Угроза империи глава 9

 Глава 9.


     Потянулись дни ожидания. Дело в том, что выгодные для России условия договора вызвали протест Англии и Австро-Венгрии. Бывшие союзники, как это обычно было принято у них, решили, что  можно урвать от победы России свой жирный кусок и это будет вполне справедливо. Поднялась политическая и дипломатическая возня. Российской империи угрожали новой войной. Это вынудило Петербург согласиться на пересмотр Сан-Стефанского договора. В июне – июле 1878 года был созван Берлинский конгресс, на котором достижения и выгоды результатов победы  России были существенно урезаны. Впрочем, всё как всегда. Весна прошла в тревожном ожидании и пустых разговорах. На отдых домой отпускали очень неохотно. Войска находились в повышенной боевой готовности. Офицеры изнывали от неопределённости. По вечерам собирались для общения, выпить по бокалу вина и для карточной игры. Волочились за симпатичными женщинами, ссорились, случались  и дуэли. Чем ещё можно заняться боевому офицеру в свободное от служебных обязанностей время? Все перезнакомились.

     Василий старался не участвовать в дружеских попойках и карточных баталиях. Истинный возраст и жизненный опыт брали своё. Однако игнорировать подобные вечеринки совсем не мог. Для поддержания статуса и авторитета боевого офицера иногда всё же приходилось бывать на таких собраниях. Этого требовало положение офицера, дворянина и слава отчаянного рубаки.

     Большую же часть свободного времени Василий проводил у этюдника. Много рисовал. Дорабатывал сделанные в военное время этюды и зарисовки. Постепенно складывался замысел большой картины, даже не одной. Делал эскизы, искал композиционное решение.

     С сожалением приходилось отвлекаться для посещения офицерских вечеринок. Там, узнав о его способности к пению под гитару, частенько просили что-нибудь исполнить. Он вспоминал уже известные в это время старинные романсы и исполнял их, а иногда приходилось спеть что-нибудь из того, что будет написано только лет через сто. Но, ни кто не догадывался о том, что это не его сочинения. Он обычно говорил, что это сочинение неизвестного автора. Тем не менее, за ним неуклонно тянулась слава непризнанного сочинителя текстов песен и даже композитора. Родилась легенда, что виной его тайны является безответная любовь Рожалина. Говорили, что причина в неравенстве положения. В этой легенде, конечно, была доля правды, в которой он даже себе не смел сознаться: Она княжна, а он простой мелкопоместный дворянин. Ему сочувствовали, но ничего в глаза не говорили. Не смели, помня о его славе непревзойдённого стрелка и блестящего фехтовальщика.  Просили спеть ещё и ещё.

     Вот и в этот раз он вспомнил замечательный романс, на слова Дениса Давыдова, на музыку композитора Андрея Павловича Петрова, написанную к кинофильму «О бедном гусаре замолвите слово».


Не пробуждай, не пробуждай

Моих безумств и исступлений

И мимолетных сновидений

Не возвращай, не возвращай!

…………………….

Просили ещё, и Василий спел романс на слова Петра Вяземского, музыка Андрея  Петрова:


Я пережил и многое, и многих,

И многому изведал цену я;

Теперь влачусь один в пределах строгих

Известного размера бытия.


………. …

     Все слушали затаив дыханье. Андрей Петров – замечательный композитор, начавший свой творческий путь почти сто лет спустя, который написал песни на стихи поэтов пушкинского времени Петра Вяземского и Дениса Давыдова пришелся по вкусу слушателям в этом времени.

Потом вспомнился замечательный романс:


Не пробуждай воспоминаний

Минувших дней, минувших дней –

Не возродишь былых желаний

В душе моей, в душе моей.

……………….

     Смутно вспомнилось, что это романс на слова таинственного Н.Н., а музыка Петра Булахова. Написан он где-то в это самое время, в 1877 или 1878 году.

