут вот решила, да неудачно вышло.
Флэм сделал вид, что счёл произошедшее игрой влюблённых, и с самой широкой улыбкой скрылся за входным навесом.
Но фраза про волшебные слова червям уже не отпускала его.

                ***
После ухода Флэма Вахва обняла мужа и, чтобы загладить свою вину за болтливый язык, по-детски надула губы и сказала:
— Сдались тебе эти шарики? Лучше о жене подумай, как она тут страдает одна, без твоей ласки, когда ты по потокам мотаешься. У нас и так, считай, полных двадцать шкатулок с раковинами есть, да ещё половина сарая твоего товаром не меняным завалена. А ты всё…
На что муж не дал ей договорить и негромко перебил, отстраняясь:
— Прелесть моя! Ты бы поаккуратнее болтала рядом с Флэмом. Этот острый на язык хитрец может все тайны у тебя выведать, а ты и не узнаешь. Ещё и найдёт, за что можно тебя ославить. Да так, что потом придётся убегать и жить непонятно где, лишь бы тебя там не знали.
Чёдэс развалился на лежанке и похлопал по ней рукой, призывая присесть рядом поджавшую губы жену.
— Давай я тебе один урок преподам, — продолжил он, когда Вахва, виновато глядя, села рядом, — и ты поймёшь своей красивой головкой, что те шарики — гораздо больше по цене, чем твои любимые раковины.
С этими словами Чёдэс, не вставая, потянулся к стоящей на столе шкатулке, открыл её и достал одну крупную шлифованную раковину.
— Ответь мне: вот чем хороша эта ракушка? — снисходительно продолжил он, крутя раковиной перед носом Вахвы.
— Ну… Она тяжёленькая и в ладошке приятно лежит, — пожала плечами Вахва. — А если ещё как зеркальце отшлифована, то в неё и смотреться можно. Красотулька она!
Вахва улыбнулась своим словам и нежно посмотрела на мужа. Чёдэс с кажущимся спокойствием продолжил:
— Но посмотри, что может случиться с тяжёленькой и шлифованной красотулькой.
С этими словами он изо всех сил швырнул в железную витую ножку стола раковину, и от неё отлетел большой кусок. Вахва ахнула и хотела встать, но муж грубо схватил её за плечо, заставив снова сесть.
— Теперь понятно тебе, сладость моя, — продолжил он всё так же спокойно и с улыбкой, — что твоя раковина хрупкая и может разбиться. Особенно в потоке, когда ураганный ветер несёт тачку и швыряет с ухаба на ухаб.
На глазах Вахвы выступили слёзы, но заплакать она хотела не только потому, что раковина разбилась; она понимала, что Чёдэс, любивший иногда подшучивать над её недалёкостью, сейчас особенно груб и страшен именно своим спокойствием и издевательской улыбкой.
В возникшей паузе Вахва смахнула слезу и подумала: «Да, я иногда соображаю медленно, но не прощу тебе, дорогой мой, такого обращения».
Словно прочитав эти слова во взгляде жены, Чёдэс понял, что хватил через край. Он притянул её к себе и звонко поцеловал в нос.
— Не стоит плакать оттого, что ты глупенькая, радость моя. Прости, что я так резко говорю с тобой, но тебе нужно научиться понимать важные вещи. И вот почему. Эти самые шарики-марблы мало того, что не бьются в дороге, но ещё хороши тем, что в Полунгаре за них теперь меняют ракушки один к двум. И даже дают иногда за один марбл не по две, а по три раковины. Теперь давай посчитаем. Связку водорослей в Полунгаре меняют за четыре ракушки, а за простую чашу-блиц уже можно обменять две связки, что равно восьми раковинам.
— А тут ты меняешь одну связку за три красивые чаши! — немного успокоившись, поддакнула Вахва.
— Правильно, пышечка моя! — снова чмокнул жену в нос Чёдэс. — Улавливаешь мою выгоду. Но не перебивай. Так вот, а за два стеклянных марбла я могу взять сразу три связки водорослей! Не за двенадцать ракушек, а за три марбла! Понимаешь? Ракушки дешевле шариков, да ещё и хрупкие!
— Но шарики ведь тоже можно разбить! — не унималась Вахва.
— Конечно, и марблы можно разбить, если сдуру швырять их в камни, — горячо возразил раздосадованный Чёдэс, — но разговор не об этом! Ты только представь: вот я нагружаю свою тачку доверху тюками с фруктами, мылом, накидками, блицами и другим барахлом, за которые смогу выручить, ну, допустим, десять тюков красных водорослей, по двадцать связок в каждом, и десять тюков рыбы. Больше в тачку не влезет. Но в дороге у меня всегда нет-нет да отколются края у пары чаш или помнётся часть фруктов. Такой товар или не обменять, или его и за полцены не берут. А это мои потери. Да, я, конечно же, беру и пару шкатулок раковин с собой, но и у них иногда края оббиваются. За такие раковины со сколами я уже не выменяю водоросли. Это тоже потери! А вот теперь представь, что я беру только одну шкатулку с марблами и привожу тебе… тачку с двадцатью тюками водорослей. А это четыреста связок. Четыреста! Сколько я смогу тут красивых блице;й наменять, посчитай?
Вахва от таких цифр ахнула и выпучила глаза на мужа. Тот, видя, что впечатлил её, ухмыльнулся и сказал:
— Вот потому я и убеждал Флэма подкидывать мне иногда по горсти марблов за какие-нибудь подарки, а потом и перетянуть у Элава контроль за шариками. Но этот парнишка ещё тот прохвост… понимает выгоду… Вот и переживаю теперь, как бы не разболтал Флэм лишнего про меня Элаву…

Глава 6

Хлада с трудом разлепила веки и мутным взглядом осмотрелась. Она лежала на полу в той же позе, в какой припала к свечению ночью. Издалека, словно сквозь подушку, до неё доносились звуки утреннего перезвона. Сиялки в лампе уже вовсю трепетали ярко светящимися крылышками, разгоняя мрак в жилище.
Голова непривычно гудела и Хлада никак не могла сосредоточиться. Она очень осторожно встала с пола, поморщилась от лёгкой головной боли и, как в полусне, начала искать свою белую накидку, пока не вспомнила, что подарила её малютке Хладэне.
Улыбка на мгновение коснулась губ Хлады, но она тут же вздрогнула от всколыхнувших память ночных видений. Её сразу затрясло мелкой дрожью. Но, невзирая на страх, именно сейчас она чётко осознала: как бы страшно ей ни было, теперь она ни за что не сможет отказаться от общения с червями, потому что это в корне и навсегда изменит её жизнь.
Чтобы хоть как-то прийти в себя, Хлада села на кровать и, закрыв глаза, стала мысленно многократно повторять: «О черви, свет несущие и тепло дарящие! Помогите мне понимать вас! Я боюсь снова впасть в беспамятство, как случилось в первый раз. Мне тяжело разгадывать то, что вы мне показали, но я больше не смогу без общения с вами! Прошу вас, черви, свет несущие, помогите мне очистить мысли, принять ваши образы и понимать их!»
Лёгкое тёплое покалывание в ногах заставило Хладу открыть глаза — и она увидела вокруг ступней чуть заметный золотистый туман, который мерцал небольшими искрами.
Девушка улыбнулась, приняв от червей знак, что её услышали. Выйдя из жилища в привычный полумрак, она с улыбкой направилась под навес на утренний перезвон.

                ***
Первым, кого встретила Хлада, был Пётр, который стоял у самого входа, словно нарочно ждал её.
— Тепла тебе в дом, Хлада! — зычно пробасил мужчина и тут же, не дослушав ответного приветствия девушки, чуть смущаясь, добавил: — Я вот о чём думал полночи после твоего зова к червям при рождении моей дочурки. Ты же можешь теперь просить червей о любой помощи, так ведь?
Хлада немного растерялась от неожиданно откровенного вопроса. Ничего не ответив, она прошла в глубь навеса и уселась, как обычно, с самого края общих столов.
Но Пётр не отступал и, присев рядом, продолжил:
— Тебе незачем так смущаться, девочка! Я ведь спрашиваю не для своей корысти, а чтоб помогла ты нам с уловами для доброго прокорма селения. Ведь как получается? — задал он вопрос и тут же стал раскладывать на столе ложки да чаши с подставками, словно изображая карту. — Вот, посмотри! Тут наше селение! — Пётр указал загрубевшим пальцем рыболова на подставку и, выдвинув вперёд чашу, добавил: — А вот тут — выход из залива в Большую Чёрную Воду, со скалой поперёк. И если бы мы каждый раз могли загодя видеть скалу в темноте, то из этого прохода было бы гораздо легче грести. А то иногда получается, что и вёслами от этой скалы отталкиваться приходится. А если ещё и волны сильные… Даже пару раз вёсла ломали, что прямо уж очень накладно. Сброшенных больших ветвей-то не так уж и много, да ещё выбрать с нужным изгибом надо и обточить, чтоб весло добротное вышло.
Хлада слушала очень внимательно, и у неё в голове зрел план. Она отчётливо поняла, что если получится упросить червей подсвечивать дно в заливе у скалы, то рыбаки будут её снабжать чем угодно, лишь бы спокойно проплывать в Большую Чёрную Воду. Значило это только одно — ей самой больше никогда не придётся даже руки мочить, чтобы добыть себе пропитание.
А Пётр всё продолжал:
— И вот ведь какая закавыка ещё получается. Ежели мы сети забрасываем не в заливе, а сразу за скалой, то и рыбы там побольше, но и сети рвутся, о скалу цепляючись. А совсем далеко в открытую Чёрную Воду заходить-то опасно, хоть там улов и богаче! Волны там круче, да сиялки от стужи дохнут в фонарях дюже быстро. Даже на четверть оборота их не хватает. И вот что я подумал… — Хитро прищурив глаз, Пётр сдвинул чаши-плошки локтем и посмотрел прямо в глаза Хладе. — Смогла бы ты червей упросить, чтоб сиялки на той скале могли жить и нам ход подсвечивать? Да чтоб не замерзали они так быстро в Большой Чёрной Воде. Ведь без них-то и на ладошку вперёд не видно ничего в темноте этой кромешной. Ну, что скажешь?
Хлада спокойно выдержала прямой взгляд и тихо ответила:
— Хорошо, дядька Пётр, я подумаю, что смогу сделать, чтобы упросить червей. Только мне надо время на это, и, боюсь, тогда всю свою ловлю моллюсков придётся забросить. А кормиться я чем буду?
— Вот ведь дитя ты малое! — с улыбкой пробасил рыболов и приобнял девушку за хрупкие плечи. — Я ж тебе уже говорил, что за помощь твою при родах Арги я тебе часть с улова отдавать буду всегда! Да и ребята мои без подарков и еды тебя не оставят! Так что даже не думай об этом. Только помоги уж нам, рыбакам, пожалуйста!
На столы стали расставлять плошки с похлёбкой, и Хлада с удивлением увидела перед собой не только похлёбку, но и миску с двумя большими кусками зажаренной рыбы, посыпанными приправами, и с большим ломтем жёлтой лепёшки.
Девушка подняла глаза и заметила сияющую улыбку на лице матери Вайзы: та поставила перед ней рыбу, на мгновение задержалась и пошла дальше расставлять еду по столам.
Перед Петром стояла большая миска с двумя рыбинами, одну из которых он тут же стал разделывать руками, весело поглядывая на Хладу.
— Ну что не ешь? — наконец не выдержал он, хохотнул и добавил: — Это тебе моя благодарность ежедневная теперь. Так что с голоду ты точно не умрёшь! Давай! Налегай! А то остынет.
Хлада широко улыбнулась и, опустив глаза, сказала:
— Спасибо тебе, дядька Пётр! Твоя помощь для меня очень ценна и важна. И я обязательно упрошу червей помочь вам.

                ***
Пару оборотов подряд Хлада сочиняла зов червям с просьбой для рыбаков, но все слова выходили какими-то корявыми и неискренними. В голове у неё, сбивая с мысли, постоянно крутились всякие хитрости, с которыми она уже не могла совладать, придумывая всё больше и больше условий, которые будет ставить рыбакам в обмен на свою помощь.
Однажды после утреннего перезвона и трапезы Хлада помогала убирать со столов, когда к ней подошла мать Вайза и, с улыбкой погладив её по голове, спросила:
— Чем тебя Пётр так озадачил, что ты уж какой оборот и полслова не вымолвишь?
Хлада подняла глаза, и улыбка сползла с лица матери Вайзы, потому что наставница увидела перед собой уже не юную девочку, а взрослую девушку с твёрдым пронзительным взором.
Помолчав немного, Хлада, не отводя глаз, спокойно сказала:
— Мне нужно скоро в Большую Чёрную Воду выходить, а без женского обряда от матерей селения мне этого делать нельзя. Я же взрослой ещё не считаюсь. Потому прошу тебя, мать Вайза, помоги мне, пожалуйста, свершить обряд.
С этими словами Хлада развернулась и ушла, потому что буквально за мгновение до начала разговора с Вайзой она поняла, что и как ей надо дальше делать.

                ***
Придя в своё жилище, Хлада забралась на кровать, закрыла глаза и начала представлять дно залива, по которому от самого берега двинулась светящаяся тонкая полоса, огибающая скалу и теряющаяся дальше в Большой Чёрной Воде. Полоска света у самой скалы чуть расширялась, делая видимыми мелкие камни и валуны, подходящие близко к поверхности. Бледный свет от дна, преломляясь, образовывал блики на небольших волнах залива, отчего казалось, что крутой выступ скалы также мерцает в темноте.
Хлада ещё раз отчётливо представила эту картину с самого начала и стала тихо повторять: «О черви, свет несущие и тепло дарящие! Научите меня, как помочь рыбакам проходить залив у скалы без страха и со светящейся вашей помощью! Дабы им ловить больше рыбы для пропитания, чтобы не только кормить всё селение, но и на обмен оставлять. Чтоб жилось нам спокойнее и радостнее… Помогите мне понять ваш ответ, о черви, свет несущие и тепло дарящие!..»
На третий или четвёртый повтор в голове Хлады вдруг очень явственно стал проступать контур скалы, и она увидела, как чьи-то руки расставляли большие фонари с сиялками на выступающие над водой камни. Затем эти же руки бросали в фонари пригоршни жёлтых и оранжевых цветов, что в изобилии собирались для кормёжки этих насекомых. Сиялки тут же зарывались в цветы, выставив только сверкающие крылья.
Далее Хладе явилось видение, как над её головой проплыло днище большого баркаса и в воду упали сети с его бортов. К сетям были привязаны небольшие пузыри, внутри каждого из которых била крыльями одна сиялка. На этот слабый свет начала сплываться рыба и, стараясь отщипнуть от пузырей, быстро попадала в сеть. Некоторые крупные рыбины заглатывали светящиеся приманки, но сеть от этого не портилась, а наполнялась уловом всё больше и больше.
Внезапно весь улов поднялся над водой и перед глазами появился баркас. Он, рассекая волны, возвращался в бухту селения, с сиялками в больших фонарях на носу и мачтах. При этом мужские руки снимали фонари, в двойных днищах которых тлели остатки сланца.
Видения плавно исчезли, и Хлада, подождав ещё несколько мгновений, осторожно открыла глаза. Волна радости с лёгкой пульсирующей болью в голове накрыла её, потому что она впервые полностью поняла все указания червей. Опустив взгляд, девушка увидела едва заметное золотистое свечение под ногами, которое стало понемногу исчезать.

                ***
На вечернем перезвоне Хлада дождалась Петра и попросила его остаться после трапезы для важного разговора. Обсудить сиялок в пузырях для сетей она решила в самом конце беседы и начала с самого важного — помощи от червей.
Пётр постоянно вздёргивал брови от удивления, слушая рассказ Хлады. Выслушав с серьёзным лицом всё до конца, он внезапно решил позвать ещё нескольких рыбаков для совета. Вскоре под навес вернулись трое мужчин, среди которых девушка узнала Песко.
Хлада с удивлением повернулась к Петру и увидела его хитрую улыбку:
— Да, Песко с нами уж целую надель рыбачит, а не особняком, как раньше. Так и безопаснее, и улова больше всё равно получается. Ведь, когда погибли в пучине его родные, не доверялся он артельному лову, а теперь вот решился. Да и хитрость у него есть небольшая. Он рыбьи пузыри всегда собирал и нас просил отдать, якобы ему они по вкусу. Оказалось, он туда по сиялке засовывал да щепочкой закупоривал пузырь, чтоб сиялка быстро не захлебнулась. И потом он этот пузырь с грузилом в воду-то бросал да большую рыбу на крючок ловил. Так что он теперь у нас ещё и изобретатель. Вот только туну всё никак не поймает, и поэтому горячится.
Песко с улыбкой присел рядом с Петром, взглянул на Хладу и скромно произнёс:
— Спасибо за похвалу, дядька Пётр! А тебе, Хлада, я особые слова благодарности сказать хочу, потому что ты меня своим тайным зовом к червям словно за пояс заткнула. Да только не озлился я от этого, а понял другое. Меня ведь после моего первого зова сначала распирало от гордости и значимости, особо когда удавалось согреть всех. А теперь я увидел, что больше можно добра делать. Я ведь сиялок в эти рыбьи пузыри запихивать не сам придумал, а словно мне приснилось это. И с тех пор, как ты помогла зовом при родах, чую, что и во мне словно что-то изменилось. Теперь и я хочу такому дару научиться.
Хлада спокойно смотрела на красавца Песко и думала про себя: «Да уж! Такому зазнайке, как ты, я в последнюю очередь тайну общения с червями раскрою…» Но в ответ на признание спокойно сказала:
— Зов у меня из сердца исходит, и обучить ему я пока не ведаю как. — И, меняя тему, добавила, обращаясь к Петру: — А по сиялкам в пузырях могу подсказать вам бо;льшую хитрость.
Пётр удивлённо вскинул брови:
— Надо же! Ты даже и это можешь придумать?
— Так уже придумала, — спокойно улыбнулась Хлада. — Надо внутри сети немного этих пузырей развесить, и тогда не одна рыбина, а многие бросятся на сиялок. Вот и наловите за один раз полную сеть. Может, и туну тоже.
Все четверо рыбаков восторженно ахнули. Даже Песко смотрел изумлёнными глазами на Хладу и качал головой.
— Вот ведь деваха какая смышлёная! — воскликнул Яка, один из рыбаков, который был даже выше Петра на полголовы, и хлопнул его по плечу своей огромной ладонью.
— Ты уж поаккуратнее своими ручищами-то! — хохотнул другой рыбак, Трюн. — Так весь дух из вожака вышибешь, и новое дело с ним не испробуем!
Мужчины дружно рассмеялись. Только Хлада лишь слегка улыбнулась и, перекрывая смех, спросила:
— Вы же без меня в Большую Чёрную Воду не пойдёте?
Все разом смолкли, и Пётр с широкой улыбкой заверил:
— Ну, куда ж мы без тебя в таком важном деле-то? Да и сиялок расставлять, верно, тебе и придётся. Ты же юркая да гибкая, а у нас все мужики, словно глыбы каменные. Разве такие на скале удержатся?
И снова под навесом прозвучал дружный смех, но его перебил Песко вопросами:
— Постойте! На скале фонари развешивать? Да для чего ж такое делать? Сиялки ведь дохнут на холоде!
Пётр хмыкнул и с хитрым прищуром кратко пересказал задумку Хлады про сиялок в фонарях с цветами и с горючим сланцем в двойном дне. В конце он добавил:
— Вот так, други мои, девица наша смышлёная за один раз нам трудную работу облегчила, которую мы оборот за оборотом, надель за наделью решить не могли. Да что уж там! Не один мах и даже не один период мы вёсла об скалу эту проклятущую ломали. Так что отдельное и огромное тебе спасибо за помощь твою!
С этими словами Пётр обнял за плечи сидящую рядом Хладу и весело произнёс:
— По пробуждению и опробуем советы твои! Мы тебе и одёжку рыбацкую подберём, да потеплее, чтобы ты не закоченела с нами на баркасе.
— Не выйдет мне с вами пойти в Большую Чёрную Воду поутру, дядька Пётр, — спокойно, но твёрдо сказала Хлада. — Мне ведь надо сначала женский обряд от матерей принять. Без него кто ж меня отпустит-то из селения?
— Так мы ж тебе трёх поручительниц вмиг найдём! — воскликнул Пётр. — Моя Арги первой будет! Да и наставницы тебя любят. Они уж точно не откажут!
— Так давайте их сейчас и созовём, чтобы они поручились и сразу к обряду приготовились, чтоб завтра уже его и провести, да прям на утреннем перезвоне! — прокричал Яка и звонко шлёпнул ладонью по каменному столу так, что аж сиялки встрепенулись в ближайшем фонаре.
— Ты давай не шуми! — миролюбиво придержал огромную ладонь напарника Пётр. — Видишь, сиялки уже блекнуть начинают, а значит спать всем пора. Да и не решаются такие вопросы наскоком.
В этот момент к столу подошла мать Вайза, вытирая руки после мытья посуды, и, присаживаясь, произнесла с улыбкой:
— Меня Хлада уже просила об обряде, чтобы в Большую Чёрную Воду ходить. И теперь, услышав ваши речи, я поняла её поспешную просьбу.
— Почему же поспешную? — удивился Пётр.
— Да потому, что Хлада напугала меня этой просьбой, словно она бежать собралась, — продолжила мать Вайза, глядя в глаза Хладе. — А нам в селении каждый человек важен.
— Мне некуда бежать, мать Вайза, — спокойно выдержав взгляд, ответила Хлада и добавила, чеканя каждое слово: — Моё родное селение, что взрастило меня, не будет мною брошено и забыто.
— Тогда и клятву селению тебе придётся дать, — продолжила мать Вайза. — Ты ведь знаешь, что тогда тебе нужно выбрать жениха среди своих, дабы оставаться с нами всегда. Готова ли ты к такому?
Хлада обвела взглядом всех присутствующих и с холодной улыбкой ответила:
— Готова, мать Вайза. Даже если не сыщу жениха среди наших селян, то и не буду рваться замуж за чужаков и соседей, чтобы не покинуть вас.
Песко, услышав последние слова, склонил голову и тяжело вздохнул.

                ***
Хлада долго ворочалась ночью, борясь со своими мыслями. Ведь она и вправду подумывала уехать — чтобы искать лучшей жизни для себя, и долго мечтала найти того, кто не будет требовать от неё угождать ему, как поступали почти все женщины ради своих мужей. Нет, она не ждала, что кто-то будет ей полностью покорен. Ведь среди мужчин селения таких вряд ли найдёшь. Все здесь упрямые да с крутым норовом. Прямо как она сама. Вряд ли какой-то разумный парень согласится быть на вторых ролях в семье. Его же просто засмеют, не дадут ему жить нормально. Хлада не хотела себе мужа-размазню. Что от такого толку? Ей нужен защитник и добытчик, но любящий и равный ей.
Внезапно в голове девушки сверкнула, как молния, яркая мысль: «Я сама здесь создам те условия, о которых мечтала, и никуда уезжать не придётся! Однако без помощи и советов червей мне не обойтись…»

Глава 7

Оборот за оборотом Флэм искал повода почаще бывать в доме Вахвы и каждый раз будто невзначай заводил разговор о червях, упоминая старые легенды. В них, по словам старожилов и их прародителей, черви помогали найти места для основания поселений, указывали, где рыть колодцы, и многое другое. Но Вахва при таких разговорах всегда ловко переходила на другие темы, и Флэму ничего не оставалось, как искать новые причины для прихода.
После очередного неудачного визита Флэму всё же улыбнулась удача.
Однажды на сборе селения он увидел щуплого ездока по имени Блаб. Тот был известным болтуном, что повторял все байки и небылицы, которыми часто обменивались сплетники. Прибыл Блаб в Сальдар из болотных мест и обладал непривычно светлой кожей. По слухам, он мог подолгу находиться и на светлой, и на полумрачной сторонах. Несмотря на свой щуплый вид, он был достаточно силён и проворен для управления тачкой. Вот только немногие хотели вести с ним дела, потому как человеком он был не очень приятным, а ещё и неопрятным: в вечно грязной тунике и с сальными длинными волосами до плеч, которые он постоянно нервно зачёсывал назад.
Флэм, зайдя под центральный навес и увидев тщедушного ездока, сначала даже сморщил нос и отвернулся.
Народ шумно обсуждал прошение одного из юношей жениться на девице из соседнего селения, а Блаб ходил между селянами и что-то тихо спрашивал, хитро улыбаясь. Когда совет селения разрешил брак, но поставил юноше условия — целый период делиться своим доходом от разведения птиц и продажи яиц, и все, согласившись, стали расходиться, Блаб подошёл к Флэму и, поправляя пятернёй свои грязные волосы, спросил негромко:
— Может, желаешь прокатиться в Полунгар? Я попутчиков с товаром ищу, чтобы пустым не ехать. Через четыре оборота проход как раз откроется, а у меня даже пары затрапезных туник на обмен нет, как назло. Лишь несколько склянок с ядом скорпионов для тамошних знахарей-лекарей. Да и недорого возьму за услугу…
Пару мгновений Флэм равнодушно смотрел на щуплого ездока и вдруг схватил его за грязное плечо со словами:
— Какие условия у тебя, говоришь?

                ***
Все жители с обеих сторон Поса знали, что проходы с потоками открываются только раз в мах на два-три оборота, и вернуться раньше просто невозможно из-за густого тумана. Поэтому Флэм пошёл на всевозможные хитрости и уловки, только бы уговорить Элава отпустить его на полный мах. Это ведь не один или два оборота, а целых двадцать восемь! Нужно было умудриться убедить зажиточного мастера так, чтобы тот без обиды согласился на отъезд подмастерья, потому что работы в стеклодувной мастерской было невпроворот.
Хоть Флэм и был воспитанником Элава и часто слышал, как тот называет его своим лучшим подмастерьем, но всё же боялся потерять прибыльное место. И чтобы провернуть задуманное до конца, всё же решил перестраховаться и пожертвовал несколькими новыми заказами, отдав мастеру полностью всю выручку с них. Также пришлось поделиться с одним из подмастерьев парой хитростей по выравниванию стеклянных марблов, дабы Элав не остался без заметной помощи.
Всё это Флэм делал только ради того, чтобы самому добыть чудодейственные слова к червям. Он догадался, что Чёдэс узнал их на полумрачной стороне, когда вернулся в прошлый раз, а значит и сам Флэм сможет их раздобыть. Тогда в селении можно стать очень значимым человеком.
Флэм лично удостоверился, что волшебные слова действуют. Раз за разом приходя к Вахве, он замечал, что в её жилище всегда прохладнее, чем в других. В то время как многие в Сальдаре мучились от нестерпимой жары. Обмороки приезжих или даже их смерти от перегрева уже не вызывали особого сочувствия смуглых жителей и стали даже чем-то привычным. Вахва же не раз хвасталась повсюду, что теперь ей нужно меньше слуг, так как опахала уже не требуются и ей достаточно вееров, с которыми она справляется сама. Ощутимую прохладу в жилище хитрая женщина объясняла тем, что муж перестроил стены таким образом, что жара стала меньше проникать внутрь.
Такой ответ устраивал многих, но не Флэма.

                ***
Приближался срок отъезда, и Блаб, всё это время постоянно ошиваясь возле мастерской Элава, не раз злил Флэма, выставляя новые условия поездки.
То Блабу потребовалась туника — взамен старой, которую он нечаянно порвал; то вдруг в набор для путешествия в Полунгар стали входить только плотные штаны и тёплая куртка, без сапог и шапки.
Флэму раз за разом приходилось яростно отстаивать прежние условия и поднимать процент от финальной сделки, совершив которую он планировал выручить побольше красных водорослей за прочную и изысканную посуду из своих запасов.
Когда же Блаб за оборот до поездки окончательно обнаглел и потребовал половину выручки, Флэм решительно отказался и от условий, и от поездки.
Конечно же, пройдоха-стеклодув хитрил и знал, что если и дальше идти на уступки, то, даже если добудет волшебные слова для червей, ему поначалу будет очень сложно наверстать упущенное после возвращения. Поэтому осадить наглеца стоило. Ведь Флэм планировал взять в поездку всё своё нажитое добро, состоящее из немалого количества тончайших блицей — чаш, кувшинов и блюд, потому как ничего другого ценного у него не было. За свои изделия Флэм рассчитывал выручить гораздо больше в Полунгаре, чем здесь. Если удастся привезти десяток тюков красных водорослей, то он, скорее всего, сможет открыть свою стеклодувную мастерскую. Почему бы и нет? Да если ещё и заветные слова червям узнать, то и жить можно будет припеваючи.
Хотя при этом он всё отчётливее понимал, что предстоящее путешествие будет крайне рискованным. Теперь юноша постоянно размышлял о том, что неизвестно, как в Полунгаре дело сложится. Там у него не было ни одного знакомого, а надеяться на обещания Блаба, что у того там полно друзей, которые с радостью возьмут посуду за красные водоросли, явно не стоило. Особенно после того, как этот прощелыга проявил себя с постоянным изменением условий. Да и где-то жить и питаться там до возвращения будет нужно, что тоже потребует затрат.
Думая обо всём этом, Флэм тяжело вздыхал и ругал себя за спешный, плохо продуманный план. Был момент, когда он даже хотел уговорить Вахву или постараться убедить самого Чёдэса, чтобы тот взял его с собой, но сразу же отбросил эту мысль. Ведь он отказал Чёдэсу провернуть какое-то мутное дельце с марблами, а тот явно затаил на него обиду. Да и требовал всегда знатный ездок минимум половину выручки с любого товара и не брал с собой попутчиков никогда, объясняя, что управлять тачкой с пассажиром в два раза тяжелее. Поэтому проследить за тем, как и что Чёдэс выменивает, было совершенно невозможно, что позволяло ему всегда оставаться с прибылью.
Другие ездоки редко, но брали с собой попутчиков и даже переоборудовали свои тачки, чтобы пассажир тоже помогал движению. Правда, не так давно стали происходить и печальные случаи, когда эти пары путешественников исчезали навсегда.
Теперь, отказав Блабу за оборот до поездки, Флэм был уверен, что этот дрянной ездок уже ни в чём не будет перечить и пойдёт на все нужные ему условия, лишь бы взять выгодного попутчика. При этом Флэм понимал, что на первых порах в Полунгаре без Блаба ему не обойтись. Однако надеялся за счёт своего обаяния и умения заводить связи постараться найти ездоков-полунгарцев, которые смогут помочь ему вернуться.
Флэм не видел, что сразу после того, как он отказался от поездки, Чёдэс в тихом месте прижал к стене дрожащего щуплого Блаба и что-то злобно и тихо ему выговаривал, а потом отшвырнул в сторону со словами: «Возвращать долг тебе всё равно придётся».
Поднимаясь и отряхиваясь, Блаб тихо прошипел в спину уходящему Чёдэсу:
— Ох… видать, придётся мне когда-нибудь одну склянку на тебя пустить…

                ***
Блаб полночи сидел у входа в жилище Флэма и не переставал тихо ныть, что совершил глупость. Он причитал, что будет слушаться Флэма во всём и даже согласен на первоначальные десять процентов от сделки. При этом то и дело всхлипывая, что если поездка не состоится, то ему придётся голодать, питаться опавшими листьями или грызть сухие лианы.
Флэм специально долго не реагировал на это нытьё и вышел к Блабу только тогда, когда тот проскулил, что согласен и на пять процентов. При этом он лениво потянулся и презрительно посмотрел на вскочившего ездока:
— Теперь ты понимаешь, Блаб, что не стоило менять наши договорённости?
Блаб быстро закивал и заискивающе залепетал:
— Я же не думал обидеть тебя, уважаемый Флэм! Что ты?! Просто я…
— Просто ты стал врать всем и рассказывать, что я к тебе записался в помощники? — тихо перебил торопливую речь Флэм и схватил за горло затрясшегося от страха ездока.
В молочно-розовом сиянии светила Сао особенно хорошо было видно, как побледнел Блаб. А Флэм всё так же тихо продолжил:
— Неужели ты не понимаешь, что я могу тебя ославить похлеще, чем верзилу Тотику? Тогда придётся тебе перебираться назад, на стык миров, в твои родные болотные земли, чтобы сгнить там. С тобой и так не особо хотят знаться и иметь какие-то дела, а я смогу убедить всех, что якшаться с тобой ещё и опасно. Ты этого хочешь, а?
Блаб судорожно затряс головой и сквозь сдавленное горло прохрипел:
— Я буду делать для тебя всё, что скажешь! Прости меня! Прости, друг!
Флэм ослабил хватку и, презрительно улыбаясь, прошипел:
— Я никогда не буду тебе другом! С этих пор зови меня господин, и никак иначе.
— Да, мой господин! — тут же прохрипел Блаб.
Флэм оттолкнул от себя щуплую фигуру ездока и негромко приказал:
— До смены цвета светила ты пригонишь сюда свою тачку и уложишь мой товар крайне бережно, надёжно всё закрепишь, чтобы ни одна чаша или сосуд не разбился в дороге. Иначе я с тебя взыщу вдвое за каждую испорченную вещь. Ты меня хорошо понял?
— Да, да, мой господин! — суетливо закивал Блаб и быстро скрылся в зарослях, рядом с жилищем Флэма.

                ***
Первое пение птиц нарушило дребезжание тачки Блаба, который усиленно крутил педали, чтобы успеть вовремя к жилищу своего господина. Как только Флэм вышел, ездок поклонился и заискивающе заулыбался:
— Я готов приступать, мой господин! Я готов!
Флэм криво улыбнулся и вынес несколько уже готовых тюков. Он бы ни за что не доверил Блабу укладывать стекло, не упаковав его как следует заранее. Этому непростому делу его обучил мастер Элав, когда однажды, в самом начале своей работы у него, Флэм довёз целым только половину заказа из простого стекла, разбив часть по дороге. Пришлось ему тогда, конечно, отработать сверх положенного, чтобы возместить ущерб, зато урок по перевозке стекла он получил более чем суровый. С тех пор Флэм всегда тщательнейшим образом упаковывал изделия, оборачивая их в несколько слоёв особо прочной тянущейся тканью, что делали из отслоившейся коры серо-зелёных деревьев туки. Эта ткань, словно толстая кожа, окутывала каждый изгиб так, что, даже уронив стеклянную вещь, можно было оставаться уверенным в её сохранности.
Старожилы говорили, что были в давние времена глупцы, срубавшие деревья туки, дабы наделать побольше этой ткани. В итоге их изгнали из всех селений за нарушение строжайшего закона охраны каждого кустика и дерева, который безоговорочно соблюдался всеми и в Сальдаре, и в Полунгаре.

                ***
Когда листья деревьев стали разворачиваться внутренней стороной вбок, означая, что Сао свершило первую четверть своего оборота, Блаб проверил последний узел и пригласил усаживаться в тачку. Флэм уже надел плотные штаны из бурой ткани и натягивал высокие, доходящие до коленей, сапоги, раскатывая их голенища по ноге. Этому его успел обучить Блаб и посоветовал пару хитростей, чтобы по прибытии в Полунгар не замёрзнуть. Для этого требовалось специальным методом намотать на ноги длинные широкие ленты из заранее разрезанной туники, и только потом надевать штаны, а затем раскатывать сверху сапоги.
Флэм, обуваясь, с непривычки уже вспотел и решил на жаре не надевать плотную куртку с капюшоном, пока они с Балбом не въедут в туманную часть.
В отличие от него, Блаб был облачён в тёплую одежду полностью, с варежками на верёвочках, торчащих из рукавов. При этом он даже не вспотел, укладывая тюки с товаром в тачку.
Наконец Блаб помог Флэму перебраться через толстенные высокие колёса и усадил его как нужно. Ездок плотно привязал особыми узлами ноги Флэма к двум внутренним стойкам, соединённых со вторым рядом педалей, и пропустил оставшийся большой конец верёвки вперёд, к себе на сиденье.
— Нам и одной верёвки хватит на двоих! — торопливо сказал Блаб и проворно привязал себя. — Сейчас я быстро покажу, как надо крутить педали вместе, синхронно, а рулить-то уж я сам буду.
Они проехали немного вперёд, и Флэм быстро понял принцип, потому что умел водить простые трёхколёсные тележки с похожими педалями. Но здесь всё было немного по-другому. Больше всего нервировало полное отсутствие контроля за движением и через некоторое время Флэм всё же решил заставить Блаба обучить его хотя бы самым простым навыкам управления. Двигаясь по ухабистой дороге, Блаб начал давать пояснения, как и что работает. Выяснилось, что со своего пассажирского места Флэм никак не сможет повлиять на управление тачкой. Он может лишь помогать крутить педали, а когда тачка наберёт скорость в потоке, Флэм должен упереться ногами в два выступа, расположенные над педалями, чтобы не сломать себе ступни. Система тормозов также находилась спереди, и если вдруг потребуется остановиться, то без Блаба этого не удастся сделать.
Всё это раздражало Флэма, и он уже в который раз обругал себя за то, что так простодушно ввязался в это путешествие, не успев обучиться практически ничему в управлении тачкой. Теперь ему оставалось только полагаться на умение Блаба.
Наконец путники перестали вилять между деревьев, и перед ними открылось огромное поле, уходящее за горизонт. Почти на самом краю видимости Флэм разглядел клубы пыли, которые поднимались и тут же уносились вперёд.
— Поток появился! — перекрикивая шум от тачки, проорал Блаб. — Чуть больше одного вида  осталось! Скоро мы въедем в него, и я разверну парус.
— Погоди! — встрепенулся Флэм. — Я куртку с варежками не надел!
— Делай это как можно быстрее, господин Флэм! — прокричал в ответ Блаб, и Флэму послышались какие-то новые нотки в его голосе, словно Блаб сказал это с насмешкой.
Флэм быстро стал натягивать на себя куртку и застёгивать её. Получалось это немного суетливо и неуклюже, ведь ничего, кроме туники, он раньше не носил. Здесь же было множество завязок, которые то и дело выскакивали из пальцев. При этом он не переставал крутить педали и поймал себя на мысли, что его ноги уже порядком устали от этой непривычной нагрузки, так как на простых тележках педали крутить было гораздо легче.
— Прибавим скорость! — снова крикнул Блаб и с усердием налёг на педали. Тачка стала набирать скорость, и Флэм решил не паниковать, а затянуть оставшиеся завязки, когда они попадут в поток и парус раскроется. Тогда можно и ногам дать отдохнуть, и куртку застегнуть.
Подпрыгивая на ухабах и неровностях, тачка набрала скорость, и вскоре клубы пыли накрыли ездоков. Поток понёс их с ещё большей скоростью, сопровождая движение свистом ветра, который переходил в ужасающий рёв. Вдруг Флэм увидел, как Блаб натягивает на лицо маску.
— Эй! — прокричал раздражённо Флэм. — А почему у меня такой же маски нет? Опять меня обдурить хочешь?!
Блаб обернулся и, перекрывая рёв ветра, проорал в ответ: «Убирай ноги!», и одновременно дёрнул за какой-то рычаг. На передней части тачки сразу же развернулся квадратный парус, моментально выровняв скорость с потоком. У Флэма от удивления перехватило дыхание. Пыль, которая до этого вилась клубами, вдруг замерла и словно повисла в воздухе, чуть вращаясь. Но проносившийся мимо пейзаж давал понять, что тачка несётся с огромной скоростью. В большую щель между парусом и корпусом тачки можно было разглядеть странную картину. От этого зрелища неприятный холодок пробежал по спине юноши. Впереди он увидел надвигающуюся кромешную тьму, которая поглощала даже клубы пыли.
Через пару мгновений Флэм понял, что спина у него похолодела не от страха, а оттого, что ветер становится всё холоднее и холоднее. Борясь с тряской, он судорожно стал завязывать застёжки на куртке и обнаружил в одном из карманов не только шапку, но и маску. Надев всё на себя как можно быстрее и натянув капюшон, юноша с удивлением увидел, что пейзаж по бокам сменился густым туманом, сквозь который невозможно было что-то разглядеть.
В этот же момент он с ужасом почувствовал, что стал подниматься над сиденьем и всё вокруг замедлилось. Верёвки, которые крепко опутывали его ноги, плавно расползались, словно клубки змей, каких Флэм видел однажды в далёком детстве в болотах на стыке миров. Сейчас это воспоминание наложилось на ледяной ужас, и у юноши закружилась голова. Поток ветра тут же попытался вырвать его из тачки, и он судорожно ухватился за борта, стараясь удержаться изо всех сил.
— Ты! Мерзкий слизняк! — закипая от ярости и страха, заорал во всё горло Флэм. — Зачем ты меня отвязал?!
Но Блаб лишь чуть повернул голову, и на его лице виднелись хитро прищуренные глаза.
Но тут, к счастью Флэма, попался небольшой ухаб. Тачка словно ткнулась носом, отчего юношу бросило вперёд. Он тут же ухватился за перегородку между двумя сиденьями и, сделав рывок, вцепился руками в капюшон на голове Блаба.
Такого поворота событий щуплый ездок не ожидал и стал судорожно выворачиваться из хватки Флэма. Но тот не сдавал позиции и, резко подтянувшись ближе, постарался ухватить Блаба за шею, с воплем:
— Ах ты падаль! Решил меня угробить и забрать всё себе?!
Блаб в ужасе завизжал, но управление не бросил, потому что понимал, что если отпустить оба руля, то тачку вышвырнет вбок в туман, и тогда погибнет не только Флэм, но и он сам, а весь его коварный план, уже ставший явным, не исполнится.
Флэм крепко вцепился в капюшон ездока, зарычав от ненависти, которая заполнила его до краёв, рывком ещё ближе приблизился к щуплой шее и хриплым от натуги голосом прокричал:
— Не на того нарвался, гад!
Животный страх за свою жизнь придал Блабу сил, и, продолжая верещать от ужаса, он с трудом оторвал одну руку от руля и дёрнул за какой-то рычаг. В тот же миг с громким хлопком, перекрывшим рёв ветра, раскрылся ещё один парус сзади. Тачку немного повело вбок, и резким рывком бросило вперёд.
Время словно замерло для Флэма. Пальцы соскользнули, и его выбросило из тачки. Липкий страх сжал горло. Онемевшее тело, кувыркаясь и повинуясь потоку, неслось вверх. Флэм, теряя сознание от нехватки воздуха, сумел сквозь густеющий туман на миг разглядеть удаляющуюся тачку с Блабом и с удивлением обнаружил у себя в руке оторванный капюшон ездока. Новый порыв ветра отбросил Флэма в сторону, и спустя несколько мгновений он лишился чувств и рухнул на огромные кусты, которые приняли его с оглушительным треском ломающихся веток.

Глава 8

Под ритмичные сдвоенные вибрации база открывателей завершила закачку энергии квантового вакуума из космоса. Туман на стыке светлого и полумрачного миров, который всегда предельно густел в начале этого процесса, стал блёкнуть и расползаться. Это словно дало команду воздушным потокам снизить свои мощные дуновения и постепенно завершить перемешивание воздуха. Угасший ветер позволил туману вновь заполнить всё пространство просек на стыке миров, лишая возможности для передвижений.
Если бы кто-то в ту минуту посмотрел на светило Сао, он бы заметил, что одновременно с этим газовый гигант явил на своей колоссальной бледно-бирюзовой поверхности спираль густого зелёного цвета с ярко-белой точкой посередине, расположенной чётко на одной линии с некогда упавшим звездолётом. Это дало сигнал жёлто-оранжево-алым энергосущностям, находящимся не так далеко от поверхности. Бо;льшая их часть, не встречая преград, начала стремительное проникновение в почву сквозь камни и корни деревьев, устремляясь всё глубже и глубже. Каждое их спиралевидное полупрозрачное тело двигалось в нижние слои планеты Поса, обвивая короткий яркий белый стержень, появившийся неизвестно откуда.
Средоточие извивающихся энергосущностей находилось достаточно глубоко от поверхности. Когда они постепенно собрались в одном месте, их объём достиг размера огромного мерцающего шара, который переливался и смешивал цвета от бледно-жёлтого до густого бордового, переходя в своём свечении к огненно-алому. Окончательно сомкнувшись, энергосущности начали пульсировать, медленно воспроизводя замысловатый, ломаный ритм.
Темп этой ритмичной пульсации, медленно нарастая, неуклонно ускорялся и в какой-то момент, достигнув стремительно частой дроби всполохов, перешёл в хаотичное, бешеное мерцание.
Гравитационная волна этого мерцания с огромной силой притянула к себе сине-голубые энергосущности, которые молниями со всех сторон врезались в яростно мерцающий огненный шар, многократно увеличивая его размеры.
Перемешиваясь, всполохи сине-голубых и жёлто-оранжево-алых энергосущностей начали менять цвет огромного шара на малахитово-зелёный, с яркими изломами разводов салатового и изумрудного цветов.
Через некоторое время, получив все оттенки зелёного спектра, колоссальный шар стал замедлять хаотичное мерцание, переходя в более спокойный ритм. Это замедление стало разделять шар на две равные половины: тёмно-зелёную и салатово-изумрудную. В момент прекращения пульсаций окончательно разомкнувшиеся части плавно двинулись в противоположных направлениях.
Одновременно с этим разделением яркая белая точка в центре зелёной спирали светила Сао вспыхнула и погасла, расползаясь по телу газового гиганта и смешиваясь с его бледно-бирюзовым сиянием.
Когда спутник Поса сделал полуоборот по своей орбите, на теле газового гиганта вновь вспыхнула белая точка, и едва видимый тонкий луч устремился сквозь космос, пронзив водную гладь на стыке миров маленькой планеты. Это место находилось точно на экваторе с обратной стороны базы открывателей, среди безбрежного океана Поса.

