Петрушка-Петька сказка в режиме фантастики

Глава 1

В день своего шестилетия Петя с момента пробуждения пребывал в особенно шаловливом настроении, хотя изо всех сил старался быть послушным. Ведь сегодня его обещали отвести на настоящую ярмарку! Петя красовался с самого утра в красивом бархатном костюмчике глубокого синего цвета и в белоснежной рубашечке со странным воротником, идущим по плечам волнами. Старая кухарка Матрёна, увидев наряд, отчего-то нахмурилась и захлопнула двери кухни перед мальчиком. Матрёну Петя звал ласково – Мотря, и она, в отличие от Пети, с утра была явно не в духе и слишком сильно гремела кастрюлями и сковородками на большой господской кухне. Пете конечно же очень хотелось заглянуть за белые крашенные двери, чтобы ещё раз посмотреть, как Мотря будет смешно причитать, когда поймёт, что в солонке вместо соли насыпан сахарный песок, а в сахарнице, наоборот, соль.  Эту проказу Петя устраивал достаточно часто, но Матрёна каждый раз из-за своей невнимательности и множества кухонных дел, снова и снова попадалась в эту ловушку конопатого озорника.
Петя был племянником уважаемого и очень строгого Ильи Петровича, владельца кондитерской лавки, расположенной на первом этаже и всего большого трёхэтажного дома над ней. Жена Ильи Петровича, не менее строгая, чем супруг, Вера Леопольдовна, всякий раз стыдила Петю за его проделки. Но, вспоминая недавно умершую сестру мужа, маму Пети, меняла гнев на усталые вздохи и прогоняла мальчика вниз, помогать работникам расставлять товар по полкам в лавке. Иногда Вера Леопольдовна, желая к чаю чашку с миндалём или цукатами, даже позволяла Пете спуститься в огромный погреб, под лавкой, который представлял собой настоящий склад сладких драгоценностей. Здесь Петя просто не мог надышаться ароматами ванили, миндаля и других лакомств! Он очень любил прижаться к полке с упакованной в плотную бумагу халвой и несколько минут не отрываясь вдыхать этот прекрасный и волшебно аппетитный аромат. Вот только пробовать что-то из разложенных вкусностей Петя не решался, потому что однажды увидел, как Илья Петрович с позором выгнал продавца Тимошку, за то что тот утаил и съел большой кусок пастилы.
Петя конечно же не хотел, чтобы и его прогнали из дома, потому что идти ему было некуда, да и голодать на улице никак не хотелось. Их небольшой городок хоть и считался богатым и зажиточным, но Петя часто видел нищих попрошаек, толкающихся у церкви и просящих милостыню. По словам Ильи Петровича, нищим находиться было просто скверно и стыдно, когда на дворе конец девятнадцатого века и по всему миру шагает прогресс.
Петя не понимал, что такое «прогресс» и куда он шагает, но вот про конец века он знал как раз от Матрёны. Она ему в сердцах высказала, что должен этот конец настать в аккурат через десять лет и с её же слов, обязательно будет и конец света, и тогда же и рыжеволосому шалопаю Петке придёт кирдык.
Петя в это не верил и продолжал шкодить на кухне, меняя местами крупы или соль с сахаром, а иногда и подливая в большую кастрюлю с супом капельку касторки, склянку с которой он как-то стащил со стола у той же Мотри.
Громкий крик и ругань кухарки дали понять Пете, что его очередная шалость удалась и он стремглав бросился вниз по деревянной лестнице в лавку, перепрыгивая через две ступеньки и не сдерживая вырвавшийся наружу смех.

На ярмарке Петя с непередаваемым восторгом смотрел по сторонам и рвался то на карусели, то на качели, то поскорее в балаган с игрушками, где надо было попасть в те игрушки мячами, чтобы сбить их с полки. Отовсюду звучала музыка и весёлые крики, и Петя не мог сдержать смеха от переполнявшей его радости. Но Вера Леопольдовна, неторопливо шествуя под руку с Ильёй Петровичем, то и дело строго поглядывала через плечо на служанку Глафиру, держащую за руку рвущегося и покрикивающего Петю. И очередной рывок рукой Глафиры и её хрипло-писклявый голос возвращал Петю назад.

Наконец солидная пара подошла к кассам цирка-шапито и Петя просто открыл рот от удивления, когда увидел перед собой человека, ловко подкидывавшего разноцветные шары так, что они не падали, а вертелись в воздухе по кругу. Вдруг из-за шариков выскочил мужчина с необычными растрёпанными рыжими волосами, красным круглым носом на белом лице и в смешном цветастом цилиндре набекрень. Он стал играть на балалайке и весело выкрикивать:
– Эй, народ! Делай к нам поворот! Заходи скорей! Веселей! Веселей! Подивись на зверей!
И словно по волшебству, за разноцветным мужчиной появился самый настоящий медведь, стоящий на задних лапах! Глафира, держащая за руку Петю, от страха взвизгнула и зажала рот обеими ладонями, выпустив мальчика. В то же мгновение огромная толпа зевак стала окружать медведя и отталкивала дальше и дальше удивлённого Петю. Он сначала стал подныривать под руки толпящихся, потом упал на колени и быстро пополз между ногами. Неожиданно мальчик выскочил перед странной старухой, одетой в длинное тёмное пальто и огромную шляпу с чёрной вуалью. Петя ткнулся в ноги старухи и чуть не свалил её. Он тут же поднялся с колен, быстро осмотрелся и хотел уже бежать, как вдруг почувствовал, как кто-то больно вцепился в его локоть.
– А извиниться ты не хочешь? – прозвучал скрипучий голос.
Петя обернулся и испуганно замер. Он увидел, как поднимающие шаль костлявые пальцы, открыли сморщенное лицо с почти красными белками злобных глаз, смотрящими в упор.
Опомнившись, Петя шустро вывернул руку, отскочил в сторону и скорчил смешную рожицу, приложив растопыренные пальцы к носу:
– Бе, бе, бе! Старая карга! Нашла дурака! Пусть перед тобой леший извиняется!
Ловко развернувшись на каблуках, Петя бросился к гомонящей толпе у цирка, но споткнувшись непонятно обо что, кубарем покатился по траве. Он тут же поднялся и к своему огромному удивлению почувствовал, как его больно ухватили за шею.
– Мерзавец! – прохрипела старуха в самое ухо мальчика. – Меня нельзя обижать и уж тем более насмехаться надо мною.
Петя, пересиливая боль, постарался вывернуться их цепкой хватки, но старуха оказалась сильнее. Он даже попытался кричать, но только что-то просипел, а проходящие мимо весело галдящие люди, словно ничего не замечали.
– Мне как раз дурачка и не хватает... Быть тебе им пока весь сок своей детской наивности не отдашь, – злобно щерясь захрипела старуха старческим шёпотом. – А я умею выжимать до капельки, уж поверь. Даже если меня не станет рядом, все равно в моей власти будешь...
На этих словах Петя почувствовал, как земля уходит у него из-под ног, а его шею всё сильнее и больнее сжимают костлявые пальцы. Сиплый голос начал что-то шептать на ухо, но Петя не мог разобрать всех слов, а только услышал обрывками: «Сто безответных… добрых … за день… и анюлясьён свершиться…только… солнцестояния…»
Ещё мгновение и…
Если бы кто-то внимательно наблюдал за этой сценой, то вероятно не поверил бы своим глазам, потому что на какой-то миг странную пару окутала белёсая дымка и в костлявых пальцах старухи в одно мгновенье появилась… красивая тряпичная кукла в синем бархатном костюмчике и белой рубашке с волнистым воротничком.

