Пленэр после грозы Глава 3

Глава 3.


     На другой день Василия разбудил горластый петух. Он старался так, как будто хотел выслужиться перед хозяйкой, которая давно звенела ключами и о чём-то переговаривалась с прислугой Глашей. Быстро одевшись и совершив утренние водные процедуры, Василий Александрович вышел во двор. Противный петух нагло смотрел на него с забора и орал как потерпевший, куры на заднем дворе разгуливали с важным видом. Солнце только начало подниматься над горизонтом и струило свои ласковые лучи на просыпающийся деревенский мир. Хорошо-то как, Господи! Так бы и стоял, раскинув руки, вдыхая свежий насыщенный деревенскими запахами воздух.

     Тем не менее время не ждёт, нужно выполнить задуманное. План вчера был составлен и утверждён. Наскоро позавтракав, они вместе с Митрофаном Матвеевичем отправились в Нежин. Перед отъездом прапрадед уединился с Дарьей Семёновной у себя в кабинете и недолго «поколдовал» над часами. Теперь сидел в старенькой коляске с загадочным видом и сам управлял лошадью. Дорога петляла между пологими холмами, пылила, и вот, вывернула на берег небольшой речки. От воды потянуло сыростью. Плеснула рыбина. Наверное, здесь неплохая рыбалка. Над тёплой водой носились стрекозы с прозрачными голубыми и зелёными крыльями. До путников доносился густой аромат воды и трав. Нужно будет уговорить прапрадеда посидеть зорьку с удочками, - подумал Василий.

     Впереди показался лесочек. Вчера настолько был озабочен предстоящей встречей с родичами, что не замечал этих красот. Захотелось это всё запечатлеть. К сожалению, краски остались в усадьбе. Василий вытащил из кармана блокнот и карандаш и стал делать быстрые зарисовки.

     Вот корявое дерево, нависшее над водой, рядом тёмный силуэт кустов. Перед деревом лежит живописный валун. Быстрые росчерки карандаша выстраивают в белом пространстве блокнотного листа точные, сочные, можно сказать «живые» линии, отображающие строение, форму и силуэты предметов.

     Вот извилистая лента дороги, бегущая по холмам. На горизонте лёгким флёром в потоках воздуха струится масса перелеска, а вон там группа отдельно стоящих берёзок. Они объединились между собой в стройном, сложном движении и  ритме поз, как в каком-то танце. И эти зрительные образы ложатся на белые листы бумаги.
А вот Митрофан Матвеевич, нахохлившись, сидит на облучке коляски, устремив взгляд на дорогу. В руках вожжи, локти оперлись в колени поджатых ног и он тоже запечатлён в блокноте Василия. Всё это ложится на бумагу точными быстрыми движениями опытного рисовальщика.

     Прапрадед с любопытством следит за работой Василия Александровича, удивлённо хмыкает и качает головой. Ай да праправнук! Молодец, красиво получается. Наконец, они въехали в Нежин. Быстро нашли банк. Их встретил за конторкой всё тот же серьёзный мужчина, с которым Василий договаривался о хранении часов. Теперь он провёл их в хранилище банка к сейфу. Когда они с Митрофаном Матвеевичем открывали бронированную ячейку, у Василия дрожали руки: а вдруг ничего не получилось. Митрофан Матвеевич достал часы, повертел перед глазами, узнавая, осмотрел, удивлённо поцокал языком и отрыл заднюю крышечку. Со щелчком откинувшейся крышки открылась поверхность внутреннего корпуса, где находилось отверстие для ключика, которым заводили пружину. Там у самой печати с пробой серебра они увидели начерченный иголкой тоненький крестик размером миллиметра три – не больше. Василий облегчённо вздохнул. Этого знака на часах ещё вчера не было. Митрофан Матвеевич обернулся к нему с улыбкой на лице.

     - Всё подтвердилось. Слава Богу, а то я уж думал, ты меня разыгрываешь. Не хотелось в тебе обмануться. Я рад, что ты на самом деле мой родственник, мой праправнук. Теперь все сомнения исчезли прочь.  До последнего момента не мог окончательно поверить твоим словам. Это настолько невероятно и удивительно – голова кругом идёт…. Не обижайся на меня, что сразу не поверил.

     - Да я и сам бы не поверил. Боялся к вам идти. Теперь нужно часы пока оставить здесь. Потом, когда буду уезжать – заберу с собой. Они вышли и сели на скамейку под раскидистым деревом.