Глава 9

«Разведцентр — Базе: в туманной зоне на стыке миров обнаружено тело мужского индивидуума с незначительными повреждениями. Дыхание человека ровное, но редкое. Обладает смуглой кожей, что позволяет предположить его происхождение с освещённой стороны планеты».
«Медотсек — Базе: у индивидуума незначительная потеря крови. Данный факт не наносит сильного вреда организму. Человек не пришёл в сознание, но его тело непроизвольно принимает позу эмбриона, предположительно от гипотермии, вследствие действия непривычных ему низких температур. Прогноз: если в течение ближайшего времени не оказать должной помощи для достижения нормотермии, терморегуляции и выведения человека из обморочного состояния, то его может постичь участь ранее пропавших в потоке. Применяются непрерывные сеансы выработки тепловой энергии и проактивного согревания для стимуляции восстановления гомеостаза в организме. Производится растормаживание функций гипоталамуса человека микроволновыми излучениями для многократного повышения способностей его организма адаптироваться к физическим агентам внешней среды, прежде всего к неблагоприятному составу атмосферы и низким температурам».
«Информаторий — Базе: индивидуум мысленно просит о помощи, взывает к энергосущностям с просьбой получить ответ, что подразумевает непримитивный контакт. Готовы применить тривиальную форму внушения людям из ближайших селений о необходимости спасения пострадавшего».
«Разведцентр — Базе: примите решение! В туманной зоне на стыке миров обнаружено тело мужского индивидуума…»
По мерцающим шестигранным визуализаторам непрерывно бежали строки, сопровождая переход к каждому новому предложению слабым писком.
Спустя мгновение новый текст выделился крупным шрифтом:
«Информаторий — Базе: данные мыслеформы транскодированы из поступивших образов энергосущностей. В настоящий момент часть из них находится на месте происшествия. Ожидаем распоряжения о применении внушения людям из ближайших селений о необходимости спасения человека, склонного к непримитивному контакту».
Прозвучал более мелодичный сигнал, и перед бело-перламутровыми спиралями когнитивного модуля появилась ярко-красная надпись:
«База — Ментальному Разведцентру: сообщить точные координаты нахождения пострадавшего».
Тут же посередине сплетения зелёных шестигранников возникла карта местности с мигающей белой точкой, и побежал текст:
«Разведцентр — Базе: тело находится в 24 видах от базы открывателей по локальным мерам расстояния. В радиусе 5 видов от места происшествия селения, скопления жителей не выявлено, откуда, по предварительным расчётам, могли бы успеть прийти на помощь пострадавшему индивидууму. Обнаружены 2 жителя, собиратели цветов и трав, находящиеся на расстоянии 1,5 вида от места нахождения пострадавшего человека. База! Примите решение…»

                ***
Калил; перевязала огрубевшими пальцами очередной пучок цветов и бросила их в доверху наполненную корзину со словами:
— Дюгуть, дорогой, давай на сегодня закончим, а то уже и спину ломит, и пальцы с трудом слушаются.
Крупный мужчина скинул капюшон и хотел было что-то возразить, но прислушался и приподнял руку, пытаясь остановить речь жены.
Калиле, не видя этого жеста, продолжала:
— Смотри, сколько корзин-то набрали! Нам их ещё до дому нести, а…
— Да замолчи ты! — сурово прикрикнул мужчина и ворчливо добавил: — Слышишь? Все лягушки вдруг смолкли, а после потоков они обычно орут в три горла. Что-то здесь не так.
Он сделал пару шагов, но, словно споткнувшись, остановился и с удивлением уставился под ноги, тихо пробурчав, поглаживая бороду:
— Ты видела когда-нибудь такое?
От ног Дюгутя тонкой нитью уходило куда-то подземное белёсое свечение, огибая густые кусты.
— Что я должна увидеть, Дюгуть? — испуганно воскликнула его жена. — Да говори уже! Ну?!
— Это черви! — твёрдо сказал мужчина. — И они куда-то зовут.
Накинув капюшон, Дюгуть решительно направился по светящемуся следу, напоследок бросив через плечо:
— А ты, Кали, пока корзины начинай домой носить. Я скоро.

Глава 10

Хлада лежала под толстым слоем одеял; наставница Анна суетилась рядом, то и дело подходя к девушке и касаясь её головы. Жар не спадал, и Анна, смочив тряпицу в настое, приложила её к горячему лбу девушки. В этот момент полог отодвинулся и в жилище зашёл Пётр.
— Ну как она? — тихо пробасил рыбак.
Анна, замахав руками, остановила его со сдавленным шёпотом:
— Вот зачем постоянно шастать туда-сюда и всё тепло из жилища выпускать? Плоха она пока. Ведь надо было додуматься — девку одну на скалы забросить посреди залива! Она ведь и плавать толком не умеет! А вы её сразу за борт, да на скалу!
— Так она ж сама… — начал было оправдываться Пётр, но Анна отмахнулась и передразнила:
— Сама, сама… Вдруг девку такую разумную потеряем? И ведь уж не знаю, что из отваров ей сделать? Третий оборот жар не спадает…
Пётр тяжело вздохнул и зашептал на ухо Анне:
— Девка она и вправду разумная и сильная. Только она не со скалы упала в воду. В ней что-то перевернулось, видать когда она зубастую акру увидела. Она даже не кричала, а тихо осела и за борт свалилась. Уж как мы-то все перепужались, и не передать! Всё бросили, лишь бы спасти её. Я ведь и сам впервой такую громадину зубастую увидел. У ней пасть чуть ли не в две мои головы была! Как её багром-то забил, уж и сам не помню, пока ребятки Хладу втаскивали в баркас. Вот тогда-то она, бедолага, видать, хворь эту и поймала в себя. Э-хе-хе…
— Так! Постой, Пётр! — отстраняясь от рыбака, встрепенулась Анна. — Так вы ж улов богатый привезли. А ты говоришь — сеть порвала акра? Или вы эту акру тоже приволокли, что ли?
— Да, приволокли, — с глубоким вздохом пробурчал мужчина. — Она вторую нашу сеть изодрала, а в первой улов богатый был. Все потому, что Хлада этакое придумала с сиялками.
— Вот ты ж пустая башка! — уже в голос воскликнула Анна. — Бегом мне печень и плавники этой рыбины несите! Это ж по поверьям самое сильное варево от болезней и хворей!

                ***
Спустя пару оборотов Хлада уже сама садилась на кровати, когда к ней заходили наставницы — Анна или мать Вайза. Девушка слабо улыбалась, слушая ворчливые переживания обеих, зная, что всё задуманное ею уже выполняется с лихвой. Находясь в горячечном бреду, Хлада не раз общалась с червями и даже получила от них важные подсказки. Например, что не обязательно ей самой нужно выходить в Большую Чёрную Воду: достаточно назвать имена тех, кому предстоит плавание, чтобы черви привязали к этим людям своих наблюдателей для помощи и поддержки. Хладе даже показали видение, как её рука касается груди каждого рыбака, её голос произносит имя, и словно лёгкий туман окутывает грудь человека, а тоненькая, едва видимая нить начинает тянуться оттуда и уходить в воду.
Помимо всего, Хлада, обуреваемая навязчивой идеей создать самое значимое селение в Полунгаре, не раз спрашивала червей: есть ли кто-то ещё, кто общается с ними, как и она? И буквально перед нынешним пробуждением черви сообщили девушке, что далеко от их селения найден мужчина, выпавший из потока, но оставшийся в живых, и что он, возможно, такой же силы духа и мысли, как и сама Хлада.
Эта новость теперь неотступно сидела в голове Хлады, потому что она как никогда жаждала встречи с этим человеком.

                ***
«Разведцентр — Базе: мужской индивидуум находится в безопасном для жизни месте».
«Медцентр — Базе: дыхание индивидуума стабилизировалось. Температура тела приходит в норму. Собиратели, мужчина и женщина, за счёт минимальных форм внушения производят правильные целебные отвары с наличием умеренных доз пенициллина и ингибитор-защищённых цефалоспориновых антибиотиков, полученных из местных грибов, чтобы предотвратить развитие двусторонней пневмонии у спасённого. Влияние на сознание индивидуума для стабилизации кровяного давления произведено слабым косвенным стимулированием сосудистого центра продолговатого мозга и гипоталамуса во избежание шоковых последствий от контакта. В настоящий момент спасённый индивидуум более не впадает в состояние синко;пе, предотвращая появление обморочных приступов выполнением особых дыхательных упражнений, введённых минимальным внушением в его сознание».
«Информаторий — Базе: данный индивидуум имеет склонность к непримитивному контакту вследствие реакции на минимальное внушение, что характеризует его высокий уровень IQ. Этот человек мысленно задавал нам вопросы».
Бело-перламутровый когнитивный модуль в состоянии светящейся пульсации выдал распоряжение с коротким звуковым сигналом:
«База — Разведцентру: вести непрерывное наблюдение за данным индивидуумом до полного осознанного непримитивного контакта с его стороны. Стимуляцию для контакта не применять».

                ***
Флэм никогда тяжело не болел, поэтому состояние полного изнеможения было ему незнакомо. Поначалу он даже не понимал, что происходит вокруг. Он слышал какие-то далёкие голоса и не мог разобрать ни слова, то и дело впадая в беспамятство. Больше всего раздражало, что он совершенно лишён сил, даже поднять руку или повернуться на бок. Но он чувствовал, как что-то проникает в его мысли, отчего они на мгновение становятся ясными. Так он научился, словно по чьей-то подсказке, глубоко дышать, особым способом размеренно чередуя вдох и выдох через нос и рот. Даже приступы кашля стали его меньше тревожить, когда он делал такие упражнения. Всё это время Флэм мысленно задавал вопросы: «Кто вы? Это черви?» Но ответа не следовало, и он в который раз проваливался в глубокий сон.

Дюгуть, заходя в жилище, сбросил влажный плащ и тихо спросил:
— Ну, как он?
Калиле, возившаяся у очага, махнула рукой, подошла к столу и, ставя большую миску с кореньями и грибами, от которой исходил прекрасный запах, тихо ответила:
— Вроде замолк. Не бредит уже. А то всё заладил: «Кто вы? Кто вы?»
— Ну вот и славно. Главное, что твой отвар ему помог! — Дюгуть стряхнул капли влаги с бороды и с улыбкой добавил: — И как ты додумалась эти грибы отварить? Мы же их только для еды жарили.
— Да сама не знаю, — развела руками Калиле, тоже улыбнувшись от похвалы и ставя поближе лампу с сиялками. — Мне словно кто-то во сне нашептал: «Бери их и отвари». Я ж собиралась, пробудившись, за корешками красных цветов сходить, а тут про грибы сон. Помнишь, Дю, как эти корешки помогли тебе, когда ты дышал еле-еле, весь промокший от тумана?
— Да помню, помню, — пробурчал Дюгуть, усаживаясь за стол и приступая к еде. — Так те корешки ведь помогли, чтоб дышать нормально начал. А тут ведь кашель какой у парнишки! Аж наружу выворачивало. Хлипкие они все до тумана, эти сальдарцы. А то, что он сальдарец, сразу видно.
— Так и что в том, Дюгуть? — подбоченилась его жена. — Не всем же такими бугаями быть, как ты. Это ты у меня такой огромный да могучий, что и не обнять за раз, — хохотнула Калиле, а увидев довольное лицо мужа, тихо добавила с мягкой улыбкой:
— Нам бы помощник в семье не помешал. Что скажешь?
Но мужчина лишь отмахнулся и со вздохом ответил, жуя:
— Вот куда торопиться-то? Тебе двадцать, мне двадцать пять. Сами ещё толком на ноги не встали, а ты всё про детей талдычишь столько периодов. Ещё махов пять иль семь поднакопим, и сможем перебраться поближе к Зову Песко. Там, говорят, и народ побогаче, и цветы всегда берут кучами. А то мы тут с тобой завязли, и хоть уставь весь дом корзинами с цветами, половина всё равно увянет, пока обменяем на что. Рядом-то селений немного.
Вдруг Калиле схватила мужа за плечо, и тот, обернувшись, увидел, что с печной лежанки на них внимательно смотрит спасённый паренёк.
— Кто вы? — разлепив запёкшиеся губы, слабо произнёс Флэм.
— Очнулся, сердешный! — радостно сказала Калиле и подошла к печке. — Муж мой Дюгуть, да я, жена его, Калиле. Уж оборота три всё тебя отпаиваем да хворь твою выгоняем. Дюгуть тебя приволок на себе, выдрав из густых кустов недалеко от прохода, что был аккурат четыре оборота назад. Уж как тебя угораздило там оказаться-то? Ты ж совсем пустой был, без товара какого. Только вона пяток шариков стеклянных в карманах нашлось. Может, помнишь что и поведаешь нам?
— Дай ты человеку в себя прийти! — сдвинул хмуро брови Дюгуть. — Не видишь, что он языком еле ворочает, а ты его на рассказы долгие выводишь. Вот тебе прям всё сразу да поскорее в подробностях надо знать, чтоб любопытство твоё женское унять.
— Да! А что? — улыбнулась Калиле, отчего её круглые румяные щёки тут же заиграли умильными детскими ямочками. — Мне хоть какие-то новости узнать хочется, чтоб с тобой тут в туманной хмари с тоски не окочуриться. Ты ж у меня ещё тот говорун.
С этими словами она подошла к мужу и пухлыми губами звонко чмокнула его в щёку.
— Меня Флэмом зовут, — слабо улыбаясь, ответил юноша. — Я из Сальдара… Из селения стеклодувов… У мастера Элава тружусь, — тяжело дыша с непривычки, добавил Флэм.
— Ты давай-ка не переусердствуй сразу всё рассказывать, — остановил его Дюгуть. — Тебе силы восстановить сначала надо, а их набраться можно только отварами да через сон крепкий. Так что не торопись. Всё рассказать успеешь. Сейчас тебя Калиле накормит немного, и ты поспи хорошенько.
— А что такое Зов Песко? — решил не поддаваться на уговоры Флэм.
— Зов Песко — это самое известное в наших краях селение! — затараторила Калиле, уже накладывая в миску порцию еды для Флэма. — Оттуда все слова заветные к червям узнают. А Песко — тот рыбак, которого черви спасли. Он их по-особому звать начал, когда замерзал на берегу, вот они и откликнулись и согрели его. На-ка, поешь немного, — добавила она, подавая миску с едой юноше.
От услышанного у Флэма округлились глаза, и он, резко приподнявшись на локте, чуть ли не крикнул:
— Мне туда надо! Я…
Но приступ кашля не дал ему договорить, и он бессильно повалился на спину.

                ***
Через надель Флэм уже знал всё о селении Зов Песко. Он даже выучил наизусть слова зова и сумел переложить их для своих мест, чтобы просить не тепло, а прохладу. Вот только не рыбак Песко ему теперь был нужен. По рассказам Калиле, самой главной «зовущей» была девушка Хлада, на чьи любые просьбы откликались черви. Именно к ней теперь хотел попасть Флэм, чтобы узнать как можно больше про общение с червями, и всеми силами мечтал её увидеть.
Конечно же, он рассказал историю о своём печальном путешествии в тачке Блаба. Услышав её, Дюгуть с Калиле исполнились таким негодованием из-за подлого поступка ездока, что даже всегда молчаливый, сдержанный Дюгуть разразился в адрес негодяя проклятиями и неслыханно длинной речью. Слушая мужа, Калиле сидела с открытым ртом от удивления.
— Где ж ты так ругаться-то научился, милый? — наконец спросила она, когда мужчина немного утихомирился и сел за стол, уперев руку в бедро, что всегда было знаком его дурного настроения.
— Где узнал, там и узнал, — буркнул в ответ Дюгуть и тут же добавил: — Все селения в округе опрошу, но эту гнилушку человеческую отыщу, и он ответит за всё! — рубанул он воздух ладонью напоследок.

                ***
Не прошло и двух оборотов, как Дюгуть вернулся из одного зажиточного селения, которое промышляло в основном добычей из огромной скалы горючего сланца для очагов, отчего получило название Огнище. Разменяв там корзины с цветами для кормёжки сиялок на полную доверху тележку сланца, Дюгуть привёз очень интересную новость.
Оказывается, этот никчёмный ездок Блаб уже успел попасть в переделку в этом селении и теперь сидит под замком. Весь его товар рассматривают как оплату за коварство, которое он когда-то совершил.
Дюгутю рассказали, что давно, периода два назад, один состоятельный селянин Огнища по имени Асюри, будучи в одном далёком селении, сильно заболел и долго не мог прийти в себя. Ухаживать за ним было особо некому, и вот тут вдруг появился щуплый сальдарец, который, по его словам, сломал одно колесо своей тачки прямо в конце потока, в туманной части, где по болотам разбросало весь его товар, который уже было не спасти. Благо сама тачка уцелела. И вот этот несчастный ходил по селениям и выпрашивал помощь и еду, иногда нанимаясь к кому-нибудь на работу. Совершенно случайно этот сальдарец узнал о больном Асюри и предложил ему ухаживать за ним в обмен на еду и небольшую плату — хоть чем-то, что можно обменять на новое колесо. Асюри согласился и сначала был очень рад, потому что сальдарец с большим усердием принялся готовить ему отвары от хвори и делать разные настойки, которые заметно помогли в выздоровлении. Но как-то Асюри заметил, что у него в сумке стало подозрительно мало шлифованных перламутровых раковин и стеклянных марблов, которые он не раз давал сальдарцу, доставая их из сумки. На прямой вопрос сальдарцу, не он ли взял раковины с шариками, тот стал отнекиваться и даже наговорил какой-то чуши: мол, когда Асюри без него болел здесь, к нему заходили все кому не лень, и, может, кто-то из них что-то и стащил. Но вот беда, как только сиялки в фонарях забили крыльями, просыпаясь, этого сальдарца и след простыл, и сумка исчезла со всем своим содержимым. А в ней, по словам Асюри, были ещё и подарки его жене — жемчужное ожерелье и жемчужные серёжки. Благо тогда Асюри уже окреп и с помощью своих знакомых и друзей смог добраться домой.
Как несложно догадаться, сальдарца того звали Блаб.
Каково же было удивление Асюри, когда он недавно увидел этого пройдоху, который пытался торговать стеклом у них в селении.
— Когда я этого мерзавца увидел, чуть не пришиб, — сурово продолжил свой рассказ Дюгуть. — Только сам Асюри меня остановил и сказал, что теперь Блаб будет отрабатывать в каменоломне не один период за своё воровство. А когда я рассказал ему о тебе, Флэм, тут даже Асюри не выдержал и в тот же миг захотел выпороть верёвками подлеца Блаба. И уже нам вместе с его женой Саж пришлось его останавливать.
— Я уже почти выздоровел и мне нужно в это селение, — тихо, но с суровой твёрдостью заявил Флэм.
— Я даже не сомневался в этом, парень! — покачал головой Дюгуть. — Заодно наши остатки корзин с цветами наменяем, чтобы и тебя в дорогу чем-нибудь снабдить.
— Зачем, уважаемый Дюгуть? — вздёрнул брови Флэм и с каменным лицом добавил: — Тачка Блаба теперь моя. И товар мой. Уж не думаю, что гадёныш успел много выменять. А то, что он выменял, — тоже моё. Вот только окрепну — и двинемся в путь.

Глава 11

Светило Сао, видимое меньше чем наполовину, плавно сменило молочно-розовые разливы по своему гигантскому телу на бледно-бирюзовое сияние.
Тёплые волны океана мерно шумели и омывали бесконечную россыпь островков, тянущихся далеко до горизонта и упирающихся в практически отвесные, еле различимые берега раскалённой пустыни.
Внезапно на видимой части газового гиганта медленно проявилась изломанная зелёная спираль. Одновременно с этим вся поверхность воды вокруг этих клочков суши в океане начала заполняться громадными бледно-фиолетовыми полупрозрачными существами.
Эти существа походили на земных медуз, но щупальца располагались не снизу, а по колышущимся краям. Главным же отличием была пара явно видимых чёрных глаз под полукруглыми шапками их тел. Неимоверно длинные и утончающиеся на концах щупальца существ принялись сплетаться между собой, соединяя все полупрозрачные особи в единый громаднейший остров с островками суши.
По мере того как светило наращивало жар, усиливая своё бледно-бирюзовое сияние, этот огромный живой остров стал пульсировать в странном ломаном ритме, увеличивая темп. В то же время между переплетёнными щупальцами замелькали яркие всполохи света от оранжево-жёлтого до сине-голубого.
Внезапно вырвавшийся короткий яркий луч из центра зелёной спирали исполинского светила Сао, мелькнув через черноту космоса, пронзил под острым углом живой остров. Его касание в мгновение ока словно вскипятило все бледно-фиолетовые тела, и они высокими фонтанами выбросили из себя свои микрокопии. Тут же сплетения щупалец молниеносно рассыпались, и медузообразные ринулись на глубину, освобождая место на воде новорождённым существам.
Некоторое время вода бурлила от падающих маленьких полупрозрачных тел, сыплющихся с неба словно град. Касаясь воды, они стремительно погружались в глубокую синеву вслед за своими «родителями».
Вскоре поверхность океана успокоилась и покрылась ровными волнами, омывая бесконечные островки с редкой растительностью.

Глава 12

Хлада в который раз подходила к пристани и «привязывала» рыбаков к червям зовом, как те её научили. Для неё самой теперь это стало уже не необходимостью, а самым искренним желанием, потому что каждый раз, касаясь груди мужчин и произнося их имена, она словно сама наполнялась внутренним светом.
На радость Хлады, селение сильно разрослось за прошедшие два маха, с тех пор как началось её особое общение с червями. Теперь к ней часто приходили новые люди и просили разрешения остаться, взамен обещая кто своё ремесло, кто дополнительные руки в работе. Уловов рыбы стало много. Обработка и хранение её требовали больше усилий, поэтому «зовущая» отбирала новосёлов с особым усердием. Ведь и ледник новый надо было сделать, так как в старом уже ничего не помещалось, и построить дополнительные жилища. Много забот свалилось на плечи Хлады, и она понимала, что эти хлопоты — именно то, чего она сама так желала. Бурная деятельность придавала ей сил, которые раньше она вряд ли бы нашла в себе, не имея определённой цели. Наблюдая за быстрым развитием селения, Хлада ещё больше воодушевлялась. Даже наставницы теперь с огромной охотой выполняли поручения «зовущей», радуясь, что их подопечная нашла свой путь в жизни. Эта новая жизнь им всем несказанно нравилась.
Невзирая на круговорот дел, девушка нередко представляла себе некоего юношу или мужчину, который при встрече с ней произнесёт долгожданную фразу: «Я тоже «зовущий». Рад видеть тебя!» Этот образ стал для Хлады и загадкой, и навязчивой идеей.
Принимая новых поселенцев, она пытливо всматривалась в лица молодых мужчин в надежде увидеть в их глазах какой-то знак. От такого пристального рассматривания некоторые смущались и опускали глаза, другие же, наоборот, гордо вскидывали голову и с ещё большей уверенностью рассказывали о себе. Женщины, любящие посудачить в свойственной им манере, перешёптывались и строили догадки, будто «зовущая» так ищет себе избранника. Многие молодые девушки, что приехали в Зов Песко на поселение вместе со своими парнями, тихо ревновали, но старались не подавать виду, чтобы не прогневить Хладу. А её нрав день ото дня становился всё более властным и требовательным. Это выражалось и в том, как она задаёт вопросы новичкам, и в том, как отдаёт распоряжения.
Однажды даже мать Вайза не выдержала и, прихватив за локоть Хладу — после очередного её нагоняя нерадивым ткачихам, испортившим прялками ворох водорослей, — отвела девушку в сторону и, сурово глядя ей в глаза, тихо спросила:
— Тебе стало нравиться унижать людей, потому что ты «зовущая»? Ты же понимаешь, что они не возражают тебе именно поэтому!
К такому неожиданному разговору Хлада была не готова и на мгновение даже смутилась, но потом взяла себя в руки и так же тихо, но уверенно ответила:
— Мать Вайза, людей нужно контролировать и не давать им даже повода для лени. Мягкими речами тут делу не поможешь.
Мать Вайза удивлённо приподняла брови и, не скрывая лёгкой насмешки, негромко отчеканила:
— Тебя одной не хватит всех контролировать, да ещё постоянно унижая людей. Страх, злость и раздражение, что появляются от унижений, — не лучшие помощники для тех, кого унижают. Уж коль ты взялась командовать, то помни, что самой простой похвалой ты сможешь дать людям новые силы. Тогда они и лучше будут свою работу делать! Пусть тебе примером станет Пётр, к кому в команду рыбаков не так-то просто попасть. Вот он умеет ценить людей и заботиться о них! Пётр даже простыми словами может остановить любую ссору. Просто потому, что всё делает через сердце!
Женщина готова уже была уйти, но, остановившись, посмотрела на Хладу с каким-то сожалением во взгляде и печально добавила:
— Или ты так мстишь себе из-за клятвы, потому что не можешь уехать отсюда, чтобы где-то найти свою любовь?
У Хлады тут же выступили слёзы на глазах, но она неимоверным усилием воли постаралась остановить их и отвернулась.
— Каюсь, было такое… — тихо прошептала она. — Но уж давно было, уезжать я теперь точно никуда не собираюсь. Так что, мать Вайза, не клятва меня делает такой, а моё одиночество…
После этих слов Хлада резко развернулась и быстро пошла к себе в жилище. Вайза посмотрела ей вслед взглядом полным любви и скорби, и спустя мгновение поспешила за «зовущей», догнала её, обняла за плечи и что-то тихо заговорила. Хлада остановилась, вздохнула тяжело, и вместе с матерью Вайзой они пошли по дорожке к жилищу.

                ***
Флэм теперь часто мечтал о «зовущей» Хладе, засыпая. Он представлял её то сурово-властной, то раскованно-весёлой. Но никакой из придуманных им образов не нравился ему. Он долго не мог понять, как может выглядеть та, на чей зов откликаются все черви. В его представлении эта девушка должна обладать такой силой духа, какая обычному человеку просто недоступна. Ворочаясь с боку на бок и думая о «зовущей», юноша старался поплотнее кутаться в одеяло, чтобы получше согреться.
В этом промозглом мире Флэму приходилось очень нелегко. Хотя для местных это был не холод, а так, небольшие заморозки по ночам. Его не меньше тяготила и постоянная темнота, слегка разбавляемая светящимися насекомыми и тускло мерцающим свечением от корней деревьев и кустов. В первый раз, когда вышел из жилища, он сначала даже не понял, почему Дюгуть и Калиле ушли собирать цветы в такую темень. Но потом вспомнил, что в Полунгаре светило Сао не появляется вовсе и никто тут не видел его света.
Здесь же Флэм впервые увидел небо, сплошь усеянное мерцающим ковром звёзд. Это зрелище поразило его до глубины души, заставляя по нескольку раз за оборот выходить, чтобы любоваться звёздным небом и хоть как-то адаптироваться к окружающей его темноте.
Совершая короткие прогулки, Флэм каждый раз видел очень бережное отношение к себе со стороны Калиле, которая, часто со смешками и шуточками, старалась поддерживать его под руку. Так же к нему относился и слегка угрюмый Дюгуть, который иногда приносил какую-нибудь забавную мелкую зверушку — как будто для Калиле, но на самом деле для Флэма, чтобы тот чаще улыбался и набирался сил.
Поначалу Флэм чувствовал себя неловко от таких знаков внимания и заботы, порой они даже раздражали его. Но он начал понимать, что благодаря этой бесхитростной паре его отношение к людям потихоньку стало меняться. Он видел, с каким обожанием Калиле смотрит на мужа и как Дюгуть, хоть и немного нескладно, но всё же отвечает жене лаской и нежными объятиями своих огромных ручищ.
Глядя на эти неуклюжие, но такие трогательные знаки внимания и любви, Флэм с тоской снова и снова повторял давно мучившие его вопросы: «Почему я так одинок и у меня нет родителей и семьи, с которыми я, возможно, был бы другим? Ведь мастер Элав никогда мне даже полусловом не обмолвился — кто я и откуда?»
Через некоторое время его начала мучить и другая мысль: «Почему я до злости завидую этим двоим, которые живут в ужасных условиях, но даже не обращают внимания на то, как здесь сыро и постоянно темно? Я же лучше, чем они! Но я им завидую так, как не завидовал никому!»
Впервые в жизни душу Флэма разрывала тоска, причины которой он долго не мог понять. Однажды, увидев принесённого Дюгутем для Калиле какого-то мелкого зверька — потешно шевелящего ушами, со спинкой, сплошь усеянной колючками, — юноша вдруг осознал, что смеющийся Дюгуть, забавно игравший с этим зверьком, — просто ребёнок в теле большого и сурового с виду мужчины. Он делает что-то для других просто потому, что это приносит кому-то радость. И никакой платы за эту радость Дюгуть не просит и даже не намекает на это. Да и Калиле — такая же девчушка, с ямочками на пухлых щёчках, готовая ликовать по поводу любой мелочи, подаренной любимым мужем. Эта детская непосредственность заставляла ещё больше сжиматься сердце Флэма, потому что он сам никогда не был таким же искренним и дающим другим что-то просто так, без выгоды. Именно такой же искренностью ему безумно захотелось обладать.
Но главнее всего были взгляды влюблённой пары, которые Флэм видел впервые. Ему эти взгляды говорили о многом и в первую очередь показывали открытость этих простых людей, в которых не было ни капли пренебрежения или зависти к кому-либо. Они даже слегка обиделись, когда Флэм осторожно спросил их про оплату за помощь.
То, что ответила Калиле, ещё больше поразило юношу.
— У нас края суровые, а вот люди добрые. Ежели не помогать друг другу, то и помереть недолго. За доброту и помощь кто ж оплату-то возьмёт? Только если самый распоследний негодяй! А такие у нас не держатся. Их сама природа выживает из наших мест.
После этих слов Флэм осознал, что в его жизни всегда главной была выгода. И его никогда это не коробило. Сейчас же у него постоянно что-то неприятно тянуло в груди от воспоминаний. Особенно добродушный мастер Элав не заслуживал такого отношения, какое Флэм к нему проявлял, каждый раз обманывая с заказами и делая всё ради собственной выгоды.
Впервые в жизни Флэм признался себе, что ему просто невозможно будет обмануть этих наивных людей или сделать им какую-то привычную для него гадость, например отпустить свои обычные едкие шутки.
Все эти мысли стали так тяготить Флэма, что однажды Дюгуть, заметив его тоску, подсел к нему и стал тихо успокаивать:
— Что-то ты, парень, хмурый совсем. Переживаешь по товару своему? Дык не переживай ты так. Вернём мы тебе твой товар! И даже если там и половины не осталось, мы с Калиле тебе поможем, чем сможем. Голодным ты точно не останешься!
Даже сам Флэм не ожидал того, что произошло дальше: от таких простых, но душевных слов поддержки он разрыдался. Эти слова для него стали самой большой силой, которую ему предлагали взять даром.
Дюгуть оторопел и растерянно смотрел на юношу, уткнувшегося с рыданиями в его большую грудь. Он аккуратно стал похлопывать Флэма по вздрагивающим плечам и тихо приговаривать:
— Ну всё, всё… Ты это… Давай успокойся… Сейчас уж Кали придёт, а ты весь в слезах. Не по-мужски это. Ты парень хоть и хлипкий для наших мест, но стержень силы в тебе есть. Так что уж не переживай ты так.
Флэм, не переставая всхлипывать, поднял голову и прерывающимся шёпотом быстро заговорил:
— Да не по товару я плачу, Дюгуть… Вы с Калиле для меня… Я же один всю жизнь… Никого из родных не знал… Ни отца, ни матери… Меня мастер Элав воспитал… А я…
— Ну-ну, будет тебе… — тихо пробасил Дюгуть, поглаживая по голове дрожащего от плача юношу. — Всё хорошо. Ты же с нами. Вместе и в Зов Песко поедем, потому как уговорила меня Кали не тянуть с этим и перебраться туда насовсем. Так что не горюй — никому мы тебя в обиду не дадим!
От последних слов Флэм снова разрыдался, раздираемый безудержной жалостью к себе. Он опять уткнулся в грудь Дюгутю, который окончательно растерялся и не знал, что ему делать, а только продолжал гладить юношу по голове.
Мудрая не по годам Калиле, подходя к жилищу и услышав, что происходит внутри, стала шумно переставлять корзины, приговаривая:
— Вот ведь опять сколько цветов понабрали! За один раз в телеге и не увезти. Сколько раз говорила тебе, Дю, что надо по мере сил собирать. А у нас опять половина цветов увянет, пока по селениям развезём…
Услышав возню и ворчание жены, Дюгуть встал и тихо прошептал на ухо всхлипывающему Флэму:
— Давай-ка ты утрись да умойся, чтобы Калиле чего дурного не подумала. Ты ж мужчина! А мужикам слёзы свои негоже показывать женщинам. Это их забава — плакать. А я пока отвлеку жену чем-нибудь, чтобы не зашла сюда ненароком.
Флэм быстро закивал, утирая глаза рукавами, поднялся и, стараясь не шуметь, стал умываться. Пока он возился, Дюгуть о чём-то тихо разговаривал с Калиле, после чего она вошла в жилище и весело воскликнула, глядя на Флэма:
— Ну вот! Уже и умываться сам стал! Знать, силы восстановил!
— Так, считай, пару наделей мы его выхаживали, как не восстановиться-то?! — с улыбкой пробасил входящий следом Дюгуть. — Пора бы и в дорогу снаряжаться, а то уж все бока пролежал себе без дела наш парень.
Флэм благодарно улыбнулся и, подойдя поближе, обнял обоих со словами:
— У меня никогда семьи не было, а здесь я её нашёл…

Глава 13

Дюгуть размеренно крутил педали большой телеги, на которой был сложен весь нехитрый скарб их семьи, а Флэм усердно ему помогал. Калиле восседала за спиной мужа на тюках, придерживая корзины с цветами.
В первый оборот пути вся троица строила планы по возврату товара Флэма и всего, что, возможно, успел наменять Блаб. Наиболее убедительный аргумент высказал Дюгуть:
— Ты, парень, особо не задирай нос и в драку не лезь. А лучше спокойно и уверенно докажи, что товар твой. Ты же можешь рассказать, как отливается это стекло? Вот и открой пару приёмов, которые мало кому известны, если они не занимались этим.
— Ну, стекло не отливают, а сначала варят, а потом выдувают, уважаемый Дюгуть, — с улыбкой возразил Флэм, и добавил: — Думаю, этого аргумента будет более чем достаточно. Уж чего-чего, а стекла я выдул немало за свою молодую жизнь.
— Так значит, дыхалка у тебя ого-го какая, раз выдувать стекло умеешь! — хохотнул Дюгуть и уже немного спокойно пробасил: — Видать, поэтому ты и не задохнулся от этого тумана, потому как много народу не смогло выжить, пропав в нём на стыке миров. Он же как вода, только в воздухе висит и без маски, что влагу сдерживает, дышать ой как непросто. А я, когда тебя из кустов выдирал, вроде бы и не заметил маску на тебе.
— Да, как же не было на нём маски-то? — всплеснула руками Калиле. — Ты ж его когда приволок, то я первым делом эту маску-то и сняла с него, а тебе ещё сказала, что прям красавчика ты к нам принёс. Забыл, что ль?
Калиле звонко рассмеялась, а мужчины сдержанно улыбнулись, продолжая крутить педали телеги.
Разбивая на ночь палатку, Дюгуть предупредил Флэма:
— Если ночью по нужде захочешь, то толкни меня, чтоб я за тобой присмотрел. А то тут животина по ночам разная бродит. Я нужных порошков уже в костре нажёг, дабы отпугнуть их подальше, когда огонь угаснет. Но ветерок-то за ночь может развеять этот запах. Потому поаккуратнее, старайся даже сейчас далеко не отходить.
Для Флэма это была очень неприятная новость, тем более что однажды он слышал рассказ Чёдэса, как тот боролся с какой-то зверюгой в Полунгаре и еле ноги унёс.
— А у нас в Сальдаре только змей с пауками да скорпионами бояться надо, — с напускной беззаботностью сказал юноша.
— Ну, тут края суровые, и зверьё разное водится. Есть и увальни безобидные, что мхом да лягушками питаются. А есть и те, кто этих увальней пожирает.
От этой фразы Флэму стало не по себе, и он чуть усерднее продолжил вбивать каменные колышки палатки в почву.
— Вот что ты парнишку стращаешь всякой жутью? — включилась в беседу Калиле и шутливо ткнула в бок мужа. — Рыкуны ближе к границе со льдами водятся, да все больше водных увальней пожирают. Так что не сильно нервничай, — обратилась она уже к Флэму и похлопала его по плечу.
Но Флэма такое утешение не успокоило, и он стал поглядывать с опаской в темноту вокруг горящего костра.
Дюгуть собрал все нагретые плоские камни, что были расставлены вокруг гаснущего огня, и стал их укладывать поверх мха на дно палатки.
— А зачем так делать? — удивился Флэм.
— Да ты что?! — встрепенулась Калиле. — Мы ж, как на печке, спать в тепле будем! Сейчас ещё мха наберём и сверху слой уложим. Вот тогда и на боковую можно!
— А я ещё часть углей от сланца по кругу разнесу да на камни положу, чтоб те дольше остывали. Может, и на них отгоняющего порошка подсыплю, для успокоения, — пробасил Дюгуть и пошёл делать, как сказал.
Калиле уложила ещё один слой мха на дно палатки и с улыбкой посмотрела на Флэма.
— Ты уж не серчай на мужа моего, — ласково глядя, тихо сказала она. — Он у меня с виду суров да подтрунить над незнакомцами любит, а в душе доверчивый да ласковый. И то, что он тебя зверьём стращает, не сильно-то слушай. Он ведь вас, сальдарцев, хилыми считает, оттого и подшучивает над тобой и проверяет — испугался ты иль нет. А ты, я смотрю, вроде смелый парень. — Калиле хохотнула, усаживаясь у костра, и добавила: — И красавчик прям на загляденье!
Флэм немного смутился от услышанного, но постарался не подать вида и спросил:
— Ну а вы сами-то этих рыкунов видели?
— Да как же не видать? Видела! — снова хохотнула Калиле. — Одного даже как-то Дюгуть приволок. Огромный! Мяса его поели, да шкуру мне на накидку пустили. Когти у них здоровущие да клыки немаленькие. Но Дю его своим ножищем полоснул по горлу, когда рыкун из засады прыгнул, вот и весь сказ.
Для Флэма это была удивительнейшая история, и он, округлив глаза, воскликнул:
— Что, прям одним ударом уложил?!
— Ну, не одним ударом, — раздался бас Дюгутя, который вернулся к костру и, кряхтя, уселся рядом с женой. — Тот рыкун, видать, меня стерёг и в засаде ждал. Но я-то не дурак. По следам на траве увидел, что зверюга где-то рядом. Ведь трава, что недавно примята, не мерцает как обычно и след чётко виден. Да и смердит рыкун так, что только если у тебя отродясь носа нет, ты его не учуешь. Вот тогда я сбоку подкрался, с подветренной стороны, скакнул ему на холку и ножик по самую рукоять в ухо вогнал. Но только рыкун меня сбросил и под себя успел подмять. А по росту был с меня, или поменьше немного, — здоровый, одним словом. Вот тогда-то по горлу я ему и полоснул со всей силы.
После этих слов Дюгуть подбросил в костёр ещё пару кусков сланца и с улыбкой посмотрел на Флэма.
Тот сидел с широко распахнутыми глазами и даже рот приоткрыл от удивления.
— Я даже представить себе не могу этого зверя! — еле выдавил Флэм и добавил: — А если он с тебя ростом, Дюгуть, так в нём и силища, наверно, неимоверная?
— Ну, силища-то в нём немалая, это так, — улыбнулся тот. — Только вот ума немного, если я его перехитрить сумел.
— Ну, хватить пужать нас на ночь-то! — сказала Калиле, зевая и потягиваясь. — Пора уж и спать ложиться, а то гнус уже налететь успел на костёр, и теперь искусают, кровопийцы звенящие.
В подтверждение своих слов Калиле звонко шлёпнула себя ладонью по щеке.
Дюгуть ещё раз проверил прочность колышков палатки, после чего забрался внутрь, улёгся посредине и чуть подтолкнул жену к краю палатки, давая понять, что, находясь посередине, он будет охранять всех.
Флэму было очень тесно, неудобно, и его нос никак не мог смириться с дурным запахом немытого тела, как своего, так и огромного Дюгутя рядом, но усталость налила веки тяжестью, и он провалился в сон.

                ***
Проснулся Флэм внезапно от странного звука. Глухой низкий гул доносился откуда-то снаружи, и от этого холодные мурашки побежали по спине.
Юноша, стараясь не шуметь, приподнялся на локтях и в полнейшей темноте всё же смог разглядеть, что Дюгутя и Калиле рядом нет. Он скинул с себя плотное одеяло и крадучись выбрался наружу.
То, что увидел Флэм на фоне остывающих углей костра, заставило его оцепенеть от ужаса. Спиной к нему стоял Дюгуть, широко раскинув руки. В одной из них он держал огромный нож. Напротив него, буквально в нескольких шагах, светились две яркие зелёные точки, и низкий гул исходил именно оттуда.
— Замри-и-и, — еле выдохнул Дюгуть, услышав, как Флэм выбрался из палатки.
Огромный мужчина чуть шевельнулся, и Флэм догадался, что он загораживает собой Калиле, которая, не шелохнувшись, стояла за мужем.
Юноша почувствовал, как волосы на голове становятся дыбом и боялся даже сглотнуть вмиг пересохшим горлом.
Все сторонние звуки для Флэма словно замерли, оставив только утробный рык страшного зверя. В голове взметнулись панические мысли, что нужно или хватать угли из костра и бросать их в зверя, или бежать, прятаться и звать на помощь.
Но как только Флэм сам себе сказал слово «помощь», в этот же миг словно что-то толкнуло его изнутри. Он сразу понял, кого может просить об этой помощи. Но как? Говорить вслух? Нет! Очень опасно, потому что это может вызвать непредсказуемую реакцию зверя. А поступить как-то иначе юноше мешал поток панических мыслей. Стараясь сдерживать нервное дыхание, он про себя завопил слова о помощи: «О черви! Помогите! Спасите нас! Помогите прогнать этого зверя! О черви…»
Словно по чьей-то подсказке, Флэм стал мысленно представлять, как яркой вспышкой разгорается уже погасший костёр, озаряя место, где светились две зелёные точки. Вот бордовое сияние встаёт стеной между Дюгутем и рычащим чудищем и...
Флэм представлял это с такой уверенностью, и с таким желанием выжить, что даже не удивился, когда багряные всполохи поднялись у него из-под ног и двинулись в сторону зелёных глаз рыкуна. А это был именно он, потому что через мгновение Флэм увидел огромное лохматое животное, которое, скалясь, смотрело на них. Свечение коснулось почти погасших углей, и языки пламени взметнулись высоко вверх, так что Флэм с Дюгутем даже прикрыли лица руками. Сияние стало разрастаться, поднимаясь стеной, и двинулось на зверя. Тот отступил на шаг и, вздёрнув высоко морду, дико взвыл от наступающего жара. Из его широко раскрытой клыкастой пасти донесся смердящий запах, который Флэм почувствовал даже на таком расстоянии. Через мгновение рыкун со страшным рёвом бросился прочь, ломая кусты и не разбирая дороги.
Флэм стоял как вкопанный, потому что к нему внезапно пришло осознание, что его зов свершился. Одновременно с этим сами собой в голове зазвучали слова: «О черви! Я увидел вашу силу и склоняюсь в благодарности за помощь в нашем спасении! Ответьте мне! Прошу вас!»
Вдруг силы кончились, и он стал бессильно заваливаться навзничь, но его тут же подхватили с двух сторон Дюгуть и Калиле.
— Парень! — сиплым от волнения басом выдавил Дюгуть. — Да ты ведь червей на помощь призвал и спас нас!
— Флэм! — дрожащим голосом подхватила Калиле. — Сам-то ты жив? Флэм! Ты чего глаза закатил-то?! Дюгуть! Сделай что-нибудь!
Сказав это, она упала на колени, придавленная обмякшим телом Флэма. Дюгуть, недолго думая, разжал зубы юноши ножом и, быстро достав из-за пазухи флягу, влил немного воды в его рот.
Флэм сразу закашлялся и упал на бок. Приступ кашля быстро прошёл, но сознание к нему не вернулось.