                ***
Петя очнулся от боли, когда в него попало что-то тяжёлое и от этого удара он свалился куда-то вниз. Мягко упав на грязный деревянный пол, он, как ни старался, так и не смог повернуться и встать. С удивлением глядя перед собой, Петя увидел просто огромный чёрный резиновый мяч, наверно, размером с его голову, который ещё покачивался. Далёкие звуки доносились еле слышно, но вскоре среди них мальчик стал различать музыку, вперемешку с людским шумом и смехом.

И вдруг, откуда-то издали он услышал истошный крик очень знакомого хрипло-писклявого голоса. Петя не мог понять, что кричат, но голос становился всё громче и громе, и вскоре стал перекрывать людской шум и музыку. И тут, вызывая комок страха в горле, Петя понял, что кричат его имя. Но ответить он так и не смог...

                ***
Маленькая девочка, копаясь в развалинах какой-то непонятной полусгоревшей лавки на колёсах, вдруг разглядела голову тряпичной куклы в шутовском колпаке с маленькими бубенчиками на концах. Аккуратно высвободив заваленную тряпьём и обгорелыми досками истрёпанное тельце в некогда красивом синем костюмчике, девочка широко улыбнулась. Кукла хоть и была грязная, с торчащими из швов кусками ваты по бокам, но выглядела очень даже милой.
– Мамочка! – глядя восторженными васильковыми глазами, забежала в полуподвальную комнату девочка. – Смотри какое чудо я нашла?
Она на вытянутых руках показывала куклу и её чумазое личико сияло восторгом.
– Мила, солнышко, – слегка растерянно взглянув на дочку, торопливо заговорила мама и быстро отвернулась к плите. – Сейчас пайки; будут раздавать у церкви, надо бежать срочно, а то я не успею пред ночной сменой и еды тебе наготовить, и их получить. С куклой потом, ладно?
Мила быстро кивнула, положила свою новую драгоценность на тумбочку, рядом со стопкой матрацев и шустро выбежала из комнаты.
Вечером, когда солнце уже готовилось скрыться ненадолго в самую короткую ночь в году, девочка, проводив маму, долго зашивала куклу, запихивая внутрь куски ваты, а потом аккуратно выстирала её и повесила сушиться на улице.
Колонны солдат, проходившие мимо полуразваленного трёхэтажного дома, с какими-то особыми улыбками грустной радости смотрели на сохнущую в сумерках куклу, среди разрушенного городка. И даже криво стоящая вывеска «На Берлин» уже не так радовала глаза, как яркая игрушка, болтающаяся на ветру.


Глава 2

Громкий шёпот, прозвучавший в самое ухо, заставил вздрогнуть:
– Эй, вставай, малявка! Как тебя там?.. Поможешь мне…
Округлив испуганно глаза, Мила рассмотрела в рассветных сумерках фигуру мальчика, склонившегося над ней.
Страх тут же сдавил горло и она, пытаясь спрятать лицо под старым залатанным одеялом, испуганно выдохнула:
– Ты кто?!
– Петька меня звать! Давай, вставай! – прошептал быстро мальчик и потянул Милу за руку. – Я там верёвку нечаянно оборвал… Ваша? Вы же одни живёте в этом доме?
Любопытство заставило девочку приподняться, откинуть одеяло и наощупь всунуть ноги в растоптанные старые башмаки.
– Какую верёвку? – ничего не понимая, пролепетала Мила, натягивая кофточку на ночную рубашку.
– На которую ты меня сохнуть повесила, – со смешком ответил Петька. – Ну... точнее не меня, а куклу тряпичную, Петрушку.
Рассвет чуть явственнее высветил полуподвальную комнату. Мила округлив глаза, с ужасом смотрела на невысокого рыжего мальчика, лет пяти-шести, в синем бархатном костюмчике, с торчащим из кармана шутовским колпачком. А тот подмигнул ей и махнул рукой, указывая на плиту с кастрюлей.
– Есть что в живот бросить, а то год ничего не ел? – хитро улыбаясь, спросил он.
– Там… к…картошки немного, – чуть заикаясь, промямлила Мила, продолжая с нескрываемым удивлением разглядывать мальчика. – А как… ты… Ты – кукла?!..
– Был… до шегодня… – запихивая холодную картофелину в рот, пробубнил Петька. Он тут же громко икнул, но не останавливаясь принялся за вторую картофелину.

                ***
Странно было видеть эту пару, торопливо идущую по дороге. Шли они в сторону завода, полуразрушенные трубы которого хорошо виднелись вдали в разгорающемся дне.
– Что значит «превратила»? – чуть запыхавшись от быстрой ходьбы, спросила Мила.
– Ну, у них какие-то свои методы… – не сбавляя шага, ответил Петька. – Но ты ещё малявка и много не поймёшь.
– Сам ты малявка! Постарше тебя буду!.. – надула губы Мила и отчего-то покраснела.
– Правда? – хитро улыбнулся Петька. – С арифметикой знакома? Тогда давай вместе считать. Сейчас какой год?
– Тысяча девятьсот сорок четвёртый, а что?
– Да то, что я родился в одна тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году от Рождества Христова. А ты когда?
– А почему от Рождества? – недоумённо нахмурилась Мила.
– Ну, у нас так раньше говорили, – хмыкнул Петька и продолжил, – Ну, а ты, синеглазая, в каком году родилась?
– В тридцать пятом… – удивляясь ещё больше, протянула Мила и воскликнула, – Но ведь… тебе же получается, сейчас… шестьдесят лет?! Так не бывает!
– Хм… Не бывает… – с отрешённой ухмылкой, выдал Петька. – Как видишь, ещё как бывает. Я ж с тобой живым человеком разговариваю, а не куклой. Хм… Не бывает…
До завода оставалось ещё километра три-четыре, да и идти получалось не всегда по ровной дороге. Часто приходилось обходить по обочине и в высокой по пояс траве перегораживающие путь подбитые немецкие танки, которые пока не успели убрать.
За это время Петька успел рассказать Миле такое, от чего у неё просто дыбом вставали волосы.