     - Что ты собираешься теперь делать? Чем мы можем тебе помочь? - Спросил он у праправнука. - В глазах исчезли льдинки настороженности и недоверия. Теперь на Василия смотрел внимательный и заботливый родственник. Было впечатление, что они знают друг друга сто лет. Вернее - сто пятьдесят.

     - Нужно выправить какие-то документы, чтобы можно было учиться, как-то жить, кем-то быть. Ведь на сегодняшний день я никто, и звать меня никак - нелегал.

     - Как ты это себе представляешь?

     - Идеально было бы, если бы вы меня усыновили. – Прапрадед надолго задумался.

     - У нас кроме Вани есть ещё четверо детей. Самому старшему сейчас 21 год. Он учится в университете в Киеве. Будет медиком, как и его дед, мой отец. Второй сын умер пять лет назад. Ему сейчас было бы как раз 18, ты по внешнему виду его ровесник. Две дочери:  Девочки пятнадцати и двенадцати лет сейчас учатся в гимназии. Пока лето, они в гостях у родственников в Петербурге. Ещё один сын, которому сейчас было бы девять, умер в возрасте 3-х лет от горячки. Ещё одна дочь шести лет вместе с Ваней живёт с нами. Все дети рождались с разницей в возрасте в три года. – Василий улыбнулся:

     - Эта традиция  разницы возраста в три года сохраняется у ваших внуков и правнуков вплоть до меня и моих детей. Во всех семьях ваших потомков дети рождались тоже через три года. Посидели, помолчали. - Я вам ещё не сказал о том, что в своём времени я уже далеко не юноша. Мне там уже исполнилось семьдесят лет. Скоро должно было исполниться семьдесят один.- Прапрадед удивлённо взглянул на Василия.
 
     - Всё то, что ты говоришь не просто невероятно. Я бы сказал, что этого просто не может быть никогда, если бы не то, что я только что сам увидел своими глазами…. Ведь тот значок, начерчен моей собственной рукой на часах, которых я даже в руках не держал….   

     Давай попробуем объявить тебя моим вторым сыном, который чудом остался жив. Мы, якобы, не надеялись на твоё выздоровление, жаловались знакомым. Кто-то слышал об этом, кто-то что-то сказал и из-за этого пошел слух, что ты умер, а ты остался жив. На самом деле наш сын умер, когда мы были в гостях у родственников в другой губернии. Это случилось в позапрошлом году, т.е. недавно. Внешне ты имеешь удивительное сходство с ним и со мной. Его мало кто помнит в лицо, т.к. он вёл затворнический образ жизни и мало с кем общался. Был очень религиозен.  Даже учился дома. Нанимали учителя. Он готовился к монашеской жизни. Часто подолгу жил в монастыре. Ни кто из местных наших знакомых не видел его мёртвым. Все хлопоты по погребению мы совершили там. Скажем теперь, что когда ты, был при смерти, мы увезли тебя в Курск в Коренную Пустынь и там ты чудесным образом поправился. Ты стал послушником Курского Знаменского монастыря в благодарность за исцеление. Год в молитвах благодарил Бога. Документ от владыки у тебя есть. Теперь же приехал к нам, и мы решили выправить документы, так как тебе исполнилось восемнадцать лет и теперь тебе нужно выбирать дальнейший жизненный путь, строить свою будущую карьеру.

      Поедем прямо сейчас в храм. В церковной книге есть запись о его рождении. Там  мы младенца и крестили. Записи о его кончине там нет. Придётся упросить батюшку, чтобы он нам выдал нужную  выписку из этой книги.

     Они сели в коляску и поехали на другой конец городка к дому,  где жил священник отец Феофан. Батюшка их выслушал внимательно. Он долго переспрашивал, почему это ребёнок был отправлен за почти пятьсот вёрст на лечение, неужели ближе святыни не нашлось. Вон Киев гораздо ближе. Да почему вовремя не известили о его выздоровлении. Ему долго объясняли и оправдывались. Просили прощения, каялись. На батюшку очень благоприятное впечатление произвёл документ за подписью владыки Сергия.

     Наконец отец Феофан всё выяснил, был удовлетворён их оправданиями и, наконец,  они отправились в храм. Батюшка выписал им необходимые бумаги. К великому удивлению имя настоящего сына Митрофана Матвеевича и Василия совпали. Теперь он имел метрическую выписку на имя Василия Митрофановича Рожалина.

     К ночи они уже были дома, в усадьбе и всё рассказали Дарье Семёновне. Добрая женщина расплакалась и обняла Василия как вновь обретённого сына. Дальше был вечер за чаем и обмен семейными историями с обеих сторон.