     Наконец, Василий отложил гитару и вышел на улицу подышать свежим воздухом. Постоял, помолчал... На небе висела огромная луна и ярким светом заливала пространство грязного дворика. Откуда-то несло запахом навоза и гнилья, смешанного с ароматом жарящегося мяса. Прикинув направление ветра, Василий отошел за угол, чтобы не ощущать этот малоприятный букет. Кто-то вышел вслед за ним. Говорили шепотом. Василий невольно прислушался. По отдельным обрывкам слов он понял, что договариваются о какой-то мерзости, о чём-то похожем на карточный  обман.

     Василий включил свои сверхспособности и прослушал весь разговор. План шулеров был ему понятен. Оставить всё как есть он не мог, слишком прочно понятие чести вошло в его жизнь ещё там, в том времени, где понятие чести просто выпало из употребления и упоминалось только в виде забавного и наивного анахронизма. Но и объявить публично, что подслушал их разговор, было нельзя. Ведь подслушивать чьи-то разговоры в приличном обществе тоже неприлично. Ведь придётся рассказать, что подслушал чей-то разговор. Это равносильно признать себя бесчестным.

     Шептавшиеся молодые офицеры вошли в дом. Василий последовал за ними. Незнакомые ему молодые шулера организовывали уже столик для игры в карты. С ними сел играть какой-то помещик из-под Рязани, который хорошо разбогател на поставках в действующую армию. За полчаса молодые обормоты обобрали его до нитки. Следующим с ними сел играть какой-то болгарин  и его быстро обчистили.

     Надо было что-то делать. Василию ничего не приходило на ум. Объявить о шулерстве - значит получить вызов на дуэль. Как доказать? Ведь ни каких вещественных аргументов у него не было.

     Через преступную компанию прошло ещё несколько человек, и Василию ничего не оставалось, как самому сесть с ними за игровой стол. Он отважился на это потому, что почувствовал, что изобличить их обман ему удастся с помощью способности входить в состояние ускорения.

     Когда он использовал это состояние у него проявлялись и другие сверх способности, знакомые ему по ситуации в бою. Он видел всех игроков, как бы всех разом. От его «сверхвнимания» не могли утаиться их условные знаки, которыми они обменивались. Смысл этих знаков ему вдруг становился понятен. Василий интуитивно воспринимал их «ментальное поле» как раскрытую книгу. Это было не пресловутое «чтение мыслей», а именно восприятие ментального поля, как некого комплекса знаков и логических цепочек и связей. Впрочем - всё как в бою.   Кроме того, он интуитивно чувствовал какая карта в руках игрока, а какая будет следующая в колоде. Это было сверхбыстрое просчитывание ситуации. Игра пошла совсем не так, как её планировали молодые обманщики.

     Скоро он выиграл у них всё до последней копейки. Один из шулеров, армейский капитан, предложил сыграть ещё раз, поверив ему в долг. Василий отказался. Тогда капитан, игравший против Василия, поставил на кон своё имение в Воронежской губернии. Он положил на стол свою расписку, в которой оценил имение в пятьдесят тысяч рублей. Василий безжалостно ободрал его до нитки, выиграв и имение. Капитан смертельно побледнел. Он проиграл огромные деньги. Сговор с нечестными друзьями ему не помог. Василий надеялся на то, что это имение у капитана было не единственное. Очевидно, это так и было. Офицер был не из нищих, но это был для него тяжелый урок. Молодые шулера должны были сделать правильные выводы. После этого Василий отложил карты и, сказавшись усталым, больше не играл. В кармане у него лежала расписка на имение  и деньги вместе с чеками в общей сумме ста пятидесяти тысяч рублей.

     Окружающие смотрели на него с опаской, некоторые даже с суеверным ужасом. Действительно, такое случается редко. Друзья поздравляли с удачей, враги - молча смотрели с ненавистью, а некоторые поглядывали с завистью. Ну вот, подумал Василий, нажил себе врагов. Один офицер из окружения молодых шулеров не знакомый Рожалину, подошел к Василию с высокомерным видом и, глядя на него свысока, процедил так, чтобы слышали все:

- Вы играли нечестно, сударь! Так в приличном обществе себя не ведут.