Первый раз Петька вернулся в человеческий облик сразу на следующий год после своего превращения, как и все куклы балагана старухи Марзы. Был это в день солнцестояния с самой короткой летней ночью в году.  Как рассказали сами куклы, ведьма на это время теряла свою силу и отпускала украденные души детей, погрузившись в глубокий сон. А чтобы вернуть себе человеческий вид навсегда, нужно было всего-то сделать сто безответных добрых дел. Но успеть надо только до рассвета следующего дня. Потом чары оживали и дети вновь становились куклами. Марза всякий раз страшно ругалась, когда недосчитывалась кого-то из своих тряпичных пленников и лупила оставшихся, что было мочи. Она знала, что в первые часы по превращению все куклы ещё чувствуют боль и это доставляло ей особое удовольствие. Затем она исчезала на некоторое время, но всегда возвращалась с парой новых кукол. И так продолжалось год за годом.
– А почему же ты за столько лет так и не смог стать человеком? – негодующе воскликнула Мила. – Неужели так трудно добрые дела делать? Да я их не сто, а двести смогу в день сделать!
– Хм… сможет она… – ухмыльнулся Петька и зло пнул камешек на дороге. – Ты смысл не уловила. Безответные – значит нельзя за них похвалу получать, ясно?
– Это как? – не поняла Мила.
– Да, так! Если похвалили тебя, считай всё, пропало твоё доброе дело. Начинай снова и анюлясьён никакой не наступит.
– А что за… лосьён такой?
– Анюлясьён, малявка! – скривил губы Петька, – Означает слово «отмена», по-французски. Так что с похвалой или благодарностью добрые дела не считаются. И нечего на меня так обиженно смотреть своими глазищами. Красивые они у тебя. Запомню их.
Дальше Петька рассказал, как сначала почти с яростью брался рубить дрова, убирать за скотиной, косить до ломоты в спине. Он старался как мог, но люди его благодарили и всё шло прахом. Да ещё его шебутной характер, особенно в первое время, никак не давал ему свершить задуманное. Он просто сам, не понимая как, не мог сдержаться, чтобы не поддеть какого-нибудь хвастуна или врунишку. Оттого озоруя и задирая таких особо заносчивых, Петька даже и четверти добрых дел не исполнял. Хотя ему поначалу и нравилось, когда вроде бы взрослые люди злились на обычные мальчишеские проказы. А потом он понял, что злятся они больше потому, что детство в душах своих потеряли и не могут над собой посмеяться. Потом Петька догадался, что это и есть тот главный ключ, который и поможет ему сбросить анюлясьён колдовства, вместе со свершением добрых дел. Ведь если он найдёт такого же человека «с ребёнком в душе», то вдвоём они смогут успеть сделать сто добрых безответных дел и даже больше. Но не находился такой человек много лет, а куклам добиться отмены заклятия нельзя было вместе – счёт добрых дел запутывался. Поэтому, всякий раз после солнцестояния Петька по утру всё равно оказывался Петрушкой в шапке с бубенцами. Ведь все тряпичные души, словно привязанные оставались рядом с Марзой. И куда бы далеко ты не убежал, всё равно без исполнения условий заклятья ты оказывался куклой на полке.
– Пока снаряд зимой не попал в этот балаган, Марза так и собирала нас. Но, видать, тот снаряд разорвал не только кукол, но и саму старуху… – прищурился Петька, на первые солнечные лучи, и отрешённо добавил, – Только старухой она как раз то и не была…
– Как это – не была? – даже остановившись от такого неожиданного заявления, негромко спросила Мила. – А кем была?
– Мне даже припоминать страшно… – тихо ответил Петька и, опустив голову, ещё быстрее зашагал по дороге.
Пережитое воспоминание всякий раз вызывало у него жуткий холод в груди, который острыми иглами пронизывал всё нутро, временами перехватывая дыхание…

…Марза зажгла керосиновую лампу и подвесила её под потолок балаганчика. Скинув шляпу и длинное пальто на лежанку, она потянулась и поправила широкие юбки, ворочая шеей до хруста. Все куклы были прикрыты длинной занавеской и только Петрушка в этот раз выглядывал из-под неё немного головой, лёжа на нижней полке. А это значило только одно – кукла, не спрятанная занавеской, видит и слышит всё, что твориться вокруг. Почему так происходило, ни куклы, ни Петька не знали.
Марза подошла к небольшому зеркалу, в пол человеческого роста, снова покрутила шеей и, сняв седовласый парик, вдруг… предстала с совершенно лысой головой. Но даже не это было так страшно, как то, что произошло дальше. Своими костлявыми пальцами старуха подцепила подбородок и с каким-то хлюпающим треском отодрала от себя… своё лицо… Постояв пару секунд, Марза бросила на стул маску и приблизилась к зеркалу. Петрушка-Петька, если бы мог заорать и зажмуриться, сделал бы это с превеликой радостью. Но куклы не умеют такого. То, что он смог разглядеть, долгие годы вызывало у него самый настоящий кошмар, мучившей его и днём, и ночью. Тогда в отражении зеркала он увидел страшно сморщенное лицо, всё покрытое бородавками и какими-то наростами. Вместо рта показалась широкая пасть, где виднелись острыми конусами жёлтые зубы. Среди зубов изредка появлялся длинный раздвоенный чёрный язык, облизывающий сухие бугристые губы. Но страшнее всего были глаза Марзы. В полумраке балаганчика из зеркала смотрели два ярко-красных уголька с продольными чёрными зрачками… Петрушка-Петька, невольно наблюдая этот ужас мысленно вопил молитвами в голове, чтобы это чудовище исчезло в аду, откуда оно скорее всего и явилось.
Внезапно, скрипнув ступенями и расписной дверью, зашёл странный господин в черном фраке и с золочёной тростью.
– Всё любуешься собой, Марза? – басовито прозвучал его голос и он, сбросив маску на грязный пол, вальяжно уселся на стуле спиной к занавеске, и закинул ногу на ногу.
– Ты бы сам почаще свой собственный лик рассматривал, чтобы не забывать кто мы, и для чего здесь, – хмыкнуло чудовище и повернулось к гостю.
– Так мы слишком явно покажем людишкам свой «Dolus malus», мон шер, – лениво парировал важный господин. Он достал из кармана жилетки часы на цепочке, тут же блеснувшие золотыми искрами от лампы, открыл крышку и продолжил, – У нас десять минут. Говори.
– Так уже давным-давно пора показать этот твой злостный умысел... А то всё важничаешь... «Dolus malus», хе... Может тогда и не прятались мы по норам и не жили бы вот в такой грязи, как я. И уж коль мы все те, желающие людишкам вредных последствий, чтобы сознательно реализовать свои действия для их ущерба... Так же правильно, да? – растянула пасть в подобие улыбки Марза, – тогда твоё затягивание такого прекрасного момента начинает вызывать подозрение, что ты вступил в сговор с ними, чтобы наша раса никогда окончательно не обосновалась здесь.
– Захватить Землю и лишить себя рабской силы? – хмыкнул гость. – Ты всё же не так умна, Марза, как мне казалось всё время. Считай уже полтора столетия ты здесь, а всё не можешь понять губительность слишком откровенного противостояния людишкам. Грядёт широкомасштабная война, не без нашей помощи конечно же, в которой как раз их численность должна сократиться в разы. И вот тогда все твои энергетические ловушки можно привести в действие и предоставить возможность вылупиться, а затем и безболезненно телепортировать всё войско с орбит. Поэтому, мон шер, мне претит слушать твоё брюзжание, и я жду отчёт. Ты пожелала такую награду, что никакие отговорки от тебя не приму. Помнишь?.. Вижу, что помнишь. Итак – говори.
– Желаю тебе пасть с кулак ребёнка… – злобно огрызнулась Марза и продолжила, – Чтобы даже рыба застревала в зубах, хе-хе. Ладно. Дела такие…
Дальше Петрушка-Петька услышал, что таких балаганов, как их, по всему миру было сто пятьдесят семь тысяч и в каждом по пятьдесят-семьдесят игрушек-детей. Также Марза говорила, что самые выгодные места для отлова – это детские дома и приюты. И чем больше их будет, тем проще ей будет собирать урожай.
Вальяжный господин ушёл не обернувшись, и его лицо Петрушка-Петька так и не смог разглядеть. Но тут, к его ужасу Марза заметила торчащую из-под занавески куклу, усмехнулась и взяла её костлявыми пальцами, проскрипев:
– Увидел значит… Двадцать три года не видел и на тебе… Ну и что? Не описался от страха? Нет, штанишки ты намочишь когда солнцестояние наступит… Откусить тебе башку, что ли, забавы ради? – злобно ощерилось чудовище. – Но нет, ты, как и все вы, с миллионами других, помогаете нам своими энергетическими сущностями. А мы держим вас в узде плотненько. Зачем же мне такую подпитку терять? Ведь каждая тряпичная душонка аккумулирует энергию для двух невылупившихся бойцов. А это подороже, чем откусанная голова любого дурачка. Хе-хе…