     Василию пришлось рассказывать свою историю попадания в это время. Особенно внимательно слушали рассказ Василия о том, как он после грозы направился писать этюды в роще у пруда и  провалился во времени на сто пятьдесят лет в прошлое. О том, как он помолодел и стал выглядеть как восемнадцатилетний юноша. Рассуждали о роще, где росли тысячелетние дубы, о зелёном тумане и темпоральных вратах, о Знаменской роще, о промысле Божьем и Его Святой воле. Потом содержание разговора плавно перетекло на обычные житейские темы. Вся семья ещё долго сидела при свете керосиновой лампы и беседовала о деталях жизни родственников, о ценах на продукты, о модах в мужской одежде, о принятых нормах поведения в обществе. Говорили о многом, и о том, чего и пересказать невозможно.  Разговор был  длинный и затянулся заполночь.

     Рано утром на рассвете Василий и Митрофан Матвеевич отправились на рыбалку.  У прадеда имелись рыболовные снасти. Их приготовили ещё с вечера. Дарья Семёновна вместе с поварихой заботливо собрали им корзинку с пирогами и с домашней колбаской. Заботливые женщины положили туда всё, что нужно для ухи. Прадед захватил бутылочку домашней наливочки и рыбаки пешком двинулись к реке. Идти пришлось через заливной луг. Трава была по колено и одежда вместе с обувью моментально намокли от обильной росы. Наконец они спустились к воде. Митрофан Матвеевич обещал, что клёв на этом месте будет отменный.

     Устроились на складных стульях с комфортом, закинули удочки и стали ждать. Конечно, ни о каких безинерционных катушках здесь не знали. Зато крючки были просто произведение искусства. О таких изделиях, в наше время конвейерного производства и ширпотреба, можно было только помечтать. Василий спросил у деда, не у ювелира ли он их заказывал. Оказывается, что у деревенского кузнеца. Да уж! Умелец, ни чего не скажешь. В качестве лески использовалась тонкая скрученная шелковая нить. Василий даже засомневался в надежности лески. Вскоре он убедился, что леска крепкая. И выдерживает судака килограмма в два с половиной. Поплавок его удочки мерно покачивался на воде. Солнце уже поднялось над горизонтом и стало пригревать. Стрекозы  вились над водой.  Тихий ветерок пробегал по верхушкам прибрежной осоки. Тени от ракит колыхались у ног замерших рыбаков. На небе не было ни облачка.   То там, то здесь всплёскивали разыгравшиеся хищные жерехи. У берега в прозрачной воде виднелись смутные силуэты стаек мелких рыбёшек. Наконец поплавок дёрнулся и пошел влево. Василий, чуть отпустив, подсёк и тут же леска натянулась. Попался довольно крупный судак, и его пришлось вытаскивать с помощью прадеда. Без  вовремя подставленного сачка рыба могла бы уйти. Лиха беда начало. К полудню оба рыбака были с прекрасным уловом. Рыбы в маленькой речушке было не в пример больше, чем в двадцать первом веке.

     Сваренная на костре уха, дополненная свежим домашним хлебом и пирожками, домашними колбасками и прекраснейшей вишнёвой наливочкой сделали своё дело. Остававшиеся где то в глубине души барьеры недопонимания и психологической защиты были разрушены полностью. Теперь на берегу речки у костра сидели самые близкие родственники. Вели задушевные беседы, шутили, рассказывали друг другу случаи из жизни. Даже пели песни, которых, как оказалось, знали немало, а некоторые пели вместе дуэтом. Многие песни Василий знал от бабушки. Она любила петь и обладала в этом не малым талантом. Голоса у обоих были очень хорошие и слух отменный. У Василия был звучный приятный баритон, а  Митрофан Матвеевич исполнял теноровую партию, хотя и у него был баритон, но диапазон позволял вытянуть за тенора.. Одним словом они подружились и теперь прониклись искренней отцовской и сыновней любовью.

****

     На другой день Василий со своим названным отцом отправились в губернский город Чернигов для выправления документов. Там пришлось пробыть несколько дней. Зато они выправили паспорт Василию. Кроме того оформили прошение в сенат о внесении имени и прочих данных в родословную книгу губернского дворянского собрания. Приобрели много прочих бумажек, без которых в этом обществе никак нельзя жить, учится, вступать в права собственности, приобретать и продавать имущество, жениться и создавать семью и иметь потомство, не ущемлённое в правах. Потратили около двух с половиной сотен рублей, причём не только на дорогу, проживание и питание, но и на мелкие взятки. Ведь хотелось побыстрее, чтобы расположить к себе чиновников. Пришлось ехать даже в Киев, чтобы найти некоторых важных господ. И всё это сумели сделать на своей старенькой коляске и благодаря спокойной и надёжной лошадке, которую отблагодарили вкусной едой и заботливым уходом. Если бы не свой транспорт, ничего бы они не успели сделать в такие сжатые сроки.