- Ну что же господин поручик, зато вы, по вашему мнению, играли «честно». О вашей «честности» знает ваша совесть, если она у вас есть. Бог тому порука. Если совести у вас нет, то я готов вам помочь, пробудить её и преподать урок как себя следует вести в приличном обществе. - Ответил Василий.

     Получалось, что оскоблённая сторона неизвестный офицер от компании шулеров, а вызов на дуэль принадлежит ему, значит и выбирает оружие тоже он.

- Вы выскочка и наглец, ответил незнакомец. Я готов вам это доказать. Если вас устроит завтра в шесть утра, - ответил Василию его противник.

- Жду ваших секундантов. – Так не хотелось ему садиться играть в карты, но он был в безвыходном положении – и вот результат. Пришлось просить бывшего однокурсника, а теперь уже поручика, Петра Чернышева быть секундантом.

     Поздно вечером к Василию зашли секунданты его оппонента и объявили о том, что его визави выбрал в качестве дуэльного оружия шпагу. Прохвост видимо уже выяснил, что Василий прекрасный стрелок. Кстати выяснилось и имя наглого поручика. Им оказался Курляндский дворянин по имени Генрих, приписывавший себе баронский титул фон-Ашеберг. Кстати были серьёзные сомнения в его баронском достоинстве. Ходили слухи, что баронский титул он себе приписывал незаконно. Шулер он и в этом шулер.  Обговорили условия дуэли. Посчитали, что для удовлетворения будет достаточно вести бой до первой крови. Ночью Василий спал на удивление спокойно и хорошо выспался.

     Утром Рожалин направился на место дуэли. Там уже все собрались. Секунданты проверили оружие, и был дан сигнал к началу боя. Барон фон-Ашеберг картинно сбросил свой мундир на траву и сделал несколько  наступательных движений, красуясь свободными и мягкими взмахами кистью вооруженной руки. Кстати, оказалось, что он фехтует левой рукой. Это было неожиданно и опасно. Барон сделал глубокий и стремительный выпад в корпус. Василий легко его отбил, проведя батман в третьей позиции. Тут Рожалин опять включил ускорение. Движения противника и окружающих замедлились и Василий с лёгкостью перемещаясь вдоль вытянутой руки противника приблизился к нему на расстояние удара и произвёл изящный росчерк острым концом шпаги на его лбу, изобразив букву «Н». Кровь заструилась из образовавшихся разрезов, но рана была поверхностной, хотя крови было много. Быстро вернувшись на безопасное расстояние, Василий перешел в обычный ритм движений. Барон только теперь понемногу стал приходить в себя, и на его лице проступило выражение испуга и растерянности.

     - Что это было, господа? Вы видели? – он перемещается с невероятной скоростью! Так нормальный человек перемещаться не может. – Секунданты в недоумении разводили руками. Всё было по правилам, а то, что противник двигается быстро - ну что же, это не запрещено. Дуэль закончилась  победой Рожалина, а наглый барон был помечен печатью – буквой Н. Это первая буква в слове НАГЛЕЦ.

     Урок был преподан. Вряд ли кто-то захочет испытать свою судьбу в поединке с Василием. Слава о поединке быстро разнеслась среди офицеров. Почти все поздравляли Рожалина. Мало кто не имел обид от зарвавшегося курляндского выскочки. 

     Тем не менее, Василия вызвал к себе генерал Гурко и взгрел его самым серьёзным образом. Рожалин был посажен под домашний арест, с предупреждением, что будет ждать решения от главнокомандующего. Заключение продолжалось недолго. Через несколько дней великий князь Николай Николаевич, выслушав доклад об обстоятельствах и причинах дуэли, долго смеялся, потом заявив, что дуэли всё же не должны быть разрешены, тем не менее, простил Василия, потому, что тот не был инициатором. Его высочество порекомендовал сделать Рожалину внушение и приказал выпустить его из под ареста без последствий. С этих пор за Василием закрепилась слава непобедимого фехтовальщика, и удачливого карточного игрока. С ним боялись садиться играть и старались не задевать в ссорах. Рожалину это было на руку. Он и не стремился к игре, а ссор не искал никогда. За то теперь он мог всё своё свободное время посвятить живописи.