Петька вздрогнул от прикосновения Милы, посмотрел на неё с ужасом, и отдёрнул руку.
– Ты чего? – удивилась Мила. – Мы же пришли уже. Вон смотри, проход в цеха. Там работы всегда невпроворот. Пошли! Может вместе с тобой и маму подменю. И ты так и не сказал – кем была та Марза, а?
Не успела девочка договорить, как в небе послышался нарастающий низкий гул самолётов и следом, буквально через несколько секунд – раздирающий низкий визг.
Первые бомбы упали не так далеко и Мила, схватив за руку Петьку, стремглав побежала к полуразрушенному входу завода. Дети забежали под низкий потолок и спрятались у широкой стены. Дальше ступеньки вниз были частично завалены битым кирпичом и Мила, тяжело дыша прокричала, перекрывая нарастающий грохот:
– Здесь вроде безопаснее!
Петька кивнул, с болью и страхом посмотрел на Милу и заорал ей в самое ухо:
– Ящером была Марза! Говорящим ящером!
– Кем?! – вытаращила глаза Мила.
– Это они первую мировую и эту войну устроили, понимаешь?! – чуть ли не в истерике кричал Петька. – Это они нас уничтожат нашими же руками! Мне один профессор успел рассказать, что таких называют рептилоиды и они…
 Внезапно рядом громыхнуло и стена, у которой присела Мила, стала заваливаться на неё. Петьку сначала отбросило ударной волной, но он быстро вскочил и с истошным криком бросился на помощь к девочке. Но было поздно…


Глава 3

Людмила Сергеевна сидела за столом и с удивлением смотрела на экран ноутбука, откуда ей улыбался щекастый мальчуган, держа тряпичную куклу вниз головой.
Женщина не верила глазам и всё увеличивала и увеличивала снимок, пытаясь рассмотреть игрушку в смешном клоунском колпачке. Синий бархатный костюмчик куклы не вызывал никаких сомнений, что перед ней на экране именно он – Петрушка-Петька. А точнее, тот самый Петька, которого она потеряла во время бомбёжки в далёком сорок четвёртом.
Под фотографией значилась дата: 18.06.83 и подпись «Счастливое детство». Никакой дополнительной информации не было.
Людмила Сергеевна скопировала фото, загрузила в поисковик и стала рассматривать появившиеся похожие снимки. Вскоре ей повезло и она увидела другую фотографию с этим же мальчиком, уже обнимающим тряпичную куклу. Людмила Сергеевна прошла по ссылке под снимком и попала на страницу некоего Виктор Галла. С фотографии интернет-профиля смотрел вполне солидный мужчина, лет тридцати пяти. Просмотрев внимательно всю информацию, и ещё раз убедившись, что на фото кукла Петрушка-Петька, она нажала на активную ссылку с электронным адресом и начала писать письмо.

«Добрый день, уважаемый Виктор!
Пишет Вам Людмила Петровна Сторшнева, генеральный директор издательского дома «Огоньки», специализирующегося на детской и подростковой литературе.
Ваша детская фотография с тряпичной куклой в руках сподвигла меня написать это письмо.
Дело в том, что в далёком 1944 году эта кукла была моей и помогала мне выжить во время войны. Уже более 70-ти лет я разыскиваю её, не теряя надежды и совершенно случайно увидела «моего Петрушку-Петьку» на фото с Вами.
Буду бесконечно благодарна за Ваш ответ и возможность наконец-то встретиться с моей пропажей, которая, по сути, спасла мне жизнь.
Об этом я готова подробно рассказать при нашей встрече, на которую очень сильно рассчитываю. Через неделю у меня начинается отпуск и я готова приехать к Вам в Санкт-Петербург в первой половине июля, если Вы не откажете мне во встрече».

Поразмыслив пару секунд, и добавив свой номер мобильного телефона, Людмила Сергеевна отправила письмо и подумала, что конечно немного слукавила, указав про всю войну с Петрушкой-Петькой под боком. Но в том, что именно благодаря Петьке её и спасли, она не обманывала.
Тогда, во время бомбёжки её завалило кирпичами упавшей стены и она потеряла сознание. Как потом рассказала ей мама, к ним в цех, под грохотом взрывов забежал весь в пыли какой-то странный мальчик, в одежде словно из прошлого века, и стал звать на помощь. Взрослые сначала пытались его успокоить и затащить в укрытие, но тот вырывался и кричал, требуя немедленно разобрать завал, под которым оказалась девочка.
Людмила Сергеевна помнила слёзы мамы, каждый раз, когда она вспоминала тот ужас и неустанно твердила одно и то же, что так и не отблагодарила того странного мальчишку. Они плакали вместе, но девочка Мила рыдала навзрыд совершенно по другой причине. В первый раз – оттого, что отыскать Петьку так и не смогли из-за непрекращающейся бомбёжки, вплоть до следующего утра. Люди прятались в укрытиях, а маленькая Мила всё рвалась разыскать своего спасителя. А потом снова рыдала, когда упросила взрослых после бомбардировки начать расчищать разрушенные помещения, где так никого и не нашли. Оставшиеся годы, вспоминая Петьку, она уже не плакала, а лишь тихо шептала, словно молитву: «Одним моим спасением ты сделал сразу сто безответных добрых дел, Петька, и я не забуду тебя никогда…»

– Людмила Сергеевна, – зашла в небольшой кабинет секретарь. – Артур Петрович уже в приёмной. Пригласить к вам…
– Да, да! Конечно! – негромко перебила секретаря седовласая женщина.
Спустя пару секунд зашёл высокий, лысоватый, с окладистой белой бородой, солидный мужчина и галантно кивнул присаживаясь.
– Пару лет вы меня терзали приглашениями и вот я здесь! – улыбнулся в бороду Артур Петрович. – Всё никак не мог понять – зачем детскому издательству требуется научная информация про инопланетян? Но, почитав некоторые ваши книжки осознал, что эта тема становится для детишек всё более актуальной.
– Вы правы, – улыбнулась в ответ Людмила Сергеевна. – Тема очень востребованная и о ней часто пишут авторы. Но мне самой хотелось бы побольше выяснить именно о рептилоидах, про которых я и увидела пару ваших статей.
– Хм… занятно… – уныло протянул Артур Петрович. – До сих пор издёвки за те статьи слышу… Вы тоже планируете написать научный труд на эту тему?
– Нет, нет, что вы! – торопливо возразила Людмила Сергеевна. – Мне очень хочется узнать – есть ли хоть какие-то данные об их существовании, которые, как вы писали в своих статьях, стараются скрыть от общественности. И так ли уж агрессивны эти расы?

                ***
– Добрый день, Людмила Сергеевна! – прозвучал в мобильном приятный мужской голос. – Я не ошибся? Это Виктор Галла.
От этого звонка словно крылья выросли за спиной у восьмидесятилетней женщины, и Людмила Сергеевна сдерживая слёзы, с восторгом выслушала такое долгожданное приглашение в Санкт-Петербург.
Эти же крылья позволили ей, не обращая внимания на недоумённые возгласы дочерей и внуков, купить билеты и уже вечером смотреть на мелькающие за окном поезда пейзажи.