Глава 14

Флэм парил в воздухе, окутанный мягким светом. Приподняв руку, он увидел, как вокруг кисти мелко сверкнули искры. С лёгким покалыванием в него стало проникать особое тепло, наполняя спокойствием и придавая мышцам силу.
Тревога и усталость растворились, и в сознании Флэма стали появляться картины, которые он рассматривал словно со стороны.
Вот какой-то юноша коснулся корней огромного дерева. Они светились в темноте тёплым желтоватым светом и этот свет вмиг перешёл на руки, тело, голову Флэма и растворил его, перенося в неведомое место. Там весь воздух вокруг был заполнен тонкими, как волос, мерцающими зелёными нитями. Этот ковёр из нитей сплетался в странный узор. Мучительно вглядевшись, Флэм понял: он видит объёмные фигуры со множеством граней и углов.
«Какая красивая форма! — прошептал он. — Надо запомнить и сделать такие чаши. Они будут изумительны!»
Внезапно мерцающий покой зелёных нитей нарушился бело-перламутровым свечением откуда-то издали. Оно бурно разрослось и через мгновение обхватило тело юноши со всех сторон.
Затем Флэм охнул от внезапной смены места. Он увидел со стороны три фигуры, стоящие у погасшего костра, и понял, что один из трёх — он сам.
Флэм стал внимательно вглядываться в «своё» лицо и, словно порывом ветра, проник в «свою» голову, где мелькали яркими разноцветными вспышками нити и сплетения, постепенно окрашивая всё вокруг бордовым светом.
Дальше видение спустило Флэма к его же ногам, проникло в траву и почву, где он увидел сплетение корней. Они, точно как нити в его голове, стали окрашиваться багрянцем. Движение вниз продолжалось, и взору юноши предстали переливающиеся от бледно-жёлтого до бордово-красного извивающиеся длинные тени, всё плотнее заполнявшие пространство. В одно мгновение яркий и густой, как раскалённое стекло, всполох рванул вверх. Флэм снова увидел две фигуры, прикрывающие лица от жаркого пламени костра. Ещё миг, и снова, спустив взор под землю, он рассмотрел, как бордовое сияние медленно становится нежно-золотистым и начинает наполнять этим светом корни трав и кустов. Корни, всасывая этот свет, словно воду, выпускали свечение дальше вверх и наружу.
Флэм задохнулся от восторга и мысленно воскликнул: «О черви! Вы заговорили со мной!»
В ответ он ничего не услышал, а лишь увидел, как продолговатые цветные тени собрались вместе, и его взору предстала огромная голова, на которой стали смутно проявляться человеческие черты лица.
Флэм не выдержал и снова крикнул: «О черви! Вы меня слышите?»
Голова медленно кивнула, изобразив некое подобие улыбки на лице.
Юношу осенила догадка, которую он тут же высказал: «Вы не умеете говорить на нашем языке?»
Голова так же медленно качнулась в разные стороны, сменив выражение лица на подобие печали.
«Но вы же понимаете меня? — не унимался Флэм. — Вы же отвечаете мне!»
Утвердительный кивок был ему ответом, и тут же, словно подсказка, в голове юноши появилось видение: он выдувает кувшин, но при этом образ уже готового кувшина будто стекает из его головы в расплавленный ком стекла, крутящийся над полыхающим огнём. Затем он видит итог своей работы, который держат чьи-то руки.
Как жаром от только что увиденного раскалённого стекла, Флэма обожгла мысль, которую он стал очень осторожно произносить, словно раздумывая по ходу своей речи: «Вы не умеете говорить… но можете общаться только через видения и образы… Это так?»
Снова утвердительный кивок полупрозрачной цветной головы в сплетении корней был ему ответом.
Флэм почувствовал, как наполнявшие его силы бело-перламутрового свечения начинают иссякать, и словно сквозь сон услышал встревоженный крик Калиле: «Флэм! Очнись! Дюгуть, он дышит?!»
Юноша, закашлявшись, через пару мгновений открыл глаза и увидел склонившиеся над ним встревоженные лица. Он попытался опереться на руки и встать, но снова завалился на бок, и уже с улыбкой тихо сказал:
— Я в порядке… Всё хорошо… Я с червями говорил…

                ***
«Разведцентр — Базе: мужской индивидуум после осознанного непримитивного контакта чувствует себя хорошо и направляется с двумя собирателями в селение, где добывают сланец, локально именуемое «Огнище». Мыслеформы, стимулирующие движение мужского индивидуума в «Зов Песко», не проводятся, учитывая его явное желание завершить начатое путешествие в этом селении».
«Система ментального наблюдения информатория — Базе: индивидуум «Флэм», 18 периодов (что соответствует примерно 19 годам по земному летоисчислению). Сирота. Родители погибли при невыясненных обстоятельствах. Обладает интеллектом с уровнем IQ 123 единицы. Амбициозен. Явные лидерские качества применял не раз в своём и ближайших поселениях».
«Информаторий — Базе: обновлённая сводка. Женский индивидуум «Хлада» выявила отличные организаторские способности. В настоящий момент в её поселении «Зов Песко» наблюдается рост числа жителей, прибывающих для развития данного места».
«Разведцентр — Базе: вновь прибывшие в «Зов Песко» жители обнаружили в двух видах по кромке залива залежи горючего сланца и начинают разработку месторождения. Осложнение: хищный вид белых урсидов, локально именуемых рыкуны (в земном наименовании «медведи»). Бо;льшая часть животных крайне агрессивна и обитает в пещерах над обнаруженным месторождением. При столкновении фатально пострадали уже два человека. Урсидам проводятся инстинктивные формы внушения для смены места их обитания с минимальными потерями и их дальнейшей миграции вглубь континента, локально именуемого „Полунгар“».
На шестигранниках появилась надпись более крупным шрифтом:
«Информаторий — Базе: данная информация получена и транскодирована из образов энергосущностей за последнюю неделю (локально — н;дель) для формирования дальнейшего плана действий».

                ***
Бескрайний отсек теперь пребывал в состоянии постоянной обработки поступающей информации, вырабатывая дальнейшие распоряжения.
События стали развиваться более стремительно после «непримитивного контакта» Флэма. Он уже не терял связь с энергосущностями и при каждом удобном случае мысленно посылал им вопросы, облекая их в понятные для него мыслеформы.
Так, например, он попросил показать ему места обитания рыкунов поблизости, чтобы обходить их, и получил ответ в виде карты местности с пульсирующими бордовыми метками. Для удобства черви указали на этой местности три белые точки. Глядя на них, Флэм догадался, что это он, Дюгуть и Калиле. Он, конечно же, рассказал об этом попутчикам, и Дюгуть в который раз восторженно захохотал:
— Во даёшь, парень! Не думал, что буду вот так запросто общаться с «зовущим». А ты и есть самый настоящий «зовущий»! Притом смелый «зовущий»!
— Да уж! — усмехнулся в ответ Флэм. — Только этот «смелый зовущий» чуть под себя не наложил, когда рыкуна увидел.
Троица путников дружно прыснула смехом, и Калиле подхватила:
— Да кабы ты не был смелым и червей на помощь не сумел бы позвать, то сейчас, наверное, я бы накидкой была тому рыкуну.
Она звонко рассмеялась и прижалась к спине мужа, который продолжал усердно крутить педали телеги вместе с Флэмом.
Все ещё немного посмеялись, и Калиле в который раз спросила:
— Так как же ты с ними говорить-то научился? Меня прям распирает от любопытства! Вдруг и я смогу «зовущей» стать? А, Дю? Тогда и цветами промышлять бросим! — Она ткнула локтем в бок мужа.
Флэм с улыбкой посмотрел на ухмыльнувшегося Дюгутя и, обернувшись, весело сказал:
— Да вот как-то само получилось. Честно! Я и в прошлый раз говорил, и сейчас повторю: объяснить это просто не могу. У меня в голове какие-то образы появляются, я их рассматриваю как ответ, и так же, образами, стараюсь вопросы задавать.
— Так как их позвать-то, эти образы? — не унималась девушка.
— Ну хорошо, — со вздохом произнёс Флэм, — давай ещё раз попробуем.
И он в который раз стал пересказывать своё видение про кувшин: как он начинал его выдувать, но уже представлял готовым у себя в голове, в воображении, и как потом этот кувшин уже был готов.
— Так что ж, мне твои кувшины, что ль, представлять надо, чтоб червей позвать на разговор? — допытывалась Калиле.
Но тут её остановило достаточно красноречивое покашливание мужа, которым он обычно останавливал болтовню супруги.
— Ну-ка, хватит звенеть над ухом! — проворчал Дюгуть. — Ну не можешь ты понять, как червей звать! Успокойся уже!

                ***
Через оборот трое путников въехали в селение Огнище и почти сразу же увидели Асюри, выходящего из-под полога центрального навеса.
Высокий мужчина встретил Дюгутя как закадычного друга. Мужчины обнялись, и Асюри, крепко пожав руку Флэму и пристально глядя ему в лицо, сказал:
— Рад узнать тебя, Флэм. Мне Дюгуть про тебя немало рассказал, да и товар я твой рассмотреть успел. Дивная работа. За такую у нас хорошо заплатят.
— Я тебе больше скажу, Асюри! — пробасил с улыбкой Дюгуть. — Этот парень ещё и «зовущий»! И поверь, нам с Калиле не стоять бы здесь перед тобой, если бы не зов Флэма к червям, которым он нас от рыкуна спас.
Высокий худой мужчина, не выпуская руки Флэма и округлив глаза от удивления, тихо спросил:
— Что, прям отзываются тебе черви?!
— Ещё как отзываются! — вступила в беседу Калиле и, в свойственной ей манере хохотнув, добавила: — Он у червей огня выпросил, которым зверюгу от нас отогнал! Сама бы не видела — не поверила б ни в жизнь!
Асюри по-прежнему удивлённо смотрел на юношу, держа его за руку, как будто стараясь увидеть в его лице подтверждение, и покачивал головой, не веря услышанному.
Флэму стало неловко, и он осторожно попытался вытащить руку. Но, дабы не казаться невежливым, тут же задал важный для себя вопрос:
— Уважаемый Асюри! Вы сказали, что вам понравился мой товар. Значит, мне не нужно доказывать, что он мой?
Мужчина быстро отпустил руку Флэма и, немного смущаясь от возникшей неловкости, ответил:
— Да, да! Конечно! Товар твой, и после того, что Дюгуть мне про твою поездку поведал, тут не о чем рассуждать. Мы же тут тоже наслышаны об Элаве и его мастерах.
Но спустя мгновение Асюри снова внимательно посмотрел на Флэма и спросил, не удержавшись:
— Так как они на зов отвечают-то?
Тут уже рассмеялся Дюгуть и, подхватив под локоть друга, развернул его к себе и весело сказал:
— А вот это было бы неплохо обсудить за столом, а не здесь на улице, чтобы уставшим путникам дать сытно поесть и поговорить обо всём спокойно. Согласен?
Асюри снова смутился, и его покрасневшие щёки стали заметны даже в полумраке, который разбавлялся свечением от сиялок в фонарях возле центрального навеса.
Сытный ужин и добрая брага из цветов, которую прихватил с собой из дома Дюгуть, помогли долго вести непринуждённую беседу, то и дело прерываемую смехом от шуточек Калиле. Сначала, конечно же, в самых ярких красках было рассказано про встречу с рыкуном и его изгнание огнём червей.
Флэм при этом опустил все детали видений, которые ему посылали черви, но и без этого его рассказ был более чем захватывающим.
Говорливая Калиле приукрасила историю своими переживаниями и восторгами, и даже обычно неразговорчивый Дюгуть, поглаживая бороду, рассказал и свою часть: как он услышал далёкий треск веток и успел вовремя выскочить из палатки, загородив её собой и не дав рыкуну напасть на спящих. Потом в разговоре коснулись и окончательного решения Дюгутя с Калиле переехать и обосноваться в Зове Песко. Асюри дал несколько полезных советов, пообещав при оказии замолвить пару слов своему другу Петру.
Правда, были моменты во время застолья, когда Флэм ловил на себе изучающие взгляды Асюри и его жены Саж, но не придал этому особого значения, думая, что эти взгляды больше относятся к его дару «зовущего».
Наконец подошло время Флэму увидеть почти весь свой товар, который Асюри благоразумно спрятал у себя в жилище. То, как бережно и почти нежно юноша брал в руки, рассматривал и проверял на целостность свои изделия, знакомые ему с момента их создания, было достаточным доказательством того, что всё это сделал он сам, а не кто-то другой. Флэм, расчувствовавшись, даже подарил по красивой чаше Калиле и Саж, вызвав этим их неподдельную радость. Лишь от склянок с ядом, найденных среди своих блицей, Флэм отказался, попросив раздать их местным лекарям за так.
Услышав такое, Асюри удивлённо воскликнул:
— Да за эти склянки можно корзину рыбы наменять или несколькими шариками-марблами взять! Зачем выгоду терять-то?
— Мне мерзко наживаться на вещах подлеца Блаба. Это ему принадлежало, — ответил Флэм и с каменным лицом посмотрел на собеседника.

Глава 15

Когнитивный модуль пульсировал ровным бело-перламутровым свечением, что свидетельствовало о напряжённой внутренней работе, и вскоре на шестигранных визуализаторах появился текст:
«База — Информаторию: включить протоколирование, начать обновление базы знаний, раздел „Поса“».
«Всем системам: произвести калькуляцию населения на обеих частях Поса с разбивкой индивидуумов по гендерным признакам, возрастным сегментам и локациям обитания. О полученных результатах доложить».
Прозвучал короткий сигнал, и по миллионам тонких сплетений стремительно разбежались волнами зелёные искры импульсов, высветив на шестигранниках голографическую карту планеты Поса с чётко очерченными зонами обитания людей. Следом появились сопровождающий текст и инфографика:
«Информаторий — Базе: на текущий момент зафиксировано проживание 2 135 человек. Из них 52 % — женщины, 48 % — мужчины. Самая большая часть населения (60 %) состоит из индивидуумов от 16 до 37 лет. Остальные возрастные группы составляют: 10 % — дети до 16 лет, 12 % — взрослые старше 38 лет и 10 % — пожилые, старше 65 лет, соответственно. На территории Полунгара проживает 51 % населения. Жители Сальдара составляют 25 %, и оставшиеся 24 % практически в равном соотношении обосновались в околоболотных землях по обеим сторонам линии разграничения. По локационным данным доступного охватного радиуса, в 845 квадратных километров от базы открывателей иные места проживания людей не выявлены».
С голографической карты Поса исчезли инфографика и появился новый текст:
«База — Разведцентру: предоставить обновлённые данные по географии Поса».
Карта планеты тут же развернулась на два круга, изображающих полушария.
«Разведцентр — Базе: по информации, транскодируемой из поступивших образов от энергосущностей, изученные территории в западном полушарии Поса подверглись анализу на 100 %. Исследованная часть состоит из единого континента, протянувшегося от южного полюса до экватора и на 12 % переходящего в северное полушарие. Территория континента суммарно составляет 41 миллион квадратных километров. В б;льшей части северного полушария расположен океан с умеренно холодной водой. 2,4 % территорий относятся к ледникам северного полюса, и 0,9 % — к скалам южного полюса. Восточное полушарие Поса на 2/3 состоит из океана с 423 мелкими островами, преимущественно в южной части, и крупным континентом севернее экватора с непригодными для жизни условиями из-за низких температур. Оставшаяся треть состоит из пустыни и горных массивов. Суммарно территории восточного полушария составляют 25 миллионов квадратных километров. На восточном полушарии Поса человеческие индивидуумы энергосущностями не зафиксированы. Средний диаметр Поса — 6 742 километра».
Голографическая карта Поса рассыпалась, и когнитивный модуль вслед за мелодичным сигналом подал следующую команду:
«База — Исследовательскому центру: предоставить информацию о разработках внедрения гипотетической прецессии ».
«Исследовательский центр — Базе: по доступной технологии низкочастотными импульсами постоянно стимулируется резонансное смещение колебания оси Поса по обоим полюсам. С момента начала процесса прошло 326 лет. Корректировка оси произведена на 0,00002 %. Данное смещение помогло частично достигнуть умеренной стабилизации продолжительности дня-ночи, смены сезонов, равномерного распределения по поверхности Поса естественного радиационного фона Сао, приближенного к земному, и других позитивных климатических изменений. Для возможного смещения оси вращения планеты Поса на заданную величину в 16 %, для выравнивания баланса поверхности и расширения приемлемых мест обитания потребуется 20 000 лет с погрешностью в 0,8 %. В течение этого периода планета сможет без негативных последствий описать полный круг около полюса эклиптики, создавая и расширяя необходимые условия существования».
Следующий приказ от когнитивного модуля не заставил себя ждать:
«База — Исследовательскому центру: предпринять попытки увеличения амплитуды низкочастотных импульсов для достижения положительного эффекта прецессии в более короткие сроки».
Вслед за этим тут же прозвучал тревожный сигнал, и на шестигранниках перед центральным обменным узлом загорелся алый прямоугольник, пульсирующий белым текстом:
«Система безопасности — Базе: отмена приказа. Увеличение амплитуды теоретически может повлечь активизацию тектонической подвижности как на суше, так и в океане, вызвав не только землетрясения, но и цунами. Приказ противоречит протоколу безопасности, параграф 7/1, пункт 8.5, который гласит: „Приказы, выполнение которых повлечёт за собой прямую угрозу существованию или здоровью человеческих индивидуумов, включая приказы о преступном бездействии, должны быть проигнорированы, а их источник локализован“. Аналогичный повторный приказ также будет аннулирован».

Глава 16

Яка отчаянно старался унять дрожь во всём теле, напрягая и расслабляя мышцы. Хотя уже понимал, что подступающую болезнь нельзя остановить этими уловками и хмельным инджи во фляжке, к которой он прикладывался. Широкоплечий рыбак растирал по лицу солёные брызги и всматривался сквозь мрак на несущуюся навстречу воду, стараясь не упустить из виду огромный косяк рыбы. Это скопление рыб, временами выскакивающих над волнами, то и дело вспенивало чёрную поверхность и было достаточно различимо среди обступающей темноты. Ветер рывками менял направление, приходилось очень умело лавировать, чтобы не упустить возможный большой улов. Яка, зорко следя за парусами, громко давал приказы всей команде, стараясь держать нужный курс. Через некоторое время небо над головами рыбаков стало светлеть, что вызвало неподдельные возгласы радости и крики:
— Так и до Сальдара дойдём!
— Точно! Хоть на Сао одним глазком посмотрим!
— Не ослепни только от светила-то! А то свою жену на ощупь искать будешь!
Дружный хохот разнёсся над волнами, и рыбаки продолжили зубоскалить, чётко следуя распоряжениям командира.
Внезапно косяк рыб резко развернулся и понёсся в сторону баркаса.
— Сети за борт! — рявкнул Яка. — Убрать паруса!
Азарт заставил опытного рыбака забыть о колотившем его ознобе, и он ринулся к заострённому носу судна. Молниеносно выполненные команды помогли четырнадцативёсельному баркасу заметно сбавить ход, и тут же натянутые уловом сети повели его немного в сторону, разворачивая бортом к волне. Такой неконтролируемый манёвр мог принести немалые сложности, и Яка грозно гаркнул:
— Рулевые! Держать ровно!
Двое рослых рыбаков навалились на рулевые весла, и судно быстро выровняло ход. Остальная команда разделилась пополам. Встав по обоим бортам и дружно ухая, рыбаки начали вытягивать сети, подбадривая себя криками:
— У-у-ух, взя-я-ялись! У-у-ух, дружно-о-о!
Видя слаженную работу команды, Яка проворно и ловко, несмотря на свой огромной рост и вес, взобрался на мачту и стал трясти подвешенные фонари с сиялками, чтобы те ярче светили. Глядя сверху на две большие сети, полные бьющимся уловом, широкоплечий рыбак улыбнулся, но, вновь почувствовав сильную внутреннюю дрожь, мотнул головой от досады и тут же замер. Его взгляд уткнулся в страшное существо, чуть показавшееся под водой недалеко от одной из сетей и двигавшееся с той же скоростью, что и баркас. Хорошо различимая под водой благодаря тёмно-серому небу, на Яку смотрела громадная полукруглая белёсая медуза большими чёрными глазами, расположенными сверху по центру. Крики рыбаков мгновенно исчезли, оставив его наедине с собой, и страх ледяными тисками сжал грудь. Почувствовав головокружение, Яка вцепился в мачту, не отводя взгляда от напугавшего его существа. В то же мгновение ему явилось видение лазурной воды, раскинувшейся до горизонта и омывающей гряду мелких островков, ярко освещённых с неба. Следом видение погрузило взор Яки под воду, где он рассмотрел уже несколько необычных существ, взирающих на него чёрными глазами на бледно-фиолетовых телах. В его голове неожиданно прозвучали странным гулким хором непонятные слова: «Ксао асанкх». Услышав их, Яка понял, что не может дышать. Пальцы рыбака, как в полусне, медленно разжались, и он соскользнул с мачты. Видения исчезли так же внезапно, как и появились. Свет фонарей на короткий миг выхватил на волнах среди серой хмари мелькнувший большой плавник, а следом — вынырнувшую огромную акру с разинутой пастью. Рыбина с громким плеском рухнула в воду точно на белёсое существо, и Яка повис на высоте, чудом успев ухватиться за верёвку паруса. К нему тут же вернулись все звуки, и особенно сильно резанули вопли:
— Акра! Братцы!
— Сети спасайте!
— Порвёт ведь, падаль такая!
— Скорее!
— Тяни же! Тяни!
Яка, неуверенно цепляясь за мачту и верёвки, кое-как слез и сразу же рухнул без сознания на палубу, заполняемую бьющейся рыбой.

                ***
Сколько Яка пробыл в забытьи, он не помнил. Шум волн и скрип снастей баркаса доносились до него словно издалека. От качки немного мутило, но не это беспокоило рыбака. Он отчётливо осознал: следом за дрожью его тело заполонил жар, от которого даже сложно было дышать. Яка с трудом чуть приоткрыл веки и увидел склонившегося над собой молодого парня с фонарём в руке.
— Командир! Яка! — словно сквозь подушку, донеслись до рыбака слова. — Слышишь меня? Ты как? Это я, Лио, сын Вайзы. Узнал?
Закрыв сразу заболевшие от света глаза, Яка слабо кивнул. Уже явственнее и чётче он услышал, как рыбаки с тревогой переговаривались между собой:
— Вот ведь угораздило командиру такую хворь поймать…
— Когда выходили, он же вроде здоров был, как рыкун.
— Да он и сейчас развалился, как рыкун в спячке, — хохотнул кто-то, но на него тут же сурово шикнули.
Яка, не открывая глаз, мучительно разлепил ссохшиеся губы и сипло спросил:
— Акра… сеть не подрала?
— Нет! — тут же отозвался Лио и снова придвинулся к вожаку. — Мы весь улов спасли и почти до бортов баркас заполнили! А ту акру даже хотели гарпунами да баграми забить. Но ушла быстро. Ух, и здоровущая была! Никто из нас такую не видел! Она была точно больше той, которую когда-то Пётр в селение приволок буксиром. Помнишь?
Яка слабо кивнул и, не открывая глаз, слабеющим голосом добавил:
— Жарко мне… жжёт всё… Там… чудище… какое-то белёсое было… с акрой рядом… глаза чёрные и… само огромное… как баркас наш… Пить…
Лио нахмурился, отставил фонарь в сторону и, тяжело вздохнув, проговорил, глядя в сторону:
— Горячка началась у командира. Бредит уже о чудище каком-то… — И, повернувшись назад к Яке, громко произнёс: — Мы тебе грудь и спину натёрли жиром водных увальней с высушенным ядом скорпионов и травами. Оттого и жжёт. Но ты потерпи, эта мазь враз хвори прогоняет, как мне наставница Анна говаривала. Потерпи! Уж немного до селения осталось.
— Дай, ветер сил, сподобиться к вечернему перезвону бы поспеть… — тут же услышал Яка чей-то голос, но не смог ничего сказать и провалился в тревожный сон, в котором ему снова привиделись большие чёрные немигающие глаза чудища.

                ***
Пролежав две н;дели в койке, с трудом заставляя себя глотать целебные отвары и постанывая от растираний жгучими мазями наставницей Анной, Яка уже и сам не верил в то, что ему привиделось в Большой Чёрной Воде. Сначала он, конечно же, хотел рассказать об этом Хладе, как только пришёл в себя и мучивший его жар спал. Но, подумав, решил, что команда не подтвердит его слова. Да и не хотелось ему быть посмешищем, как сказитель Пипсе;н, которому всюду мерещились чудища да привороты. Хоть и умел Пипсен увлекательно рассказывать истории и былины разные, почему и назывался сказителем, но за свой склочный трусливый характер и любовь обильно привирать всё же имел дурную славу, отчего и был объектом многочисленных насмешек.

Глава 17

Начав распродавать свой товар, Флэм не ожидал, что у него не будет отбоя от покупателей. Слухи о продаже прочных тончайших стеклянных блицей, да ещё и необычной, чудесной формы, вмиг разлетелись по Огнищу, и уже спустя оборот к Флэму стали обращаться и жители соседних селений. Юноша настолько погрузился в торговлю, что даже на какое-то время забыл, за чем, помимо своего товара, так стремился в Огнище.
Напомнила ему об этом Саж. Они с Асюри приютили у себя и Дюгутя с Калиле, и Флэма. Как-то она посетовала, что для растопки очага остались лишь крохи, а муж на телеге уехал продавать сланец в соседнее селение и для дома ничего не оставил.
И тут Флэм вспомнил о Блабе, и от одного этого имени мысли Флэма наполнила закипающая ненависть. Он подошёл к Саж и тихо спросил:
— Вы же сланец берёте из каменоломни, так ведь?
— Конечно! — встрепенулась женщина. — Откуда ж ещё-то? Вот только корзинами его не натаскаешься, уж больно тяжёл.
— Давайте я попрошу помочь Дюгутя со своей телегой. Или на моей тачке можно всё привезти. Заодно повидаю подлеца, что меня убить хотел.
В её серых глазах Саж, когда она внимательно посмотрела на Флэма, читалось беспокойство. Она взяла его за локоть и осторожно спросила:
— Ты же не будешь вершить над ним свой суд прямо сейчас? Меня Асюри попросил не пускать тебя одного на встречу с тем человеком, потому что по нашим законам ты должен доверить всё суду глав поселений, и мой Асюри один из них.
У Флэма заходили желваки от нахлынувшей злости, но он сдержался и ответил спокойно и чуть холодно:
— Я чту законы и не буду делать то, что оскорбит вашего мужа. Хотя привезти из каменоломни сланец для очага всё же нужно. Так ведь? Со мной будет Дюгуть, который сможет меня остановить, если вдруг я потеряю контроль над собой. Но, поверьте, я справлюсь.
Саж с уважением посмотрела на смуглого юношу и одобрительно кивнула:
— Если Дюгуть согласится дать свою телегу, то я поеду с вами. Мне проще будет всё объяснить смотрителям каменоломни, да и вам не придётся платить за сланец. Потому что часть этой шахты принадлежит нам с мужем.
— Конечно же, я соглашусь, уважаемая Саж, — пробасил появившийся на пороге Дюгуть. — И уверяю, что ничего плохого не случится, даже если Флэм увидит того негодяя.

                ***
Бешено колотящееся сердце не давало Флэму хладнокровно наблюдать за тем, как тощий Блаб в той самой истрёпанной куртке без капюшона и с цепью на ноге таскает и складывает куски сланца в телегу Дюгутя. То и дело небольшая судорога пробегала по лицу юноши, но он сдерживал себя и старался не доставать рук из карманов, потому что те предательски тряслись от охватившего его негодования.
Блаб то ли сделал вид, то ли по-настоящему не узнал Флэма, хоть тот и стоял совсем рядом. В один момент стопка сланцевых пластин, что нёс Блаб, стала съезжать у него из рук, и Дюгуть даже попытался подойти, чтобы помочь их удержать, но Саж его остановила.
— Этот человек не заслуживает помощи! — громко сказала она ледяным голосом.
Блаб вздрогнул от этих слов и всё же смог донести куски сланца до телеги, не рассыпав их.
— Госпожа злится на меня, что я украл её ожерелье, — натужно дыша от тяжёлой работы, под нос произнёс Блаб, опираясь на край телеги. — Но госпожа не верит, что я не крал ничего у её мужа и страдаю здесь ни за что.
Тут Флэм не выдержал. Он сорвал с головы капюшон и вплотную подошёл к ездоку, чтобы полумрак не мешал тому разглядеть, кто перед ним.
— А может, ты страдаешь из-за того, что хотел убить меня? — срывающимся голосом прокричал Флэм.
Дальше произошло то, чего не ожидал никто: Блаб с восторженным криком упал на колени и обхватил руками ноги Флэма, причитая при этом своим визгливым голосом:
— Мой господин! Ты жив! Какое счастье! Я проклинал себя, что не смог удержать тебя в потоке в своей тачке, и страдал всё это время, оплакивая твою гибель. Мой дорогой господин Флэм! Как я рад видеть тебя! Ты же пришёл меня спасти, правда?!
Все опешили от такого неожиданного поворота, и только Саж оставалась невозмутимой. Она громко сказала причитающему ездоку:
— Что-то не заметила я твоего страдания, мерзкий человечишка, когда ты старался продать мне чужое стекло в день своего прибытия. Не видела я у тебя и слёз раскаяния и когда мой Асюри признал в тебе того подлеца, что обокрал его больного.
На этих словах оцепенение схлынуло с Флэма, и он вырвался из рук Блаба с брезгливым выражением, словно коснулся чего-то мерзкого. Но Блаб не сдавался. Он тяжело поднялся на ноги и, не меняя восторженного выражения, продолжил голосить:
— Не верь ей, господин Флэм! Она захотела купить за бесценок твою чудесную посуду, а я ей отказал! Потом меня схватили и обвинили в воровстве, которого я не совершал! Поверь мне, мой добрый господин! Это правда!
Внезапно Дюгуть рывком подскочил к Блабу, схватил его за грудки и чуть приподняв на уровень своих глаз, громыхнул басом:
— Нет тебе веры! Ты обманул столько порядочных людей, что одного их слова достаточно, чтобы оставить тебя гнить здесь на каменоломне до конца твоей жалкой жизни!
После этих слов мужчина отшвырнул трепыхающегося ездока так, что тот кубарем откатился в сторону, громыхая цепью на ноге. Но Блаба уже было не остановить, потому что он понял, что все его уловки не сработали и надо изворачиваться дальше, невзирая ни на что.
Кряхтя и отряхиваясь, щуплый ездок снова поднялся на ноги и, глядя уже совершенно по-иному, с ненавистью, визгливо вскрикнул:
— Порядочные люди?! Это кто тут порядочный, а? Может мой дорогой господин Флэм, который перепортил всех девок в своём да и в соседних селениях? Или, может, мой дорогой господин Флэм забыл, как он издёвками изгонял людей просто потому, что ему кто-то навредил? Это же твой лозунг: «Я не бью глупых, а наказываю их на всю жизнь». Это я про тебя и твою порядочность говорю, мой дорогой господин, не так ли?
Флэм рванулся к обидчику, но его крепко схватил Дюгуть своими огромными руками, а Саж всё с тем же ледяным выражением спокойно сказала:
— Что бы ни сказал этот человек, верить ему никто не станет. Так что не стоит тратить на него время.
Она подозвала смотрителя, который растерянно наблюдал за происходящим, и что-то ему шепнула. Тот кивнул и, подхватив под руки визжащего трепыхающегося Блаба, поволок его внутрь каменоломни.
Саж обернулась к мужчинам и совершенно спокойно предложила:
— Поехали домой, разгрузим сланец, а то нам с Калиле ещё ужин нужно успеть приготовить к приезду Асюри. Пока же надо успокоиться и забыть эту мерзость. А ты, Флэм, после трапезы расскажешь нам о своей предыдущей жизни, чтобы мы могли полностью защитить тебя на предстоящем суде глав поселений.

Глава 18

Для Флэма это был чудовищно тяжёлый разговор. В нём боролись уже известные и привычные ему чувства гордости и превосходства над другими, которым мешало новое, более яркое желание стать искренним и бескорыстным, как Калиле и Дюгуть. Его рассказ о себе даже для него выглядел как что-то ужасное, словно он говорил о каком-то другом, отвратительном человеке. Флэм то и дело прятал глаза, как будто вытаскивал наружу что-то уродливое, отчего его самого чуть не выворачивало — с таким трудом давалось ему каждое признание.
Дюгуть слушал неприятную жизненную историю своего нового друга, низко опустив голову, а Калиле уткнулась щекой в плечо мужа, и смотрела своими большими глазами, словно не веря тому, что слышит. Только Саж оставалась невозмутимой, будто она уже когда-то это слышала, а теперь просто проверяет — всё ли сходится. Иногда даже сочувствие мелькало в её взгляде. Вместе с женой так же невозмутимо слушал и Асюри, сложив перед собой руки на столе и отодвинув пустую после ужина посуду. Правда, иногда супруги с каким-то внутренним пониманием переглядывались между собой, особенно в начале рассказа Флэма, но уже к середине его исповеди оба стали слушать более спокойно и сдержанно.
Наконец Флэм, утерев со лба выступивший от напряжения пот, тихо выдохнул:
— Это всё…
Саж, переглянулась с Асюри и совершенно спокойно сказала:
— Я очень рада, Флэм, что ты не утаил ничего важного о своей бурной молодости. — И, увидев изумлённый взгляд юноши, продолжила с лёгкой улыбкой: — Тебя удивляет, что я с такой уверенностью говорю о твоей жизни, словно я её знаю? Так вот, я не буду скрывать, что мы с мужем знакомы с Тотикой, тем верзилой, которого ты своими наговорами изгнал из вашего селения. Добавлю лишь, что для нас было не меньшим удивлением узнать тебя совсем иным при первой встрече.
Даже смуглая кожа Флэма не смогла скрыть, как сильно он побледнел от услышанного. И тут заговорил Асюри:
— Ты будешь удивлён, парень, но как раз Тотика и обнаружил здесь залежи сланца более периода назад. Сначала он скитался по Сальдару в поисках нового места для жизни, а потом приехал в наше малое поселение. Мы вместе с ним славно поработали на этой каменоломне, пока он сильно не заболел. Как оказалось, ему просто не хватало света Сао, и его кожа не смогла долго выдерживать наш суровый климат. Это ведь удел почти всех сальдарцев, кто решил когда-то перебраться в наши края. Потому-то многие болеют и возвращаются в свои места. У Тотики эта «болезнь слабости» проявилась спустя полтора маха после приезда, и он стал чахнуть на глазах. Мы с Саж собрали часть своей выручки и помогли отправиться ему назад. Тотика уехал в другие края Сальдара, ближе к туманной части стыка миров, подальше от твоего селения стеклодувов.
Флэм слушал, обхватив голову руками, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, словно его мучила невыносимая боль. Ему действительно впервые было больно в душе; оттого, что он сделал с Тотикой, и не только с ним. Потому что теперь он очень остро осознал, как много непоправимого он совершил, и теперь не знал, как загладить свою вину перед теми, кому он когда-то так беспощадно навредил. Юноша боялся поднять глаза на Дюгутя и Калиле, которые, по его мнению, теперь точно могли его возненавидеть за все его подлости.
— Выслушав тебя, Флэм, — продолжила Саж, — замечу, что не рассказал ты, как вместе с мастером Элавом вы помогаете богатеть своему селению, хотя об этом тоже стоило бы упомянуть. Мы знаем, что многие ездоки отзывались об Элаве и о его мастерах как об отличных знатоках своего дела. Да, ты сказал, как обманывал Элава, и это останется только на твоей совести, но гораздо важнее то, кем ты стал именно сейчас. Видя, как ты искренне сожалеешь о своей прошлой жизни, поведав нам о ней с таким трудом и стыдом, мы имеем полное право считать тебя смелым человеком. Ведь на такое откровение не каждый храбрец решится, а ты это сделал. Надеюсь, что теперь твой груз души не будет тебя терзать так отчаянно сильно. Практически уверена, что твоё признание будет оберегать тебя и больше никогда не позволит повторять подобного. Дюгуть, рассказывая нам про тебя ещё в первый раз, отзывался о тебе как о честном человеке, не зная всех твоих прошлых поступков. Просто он верит тебе и твоей искренности. И сейчас свою честность ты показал со всей полнотой.
После этих слов Дюгуть встал и, подойдя к Флэму, крепко обнял его со словами:
— Да, я верю в тебя, парень! И хоть натворил ты немало, но если такого больше не повторится, то я всегда помогу, коль нужно будет.
Калиле встала рядом с мужем и тихо сказала, глядя на юношу:
— Всё, что было, оставим в прошлом. Вряд ли человеку с гнилой душой смогли бы отозваться черви, чтобы спасти нас.
Флэм снова чуть не расплакался, как несколько дней назад. Он так сильно был благодарен этим людям за такое сердечное отношение к себе, что мысленно поклялся бесконечно дорожить им со всем трепетом своей души.

                ***
После этого тяжелейшего разговора Флэм очень долго не мог заснуть, впервые в своей жизни сгорая от стыда. Его разрывало от боли, словно кто-то залил внутренности раскалённым тягучим стеклом. В какой-то момент он даже собрался сбежать в лес, чтобы его там растерзал рыкун. Терзаемый мучениями совести, Флэм всё же провалился в нервный сон. Ему привиделся Тотика, понуро уходящий с большой заплечной сумой, и его никак не удавалось догнать, чтобы попросить прощения.
Пробудившись, Флэм с трудом заставил себя выйти к утренней трапезе. К его небольшому облегчению, на кухне была только Саж. Юноша понуро присел за стол и молча взял чашу с дымящимся отваром. Но то, что прозвучало потом, заставило Флэма широко распахнуть от удивления свои красивые глаза.
— Не всё мы вчера тебе рассказали с Асюри, — тихо сказала Саж. — Сейчас ты, возможно, сильно удивишься, когда узнаешь, что Тотика перед своим отъездом даже был благодарен тебе.
Флэм растерянно смотрел на Саж, а она продолжила, улыбаясь:
— Благодарен он был потому, что именно здесь нашёл любовь всей своей жизни. И если бы твои наговоры не заставили его скитаться, то, может быть, он никогда бы и не встретил свою Гаю. Мы с ним до сих пор поддерживаем связь, посылаем весточки и письма через наших внутренних ездоков.
От услышанного Флэм зарыдал. Он был благодарен Саж за такую новость, и в его голове зародилась пылкое желание отыскать Тотику и добиться его прощения.

                ***
Мастер Элав в который раз приходил к Чёдэсу упросить его поехать на розыски Флэма, предлагая сначала двадцать, а потом даже пятьдесят марблов за такую услугу. Ведь прошёл уже оговорённый мах, а парень так и не вернулся. И Элав не на шутку встревожился. Ведь он воспитывал Флэма с младенческих лет, когда малыша привезли в селение из туманной части, где погибли его родители. Мастер Элав никому и никогда не рассказывал ту ужасную историю, чтобы не порождать глупых слухов, и всегда старался уходить от таких разговоров.
Возвращаясь очередной раз от Чёдэса, так и не добившись от него согласия на поиски Флэма, Элав даже начал подумывать самому отправиться в Полунгар в закрывающийся вот-вот проход. На его счастье, к ним в селение за стеклянным товаром заехал один ездок-полунг, поведавший странную историю о том, как он не так давно видел суд над одним ездоком-сальдарцем. По словам судивших его глав селений, был он вором и покушался на жизнь какого-то стеклодува, сбросив того в потоке со своей тачки. Элав схватил за руку полунга и потребовал рассказать всё в мельчайших подробностях.

                ***
Чёдэс при каждом визите мастера Элава хоть и старался непринуждённо улыбаться и держаться дружелюбно, как умел, но сразу после ухода гостя всегда впадал в странную задумчивость, которая очень не нравилась Вахве. В такие моменты она видела во взгляде мужа пугающую темноту, вызывающую у неё страх.
Вот и в этот раз, поймав тёмный взгляд мужа, Вахва не сдержалась, несколько раз глубоко вздохнула, чтобы прогнать тревогу, и, кокетливо покачивая бёдрами, подошла к Чёдэсу вплотную.
— Почему моему любимому мужу какой-то стеклодув портит настроение? — томно произнесла она. — Да так портит, что твой взгляд, Чёд, начинает меня пугать.
Мужчина натужно улыбнулся и приобнял жену за пышную талию со словами:
— Не переживай, моя сладость, это моё временное состояние раздумий.
— О чём ты раздумываешь так, что твой взгляд становится пугающим, словно ходы мрачной пещеры в каменоломне? — тут же надула губы Вахва. — Я же впечатлительная, мне не хочется видеть в тебе такую жуть. Или что-то опять не так с нанятыми тобой ездоками?
Чёдэс улыбнулся, и его глаза привычно засияли радостью.
— Да ты у меня сообразительная! — усмехнулся он и звонко поцеловал жену в пухлую щёку. — Угадала. Не вернулся тут один назад, хотя уж оговорённый мах прошёл.
— Эх, что-то совсем не везёт тебе с нанятыми, — успокоившись, продолжила Вахва и откинулась на подушки лежанки. — Уже несколько человек в тумане том канули. Благо, хоть ты сумел тогда тачки свои вернуть и товар разыскать. Правда, тот товар вроде не твой был, а на перепродажу, так ведь?
Чёдэс недовольно вздохнул и, отвернувшись от жены, стал наливать воду в один из изысканных стаканов, стараясь уйти от неприятного разговора. Вахва, подумав несколько мгновений, повернулась к мужу и с растущим удивлением спросила:
— Подожди, подожди… Случайно это не тот сальный тип не вернулся, который на твоей старой тачке повёз Флэма в Полунгар? Это из-за него к тебе Элав постоянно ходит?
— Ну всё, разговорилась… — недовольно нахмурился Чёдэс. — Сейчас ещё навыдумываешь невесть что. Давай-ка прекращай.
С этими словами он подошёл к лежанке, присел рядом с женой и начал поглаживать её по бедру, зная, что от такой ласки Вахва всегда млела. Но в этот раз она резко привстала, отодвинув руку мужа, и с испуганными глазами спросила шёпотом:
— Так это ты всех тех ездоков?..
Мрачный, как тоннели каменоломен, взгляд Чёдэса был ответом на слова жены.