     Постепенно стало вырисовываться содержание и общая композиция задуманной картины в батальном жанре «Засада у Нижнего Дубняка». Василий искал типажи среди офицеров и нижних чинов своей батареи. Рисовал драгун своего боевого товарища Бураго. Много делал зарисовок лошадей, оружия, мундиров, находил и просил попозировать турок, живших пососедству. Увлечённо работал несколько месяцев и к июлю сумел закончить  свою первую в этом времени картину. С окончанием работы над живописным полотном совпал, наконец и объявленный, отпуск. Василий быстро передал дела по батарее своему заместителю и с первой же оказией отправился в Россию.

     Прежде всего, ему хотелось посетить своих родственников Митрофана Матвеевича и Дарью Семёновну. Прошло уже почти два года, как они расстались и поддерживали связь только редкими письмами. До Нежина Василий добирался около пяти дней. Железные дороги были перегружены, а сеть железнодорожных путей была ещё не так хорошо развита, как в двадцать первом веке.

     В Нежине Василий договорился с извозчиком и вот, наконец перед ним опять простираются знакомые поля и перелески, речки и мосточки, так хорошо ему запомнившиеся  с того самого времени, когда он вместе со слугой купца второй гильдии Федькой ехал к Рожалиным. Показалось имение Митрофана Матвеевича. Вот и сам он вышел на встречу. Стоит, смотрит и не узнаёт в  этом бравом гвардейском капитане своего названного сына Василия. Узнал, всплеснул руками, крикнул в открытую дверь что-то радостное и бросился навстречу. Василий расплатился с извозчиком и, раскрыв объятия, пошел к своему прапрадеду. Встреча была по-настоящему радушной. Дарья Семёновна суетилась на кухне, раздавала распоряжения, Ваня крутился у ног, всё время пытался пощупать саблю, тянулся к орденам, примерял форменную фуражку. Наконец все сели за стол.

     Расспросам не было конца. Когда застолье подошло к концу, Василий вышел с Митрофаном Матвеевичем на свежий воздух. Постояли молча с полминуты. Василий спросил

     - Что-то у вас у всех лица имеют несколько натянутое выражение. Вы как будто чем-то обеспокоены, да и слуг стало меньше? Двор как будто опустел, петуха не слышно?

     - Не хотел тебя расстраивать сразу по приезду. Долги у нас в дворянский банк накопились. В этом году недород был.

     - Каков же долг? Ведь у вас ещё и дети на руках. За обучение надо платить, одеть, обуть, не говорю уже о питании…

     - На днях выставили нам счёт в двенадцать тысяч, а оплатить не можем. Придётся продавать имение и снимать квартиру в Нежине.

     Василий полез в саквояж и вытащил свои сбережения. Отсчитал двадцать тысяч и отдал Митрофану Матвеевичу. Тот даже в лице изменился.

     - Где ты такие деньги взял? Уж я-то знаю, что из твоего жалованья за десять лет столько не скопить.

     - Берите, берите. Это так, по случаю, одного шулера наказал и честно выиграл в карты. Вы же у меня единственные близкие люди. – Василий рассказал о имении в Воронежской губернии, о своём участии в акциях завода по производству пива. Утаил только о дуэли. Митрофан Матвеевич растрогался.

     - Ну, вот ты и стал взрослым. Мог ли я подумать о тебе так всего два года назад, когда ты приехал к нам восемнадцатилетним мальчишкой, да ещё стал рассказывать странные истории. Время летит быстро, а теперь, как настоящий сын, ты оказался нам опорой, помогаешь. Только уж постарайся не ввязываться в подобные истории, ведь так и врагов себе наживёшь. Мы бы этого не хотели. Ты ведь для нас стал по настоящему родным, и мы хотим тебе добра.

Василий Александрович улыбнулся:

     - А о моём истинном возрасте вы не забыли?