Виктор оказался главой компании, специализирующейся на изготовлении бионических протезов, о чём увлечённо рассказывал почти всю дорогу от вокзала. Но Людмила Сергеевна не слышала и половины сказанного, потому что могла думать только об одном – побыстрее увидеть Петрушку-Петьку.
Наконец, заходя в квартиру Виктора и рассеяно поздоровавшись с его женой и сыном, она наконец увидела куклу.
Петрушка-Петька сидел под большим зеркалом в прихожей и Людмила Сергеевна робко сделала пару шагов и почти упала на стул, стоящий рядом. Она молча смотрела на куклу и слёзы текли из её глаз. Не замечая смущения во взглядах Виктора и его семьи, она смотрела на своего тряпичного спасителя и про себя повторяла и повторяла выученные за много лет слова своей молитвы.
Наконец дрожащей рукой Людмила Сергеевна достала очки, надела их привычно на кончик носа и осторожно взяла куклу. Проведя нежно пальцами по синей курточке она поймала себя на мысли, что бархат за столько лет не выцвел. Потом стала осторожно осматривать бока куклы, в надежде найти свои стежки, сделанные почти семьдесят лет назад. Но швы были ровными и как-то по-особому аккуратными. Так сейчас не шили. Людмила Сергеевна ещё повертела куклу в руках и обернулась к Виктору.
– Скажите, пожалуйста, а Петрушке перешивали костюмчик? – еле слышно спросила она, глядя поверх очков. – Он же почти новенький.
Виктор немного смущённо посмотрел и негромко сказал:
– Видите ли… Я не хотел вас огорчать, но со слов моей мамы, эту куклу она купила здесь в Питере, ещё в восьмидесятых годах … Мама сейчас должна подъехать, потому что ваша история тронула её до глубины души и она уговорила меня пригласить вас, чтобы самой встретиться и всё выяснить.
Людмила Сергеевна, глядя на Виктора, сидела не шелохнувшись, но уже горько осознавала и понимала, что в руках у неё не её Петрушка-Петька.
Она снова стала разглядывать куклу и заметила, что нарисованные краской глаза немного другие. У её Петрушки-Петьки они были карие, а здесь она увидела васильковый цвет. Медленно подняв голову, Людмила Сергеевна тихо закивала, словно не соглашаясь с увиденным и тут раздался дверной звонок.
В квартиру бодро вошла высокая женщина, выглядящая чуть старше пятидесяти, за счёт ухоженного лица и короткой стильной стрижки, и с порога ласково сказала:
–  Здравствуйте, дорогая Людмила Сергеевна! Не подумайте, пожалуйста, что мы планировали какой-то глупый розыгрыш, но меня так впечатлило ваше письмо, что…
– Не переживайте, – осторожно перебила её Людмила Сергеевна и с грустью добавила, – Я всё прекрасно понимаю. Вот только… – и она снова взглянула на куклу, нежно потеребив бубенчики на колпаке. – Такого сходства я не могу себе представить… Я смотрю и понимаю, что это не мой Петрушка-Петька, но он настолько похож на него… Таких же не делали или не делают для массовой продажи. Я это абсолютно точно знаю!
– Сыночка, – обратилась высокая женщина к Виктору, – ты же представишь меня, или мне самой?..
– Да, да, конечно… – смущённо и быстро ответил тот. – Это моя мама, Вера Андреевна. Она детский педагог и очень хорошо знакома с книгами вашего издательства.
– Очень рада, – с усталой улыбкой произнесла Людмила Сергеевна и протянула руку для пожатия.

Во время застолья с чаем, и после истории о своём спасении, где Людмила Сергеевна рассказала, как мальчик, почти точная копия её куклы, спас её из-под завалов после бомбёжки, где она и потеряла Петрушку-Петьку, она слушала удивительный рассказ Веры Андреевны, как та купила свою куклу. Произошло это, когда маленького Витю положили в больницу удалять аппендицит. Операцию он перенёс сложно, отчего его задержали в больнице. Там в палате, Витя увидел у одной девочки тряпичную куклу, очень похожую на ту, что по-прежнему держала в руках Людмила Сергеевна. Узнав у родителей девочки, где они купили такую красоту, Вера Андреевна, не откладывая ни минуты, поспешила по адресу и нашла крохотный магазин частного кукольника, который сам делал игрушки на заказ. Слушая Веру Андреевну в груди Людмилы Сергеевны что-то сжалось и она, неожиданно перебив восторженные воспоминания о десятках шикарнейших кукол, робко спросила:
– Простите, а тот магазин ещё работает?
– Да, он работает, – прокашлявшись произнёс Виктор. – После вашего письма, мама по памяти мне объяснила его приблизительное место и я пару раз проезжал там. Это почти в конце Лиговки, в переулке.
Людмила Сергеевна встала из-за стола и негромко, но твёрдо попросила:
– Отвезите меня туда, пожалуйста…

                ***
Помогая выйти из машины, Виктор ощутил лёгкое подрагивание рук и заметил чуть испуганное выражение лица Людмилы Сергеевны. Вера Андреевна взяла её под руку и они вошли в переулок, где практически сразу над полуподвальным этажом одного из домов увидели небольшую, но яркую вывеску: «Куклы ручной работы».

Мелодичный звон колокольчика сопроводил открытие двери. За небольшим прилавком никого не было и женщины вошли внутрь, где по стенам и полкам были развешаны и расставлены тряпичные куклы удивительной тонкой работы. Каждое их личико было словно живым, за счёт выразительных глаз и даже смешных гримас у некоторых. Людмила Сергеевна залюбовалась на мгновение и тут её взгляд упал на древнюю чёрно-белую фотографию в старинной рамке. Оттуда смотрела странная старая женщина в длинном пальто и шляпе с вуалью, что чуть прикрывала морщинистое лицо. Подойдя ближе Людмила Сергеевна вдруг почувствовала какой-то ледяной холод, исходящий от этого снимка, но не могла оторвать от него глаз.
– Чем могу служить? – вдруг раздался за её спиной низкий мужской голос и она резко обернулась.
Полноватый мужчина, лет шестидесяти, в строгом костюме и чёрной шёлковой жилетке с зацепленной за пуговицу цепочкой, тянущейся к маленькому кармашку, смотрел с холодной улыбкой. Его лысина чуть поблёскивала от лучей солнца, пробивающихся сквозь низкое окно, отчего весь его внешний вид казался из другой эпохи. Но самым удивительным был его взгляд. Он смотрел своими карими глазами так, словно видел насквозь и от этого становилось немного неловко и жутковато. Мужчина, не глядя, достал карманные часы, открыл крышку, взглянул на циферблат, громко закрыл их, словно своими действиями показывая, что ему некогда, и убрал часы в кармашек жилета.
Холодок пробежал по спине Людмилы Сергеевны и про себя она отметила, что выражения глаз продавца было больше похоже на бесчувственный взгляд змеи или какой-то другой рептилии. Громко сглотнув вмиг пересохшим горлом, она всё же решилась и тихо спросила:
– Простите, а кто эта женщина на фото?
Ледяной взор мужчины был более чем красноречив. Он сделал шаг ближе, положив руку в карман пиджака и холодно ответил:
– Это чья-то прапрабабушка, не помню. Но родни у неё нет точно, если вдруг вы пришли по поводу её родословной.
– Нет, нет! – весело вмешалась Вера Андреевна и подошла к мужчине. – Вы меня вряд ли помните, но именно тут я купила вот эту куклу, которая, спустя столько лет, вновь привела нас к вам в магазин. И кажется именно вы мне её и продали.
С этими словами Вера Андреевна достала из сумки куклу в синем бархатном костюме. Мужчина взял игрушку и внимательно стал рассматривать женщин, медленно переводя взгляд с одной на другую, и наконец остановился на седовласой женщине.
Повисла неловкая пауза, которая словно начала заполнять воздух тревогой и каким-то состоянием неизбежной беды. Людмила Сергеевна почувствовала наползающий неведомо откуда страх, отчего-то внезапно вспомнив слова Артура Петровича, что по данным, которые ему стали доступны, рептилоиды могут принимать формы людей. Но самое страшное, что тогда она услышала от профессора, это то, что рептилоиды обладают и гипнозом, изысканно нивелируя сопротивление жертвы. Именно жертвой себя и чувствовала сейчас Людмила Сергеевна, когда не могла отвести взгляд от пытливых карих глаз, смотрящих в упор. Неимоверным усилием заставив себя набрать в грудь побольше воздуха, она всё же нарушила молчание, негромко сказав:
– У меня была любимая кукла, которая спасла мне жизнь во время бомбёжки. Её звали Петрушка-Петька и вы сделали почти такую же, которую у вас и купили… Я хотела бы понять – откуда вы взяли этот образ…
Мужчина ошеломлённо посмотрел на Людмилу Сергеевну и она вдруг увидела озорной блеск в его глазах, который тут же изменил их, словно из них брызнули искры… Да, да, да! На неё смотрел тот самый Петька… который широко и лукаво улыбнулся и пробасил негромко:
– Глаза твои хоть и выцвели слегка, но я же сказал, что запомню их… Теперь ты видишь… У меня получилось!..