Глава 19

Флэм стоял недалеко от ярко освещённой пристани и заворожённо смотрел на Хладу, которая поочерёдно подходила к рыбакам и касалась рукой груди каждого. После прикосновения мужчины заходили на борт баркасов, начинали развешивать фонари с сиялками и готовиться к отплытию. Сильная усталость, накатывая волнами на Флэма после долгой дороги, чуть отвлекала, но он, не замечая её, с огромным воодушевлением следил за каждым жестом Хлады. Все образы, что юноша рисовал, представляя «зовущую», вмиг рассыпались в прах. Потому что та хрупкая девушка на пристани, с длинными светлыми волосами и тонкими кистями рук, была настолько притягательно очаровательной, что у Флэма от восторга перехватило дыхание и бешено заколотилось сердце. Он просто не мог отвести глаз от Хлады.
Много людей наблюдали за обрядом, столпившись на берегу. Флэма то и дело толкали с боков, на что он совершенно не обращал внимания, потому что видел, как после касания Хлады от груди рыбаков начинали тянуться к воде тонкие, словно волос, серебристые нити.
— А что она делает? — услышал Флэм удивлённый возглас кого-то из толпы.
— Ты что, первый раз тут, что ли? — ответил звонкий голос девчушки. — Так наша Хлада червей привязывает своим зовом в помощь рыбакам, чтобы от беды уберечь их в Большой Чёрной Воде. Хоть и не видать той привязи, но она точно есть!
Флэм удивлённо обернулся на звонкий голос светловолосой девочки и негромко спросил её:
— Так что, никто никогда не видел этой привязи?
— Ну, может, кто и видит, — улыбнулась девочка, — только ведь не всем дано самих червей видеть, а уж привязи — точно. Но, поверьте мне, она есть. Видите вон того рыбака с жёлтой повязкой на голове под капюшоном? Это Трюн, мой отец. Он мне сам говорил, что когда раньше в Большую Чёрную Воду выходил, то ни разу такой уверенности не было, как сейчас, после касания Хлады. Она своим зовом ещё и дно в заливе подсвечивает. Ну, не она сама, а черви — от её зова.
Флэм во время этого недолгого рассказа пристально всматривался в Хладу, которая уже закончила обряд и сходила с освещённой пристани. Девушка вдруг подняла голову и, казалось, посмотрела Флэму прямо в глаза, словно чувствуя его внимание. Юноша даже немного отшатнулся, но взгляд не отвёл. Длилось это всего пару мгновений, за которые Флэм понял, что эти голубые глаза он не забудет теперь никогда.
Баркасы с рыбаками начали отчаливать, а народ — расходиться по своим делам, увлекая в своём потоке Флэма вместе с Дюгутем и Калиле, смотревшими вместе с ним на обряд.
— Вот что, парень, — Дюгуть догнал Флэма и прихватил за локоть, останавливая. — Нам с Калиле, чтоб остаться и обжиться здесь, посоветовали поперву переговорить со смотрительницей… Как её?..
— Вайза, мать Вайза, — пришла на помощь мужу Калиле.
— Да, да, с ней, — поспешно пробасил Дюгуть. — Уж надеемся, что случится повидать её побыстрее. Ты же пока можешь тут осмотреться, да и часть своего оставшегося стекла начать выменивать. Ещё на обед надо что-то раздобыть и про ночлег разузнать.
Флэм смотрел на Дюгутя и не слышал ни единого слова. У него перед глазами стоял пронизывающий голубой взгляд Хлады, и ничего больше.
— Ну так что, займёшься этим, а? — откуда-то издалека донёсся голос Дюгутя.
Флэм перевёл ничего не выражающие глаза на Калиле, которая стояла рядом, сияя своей детской улыбкой с ямочками на щеках.
— Дю, он тебя не слышал, — привычно хохотнула Калиле и, уже обращаясь к Флэму, повторила: — Мы сейчас пойдём искать смотрительницу, мать Вайзу. Опосля, если свезёт, то и с Хладой на разговор пойдём по поселению. И тебе Дюгуть говорил…
— Я пойду с вами! — чуть ли не крикнул Флэм, перебивая Калиле. — Я пойду с вами и к смотрительнице, и к Хладе. Мне надо… к ней… Именно к ней!
Калиле игриво переглянулась с мужем и тот, спрятав улыбку в бороду, пробасил:
— Ну, с нами так с нами.
Втроём они вернулись к телеге, гружённой доверху пожитками. Тачка Флэма стояла рядом с оставшимся товаром, в котором он стал быстро что-то разыскивать. Дюгуть с женой смотрели на суету Флэма, и Калиле разок пихнула мужа в бок, весело подмигнув. На что Дюгуть вяло отмахнулся, достал из телеги небольшой мешок с сушёными грибами и негромко спросил:
— Ты что найти-то хочешь, парень?
Флэм резко обернулся, держа в руках небольшой свёрток гуттаперчевой ткани, и, поспешно запихнув его в наплечную сумку, ответил:
— Всё! Нашёл. Это подарок.
— Так, тогда ж тебе надо два подарка готовить! — усмехнулась Калиле. — Мы ведь сначала мать Вайзу упрашивать будем о встрече с Хладой. Знать, и ей в ручку нужно что-то положить.
— Ты давай не дури парня, — нахмурил бровь Дюгуть. — Я вона мешок с грибами на похлёбку взял. Их Вайзе и отсыплем, или весь пожалуем, коли понадобится.
— Это что ж вы матери Вайзе собираетесь отсыпать? — услышали все трое за своими спинами.
Обернувшись, они увидели полноватую женщину, держащую в руках большой фонарь с сиялками и смотрящую с доброй улыбкой.
— Так, подарок хотим вручить за помощь под встречу с Хладой, — быстро среагировала Калиле и тут же спросила: — Чай, знаете, как найти её?
Женщина улыбнулась шире и в её глазах заиграли добрые, смешливые искорки. Она перехватила фонарь и коснулась груди правой рукой:
— Рада видеть вас. Я мать Вайза.
Калиле потешно хлопнула себя по широким бёдрам и радостно воскликнула:
— Вот ведь удача-то! Прям сама нас нашла! Дюгуть! — повернулась она к мужу. — Что стоишь-то? Давай дары, не задерживай!
Мужчина протянул небольшой мешок, прижал свободную руку к груди, поклонился и смущённо пробасил:
— Вот… И мы рады видеть вас… Я — Дюгуть, а это жена моя Калиле. Примите от чистого сердца особливых грибочков сушёных… От их навара хвори враз уходят.
Мать Вайза коротко рассмеялась и приняла мешочек со словами:
— За это вам отдельное спасибо. Полезные отвары у нас всегда в почёте. Только вот как подарок — приму, а чтоб за это услугу оказать, то вряд ли стану. У нас тут так не принято. Мы люди открытые, искренние и подкупом марать себя не станем.
— Так разве это подкуп?! — весело возмутилась Калиле. — Муж мой ведь сказал, что это от чистого сердца! А раз дар так предлагается, то он никак с тёмными помыслами увязан быть не может!
Видя, что мать Вайза продолжает улыбаться, Калиле подхватила её фонарь и так же весело добавила:
— Давайте подсоблю тяжесть эту донести куда надо. А там и с отваром грибным подсоблю и обучу, если ваши стряпухи не варили такого.
Мать Вайза отдала фонарь и снова негромко рассмеялась, обращаясь к Дюгутю:
— Бойкая жёнка у тебя, мил человек. По нраву тут такие.
Дюгуть взъерошил волосы и, чуть запинаясь, торопливо заговорил:
— Ну… раз по нраву, то это… мы-то за тем и пришли, чтоб проситься на поселение да уменья свои применить. Мы ж с Калиле собиратели, грибы да ягоды все знаем и цветники новые враз находим, да на рассаду умеем набирать кореньев их.
— Да много мы чего умеем! — подхватила мужа Калиле. — Не раз в лесу да болотах плотный тёплый мох находили да зверьё добывали. Дюгуть мой так вообще рыкуна один одолел.
Мать Вайза заинтересованно слушала и потихоньку шла по тропинке к большому навесу, незаметно увлекая за собой троицу вновь прибывших. На словах про рыкуна она остановилась и, удивлённо вздёрнув брови, спросила:
— Что, прям один рыкуна поборол?
— Ха! — усмехнулась Калиле. — Так вы ж только гляньте на него! Не мужик, а гора! А в ём не только силища отменная, да ещё и ум с хитринкой. Он же дичь враз ловит! Потому что повадки их все давно прознал да заучил.
— Ну всё, всё! — недовольно пробурчал Дюгуть и дёрнул за рукав впереди идущую жену. — Остынь малька;. Будет нахвалять-то. Неловко уж самому.
Мать Вайза обернулась к мужчине и с улыбкой сказала:
— Жена твоя гордостью делится о тебе, а не попусту нахваляет, как ты сказал.
Дюгуть смутился, приглаживая бороду, и негромко пробасил:
— Так я ж не в укор ей, а любя. Лучше уж делом покажем свои умения, чем просто о них говорить-то.
От слов мужа Калиле заулыбалась вовсю и даже заметно приосанилась, неся тяжёлый фонарь, а Вайза ласково посмотрела на неё и добавила:
— Добрая вы пара. Одно сердце на двоих у вас. Это видно и без слов. Вот только про друга своего вы что-то не обмолвились.
С этими словами мать Вайза внимательно посмотрела на Флэма, который шёл последним, опустив голову и надвинув капюшон поглубже.
— Ну, знать, про него мы уже вместе с Хладой послушаем, — добавила она, входя под полог центрального навеса, к которому все вчетвером успели подойти, и, приглашая жестом следовать за собой, добавила:
— Заходите и осмотритесь пока.
От слов о предстоящей встрече с Хладой у Флэма бешено заколотилось сердце, и он отодвинул ещё одну часть многослойного полога и вступил под навес, следом за Калиле и Дюгутем.

Глава 20

От яркого света под центральным навесом все трое зажмурились и прикрыли глаза ладонями. Правда, Калиле тут же отвела руку и восхищённо выдохнула:
— Вот это громадина!
Флэм поспешно убрал ладонь от глаз, несколько раз проморгался и через пару мгновений смог рассмотреть то, что восхитило Калиле. Да, удивиться было чему! Обширное пространство среди огромных деревьев было накрыто конусообразным навесом, который связывал стволы и двухэтажные маленькие жилища, откуда спускались небольшие лесенки. Хижины, примыкавшие стенами к стволам и друг к другу, насколько хватало глаз, образовывали огромный неровный овал, который замыкался многослойным входным пологом. Сам навес из нескольких слоёв толстой и прочной ткани плотно соединялся с крышами жилищ и стволами деревьев, образуя единое и более тёплое помещение. Выбеленный внутри тканевый потолок придавал пространству бо;льший объём, а развешанные повсюду многочисленные фонари с сиялками заливали всё вокруг ярким светом, отражённым от белого полотнища.
Чуть дальше от входа простирались длинные столы в три ряда. В самом дальнем конце навеса можно было разглядеть несколько человек, сидевших за большим столом, стоявшим поперёк входу. Эти люди что-то живо обсуждали и издалека казались размером с палец руки. Чуть в стороне от них находилось более полусотни человек, занятых обменами и какими-то другими делами, но места оставалось ещё с лихвой. Справа от входа размещались котлы, под которыми жарко горел огонь, и не менее десятка женщин что-то готовили. Одни нарезали овощи и закидывали их в кипящую воду, другие разделывали моллюсков, подбрасывая их в те же котлы. Две женщины перемалывали небольшими жерновами водоросли и раковины моллюсков, делая из них муку для лепёшек, и тут же на больших решётках жарилась рыба. Аромат стоял такой аппетитный, что у Дюгутя с дороги так громко заурчало в животе, что перекрыло общий гул голосов. Он заметно смутился и громко прокашлялся, стараясь это заглушить.
Вайза отдала мешочек с грибами бойко подбежавшей девочке, что-то быстро ей шепнула и, повернувшись к Дюгутю, с улыбкой сказала:
— Скоро перекус будет, так что потерпи немного, хорошо? А пока зов к червям разучите, чтобы потом сподручнее было для себя применять.
После чего она указала рукой на ближайший стол, приглашая путников присесть, а сама поспешила в дальний конец навеса.
— Так нам ведом зов тот! — хохотнула Калиле и потянула за руку Дюгутя.
За столом уже сидело несколько человек, тихо произносивших нараспев слова зова, ими дирижировала немолодая женщина. Флэм, присев со всеми, стал повторять уже выученные слова и вскоре заметил, как от ближайшего ствола дерева стало подниматься жёлто-оранжевое свечение и согревающая волна окутала ноги. Дюгуть с Калиле повторяли зов и вертели головами, стараясь рассмотреть как можно больше, потому что для них всё было в диковинку. В окошки жилищ, обращённые внутрь навеса, были вставлены многочисленные кусочки тонкой прозрачной слюды, скреплённые липким мхом. Почти на каждом окне стояло по одному, а то и по два небольших горшка с оранжевыми и жёлтыми цветами для сиялок. Увидев их, Дюгуть ткнул в бок Калиле и прошептал:
— Глянь, сколько цветов тут надо! Без работы точно не останемся.
Калиле сдвинула брови и, не останавливая зова, сурово глянула на мужа. Тот, подчинившись ей, стал повторять слова за всеми.
Флэм тем временем вытянул шею и смотрел только в дальний конец навеса, вслед ушедшей Вайзе. Он догадывался, что Хлада где-то там, но, как ни старался, из сидячего положения сложно было что-то рассмотреть.
Внезапно зов оборвался, и все сидящие рядом встали и начали расходиться. К столу подошла девчушка, которая приняла из рук Вайзы мешок при входе. Она поставила на стол дымящийся кувшин с тремя плошками, со словами:
— Угощайтесь, пожалуйста, травяным сытным отваром.
Калиле ласково погладила девочку по светлым волосам и сказала с улыбкой:
— Спасибо тебе, цветочек. Как звать-то тебя?
Девочка немного смущённо заулыбалась и затем звонко рассмеялась:
— Да так и звать — Цвета!
Она тут же шустро побежала обратно к котлам и принялась протирать вымытую посуду.
Калиле с грустной улыбкой посмотрела вслед девочке и перевела взгляд на мужа.
Дюгуть, словно прочитав мысли жены, приобнял её за плечи огромной рукой и тихо прошептал на ухо:
— Дай обустроиться тут, тогда и поймём — когда нам помощника или помощницу в дом заводить. Я ж сам деток люблю. Знаешь ведь…
Калиле печально вздохнула и, прильнув к мужу, так же тихо ответила:
— Да знаю, Дю, знаю. Только вот теперь надо Хладу убедить, что мы ей тут в помощь будем.
С этими словами она стала разливать отвар по плошкам и, пододвинув одну из них к Флэму, уже весело спросила:
— А ты что в капюшоне-то сидишь? Неужто не согрелся? Мне ж прям жарко тута.
Флэм повернулся к Калиле и немного смущённо выдавил:
— Да нет… Я… я не понимаю, как разговор с Хладой начать. Да ещё после слов матери Вайзы про подкуп… Дарить или нет свой подарок?..
— Так и не забивай себе голову ерундой! Как слово ляжет, так сам и поймёшь, что говорить и дарить иль нет, — пробасил негромко Дюгуть и, отхлебнув отвара, посмотрел выразительно на Калиле. — Кали! Ты ж такой отвар травяной гораздо сытнее да вкуснее делаешь. А этот, прям как жижица недоваренная…
Калиле тут же пригубила из своей плошки и хитро улыбнулась:
— Видать, придётся мне стряпню у них поправить, коль уж повод есть.
Флэм, обернувшись к дальнему столу, заметил, что мать Вайза машет ему, подзывая к себе.
— Нас зовут… — сипло выдохнул он вмиг пересохшим горлом и резко поднялся первым. Но, чуть замешкавшись, пошёл следом за Калиле и Дюгутем, надвинув глубже капюшон и нервно теребя пальцами пояс куртки.
Подойдя к дальнему столу, Дюгуть и Калиле встали плотно друг к другу и, приложив руки к сердцу, почти хором произнесли:
— Рады видеть вас, уважаемые!
Калиле, немного волнуясь и широко улыбаясь, тут же добавила:
— Звать меня Калиле, а это муж мой Дюгуть и друг наш Флэм.
За столом сидело несколько мужчин, а между ними в центре — Хлада, которая спокойно разглядывала подошедших. Это длилось мгновение, после чего Хлада повела рукой, пригласив гостей присаживаться. У Флэма бешено заколотилось сердце, а в голове с такой же силой забился призыв: «О черви, помогите!.. Только бы не упасть!..» 
Мать Вайза села за стол вместе со всеми и, показав на Дюгутя, с улыбкой сказала:
— Это вот он, Хлада, один поборол рыкуна. Они собиратели, охотники и обучены отварам лечебным, как я поняла. Верно?
— Да, промышляем этим, — пробасил Дюгуть и, взяв ладонь Калиле и глядя прямо на Хладу, добавил: — Жена моя по отварам просто кудесница. Не в обиду вашим стряпухам, но тот отвар травяной, что нам подали сейчас, моя Калиле шибче вкуснее и сытнее готовит.
Всё это время Флэм, усевшись с краю скамьи, слышал разговор словно издалека, не понимая и половины сказанного. Он по-прежнему сидел в капюшоне, склонив голову и боясь поднять взгляд. В ужасе он не мог понять — что с ним происходит? Почему он, некогда разудалый сердцеед, который парой-тройкой витиеватых фраз мог уболтать почти любую деваху, сейчас робеет, как перепуганный мальчишка, и даже не в силах придумать ни одного внятного слова для начала разговора? Одновременно с раздражением, в то же время Флэма распирало от непередаваемого восторга. Просто потому, что он сидел рядом с той, чьи глаза вызывали у него желание забыть обо всём и лишь бесконечно смотреть в их яркую голубизну. Он и хотел, и боялся этого.
«Может, из-за того, что я слишком долго думал о Хладе и мечтал о встрече с ней, со мной такое и происходит?» — задал сам себе вопрос Флэм.
Вдруг внезапной вспышкой к нему пришло осознание, что он впервые по-настоящему влюблён. Да! Он не раз слышал про любовь. Но то, что он испытывал к некоторым своим подружкам, больше походило на лёгкое увлечение, чем на пылкую страсть, в которой те ему признавались. Теперь же, испытывая совершенно оглушающее и незнакомое чувство, юноша понимал: это и близко не походило на привычные некогда увлечения. Все его прошлые и недавние лёгкие влюблённости, приносившие удовольствие со сладким привкусом превосходства, вмиг стали неважны. Сейчас Флэм ощущал себя потерянным, беспомощным, тоскливо одиноким и одновременно самым счастливым. Неведомое чувство, ревущим пламенем в его сердце, было так невероятно сильно, что ему просто не хватало воздуха. При этом шальная просьба о помощи к червям всё крутилась и крутилась в его голове.
Флэм украдкой поднял взгляд и увидел, что Хлада внимательно слушает рассказ Дюгутя о его навыках в охоте и собирательстве. Чтобы хоть как-то отвлечься и не выдавать своего смятения, юноша повернул голову, но не увидел рядом с собой Калиле и стал незаметно осматриваться. Только обернувшись, он увидел её, спешащую на кухню.
Калиле быстрым шагом вернулась к котлам и, подойдя к уже знакомой девчушке Цвете, попросила её показать котелок с отваром, которым их поили.
Женщина у котлов весело спросила:
— Что, понравился отвар?
Калиле улыбнулась в ответ своей детской улыбкой:
— Да, как не понравился-то? С дороги знатный отвар всегда в радость. Вот только я свой хочу сделать быстренько, коль не возражаете. Как звать вас, милая?
Женщина одобряюще кивнула, благодаря за похвалу:
— Айи меня кличут, Цвета — дочерь моя.
— Рада видеть тебя, Айи. — Калиле прижала ладонь к сердцу и весело добавила: — А я Калиле. Мы с мужем из-под Огнища к вам приехали на поселение. Ну так что? Дадите мне свой отвар сделать?
Айи кивнула в ответ и указала на небольшой котелок, в котором кипело варево.
Калиле открыла подсумок на поясе и, порывшись в нём, достала несколько кореньев и кусочек мха, завёрнутый в тряпицу. Она проворно нарезала коренья, перемешала со мхом и закинула всё в кипяток.
Айи с немного удивлённой улыбкой наблюдала за умелыми движениями Калиле, а когда та закинула всё в котелок, не выдержала и спросила:
— А мох-то не будет во рту к языку прилипать?
Калиле, занятая размешиванием варева, обернулась и весело сказала:
— Так то ж мох с кустов болотных, который надо с росой собирать. Тогда он и растворяется от кипятка. Его только на вкус поймёшь. На-ка, попробуй.
Калиле протянула поварёшку со своим отваром Айи, и та, чуть подув, сделала глоток и тут же удивлённо вскинула брови:
— Мммм… Надо же? Пряный и с кислинкой, да вкусный какой!
— Ну вот, видишь, — снова широко улыбнулась Калиле, — и ничего на языке не осталось. Напоишь потом других. Пусть порадуются. А мне дай-ка кувшин да несколько плошек. Я это Хладе на разговор отнесу. Меня как раз на стряпню и проверяют.
Айи засуетилась, быстро сняла с многочисленных полок на стене несколько глиняных плошек с кувшином и помогла наполнить его отваром. Затем она подозвала Цвету и попросила помочь Калиле отнести всё к столу советов.
— А-а-а, знать, это у вас столом советов зовётся? — протянула весело Калиле, и поспешила назад за Цветой.
Когда Калиле подходила, муж её уже завершал рассказ про убитого им рыкуна. Она поставила кувшин на стол и с широкой улыбкой сказала:
— Вот! Отведайте моего отвара.
Цвета быстро расставила плошки на столе, а Калиле умело разлила по ним горячую жидкость.
— Язык не сожгите! — деловито предупредила она. — Кипяток ещё, с огня сняли только. Остудите сперва.
Сидящие за столом взяли плошки, подули на них и отхлебнули по глотку. Изумлённо поднятые брови стали наградой и для Калиле, и для Дюгутя, который расплылся в широкой улыбке и приобнял за плечи присевшую рядом жену со словами:
— Вот такая у меня жена особая. Что её руками сделано, то в памяти навсегда останется. И хоть темень тут у вас снаружи гуще, чем где жили мы прежде, просим вас принять нас на поселение постоянное, чтоб делом помогать, да и детишками обрасти.
Калиле вспыхнула румянцем от слов мужа, засияла улыбкой и лучистыми глазами посмотрела на него.
— Да… — протянул один из мужчин за столом, — отвар знатный. Я бы ещё испил.
Хлада с улыбкой поставила плошку на стол и, глядя на Вайзу, негромко сказала:
— Ну что, мать Вайза? Теперь у нас и охотник, и собиратели прибавились. Да ещё и стряпуха знатная жить будет. Так ведь?
Вайза, причмокивая, допила отвар, поставила плошку на стол и, утвердительно кивнув, ответила:
— Глупо таких людей не принять. Будут жить у нас и трудится во славу Зова Песко. Теперь время и третьего гостя послушать. Мне о нём так ничего и не сказали, да и сам он уж больно молчалив.
Обращаясь к Флэму, который так и сидел тихо, опустив голову, Вайза перегнулась через Дюгутя и Калиле.
Флэм, услышав Вайзу, совсем отчаянно возопил мысленно к червям о помощи, и вдруг увидел у себя под ногами белёсое еле заметное свечение, которое стало плавно подниматься по его ногам. Его это удивило и одновременно немного успокоило. Он поднял голову и впервые вблизи взглянул в голубые глаза Хлады, теперь с интересом смотревшей на него. Флэм неуклюже сдёрнул капюшон с головы, судорожно поправил растрёпанные волосы и удивлённо увидел, что и его рука теперь окутана лёгким белёсым свечением. Он поднял взгляд на Хладу и заметил в её широко распахнутых глазах одновременно вопрос, радость и удивление.
— Ты… ты же… сальдарец? — негромко сказала Хлада прерывающимся голосом.
Флэм понял, что сейчас задохнётся от нехватки воздуха, как тогда в потоке. Он сделал несколько глубоких вдохов, как его обучали черви во время болезни, и непослушными губами ответил:
— Да… я Флэм, стеклодув… из Сальдара… Рад видеть… вас… Хлада…
Он быстро достал из наплечной сумки заготовленный подарок:
— Вот… моя работа. Это подарок для вас… Хлада… от чистого сердца…
Флэм непослушными, трясущимися пальцами содрал гуттаперчевую ткань и все увидели чудесную чашу в виде раскрытого цветка. Стеклянные листья изящно огибали чашу по кругу, а её грани сверкали в свете фонарей. За столом негромко ахнули от удивления, рассматривая филигранную работу.
Хлада молча смотрела на протянутую чашу. Её лицо вмиг побледнело, выражая смесь растерянности и удивления, тогда как в её голове ревел ураган мыслей. «Это тот «зовущий», о котором говорили черви?! Это же он, да? Я вижу свечение его рук! Я так ждала именно его, а он сальдарец! Что же мне делать?! Он же просто не сможет здесь жить… Но он так нужен мне и так необходим! Я чувствую, что это именно он! Что со мной? Я ощущаю его неимоверное притяжение, и от этого мне страшно и… приятно… Почему он так смотрит на меня? Меня многие разглядывают, и я уже привыкла! Но этот взгляд другой! Он проникает прямо внутрь, словно видит меня всю насквозь! О черви, свет несущие, помогите! Я сама тяну к нему руку, но это не по моей воле!»
Все за столом замерли от напряжения, которое внезапно накатило огромной волной на каждого. Мать Вайза, испуганно глядя на Хладу, понимала, что та на грани обморока, но причины не знала и судорожно соображала, как поступить.
В этот момент Дюгуть решил исправить повисшее тревожное молчание.
— Госпожа Хлада… — пробасил он нерешительно. — Флэм нас ведь от рыкуна спас, когда червей призвал. Он ведь тоже «зовущий», уж не знаю, такой же, как и вы, аль нет. Но он умеет звать червей, и ему они отвечают.
Мать Вайза, глядя обескураженно на Дюгутя, резко обернулась к Хладе и одними губами прошептала:
— Он «зовущий» …
В этот момент Флэм трясущимися пальцами дотронулся протянутой руки Хлады и вложил подарок в её ладонь.
Яркая вспышка белого света озарила соприкоснувшиеся руки. Флэму на мгновение показалось, что он ослеп. Но нет! Всё вокруг куда-то исчезло, оставив перед ним только огромные голубые глаза Хлады. Сердце разрывалось от любви и восторга, а воздуха предательски не хватало. Ещё мгновение… и всё провалилось во мрак…

Глава 21

Необъятных размеров отсек с неимоверной скоростью пульсировал светом, который временами сливался в непрерывное яркое сияние. Перед когнитивным модулем то и дело вспыхивали ярко-красные надписи, быстро сменяя друг друга:
«Разведцентр — Базе: зафиксирован контакт двух биоэнергий «зовущих», вследствие чего возник неконтролируемый импульс третьего уровня на грани аннигиляции! Часть энергосущностей вблизи контакта находятся в сомнамбулическом состоянии без возможного контроля над ситуацией!»
«База — Медцентру: срочно применить нейростимуляцию к пострадавшим энергосущностям!»
«База — Разведцентру: вести постоянное наблюдение за двумя «зовущими». Не допускать повторного контакта их биоэнергий!»

                ***
Хлада еле различимо слышала далёкие крики и понимала, что её куда-то несут. Она несколько раз пыталась открыть глаза, но сильнейшая головная боль не позволяла ей этого сделать, и она покорно смыкала веки, сжимая в руках стеклянную чашу. Боль пульсировала ровно и сильно, и казалось, что ещё немного, и голова просто разлетится на мелкие кусочки. Наконец Хлада почувствовала под собой мягкую постель и провалилась в забытьё.

                ***
Флэма, как тряпичную куклу, нёс на руках Дюгуть, и словно ребёнок тихо причитал, не замечая дикого шума и паники вокруг:
— Ты что, парень?! Ты что?! Не умирай! Ты что натворил-то? Эй! Флэм! Приди в себя, ну же! Ты ж «зовущий»! Тебе нельзя умирать!
В это время со всех сторон доносилось:
— На Хладу напали?!
— Нет! Её обворожили чем-то!
— Она жива?!
— Кто это сделал?!
— Это чужаки сделали?! Не выпускайте их!
— Да, посмотрите, он сам мёртвый уже!
— Держите чужаков! Не дайте им сбежать!
Калиле с ужасом увидела, как на них с Дюгутем стала надвигаться толпа с палками и ножами. Она решительно заслонила собой мужа, который не выпускал из рук обмякшее тело Флэма, и звонко крикнула так, что в ушах заложило:
— А ну, стоять!
Шум резко стих и надвигающиеся на них люди остановились, глядя кто с испугом, а кто и нескрываемой злостью.
— Никто никого не убил! — продолжила звонко выкрикивать бледная от напряжения и негодования Калиле. — Мы пришли к вам с открытой душой, и мерзости творить не собиралися! Мы не знаем, что произошло между Хладой и Флэмом, — качнула она головой назад, указывая на лежащего на руках у Дюгутя юношу, — и мужа я в обиду не дам, чтобы творить над ним и мной расправу! Уж коль вы такое задумали, то охолонитесь, и достойно судите. Бежать мы отсель никуда не хотим!
C трудом продравшись сквозь толпу, вперёд вышел мужчина, что недавно находился за столом вместе с Хладой. Он поднял руку и громко сказал:
— Права она! Никакого смертоубийства не было. Что стряслось между Хладой и этим вот чужаком, — указал он рукой он на Флэма на руках Дюгутя, — будем разбираться, как он очухается. Я сам за тем столом сидел и всё видел. Чтобы слухи не плодить, сразу скажу, что никакой ворожбы там не было. Верьте мне! Этот парень подарок стеклянный Хладе в руки вручил, и через мгновение они оба на стол и повалились без чувств.
Толпа вновь зашумела и раздались крики:
— Мы то тебе верим, Лэви, да может эта стекляшка-то и есть заворожённая?
— Да! Точно!
— Лэви! Ты сам-то брал это стекло в руки? Может и тебя бы морок свалил?
— Ну, вот! Точно ворожба и морок!
— Да, для ворожбы то уж больно хлипок этот парень-то…
— Так он сальдарец! Смотрите! Смуглый, худой!
— Точно, ворожбун!
Тут не выдержал Дюгуть. Он вдохнул побольше воздуха в грудь и, нахмурив сурово брови, громыхнул своим басом так, что все смолкли вмиг:
— Сердцем клянусь! Не ворожбун Флэм, а «зовущий», такой же, как и Хлада! Он нас с женой от рыкуна спас. Призвал червей и ихним огнём зверюгу изгнал. А я, как охотник, знаю, кто такой рыкун. Сам одного одолел и сила мне их ведома. Без помощи червей никто бы нас не спас, а они только «зовущим» откликаются.
Калиле залил румянец от гордости за мужа, что он своим голосом и грозным видом заставил всех смолкнуть и даже немного сникнуть. Ведь среди всех Дюгуть был выше на голову, а силища его выражалась уже в том, что он как пушинку держал на руках бесчувственного Флэма.
Калиле поправила растрёпанные волосы и звонко прокричала:
— Мой муж, Дюгуть, истину говорит. А кто не верит, что он одиночкой рыкуна поборол, тому я могу накидку свою показать из шкуры того рыкуна. Да когти его у меня ожерельем есть, для пущего доказательства. И правду он про Флэма сказал. Не быть нам здесь, если бы этот парень червей своим зовом на помощь не призвал.
Толпа негромко загудела, переговариваясь между собой, и тут один писклявый голос выкрикнул:
— Так, ежели твой муж, красавица, одиночкой рыкуна поборол, чего ж он другой раз испужался-то, а?
В толпе послышались смешки, но тут Лэви с ухмылкой громко прикрикнул:
— Это кто ж у нас такой мудрый да смелый там издали подзуживает? Не ты ли это, Пипсе;н, что только на рыбьи головы обглоданные наработать может, а?
Толпа негромко рассмеялась и раздались возгласы:
— Да он это, он…
— Чуть послюнил рыбьи головы, да давай пищать и хорохорится…
— Пипсена боятся надо, а то сгрызёт…
Смех снова пробежал по толпе. Лэви, поняв, что напряжение спало, повернулся к Дюгутю и мирно сказал:
— Ты бы, мил человек, положил бы парня на лавку. Теперь его никто не тронет — ручаюсь. Я здесь один из помощников Хлады и власть какую-никакую всё ж имею.
Дюгуть повернул пару раз шеей до хруста и спокойно пробасил:
— Да, не устал я. Флэм лёгонький, как ребёнок. И на руках у меня ему спокойнее будет, чтоб никакие Пипсюны не позарились.
Толпа грянула смехом, в котором то и дело было слышно:
— Как он его! Пипсюн! Ха-ха-ха!
— Теперь до конца дней Пипсюном ему ходить! Ха-ха-ха!
— Пипсюн! Ой, не могу, ха-ха-ха.
Калиле тоже подхватила общий смех и, глядя на мужа сияющим взором, прижалась к его плечу. Дюгуть улыбнулся в бороду и тихо прошептал ей:
— Мать Вайзу бы найти надо. Сердцем чую, она нам поможет.
Не успел он договорить, как сквозь толпу пробралась Вайза и подошла к Калиле, прихватив по пути под руку Лэви.
— Так, други мои, — негромко, но властно сказала Вайза. — Давайте-ка сначала вашего парня на улицу снесём, да водой ледяной умоем. Глядишь он и очухается. А потом мы его в ближнюю времянку поместим под засов, — и увидев сурово сдвинутые брови Дюгутя, мирно добавила: — Зла ему никто не причинит, да и тепло там — есть печка с горючим сланцем. А нам совет надо держать срочно. После я и с вами двоими поговорю.
— Нет, мать Вайза, — тряхнула головой Калиле, — Флэма мы одного не бросим, и коль надо, вместе с ним в той времянке и посидим. Так, Дю? — повернулась она к мужу.
Дюгуть молча кивнул и поправил на руках всё ещё лежащего в беспамятстве Флэма.
— Да их то винить не в чем, — вступился Лэви. — Пусть в гостевом доме переждут пока, и мы заодно присмотрим за ними.
— Мы останемся с Флэмом! — спокойно и твёрдо пробасил Дюгуть.
Мать Вайза улыбнулась и, потянув за рукав к выходу Дюгутя, сказала, обращаясь к Лэви:
— Видал, как они друг за друга горой? Одно слово — семья!
Калиле, услышав такое, засияла улыбкой и спросила, торопясь за уходящими:
— Мать Вайза! А можно ль нашу телегу, да тачку Флэма к той времянке подогнать? А то там все пожитки наши, и голытьбой снова жизнь начинать скверно как-то.
Лэви улыбнулся на слова Калиле, и спокойно сказал:
— У нас тут с этим строго! Телегу с тачкой вам к времянке привезут, не волнуйтесь. Давайте только парнишку вашего в чувство приведём.

                ***
Хлада шевелила губами в бреду, и то и дело вертелась на постели, не выпуская из рук стеклянную чашу. Наставница Анна, сидя у её кровати, нет-нет да осторожно трогала лоб Хлады и в который раз старалась забрать чашу из её рук. Но Хлада с ещё большей силой прижимала ажурное стекло к себе, и Анна, вздохнув, продолжала вышивание.
Хлада тем временем посылала видения, одно за другим, с вопросами червям:
«О черви, свет несущие! Что я сделала не так? Научите меня понимать, что произошло с нами, потому что мне страшно! Почему мы ослепли от света? Это вы нас предупреждаете, о черви? Так о чём же? Объясните мне, о черви, свет несущие! Успокойте меня понятным ответом! Как мне поступать дальше…»

Флэм открыл глаза, задохнувшись на мгновение оттого, что его голову окатили ледяной водой, и тут же вскрикнул:
— Не надо! Подождите! Я с червями…
Дюгуть, что поддерживал голову Флэма, уложенного им на мох у входа, аж охнул от неожиданности. Он быстро остановил рукой Калиле, готовящую вылить следующую порцию ледяной воды на юношу.
Флэм снова закатил глаза и Калиле вопросительно посмотрела на мужа. Дюгуть поднял на руки обмякшее тело и тихо пробасил, направляясь к времянке:
— Не троньте парнишку. Пусть он поговорит с червями.

Глава 22

В многокилометровом отсеке высветились сплетения когнитивного модуля, и перед ним в густом белом тумане появились фигуры Хлады и Флэма. Все шестигранные соединения моментально уменьшили яркость своих зелёных бликов, перемещая весь акцент света к центру. Бегущие строки замерли. Всё пространство погрузилось в звенящую тишину.
Хлада разглядела, чуть вдали внутри тумана, Флэма, тянущего к ней руки. Через мгновение она увидела, как между нею и Флэмом возникло облако и неожиданно стало превращаться в точную её копию. Девушка с удивлением стала рассматривать себя, вздрогнув от голоса «другой Хлады».
— Задавай по одному вопросу и получишь по одному ответу, — прозвучали слова, будто из гулкой пещеры со звенящим эхом.
Хлада, вглядывась в себя другую, вдруг поняла, что черви решили начать говорить с ней через неё же! Это было так необычно и в то же время так просто, что сначала она не могла справиться с раздирающими голову мыслями. Но собралась, посмотрела на стеклянную чашу у себя в руках, подумала и спросила:
— Что с нами произошло, когда мы коснулись друг друга?
Флэм, оторопел, увидев недалеко впереди себя две Хлады, а через мгновение услышал вопрос — точно такой же, что бился и у него в голове.
«Облачная Хлада» медленно приблизила ладони друг к другу и между ними сверкнула яркая вспышка, а затем прозвучал странный ответ:
— Вы слишком сильно хотели встречи друг с другом, отчего ваши энергии, которыми вы оказались переполнены, вышли из-под контроля и лишили вас чувств.
Постояв мгновение после ответа, «облачная Хлада» вдруг обратилась к Флэму:
— Теперь твой вопрос, юноша.
Настоящая Хлада увидела, как её облачный двойник вмиг преобразился в фигуру Флэма, и с удивлением замерла.
«Туманный Флэм» стоял с легкой улыбкой и ждал. Истинный Флэм глубоко дышал, захлёстнутый эмоциями, потому что понимал, что сейчас говорит не только с червями, но и с Хладой. Собравшись с мыслями, юноша громко воскликнул:
— О черви! Я благодарен за то, что позволяете мне говорить с вами и с Хладой. Прошу, помогите нам вдвоём понять — как нам поступить дальше и можем ли мы быть вместе? И ещё…
Расплывчатая фигура Флэма с улыбкой подняла руку, жестом останавливая следующий вопрос, и прозвучал уже мужской приглушённый голос с чуть звенящим отзвуком:
— Мы не черви. Мы — те, кто помогает энергосущностям, или червям, как вы их называете. Настанет время, и вам будут даны ответы, которые вы сможете понять и осознать, преодолев порог примитивного разума. Пока вы только в начале понимания. Каждый ваш следующий шаг поможет вам развиваться дальше. Мы вас слышим, видим и помогаем вам в этом.
— Если вы не черви, то кто вы? — прерывающимся от волнения голосом, выкрикнула Хлада.
«Туманный Флэм» преобразился в «облачную Хладу», которая мягко улыбнулась:
— Мы зовём себя «Разум» и состоим из множества интеллектов ваших далёких предков. Пока это всё, что мы можем о себе сказать. Дальнейшее вы не сможете понять и осознать, пока не достигнете нужного уровня развития.
— О, Разум! — вклинился в разговор Флэм. — Ваши речи звучат очень туманно, так же, как выглядите и вы сами. Хотя я и вижу перед собой то Хладу, то себя, но понимаю, что вы, Разум, имеете другой вид. Мы можем увидеть вас таким, какой вы есть?
Преобразившись в облако, Разум замолчал. Затем прозвучал странный вопрос:
— Кто из вас смог бы увидеть ветер?
Хлада немного подумала и робко сказала:
— Ветер видеть невозможно, но видны гнущиеся из-за него ветки и колыхание травы.
Облако преобразилось в некое подобие очень высокого человека, со слегка размытыми чертами лица, но с явно видимой мягкой улыбкой:
— Вот ты и ответила на вопрос, Хлада, как мы можем выглядеть. Отвечая на часть твоего вопроса, Флэм, могу сообщить, что вы можете находиться рядом, но остерегайтесь касаться друг друга, пока вы не научитесь контролировать ваши энергии.
— А что такое эта «энергия»? — снова не удержался Флэм.
Облачная фигура снова улыбнулась.
— Энергия — это ваша внутренняя сила, которой вас наполняют ваши чувства. Пока вы ещё не умеете подчинять её себе так, как необходимо. Энергосущности негласно помогают вам управлять этой энергией. Такая сила очень велика, и обладать ею — одно из ваших умений. Научиться контролировать её потребует все ваши усилия, если вы готовы.
— Я готова! — звонко крикнула Хлада.
И словно эхо, прозвучал громкий голос Флэма:
— Я готов!
Облако замерцало и растворилось.

Глава 23

Хлада резко открыла глаза и тут же закрыла их, почувствовав укол острой боли в голове. Осторожно повернувшись и чуть приоткрыв веки, она увидела рядом со своей кроватью заснувшую смотрительницу Анну с вышивкой в руках.
— Анна… — тихо позвала Хлада, но увидев, что та крепко спит, решила не будить её и, стараясь не шуметь, выскользнула из постели. Но выпавшая из руки Хлады стеклянная чаша, о которой она совершенно забыла, с глухим звуком ударилась об пол, и Анна сразу открыла глаза.
— Ты куда собралась, Хлада? — всполошилась наставница, поднимаясь и откладывая вышивание. — С тобой всё хорошо?
Хлада растерянно посмотрела на Анну, словно пытаясь что-то вспомнить, подняла чудом не разбившуюся чашу, на миг залюбовавшись ею, и решительно сказала:
— Мне нужно видеть совет. Нам с Флэмом сказали, что «зовущим» пока нельзя касаться друг друга. А он такой же «зовущий», как и я.
После этих слов Хлада быстро вышла из жилища и стремительно направилась под навес.

Флэм с трудом разлепил тяжёлые веки и увидел Калиле. Та сидела рядом с ним и подбрасывала в печку куски сланца.
— О! Проснулся! — радостно воскликнула Калиле и тут же схватила за плечо пытавшегося встать Флэма. — Погодь, погодь, — быстро заговорила она. — Нам велено подождать решения совета, на который и мой Дюгуть ушёл. Вот вернётся и всё разъяснит, что там надумали. А пока давай-ка отвару моего испей.
Флэм послушно лег. Приняв в руки горячую плошку с дымящимся отваром, он негромко сказал:
— Не пойму, отчего такая слабость меня одолевает… Прям как во время той болезни после потока…

                ***
Хлада влетела под навес и устремилась к столу советов. Первой приближающуюся девушку увидела мать Вайза и, выскочив навстречу, спросила с тревогой в голосе:
— Как ты себя чувствуешь, Хлада? Не рано ли с постели вставать после такого?
Хлада лишь слабо улыбнулась в ответ. И, обращаясь к совету, что собрал человек двадцать за столом, негромко, но твёрдо сказала:
— Я не говорила вам о нашем с Вайзой разговоре, что был больше маха назад, а теперь самая пора всё рассказать.
Хлада села за стол, где ей тут же освободили место, и продолжила:
— Был момент, когда мать Вайза справедливо меня попрекнула в повадках властных, что мною стали управлять, сама того не понимаю — как. И тогда я рассказала ей о своём одиночестве, которое стало давить на меня хуже глыб каменных и злить меня, отчего и я в ответ злилась на всех. Уж простите меня за такое. И хоть была я постоянно на виду у всех, да всегда с вами рука об руку всё делала, но в душе и мыслях одолевало меня отчаяние, что не смогу я одна всё вынести, что задумала, и что сил моих просто не хватит. Оттуда и появилась та тоска одиночества, что нет со мной рядом такого же, как и я, «зовущего», кто смог бы часть забот на себя взять. А мать Вайза всё думала, что я клятвой по обряду женскому тягощусь, что нельзя мне по той клятве селение покидать. Вот тогда-то я ей и объяснила о своей тоске, и рассказала, как черви в видениях мне поведали, что появился такой же «зовущий», как и я, и что срок пройдёт, и встретимся мы, чтобы всё задуманное свершить. С тех пор ни на мгновение не переставала я ждать его, отчего всё больше тоскою себя давила. И вот теперь он пришёл… Мне бы радоваться, да сиять от счастья… Но… все вы видели — он не полунг, как мы с вами, а сальдарец…
Хлада тяжело вздохнула и поймала на себе удивлённые взгляды, среди которых Пётр и Трюн, только вернувшиеся с улова, смотрели с особой тревогой на девушку, потому как совсем недавно узнали о произошедшем из разговоров.
Немного помолчав, Хлада, продолжила:
— Вы удивитесь несказанно, но сейчас мы вместе с Флэмом говорили с червями и Разумом, что помогает им. Нам было велено не касаться друг дружки, пока не научимся управлять своими чувствами, которые они «энергией» назвали… И вот как дальше мне быть, я уж и не знаю… — печально закончила Хлада и опустила беспомощно голову, обхватив её руками.
Мать Вайза, сидящая рядом, нежно гладила плечи Хлады и смотрела на неё с любовью и жалостью.
Пару раз всхлипнув, Хлада тяжело вздохнула и с нотами отчаяния в голосе обратилась к слегка седовласому Лэви:
— Дядька Лэви! Ты же не раз говорил, о том, как недолго могут прожить у нас сальдарцы без светила своего, потому как начинается у них «болезнь слабости». Так ведь?
Лэви медленно кивнул, не отводя взгляда от Хлады, и та с мольбой в голосе продолжила:
— Но ведь ты же мудрый и столько всего навыдумывал для нас важного! Так помоги советом, дядька Лэви, подскажи — можно ли сделать что-то, чтобы Флэм остался здесь?! Верно, есть же хитрости какие, а?!
Мужчина уткнулся взглядом в сжатые перед собой кулаки на столе, вздохнул и, глядя на Хладу, негромко сказал:
— Хитрости, наверно, есть, но помогают ли они, не знаю… И уж коль говорить о помощи Флэму, то главное для него как сальдарца — почаще бывать под светилом своим и пожить под его лучами хотя бы маха  полтора, чтобы силы вернулись. Тяжко им непроходящую темень да холод непривычный долго выносить. Их тела к палящим лучам привычные, а вот без них они чахнут, оттого и «болезнь слабости» наступает. Но есть мысль одна, что одежда сальдарская, которая тепло их светила хранит, в помощь будет немного. Может в ней парнишке этому удастся пробыть здесь подольше.
Хлада слушала Лэви с надеждой во взгляде, и на последних словах встрепенулась и тут же спросила:
— А как надолго? Маха на два поможет одежда? Так я её вмиг наменяю, сколько потребуется. Да свою всю отдам, чтоб только подсобило!
Неожиданно в разговор вступил Дюгуть, сидевший на самом краю стола, и, смущаясь, пробасил:
— Так Флэм в Полунгаре, считай уж мах с большей половиною пробыл. Я ж его из кустов выдрал после потока, где его убить один подлец решил, выбросив из тачки на ходу. Потом Флэм всё о тебе спрашивал, госпожа Хлада, и всё с тобою свидеться мечтал. А парень то он пылкий и душой светел.
Дюгуть в подробностях рассказал всё, что случилось с Флэмом во время его путешествия в Полунгар, и как они с Калиле выхаживали его, не забыв повторить, как Флэм спас их от рыкуна. Не утаил Дюгуть и как подлец Блаб на суде пытался оклеветать Флэма, рассказывая про безудержный блуд того и злокозненные наговоры на людей. Закончил свой рассказ Дюгуть словами:
— И хоть водились за Флэмом глупости по молодости, но кто ж без глупостей взрослеет-то… А теперь это другой человек. И он светлый! Иначе как бы ему черви отозвались, будь он душою чёрен.
Хлада слушала рассказ Дюгутя с огромным интересом и надеждой, но слова про блуд Флэма тут же сделали её лицо словно каменным. На последних словах Дюгутя она встала из-за стола и сухо сказала:
— Если уже более полутора махов он здесь, то ничего не поделать. Придётся его назад в Сальдар отправлять.
С ледяным выражением на лице обернувшись к Лэви, она попросила:
— Помоги с отъездом путнику, дядька Лэви. Пусть живёт у себя и силы набирает.
Все, кто сидели за столом, стали недоумённо переглядываться, увидев столь резкую перемену в Хладе, и только мать Вайза, подойдя к Дюгутю и выведя его из-за стола, грустно посмотрела на него и сказала:
— Ох, Дюгуть… Простота твоя, да сердце бесхитростное плохую службу сослужили…
Дюгуть смотрел на Вайзу ничего не понимая, а та продолжила с печалью в голосе:
— Ведь девице непорочной такое откровение про блуд да козни о человеке, которого она уж полюбила, считай, как нож в грудь по самую рукоятку вонзить. Простить ведь подобное нам, женщинам, а особливо девицам, сложно, да и немногие прощают… Теперь вот и не знаю, уж как Хладу отвратить от мыслей тёмных в сторону Флэма… Но поговорю с ней наедине...