     Там, в Киеве и потом, по дороге домой,  им пришлось познакомиться с несколькими интересными людьми, и это сыграло существенную роль в дальнейшей жизни Василия. Прежде всего он встретился с местными художниками. Это произошло, когда устав душой и телом от всей этой бумажной суеты, Василий решил отдохнуть и вышел из гостиницы прогуляться альбомом. Дело было уже к вечеру. Старый зелёный город был полон интересных, живописных уголков и Василий Александрович остановился для того чтобы сделать несколько зарисовок.   Незаметно сзади к нему подошел мужчина в широкополой шляпе и стал наблюдать за его работой. Дождавшись, когда Василий закончил очередную зарисовку угольным карандашом, он вежливо поздоровался и попросил показать ему его рисунки. Долго и внимательно рассматривал их, а затем спросил:

     - У кого вы учились молодой человек?

     - Врядли вам знакомо его имя. – Ответил Василий. Мой учитель мало известен. Он из Курска.

     - Тем не менее, у вас есть признаки неплохой школы. Правда требуется много работы, чтобы эта школа дала свой результат. Я бы даже подумал, что в  Ваших работах чувствуется методика Чистякова. Ваш учитель не ученик ли Павла Петровича? Чувствуется его влияние. Вам определённо надо учиться. – Знал бы он, что меня действительно учили педагоги по методике, разработанной на основе педагогического опыта Павла Петровича Чистякова, - подумал Василий.

     - Как видите. Выполняю рекомендации моего учителя: «Ни дня без линии», как говорил греческий художник Апеллес. Правда, материалы на исходе. Не подскажете ли где можно купить кисти, краски и прочее?

     - Отчего же, пойдёмте в лавку для художников - покажу. У вас действительно был неплохой учитель. Ему известно имя древнего греческого художника и его знаменитое высказывание, которое положено в основу методики обучения в Императорской Академии художеств. В последние годы Павел Петрович Чистяков много сделал для воспитания молодых художников. Эти сведения ваш учитель мог получить только в том случае, если сам получил хорошее художественное образование. Апеллес, со слов Плиния, старался практиковать графическое искусство, не пропуская ни дня. Вы, я вижу, следуете ему буквально и это правильно.

     - Меня зовут Алексей Петрович, а вас как?

     - Василий Рожалин.

     - Что-то мне везёт последнее время на открытие молодых способных художников. Недавно познакомился ещё с одним молодым человеком по имени  Валентин. Правда, он моложе вас, но удивительно талантлив. Он рекомендован Ильёй Ефимовичем Репиным для обучения в рисовальной школе Мурашко в Киеве. Неделю назад заезжал к одному моему знакомому Василию Ивановичу Немчинову в его имение, в Ахтырку. Там и познакомился с рисунками Валентина Серова – очень способный юноша. – Василий удивлённо поглядел на собеседника. Его брови взметнулись вверх. Он весь обратился в слух, ведь речь идёт о Валентине Александровиче Серове. Это был любимый художник Василия. Вот это имена! 

     Они неспешно пошли по улице, рассуждая об искусстве, вспоминая рекомендации разных известных художников и школ. Так они дошли до лавки, где можно было купить разные материалы и принадлежности для живописи и рисунка. Первое на что Василий обратил внимание - это были прекрасные кисти. Щетина ручной подборки и вязки, замечательные кисти ушного волоса, колонок и белка – всё было в большом разнообразии размеров и цен. Он подобрал себе всего понемногу. По старой привычке набрал масляных и акварельных красок, купил и акварельной бумаги. Глаза разбегались. Хотелось купить и того и другого. Всё было довольно дорого, и всё же Василий покупал ещё и ещё. Хорошо, что в деньгах, благодаря прапрадеду, Василий пока не нуждался и имел возможность прикупить нужные материалы. Его новый знакомый стоял в стороне и с улыбкой наблюдал за Василием

     - Теперь я вижу, что не ошибся в вас, - сказал Алексей Петрович. Пойдёмте, познакомлю с моим другом, ещё одним молодым художником.

     Они вышли из лавки и через несколько домов свернули в тихую улочку. Скоро подошли к старому двухэтажному дому и, поднявшись на второй этаж, вошли в мастерскую художника. Там совсем молодой парень, лет двадцати, стоял перед мольбертом, на котором находилось большое полотно. Когда они зашли, молодой человек накинул на свою картину покрывало. Обычно художники не любят, чтобы кто-то видел их незаконченные работы. Это было понятно Василию. Так поступали многие его знакомые. Рождение новой картины – таинство. Оно не терпит лишних свидетелей. 