Глава 4

– Петя, а все эти куклы?.. – тихо спросила Людмила, указав рукой на стены и полки.
– Нет, что ты?! – лукаво усмехнулся тот и добавил, – Только кроме двух…
Седовласая женщина, удивлённо вскинув брови, посмотрела на полноватого мужчину. Мало того, что она никак не могла укрепить в сознании, что перед ней тот самый Петька, так ещё и такая неожиданная новость просто повергла её в шок.
– Две куклы… как и ты тогда? – еле слышно выдохнула она.
Петя лишь хитро улыбнулся и предложил:
– Давай-ка поднимемся ко мне и там поговорим. А то сидим с тобой в магазине уже час, считай, а я даже чаем тебя не напоил.
– Можно я буду звать тебя Петром? – согласно кивнув и чуть виновато глядя, спросила Людмила Сергеевна. – А то, как-то неловко получается: ты уже в таком возрасте и…Петька?..
– Ты можешь звать меня как угодно, – хохотнул он в ответ. – Только вот знакомую твою толком поблагодарить не успел – душевный человек, сразу видно. Ну, да ладно. Увидимся ещё, полагаю.
Говоря это, Пётр подошёл к двери, закрыл её на ключ, выдвинул ширму-ставню, перекрывающую вход, и опустил широкий железный засов.
– Чтобы ненужные гости без надзора не появились, – хитро подмигнул он и сделал приглашающий жест за прилавок.
Людмила Сергеевна последовала за Петром и они, зайдя за плотные занавески, стали подниматься по узкой лестнице.
Осторожно ступая по скрипучим ступеням в памяти снова всплыли первые минуты осознания того счастья, которое испытала Людмила, когда не могла выпустить из объятий Петю, одновременно и плача и смеясь от радости. На недоуменный взгляд Веры Андреевны она смогла лишь срывающимся голосом прошептать: «Это он… Он меня спас… Петька… Петрушка…»
Зашедший в это время Виктор был не менее обескуражен увиденным, как и его мама, и они, понаблюдав пару минут непередаваемую по эмоциям сцену, тактично и негромко попрощались, и вышли.
Потом Пётр успел рассказать всё, что с ним произошло до окончательного превращения.

В ту бомбёжку он спрятался, увидев, что Милу вытаскивают из-под завала. Но именно в этот момент его и засыпало обрушившейся стеной, и позже он даже слышал, как Мила звала его, но… уже настал рассвет и он снова был тряпичной куклой.
Глубокой осенью его случайно откопали и передали в госпиталь, где куклу взял с собой безногий солдат. Так очутился Петрушка-Петька в молдавской деревне, где его владелицей стала капризная девочка. От неё он так и не смог добиться помощи, потому что та просто выбросила игрушку в мусорное ведро на вокзале, когда уезжала с мамой в Кишинёв. Потом были Минск, а позже и небольшой городок, под Брянском. Именно с того маленького городка и благодаря старому учителю, и произошло окончательное превращение Петьки.

Скрипучие ступени закончились и за открытой дверью показался холл квартиры на первом этаже. Пётр провёл Людмилу Сергеевну на кухню, а та с удивлением отметила для себя, что всё убранство этого жилища выглядит ухоженным и никак не походит на холостяцкую берлогу. 
Суетясь возле плиты Пётр хитро улыбался всё время, наблюдая за тем, как увлечённо Людмила Сергеевна рассматривает фотографии на стене и бережно, и с какой-то особой осторожностью трогает их резные рамки.
Здесь были и забавные лица, среди которых она вновь увидела того самого Петьку, но уже в обычной одежде пятидесятых, которую она с легкостью определила по фасону. Были и молодые люди с чубами-коконами в весёлых пиджаках в широкую чёрно-белую клетку из шестидесятых, и «джинсово-клешоная» группа студентов у здания ЛГУ имени Пушкина, явно из семидесятых. Задержалась Людмила Сергеевна у фото с Петькой, которого обнимал за плечи, стоящий сзади него седой мужчина с глазами мальчишки, и она сразу поняла кто это.
– Илья Васильевич был очень чутким и честным человеком, и с не выжигаемым ребёнком в своей душе, – сказал Петя, ставя на стол заварной чайник и чашки.
– Расскажи мне о нём поподробнее, – с тихой улыбкой попросила Людмила Сергеевна, но тут же вздёрнув голову, переменила тон и заговорщицки произнесла, – Хотя, сначала про те две куклы… В них ещё вселены дети?
Пётр хитро улыбнулся, почесал бровь и негромко произнёс:
– Нет, не дети… В них два рептилоида…

                ***
Слушая дальнейшие истории, Петра, Людмила Сергеевна то и дело прикладывала руку к сердцу, от волнения. Больше всего её удивляло отважное безрассудство, с которым Петька бросался в опаснейшие приключения. Однажды он увидел как Марза надевает кастет-браслет и превращает девочку в куклу. Петька, недолго думая, в очередное солнцестояние первым делом стащил этот браслет и спрятал в карман, надеясь, что он уменьшится с ним. Так и вышло. Потом Петьке удалось подслушать разговор, в котором какой-то гость Марзы радостно сообщил, что теперь её фотокарточка будет помогать другим рептилоидам всегда отыскивать её. Петька стащил и это фото, запихнув под куртку. На жуткой истории про лето сорок шестого года, когда Петька чуть не попался рептилоиду, Людмила Сергеевна даже достала корвалол и положила себе под язык, настолько сильными оказались впечатления от услышанного. Тогда из мусорного ведра на вокзале куклу достала уборщица у которой её тут же стал вырывать из рук очень странный гражданин. Но тётка оказалась голосистой и вызвала милицию, крича что поймала шпиона. Мужика-рептилоида забрали, Петька понял это по красным белкам глаз и мелькнувшему раздвоенному языку, а тряпичная кукла вскоре уехала с уборщицей в Минск. Далее был более подробный рассказ о долгожданном и окончательном возвращении Петьки в человеческое тело.

Петрушка-Петька в то время обосновался в крохотном музее старины, который организовал в школе седой учитель Илья Васильевич в своём маленьком городке. В первое превращение на новом месте Петька смог убедить своего спасителя в фантастичности истории Петрушки-Петки. Правда в первый год им не удалось осуществить высвобождение, а вот на следующий год Илья Васильевич специально поехал в Москву к дочери, и в преддверии Всемирного Фестиваля молодёжи и студентов, случилось долгожданное чудо окончательного превращения Петьки.