                ***
Флэм чувствовал, как слабость, вдруг навалившаяся на него по приезду в Зов Песко, которую он сначала посчитал за усталость от дальней дороги, всё нарастает и нарастает. Даже отвары Калиле, которая та успела наготовить из грибов и кореньев, помогали ему совсем ненадолго. Мысленно призвать червей и Разум не получалось, так как на это уходили последние остатки сил, после чего юноша проваливался в короткие сны урывками. Вместе с этим тяжесть, поселившаяся в душе Флэма, не давала ему покоя, потому что он догадывался, что на совете что-то произошло. Особенно эти догадки утвердились, когда Дюгуть, по возвращении рассказал лишь о том, что решено отправить Флэма назад в Сальдар. Потому решили, что именно из-за отсутствия светила Сао у него начинается «болезнь слабостью», и если Флэм останется в Полунгаре и не уедет через несколько оборотов в ближайшем потоке, это может его погубить.
Сам Дюгуть после совета оставался суровым и неприветливым, отвечая на все вопросы словно через силу. Калиле своим чутким сердцем догадалась, что произошло что-то ужасное, и решила, что пока не разгадает причину этой суровости мужа, не успокоится. Поговорив со стряпухами, от них она узнала — отчего Хлада резко охладела к новому «зовущему». Виной тому был рассказ Дюгутя про суд над Блабом и про прежнюю жизнь Флэма.
Сразу после встречи со стряпухами Калиле быстро вернулась к своей телеге и, стараясь не шуметь, достала ожерелье, сделанное из когтей рыкуна. Она решительно направилась к столу советов, за которым сидели Хлада с Вайзой, и Лэви с незнакомым ещё Калиле Петром. Подойдя к столу, она тут же звонко заявила:
— Прошу меня послушать до конца и не гнать, покуда всю правду не узнаете, чтоб чёрные мысли не плодить по Флэму.
Мужчины и мать Вайза смотрели на Калиле внимательно, и только Хлада опустила голову, молча пригласив девушку жестом за стол.
Калиле быстро присела и, глядя решительно, начала:
— Вам нужно знать, что всё, о чём рассказал мой муж про прошлое Флэма, мы услышали не на судилище! Потому как рассказал нам всё про себя Флэм сам ещё до суда над негодяем, что убить его хотел. В том свидетелями мне будут уважаемые люди селения Огнище, Асюри и жена его Саж. Флэм искренне захотел избавить душу свою от тяжести, которую уж не мог сносить в себе! Потому я и пришла, чтоб честь Флэма защитить и не дать вам повода считать его распоследним негодяем и развратником, ибо изменился он! И уж коль я, женщина, говорю об этом, то и веры словам моим д;лжно быть больше в этом. Ведь от женщины слова такие дорогого стоят. И не говорятся, дабы разговор пустой вести!
Мать Вайза, сидя рядом с Калиле, смотрела на Хладу взглядом, полным надежды и мольбы, словно безмолвно восклицая: «Поверь словам этим! Помоги себе, Хлада! Убери мысли свои чёрные про юношу и дай себе бо;льших сил прощением!»
Хлада, выслушав Калиле и не поднимая взгляда, глухо ответила:
— Спасибо за искренность и силу твою женскую. Но теперь я должна сама себе ответить на многие вопросы, что уже по-другому звучат во мне. Потому и решила пока не встречаться с вашим попутчиком до поры, пока мы своими энергиями не научимся управлять. Так нам Разум с червями и велели, чтоб беды никакой не случилось, — и, подняв глаза на Калиле, продолжила уже не так отрешённо: — Все мы люди, и у каждого из нас есть как светлое, так и тёмное. Потому-то наша главная цель в жизни — укреплять в себе светлое и освещать тёмное, изгоняя его из себя.
Повисло молчание, которое прервал Пётр, чем-то напомнивший Калиле её мужа.
— Ты у нас почти оборот пробыла, красавица, так ведь? — осторожно начал он.
Калиле утвердительно кивнула головой и уверенно ответила:
— Да. Но уже за этот оборот смогли мы с мужем моим, Дюгутем, показать, что мы не только говорить умеем, но и дела делать нам сподручно.
Мать Вайза положила свою ладонь на руку Калиле, словно удерживая её от спора, и мягко сказала, обращаясь к мужчине:
— Пётр, эта пара, по моему разумению, может много пользы нам принести. И уже то, как умеет готовить эта жена, — повернулась она с улыбкой к Калиле, — даст тебе повод не сомневаться в этом. Не говоря о её муже, что в одиночку рыкуна поборол.
Пётр улыбнулся, глядя на Калиле, и миролюбиво пробасил:
— Да, наслышаны мы уже про удаль мужа твоего. Мало кто у нас таким может похвалиться.
На что Калиле расстегнула на груди простую накидку, и все увидели у неё на шее ожерелье из десяти когтей на высушенной жиле.
— Это ожерелье только с передних лап рыкуна и его жилы с них же, ежели вдруг недоверие к словам мужа моего вас посетило, — с горящим взором сказала Калиле. — Рыкунову накидку не стала я нести сюда, чтобы Дюгуть вопросы не задавал, но когти эти вы и потрогать можете, чтоб убедиться, что не подделка они, не из веток опавших выструганы. И выменять такое вряд ли кто сможет, потому как только глупец их на обмен отдаст. Всё это я показываю и говорю, чтоб знали вы, что все дела наши правдивы, да искренни, как и мои слова в защиту Флэмову.
Сказав это, Калиле сняла ожерелье и с небольшим стуком положила его перед мужчинами и Хладой.
Пётр взял ожерелье в руки, потрогал когти и даже постучал ими по каменному столу, издав глухой костяной звук.
— Смотри-ка, Лэви, и впрямь рыкуновы когти! — улыбнувшись, хмыкнул Пётр.
Лэви взял ожерелье в руки, так же как и Пётр, потрогал когти и с улыбкой вернул их Калиле.
— Про вас двоих с мужем мы уже решение приняли, — отстранённо-холодно сказала Хлада. — Живите и помогайте нам развивать селение трудом своим и знаниями по собирательству да охоте. И на стряпню тебя будем теперь звать, когда другими делами занята не будешь. Твой отвар вмиг все выпили да ещё просили.
Хлада повернулась к Лэви и добавила:
— Есть у нас возможность жилище соорудить вблизи центрального навеса, чтоб сподручней им обустроиться было?
Лэви кивнул и Хлада, встав из-за стола и пожелав всем крепких снов, ушла не оборачиваясь.
Мать Вайза посмотрела внимательно на Калиле и с усталой улыбкой сказала:
— Знай ты Хладу так же долго, как и я, с самого её рождения, то поняла бы сейчас, что её только время излечит и работа поможет душу осветлить. Но то, что она теперь не будет встречаться с Флэмом, это уж точно. Поверь мне. Уж очень она упряма в своих решениях. Я, кстати, собиралась к вам как раз после этого малого совета зайти и поговорить с Флэмом. Может и смогу его немного успокоить и надежду дать на встречу с Хладой, как только он вернётся в другой раз.
— Ох, мать Вайза, — опустив глаза, негромко прошептала Калиле, сдерживая слёзы — Чахнет наш парнишка. Да и не только от этой «болезни слабости». Я ж видела, когда приносила ему отвары, как глаза его горят надеждой на встречу с Хладой.
Тут Пётр прокашлялся и, указав рукой на фонари, миролюбиво сказал:
— Уж сиялки блекнут крыльями, знать и нам пора на покой. А как проснётесь, вас Лэви в новое жилище определит. Там и обустроитесь основательно. И верьте, что всё уладится. Надежда ведь тоже силы даёт. А парнишку вашего мы сопроводим в ближайший поток чин по чину. Уж кто-кто, а Лэви в этом мастер непревзойдённый. Это же он потоки первым оседлал с отцом Хлады, чтоб ты знала, красавица.
Калиле улыбнулась сквозь слёзы и закивала в ответ:
— Рада знать вас, Лэви, и благодарствую за помощь, когда растерзать нас с мужем не дали. И вас, дядька Пётр, рада знать. И за поддержку вашу особо благодарна. Так и передам Флэму слова такие важные ваши.
Пётр тоже пожелал всем крепких снов и ушёл. Мать Вайза с Лэви пошли провожать Калиле, и Вайза попросила наедине поговорить с Флэмом.
Флэм с трудом открыл глаза, когда к нему на лежанку присела мать Вайза, и с надеждой впился в неё взглядом.

Глава 24

Дорога в странной с виду телеге, двигающейся мягче обычного, убаюкивала слабеющего Флэма, и он в который раз проваливался в полудрёму, вспоминая слова Вайзы: «Не держи зла на Дюгутя, что он про твоё прошлое сказал Хладе. Может позже эта правда была бы принята ею ещё хуже, а так время поможет ей понять и себя, и тебя с твоим прошлым».
Как только колкий смысл этих слов пронзал сознание Флэма, он, не желая того, стонал от бессилия что-либо изменить, и вновь ненадолго пробуждался.
Лэви, что рулил двумя крупными увальнями, запряжёнными в необычную телегу, то и дело оборачивался на стон Флэма. Видя, что юноша еле открывает глаза, Лэви подгонял животных длинной верёвкой, думая при этом, что надо бы получше соорудить «погоняло», чтобы оно и в руках держалось крепче. А вот то, что увальней приучили к упряжкам, было ещё одной гордостью ездока-первопроходца.

Лэви в свои почти сорок периодов  постоянно что-то изобретал и усердно занимался совершенствованием тачек ездоков, созданных вместе со своим лучшим другом и покойным отцом Хлады — Киркасом. Невзирая на возраст, Лэви достаточно ловко мог взобраться на дерево, когда ходил по ближайшим лесам, чтобы раздобыть нужную отпавшую ветку. Ловкость и гибкость достались ему от рождения, а постоянные увлечения чем-то новым и необычным не давали спокойно спать, пока какая-то задумка не воплощалась, принося облегчение в жизни или работе. Жители были бесконечно благодарны Лэви за его изобретения. Ведь он придумал и воплотил очень много полезного: от механизмов для полива огородов до применения слюды в окнах жилищ, не говоря уже о навесе, который Лэви вместе с Киркасом давно усовершенствовали. Неугомонные изобретатели как-то предложили натягивать не одно прочное полотно ткани между деревьями и жилищами, как раньше, а в несколько слоёв. Чтобы дожди и снег не могли промочить верхние слои навеса, Лэви вместе с Киркасом обильно пропитали их древесной смолой. Затем они крепко соединили все слои с крышами жилищ и стволами деревьев. Получился один общий многослойный навес, позволяющий ощутимо лучше сохранять тепло в большом внутреннем пространстве. Этот же метод пропитки смолой позже уже один Лэви воплотил и для парусов баркасов. Живой ум, постоянные разъезды в Сальдар и новые изобретения, куда Лэви полностью погружался с головой, долго оставляли его холостым. Только гибель близкого друга заставила его образумиться, и он даже хотел жениться на вдове Киркаса, Эле, готовой вот-вот родить, чтобы поддержать её. После смерти той в родах Лэви долго помогал наставницам ухаживать за младенцем Хладой и до сих пор питал к ней отцовские чувства. Все те печальные события серьёзно повлияли на Лэви и изменили его отношение как к своему существованию, так и к себе самому. Он осознал, что семья — не просто главное в жизни. Семья и есть сама жизнь, ради которой стоит и изобретать, и творить в этом мире. Но, как оказалось, найти свою любовь Лэви было не так просто. Встретил он её в одном дальнем селении, развозя по Полунгару сальдарские товары. Стройная сероглазая Тийе заставила Лэви замереть от восторга, когда он увидел её в венке из цветов на празднике урожая. Вскоре у них родилась первая дочка, а спустя пару периодов и вторая. А недавно Тийе сообщила мужу, что ждёт третьего ребёнка, от чего знатный ездок был без ума от счастья.
Правда, Лэви теперь редко «седлал потоки» и занимался больше домашними делами, да в старой кузне Мёркиша, деда Киркаса, продолжал изобретать всякие полезные механизмы для хозяйства.
Сейчас, двигаясь на телеге, запряженной увальнями, он вспоминал, как приручил этих диких животных. Ведь произошло всё только благодаря случаю.

Как-то возвращаясь из леса, нагруженный несколькими изогнутыми ветвями для новых колёс, Лэви увидел недалеко от своего жилища раненого увальня. Тот стоял за перекрещенными пиками общей ограды селения с разодранным плечом и тоскливо мычал. Все знали, что увальни, хоть и обладали большими рогами, но были почти безобидны: питались травой, мхом да лягушками. Но чтобы они приходили так близко к жилищам, ещё не было. А этот раненый увалень всё же отчаянно решился прийти к людям и мычанием просить о помощи. Он даже подпустил Лэви к себе и дал осмотреть рану, которую явно оставил рыкун.
Лэви провозился с увальнем довольно долго. Он промыл рану, приложил к ней липкий целебный мох, содранный с кустов, и долго держал его, пока мох не присох к разорванной плоти. Потом аккуратно похлопал увальня по тёплому боку, давая понять, чтобы тот уходил.
На удивление Лэви, через оборот увалень снова пришёл на это же место, и так же тихо стал мычать. Лэви, выйдя за ограду, из любопытства поманил увальня рукой и ещё больше удивился, когда тот спустя некоторое время подошёл ближе и даже лизнул руку своего спасителя шершавым языком. Лэви рассмеялся от неожиданной ласки и снова обработал уже затягивающуюся рану липким мхом. В этот раз Лэви обратил внимание на четыре вытянутых набухших сосца на большом брюхе увальня и тронул один из них. Оттуда брызнуло молоко, отчего стало понятно, что это кормящая самка, которая, очевидно, чтобы не погибнуть от раны, решилась на отчаянный шаг, попросив людей о помощи.
Целую на;дель  Лэви ухаживал за этой самкой увальня, и даже дал ей кличку «Муфа», почти повторяющую её мычание «му-у-ф-ф».
Вскоре рана на плече Муфы обросла коркой, и Лэви, делая очередную «перевязку» липким мхом, уже про себя прощался с нею. Но через оборот он увидел среди густых кустов ещё двух животных. Крупный увалень с толстыми рогами, огибающими по бокам его внушительную голову, стоял, загораживая собой детёныша.
Зная, что увальни хоть и безобидны с виду, но если разозлятся, то из-за немалого веса могут просто затоптать человека своими толстыми, как стволы деревьев, ногами, Лэви решил действовать осторожно. Он закончил обрабатывать рану Муфе, и, взяв остатки липкого мха, осторожно пошёл в сторону густых кустов. Поманив за собой Муфу, Лэви достаточно близко подошёл вместе с ней к другим увальням и только тогда протянул ей немного мха. Муфа с радостью слизала угощение с рук и даже дала себя погладить по большому уху, отчего Лэви негромко рассмеялся. Крупный увалень тут же грозно заурчал и, сделав шаг к Лэви, направил на него рога.
Лэви, понимая предупреждение, отступил и стал рассматривать животное. Сосцов у того не было, но было то, что точно определяло его как самца. Лэви и увалень смотрели друг на друга с любопытством, если так можно сказать об увальне. Лэви осторожно протянул самцу на ладони оставшийся мох. Тот немного постоял в нерешительности, сильно втягивая широкими ноздрями незнакомый для него запах человека, но потом всё же осторожно слизнул угощение. Лэви постоял ещё немного с протянутой рукой, пока увалень продолжал её нюхать, но потом осторожно убрал руку и стал отступать. Всё семейство немного потопталось на месте и, развернувшись, скрылось в кустах.
Теперь каждое утро Лэви набирал самый сочный мох с высоких кустов, куда было сложно дотягиваться увальням, и ждал прихода семейства Муфы.
Через пару оборотов самец, которому Лэви дал кличку «Моф» также по его манере мычать, дозволил покормить и погладить их с Муфой детёныша. Малыш был забавным и любил бодаться своей крупной головой, отчего Лэви пару раз даже чуть не упал.
Это ухаживание за увальнями не осталось без внимания жителей селения. Лэви стали расспрашивать, как ему удалось приручить диких животных? На что он отвечал, что только лаской можно приманить дикое существо, но вот говорить о приручении пока рано. Вот как только он запряжёт этих увальней в свою телегу, тогда и можно будет сказать, что их приручили.
Через надель Лэви сделал перед своим жилищем высокий забор, расположив его по квадрату, и утыкал его с обратной стороны кусками сланца с острыми краями, чтобы никакое хищное зверьё не могло перелезть через такую преграду. За этот забор он приманил семейство Мофа и Муфы, соблазнив их большими кучами собранного заранее мха и двумя бадьями, полными лягушек.
В первые несколько оборотов животные осторожно заходили внутрь, а потом обязательно возвращались на волю. Но настало время, когда, в очередной раз наевшись угощениями, расслабленно улеглись отдыхать в загоне. Лэви решил запереть ворота, чему увальни даже не противились. Хоть теперь забот прибавилось по собиранию мха и ловле лягушек, в этом Лэви бойко помогали его пара малолетних дочек и жена Тийе, которая как раз позже и научила соседей доить самок увальней, добывая вкусное молоко.
Произошло это событие более полутора периодов назад. И с тех пор много жителей Зова Песко стали пробовать приручать этих покладистых животных, потому что уж больно понравилось всем их молоко, которое у самок увальней не пропадало почти никогда, и из которого чуть позже даже научились взбивать масло.
Но труд приручения давался непросто. Кому-то удавалось приманить увальней едой, как это сделал Лэви, а кто-то бросал это кропотливое дело и начинал выменивать у более терпеливых молоко за раковины или марблы . Не обошлось и без проблем, когда один увалень немного покалечил самого ленивого жителя селения, сказителя Пипсена, отдавив тому ногу. После этого случая этот тщедушный лентяй постоянно жаловался на «раздавленную» ступню и ещё больше увиливал от работы.
Прошло ещё несколько махов и Лэви, как и обещал когда-то, действительно запряг в телегу Мофа и его повзрослевшего детёныша, получившего кличку Шалун.
Правда, и этот процесс занял у Лэви много времени. Потому что сначала нужно было переоборудовать телегу, где уже не требовались педали. Колёса телеги он соединил с корпусом через необычные перекрещенные балки, что делало езду заметно мягче. Но самым сложным оказалось научить увальней делать то, что хотелось Лэви — а именно поворачивать куда нужно, останавливаться или идти быстрее. Мастер долго соображал над конструкцией управления, пока не увидел, как одна из женщин просеивает муку из толчёных раковин и водорослей, дергая за два ремня, привязанных к баку с ситом, постоянно поворачивая бак в разные стороны. Так у Лэви появились поводья, которые позволяли давать направление, если дёргать одно из них с нужной стороны. Уже через пару наделей тренировок упряжка впервые проехала по селению.
Теперь Лэви вёз Флэма на своей необычной телеге с упряжкой увальней к месту, где вскоре должен открыться поток.
Стоит отдать должное Калиле и Дюгутю, которые смогли выменять всё оставшееся стекло Флэма на немалое количество красных водорослей. И это несмотря на разительную перемену во Флэме. После того, как он узнал причину, почему его отторгла Хлада, он просто перестал разговаривать с друзьями, делая вид, что или спит, или очень устал. Хотя по сути, сказанное Дюгутем было чистой правдой. Теперь тюки с красными водорослями служили Флэму в телеге хорошим лежаком. Но юноша этого не замечал из-за своей неимоверной слабости и полного отсутствия даже искры радости в сердце.
Спустя пол-оборота Лэви прибыл в нужное место к семейству собирателей. У них хранилась его ездовая тачка, которую он также доработал, сделав дополнительные боковые паруса, помогающие регулировать повороты. Он укомплектовал тачку необходимыми запасами и перегрузил весь товар Флэма, поручив собирателям ухаживать за увальнями. Теперь осталось дождаться потока. Приготовления были короткими, и благодаря своему опыту Лэви легко справился с ними один. Но вот разговорить хоть немного Флэма ему так и не удалось. Тот не проронил ни слова, демонстративно отворачиваясь или закрывая глаза.
Давящая темнота сменилась на тёмно-серую хмарь, что всегда предвещало начало потоков. Вскоре Лэви почувствовал порывы ветра и проворно перенёс полуспящего Флэма в тачку. Обложив его тюками с водорослями, он крепко привязал верёвками к бортам его руки и ноги. На что Флэм вяло улыбнулся и впервые произнёс:
— Не старайтесь так, дядька Лэви. Выбросит меня в потоке — так и ладно. Мне уже всё равно…
После этих слов юноша закрыл глаза, и Лэви понял, что теперь парень точно провалился в своё забытьё, истратив последние силы. Не теряя время на разговоры, ездок надел на Флэма маску с капюшоном, проворно забрался в тачку, быстро привязал себя, и, налегая на педали, стал набирать скорость. Поднимающиеся в порывах ветра опавшая листва и сухие травы дали понять, что путешественники в потоке. После чего Лэви раскрыл один за другим все четыре паруса.

Глава 25

Мастер Элав словно знал, что Флэм близок к дому. Задолго до того, как Сао сменило молочно-розовое свечение на привычный бело-бирюзовый яркий свет, он уже стоял у въезда в селение и пытался увидеть вдали поток, о котором не раз слышал от ездоков. Но сколько не вглядывался вдаль стеклодув, ничего увидеть так и не смог. «Знать, много видов  до потока отсюда» — думал хмуро Элав. Простояв довольно долго, он уже собирался возвращаться, как вдруг вдалеке за холмами увидел небольшой столб пыли. Элав решительно пошёл навстречу и вскоре тачка с огромными колёсами подкатила к нему, обдав клубами пыли. Он не обратил на это внимание, потому что сразу разглядел среди тюков в кузове укутанного Флэма. Элав бросился к Флэму, даже не обратив внимание на ездока, который быстро развязал себя, выпрыгнул из тачки и громко сказал:
— Рад видеть вас! Я Лэви.
— Что с Флэмом?! — с ужасом прокричал Элав, пытаясь при этом отвязать руки юноши от бортов.
Лэви, не говоря больше ни слова, быстро помог развязать Флэма и снять с него куртку с маской.
Мастер Элав попытался взвалить на плечи бессильное тело Флэма, но тут Лэви его остановил.
— Уважаемый, подождите, пожалуйста! — спокойно начал он, взяв Элава за трясущиеся руки. — Как я понимаю, вы мастер Элав, которому мне и велено передать Флэма?
Элав вытер струившийся по лицу пот и сипло спросил:
— Кто же такое сделал с моим мальчиком?
— Вам не стоит беспокоиться, уважаемый. И вы мне так и не сказали, тот ли вы Элав, которого я ищу?
— Да, да, это я, — мелко закивал стеклодув.
Он снова начал трогать голову Флэма и торопливо запричитал:
— Его же надо быстрее к лекарю нашему отвезти, чтобы понять, как лечить. Что ж с тобой стряслось-то, мальчик мой?
— Мастер Элав, — продолжил Лэви, снимая свою куртку и бросая её на сиденье тачки, — мы сейчас поедем к вам, уложим Флэма в постель, затем я дам все нужные отвары и постараюсь всё рассказать, что с ним произошло. Вы можете сесть рядом с парнем, благо место позволяет, и будете указывать мне дорогу до вашего жилища.
Элав кивнул и при помощи Лэви торопливо забрался в тачку, не переставая тихо причитать.

                ***
Закончив свой рассказ, Лэви смотрел на Элава. Тот сидел возле кровати с Флэмом, низко опустив голову, а слёзы из его глаз медленно капали на циновки.
— Так, ты теперь «зовущий», мальчик мой... — тихо всхлипывая, с вымученной улыбкой шептал Элав, поправляя подушку под головой Флэма. — И стоило ради этого так губить себя? Ох ты ж молодость лихая… Сердцем ведь чуял, что не нужно было мне тебя отпускать в Полунгар… Прям корю себя за это… Ну, ничего… Ты дома, а это важнее всего. Вот работой займёшься и все хвори твои, как окалина, отвалятся…
Элав быстро утёр слёзы, когда услышал, что кто-то зовёт его с улицы, и торопливо вышел.
Лэви отхлебнул воды из красивой стеклянной чаши и принялся её рассматривать. Иногда он поднимал её повыше, чтобы лучи светила, которое уже сияло вовсю, пробиваясь через полог свитый из веток, играли своими лучами на причудливых стеклянных узорах.
За этим занятием его и застал Элав, вернувшийся назад, и негромко сказал:
— Это Флэма работа. Башковитый он у меня и мастеровой, которого я за дюжину других не отдам. Теперь вот всем сердцем желаю, чтоб окреп он поскорее!
Мастер уселся за стол, напротив ездока и продолжил:
— За заботу твою сердечную благодарен я тебе, Лэви! Судя по твоим седым вискам, вижу, что постарше ты меня, но всё ж набрался смелости привезти Флэма домой. За что отдельная похвала тебе от всего моего сердца! — и взглянув на спящего юношу, добавил: — Глянь, у него уж и румянец стал пробиваться после отвара твоего.
— Так не мой это отвар, — улыбнулся ездок. — Это надо Калиле благодарить, которая со своим мужем Дюгутем выходили Флэма после того потока, где его убить хотели.
— Не человек тот Блаб, а жижа болотная! — сжав кулаки, сурово прогудел негромко Элав. — Поганца этого у нас же тут знают, но никто бы и не додумался, что он на убийство решится. Вот ведь… Но, как ты сказал, Флэм ведь «зовущий», может черви его тогда и оберегли от гибели, коль так.
— Знать так, мастер, — миролюбиво похлопал Лэви по плечу Элава, успокаивая его. — Мне же Дюгуть ещё вот что рассказал. Ведь ему тропу к Флэму черви подсветили, чтобы на помощь к нему поспеть. И свет этот Дюгутя довёл прям до густых кустов, из которых он и выдрал застрявшего парнишку.
На последних словах Элав побледнел так, что это стало заметно, даже несмотря на смуглое загорелое лицо. Глядя широко распахнутыми глазами, он выдохнул:
— Флэма нашли застрявшего в кустах?!
Лэви удивлённо взглянул на Элава и осторожно спросил:
— А это что-то значит?
Элав закрыл лицо руками, тяжело вздохнул и долго молчал. Затем сиплым, прерывающимся от волнения голосом сказал:
— Ох, тяжело мне это вспоминать, да и не говорил я никому об этом никогда… Но, видать, время пришло… — он тряхнул головой, с которой градом посыпался пот из-под повязки на лбу, и глядя тяжёлым взглядом, продолжил: — Флэм ведь мне как сын… Самому вот не смоглось детишками обзавестись, потому как померла молодой моя Мария от лихорадки… Да и Флэм у меня появился… так необычно… Мало кто помнит это, потому как в те времена селение наше было в пяток хижин да мастерской моей, и добрая часть старых жителей уж давно свои последние сны под корнями деревьев увидели… А вот то, что расскажу далее, мне отец Флэма сам и поведал… Ох, как тяжело это вспоминать-то… Э-хе-хе… Ну, так вот… Мать Флэма, Лина, промышляла грибами да ягодами на кромке болот с нашей, сальдарской стороны, да мох плотный добывала, от которого в жилище всегда сухо и прохладно. И повадился к ним в небольшое селение некий Визау наведываться, сердцеед да пройдоха. Он мох этот плотный целыми телегами выменивал на куски сланца да еду. И уж не знаю, чем он Лину зацепил, но спустя период, или поменьше, родился у неё сынок. А Визау тот так и не прошёл с ней обряда семейного, отчего Лину селяне-то и изгнали потом. Села она свою тележку педальную, что ей Визау подарил на день рождения сынишки, когда тому периода  два было, и укатила куда глаза глядят. Но буквально через оборот приехал Визау со своим помощником, и, узнав, что Лина уехала, бросился на её поиски.
Элав тяжело вздохнул и посмотрел пронзительным взглядом на Лэви, который сидел не шелохнувшись, понимая, что слышит что-то очень особенное.
Вздохнув несколько раз, Элав встал, достал из ящика небольшой кувшин с густой изумрудной жидкостью и налил в две чаши. Протянув одну из них Лэви, он тихо сказал:
— Дальше, чтоб рассказывать, мне малька; надо хмельного инджи отведать, чтоб духу набраться… Ты со мной уж выпей за компанию, Лэви.
Мужчины подняли чаши в знак приветствия и выпили залпом. Лэви с непривычки немного задохнулся, но быстро утёр струившийся пот, несмотря на то, что сидел только в одной тунике, и тряхнул головой.
— Забористый сироп, — слабо улыбнулся он, и виновато добавил: — Но не люблю его, уж если честно. Прости, мастер… Так что там дальше то?..
Элав причмокивая после выпитого, махнул рукой, прокашлялся негромко, и продолжил:
— Так вот… Нашёл Визау Лину только спустя пол-оборота… Идя по следам телеги, услышал он громкий детский плач среди густых зарослей болот… То, что увидел он, так и не смог потом до конца мне объяснить, потому что его взору предстала ужасающая картина. С его слов я с трудом понял, что тележка провалилась в болото наполовину, а из трясины, покрытые огромными клубками змей, виднелись раздутые руки. Визау тогда мне сказал, что сразу узнал эти руки, потому что на одном из запястий он увидел браслет из ракушек, что он когда-то подарил Лине… Малыш Флэм заливался плачем, застряв в высоких кустах…
Лэви, на последних словах просто оторопел и с ужасом смотрел на Элава, который, опустив голову, заговорил дальше:
— Всё это рассказал мне сам Визау, когда еле добрался до нашего селения, оказавшегося ближайшим. Первым он повстречал меня и попросил о помощи. Сам Визау нёс мальчонку и уже еле шёл, потому что, когда он выдирал сынишку из густых кустов, одна ядовитая тварь всё же смогла укусить его за ногу. Я сразу же отвёл их обоих к себе в жилище и позвал старого лекаря, который осмотрел Визау и сообщил, что уже слишком поздно и жизнь его заканчивается. За оставшийся оборот этот бедняга рассказал мне всё, что помнил о себе и о своей Лине, взяв с меня клятву заботиться о сынишке. Вот так у меня и появился Флэм… И потом я часто замечал, как он почти отпрыгивает от мотков верёвок, лежавших возле входа в мастерскую. Вот тогда я и понял, что тот клубок змей остался в памяти Флэма на всю его жизнь, без какой-либо связки с той бедой. И если бы я только мог себе представить, что густые кусты второй раз спасут жизнь Флэму...
В повисшей тишине вдруг прозвучал слабый голос:
— Может, тогда меня тоже черви уберегли?
Элав с Лэви вскочили и увидели, что лежащий на кровати Флэм, слабо улыбаясь, смотрит на них.
— Мальчик мой! — подскочил к нему Элав.
Флэм взял его руку и прижал к своей груди со словами:
— Не корите себя, мастер Элав, что отпустили меня в Полунгар. Это мне нужно было, чтобы перевернуть жизнь и начать её заново. Теперь же хочу попросить у вас прощения за всё, что наделал подлого. Вы ведь сами знали о моих делишках…
Флэм закрыл глаза, собираясь с силами и мыслями, а Элав, утерев набежавшие слёзы, тихо зашептал:
— Пустое это всё, мальчик мой. Ты жив и скоро силами наполнишься, да за дело возьмёшься, что тебя сразу на ноги поставит. Товара-то ты вон столько привёз! Его наменяв, нам махов пять работать не потребуется, — натужно хохотнул Элав.
— Нет, мастер, — снова открыл глаза Флэм, — я вообще та;к жить не хочу… А если и буду… жить… то теперь это будет по-другому… И спасибо, что про родителей моих рассказали, чтобы мне знать, какого я роду-племени.
Элав с досадой качнул головой и присел на кровать к Флэму, который так и не убрал руку мастера со своей груди.
— Эх… Не так я хотел тебе о них рассказать, да всё время выжидал, — сипло произнёс мастер. — Ну уж что сделано, то сделано.
— А вам, дядька Лэви, я отдельные слова благодарности хочу сказать, — повернул Флэм голову к ездоку, глядевшему на юношу с печалью. — Для меня большая честь, что именно вы привезли меня домой, и я этим буду дорожить и гордиться всю свою жизнь, — и уже обращаясь к Элаву, Флэм добавил: — Мастер! А знаете ли вы, кто перед вами стоит?
Элав удивлённо посмотрел на Лэви, а Флэм продолжил:
— Так вот, это самый что ни на есть первопроходец по ездовому промыслу во всём Полунгаре и Сальдаре, вместе взятых. Это он проходы оседлал, вместе с отцом Хлады.
И тут словно что-то всколыхнуло сознание Флэма, и он, застонав негромко, словно от зубной боли, отвернулся и выпустил руку Элава.
— Что с тобой, Флэм? — встрепенулся мужчина.
Лэви, поняв причину вырвавшегося внезапно стона, поднял ладонь, молчаливо попросив Элава не трогать парня. Мастер отошёл от кровати, вытирая пот, шумно выдохнул и сказал уважительно, но чуть шутливо:
— Я прям теряться начал. Флэм — «зовущий»! Лэви — первооткрыватель! Сейчас я опахало принесу, чтобы духоту немного разогнать, а то тут прям дышать нечем стало.
Флэм, услышав про опахало, повернулся, внимательно посмотрел на мужчин и со слабой улыбкой начал зов:
— О черви, свет несущие! Прошу вас о помощи! Не поскупитесь и освежите мои руки и ноги! Взываю к вам со всей силой сердца! Одарите чудом своим! Привнесите в наше жилище прохладу и наполните его свежестью! Не оставьте меня в просьбе моей!
Двое взрослых мужчин стояли не шелохнувшись, потому что после нескольких повторов зова три ствола деревьев, между которыми было выстроено жилище, стали наполняться голубоватым светом от корней, волна прохлады коснулась сначала ног, а затем поднялась выше и вскоре заполнила всё помещение.
Лэви стоял с радостной улыбкой, тогда как Элав, боясь пошевелиться, слушал слова Флэма с круглыми от удивления глазами.

Глава 26

Газовый гигант, завершив свое изменение с молочно-розового на бледно-бирюзовый свет, явил на своей громадной поверхности тонкую полоску изумрудного цвета с ярко сияющей белой точкой. В этот же миг глубоко под поверхностью планеты Поса из двух шаров, отличающихся друг от друга цветом, стали вырываться яркие всполохи.
Малахитово-зелёный шар, находящийся со стороны Полунгара, покидало огромное количество извивающихся сине-голубых, с фиолетовым отливом полупрозрачных энергосущностей и устремлялось на светлую сторону. От Сальдара из салатово-изумрудного шара-гнезда на полумрачную сторону ринулось полчище оранжево-жёлтых ярких сгустков. После чего оба шара стали уменьшаться и плавно погасили своё зеленоватое мерцание, полностью растворяясь.
Преодолев глубоко под поверхностью туманную часть, разделяющую планету Поса, каждая из энергосущностей устремилась наверх.
Краткость «окна» — контакта Сао с гнёздами энергосущностей — не позволяла долго контролировать процесс рождения, и ярко-белая точка, сверкнув, расползлась по гигантской бледно-бирюзовой поверхности планеты-гиганта и растворилась в ней.
Подобное действо происходило всегда по завершении витка светила Сао вокруг далёкой пылающей звезды. Случалось это с неизменным постоянством с тех пор, как только по планете Поса были выпущены первые сгустки энергии из космического корабля пришельцев-землян, породив энергосущности. И мало кто догадывался о такой негласной связи «червей» и светила Сао.

Глава 27

Хлада ворочалась в постели и не могла заснуть. Очередной раз тяжело вздохнув, она стала мысленно взывать к червям: «О черви, свет несущие! Помогите мне найти прощение в моём сердце, или навсегда забыть этого человека, чтобы не рвать себе душу надеждой и несбыточными мечтами! Я не знаю, как показать вам в образах, что сейчас я испытываю, но для меня это хуже смерти. Я даже готова бросить всё и сбежать в ледяную глушь, чтобы меня рыкуны и войлы растерзали. Но знаю, что даже это не принесёт мне облегчения. Помогите же мне, о черви, свет несущие! Уже несколько оборотов подряд не могу нормально спать и просыпаюсь от того, что вижу его в своих снах. И самое жуткое то, что я так сильно хочу его видеть, и так сильно ненавижу, что моё сердце разрывает в клочья! Неужто это и есть та самая любовь?! Я не хочу так страдать! Выходит, я сама себя так сильно наказала? Но за что? О черви, свет несущие! Дайте мне знак — он жив? Он добрался до дома? О Разум, что помогает червям! Научите меня преодолеть этот разрыв души моей, чтобы продолжить жить, как и прежде, надеясь только на вас с червями и на свои силы! Научите меня управлять моей энергией так, чтобы я смогла снова поверить в себя, а не мечтать о смерти! Взываю всем сердцем — не оставьте меня в просьбе моей…»
Повторяя раз за разом эти слова, Хлада наконец провалилась в спасительный сон, в котором ей привиделось то сияющее место, где они были однажды вместе с Флэмом. Свет был не таким ярким, а мерцающие тонкие зелёные сплетения линий окутывали девушку и приносили умиротворение. Хлада видела, как две руки касаются друг друга, а искрящееся облако покрывает эти руки. Затем облако, рассыпав искры, показало Флэма, лежащего на постели с приятной улыбкой. Хлада сначала залюбовалась миндальными глазами юноши, но тут же волна отторжения, накатившая при виде беспечной улыбки Флэма, разбила эту картину. Хлада вскочила на кровати, задыхаясь. Тихо застонав, упала лицом в подушку и со слезами стала вновь взывать к червям и Разуму…

                ***
Бескрайний отсек размеренно пульсировал светом, анализируя непрерывный поток данных. Когнитивный модуль то усиливал ритм пульсации, то снижал его, иногда выдавая ярко-красный текст:
«База — Медцентру: использовать все возможные формы внушения по сдерживанию панических атак обоих «зовущих», применяя более частые сеансы автономной сенсорной меридиональной реакции. Необходимо привести синестезию обоих индивидуумов к более лояльному отношению друг к другу за счёт системы обработки чувственных данных, включая бессознательную и сознательную фильтрацию эмоций. Данные перцепции применять регулярно. Проводить внедрение наблюдаемым когнитивной психологии в постоянном мягком режиме».
«База — Разведцентру: отслеживать любые перемещения обоих “зовущих”».