Митрофан Матвеевич виновато всплеснул руками:

     - Прости, я уже привык к тебе относиться как к нашему настоящему сыну.

****

     Василий пробыл у своих родных ещё два дня и отправился в Воронежскую губернию. Нужно было срочно вступить в права владения выигранным в карты имуществом.  Ехать поездом до Воронежа можно было только через Москву, а значит делать большой крюк. Василий принял решение проделать путь по железной дороге до Курска, а там почтовыми экипажами добираться сначала до Воронежа, а затем уже ехать в село Нижняя Верейка Скляевской волости, которое и было выиграно в карты. Оно находилось около 60 вёрст севернее Воронежа. Василию хотелось по дороге ещё раз побывать в родных местах.

     До Курска он добрался с относительным комфортом за сутки. Дальше, к Воронежу, железной дороги ещё не проложили. В Курске мало что изменилось. Родные холмы приветливо встречали его. Захотелось проведать владыку Сергия. Прежде всего Рожалин на извозчике доехал до Знаменской дачи и нашел своего благодетеля. На воротах Василий повстречал Егория. Тот его не сразу узнал.  Старый драгунский вахмистр вытянулся по стойке смирно и ел глазами молодого гвардейского офицера. Василий улыбнувшись обнял его и напомнил ему как они вместе ухаживали за лошадьми. Егорий растрогался и не мог ничего внятно ответить Рожалину от охватившего его волнения. Василий распросил Егория о владыке. Выяснилось, что он здоров и сегодня утром служил в Знаменском соборе. Хорошо, что тот оказался на месте. Василий попросил доложить владыке о том, что он хотел бы с ним поговорить. Егорий послал с докладом какого-то молодого послушника.

      Владыка вышел к нему через несколько минут и Василий понял, что тот его не узнал.

     - Владыка, благословите меня, недостойного послушника Василия.

Тот благословил его, с видом человека пытающегося вспомнить что-то важное.

     Он явно ни как не мог связать в памяти образ того растерянного юноши, буквально мальчишки, в странной не по размеру одежде, и этого бравого гвардейского офицера, Георгиевского кавалера, который стоял перед ним. Выглядел Рожалин значительно старше и представительнее, чем два года назад.

     - Это я, тот самый Василий Рожалин, которого вы благословили ехать в Ичню к родителям, просить у них прощения и искать документы удостоверяющие личность. Вы ещё приодели меня, и денег на дорогу дали.

     - Теперь вспомнил!... Значит, удалось помириться с родителями и восстановить бумаги? Я вижу ты и выучиться сумел, и в военных действиях участвовал?
 
     - Вашими молитвами, владыка. Благодарю вас. Думаю, без вашего благословения и бумаги не смог бы восстановить, и на войне не уцелел бы. Заехал вас проведать и поблагодарить за доброе сердце и помощь.

     - Погостишь у нас в Курске?

     - Не в этот раз. Еду в Воронежскую губернию, чтобы вступить во владение имением, которое приобрёл по случаю. Только не знаю пока, как добираться придётся. Может быть удастся купить экипаж и лошадь.

     - Пойдём со мной. Я найду тебе помощника, и он всё устроит.

     Василий пошел следом за владыкой, а тот привёл его на каретный двор к тому самому конюху Егорию. В присутствии владыки Егорий даже смахнул слезу. Вроде и недолгим было в прошлом их общение, а что-то связало их сердца тонкой, но прочной нитью.

     Владыка благословил Егория, чтобы тот помог Василию приобрести  лошадь и подходящую коляску для путешествия в Воронеж. Предупредил, чтобы это можно было купить не слишком дорого, но в исправном состоянии. После этого они распрощались, и Рожалин с Егорием отправились покупать экипаж. Старый конюх знал где можно было найти всё необходимое и уже через пару часов Василий владел резвым гнедым рысаком и вполне ещё крепкой удобной коляской с откидным верхом. Купили упряжь, торбу с овсом, чтобы в дороге мог дать корм коню. Ещё прикупили хороший бочонок для воды. Егорий проверил колёса и крепления рессор. Всё оказалось в полном порядке. Запрягли лошадь, погрузили багаж и Василий, уточнив маршрут, отправился в путь.