…Наступающий день обещал быть пасмурным и под мелко накрапывающим дождиком пожилой мужчина и мальчик лет шести уже шли по едва светлеющей улице. На Петька красовалась коричневая рубашка в клетку, синие шаровары и новые ботинки. Те были великоваты и он очень боялся их потерять или испачкать. Одновременно с этим рыжеволосый мальчишка очень хотел попасть в новёхонький Центральный Детский магазин на Лубянке, открытый две недели назад, о котором он услышал из разговоров Ильи Васильевича и его дочери, Марины. Та работала в детском саду воспитательницей и всё время уговаривала отца отдать тряпичного Петрушку, с которым Илья Васильевич не расставался как ребёнок. На что седовласый учитель раз за разом настойчиво объяснял дочери, что Петрушка редчайшая игрушка и представляет собой особую ценность. Такие доводы слабо устраивали взбалмошную Марину и тогда Илья Васильевич применял другой метод убеждения. Он напоминал о том, что она сама постоянно жалуется, что дети всё время ломают игрушки в садике и этот аргумент успокаивал её. Но лишь на время. Теперь, после открытия Детского Мира, в котором Марина конечно же побывала чуть ли не одной из первых, она не умолкала о заваленных там полках новыми игрушками. Да, Петька был ещё куклой Петрушкой, но эти восторженные пересказы Мариной так бередили его воображение, что он ждал очередной день солнцестояния не только для осуществления чётко проработанного плана Ильёй Васильевичем, но и надеялся всё же хоть издали посмотреть на чудо-магазин.
– О чём задумался? – участливо спросил седовласый мужчина и указал рукой, – Смотри, уже рядом.
За невысоким забором в предрассветных сумерках виднелись два подъёмных крана. Петька посмотрел на Илью Васильевича, вздохнул, почесал пятернёй рыжую макушку и тут же скорчил умоляющую физиономию, негромко поканючив:
– Ну мы же успеем до закрытия все дела сделать, правда?
– Да пойми ты наконец, голова твоя садовая, – взял за плечи мальчика учитель, – Если успеем за сегодня всё осуществить, то обещаю всю неделю водить тебя в Детский Мир и хоть каждый день покупать по игрушке.
– Разоришься так! – звонко рассмеялся рыжеволосый шалун.
Илья Васильевич подхватил его задорный смех и они в обнимку шагнули за открытые ворота стройки.
Придуманную год назад легенду для исполнения своего плана, седовласый учитель переиграл буквально пару дней назад и теперь был уверен, что всё получится.
Заключалась она в следующем.
На любой новостройке они с Петькой должны были играть роли отца и сына, на спор выполняющие добрые дела без похвалы кого-либо. Если Петька обыграет по количеству безответных добрых дел отца, тогда тот ведёт его в Детский Мир и там покупает любую игрушку, на которую укажет сын. А если отец его переиграет, то Петька обязуется работать всё оставшееся лето в колхозе у бабушки, живущей под Москвой.
Затея выглядела просто отличной и теперь нужно было во что бы то ни стало, убедить всех строителей или прорабов, что такая весёлая игра будет ещё и пользу приносить.
На счастье Петьки, попали они на стройку нового детского сада. А ввиду того, что перед предстоящим через месяц открытием Всемирного Фестиваля все стройки работали круглосуточно, удобное место для осуществления плана найти было проще простого. 
Задумка удалась и вскоре Петька звонко отсчитывал привезённые тачки с песком, подбадривая Илью Васильевича:
– Батя, смотри – у меня уже девятая, а ты только шесть привёз! – и заливисто смесь, высыпал песок в указанное место и спешил за новой загрузкой.
В тот день они обошли семь строек и к десяти вечера Петька понимал, что его руки и ноги просто отваливаются, а спина уже не разгибается. Не менее жалко ему было и Илью Васильевича, который хоть и храбрился, но выглядел просто измученным. Ни о каком Детском Мире Петька уже и не думал, а мечтал только об одном – просто упасть в траву и заснуть. Но мысль, что план может не сработать, не давала ему покоя и он, будто глотнув живительных струй воздуха, расправил плечи, повернулся к бредущему сзади учителю, и громко спросил:
– Получилось сто десять, верно?
Илья Васильевич, как мог, бодро улыбнулся и кивнул в ответ.
– Тогда остаётся только дождаться рассвета, батя…
Сказанные слова, словно придали сил седовласому мужчине и он взял за плечи Петьку, притянул его к себе и крепко обнял.
Тогда Петка понял, что учитель плачет. Но не от усталости, а от возможного провала его плана, исполнением которого, он так горячо желал Петьке сбросить анюлясьён. И слова здесь были не нужны…

                ***
Людмила Сергеевна сидела напротив задумчивого Петра и не стеснялась катящихся по её щекам слёз, а он смотрел в одну точку и продолжал свой рассказ:
– Я сидел в обнимку с Ильёй Васильевичем и смотрел на разгорающийся рассвет. То чувство, когда ты превращаешься в куклу было мне знакомо до мельчайших ощущений: сначала начинали неметь пальцы на ногах и руках, потом ты не мог ими пошевелить, а потом… просто падал тряпичной куклой.
Подняв взгляд на седовласую женщину, Петр вытер её мокрые щеки салфеткой, печально улыбнулся и продолжил:
– Как мне потом сказал отец, он боялся не меньше моего и постоянно мял меня за плечи, словно удостоверяясь, что я ещё мальчик.
Пётр встал, подошёл к окну, постоял с минуту, а потом резко обернулся и восторженно прокричал:
– Но с лучами солнца я продолжал обнимать батю и рыдал в голос вместе с ним, представляешь?!
С этими словами он закружился по кухне, задрав голову, но Людмила Сергеевна видела, как и из его глаз брызнули слёзы…

Потом Пётр рассказал, как Марина с трудом поверила тому, что папа нашёл их племянника по письмам, которые он отправлял во все детские дома и приюты. После войны очень много было потерянных детей, которых с радостью усыновляли. Про тряпичную куклу Марина не вспомнила...
После последовала жуткая история о поимке первого рептилоида, нашедшего Петьку по фотокарточке Марзы, что тот повесил на стену в прихожей. Поймали перевёртыша они вместе с батей и им удалось поместить его в куклу-неваляшку, применив кастет-браслет. После этого случая Петька, вместе с Ильёй Васильевичем, перебрались в Ленинград, помогая дряхлой и умирающей сестре учителя, а позже стали шить куклы и даже некоторые продавать. Здесь вдвоём они отработали систему ловушек и уничтожали рептилоидов, сжигая куклы с ними в котельных, а пепел выбрасывали в Неву.
Слушая рассказ про этот эпизод, Людмила Сергеевна увидела, как глаза Петра снова наполнились слезами, когда он завершил его печальной новостью, что его второй отец, его батя, не смог долго прожить после ранений. Поэтому Пётр с гордостью носит отчество Ильич и благодарит все небесные силы за такой подарок судьбы.