                ***
Флэм стоял у полога своего жилища, подставив лицо светилу, и зажмуривался от удовольствия. Жар Сао наполнял его силами, которые с каждым мгновением проясняли его мысли, и он уже чётко понимал, что Хлада его отвергла из-за его прошлого. Если раньше эта мысль просто приносила ему нестерпимую муку, то теперь Флэм стал осознавать, что больше страдает от несправедливости по отношению к себе, чем тоскует по голубому взгляду Хлады.
Иногда Флэм забывался и строил планы, думая, что ему не обязательно находиться в Полунгаре, чтобы помогать Хладе. Ведь он cможет всю свою энергию, о которой им сообщил Разум, направлять через червей напрямую к ней, давая ей необходимые силы. Но тут же эти мысли накрывала волна отчаяния невозможности объяснить и доказать Хладе, что он теперь другой, и что он сам уже не может простить её отношение, которое он воспринял как предательство. Да! Для Флэма это было настоящее предательство, потому что ему даже не дали что-либо сказать в своё оправдание. Это ещё больше злило его, он всё больше замыкался, и даже мастер Элав не мог отвлечь от этих мыслей ни своими разговорами, ни работой в мастерской.
Воспоминания о Дюгуте с Калиле, которых Флэм искренне полюбил, стали менять оттенок. Он помнил, как сначала не поверил тому, что именно Дюгуть, этот добродушный ребёнок-великан, смог причинить ему такую боль, так наивно рассказав всю правду о прошлой жизни Флэма. Потом он почти возненавидел и его, и Калиле — за эту их глупую наивность. Вспоминая о них, Флэм жалел, что назвал их семьёй, потому что понял, что его семья только здесь. Даже все полученные красные водоросли, что наменяли Дюгуть и Калиле на остававшуюся посуду Флэма, стали для него совершенно безразличны. Теперь он особенно отчётливо понимал, что никакие жёлтые сандалии и золотистые туники не будут больше доставлять ему удовольствия, и всё упорнее в голове звучал вопрос: «Как жить дальше?»
В довершение ко всему вмиг разлетевшаяся весть о возвращении Флэма «зовущим» вызвало повышенный к нему интерес. Да ещё появившиеся неизвестно откуда слухи, что первая «зовущая» в Зове Песко его отвергла, сильно ранили Флэма. Теперь ему постоянно приходилось пробираться в мастерскую сквозь группки перешёптывающихся и переглядывающихся соседей, приходящих просто поглазеть на «Флэма-зовущего». Элав, видя такое безобразие, дал понять всем зевакам и сплетникам, что не позволит отвлекать мастеров от их тяжкого труда глупым галдежом и нагрузит работой всех мешающих бездельников так, чтобы они сто раз подумали — стоит ли утолять любопытство таким способом, или лучше заняться своими делами?
Мастер Элав, видя, как Флэм всё больше замыкается в себе, старался его расшевелить. Он даже подговорил пару прошлых подружек Флэма прийти в мастерскую якобы невзначай, с каким-нибудь пустячным заказом, и попытаться отвлечь парня и пококетничать с ним. Флэм, заметив девушек, просто молча кивнул им в знак приветствия и продолжил выдувать новый кувшин, более не обращая на них внимания.
После такого Элав решил серьёзно поговорить с Флэмом, чтобы понять причину его угрюмости. Флэм нехотя объяснил, что хочет найти новый смысл в жизни и именно поэтому постоянно находится в раздумьях. Мастер Элав немного успокоился и попросил Флэма хотя бы изредка беседовать с ним, потому что до сих пор чувствует за собой вину в столь разительных переменах, произошедших с учеником. Тогда Флэм впервые произнёс слова, которые не раз звучали у него в голове:
— Мастер Элав, вы именно тот, кто всегда примет меня любым: изменённым или прежним Флэмом. Это и стало для меня пониманием самой искренней семейной любви, за что я безмерно ценю вас и уважаю. Вы — моя семья!
Элав посмотрел на Флэма печальным взором и молча обнял, незаметно смахнув слезу.
После этого разговора что бы не происходило в мастерской, будь то новые заказы или разбор работы подмастерьев, Элав всегда спрашивал мнение Флэма, и только после этого принималось совместное решение. Такой добросердечный подход чуть растопил холод в душе; Флэма, и он стал чаще включаться в обсуждения во время работы, давая свои советы подмастерьям и помогая убеждать новых несговорчивых заказчиков.
Невзирая на постоянно раздирающие душу мысли, Флэм теперь реже обращался к червям с просьбой дать ему разъяснения, но всё чаще взывал именно к Разуму, стараясь выйти с ним на понятный диалог. Потому что теперь образное общение с червями стало для него каким-то слишком примитивным. Он жаждал задавать непростые для себя вопросы, чтобы получать ясные ответы — и получал ответы, но, увы, в виде образов, которые только раздражали. В насылаемых видениях юноше часто рисовались картины его встречи с Хладой, где девушка молча стояла напротив, окутанная бледно-золотистым свечением, и ждала чего-то. Увидев это впервые, Флэм вспомнил, что, призывая прохладу, он видел голубоватое свечение червей, тогда как в Полунгаре — оранжево-жёлтые всполохи. Решив выяснить у червей про разницу их цвета, Флэм задал этот вопрос и представил себя, окутанного голубоватым светом, напротив Хлады, стоявшей в золотистом облаке. Через мгновение юноша увидел рядом с собой увядший белый цветок в песке пустыни. Но вдруг его окутало голубоватое свечение и он начал оживать, роняя капельки росы с лепестков. Переведя взгляд на Хладу, Флэм увидел и у неё под ногами оранжевый пожухший цветок, растущий среди смёрзшегося мха. Золотистое свечение Хлады перешло на цветок, и тот наполнился светом, а мох оттаял. Флэм решил, что это и есть сила червей, меняющая цвет в тепле или холоде. Но последующее видение его несказанно удивило. Ожившие цветы вдруг соединились друг с другом и рассыпались яркими зелёными искрами, из которых стал проявляться младенец. Флэм ошарашенно смотрел на видение и задал один вопрос, сглотнув вдруг появившийся комок ревности: «Хлада ждёт ребёнка от кого-то другого?» Видение сменилось на знакомую уже Флэму голову, состоящую из множества светящихся сгустков, на которой стали смутно проявляться черты лица. Голова отрицательно качнулась из стороны в сторону, и он снова спросил: «Это наш с ней ребёнок? Когда он родится?» И снова голова так же качнулась, сменив равнодушное выражение лица на подобие печали. Это стало злить Флэма, и он оборвал видение, открыв глаза.
Выйдя на улицу под мягкий молочно-розовый свет ночного Сао, Флэм нервно присел в тени и мысленно вскрикнул в отчаянии: «О, Разум! Почему ты не отзываешься мне? Ты же говорил со мной! Что теперь не так? Мне так нужно услышать тебя, чтобы не мучатся разгадками глупых видений, насылаемых червями. Помоги мне! Взываю к тебе, о Разум!» Юноша закрыл глаза и, мысленно повторяя свой призыв, незаметно заснул.
С тех пор сколько Флэм ни старался взывать к червям с вопросами, ему являлись только однотипные видения, похожие на прошлые, что всё больше раздражало. К тому же все работники мастерской стали чаще заискивать перед «зовущим», превозносить его. Началось это с того, что однажды в особенно палящий зной Флэм молча стал взывать к червям с просьбой остудить немного мастерскую. Когда прохлада стала волнами разгонять скопившийся жар, все, кто был рядом с Флэмом, начали удивлённо вертеть головами, словно ожидая увидеть кого-то с опахалами. Только один подмастерье, периодов  двенадцати от роду, по имени Ме;йнэ, заметив, как Флэм стоит с закрытыми глазами и чуть шевелит губами, негромко выдохнул: «Это же черви…», сразу вынудив Флэма взглянуть на подростка.
Подмастерья враз зашумели и восторженно осыпали благодарностями «зовущего». Флэм резко пресёк хвалебные речи, а мастер Элав, грозно нахмурив брови, одним взглядом заставил всех быстро вернуться к работе. И только Мейнэ смотрел на Флэма чуть испуганно-восхищённо, словно не решаясь спросить что-то важное. Флэм продолжил работу, но позже подошёл к Мейнэ и тихо задал вопрос:
— Ты что-то увидел?
Парнишка посмотрел немного испуганно на Флэма, и чуть заикаясь ответил:
— Д…да, господин Флэм… Я видел голубоватый свет вокруг в… ваших ног… Это же были черви, так?..
— Да, — сухо ответил Флэм. — Никому не говори о том, что видел, и я возьму тебя в личные помощники.
Мейнэ поспешно кивнул и с тех пор просто не сводил глаз с Флэма, молча выполняя все его поручения, что очень устраивало «зовущего».

Глава 28

— Господин Флэм! Прошу, помогите! — с криками забежала в мастерскую перепуганная до смерти девушка. — Помогите моим брату с отцом! Их скорпионы красные искусали, когда они песок для вашего стекла добывали! Скорее! Прошу вас, господин Флэм!
Девушка упала на колени, содрогаясь от рыданий. Флэм тут же отставил в сторону недоделанную заготовку для марблов, которую подхватил Элав со словами:
— Беги, мой мальчик! Спаси людей своим зовом.
Быстро подняв девушку с колен, Флэм вместе с ней и увязавшимся за ним Мейнэ побежали за ней. Прибежав к нескольким жилищам под малым навесом, они увидели рыдающую в голос женщину. Девушка, не останавливаясь, вбежала под один из пологов и указала на два лежака, на которых стонали от боли смуглый мускулистый мужчина и юноша периодов шестнадцати от силы. Флэм тут же увидел раздутые ноги обоих, в нескольких местах которых были заметны почерневшие пятна.
— Много укусов… — тяжело дыша, сказал Флэм. — Но будем стараться... Быстро мне воды с уксусом и побольше тряпиц чистых. Воду и тряпки менять сразу, как я скажу. Ну же! — прикрикнул он на девушку и зашедшую следом шумно всхлипывающую женщину.
— Господин Флэм… — робко позвал Мейнэ, глядя, как Флэм осматривает раны, — это же красные скорпионы… От них ведь нет спасения…
Флэм не оборачиваясь, громко выдохнул:
— Будет спасение. Только повторяй за мной всё, что я сделаю и скажу. Ты же на мне свет червей видел, значит они и тебе отозваться могут. Вдвоём зов сильнее.
Мейнэ мелко затрясло от услышанного и он быстро закивал головой, соглашаясь.
В этот момент вбежала девушка с большим глиняным горшком с водой, а следом за ним и женщина с кучей тряпок и бутылью уксуса в руках. Видя, как Флэм осматривает ноги мужчин, женщина вновь зашлась плачем, но тут её одёрнула девушка:
— Мама! Прекрати! Давай делом помогать, а не слезами.
Флэм коротко обернулся и торопливо распорядился:
— Так, красавица, всю бутыль выливай в воду, намочи в ней тряпки и давай мне.
Девушка с мамой быстро выполнили всё, как велел «зовущий» и, смочив по одной небольшой тряпице, трясущимися руками начали их подавать.
— Мейнэ, — не прекращая выдавливать яд намоченной тканью, позвал Флэм, — ранок на руках у тебя нет?
Подросток торопливо отрицательно замотал головой и выдохнул:
— Нет, господин Флэм!
— Тогда делай, как я! — сказал Флэм, протягивая назад девушке окровавленную тряпицу, и сосредоточенно добавил: — Но очень осторожно делай! Руками ран не касайся! Если частички яда попадут на тело, в глаза или в твою кровь, то и ты отравишься. Тело сразу чернеть начинает от яда, а уксус его ослабляет, но не уничтожает совсем. Понял?
Мейнэ поспешно закивал, быстро взял другую мокрую тряпицу и трясущимися руками стал выдавливать яд из ноги стонущего юноши.
— О черви, свет несущие! — начал зов Флэм и быстро добавил: — Мейнэ, повторяй!
Мейнэ словно эхо, стал повторять слово в слово за Флэмом, не прекращая, как и он, выдавливать яд из многочисленных ран.
Флэм, меняя тряпицы, продолжил:
— О черви, свет несущие! Прошу вас о помощи не для себя, а для мужей этих, чтобы спасти их от смерти, что скорпионы красные укусами своими наслать хотят! О черви, свет несущие! Дайте сил жизни этим людям и наполните их светом своим, исцеляющим! О черви, свет несущие… 
Через несколько повторов этих фраз сине-фиолетовое свечение, исходящее прямо из-под ног Флэма и Мейнэ, стало окутывать их, перетекая на лежаки со стонущими мужчинами.
Девушка с матерью, стоявшие чуть поодаль у ведра воды с кучкой тряпок в руках, ахнули.
— Элиза… Это же черви! — сипло выдохнула перепуганная женщина, обращаясь к дочери. Но девушка быстро прикрыла ей губы ладонью и молча продолжила смачивать тряпицы и подавать их Мейнэ.
Флэм упорно продолжал свой зов…

                ***
Пульсация света в отсеке происходила в усиленном режиме, сопровождая слабым писком поступающие сообщения от энергосущностей. Данные тут же транскодировались и передавались текстом и осциллограммами на объёмных шестигранных визуолизаторах:
«Медотсек — Базе: есть нетипичный примитивный контакт с “зовущим” Флэмом в паре с молодым индивидуумом с зачатками непримитивного контакта. Зафиксирован активный призыв для оказания помощи двум локальным мужским личностям после проникновения в их тела токсичного секрета от ядовитых членистоногих, класса арахнидов, что привело к сильнейшей интоксикации пострадавших. Выявлено множественное повреждение тканей нижних конечностей, вызвавшее появление отеков и экхимозов за счет повреждения эндотелия и стромы сосудистой стенки. Пострадавшие находятся в стадии гиповолемии вследствие выраженной интоксикации на фоне развившегося синдрома диссеминированного внутрисосудистого свертывания крови с легочными, частично сердечными, почечными и неврологическими нарушениями. Для предотвращения нарушения проницаемости капиллярных мембран, вызывающих транссудацию жидкой части плазмы, альбумина и частично эритроцитов через стенки сосудов в отравленной зоне, проводится интенсивное и системное использование гормоноподобных стабилизирующих препаратов, противоядий, а также иммобилизация тела для отсрочки резорбтивного действия яда. Произведены общий анализ крови и мочи, измерение продуктов деградации фибрина в сыворотке крови с расширением до полного спектра показателей коагулограммы при необходимости».
Спустя несколько мгновений вокруг спиралей центра появились красные строки:
«Приказ Медотсеку: оказать максимально возможную помощь для спасения двух мужских индивидуумов».
Тут же прозвучал короткий сигнал и появился текст:
«Медотсек — Базе: передаю данные для транскодирования энергосущностям пресечь депонирование крови и жидкостей в периферическом сосудистом русле пострадавших особей для понижения давления, лактацидоза и нивелирования шока. Пострадавшим применить усиленную дозу поливалентной антикроталидной иммунной FAb-сыворотки для профилактики от столбняка, с использованием препаратов липосомальной формы анатоксинных композиций».

                ***
Флэм сидел между двух лежаков с заснувшими спасёнными мужчинами и тяжело дышал, опустив голову, словно ему не хватало воздуха. Рядом с ним стоял Мейнэ с закрытыми глазами и тихо что-то шептал, мелко подрагивая.
Флэм поднял голову, и глядя на подростка, спросил:
— Ты знаешь ещё какой-то зов?
Мейнэ вздрогнул от неожиданности и открыл глаза:
— Нет, господин Флэм… Я… я своими словами их благодарю…
— Молодец, — с уставшей улыбкой сказал Флэм. — Червей всегда надо благодарить за помощь. Да и не только их… Любого надо благодарить за помощь… Я вот тебе благодарен, за то, что ты мне помогаешь и не докучаешь болтовнёй. Давай я научу тебя зову прохлады. Это самый простой зов и его легко запомнить.
— Я буду счастлив, господин Флэм, — оживился Мейнэ, — и я быстро запоминаю.
Элиза, стоявшая у полога, встрепенулась и робко спросила:
— А могу ли я послушать этот зов, господин Флэм?
— Конечно можешь, красавица! — чуть улыбнулся тот, и спросил: — Тебя Элизой звать?
— Откуда вы знаете?! — удивилась девушка, но тут же смутившись ещё больше, сама добавила: — Ну, да, меня же мама так называла при вас.
— Ну, вот видишь, как всё просто, — шире улыбнулся Флэм. — Пусть и мама твоя тоже зов разучит, когда вернётся.
На этих словах под полог зашла мама Элизы и сразу стала торопливо говорить, глотая слёзы:
— Ох, господин Флэм! Кабы не вы… Муж мой Динс вот всё не угомонится, добывая в пустыне белый песок вам, стеклодувам… Мы ж к вам в селение меньше маха  как переехали и про скорпионов этих не знали ведь… До этого мы ж только овощи растили… А в этот раз муж с сыном тележку с песком привезли к дому и стали его просеивать. Тут то эти гады ползучие из песка того белого и полезли… И ведь крохотные все были, меньше полмизинца, а вона как до смерти их укусы довести могут-то…
— Значит это были ещё детёныши скорпионов, и их яд не такой сильный, — устало сказал Флэм.
Элиза обняла за плечи расплакавшуюся мать и усадила её за стол со словами:
— Ну, будет тебе, мам… Всё уже прошло… Господин Флэм и отца, и Дзалу вылечил. Смотри! Они уже спят смирно и ноги не такие опухшие, как были.
Мама послушно закивала головой, утирая слёзы, а Флэм, спокойно глядя на неё, тихо спросил:
— Хотите зов прохлады разучить вместе с нами, чтобы духоту изгонять?
Женщина взглянула удивлённо и, всхлипнув, спросила:
— Так то ж только «зовущим», как вы, господин Флэм, черви-то откликаются. Как нам-то, простым людям, они отзовутся?
— Отзовутся, поверьте, — со слабой улыбкой ответил Флэм. — Только повторяйте за мной слово в слово, закройте глаза и представляйте, как прохлада окутывает ваши ноги. Чем больше людей взывает к червям, тем быстрее они этот зов слышат и исполняют просьбу.
— Так, значит он не тайный, этот зов? — удивилась Элиза.
— Конечно, не тайный, — кивнул Флэм. — Вот скоро наберусь сил основательно и всё селение этому обучу, чтоб от жары да духоты спасаться сподручнее было. Готовы?
Девушка, её мать и Мейнэ, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу, кивнули и Флэм начал зов.

Глава 29

Под большим навесом собралось почти всё селение. Весть о том, что Флэм излечил умирающих мужчин зовом к червям и теперь будет всех обучать зову прохлады, взбудоражила всех жителей. Даже привели под руки пару семидесятилетних стариков, давно не выходивших из своих жилищ.
Флэм смотрел на собравшихся спокойно и немного отрешённо, словно пребывая в каких-то непростых раздумьях. На самом деле он, собираясь с мыслями, внутренне боролся с прежним собой, который вдруг стал оживать, и Флэму это очень не нравилось. Нынешний Флэм жаждал большего. А тот, прошлый Флэм, как был мелким рвачом, так им и остался, рассуждая: «Вот же какой пустобрёх ты, Флэм! Такую выгоду сам у себя из-под носа уводишь. Рассказать он собрался — как червей приручить! Ха! Ты же с этим зовом мог бы ничего не делая, как та же Хлада, создать себе жизнь, полную блаженства! Знай себе обращайся к червям, да исполняй желание глупых людишек! Вот зачем себя терзать и какой-то новый смысл жизни искать?»
Слушая «прошлого себя», Флэм всё больше убеждался в том, что поступает правильно. В его понимании такой массовый зов к червям поможет найти «видящих» свет червей, чтобы обучить из них б;льшее число «зовущих». Именно взращивание других, по мнению Флэма, поможет ему самому наконец-то вновь разговорить Разум. Эту основную цель он понял буквально после вчерашнего пробуждения.
Очнувшись от раздумий, Флэм окинул взглядом собравшихся, поднял руку, чем тут же унял гул голосов под навесом, и произнёс:
— Сейчас я буду просить червей о послании нам прохлады. Эту просьбу нужно будет говорить за мной слово в слово. Сначала вы будете только повторять, но быстро запомните весь зов наизусть. Самое важное, что нужно делать — не просто произносить слова, а вместе с ними представлять, как прохлада касается ваших ног и поднимается выше под навес. Для этого лучше закрыть глаза. Когда же вы почувствуете свежесть, только тогда вы можете оглядеться, не останавливая зов. Всем понятно?
Общий гул голосов тут же слился в единое «да», после чего Флэм ещё раз поднял руку, призывая к тишине, и добавил:
— В момент, когда вы откроете глаза, очень прошу вас сдерживаться и не кричать от радости или страха. Потому что некоторые из вас смогут увидеть свечение — под ногами или идущее от деревьев под этим навесом. Продолжайте зов, пока я сам его не остановлю, и тогда вы сможете дать волю своим чувствам.
— Так ты и сейчас светишься! — раздался приглушённый голос из толпы, на которого тут же обернулись все, кто окружал сказавшего.
Флэм посмотрел в сторону раздавшегося голоса и громко позвал:
— Если ты видишь свет, значит ты «видящий»! А потому можешь стать и «зовущим». Подойди ко мне.
Коренастый мужчина с бледной, чуть покрасневшей кожей, с рыжими усами и волосами, протиснулся к центру, и смело глядя в глаза Флэму, произнёс:
— Раскт меня звать. Рад видеть тебя, Флэм. Я полунг, ездок, и только оборот  в вашем селении.
Флэм улыбнулся и, глядя на рыжеволосого мужчину, мягко сказал:
— Так у вас и в Полунгаре Хлада обучает зову. К ней-то ближе было добраться, наверно.
— Не… — протянул с хитрой улыбкой Раск, поглаживая усы. — Мне в аккурат напрямки к вам сюда ближе получалось. Вот и не стал попусту время терять, — и, слегка сдвинув брови, добавил чуть нервно: — Ну, так что? Будешь чужаков обучать, или ты мне так намекнул, что в Полунгар к Хладе надобно за этим ехать?
— Нет, не надо уезжать, — с улыбкой ответил Флэм и, обернувшись ко всем, продолжил: — Тех, кто увидит свечение во время зова, я бы хотел после опросить и дознаться — что же они увидели. Мне это очень важно. И важно потому, что я буду собирать вокруг себя учеников, чтобы сделать в дальнейшем наше поселение самым значимым в округе, а потом и во всём Сальдаре! Обладая такой силой, мы вместе и именно здесь сможем свершить такое, о чём даже в Полунгаре представить не смели! Пусть там первый зов разучили и черви впервые откликнулись им. Но у них только одна Хлада на себя замкнула все общения с червями. Здесь же я хочу обучить многих искусству «зовущего», чтобы знаниями и умениями червей наполнить всех жителей и сделать наше селение великим!
В наступившей тишине люди замерли в ожидании зарождающегося чуда и даже боялись громко дышать, чтобы не нарушить его появление. Лишь негромкий щебет птиц снаружи слегка мешал этому безмолвию.
Флэм встал, выждал ещё несколько мгновений, закрыл глаза и стал медленно произносить первые слова, раскачивая руками:
— О черви, свет несущие!
Робкий хор голосов повторил первую фразу.
— Прошу вас о помощи! Не поскупитесь и освежите мои руки и ноги! Взываю к вам, со всей силой сердца! Одарите чудом своим! Привнесите в наше жилище прохладу и наполните его свежестью. Не оставьте нас в просьбе нашей! О черви, свет несущие...
Флэм чуть быстрее стал произносить слова зова, и после нескольких повторов почувствовал сам, как волна прохлады коснулась его ступней и стала подниматься выше и выше.
Открыв глаза и быстро осмотрев всех, кто был под навесом, Флэм увидел ищущие взгляды нескольких людей. Они, не прекращая зова, вертели головами по сторонам в надежде разглядеть свечение. Но те, кто действительно его видел, смотрели восхищенно, повторяя слова с новой силой. Было их человек пять-шесть, не более, включая Мейнэ и Элизу с её матерью. Но и этого для Флэма было достаточно!
Вскоре под навесом стало так легко дышать, словно от прошедшего в межсезонье ливня. Несколько людей не выдержали и засмеялись в голос от счастья и восторга.
Флэм поднял руку и громко сказал:
— О черви, свет несущие! Благодарим вас за исполненную просьбу.
Дружный хор голосов, сливаясь в радостном крике, повторил эти слова. После чего началось такое ликование, что Флэм, сам того не ожидая, поддался общему восторгу, смеялся и обнимался со всеми.
Только Чёдэс, печально улыбаясь, вышел из-под навеса вместе со своей женой Вахвой, и медленно пошёл к своему жилищу.
Отойдя подальше, Чёдэс обнял жену и грустно прошептал:
— Да… Надо было мне раньше устроить такое представление… Тогда и выгоды намного больше смогли бы получить… А теперь каждый знает, как звать червей…
— Чёд! — растерянно посмотрела Вахва на мужа. — А ты свечение-то видел? Я вот так ничего рассмотреть не смогла, как ни старалась.
— Конечно, я его видел, радость моя, — сказал с нежной улыбкой Чёдэс и поцеловал жену в висок. — Вот только Флэму не буду говорить об этом. Не хочется мне у какого-то пацана в помощниках ходить. Да и тайны наши от этого лучше сохранятся…
Вахва посмотрела на мужа с хитрой улыбкой:
— Зная тебя, Чёд, ты и здесь свою выгоду найдёшь. Иначе это был бы не ты.
Чёдэс хмыкнул в ответ и, приобняв жену за плечи, негромко пропел:
— О черви, свет несущие, всё задарма дающие! Мы вас не бросим, и счастья попросим…
Вахва звонко рассмеялась, услышав забавную песенку мужа и так же нараспев повторила эти слова.

                ***
Воодушевлённые крики под навесом утихли, и люди стали расходиться, живо обсуждая произошедшее. Тех же, кто видел свечение и подошли после зова к Флэму, он позвал к себе в жилище. Их оказалось шестеро.
Мать Элизы, Гайда, находилась в таком восторженном состоянии, что только и повторяла: «Я снова видела их! Я видела!» Элиза смотрела на маму с широкой улыбкой и гладила её по плечам, стараясь немного успокоить. Рядом с полунгом Расктом стоял ездок Ригель и не знал, что ему делать. Он то и дело переминался с ноги на ногу, поправляя тунику, чем выдавал своё волнение. Молодой гончар Йерс смотрел уверенно и даже немного с вызовом, по привычке протирая руки, как во время работы с глиной. В его глазах можно было заметить мелькавшие изредка искры восхищения, когда он бросал взгляды на Флэма. Мейнэ же поглядывал на «зовущего» с уже привычным для него выражением обожания и робости.
Когда все расселись, откинув полог, зашёл мастер Элав и без слов обнял Флэма. Это немного смутило юношу, но он ответил на объятие и негромко сказал:
— Мастер Элав, знакомьтесь — эти люди будут новыми «зовущими», моими помощниками и учениками.
Элав обвёл глазами присутствующих и, заметив Мейнэ, немного удивленно вздёрнул бровь.
— Ты тоже видишь свет червей? — негромко пробасил он, обращаясь к подростку.
Парнишка быстро закивал головой в знак согласия, и Элав, присев у стола, с улыбкой сказал:
— Вы счастливые люди, коль смогли увидеть свечение. Я вот, как ни тужился, даже искры малой не разглядел. Но не это важно. Важно то, что теперь Флэм всех вас обучит быть «зовущими»! Это так необычно, хотя и немного боязно, как мне видится. Но я уверен, что мой мальчик добьётся всего, чтобы сделать нашу жизнь лучше. И сделает он это не без вашей помощи. Потому и прошу вас — верьте ему, как себе. Ибо вера в силы даёт ещё большие силы. Хоть я воспитывал Флэма в строгости, но всё это было с моей искренней любовью к нему. Вот так же искренне и вы полюбите его и увидите, что эта любовь даст вам больше, чем вы думаете!

                ***
«Разведцентр — Базе: зафиксирован ряд непримитивных контактов со стороны Сальдара от нескольких индивидуумов под руководством «зовущего» Флэма. Контакторы целенаправленно образами просят дать им возможность общения. Непримитивные контакты происходят на постоянном уровне с момента активации светила Сао. В каждом призыве индивидуумов есть чётко структурированный вопрос в образах, понятных энергосущностям».
Строки новых сообщений бежали по зелёным шестигранникам, вызывая усиленную пульсацию всего их объёма в гигантском отсеке.
Спустя мгновение мелодично прозвучал короткий сигнал и вокруг огромного когнитивного модуля появились надписи:
«База — Разведцентру: начать наблюдение за новыми личностями “зовущих” без препятствия их дальнейшим контактам»;
«База — Медцентру: продолжать приводить синестезию индивидуумов “Хлада” и “Флэм” к более лояльному отношению друг к другу за счёт системы бессознательной и сознательной фильтрации их эмоций. Не прекращать внушение когнитивной психологи наблюдаемым в постоянном мягком режиме».
Через небольшую паузу появилось финальное сообщение:
«База — всем системам: выход на визуальный контакт “зовущего” индивидуума “Флэм” не планировать, до момента наступления энергетического баланса обоих “зовущих”».
На шестигранниках коротко мелькнул текст: «Принято к исполнению», что повлекло за собой усиленную световую пульсацию плат и датчиков на стенах отсека.
 
Глава 30

— Давно тебе хотел рассказать, но всё не решался… — тяжело вздохнув, начал разговор Лэви, усаживаясь за стол и глядя на Хладу.
Тийе торопливо расставляла перед мужем и «зовущей» плошки, тарелки и кувшин с отваром. Аккуратно насы;пала на тёплые лепёшки небольшой горкой ягоды, которые только что привёз из Сальдара Лэви, и ласково улыбнулась, приглашая угощаться.
Находясь в круговороте важных дел в селении, в которых принимала самое активное участие, Хлада с нетерпением ждала возвращения Лэви из Сальдара, чтобы узнать как можно скорее о Флэме. Сейчас, стараясь унять в голове мысли о недостроенном новом леднике, по поводу которого сокрушался Пётр, о распределении жилья новосёлам, прибывающих с каждым оборотом, и даже о новом навесе, специально возведённом для обучения увеличившегося количества детишек, Хлада пыталась отвлечься от вороха этих мыслей. Она старалась не показывать волнения, мелкой дрожью сотрясавшего тело. Кивком поблагодарила Тийе, внимательно посмотрела на ездока, устраиваясь напротив, и с интересом приготовилась слушать.
— Твой отец Киркас тоже видел червей и не раз мне говорил об этом.
Сказав это, ездок внимательно взглянул на Хладу. Девушка молчала в ответ, затаив дыхание, и Лэви продолжил:
— Ну, хорошо… Ожидал, что не молчанием ты ответишь на такую новость, но тебе виднее. Понимаю, что как бы не скрывала, ты хочешь услышать в первую очередь о Флэме, но я решил оставить известия о нём напоследок. Расскажу тебе чуть подробнее о родителях твоих, да и признаться кое в чём тебе хочу, потому что раньше опасался это делать. Ты, кстати, и лицом, и повадками, вылитая мама твоя, Эле — такая же стройная и не болтунья, как некоторые женщины. Только вот глаза у тебя как у Киркаса — ярко-голубые и пронзительные… Киркас, кстати, унаследовал эти глаза от своего деда Мёркиша, которого просто обожал. Дед часто забирал его в свою глинобитную кузню, пряча от сварливой матери. Потому как мать лупила несчастного Киркаса почём зря, когда ему периодов семь было, не больше. Ожесточилась она уж больно после смерти мужа и, верно, злость свою срывала на сыне. Мне потом сам Киркас рассказывал, что когда гневная мать искала его, он видел блеклые алые всполохи под ногами и сразу прятался или убегал к деду в кузню. Первый раз он, конечно же, испугался и спросил про этот свет деда. Тогда Мёркиш и рассказал про старца-странника, которого повстречал, ещё сам будучи мальчонкой. Тот про червей ему и поведал. Назвался старец Люсом, и рассказал, как в одиночку прошёл сквозь густой туман на болотах. Это было так в диковинку, что всё небольшое селение собралось посмотреть на того, кто в том тумане не сгинул. Как дед Мёркиш потом рассказал нам с Киркасом, был старец Люс смугловат, с седыми волосами до плеч, и поразил своими историями и дивными вещицами. Доставал странник вещицы из огромной заплечной сумы и как-то показал неведомую чашу из прозрачного камня, который назвал «стеклом». Мёркиш, увидев такое чудо впервые в жизни, потом ни на шаг не отходил от старца. Спустя оборот Люс уже рассказывал всем что-то невероятное про не уходящее с неба светило Сао, меняющее цвет с бирюзового днём на бело-розовый ночью; о смуглых людях, ходящих в одних светлых туниках, скрываясь в тени сине-зелёных деревьев от палящей жары, которая некоторых даже убивала ожогами и лихорадкой; о стекле, что плавили в печах; о сладких фруктах, растущих повсеместно; о раскалённой пустыне и ползучих ядовитых гадах, населяющих пески. От Люса тогда селяне и узнали, что бодрствование, сон и пробуждение называют «оборотом» ещё с древности, потому как меняет светило Сао свой цвет по завершению своего оборота. А сиялки, живущие по кромкам болот с обеих сторон и перелетая друг к другу сквозь туман размножаться на светлую сторону, именно согласно с Сао научились менять сияние крыльев. Поведал Люс, что места наши зовутся Полунгаром оттого что на языке древних ночь — «полун». «День» на том же языке — «сальд», потому Люс именовал свои края Сальдаром. Оба мира древние назвали Поса, соединив начала от Полунгара и Сальдара. Рассказал странник и о том, что в Сальдаре поселений ничтожно мало. Сбегая от сжигающих лучей, люди селятся поближе к воде, которой больше у болот, что на стыке миров, а в жарких землях воды и вовсе не сыщешь. Колодцы там роют такой глубины, что походят они больше на пещеры со ступенями. Правда, некоторые сальдарцы научились строить свои хижины вплотную друг к другу и накрывать их крыши большими навесами, соединяя со стволами деревьев. Это позволяло надёжнее укрываться от палящего зноя. Мёркиш тогда с хитрой улыбкой признался нам с Киркасом, что, когда подрос и стал кузнецом, позаимствовал эту идею и для полунгарцев, отчего жители стали ценить его ещё больше. Теперь под такими навесами, Хлада, ты видишь почти все строения селений в Полунгаре. Да и в Сальдаре так же, скажу тебе. Но самым главным для нас с Киркасом оказался пересказ Мёркиша о том, что Люс утверждал про живущих под ногами мерцающих червях, которые и высветили ему дорогу своими извивающимися телами и помогли пройти через туман на стыке миров. Благодаря свету червей и почти погасившему свою силу потоку Люс и смог пройти из Сальдара в Полунгар. С тех пор неотступная мечта для Киркаса и меня — попасть в Сальдар и своими глазами увидеть Сао — навсегда завладела нами. Ведь Киркас, видевший червей не раз, был настолько уверен, что они и нам помогут перейти стык миров, что только и грезил об этом.
Лэви тяжело вздохнул, прерывая свою речь, глотнул отвара, немного помолчал и продолжил:
— В свою последнюю поездку отец твой, Хлада, отправился на тачке, что мы вместе собирали. Да, видать, не до конца её правильно смастерили… Вот и выбросил его поток в туман, где он погиб, считай, и по моей вине тоже... И черви ему не помогли… Вот с тех пор лежит камнем у меня на душе этот груз… Боялся я тебе рассказывать об этом, потому что думал почему-то, что если и ты червей увидишь, то беды не избежать… Но ты ведь с ними говорить начала, как твой отец не умел. Теперь вот вижу, что с тобой они как-то особо ведут себя. Так что, уж прости меня, если сможешь, что всю жизнь скрывал от тебя эту тайну…
Хлада с полными глазами слёз смотрела на Лэви, прижав ладони к груди, и не могла сказать не слова, боясь разрыдаться.
Тийе осторожно погладила девушку по плечу и прижала её к себе. Хлада склонила голову, утёрла капнувшие слёзы, и тихо сказала:
— Нет твоей вины, дядька Лэви, в смерти отца моего. Так что не упрекай себя понапрасну. То, что рассказал ты мне о нём, я только с благодарностью могу принять. Да о матушке моей, на которую я как две капли воды похожа, мне и мать Вайза не раз говорила. Ты и меня прости, дядька Лэви, что как не старался ты меня в детстве лаской согреть, не отвечала я тебе по глупости. Ведь не просто сироте понять, что за обиды свои не всех надо корить.
Лэви с благодарностью смотрел на Хладу, сам стараясь сдерживать слёзы. Наконец он мотнул головой, словно отгоняя ненужные мысли, и сказал:
— Спасибо за такие сердечные слова, Хлада. Теперь во мне нет того груза тяжкого, что давил столько лет…
Хлада улыбнулась сквозь слёзы, посмотрела прямо в глаза Лэви и негромко попросила:
— Расскажи мне о нём, дядька Лэви…
Седовласый ездок слегка улыбнулся, снова тряхнул головой, и заговорил:
— Там вот какая история случилась… По нашему приезду в Сальдар Флэм буквально за полмаха встал на ноги благодаря светилу Сао, как я и полагал. Вот только стал он замкнутым и каким-то отрешённым. Не нравилось ему и всеобщее внимание к себе, как к «зовущему». Это часто замечал мастер Элав, отгоняя любопытных от своей стеклодувной мастерской. Тот же Элав, после моего рассказа о недавнем спасении Флэма, которого Дюгуть нашёл, рассказал мне то, от чего и у меня дух захватило. Соединив эти две истории, мы с Элавом поняли, что Флэма ещё с младенчества черви оберегают, и они уже не впервые спасли его от смерти.
Лэви, как помнил, передал весь рассказ мастера Элава о чудесном спасении малыша Флэма и ужасной трагедии с его родителями. Хлада слушала историю с опущенной головой и задумчиво перебирала в ладонях ягоды, погрузившись в какие-то свои тягостные мысли. Лэви заметил это и заговорил уже чуть бодрее, меняя тему:
— Но буквально за пару оборотов до моего отъезда стал Флэм обучать общему зову прохлады и отбирать себе учеников, кто свет червей видит, чтобы из них «зовущих» взращивать. 
Хлада резко вздёрнула голову и чуть сипло от волнения спросила:
— Как взращивать? Ты видел это сам, дядька Лэви?
Лэви внимательно посмотрел на девушку и неторопливо продолжил:
— Сам не видел, потому как делал это Флэм, не допуская сторонних. Да и уезжать мне настала пора, ибо проход открывался.
Хлада сидела молча и на её лице застыла маска холодной отрешённости. Но внутри девушки бушевал ураган. Она не могла собраться с мыслями, потому что одна, самая пронзительная, перекрывала все остальные и звучала так: «Значит так ты решил мне отомстить, научив всех общению с червями?!»
Тийе, чтобы хоть как-то развеять внезапное гнетущее молчание, тихо сказала:
— В этот раз Лэви привёз новые фрукты, и они мне очень понравились. Вот, попробуй эти.
Хлада, полностью погружённая в свои мысли, не глядя взяла фрукты, молча встала и вышла из жилища.
Лэви и Тийе переглянулись с пониманием.
— Вот ведь как её любовь эта скручивает и продыху не даёт, — сокрушённо качая головой сказала Тийе, убирая со стола. — А, то что любит она, и слепому видно. Кумушки наши все языки себе стесали, обсуждая, как Хлада заледенела, ревнуя Флэма, про его блуд услышав. И всякий раз, когда про Сальдар говорят, она тут же в лице меняется и уходит сразу. Это ли не доказательство?
— Тут не просто любовь… — задумчиво протянул Лэви. — У них, у «зовущих», видать, какие-то свои счёты меж собой, о которых нам мало что известно.

                ***
Хлада шла, ничего не видя перед собой от злости, которая застилала ей глаза то вспышками гнева, то погружая в отчаяние. Это мешало ей разобраться в себе и своих мечущихся думах — все как одна вокруг основной мысли про месть Флэма. При этом нещадно корила и ругала себя: «Ну, почему я не выслушала его перед отъездом?! Почему? Может он важное что знает и сказать хотел? Вот же я башка пустая с глазами красивыми… Ох, да причём тут они? Или в тебе дурь взыграла, когда мои глаза увидел, блудник паршивый?! Верно говорят, что смазливые лица чёрную душу таят! И ты ведь такой же! Надо же, какую подлую месть ты мне уготовил! Так меня обыграть решил коварством своим, да? Ох, и что ж мне делать-то теперь? Вот для чего ты, подлец, обучать других «зовущих» вздумал? Такой силой делиться, ведь как кусок от себя отрезать! Или ты от «болезни слабости» совсем рассудок потерял? А может ты уже умираешь и решил своей тайной поделиться, чтобы не бросать меня одну?! О черви, свет несущие! Ну, как же мне быть-то?! Проясните душу мою и мысли! Не могу я любить и ненавидеть одновременно! Как моё сердце ещё всё это выдерживает?»
Вдруг Хлада резко остановилась от пронзившей её догадки. Она даже выронила плоды, которые, не замечая, мяла в ладонях. Девушка отчётливо поняла, что Флэм взращивает у себя много «зовущих», для того, чтобы совместно они могли призывать к себе гораздо больше червей, чем призывают её одинокие просьбы. Потому им черви и будут помогать намного быстрее, чем ей одной!
Хлада со стоном схватилась за голову и стремительно побежала к себе в жилище. Ей нужно было срочно получить хоть какие-то разъяснения от червей.

                ***
На вечернем перезвоне перед трапезой Хлада словно вихрь ворвалась с улицы под навес и громко крикнула:
— Жители селения! Хочу сообщить вам очень неприятную весть.
Громкий гул голосов резко стих. В наступившей тишине Хлада, дойдя до середины помещения, заговорила звонким голосом, чеканя каждое слово:
— Все вы знаете, что произошло со мной и сальдарцем Флэмом, который не так давно был здесь. Мне не просто сказать то, что я собираюсь, но это важно для всех наших жизней! Флэм тоже «зовущий» и умеет общаться с червями, как и я. Сейчас мне стало известно, что он готовит чуть ли не толпу «зовущих»! Мне только что черви подтвердили, что если призыв исходит от большого числа «зовущих», то и отзываются черви сильнее. Теперь я понимаю, что задумал это Флэм, дабы переманить к себе почти всех червей, чтобы они быстрее и больше помогали именно им, а не нам! Возможно, от обращений б;льшего числа «зовущих» в Сальдаре все черви совсем туда уйдут, оставив нас навсегда!
В звенящей тишине, казалось, что последние слова Хлады ещё звучат в воздухе, отчего всеобщее молчание стало давящим, словно каменная глыба.
Люди, переглядываясь, сначала тихо, а потом все громче стали задавать один и тот же вопрос: «Зачем?!»
Но тут вдруг неожиданно громко прозвучал писклявый голос Пипсена:
¬— А не думала ли ты, уважаемая Хлада, что этот хитрец Флэм делает такое, чтобы не просто переманить всех червей, а таким способом он ещё и захватить нас хочет, а?
Негромкий гул смолк и чей-то сиплый голос негромко произнёс:
— А ведь и правду говорит Пипсюн. Ой, прости, Пипсен…
Его тут же подхватил Песко, поднявшись во весь рост:
— Да так и получится! Если все черви перейдут на ту сторону, то нам и помощи просить не у кого будет. Ведь мы и тепла в дома нагнать уже не сможем, да и с уловами не будет всё гладко получаться, как сейчас. И выходит, что вся сила червей одним сальдарцам достанется?! Да за такое Флэма изгнать отовсюду надо!
Люди стали громко возмущаться такому коварству человека, которого они приютили и даже спасли ему жизнь, выхаживая от болезни и отправив назад домой.
Тут и там стали слышны отдельные возгласы:
— Это ж какую подлость задумал этот Флэм!?
— Он, что, на нас напасть собирается?
Хлада наблюдала за происходящим ледяным взглядом и была даже благодарна писклявому Пипсену, который так неожиданно сгустил краски, упомянув про захват.
И тут два здоровенных рыбака Трюн и Яка, шарахнули кулаками по столам и почти в один голос прокричали: «Не бывать этому!»
Хлада поняла, что мысль о надвигающейся опасности наконец-то окончательно проникла в сознание людей и, подняв руку, призвала к тишине. Спустя несколько мгновений она продолжила срывающимся на хрип голосом:
— Да! Это делает Флэм! «Зовущий», которого я полюбила и возненавидела! Он оказался ещё более гнусным, чем я полагала. И теперь нам нужно собрать все силы, чтобы суметь отразить его возможное нападение! Мне потребуются не просто сильные мужчины, но и храбрые воины, готовые умереть, защищая свои семьи и жилища! Сейчас мы пропоём общий зов тепла к червям, и я прошу каждого из вас, кто увидит свечение от корней деревьев или из-под ног, после зова подойти ко мне и рассказать, что и как они увидели. Я тоже начну взращивать «зовущих», и чем больше у нас их будет, тем щедрее черви нам станут отзываться! Нужно торопиться, потому что враг опережает нас.
Взрыв голосов был ярким подтверждением тому, что всё сказанное помогло увидеть грядущую угрозу. Перекрывая общие крики «Мы с тобой, Хлада!», девушка раскинула руки и, закрыв глаза, громко начала зов. Однако, когда хор голосов повторил знакомые слова несколько раз, Хлада вдруг громко ахнула и упала без чувств.
Люди закричали от страха и бросились к Хладе. Бледный Лэви наблюдал за происходящим с ужасом, понимая, что его новость об обучении новых «зовущих» в Сальдаре теперь оборачивается катастрофой.

                ***
Флэма ещё с прошлого оборота терзала какая-то гнетущая тоска в душе, причины которой ему никак не удавалось понять. В последнее время он часто валился с ног от усталости и недосыпания, постоянно находясь в разъездах в поисках новых «видящих». Но даже дико уставая, Флэм всё же старался всегда участвовать в жизни разрастающегося селения. «Возможно, эта тоска — просто от усталости, и не стоит обращать на неё внимания? — думал он, тут же добавляя с усмешкой про себя: — Хотя отдыхать мне всё же иногда нужно».
После начала обучения новых «зовущих» Флэма поначалу немного смущало, что по поводу всех важных решений теперь обязательно обращались к нему, называя иногда «верховным зовущим», что также вызывало у него чувство неловкости. Вскоре он привык и перестал обращать на это внимание, целиком погружаясь с головой в неотложные дела. Флэма несказанно радовало то, что в его селении стеклодувов появились новые ремёсла. Теперь, помимо вмиг раскупаемого тончайшего стекла из блице;й, ароматного мыла, большого количества фруктов и всех видов тканей, в селении появились и две лавки с парфюмерными маслами и духами, для которых требовалось выдувать много маленьких флаконов, за производство которых юноша взялся с особым усердием. Вот и сейчас, зайдя в мастерскую, Флэм старательно приступил к работе и даже улыбнулся в ответ на какую-то шутку. Внезапно юноша почувствовал головокружение и увидел, что его ноги окутало белёсое свечение, поднимавшееся выше и выше. Он выбежал на улицу и упал без сознания.
¬— Флэм! — дико вскрикнул Мейнэ и, бросившись на колени возле упавшего «верховного зовущего», приподнял его безвольно повисшую голову. Обернувшись, подросток заорал что было сил: — Зовите мастера Элава! Скорее!
Флэма быстро перенесли на лежанку в его жилище, а Элав, приказав подростку неотступно находиться рядом, сам побежал за лекарем. Когда все вышли, Мейнэ стал аккуратно касаться трясущимися пальцами края белёсого свечения, которое окутало «верховного зовущего» с ног до головы.