     В коляске больше 60 вёрст в день проехать можно, но не нужно. Лошадь требует отдыха и ухода. На второй день удалось проехать только чуть больше 40 вёрст. И только к исходу четвёртого дня удалось достичь Губернского города Воронежа. Остановился на постоялом дворе, распряг коня, передав его на попечение подбежавшего слуги и  вошел внутрь. Внутри было не много народа – человек пять. В основном это были небогатые купцы, да какой-то служащий, судя по петлицам на мундире - связист. По-видимому, телеграфист. Василий заказал ужин и место для ночлега. Ему подали мясо с кашей, квасу и ломоть свежего, удивительно приятно пахнувшего хлеба. Неспешно, и со вкусом поев, Василий отправился в отведённую ему комнатку.

     Ночь он провёл ужасно. Не давали спать клопы. Всё тело чесалось. От раздавленных кровопийц воняло преотвратно. Василий уже многократно пожалел, что завернул в этот постоялый двор. Он лежал и думал: почему говорили там, в его времени, что коньяк клопами пахнет? - Нет ничего похожего. Он вставал, прикладывался к бутылке коньяка. Помогало мало. Но противный запах раздавленных клопов на время отгоняло. Намучавшись, он всё-таки забылся сном. 

     Утром встал рано, умывшись, осмотрел всю свою одежду. Тщательно проверил, не нахватал ли он себе этих очаровательных вонючек. Очень не хотелось получить такой «подарок» с постоялого двора.

     Наскоро поев, Василий отправился по своим делам. Нашел контору, где предъявил расписку поручика Ивана Кирсанова о том, что он в счёт долга отписывает капитану лейб-гвардии, Рожалину своё  поместье в 570 десятин земли в селе Нижняя Верейка Скляевской волости Воронежской губернии, а также дом и хозяйство в этом селе. Хорошо, что это имущество было не родовым, а благоприобретённым.  Пришлось целый день ходить по стряпчим и судейским, по канцеляриям и даже зайти к губернатору. В один день хождения не увенчались успехом. В конце – концов после двух дней мытарств все бумаги были выправлены, подписаны и Василий получил законное право на владение вполне себе приличным имением, которое давало, по словам чиновников ежегодный доход в двадцать тысяч рублей.

     По ходу оформления документов выяснилось, что совсем недалеко в пяти верстах от Нижней Верейки можно приобрести ещё почти такой же участок земли. Старая помещица овдовела, у неё остались две дочери на выданье. Поэтому ей необходимо было продать имение, чтобы за дочерьми дать какое-то приданое. Василий попросил придержать этот участок, пока он не посмотрит его. Рожалин выехал до полудня и к вечеру подъезжал уже к Нижним Верейкам. Место, где стояло село ему очень понравилось.   Село находилось в живописном месте, окруженное причудливо изгибающейся и охватывающей его почти по кругу речкой Большой Верейкой. Река, хоть и называлась большой, но - не производила впечатление соответствующее  названию. Берега реки были густо покрыты зарослями деревьев и кустарника. Дальше простирались поля. Судя по тому, что видел Василий, почва была плодородной.

     По тем, прошлым временам, он помнил, что здесь должны быть прекрасные чернозёмы. Село было разбросано на широком пространстве, расположенном в петле реки. Домов было почти две сотни. Русло Большой Верейки охватывало домики посёлка с юго-запада, запада, северо-запада, севера и востока. Это было почти полное кольцо. Дальше река делала очередной поворот на восток и, причудливо петляя, несла свои воды в Дон, который протекал совсем недалеко, всего в трёх с небольшим верстах. На краю села при дороге стояла Воскресенская церковь. Здание было деревянное с колокольней. Позже Василий узнал, что она построена была  в 1776 году на каменном фундаменте, с каменной оградой. Совсем недавно, в 1868 году, в церкви установлен был новый иконостас. Василий подъехал к храму, вышел из коляски и подошел ко входу. Дверь была на замке. Он постоял, перекрестился, совершил поясной поклон и, прошептав слова молитвы, в которой просил Бога благословить его на новом месте на добрые дела и на начало новой жизни, поехал дальше.