Не успела Людмила Сергеевна выразить сочувствие, как с улицы донёсся громкий стук. Пётр сначала замер, а потом подскочил к окну и, чуть отодвинув штору, аккуратно посмотрел на темнеющую в сумерках улицу. Повернувшись от окна, на Людмилу Сергеевну снова смотрел ледяной взгляд человека, которого она увидела впервые в магазине кукол.
Пётр схватил седовласую женщину за локоть, удерживая её на скрипнувшем стуле, и быстро прошептал:
– Никуда не выходи. Это очень опасно, уяснила?
Людмила Сергеевна кивнула, соглашаясь, но страх, нахлынувший мгновенно, заставил мелкой дрожью затрястись всё её тело.
Пётр достал из кармана пиджака какой-то странный предмет, похожий на кастет с тонкой цепочкой, что как по волшебству, тут же опоясал его кисть. Стук с улицы продолжился и Пётр быстро вышел из квартиры.
Людмила Сергеевна, содрогаясь мелкой дрожью, встала со стула и на ватных ногах подошла к окну, стараясь не приближаться к шторам, но надеясь рассмотреть хоть что-то.
Первый этаж старого дома был достаточно высок и чтобы увидеть всё, что происходит у входа в магазин, находящийся точно под окном кухни, пришлось чуть отодвинуть штору.
Внизу Людмила Сергеевна увидела высокого мужчину, стоящего к ней спиной и стучащего длинной тростью в невидимую из окна дверь магазина. Через мгновение за спиной мужчины появился Пётр. Любопытство, вперемешку со страхом не давали Людмиле Сергеевне отойти от окна и она, стараясь вслушиваться, различила приглушённый разговор.
– Чем могу служить? – холодно поприветствовал Пётр незнакомца, держа правую руку в кармане пиджака.
– Я гость и хотеть купить куколь, – с явным акцентом прозвучал надтреснутый голос, от которого у Людмилы Сергеевны отчего-то всё похолодело внутри.
– Магазин закрыт, – сухо прозвучал голос Петра.
– Я только ден ваш город и мне рекомендасьён ваш petit boutique.
– Хорошо. Я открою. Извольте подождать.
Пётр развернулся и бросил взгляд на окно кухни. Людмила Сергеевна отшатнулась, поняв, что её увидели и тут же села на стул, нервно теребя край кофты трясущимися пальцами. Она услышала, как открылась и захлопнулась входная дверь, затем шаги Петра зазвучали по скрипучей лестнице, ведущей в магазин.
Людмила Сергеевна сидела и, не смея шелохнуться, вся превратилась в слух. Воздуха ей не хватало, а сердце стучало с такой скоростью, что она боялась задохнуться или банально потерять сознание. Но, взяв себя в руки, она достала капсулу корвалола, раскусила её, тряхнула головой, встала, быстро просеменила на цыпочках к открытой двери, ведущей в магазин и услышала еле различимый металлический звук, а затем и скрип отодвинутой ширмы. Затем раздался звон колокольчика, открываемой двери магазина и вновь прозвучал трескучий голос с акцентом:
– Ви есть…
– Dolus malus, – послышался громкий ответ Петра.
Наступила пауза, которую внезапно прервал сдавленный вскрик, и сразу же послышались звуки борьбы, вызвавшие в сознании Людмилы Сергеевны панический ужас. Она стояла в нерешительности перед крутой лестницей, не осмеливаясь сделать шаг, но понимала, что Петру требуется её помощь.
«Пусть я уже старуха, – заголосила в голове мысль, – но бросить только что вновь обретённого моего спасителя мне не позволит душа и совесть!»
С этими внутренними воплями седовласая женщина устремилась вниз.
Пётр, лежал придавленный высоким господином, и держал его за шею одной рукой, на запястье которой поблёскивал браслет. Но незваный гость явно решил просто так не сдаваться, хотя и сипел от натуги. Навалившись своим весом и вцепившись в кисть Петра двумя руками, он старался освободить шею, вокруг которой тонкая цепочка завершала оборот.
Людмила Сергеевна вскрикнула от ужаса, чем немного отвлекла придавившего Петра мужчину, и, сверкнув металлом, цепочка сомкнулась на его горле.
Что последовало дальше, было сложно описать не вспоминая фильмы ужасов.
Стараясь оторвать ненавистную цепочку от горла, высокий господин сначала побагровел лицом, а потом с него струпьями стала отваливаться кожа, вместе с волосами головы. Через несколько секунд, вызывая ещё больший ужас, обнажился шипастый череп, покрытый буро-зелёными наростами с бородавками и глубокими бороздами, а в широко разинутой пасти показались два ряда острых пик зубов. Чудовище, задыхаясь, шипело всё сильнее, заполняя жутким смрадом воздух из своей пасти, но не слезало с Петра. А тот, удерживая руку возле его горла безуспешно старался выбраться из-под него.
Людмила Сергеевна заорала диким криком и бросилась на монстра. Её веса не хватило, чтобы сдвинуть уже выросшую на глазах в объёме тушу, и она, продолжая вопить, упёрлась ногами в пол и стала лупить своими маленькими кулаками по бугристой голове.
– Куклу! – хрипло прокричал Пётр. – Любую куклу… мне быстрее!
Седовласая женщина отпрянула, судорожно огляделась по сторонам и тут же подскочила к ближайшей полке, схватив сидящую там игрушку. Дёрнув её, она поняла, что кукла привязана, но времени на раздумья уже не было. Что было сил Людмила Сергеевна рванула на себя тряпичное тельце и с громким треском оторвала удерживающий бант. Мгновение… и кукла была уже в свободной руке Петра.
Дальнейшее вспоминалось, уже основательно выбившейся из сил Людмиле Сергеевне, как кошмарный бред.
Тряпичная игрушка, прислонённая к цепочке на шее монстра стала втягивать его в себя, образуя белёсую дымку. Через несколько секунд от чудовища остался только смрад из его пасти, заполнивший небольшое помещение магазина.
Пётр встал, держа в руках куклу, волосы которой стали медленно менять цвет со светлых на чёрные, с густым зелёным отливом.
Обессиленная Людмила Сергеевна, сползла на пол и зарыдала в голос. Её трясло от одного только воспоминания всего мрака, в который ей только что пришлось окунуться.

                ***
Чашка стучала по зубам и никак не давала сделать нормальный глоток, чтобы хоть немного снять сухость горла.
– Поживи пока у меня, – ласково глядя в глаза и поглаживая всё ещё вздрагивающую руку Людмилы Сергеевны, успокаивающе сказал Пётр. – На днях вернётся моя Любушка и ты увидишь, какая она замечательная.
– Как же ты… – передёрнула плечами женщина, словно поперхнувшись, затем всё же сделала большой глоток и продолжила, – Я же со страху чуть не умерла! А ты?..
– Ну, здоровьем тебя Бог явно не обделил, – откинулся на спинку стула Пётр и заулыбался с хитрым взглядом. – Так что не переживай. Сейчас я ещё тебе чайку травяного заварю, который Любушка-кудесница умеет составлять так, что напиться невозможно. Глядишь, и помолодеешь немного от него. А пока, давай-ка спустимся в котельную и урожай наш спалим. А потом до Невы прогуляемся. Ночь то сегодня обещает быть тёплой. Или ты с теми тремя куклами поиграть желаешь?
Людмила Сергеевна посмотрела на хитрый прищур Петра и расслабленно выдохнула с широкой улыбкой:
– Так сколько, говоришь, тебе лет по паспорту?
– Шестьдесят четыре, – продолжил шаловливо улыбаться тот.
– Нее-е-ет… – протянула Людмила хитро, – Твой анюлясьён хоть и наступил, а годы твои так и не забрал из души. Как был ты шестилетним шалопаем, так и остался…




Люди, пожалуйста, не взрослейте душой – это ловушка!

Ваш
Андрей Щеглов
(сказочник дядюшка Андруша).
15.08.24.