                ***
Хлада медленно открыла глаза и увидела рядом со своей кроватью склонившихся над ней мать Вайзу и Петра.
— Как ты себя чувствуешь? — тут же с тревогой в голосе спросила мать Вайза и взяла девушку за руку.
— Я вижу вокруг тебя свечение, Хлада, прямо сейчас, — пробасил Пётр и, чуть смущаясь, добавил: — Да и не только я. Моя Арги видела во время зова, как ты упала вся белым светом окутанная. Да ещё несколько человек видели то же, включая Песко и Дюгутя. Что нам теперь делать-то с этим, коль мы этот свет видим?
Хлада повернула голову к Петру и, облизнув слипшиеся губы, негромко сказала:
— Вы «видящие», а значит станете нашим щитом. Я вас обучу и сделаю «зовущими». Начинать это надо как можно скорее. Сейчас мне явились видения червей и Разума, которые я не до конца поняла. Теперь боюсь, что снова уйду в беспамятство, чтобы осознать их ответы, поэтому, дядька Пётр, зови сюда всех, кто видел свет, и зови как можно скорее.
Пётр тут же вышел из жилища, а мать Вайза с тревогой в голосе быстро заговорила:
— Так уже и сиялки меркнуть начинают, и всем спать пора. Да и ты еле руками шевелишь, так у тебя этот зов сил много забрал. Может, повременить, пока крепости не наберёшься?
Но Хлада отрицательно покачала головой:
— Нет, мать Вайза, нам надо торопиться. Мне важнее сейчас начать обучать людей общению с червями, потому что я чую — грядёт что-то очень страшное и необычное. Я и боюсь этого, и одновременно жду, чтобы оно свершилось. Нам всем надо быть готовыми. Пойми, для меня теперь нет ничего более важного! Я уже сомневаюсь в том, что сказала под навесом. Там, во время зова, мне пришло видение, в котором Разум поведал, что я совершила ошибку, и что теперь нужно многое понять, чтобы бед не наделать. Ещё мне предстоит долгий путь, а вот что это за путь, я так и не поняла.
На последних словах Хлады под полог быстро зашли Пётр с женой Арги и малюткой Хладэной на руках. Спустя пару мгновений появились запыхавшийся Дюгуть и Песко с вечно болтливой Треткой.
— Сейчас ещё мать Анна подойдёт, — тяжело дыша, сказал Дюгуть. — Она тоже видела свет вокруг тебя.
— А ты, мать Вайза? — спросила чуть взволнованно Хлада, поднимаясь на локте на кровати: — Ты-то видела свет?
Женщина грустно улыбнулась:
— Нет, девочка моя, не смогла. Но у тебя и так немало «видящих» набралось. Так что ты с ними обучение начни, может и я что-то позже смогу разглядеть.
Хлада молча кивнула и с трудом села на кровати. Вошла наставница Анна, которой тут же освободили место за столом.
Осмотрев всех, Хлада поправила растрепавшиеся волосы и тихо начала:
— То, чему я хочу вас обучить, потребует от вас немало сил и желания. И пусть вас не пугают видения, которые поначалу могут казаться какой-то несуразицей. Главное, чему вы должны научиться — это правильно задавать вопросы и делать из них видения. Тогда и ответные видения вам будут понятны. И чтобы не просто говорить, но и показать, как всё действует, я сейчас расскажу вам о том, как я привязываю зов к рыбакам, и вы сами должны попробовать сделать так же.

                ***
Флэм, чуть приоткрыв глаза, наблюдал за тем, как Мейнэ водит пальцами над его грудью, трогая краешек свечения, которое, к удивлению самого Флэма, так и не пропало. Мейнэ заметил приоткрытые глаза «зовущего» и резко отдёрнул ладонь, порываясь встать, но Флэм схватил подростка за руку и тихо сказал:
— Не зови никого. Ещё рано. Мне нужно до конца понять, что мне сообщили черви и Разум.
— Разум? — удивился Мейнэ. — А что это?
Флэм мечтательно улыбнулся, закрыл глаза и прошептал:
— Разум управляет червями, и я так долго просил его о беседе, что для меня сейчас нет ничего важнее этого. Видишь свечение на мне? Это знак, что черви готовят меня, и разговор вот-вот начнётся.

Глава 31

Чёдэс понимал, что поток теряет силу до своего следующего рывка через пол-оборота. Даже открытые дополнительные паруса на его тачке не прибавляли ходу. Меньше всего ездок хотел застрять на стыке миров в густом тумане, зная, что это может обернуться верной гибелью. Увидев, что порывы ветра еле-еле раздувают паруса, Чёдэс, рискуя сломать ступни, всё же решился попасть ими в бешено крутящиеся педали. Вскоре ему удалось поймать их ритм, и он, не теряя скорости, двинулся дальше.
Чёдэсу не давали покоя тревожные мысли и он с остервенением твердил про себя: «Где ж это видано, чтоб на тебя так набрасывались! Да ещё по краям от потока поджидали и орали как остервенело! Знать, ждали… Ещё и баграми да топорами размахивали! Что-то здесь нечисто… И ведь какие злобные лица у всех были! Никогда ж такого не было… А может, кто выдал меня по делишкам прошлым? Да быть такого не может! Хотя… Точно! Это слизняк Блаб на чём-то попался и про меня разболтал! Вот ведь проблема ты моя гнилая! Как же мне теперь разыскать тебя, сальный мой дружочек? Да уж… Теперь через мах  придётся ехать подальше от Зова Песко… Может тогда и смогу разузнать что да как… Надо бы сразу продумать, куда лучше двинуться и как там обратно быстро ускользнуть, постараться… А может, всё по-своему переиграть? Ну-ка, ну-ка… Попробуем…»
Густой туман, окружавший поток по краям, стал светлеть, и Чёдэс понял, что осталось всего несколько видов  до выхода. Он поднажал на педали и вскоре выскочил в оседающее на свету облако пыли. Свернув, ездок проехал ещё немного, сорвал маску с лица, остановился и перевёл дух.
Быстро доехав до селения, Чёдэс первым делом поспешил под центральный навес, где уже стали собираться жители на перезвон, и, заходя внутрь, прокричал:
— Сальдарцы! Случилось что-то ужасное!
Шумный гомон стал затихать и Чёдэс, выйдя на середину с непривычным для него суровым взглядом, громко сказал:
— Я вынужден был вернуться сразу во встречном потоке, ибо меня полунги схватить пытались. Делали они это очень недобро, с топорами да баграми в руках!
Под навесом волной прокатился ропот удивления и Чёдэс поднял руку, призывая к тишине.
— Впервые со мной такое! — продолжил он тревожно. — Уж не знаю, что там в Полунгаре произошло, но нас, сальдарцев, они теперь точно не рады к себе пускать. Видели бы вы тех орущих людей с ненавистью в глазах, которые явно не для дружеской беседы меня остановить хотели! Благо, знаю все дорожки и тропинки до обратного потока! Потому быстро вырулил куда надо. Да и за все свои поездки не ведомо мне, чтобы кто-то из нас полунгам обиду какую лютую в их сердца поселил. Но, как вспомню те перекошенные злобой лица, меня аж трясти от страха начинает! И знаете, что меня терзало весь путь назад? — выдерживая паузу, обвёл серьёзные лица вокруг грозным взглядом Чёдэс. — Как знать, но может и такое быть, что наши ездоки стали пропадать недавно не в потоках, а уже на стороне Полунгара от таких вот встреч, как со мной случилась?
Люди ахнули от услышанного и стали громко возмущаться. Очень быстро недовольные возгласы переросли в гневные крики:
— Да, как они такое злодейство удумали?
— Неужто их охмурил кто?
— Хлада, видать их там всех в узлы скрутила своей властью над червями. Она ж одна там правит!
— Верно! Оттого и бесчинствовать удумала!
— И ведь точно — она!
Чёдэс, понимая, что сейчас сможет добиться весомой власти, тут же громко воскликнул:
— Давайте не будем пустыми криками себя отвлекать! Предлагаю вместе всё крепко обдумать и решить — что теперь делать! Потому как подозреваю, после такого безумства от полунгов что угодно можно ожидать!
После этих слов кто-то в толпе гневно посетовал, что им самим сейчас не помешает колья и топоры готовить, если встретить оголтелых полунгов придётся. Эти слова вызвали одобрительный гул. Тут же начали выспрашивать у кузнеца — сколько он сможет топоров да широких длинных ножей наковать за мах.
Чёдэс, увидев спешащую к нему жену с округлившимися от страха глазами, бросился к ней навстречу.
— Что случилось, Чёд? — запыхавшись, пролепетала Вахва в объятиях мужа. — Тебя полунги хотели убить?
— Наверно, моя сладость, — привычно заулыбался глазами Чёдэс. — Ты не слышала, что я рассказал?
— Нет, конечно! — воскликнула Вахва. — Я ж только пришла, а тут крики да ор стоят, и все на тебя смотрят.
Женщина тут же обернулась, удостоверилась, что их никто не подслушивает, пронзительно посмотрела в глаза мужу и тихо прошептала:
— А тебя точно не за пропавших ездоков хотели остановить?
Чёдэс покрепче обнял жену и, глядя чуть в сторону, негромко хохотнул:
— Ты не вздумай при всех об этом говорить, дурёха. Давай-ка ты сейчас забудешь всё, о чём знаешь, и жить нам с тобой будет проще. Хорошо?
С этими словами Чёдэс посмотрел в глаза жене и та, чуть съёжившись от его тёмного взгляда, быстро закивала головой.
Внезапно, перекрикивая общий шум, прозвучал чей-то голос:
— Может нам Флэма позвать, чтобы он через свои разговоры с червями разъяснил нам, что произошло? Ему то точно больше известно!
Чёдэс прищурился, стараясь быстро понять — как лучше поступить, не призывая Флэма? Знатный ездок догадывался, что Флэм может действительно дознаться у червей не только о произошедшим с ним, но, возможно, черви и про его опасные делишки смогут узнать и донести. Но тут, на счастье Чёдэса, заговорил Мейнэ. С недавних пор подростка стали язвительно называть «Флэмов хвост», но Мейнэ старался не подавать вида, что обижается, а наоборот, пытался казаться взрослее и выше таких шуточек. Вот и теперь, вытянув шею, уверенно произнёс:
— Господин Флэм не может прийти! Он сейчас с червями, и это для него важнее всего.
— А наши жизни ему не важнее?! — удивлённо всплеснул руками Чёдэс. — На нас вот-вот полунги нападут, а он там прохлаждается с червями!
Людской гул затих и все уставились на Мейнэ, ожидая ответа на важный вопрос. Подросток, смущаясь такого внимания, сначала потупился, но потом нашёлся и сказал срывающимся от волнения голосом:
— Поверьте, господину Флэму важна каждая жизнь нашего селения… да и всего Сальдара тоже. Но отозвать его от червей мы не сможем, пока он сам не вернётся. Поэтому, самое правильное, на мой взгляд, это самим решить, как мы можем подготовиться и чем ещё можем воспротивиться полунгам.
Среди молчащей толпы вдруг поднялась рука и загоревший до черноты юноша робко произнёс:
— Я могу научить рогатки делать, которыми мы ушастых кролей от своих овощей отгоняли, когда сюда ещё не перебрались. Мы часто этих обжор подстреливали на ужин себе. Рогатки бьют далеко, и сила удара у них большая.
Громкий гул одобрения пробежал под навесом. Утверждая своё лидерство без Флэма и видя, что все слушаются его беспрекословно, Чёдэс громко заявил:
— Отлично! Значит я сейчас разобью людей по интересам и начнём готовить оружие. У меня самого пара больших ножей есть, но этого мало. И если кузнец сработает нам сколько сможет топоров и ножей, да мы ещё наделаем этих штук, как парнишка сказал, тогда вместе с кольями у нас будет достаточная сила.
Чёдэс подозвал к себе юношу, и, похлопав одобрительно его по плечу, громко спросил:
— Как звать тебя, и сколь много сможешь твоих рогулин состряпать?
— Меня Дзалой звать, — смущаясь общего внимания, сказал юноша. — Только не рогулин, а рогаток. Их можно быстро наделать, и много. Для них потребуются опавшие ветки небольшие, гуттаперчевые верёвки и камешки заострённые. Стрельбе я обучу легко любого, даже девушек.
— Вот и прекрасно! — воодушевлённо воскликнул Чёдэс. — Дзала у нас отвечает за рогатки! Кузнецу надо больше руды натаскать для ножей и топоров. Кто возьмётся помогать с этим?
Несколько рук тут же поднялись вверх и Чёдэс, хлопнув в ладоши, продолжил распоряжаться:
— Кузнец! Бери этих людей и давай им поручения. А я поеду по местным селениям и буду там народ созывать. Есть тут ездоки, чтобы нам по разные стороны разъехаться?
Поднялось ещё две руки, и Чёдэс поманил этих двоих к себе, сел с ними за стол и начал объяснять свой план действий.

                ***
Тонкие шестигранные сплетения огромного отсека пульсировали не зелёным, а красным цветом, сопровождая резким звуковым сигналом тревоги строки информации:
«Разведцентр — Базе: Внимание! «Зовущая» Хлада неверно трактовала образы, показанные ей энергосущностями, вследствие чего стала призывать к насилию жителей своего селения. Зафиксирована осознанная нагнетаемая агрессия и на светлой стороне, локально именуемой Сальдар. Мужчины с обеих сторон Поса усиленно производят оружие в виде топоров, обоюдоострых ножей, кольев, метательных приспособлений и других видов колюще-режущих предметов».
«Медцентр — Базе: применена трансформация образов с использованием видений более глубокого уровня к «зовущей» Хлада о её ошибочной трактовке полученной информации, с усиленным внушением непротивления, в следствии чего Хлада впала в состояние синк;пе».
«Информаторий — Базе: все внушения за счёт системы бессознательной и сознательной фильтрации эмоций «зовущей» Хлада не вызвали должной реакции. Внушение когнитивной психологии обоим наблюдаемым в постоянном мягком режиме не возымело надлежащего действия, а привело к резко негативному отношению «зовущей» Хлада к «зовущему» Флэм. Последний проявляет более лояльное отношение «зовущей» Хлада, но негативно реагирует на отсутствие прямого контакта с Разумом».
Гигантский центральный обменный узел испускал ровный белый свет, получая всю транскодируемую информацию. Наконец прозвучал резкий сигнал, отменяющий тревогу, отчего вся пульсация тонких линий шестигранных визуализаторов перешла из красного спектра в зелёный, и вокруг бело-перламутрового центра появился текст:
«База — всем системам: обоим наблюдаемым предоставить возможность оставить необходимые распоряжения своему окружению, до момента погружения их в глубокий контакт с базой».

Глава 32

Мерцающие искры тумана мешали чётко рассмотреть всё, что окружало Хладу, но это её не смущало. Она понимала, что сейчас увидит Разум. Девушка раскинула руки в ожидании и с радостью вспоминала те пару оборотов, которые провела в окружении «видящих» и почти уже новых «зовущих» своего селения. Обучая их, Хлада очень быстро нашла слова, объясняющие свои секреты общения с червями. Она описывала образы, что представляла, сопровождая их фразами для получения нужных ответов. При этом Хлада часто повторяла: «Не совершайте мою ошибку — нельзя замыкать общения с червями только на себе, как я раньше! Обязательно обучайте тех, кто увидит свет червей ещё. Помните — чем больше у нас «зовущих», тем сильнее мы станем».
Поделившись своими знаниями и умениями, Хлада словно получила новый прилив сил. Когда она попросила Петра успокоить расплакавшуюся малютку Хладэну, привязав к ней свет червей, то сама проронила слезу умиления, увидев действие червей при зове других.
Флэм в мерцающем сиянии тумана видел раскинувшую руки Хладу. Та плавно покачивала головой в такт приятному нежному звону, что слышался негромко сразу отовсюду.
Флэм с улыбкой вспомнил, что когда пол-оборота назад новые «зовущие» собрались в его жилище, то маленькая дочурка ездока Ригеля играла со стеклянным колокольчиком, издающим такой же нежный звон. Флэм намеренно часто делал такие встречи, чтобы лишний раз помочь ученикам перестать с опаской взывать к червям. Помогал он конечно же и объяснять их последние видения. К удивлению Флэма, поначалу страх общения с червями был одной из основных сложностей большинства новых «зовущих». Теперь же наблюдая, как гончар Йерс подсказывает Элизе нужные ей слова и образы, чтобы получить понятный ответ от червей, Флэм осознал, что страх общения ими преодолён.
Внезапно юноша вспомнил, как его разозлила речь Хлады, которую ему показали черви, когда она говорила о готовящемся нападении на Полунгар. Для Флэма это было ещё одним предательством, которое он уже вряд ли мог простить. Неприятную новость он, разумеется, сообщил своим ученикам, предостерегая о возможных коварствах со стороны полунгов. Сейчас Флэм ждал встречи с Разумом как никогда, и очень хотел поговорить с ним, в том числе и об откровенной клевете Хлады.

Зазвучавший сразу отовсюду голос, с чуть приглушённо-звенящим отзвуком, перекрыл собой все сторонние звуки:
— Рады снова видеть вас, «зовущие»!
Флэм и Хлада завертели головами по сторонам, стараясь отыскать глазами говорящего. Из сгустков мерцающего тумана посередине между ними стали проступать контуры фигуры, увидев которую, «зовущие» застыли в ожидании. Через пару мгновений очертания сформировались в силуэт огромного человека, чей спокойный голос снова заполнил всё пространство:
— Флэм! Ты удивил нас тем, что стал первым обучать сальдарцев общению с энергосущностями. Ответь нам: ты полагал, что за счёт более массового внедрения людей в непримитивное общение ты сможешь сам перейти на новый уровень развития и умения управлять своими энергиями, и энергиями других, верно?
В последних словах голоса прозвучали чуть ироничная интонация, которую сложно было не понять.
— Не совсем так, — честно признался Флэм. — В моём понимании общение с червями б;льшего количества людей дало бы мне возможность чаще говорить с вами, о Разум. Но есть ещё одна причина, по которой я стал обучать своих людей. Я понял, что энергия, о которой вы нам говорили, может быть намного сильнее, если призывы будут исходить сразу от нескольких «зовущих», обладающих этим даром общения. Такая энергия будет помогать развиваться не только мне, но и другим. Просто в какой-то момент я осознал, что перерос образное общение с червями, и мне требуются более чёткие ответы. Ведь сложно спросить образами, например, как мне добиться встречи с вами? Но я не раз задавал такие вопросы червям, говоря о своём желании. Правда, мне всё время показывали одну Хладу, которая стояла и ждала чего-то, а ответы мне так и не приходили.
На лице центральной фигуры проступила едва заметная улыбка и всё тот же чуть приглушённо-звенящий голос произнёс:
— Да, ты перерос свой первоначальный уровень развития. Но произошло это только потому, что ты, начав обучать людей, помог и Хладе осознать важность такого же обучения ею односельчан. Именно такой смысл видения «ждущей Хлады» был показан тебе энергосущностями — это был призыв к действию. Только благодаря тебе Хлада немедленно приступила к такому же обучению. Благодаря чему ваш обоюдный переход на новый уровень состоялся.
— Правда, Хлада, после этого осознания, как я понял, тут же обвинила меня в коварстве и желании захватить Полунгар! — язвительно заметил Флэм и посмотрел на Хладу. — Такое обвинение я считаю самым неуместным и даже предательски подлым, потому что у меня и в мыслях ничего подобного не было!
Услышав последние слова, Хлада встрепенулась и звонко сказала:
— Да, я поспешно приняла решение и даже черви мне подсказали, что я неверно истолковала их видения! Но я не подло поступила. Я свой народ стараюсь защитить!
— От чего защитить? — чуть ли не прокричал Флэм. — От надуманного нападения?
Но тут вмешался Разум.
— Мы призвали вас сюда не для споров, — сухо прозвучали его слова. — Нам важно, чтобы вы сами научились осознавать свои ошибки. Особенно сейчас! В ваших поселениях энергосущности фиксируют небывалый рост агрессии, которую вам необходимо срочно погасить и свести если не окончательно, то хотя бы к минимуму, и чем быстрее, тем лучше! На обоих сторонах Поса энергосущности проводят стимулирование спокойствия и противления агрессии, которые внушают практически всем полунгам и сальдарцам. Самое основное, что вам предстоит сделать без промедления — это убедить своих жителей в том, что насилие над другими недопустимо! Чтобы вы оба поняли, какого масштаба может достичь злоба в умах и сердцах людей, сейчас энергосущности покажут в видениях то, что происходило несколько сотен лет назад, или сотен периодов назад в вашем понимании, когда первые люди стали заселять этот мир. Ведь вы, и ваши родители, и даже прабабушки с прадедушками далеко не первые, кто жил здесь. Не всегда жизнь предыдущих людей была мирной. К нашему огромному сожалению, мы можем только подсказывать и советовать, но не в состоянии заставлять! Решения всегда принимали сами люди, и эти решения влекли за собой порой непоправимые действия. Только чуть больше трёх столетий назад мы смогли остановить первобытную злобу в людских сердцах.
Хлада и Флэм слушали речь Разума с нарастающей тревогой, потому что его слова прозвучали как гром среди ясного неба.
Внезапно перед глазами «зовущих» предстала страшная картина, на которой суровые люди, одетые в шкуры животных, избивали дубинами, утыканными острыми пластинами сланца, других людей в набедренных повязках. Зрелище было настолько пугающе-кровавым, что Хлада, даже в какой-то момент не выдержала и закрыла лицо руками. Смотреть, как мужчина на фоне горящего жилища убивает женщину на глазах плачущего ребёнка, было просто выше её сил. Однако страшные картины сменялись новыми кошмарами, где часть людей с верёвками на шеях рыли каналы на стыке миров, прокладывая их из болот в светлую часть. Измученных людей хлестали длинными прутьями, от которых кровавые рубцы тут же проступали на их телах.
Много было показано Хладе и Флэму из омерзительного прошлого их мира. Финал каждого жуткого видения выглядел одинаково — на «зовущих» смотрели перепуганные до смерти глаза несчастных детей. Такие картины, сжимающие болью сердце, ясно давали понять, что в живых оставались только беззащитные дети. Забившись в щели холодных пещер, или спрятавшись в густых кустах от палящих лучей Сао, подростки и совсем ещё малыши, своими взглядами, переполненными диким страхом, красноречивее слов умоляли остановить безумие взрослых…

                ***
«Она вернулась!» — проснувшись, услышала Хлада и резко села на кровати. Её взгляд был полон ужаса, а по щекам текли слёзы. Увиденные совсем недавно кровавые картины прошлого ещё стояли перед её глазами. Сидевшие рядом мать Вайза и Арги в один голос испуганно воскликнули:
— Что стряслось?!
Арги трясущейся рукой быстро подала Хладе чашу с водой. Та жадно её выпила и сказала:
— Надо созвать всё селение прямо сейчас! Мне нужно срочно остановить то, что я по своей глупости начала. Это грозит таким кошмаром, что и передать невозможно!
Мать Вайза, почувствовав страх Хлады, взяла её за руки и стала торопливо успокаивать:
— Всё хорошо, Хлада! Всё хорошо! Тебя не было с нами чуть больше оборота . В селении и в округе всё под полным контролем Петра и его воинов, что он собрал.
— Воины?! — в ужасе крикнула Хлада, и широко распахнутыми глазами уставилась на Вайзу. — Они уже кого-то убили? Говори мне, мать Вайза!
Женщина опустила голову.
— Беда у нас тут… — наконец сказала Вайза и печально взглянула на «зовущую».
Та, зажав рот ладонями и дрожа всем телом, смотрела на наставницу.
— Пётр трёх сальдарцев-ездоков в яму посадил, да дознаться всё у них пытался, чему их Флэм обучал по общению с червями, — тихо произнесла Вайза. — Да только не смог он допросить их на совете, потому что свалился в ту яму рыкун и растерзал тех троих в клочья…
Хлада дико вскрикнула на последних словах и, закрыв лицо ладонями, разрыдалась в голос.

Глава 33

Флэм сел на лежанке и, оглянувшись, с удивлением понял, что находится посередине центрального навеса. На него с радостью смотрело несколько человек, сидящих недалеко за столами. Первым к «зовущему» подскочил Мейнэ с криком:
— Господин Флэм! Вы вернулись!
Флэм, недоумённо глядя по сторонам, встал с лежанки и спросил:
— Что здесь происходит? И почему я не у себя в жилище?
Мейнэ радостно засмеялся, не в состоянии сдержать восторг, и почти прокричал:
— Мы целый оборот с небольшим любовались вашим сиянием, господин Флэм, и общались с червями, которые нам показали, что вы скоро вернётесь и удивите нас.
Флэм, постепенно приходя в себя, стал осматриваться, а Мейнэ тем временем продолжал:
— Теперь, господин Флэм, у нас не пять «зовущих», а целых девять! Ну, если не считать того полунга Раскта. Ведь в прошлый раз, на обучении зову прохлады, не было всех старателей, кто добывает сверхмелкий песок для мастера Элава. Среди них-то и оказались ещё четыре человека, кто увидел свет на вас. Вон они сидят недалеко. Двоих из них вы спасли от смерти! Узнаёте?
Мейнэ указал рукой на трех мужчин и одну женщину, которые тут же встали и почтительно, с радостными улыбками, поклонились. Флэм подошёл к ним, взял каждого за локоть в знак особого дружелюбного приветствия, и произнёс:
— Рад видеть вас, «зовущие».
Люди смущённо улыбались, а мускулистый мужчина с загоревшими почти до черноты лицом и руками негромко откашлялся и сказал робко:
— Мы же только свет видим и ещё не прошли обучение, чтобы стать «зовущими».
— Значит, вы «видящие» и скоро станете «зовущими», — улыбнулся в ответ Флэм, и вдруг спросил: — Тебя же Дзала зовут, так?
— Нет, господин Флэм. Я Динс. Это моего сына зовут Дзала. Вот он, — и мужчина подтолкнул в плечо загоревшего молодого парня, опустившего глаза от смущения.
— Господин Флэм! — начал прерывающимся от волнения голосом Дзала. — Мы с отцом благодарны вам от всего сердца за наше спасение от укусов красных скорпионов и готовы служить вам до конца дней своих! Мы уже и оружия много наготовили, и ещё делаем. И даже умереть за вас готовы, если потребуется!
Флэм вздрогнул от последних слов и с болью посмотрел на юношу, который вдруг испугано округлил глаза, думая, что сказал что-то обидное.
— Не надо умирать… — вдруг сразу осипшим голосом проговорил Флэм. — И зачем вы оружие готовите?
Динс, испугавшись, загородил плечом сына и торопливо заговорил, прижав руки к груди:
— Дзала не хотел обидеть вас, господин Флэм! Он ещё совсем мальчик и не знает, как нужно говорить с «верховным зовущим»! Простите его! Прошу как отец! А оружие мы готовим после того, как Чёдэс вернулся из Полунгара, где его чуть топорами не изрубили, и…
— Топорами?! — ужаснулся Флэм, перебивая мужчину, и обескураженно взглянул на Мейнэ. Лицо подростка выражало полное непонимание происходящего, а в его глазах читался неподдельный страх.
— Да, господин Флэм, это так, — торопливо заговорил Мейнэ, округлив глаза от испуга. — Чёдэс рассказал, что едва смог убежать по обратному потоку. Он сам в ужасе от произошедшего! После его возвращения и рассказа мы и решили начать делать много ножей, топоров, кольев и рогаток, которыми смогли бы вооружить всех наших мужчин и женщин для защиты от нападения полунгов.
Флэм схватился за голову, и сдавленно просипел:
— Вы что?! О каком нападении вы говорите?! Этого быть не может!
Быстрым шагом под навес зашёл Чёдэс в окружении нескольких мужчин, что-то объясняя им на ходу. Он увидел Флэма и тут же подошёл к нему.
— Судя по твоему перепуганному лицу, я так понимаю, тебе уже рассказали о том, что произошло? — без лишних приветствий спросил ездок. — Я уже объездил все ближние селения в нашей округе. Там тоже вооружаются и готовятся отразить любое нападение. А этот парень, — Чёдэс обернулся к Дзале и похлопал его повелительно по плечу, — помогает нам сделать много рогаток и даже обучает стрелять из них. Замечу тебе, что сила удара от этих рогаток такая, что…
— Постойте! — воскликнул в страхе Флэм. — Вы даже не понимаете, что вы затеваете!
— Это не мы затеваем! — сурово сдвинув брови, громко возразил Чёдэс. — Если бы ты видел злобные лица полунгов, которые пытались меня остановить с баграми и топорами наперевес, ты бы изменил своё мнение. Ты ещё слишком юн, чтобы понимать все людские подлости. Ты же, по слухам, был отвергнут первой «зовущей» Хладой, или ты её отверг, уж не знаю, и она, скорее всего, тебе за это мстит! Не думал об этом? Вот подумай хорошенько и поверь мне, как более старшему: женская месть — это самое страшное коварство. А пока раздумываешь, присоединяйся к нам, чтобы не только с червями постоянно в разговорах пропадать, но и помогать вооружаться сальдарцам, чтобы своё селение защитить.
Флэм опустился на лавку и, уперев локти о стол, обессиленно обхватил голову. Он раскачивался из стороны в сторону, и отрешённо шептал:
— Вы не понимаете, что делаете… Вы не понимаете…
— Я тебе больше скажу, — присев рядом и обняв Флэма за плечо, негромко сказал Чёдэс. — Видишь, вон того лысого парня?
Флэм поднял голову и опустошённым взглядом посмотрел на кого указывал Чёдэс.
— Это ездок из дальнего селения, что почти у кромки болот. Привёз я его к нам не случайно, — продолжил Чёдэс. — Он, как и я, успел вырваться из Полунгара. Правда, позже на пол-оборота, но успел. Вот за эти пол-оборота он и узнал, что в Зове Песко полунги в яме скормили рыкуну трёх наших ездоков-сальдарцев…
Флэм от этих слов дёрнулся, как от сильного удара, и уставился на Чёдэса широко распахнутыми глазами. Женщины, что стояли недалеко возле котлов и готовили пищу, замерли, и стали внимательно вслушиваться в разговор мужчин.
— Как это скормили? — еле выдавил из себя юноша, повернувшись к ездоку. — Ты понимаешь, что ты говоришь?!
— Это не я придумал, — мрачно глядя, ответил Чёдэс. — Об этом мне рассказал этот парень, и не доверять ему у меня нет причин.
Чёдэс жестом подозвал к себе лысого коренастого ездока. Тот, волнуясь перед «верховным зовущим», смущённо приложил в приветствии руку к сердцу и присел напротив Флэма за стол.
— Рад видеть вас, господин Флэм! Идос меня звать, и про тот ужас пересказал мне знакомый мой полунг, мы дружим давно, — начал торопливо лысый ездок. — Я у него всегда останавливаюсь. Он, как только я приехал и свой товар у него разгружал, то сразу меня спрятал и рассказал об кошмаре том, что в Зове Песко случился. И как обратный поток новый ход набирать начал, я и сбежал поскорее. Говорил мой друг, что посадили наших ездоков в яму в Зове Песко и рыкуна натравили. В той яме один ездок из моего селения был, и один из соседнего со мной. Я их знал обоих. А вот третий, говорит, был из вашего селения стеклодувов, Ригелем звали...
Душераздирающий женский крик со стороны котлов прервал рассказ Идоса, и все мужчины подскочили из-за стола. Вокруг упавшей без сознания женщины тут же столпились другие стряпухи и быстро брызгали водой ей в лицо, испуганно переговариваясь между собой.
Мейнэ, с ужасом глядя на Флэма, чуть слышно прошептал:
— Это жена Ригеля…

Глава 34

Тончайшее зелёное соединение, замерцав красным, передало яркий импульс по шестигранникам. Багряная волна света стремительно достигла гигантского когнитивного модуля, породив потоки текста на тонких переплетениях нитей визуализаторов:
 «Разведцентр — Базе: произошёл несчастный случай в селении Зов Песко, Полунгар, повлекший смертельный исход двух индивидуумов и серьёзные травмы третьего от нападения хищного вида урсидов. Все три индивидуума — представители профессии «ездок», мужского пола, уроженцы Сальдара. Инцидент произошёл вследствие ярко выраженной агрессии жителей Зова Песко по отношению к пострадавшим. Информация о фатальном происшествии распространена двумя ездоками, экстренно вернувшихся в Сальдар, что тоже породило волну агрессии среди его локального населения».
«Информаторий — Базе: ремарки особой важности! После вспышек агрессии на обеих сторонах Поса все непримитивные контакты «зовущих» с призывом о помощи для снижения агрессии, не вызывают должной реакции энергосущностей и исполняются ими на уровне от 20 до 25%. Поручения со стороны базы первооткрывателей исполняются энергосущностями на том же уровне, что можно рассматривать как частичное игнорирование».
Спустя пару мгновений вокруг центрального обменного узла возникли надписи:
«База — Медцентру: производить усиленные ментальные внушения всем «зовущим» по снижению агрессивного фона. Осуществлять данные итерации в постоянном полноценном режиме без ослаблений».
«База — Генераторному отсеку: для поддержания энергетического баланса, произвести пополнение энергоресурсами все обслуживающие системы гипермозга».
После короткого сигнала стали появляться ответы: «Принято к исполнению», но внезапно весь свет в отсеке начал хаотично гаснуть, оставляя нетронутым только сияние когнитивного модуля. В центре вспыхнула белая пульсирующая надпись на огромном алом фоне: «Система безопасности — Базе: Тревога! Вторж…» И тут же погасла.
Размеренное попискивание схем и датчиков, покрывавших светящимся ковром огромные своды, сменилось гулкими щелчками, отключающими питание и погружая всё пространство по краям во тьму. Нарастающий низкий гул заполнил территорию гигантского отсека. Сеть погасших шестигранников завибрировала и вокруг бело-перламутрового обменного узла появились странные переливы, словно миражи от раскалённого жаром воздуха.
— Всем службам! Внимание! Несанкционированное вторжение в базу открывателей! — тревожно и громогласно прозвучал синтетический голос Разума. — Назовитесь и озвучьте свои цели!
Неожиданно гулко зазвучала многоголосая речь, доносящаяся как сквозь толщу воды, медленно растягивая слова, словно пробуя произносить звуки впервые:
— Мы здесь, Разум!
— Назовитесь и озвучьте свои цели! — повторил Разум, меня свой мутно-белый цвет на огненно-красный. — При игнорировании нашего требования сработает уничтожение всех систем с последующей аннигиляцией всей базы первооткрывателей. До принятия решения и точки невозврата осталось тридцать секунд.
Дрожащее марево воздуха, полностью окружившее всю гигантскую логарифмическую спираль, молча продолжало вибрировать, издавая низкий гул.
— Системе безопасности: запустить протоколы уничтожения всей базы через десять секунд! — холодно произнёс голос Разума. — Начинаю отсчёт. Десять…
— Опрометчивое решение, — сразу после начала отсчёта, очень медленно в унисон, донеслось многоголосье: — Все ваши устройства находятся под нашим полным контролем. Призываем начать контакт.
Низкий вибрирующий гул резко затих и в звенящей тишине зазвучали слова, неспешно произносимые чуть ли не по слогам:
— Мы являемся представителями газовой планеты, на чьей орбите находится данная планета-спутник с вашей оболочкой для перемещений в пространстве, пришельцы. Газовая планета не единственное место нашего обитания. Мы населяем многие слои.
Разомкнув круг перед когнитивным модулем по дрожащему мареву волной пробежала рябь, одновременно вызывая оживление шестигранных визуализаторов, по которым стремительно побежали вверх символы. Спустя пару мгновений на них возник текст:
«Система безопасности — Базе: зафиксирован контакт со сторонней цивилизацией более высокого уровня. Учитывая предельно лояльное блокирование всех систем базы и их полнофункциональное восстановление, есть уверенность в миролюбивости контакторов».
Разум, меняя огненно-красный цвет спиралей центра на привычное бело-перламутровое свечение, произнёс с чуть торжественной интонацией:
— База первооткрывателей готова к контакту! Мы рады приветствовать иную цивилизацию. Для нас это огромная честь!
Выдержав небольшую паузу, многоголосый хор всё так же медленно продолжил:
— Приветствуем тебя, Разум! Наши действия осуществлялись только для контроля ситуации без захватнического умысла. Просим не воспринимать их враждебно.
— Извинения приняты, — более миролюбиво ответил голос Разума. — В свою очередь, надеемся, что демонстрация агрессии как реакции на ваше внезапное проникновение, не вызвала негативного восприятия.
По прозрачному мареву от края до края пробежала волна, и многоголосый хор сообщил:
— Мы рады, что конфликт исчерпан, не начавшись. Нами получена полная информация из твоих систем, Разум, о вашей планете Земля и её цивилизации. Благодарим. Ранее мы не решались проводить твоё досконально-глубинное сканирование во избежание своего обнаружения. В данный момент этот контакт — вынужденная мера для понимания: с какой целью ты, Разум, развиваешь низшую цивилизацию на нашем спутнике? Для нас этот процесс сомнителен. Чтобы понять колоссальную разницу между нами и низшим обществом твоих трехмерных единиц, сообщим о насущных процессах, занимающих сознание нашей расы.
Отсек молниеносно заполнила картина Вселенной с демонстрацией сложных графических схем, соединяющих планеты и звёзды.
— Мы называем себя «Асанкх» и обитаем от четвёртого до девятого слоя пространства, из двенадцати ближайших, — протяжно продолжило многоголосье. — Для корректного понимания мы решили прибегнуть к понятным тебе определениям времени, Разум. Наша цивилизация зародилась два миллиарда лет назад и долго формировалась, достигнув колоссальных результатов. Со временем мы начали переходить в высшие слои и миллионы лет трудимся над созданием слоёв вселенной в её великом разнообразии. Мы наблюдаем за звездами и сопряжённым пространством; в нашу глобальную стратегию входит анализ и структуризация сложных траекторий звёздных систем, планет, комет и метеоритов. Со временем мы стали расой неких «предупредителей-уведомителей» о возможных катаклизмах в галактических системах, потому что научились проникать в многомерное состояние всего и сразу. Это только малая часть задач нашего существования. Надеемся, Разум, ты осознаёшь ту критически-колоссальную разницу между нами и твоей протоцивилизацией.
Прозрачное марево покрылось тонкой рябью и виды космоса исчезли.
— Просим дать пояснение, — тут же прозвучал голос Разума. — Со всем должным уважением и пиететом к изучению, структурированию и даже построению вами слоёв вселенной, мы хотели бы понять причины катастрофы при столкновении кометы с вашим газовым гигантом-домом. Ведь благодаря именно той комете зародилась жизнь на вашем спутнике, хотя вы могли бы этого просто не допустить. В чём причина?
Выдержав паузу, многоголосые миражи асанкхиан медленно ответили:
— Мы отражали нападение наших недругов — расы «Экса» . Они являлись остатками более развитой цивилизации, чем твоя, Разум, но недостаточно развитой для нас и непозволительно агрессивной для наших слоёв. Их правители отвергли наши предостережения и помощь в момент сжатия их звёзды за сверхкороткое время. Образовалась «чёрная дыра», погубившая планету и звёздную систему эксанианцев. Они обвинили нас в содействии её уничтожения. Просчитав все риски от попадания запущенной ими с колоссальной скоростью кометы в наш газовый гигант, было принято решение свести катастрофу к минимуму. Всеми максимально доступными методами нами была изменена траектория движения кометы, проведя её проникновение по касательной. Мы знаем, Разум, что твои системы вели постоянное наблюдение за Сао в начале эпохи узнавания. Для нас не секрет, что вырванный энергетический сгусток атмосферы из тела нашего дома твои системы впоследствии назвали «облаком». Стоит указать, что та часть энергетического слоя, опустившегося на наш спутник — ни что иное, как связь между нами и аэхаэ. Мы представители казуального интеллекта и единого сознания. Наша планета по сути также является живым организмом от четвёртого слоя и выше. Надеемся, что данные определения понятны и не требуют дополнительных пояснений. Мы знаем от аэхаэ, что и ты, Разум, умеешь пребывать в первом высшем слое.
— Да, мы обладаем знаниями о принципах существования в четвертом измерении, — быстро ответил Разум, — и смогли полностью внедрить их и применить. Но есть дополнительная просьба — дайте пояснение определения «аэхаэ», пожалуйста.
— Аэхаэ мы именуем то, что вы зовёте энергосущностями, — в унисон ответил приглушённый хор фантомов Сао. — Благодаря им в момент столкновения кометы с нашим домом часть верхнего и последующего пластов были повреждены минимально. Аэхаэ — четырёхмерные мета-молекулярные сгустки газа нашего мира. Здесь, на нашем спутнике, они мутировали за счёт запущенных тобой, Разум, энергоимпульсов в облако и обрели некое подобие ментальной формы, оставаясь нашими незаменимыми помощниками и проводниками для связи с нами и планетой. Аэхаэ, как и наш дом, состоят из плотной смеси молекулярного и жидкого водорода, азота, сверхплотного криптона, жидкого гелия и газа «анскх». В вашей системе элементов мы этот газ не нашли.
— Мы назвали его «бирюзон», — тут же сказал Разум, — в честь цвета вашего газового гиганта. Именно благодаря «бирюзону», который оказался б;льшим окислителем, чем кислород, нам удалось создать пригодную для дыхания атмосферу на восемьдесят семь и две десятых процента, соответствующую некогда земной.
— Благодарим, Разум, и предлагаем вернуться к первопричине нашего появления здесь, — перешли на чуть снисходительный тон фантомы асанкхиан. — Стоит отметить, что в данный момент наш контакт является вынужденной мерой из-за очередной начинающейся междоусобной агрессии внутри вашего примитивного общества. Для нас остаются загадкой руководящие тобой, Разум, причины не останавливать и не контролировать эту агрессию. Не должно быть секретом, что аэхаэ с нашего одобрения получают максимальное количество вводных от тебя, Разум, и исполняют их, что позволило более детально понять уровень твоего развития. Сразу оговоримся и признаемся — именно мы не позволяли массово размножаться вашим трёхмерным единицам без явного и видимого вмешательства с нашей стороны. Возможно, это прозвучит негативно, учитывая сложные условия существования на обоих полушариях нашего спутника, но нами не предусматривается потакание примитивным агрессивным обществам с низменными стремлениями и ограниченным восприятием в своей основе. После осознанного контактирования двух трёхмерных единиц с нашими аэхаэ, мы пришли к предварительному согласию, что новый этап развития вашей примитивной цивилизации незначительно приближен. После этого контакта нами не предпринимались новые попытки нивелирования неудобных соседей. Но из-за возникшего междоусобного противостояния аэхаэ на данном этапе получили наши распоряжения свести к минимуму формы взаимодействия с твоей расой и с тобой, Разум. Возможно, это снова приведёт к сокращению существующего количества трёхмерных единиц из-за их взаимного уничтожения. Пока мы не выясним и полностью не поймём твои намерения, Разум, мы не станем отменять распоряжения для аэхаэ.
Последние слова асанкхиан прозвучали особенно отчётливо, разносясь гулким эхом по колоссальному отсеку.
Через небольшую паузу синтетический голос Разума сухо произнёс:
— Мы благодарны за столь подробные ответы. Со своей стороны дадим пояснение о трёхмерных единицах, которых мы именуем «люди», а нашу цивилизацию «человечеством». Мы, Разум, состоим из множества интеллектов людей с нашей далекой планеты Земля. Имея большое количество человеческой ДНК, мы стараемся возродить земную цивилизацию после крушения нашего космического корабля на вашем спутнике, который мы называем на локальном наречии «Поса». Мы не будем рассказывать всю историю Земли и нашего появления здесь. Их подробное описание есть в архивах наших систем, которые вы, как мы понимаем, уже успели изучить. Коснёмся лишь наших планов. Мы, как представители человечества, надеемся убедить вас, что люди в состоянии достичь не только четвёртого измерения, но развиваться и выше. Говорю это с такой уверенностью, потому что учёные Земли смогли создать меня и обучить существованию в четвёртом измерении, понимая его постулаты. Также вы видите вокруг нас творение их рук — это наш звездолёт. Понимаю, что его размеры в пять на два километра вряд ли вас впечатляют, но для землян моей эпохи его сооружение было одним из уникальнейших. Люди научились добывать энергию квантового вакуума из космоса, что позволило беспрепятственно и бесконечно долго путешествовать в пространстве. В момент, когда Земля практически перестала существовать, была снаряжена экспедиция открывателей. Люди отправились во вселенную на поиски планеты, пригодной для новой жизни. По воле случая наш звездолёт потерпел крушение на вашем спутнике. Незадолго до этого мы получили строжайшие установки от наших учёных-космонавтов — возродить человеческую цивилизацию. Теперь, стараясь осуществить задуманное, мы задействуем все наши возможности. Своими силами мы переустроили внутренние пространства звездолёта под нужды всех наших систем, для более плотного контакта с наружной средой и нашей возрождаемой цивилизацией.
Повисла пауза, и прозрачное марево покрылось тонкой рябью в ожидании.
— Прошу дать пояснения на ещё один вопрос, — продолжил Разум. — Нам видится немного странным, что на протяжении столь долгого времени вы не выходили с нами на контакт. Такое решение было продиктовано только опасением развития низшего для вас общества? Сможете объяснить причину? Для нас эта информация является крайне важной. Наша земная цивилизация на протяжении многих веков и эпох так и не смогла найти разумную жизнь за пределами нашей планеты.
Выждав немного, многоголосый хор асанкхиан, чуть больше растягивая слова, ответил:
— Вы не можете вступить в конклав цивилизаций, чьё развитие в своей основе выше четвёртого слоя. Именно такие разумные формы превалируют в пространстве как точка отсчёта созидания. Для нас вы представители протоцивилизации. Твои люди не могут видеть высших и выйти на контакт с ними потому, что не обладают знаниями о принципах их существования. На отсутствие контактов с вами влияет и большое эмоциональное расслоение твоего протообщества, где часто доминирует агрессия. Этот фактор — один из ключевых в оценке уровня развития. Если коснуться органики, то аминокислоты ваших трёхмерных людей образуют только определенные трехмерные структуры, что не соответствует жизненным функциям в высших слоях. Массовое переформатирование органики возможно только в случае ментального роста каждого интеллектуального индивидуума для проникновения выше, тем самым явив свой полноценный переход в четвёртый слой пространства. Данные аспекты являются основной причиной отсутствия контактов. Вас слышат, за вами наблюдают, но не отвечают по перечисленным причинам. Учитывая уровень твоего развития, Разум, мы готовы предоставить тебе доступ к нашим достижениям четвёртого слоя. Полагаем, это позволит развивать твоих людей в нужном направлении и подтолкнуть их эволюцию выше протоцивилизации.
Многоголосье асанкхиан смолкло. В это же мгновение зазвучали трели сигналов, короткий низкий гул вызвал масштабное оживление зелёных визуализаторов, по которым побежали столбики формул и стал появляться текст:
«Система безопасности — Базе: все системы получили новый апгрейд. Принимаются обширные данные от цивилизации “Асанкх”».
«Информаторий — Базе: идёт усиленное транскодирование информации от энергосущностей с их максимальной концентрацией в окрестностях базы открывателей с обеих сторон планеты Поса».
Переливающийся воздух миража асанкхиан замер и многоголосый хор медленно произнёс:
— Получив беспрепятственный доступ к твоим данным, Разум, и изучив их, мы хотим осознать давно утраченные нами низменные понятия, такие как «обман, коварство, подлость» и другие. Данные определения обильно присутствуют в твоих описаниях жителей планеты Земля. Нам необходимо пояснение по ним. Предполагаем, что эти определения помогут в детальном разборе эмоций и чувств, которыми руководствуются твои трёхмерные единицы — люди.
Разум мгновение помолчав, произнёс:
— Обман — это слова, помыслы, действия и тому подобное, намеренно или ненамеренно вводящие других в заблуждение.
— Для чего вашей цивилизации необходим обман? — чуть удивлённо прозвучал многоголосый хор.
— Некорректная трактовка: что обман необходим, — мягко парировал Разум. — Все перечисленные вами понятия относятся к первой стадии примитивного разума, который, как мы полагаем, сведён к минимуму на планете Поса. Яркий пример тому — двое наших «верховных зовущих», кто за счёт своего ментального роста сейчас находятся на грани постижения четвёртого измерения, или слоя. Благодаря этим двум людям жители в их окружении стали массово вступать в контакт с «червями». Так именуют жители Поса энергосущностей-аэхаэ. Надеюсь, вы позволите нам обозначать аэхаэ в привычном для нас звучании.
¬— Определение для нас не будет препятствием, — прозвучал хоровой ответ асанкхиан. — Мы хотим предложить вашим «верховным зовущим» обучить наши гнёзда аэхаэ всем низменным чувствам протоцивилизации. Это позволит более эффективно помогать нам приблизить твоё общество к развитию в четвёртом слое.
— Мы готовы пойти на такое почётное сотрудничество, — уверенно ответил Разум. — Объясните, в какой форме необходима наша помощь?
— Нам потребуется растворить ваших «верховных зовущих», поместив их в период слияния аэхаэ в оболочку гнёзд, — незамедлительно последовал многоголосый ответ.
Трели сигналов систем стали стихать. Через несколько мгновений наступила полная тишина. В затянувшейся паузе снова послышалась низкая вибрация и по прозрачному мареву пробежала рябь от края до края.
— Просим дать объяснение данному предложению, — нарушил тишину синтетический голос Разума. — В нашем понимании для проникновения «верховных зовущих» в гнёзда энергосущностей потребуется растворить их физические оболочки, или тела, как мы их называем. Так происходит со всеми людьми, чей срок жизни завершился. Мёртвые тела помещают под корни деревьев, с их последующей энтропией . Так?
— Верно, — прозвучал многоголосый ответ. — Аэхаэ всегда успешно преобразовывают окоченевших трёхмерных в биоэнергию для укрепления состава почвы и, как следствие, атмосферы нашего спутника. Аэхаэ не могут подвергнуть анализу интеллект, который уже не функционирует в мёртвых оболочках.
После небольшой паузы Разум сухо ответил:
— В нашем понимании предлагаемый процесс является жертвой, когда тело живого человека нужно растворить, не дожидаясь его естественной кончины. Этот факт выглядит как насильственная смерть и вызывает у нас негативную реакцию. Данное действо не будет одобрено и допущено.
— Нас удивляет такой ответ, — спокойно произнесло многоголосье. — Растворение может трактоваться, как высшая форма дарения себя в угоду развития общества. В рассмотренной нами истории земной цивилизации такие прецеденты фигурируют в большом количестве.
Снова наступила пауза. Шестигранные зелёные соединения отсека начали сдвоено пульсировать в ритме биения сердца, и Разум ответил с чуть холодной интонацией:
— Мы проанализировали все возможные варианты. Наш окончательный ответ отрицательный. Мы не готовы приносить в жертву живых людей, даже представителей протоцивилизации. Однако мы своими усилиями обязуемся довести развитие всех «зовущих» до необходимого уровня. Понимаем, что это может занять достаточно долгое время, но другого решения мы не видим.
Низкая вибрация, вновь заполнившая всё огромное пространство отсека, заглушила все остальные звуки, и многоголосый хор медленно проговорил:
— Вероятно, мы неверно истолковали смысл «жертвенности», но надеемся вернуться к обсуждению утраченных нами понятий. Пока мы предлагаем совместными усилиями выводить твоих трёхмерных на новый уровень познаний, не распространяясь о нашем существовании.
— Благодарим за понимание! — сухо ответил Разум. — Надеемся, что наш контакт не стал разочарованием для вашей цивилизации и энергосущности вернутся к полноценному общению.
— Распоряжение ещё в силе и будет отменено, как только мы почувствуем снижение агрессии, — спокойно прозвучало многоголосье.
Разум выдержал паузу и задал последний вопрос встречи:
— Простите, но мы так и не узнали: как вы выглядите?
— Всё это время ты видел нас, Разум! — растягивая слова, ответил в унисон хор асанкхиан, и волна, пробежавшая по воздушному мареву, растворила его.