     - Знакомьтесь: Иван Фёдорович Селезнёв, - представил хозяин мастерской юношу Василию. - Обучается в Императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге. Здесь на летних каникулах. Просил дать ему возможность поработать в моей мастерской. А это Василий Митрофанович Рожалин, очень способный молодой человек.

     Они разговорились о учёбе в Академии художеств, о условиях поступления и учёбы, о преподавателях. Иван Селезнёв в этом году был удостоен двух малых серебряных медалей за свои работы. Он обучался в мастерской Павла Петровича Чистякова.

     Василий Александрович слушал и слушал. Наконец Иван попросил Василия показать ему свои зарисовки. Посмотрев на них, он предложил ему сделать на довольно большом картоне  погрудную портретную зарисовку с Алексея Петровича, как испытание уровня его подготовки.  Василий согласился. Алексей Петрович присел на приготовленный стул натурщика и они, вдвоём с Иваном Селезнёвым, начали его рисовать. Василий вытащил из кармана свой любимый угольный карандаш «Ретушь»,  попросил у Алексея Петровича немного рисовального угля, несколько кусочков мела и работа пошла. Сколько они трудились, ему было трудно сказать. Всё завертелось с такой скоростью что, казалось, время остановилось. Часа два, а может три пролетели как один миг. Когда Алексей Петрович встал и объявил о конце сеанса, Василий Александрович с Иваном пережили чувство огорчения. Не хватало, казалось, ещё получаса или может быть минут двадцати. Хотелось где-то добавить, что-то исправить, однако пришлось отставить незавершенные работы и сделали просмотр.

     Конечно, портрет Василия уступал работе Ивана Селезнёва, но Василию за свою работу не было стыдно. В портретной зарисовке было что-то такое, что заставляло остановить на ней оценивающий взгляд. Главное, что там был характер. Да и технически его работа была на достойной высоте. Общая масса светотени легко и пластично выстраивала объёмы головы,  шеи, мелкие детали лица вписывались в общий объём и грамотно выстраивали общую массу портрета. Широкими прозрачными мазками тона легко выстраивались локоны волос и общий объём причёски плавно уходил  в воздушную дымку фона вокруг головы. Четкие и точные световые мазки выстраивали формы лба, носа и подбородка. Особенно изящно и тонко лепилась форма освещённого ближайшего к зрителю глаза, скулы и они очень живо читались на лице. Второй глаз весьма точно располагался в пространстве и тонко уходил в прозрачную тень, не вываливаясь и не споря с первым, ближним к зрителю. Оба глаза смотрели ровно и задумчиво. Общее выражение лица портретируемого было одухотворённым и живым.  Получился достаточно технически грамотный и в то же время творческий портрет-зарисовка. Василию Александровичу было за него не стыдно. Оба художника его похвалили, но нашли и множество недочётов и промахов, как технического, так и композиционного плана, о чём тут же ему и сообщили.

     Обсуждение велось долго. Оба художника дали много полезных и дельных советов относительно выбранного ракурса, учёта особенностей света, технических приёмов выявления  деталей с учётом цельного силуэта. Василий с благодарностью выслушал всё и вынес немало полезного для себя. Пообещал поддерживать дальнейшую связь, а художники со своей стороны обещали ему дать рекомендации и свести с нужными людьми, чтобы Василий мог продолжить своё художественное образование. Расстались они друзьями.

     На улице уже стемнело. Когда Василий Александрович добрался до гостиницы, его встретил встревоженный Митрофан Матвеевич.

     - Васенька, разве можно так заставлять меня волноваться. Чужой город, мало ли что могло случиться.

      Василий уже привык к ласковой форме обращения к нему прапрадеда и она его ни сколько не коробила. Приятно было, что его приняли в круг ближайших родственников. Ласковое внимательное отношение его трогало. Ему на самом деле стало стыдно за причинённое им беспокойство и он извинился. Василий кратко пересказал Митрофану Матвеевичу обстоятельства знакомства с местными художниками. Поговорив ещё немного, оба отправились спать. Наутро, наскоро позавтракав, оба родственника отправились домой. Теперь Василий Александрович был полноправным гражданином Российской империи, подданным его императорского величества, отпрыском дворянского рода Рожалиных.  Осталось дождаться официальной бумаги из санкт Петербурга и дело завершено.