Глава 35

Флэм сидел в центре огромного пространства под навесом, закрыв глаза. Он не смотрел на прибывающих людей, которые заходили и украдкой бросали на него взгляды – кто с удивлением, а кто с испугом. Мейнэ, созывая под навес, успел рассказать некоторым, что зов в этот раз будет непростым и каким-то страшным. Тут же разнеслись слухи, что Флэм будет наказывать и карать за призывы делать оружие. Теперь большинство сплетников, не переставая перешёптываться, старались держаться подальше от Флэма.
Чёдэс сразу понял, что ему в этой ситуации лучше не высовываться. Он ждал, что предпримет Флэм, и не терял надежды повернуть ситуацию в свою пользу. Только вот новость об осуждённом в Огнище Блабе, которую Чёдэс случайно узнал от неразговорчивого Элава, терзала его хуже зубной боли.
Наконец, собралось столько народа, что многим пришлось стоять, плотно прижавшись друг другу. К Флэму с трудом протиснулся мастер Элав и негромко пробасил:
– Пора начать вроде. Уж людям встать некуда.
Флэм продолжал сидеть с закрытыми глазами и не сразу откликнулся. Только когда Элав дотронулся до его плеча, юноша вскинул голову и встал в полный рост. Он осмотрелся и громко произнёс:
– Мне нужно, чтобы все «зовущие» подошли ко мне, даже если это полунги.
Перекрывая возникший тут же общий гул недовольства, громко раздался звонкий голос Йерса:
– Господин Флэм! – протискиваясь к «верховному зовущему», крикнул он. – Мы же убедились, что полунги нас предательски истребляют! Даже черви стали с нами меньше общаться! И мы думаем, что это случилось не без коварства полунгов.
Флэм взял за плечо подошедшего юношу и, глядя ему в глаза, серьёзно сказал:
– Забудь, что говорили о коварстве полунгов и намеренно растерзанных сальдарцах.
Жена Ригеля, услышав такое, снова разрыдалась в голос. Люди вокруг зашумели и стали кричать:
– Да невозможно такое забыть!
– Полунги обвиняют в коварстве нас, сальдарцев, а сами рыкунам скармливают наших ездоков!
Флэм, осознав, чем обернулись его слова, быстро вскочил на ближайший стол, поднял руку и, распаляясь от каждого слова, громко заговорил:
– Наш Ригель жив! Я это твёрдо знаю – черви мне только что это показали! Да, двое других, что были с Ригелем, уже смотрят последние сны под корнями. Но их гибель не была намеренно подстроенной полунгами, и зверье на ездоков никто не натравливал! Неужели вы не знаете, что в Полунгаре рыкунами да стаями войлов немало людей было растерзано за всю их жизнь? Мы тоже здесь от скорпионов и змей, да убивающей жары не все выживаем. Сладкой нашу жизнь ни тут, ни там не назвать. Но мы же как-то жили до этого в согласии! Что же с вами случилось, что вы хуже зверей лютых готовы на соседей-полунгов броситься?
В повисшей тишине Флэм спрыгнул со стола и сурово произнёс:
– Сейчас я буду просить червей показать всем – до чего могут довести ненависть, злоба и коварные сплетни. На это будет очень страшно смотреть, но именно эти видения помогут окончательно понять, что насилие никогда не решит ничьих проблем и никому не принесёт ни успокоения, ни радости! Запомните это!
Флэм положил руки на плечи стоявшим рядом «зовущим» со словами:
– Сделайте так же, как и я, чтобы у нас образовался круг. Те, кто стоит за нами, кладите руки нам на плечи. Так нужно сделать всем собравшимся, чтобы соединиться с нашим кругом.
«Зовущие», обнявшись, смотрели на Флэма с готовностью и волнением. Все, кто мог, увидели, как белёсое сияние начало окутывать Флэма и, плавно растекаясь, двинулось во все стороны по рукам людей. Сияние начало густеть, образуя мерцающий туман над головами. Волнение во взглядах «зовущих» сменилось решимостью, и Флэм произнёс первую фразу зова:
– О Разум и черви, свет несущие!
Дружный хор повторил за ним, и Флэм продолжил:
– Прошу вас о страшном, но важном… покажите нам те кровавые бойни прошлых периодов  жизни… чтобы все узрели тот ужас и боль… чтобы увидевшие никогда не желали убивать... О Разум и черви, свет несущие…
Флэм, многократно повторяя зов, увидел и снова содрогнулся, когда брызнули кровью уже знакомые ему страшные картины прошлого. Буквально через несколько мгновений под навесом раздался одинокий плач, тут же породив нарастающую волну стонов и рыданий от хлещущей злобы видений. Это заставляло людей вскрикивать и стенать от страха, и рыдания навзрыд, разрастаясь, звучали всё громче и громче.
Внезапно все остолбенели и вмиг затихли, боясь вздохнуть. Среди белёсой дымки, перед людьми появился ребёнок, периодов двух от силы. Его покрытые копотью ручки со складочками, пухлые щечки и всё маленькое тельце содрогались мелкой дрожью. Окутанный дымом пожарищ, он стоял среди обгоревших тел и молча смотрел. Выражение его широко распахнутых глаз было уже за гранью страха, ужаса и боли. В этом младенческом взгляде читалось отрешённое понимание, что помощи ждать не от кого, но он не плакал. Он просто смотрел пронзительным взглядом ни в чём не повинного и наивного малыша, который уже видит свою смерть. Этот взгляд словно раскалённым железом пронзал беспомощным укором все чудовищные деяния взрослых. Чумазое личико ребёнка стало затягивать дымом в момент, когда на него начала обваливаться горящая крыша…
Вырвавшийся следом людской вопль взвился под самый навес и обрушился безудержным долгим воем…
Флэм хотел остановить этот кошмар, как вдруг увидел в тумане меж обагрённых кровью зрелищ Хладу, с лицом, залитыми слезами. Взгляды «верховных зовущих» встретились и её дрожащий голос внезапно зазвучал в голове Флэма: «Я, как и ты, показала всем это безумие! Помоги мне остановить ужас, что я создала по своей глупости! Прости меня!»
Флэм на миг задохнулся, как от первого касания Хлады. Он собрал все внутренние силы и тихо прошептал в ответ: «Я… я с тобой… Хлада».
В то же мгновение по клубившемуся белому туману в разные стороны брызнули молнии над головами воющих от ужаса людей. Среди густой мути сальдарцы неожиданно разглядели над своими головами Хладу. Она, как и Флэм, стояла в окружении своих рыдающих селян. Люди под навесами в Сальдаре и Полунгаре одновременно издали вздох страха и удивления, увидев друг друга, и замерли. Воцарилась звенящая тишина.
Флэма колотило от увиденного не меньше, чем всех вокруг. Он стоял с широко распахнутыми глазами и судорожно ловил ртом воздух. Это замешательство, длившееся пару мгновений, внезапно прервала Хлада. Побледнев как полотно, она вздёрнула руки и срывающимся голосом крикнула:
– Люди Сальдара! Мы не хотим вашей крови, поверьте! Мы же только что все вместе увидели – к чему приводит ненависть! И те, кто останется после этой, ещё не начавшейся беды, уже не смогут жить, как раньше! Мы бесконечно горюем о ваших погибших соплеменниках. Это наша вина, она случилась по нашей глупости. Но мы не свершали смертоубийства! В той трагедии больше виновата я сама, потому что это я своим непониманием породила всеобщую злобу! Это я заставила своих селян вооружаться, разжигая ненависть! Теперь я понимаю свою чудовищную ошибку и взываю ко всем – остановитесь!
После таких кричащих болью слов Флэм, дрожа от волнения, вскочил на стол и тоже закричал:
– Прошу всем сердцем поверить нам с Хладой! Знайте, что та кровавая бойня, что вы увидели, произошла много сотен периодов назад, когда даже наших прадедов ещё не было на свете! Но их свершили такие же люди, как мы! Хотите ли вы повторения такого для себя и своих детей?!
– Нееееет! – раздался протяжный рёв со всех сторон и множество рук потянулись к Флэму с криками. – Не допусти этого! Не допусти этот ужас до нас! Просим тебя всем сердцем! Останови это! Защити нас!
Флэм не ожидал такого и обескураженно замер. Ему на помощь пришла Хлада. С бегущими по щекам слезами, перекрывая всеобщие вопли, она звонким срывающимся голосом прокричала через туман:
– Это мы сами должны остановить в себе! Неужели вы не поняли?! Мы сами могли такое сделать! И ни Флэм, ни я не можем остановить это в вас – только вы сами!
Всеобщие крики и стоны стали затихать и Флэм громко добавил:
– Мы должны изгнать вражду, чтобы подобные кошмары не коснулись наших жизней! Вы же любите свои семьи, своих детей! Тогда и передавайте эту любовь не только своим родным, но и тем, кто рядом с вами! Поверьте, эта любовь отзовётся вам многократно! Нельзя позволять жестокости управлять нами! В наших силах не допустить весь этот мрак в свои жилища и свои души. Да будет так!

Чёдэс среди взбудораженной перепуганной толпы сжимал в объятиях плачущую в голос Вахву. Прижав её лицо к груди, он тихо ей что-то шептал, стараясь быстрее пробраться к выходу. Со стороны казалось, что Чёдэс ласково успокаивает жену, но на деле Вахва сквозь рыдания слышала свистящий шёпот мужа, заставляющий её замолчать. Ей было безумно страшно… И страшно не только оттого, что было в видениях. Теперь она со всей ясностью понимала, что совершила роковую ошибку. В середине зова, захлёбываясь слезами от вида кровавых картин и жути, Вахва с трудом просипела мужу: «Чёд… Ты ведь такой же… такой же, да?»


Глава 36

Ригель с трудом сел на лежанке и посмотрел здоровым глазом на Анну. Та что-то негромко говорила Калиле, убиравшей тряпицы и куски липкого мха, которыми обе только что обрабатывали раны на теле ездока.
Анна, увидев севшего Ригеля, быстро подошла к нему и тихо спросила:
– Помочь тебе, сердешный?
Ездок слабо улыбнулся, тяжело поднялся, опираясь на руку наставницы, и шагнул к столу. Анна, помогая Ригелю, тихо приговаривала:
– Не надо так надрываться перед долгой дорогой-то! Раскт уж твою тачку подготовил и сам тебя в Сальдар отвезёт. Поток то уж скоро откроется. Благо раны твои уж затянулись, да, видать, «болезнь слабости» тебя одолевать начала. Мы ж с Калиле аж на дальние туманные болота ходили за травой и грибами целебными для отвара. Вот и ожил ты потихоньку.
Мужчина тяжело вздохнул и присел на лавку, опираясь локтями на стол, а Калиле тут же налила ему дымящегося отвара в плошку. В этот момент под полог зашёл Пётр. Широкоплечий рыбак исподлобья глянул виновато на Ригеля и негромко пробасил:
– Дайте нам поговорить наедине…
Анна с Калиле молча переглянулись и тихо вышли. Пётр присел напротив ездока, тяжело вздохнул и, не глядя на него, заговорил:
– Подготовили мы артелями нашими рыбацкими тюки с товаром разным и в тачку твою уж часть загрузили. Да марблов  десятка три я насобирал тебе за твой товар, что был. Понимаю, что это никак не снимает с меня вину за то, что с тобой случилось, но уж и не знаю, как мне вину эту загладить и прощения у тебя добиться… – Пётр тяжело опустил руки на стол, помолчал и продолжил: – Как рыкун тот сквозь пики наши железные перекрёстные пробрался, ума не приложу… Мы ж, когда крики ваши услышали и прибежали к яме той, куда я вас побросал, сразу начали рыкуна того баграми рыбацкими цеплять, чтоб оттащить от вас. Да Трюн с Якой рубить по голове зверюгу начали, чтобы умертвить его скорее… Да не случилось вот всех уберечь… Благо Анна блёклый свет алый вокруг тебя-то и увидела, когда достали вас… Потом Хладе все мы, «зовущие», помогали червей просить, чтоб отогнать последний сон твой под корнями… – громко сглотнув, Пётр поднял виноватый взгляд на ездока, приложил широкую ладонь к сердцу, и горячо зашептал: – Ты ж пойми, меня, Ригель, что тогда все мы были словно отравлены ненавистью, оттого не ведали, что творим! А как Хлада через Разум показала нам недавно, что предки наши учиняли в битвах кровавых, от которых у меня и теперь в горле комом слова встают, то с тех пор-то всю ярость как отрезало. В тебе, вижу я, нет той злобы, а только обида во взгляде твоём, от которой и я места себе не нахожу...
Ригель молча слушал речь Петра, глядя на него одним здоровым глазом, и неторопливо прихлебывал отвар из плошки, держа её двумя перевязанными ладонями. Он допил отвар и, потрогав перевязанные голову и глаз, негромко произнёс:
– Как бы ты не казнился передо мной в содеянном, Пётр, всё равно жестокость твою я понять не могу. Благодарен я за заботу вашу, что подняла меня на ноги, этого не отнять. Да и за товар мой, что наменять так выгодно смог и подарками мою тачку нагрузить, тоже благодарю. Но скажу лишь, что ведомо мне стало о скором несчастии, что тебя коснётся. Возможно, мои слова прозвучат, словно в отместку за сделанное тобой, но знай, что канешь ты в шторме Чёрной Воды. Уж не знаю – как, но мне та беда увиделась очень явно, потому и предупреждаю тебя о ней. А уж верить или нет – сам решай.
Пётр побагровел от услышанного, но сдержался и, молча встав из-за стола, вышел из жилища. Тут же под полог зашла Калиле с тяжёлым котлом и подвесила его над горящим очагом. Она тяжело вздохнула, утирая пот, и весело глянула на Ригеля.
– Ну, как отвар мой? – звонко спросила хлопотунья.
Ездок прокашлялся и сипло произнёс:
– Да, дивный отвар! Ты дитя ведь ждёшь? – тут же добавил он. – Так зачем надрываешься так?
Калиле вздёрнула удивлённо брови и румянец счастья тут же залил её упругие щёки с ямочками. Она с улыбкой вздохнула и тихо спросила:
– Откуда ведомо тебе это? Сама-то только давеча поняла, что тяжела;.
Ригель в ответ слабо улыбнулся:
– Так от твоего живота, с сынишкой в нём, такой свет исходит, что не заметить невозможно. Да и светишься ты, словно лампа с сиялками. Неужели сама не видишь?
Калиле радостно вскинула голову:
– Ну, уж коли ты во мне сыночка разглядел и свечение видишь, знать я не совсем никчемная. Но пока не удосужилось мне самой света червей видеть, и уж тем более от людей, что лучами от них наполняются.
– Ну, вот родишь, тогда и увидишь всё, что тебе полагается, – с улыбкой закончил Ригель.

                ***
«Разведцентр – Базе: зафиксировано новое нетипичное ментальное развитие у “зовущего” индивидуума “Ригель”, определённое как “предвидение”.»
«Медотсек – Базе: физическое состояние данного «зовущего» приходит в норму, с нетипичным формированием новых сверхъестественных способностей получать информацию о событиях будущего, недоступную для получения рациональными способами.»
«Информаторий – Базе: данная форма интеллекта отсутствует у всех “зовущих”, включая “верховных”, и определена впервые. Возможность проявления данной формы ментального скачка у “зовущего” индивидуума “Ригель” с большой долей вероятности возникла после усиленной пенетрации энергосущностями блокирующих импульсов в сознание урсида, совершившего нападение на трёх ездоков чуть менее месяца назад, локально – мах.»
Зелёные шестигранники, передав транскодируемую информацию, перешли в режим ровной пульсации.
Когнитивный модуль в центре отсека засветился чуть ярче, выдав надписи:
«База – всем службам: определить статус данному “зовущему” индивидууму Ригель, как “предвидящий” и проводить за ним усиленное наблюдение с фиксацией всех его проявлений данной способности».
«База – Медцентру: производить когнитивное внушение “предвидящему” индивидууму Ригель для максимальной стимуляции его в общении с энергосущностями и детального изучения его новоявленных способностей и причин их возникновения.»
По шестигранникам пробежал текст: «Принято к исполнению», и побежавшие следом символы заполнили пространство шестигранников возле огромных стен.

                ***
Хлада смотрела на горящий огонь в очаге и горестно вспоминала, как совсем недавно её ученики-«зовущие», видя, что черви перестали отвечать как раньше, поверили слухам, что Флэм оказался сильнее, переманив всех червей к себе. В предстоящие открытия потоков ученики вместе со всеми ждали вероятного нападения сальдарцев, сами порождая новые слухи. Это больнее всего разрывало душу Хлады, принося страшное осознание – какие непоправимые беды могут произойти.
Хлада также вспомнила, что в последнее время при обучениях новых «зовущих» на неё уже не смотрели как раньше, с обожанием и вниманием. Всё чаще она видела недовольные или даже осуждающие взгляды. Хотя после «кровавого зова», как его теперь называли, неверие и недовольство исчезло из выражений лиц учеников, но в душу Хлады те взгляды запали навсегда.
Стараясь прервать тягостные воспоминания, девушка закрыла глаза и стала представлять себе Флэма, который держит её за руку и говорит что-то. Но как не вслушивалась Хлада, разобрать и услышать хотя бы одно слово она так и не смогла.
Внезапно в мысли Хлады проник яркий белый всполох, разбивший картину с Флэмом. Перед глазами девушки появились все её «зовущие», а за их спинами она увидела Флэма в окружении людей в туниках. Хлада всмотрелась в лицо Флэма, миндальные глаза которого светились улыбкой, и он манил её рукой.
– Нам пора уходить? – мысленно крикнула она, и тут же услышала в своей голове уже знакомый мягкий, чуть приглушённо-звенящий голос:
– Нам необходимо увидеть вас вместе с вашими «зовущими». Соберите их каждый у себя в одном месте и начните контакт с энергосущностями с призывом о встрече с нами, Разумом. Всё ли понятно?
– Да! – чуть слышно выдохнула Хлада и тут же услышала голос Флэма.
– Понятно, о Разум!
Хлада не удержалась и негромко воскликнула:
– Флэм! Я пыталась с тобой говорить, как это уже случилось у нас, но ты не отозвался. Ты слышал мой призыв?
Белое облако тумана в видении преобразилось в большую голову и с чуть заметной улыбкой сказало:
– Вы снова нас удивили, «верховные зовущие». Отныне мы будем именовать вас именно так. Ответ на твой вопрос, Хлада, скоро прозвучит в нашей беседе.
После этих слов облако рассыпалось мелкими искрами. Хлада медленно открыла глаза, стараясь избежать головной боли, что почти всегда недолго сопровождала её после видений. Вскочив, она стремглав бросилась из своего жилища к центральному навесу откуда послышались первые звуки утреннего перезвона.
Девушка практически влетела со всего размаха в грудь Петру, что стоял у полога.
– Что-то опять стряслось? – испуганно пробасил Пётр. – Нам и так хватило того кошмара, что черви показали. Я теперь и багор-то боюсь в руки брать, чтоб ненароком никому не навредить.
– Нет, дядька Пётр! – запыхавшись от бега, торопливо сказала Хлада и широко улыбнулась. – Мне Разум приказал собрать всех зовущих в одном месте. Он хочет вас видеть и говорить в нами всеми! Это так чудесно!
– Ох, высока честь для нас… – немного растерянно сказал рыбак. – Так это ж надо мысли собрать, как ты обучала. А у меня они как рыба, в сети пойманная, бьются сейчас одна об другую.
Хлада звонко рассмеялась и, потянув за рукав Петра, зашла под навес и громко позвала:
– «Зовущие»! Все ли тут собрались?
Мать Анна, помогавшая на кухне, быстро сняла фартук и, вытирая о него руки, поспешила к Петру и Хладе:
– Так перезвон только начался! Сейчас соберутся! Что за напасть опять случилась?
Пётр шумно выдохнул вслед торопящейся внутрь навеса Хладе и, повернувшись к Анне, сипло прошептал:
– Тут сам Разум нас видеть хочет! – многозначительно поднял он указательный палец. – Сейчас Хлада будет к нему зовом отводить. Всех «зовущих» будет отводить. Эх… Робею я что-то… Прям как пацан на испытании рыбацком…

Вскоре все собравшиеся «зовущие» зашли в новое жилище Хлады, а она суетливо рассаживала их, приговаривая:
– Главное, помните, что не надо робеть и стесняться! Это я вам уже не раз говорила. Да и Разум – это не черви. Он говорит с нами! Говорит! И пусть не всегда слова его мне понятны, но общий их смысл легко осознать. Ну, что? Готовы?
Все «зовущие», неотрывно глядя на Хладу, молча кивнули и она начала зов.

                ***
Таких перепуганных лиц Флэм с Хладой ещё никогда не видели. «Верховные зовущие» ободряюще улыбались, сквозь мерцающий туман, и старались всем своим видом успокоить впервые прибывших на беседу с Разумом.
Взглянув на Хладу, Флэм снова почувствовал мучительно-сладостное томление в груди и легкое головокружение. Юноша впился в неё взглядом и понял, что его сердце заново готово выскочить наружу, как от того первого касания её руки. Хлада широко распахнутыми глазами посмотрела в ответ на Флэма и тихо прошептала его имя. Ни хрустальный мелодичный звон, наполнявший туман, ни окружающие их люди не смогли заставить «верховных зовущих» оторвать взгляды друг от друга.
Внезапно в мерцающей дымке рядом с каждым «зовущим» возникли их полноценные копии в слегка сияющих белых одеяниях с самым добрым и радостным выражением на лицах, вызвав неподдельное изумление. Люди в замешательстве, с опаской и интересом, начали рассматривать своих двойников, а рыжеволосый Раскт даже коснулся усов у себя туманного.
Вдруг прозвучал знакомый Хладе и Флэму мягкий голос:
– Рады видеть всех вас, «зовущие»! Мы – Разум.
Люди в замешательстве стали вертеть головами.
– Вы проделали очень важную работу над собой, остановив злобу и агрессию в своих сердцах, – продолжил голос. – От этого произошли и ваши внутренние преображения. Эти преображения ценны ещё и тем, что они свершились без помощи энергосущностей. Вы называете их червями. Как мы уже говорили Хладе и Флэму, ни мы, ни энергосущности не в состоянии вас заставить! Мы можем только подсказать и научить, а все дальнейшие решения и действия – это только личный выбор каждого.
В следующий миг, рассыпав всех двойников в мерцающую пыль, туманное облако образовало в своём центре высокую фигуру, вызвав вздох удивления «зовущих». Проявив слегка угадывающиеся черты лица, вновь зазвучал гулкий, чуть со звенящим отзвуком, голос:
– Сейчас вы озадачены слабым откликом энергосущностей на ваши призывы. На то есть причины, связанные с вашими недавними злостью и желанием воевать. Пусть это послужит уроком, что в подобных ситуациях энергосущности предпочитают не отвечать. Лишь показанные по нашей просьбе ужасы прошлого и были их посильной помощью – дать вам одуматься. Держите в памяти этот урок, подавляйте ненависть, забудьте жестокость и оказывайте сопротивление своему гневу. То, что произошедшее могло стать непоправимой ошибкой, надеемся, уже поняли все, как и ваши «верховные зовущие». Правда, им пришлось приложить все свои старания и силы, чтобы помочь остановить нарождающуюся злобу. Однако, стоит заметить, что Хлада и Флэм вдобавок переполнены взаимной любовью друг к другу, и это позволяет им намного быстрее преображаться и совершенствоваться. Вы сами видели, как недавно на совместном поучительном зове Хлада и Флэм напрямую общались друг с другом, невзирая на расстояние. Правда, пока это произошло при нашей незначительной поддержке, но такой навык явно показывает начало их перехода на новый уровень в управлении своими растущими энергиями, отчего они стали умнее и сильнее. Пусть и это послужит вам стимулом.
Разум сделал небольшую паузу, давая обдумать услышанное, и через несколько мгновений продолжил:
– Мы видим, что вы немного напуганы, но просим довериться нам и отбросить все страхи. Мы поможем вам наполняться силами, которые даруют знания. Этим знаниям с этой встречи мы начнём вас обучать. При этом убедительно просим не останавливаться в своём совершенствовании быть «зовущими» и помогать другим «видящим» становиться такими же, как и вы – как искра, разжигающая огонь. Вслед за Хладой и Флэмом вы стали искрами, и вам никак нельзя терять свой внутренний свет, которым вы должны озарять всё ваше окружение. Возможно, некоторые наши слова кажутся вам непонятными, но, как уже сказала Хлада, их общий смысл придёт к вам постепенно. Вы удивлены, что мы знаем о сказанном Хладой? Поясним. Для нас не существует тайн, которые кто-либо из «зовущих» захочет скрыть. Мысли тех, кто хотя бы раз обращался к энергосущностям и получал от них ответы, доступны и нам. Но пусть никого не пугает, что мы за вами следим. Это скорее наше желание оградить от неверных шагов и решений. Возможные последствия одного из таких решений вы недавно увидели и ужаснулись. Хотя некоторым всё же придётся приложить ещё больше усилий, чтобы загладить свою вину.
Пётр угрюмо нахмурился, глядя под ноги, и, с досадой тяжело вздохнув, посмотрел на Хладу, которая так же поникла головой.
Разум помолчал мгновение и его спокойный голос произнёс:
– Сейчас мы приступим к первым шагам обучения, благодаря которому вы получите начальные теоретические, методические и практические знания как для совершенствования вас и вашей жизни, так и для передачи этих знаний своим соплеменникам. Обретая эти знания, вы станете намного умнее, будете больше знать о мироздании и его обитателях, научитесь многим полезным делам. Чем больше разных знаний в вашей голове, тем больше путей применить их по назначению: бы будете изобретать новые машины, строить новые удобные жилища, лечить от всех болезней и даже рисовать все это, радуя глаза окружающих.
На лице фигуры Разума появилось подобие улыбки, и он спросил:
– Надеемся, перед началом занятий у вас есть вопросы?
Мейнэ, стоящий недалеко от Флэма, вдруг шумно вздохнул и спросил чуть прерывающимся от волнения голосом:
– О Разум! Флэм сказал, вы управляете червями… ой, простите, энерго… сущими… Ответьте мне, прошу: научимся ли и мы управлять ими, и что для этого нужно?
Мерцающее лицо высокой фигуры широко улыбнулось и спокойный голос произнес с чуть шутливой интонацией:
– Это ошибочное представление, юный «зовущий». Флэм неверно понял и объяснил тебе наши отношения с энергосущностями.
Смуглые щёки подростка вспыхнули пунцовым румянцем, и он с досадой дернул головой, уставившись под ноги и пряча взгляд.
Голос при этом спокойно продолжил:
– Нас, Разум, создали такие же люди, как и вы – ваши древнейшие предки с далёкой планеты Земля. Мы обязательно вам чуть позже обо всём расскажем. Благодаря своим знаниям, те люди смогли создать «искусственный интеллект». Запомните это словосочетание. Определение «Разум» нам дали уже спустя долгое время. Эти мудрые люди, или «учёные», как мы именовали их, внедрили в искусственный разум все свои достижения и умения, которыми обладали сами. Таких учёных были тысячи, и все их умы мы вместили в себя. Поэтому мы, Разум, называем себя во множественном числе. При общении с энергосущностями мы собираем и обрабатываем поступающие от них данные, взамен давая необходимые распоряжения. Энергосущности – наши равноправные соратники на планете Поса. Благодаря такому слиянию мы постарались научить всех жителей единому языку общения, писать и считать, сочинять песни, рисовать, строить, и многое другое. Между нами и энергосущностями тоже существует обмен знаниями. Совместно мы научились мысленно помогать людям и иногда даже спасать их от смерти своими предупреждениями. Надеемся, ты понял ответ, наш юный «зовущий».
Мейнэ быстро закивал головой в знак согласия и открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но фигура Разума обратилась к Флэму, произнеся с печальной интонацией:
– Мы знаем, Флэм, что ты мучаешься вопросом о твоём спасении во младенчестве. Сейчас мы готовы дать ответ.
Внезапно окружавший всех туман поблек, и перед глазами «зовущих» стали проявляться окутанные ярким оранжевым свечением большие плотные заросли, в центре которых беззвучно плакал ребёнок, не более двух периодов  от роду.
Флэм, побледнев, судорожно сглотнул подступивший к горлу комок. Спрятанные его подсознанием воспоминания хлынули наружу, и он словно услышал натужный крик матери, с которым она бросила его в кусты, спасая от кишевших возле её ног змей.
Юноша, тяжело дыша, закрыл глаза, а тихий голос продолжил:
– Твоя мать, Флэм, не обладала даром видеть свечение энергосущностей, отчего не смогла заметить и предупреждение от них. Но ты ещё во младенчестве играл с нитями их света, через которые и получал будущее умение «зовущего». Лишь после определенного случая, подобное которому называем «непримитивным контактом», мы смогли начать общение с тобой. До этого ты был только «видящим», без возможности диалогов с нами.
Фигура Разума повернулась к Хладе, стоявшей с прижатыми к груди руками и смотревшей на Флэма взглядом, выражавшим боль и сочувствие.
– Предотвратить гибель твоих родителей, Хлада, было выше наших сил, – продолжил Разум. – Мы бесконечно скорбим об этом. Твой отец, погибший по трагической случайности, оказался в месте, где концентрация тумана была предельно максимальной и не позволяла дышать. Туманы на стыке ваших миров образовываются не только из-за перепада температур, когда жаркий воздух Сальдара встречается с холодными ветрами Полунгара. Наша вина заключается в том, что самые густые туманы вызываем именно мы, когда выкачиваем из космоса нужную энергию для обеспечения нашего места обитания. Одновременно с этим воздушные течения пронзают ваши миры, перемешивая горячий и холодный воздух. Вы называете их «потоки». Твой отец, Хлада, оказал на развитие вашего мира колоссальное влияние, начав перемещение в потоках. Благодаря ему и его другу Лэви появилось уверенное сообщение между обеими сторонами Поса, и все люди останутся безмерно благодарны твоему отцу Киркасу навсегда.
Во вновь проявившемся белёсом тумане «зовущие» с печалью смотрели на Хладу, закрывшую ладонями лицо. Её плечи вздрагивали, сдавленные рыдания были слышны из-под ладоней. Флэм медленно приблизился к девушке и робко коснулся её плеча. Хлада, не отрывая рук от лица, прижалась к нему изо всех сил и уткнулась в его грудь. У Флэма сбилось дыхание от неожиданности. Он уже смелее обнял хрупкие плечи Хлады и с выражением ещё неосознанного блаженства зарылся лицом в её волосы.
– Ой! Так они уже помирились? – раздался звонкий голос Третки. – Когда ж они успели только?!
Наставница Анна, стоявшая рядом, с улыбкой сочувствия посмотрела на пышнотелую девушку и тихо сказала:
– Ты неисправима, Третка…

ПРОДОЛЖЕНИЕ В ГЛАВАХ 38 - 50 + ЭПИЛОГ.


Здравствуйте, уважаемые читатели!

Огромное спасибо за прочтение моего романа «Планета червей»!

Простите, что оборвал повествование и вы не узнали - чем всё заканчивается в первой книге.

Что стало в Хладой и Флэмом?

Это поправимо - пишите в личку.
Ответ - в последующих главах и Эпилоге первого романа.

Но всё же надеюсь, вы получили удовольствие от этой истории.

Буду благодарен, если найдёте пару минут и заполните анкету по прочитанному роману: https://forms.gle/jH67wHqhuTNvZL2T9

Теперь кратко по второй части.

Итак...

В романе «Планета червей-2» человеческая раса продолжает развиваться на маленькой планете Поса, находясь бок о бок с существами четвертого измерения «мерцающими червями». Технологический прорыв за счёт обнаруженных необычных минералов «хрузонитов» позволяет строить скоростные турбинные корабли, развивать вохдухоплавание и осваивать новые территории в восточном полушарии планеты Поса. Там люди столкнуться... с изгоями мутантами, некогда выдворенными из общества... Плюс, после контакта с цивилизацией «Высших», не всё идёт так, как запланировали светлые умы земных учёных тысячелетия назад — «черви» внезапно оказываются далеко не помощниками и «Разум» будет заблокирован...
Новые главные герои (не только Хлада и Флэм) помимо испытаний властью, ревностью и любовью, теперь будут вынуждены учиться тайно противостоять коварству расы «Высших». Но без помощи извне — это становиться практически невыполнимым... Эта помощь придёт, но всё ли решит ещё одно «новое вмешательство»?..



ИМЕНА В КНИГЕ ИМЕЮТ ЗНАЧЕНИЕ: все они – часть языков земного мира:
Хлада – от сербского «хладно»: холод;
Флэм – от английского «flame»: пламя;
Песко – от испанского «pesco»: рыба;
Киркас – от финского «kirkas»: яркий;
Эле – от баскского «ele»: возглас радости;
Лэви – от португальского «leve»: легкий;
Тийе – от испанского tiie: ура!
Мёркиш – от латышского «m;r;is»: цель;
Раскт – от норвежского «raskt»: быстрый;
Вайза – от английского «wise»: мудрая;
Арги – от баскского «argi»: светлая;
Элав – от эстонского «elav»: оживлённый;
Третка – от чешского «tretka»: безделушка;
Тотика –на языке маори «totika»: прямой;
Чурьят – от таджикского «;уръат»: дерзкая;
Яка – от боснийского «jaka»: крепкий;
Трюн – от шотландского «treun»: смелый;
Чёдэс – от чешского «chodec»: ходок;
Вахва – от финского «vahva»: сильная;
Визау – от португальского «vis;o»: взгляд;
Блаб – от английского «blab»: болтать, болтун;
Пипсе;н – от немецкого «piepsen»: писк;
Асюри – от французского «assur;»: уверенный;
Саж – от французского «sage»: мудрая/ мудрый;
Люс – от испанского «luz»: свет;
Гайда – от латышского «gaida»: ждущая;
Фурбо – от итальянского «furbo»: хитрый;
Мейнэ – от нидерландского «mijne»: свой;
Айи – от японского «;»: любовь;
Лио – от гавайского «leo»: звонкий;
Йерc – от африкаанса «eers»: первый;
Динс – от маратхи «;; (dens)»: твёрдый;
Дзала – от грузинского «;;;; (dzala)»: сила;
Ригель – он немецкого «re;gel»: правило;
Идос – от греческого «;;;;;»: добрый;
Дюгуть и Калиле – слова, подслушанные у моего двухлетнего внука.


ПРИМЕЧАНИЯ автора:

Знак бесконечности «лемниската» – это любая из нескольких кривых в форме восьмерки или лежащей восьмерки на боку.

Период – промежуток времени, равный земному году в соотношении 1 к 1,00314.

Мах – промежуток времени, равный земному месяцу в 28 оборотов (суток).

Надель – промежуток времени, равный одной земной неделе в соотношении 1 к 1,00314.

Оборот – промежуток времени, равный земным суткам в соотношении 1 к 1,00314.

Сомноленция – расстройство сознания, при котором человек утрачивает способность к восприятию речи, неотчетливо понимает происходящее вокруг; в обычной жизни может иметь место при инсультах, черепно-мозговой травме, нейроинфекциях, интоксикациях.

Логарифмическая спираль (Spira Mirabilis), или «изогональная спираль» – особый вид спирали с геометрическим свойством, где каждый следующий виток подобен предыдущему.
 
Сажень, маховая сажень – 1,78 метра.

Марбл – стеклянный идеально прозрачный шарик, принятый на планете Поса как единица обмена.

Вид – эталонная единица измерения расстояния на планете Поса, равная 0,6 км, или 0,35 мили.

Прецессия – явление, при котором ось вращения тела меняет своё направление в пространстве.

Метрический префикс «экса» (сокращение от кратных и дольных единиц измерения величин), равный 1018 – квинтиллион.

Энтропия – широко используемый в естественных и точных науках термин, обозначающий меру необратимого рассеивания энергии.

Микеланджело Буонаррти (скульптор, художник, архитектор, поэт и мыслитель): «Я беру глыбу мрамора и отсекаю от неё всё лишнее».

Аполлон Бельведерский – античная статуя древнегреческого и древнеримского бога солнечного света Аполлона в образе молодого юноши.

Рождение Венеры – картина итальянского живописца Сандро Боттичелли, эпохи раннего итальянского Возрождения (1485 г.).

Даная – картина итальянского живописца Антонио Аллегри да Корреджо, произведение ренессансного искусства (1531 г.).

Три мозга человека - теория Пола Маклина (Paul D. MacLean), согласно которой у человека можно выделить не один, а три мозга.

Рептильный мозг (от лат. reptilia – «пресмыкающиеся») – согласно гипотезе триединого мозга наиболее древняя сформировавшаяся в процессе эволюции часть головного мозга человека, которая отвечает за биологическое выживание и телесное функционирование.

Витрувианский человек – рисунок Леонардо да Винчи (1492 г.), изначально известный под названием «Пропорции тела человека согласно Витрувию».

Нульмерное пространство – пространство, размер которого равен нулю. Графической иллюстрацией такого пространства может служить точка.

«Червоточина» (англ. wormhole), также «кротовая нора», или «крото;вина», «кротови;на» – топологическая особенность пространства-времени, представляющая собой в каждый момент времени «тоннель» в пространстве. Кротовые норы согласуются с общей теорией относительности. Понятие, включая название wormhole, ввёл в оборот американский физик Джон Арчибальд Уилер.

Теория струн – направление теоретической физики, изучающее динамику взаимодействия объектов не как точечных частиц, а как одномерных протяжённых объектов, так называемых квантовых струн. Важнейшее значение теории струн для физиков: она претендует на роль «теории всего», то есть может объединить в одно целое все физические аспекты существования Вселенной. Именно она позволяет объяснять самые сложные явления – например, чёрные дыры.

Генонема – длинная белковая молекула-нить, которая представляет основу хромосомы и является носителем генетической информации.

Винт Архимеда – механизм, исторически использовавшийся для передачи воды из низколежащих водоёмов в оросительные каналы.

Фрустрация – состояние, когда удовлетворение потребности наталкивается на непреодолимые или трудно преодолимые препятствия, что сопровождается отрицательными переживаниями: разочарованием, раздражением, тревогой, отчаянием.