     Барский дом оказался деревянным и расположен недалеко от церкви. Вокруг был разбит парк, который находился в запустении. В глубине парка виднелся тот самый барский дом. На вид он был небольшой, с мезонином и с парадным входом, над которым располагался широкий балкон. Его подпирали  четыре колонны.  Дорожки были не метенными, здание обшарпано. Навстречу Василию вышел дремучего вида бородатый мужик в фартуке и с метлой. Что он мёл, по состоянию дорожек было непонятно. Скорее всего сделал вид, что озабочен наведением порядка. Он вопросительно поглядел на приезжего офицера. Чего, мол, тому надо. Василий представился и приказал занести его вещи в дом. Встречавший его мужик оказался сторожем, и звали его Севостьян. Вскоре,  на встречу приехавшему новому барину, высыпали прочие слуги.

     Впереди всех выступал представительный мужчина лет около пятидесяти, лысоватый, с небольшой редкой бородкой и с ярко голубыми глазками. Он доложил, что служил при старом барине управляющим и имя его Никита Петров. Затем он представил всех прочих слуг. Их оказалось немного: кухарка, экономка, горничная и конюх. Вместе с управляющим и сторожем  - шесть человек. Василий осмотрел каждого и в целом остался доволен их внешним видом. Все в исправной одежде, чистые, во взгляде не заметил признаков нечистой совести в виде бегающих глазок или явного лукавства в виде желания вылизать сапоги. Стоявшие перед Василием люди были немного настороже. При этом были явно доброжелательными и в глазах застыло ожидание: что новый барин скажет, каков он как человек? Василий приветливо поздоровался и пригласил управляющего внутрь дома.

     - Показывай Никита и объясняй как в этом доме обстоят дела. Сначала покажи дом.

     Никита повёл Рожалина по комнатам. Прежде всего, они осмотрели на первом этаже довольно большую столовую. Кроме того здесь же располагалась обширная кухня  с отдельным входом, несколько небольших комнат для гостей, комната для управляющего и экономки. Оказалось, что они муж и жена. В доме имелась хорошая большая кладовка, из которой шла лестница в подвал. В подвале содержались овощи и заготовки в виде копчёностей, солений и варений.  Кроме того, в доме нашлось место для туалетной комнаты, где можно было умыться и привести себя в порядок. На втором этаже, находилась большая спальня для барина и его кабинет. Дом, не смотря на то, что выглядел маленьким, оказался довольно вместительным. Чувствовалось, что прислуга старается содержать его в чистоте, но сам дом и всё, что в нём находилось, производил впечатление ветхости.

     После осмотра комнат у Василия возникло желание сменить не очень свежие шторы на окнах. Хотелось бы заменить мебель, постельное бельё, словом всё обновить. Кроме того необходимо было привести фасад дома в надлежащий порядок. Прежде всего, обновить крышу, которая по всем признакам кое-где подтекала. Нужно было пригласить столяров и плотников, чтобы поправили окна, двери, перила и порожки. Где необходимо - покрасить. Обо всём этом Василий и сказал управляющему. Тот всё записал в толстую тетрадь. Вместе посчитали предстоящие расходы, и Никита получил необходимые деньги на выполнение работ. Кроме того, Рожалин приказал вычистить, выровнять и посыпать дорожки в парке. Вымостить подъезд перед домом деревянными плахами, ещё лучше - камнем, чтобы можно было в распутицу подъехать к дому, не застряв в грязи.

     Потом они долго вели разговоры о состоянии хозяйства, о том, чем занимаются крестьяне, каков их достаток. Есть ли какие промыслы в селе и можно ли содействовать развитию этих промыслов. Много ли среди крестьян бедняков, вдов, сирот, стариков. Как им можно помочь. Василий выделил деньги на помощь бедным семьям. Велел кому-то купить корову, кому-то лошадь. Велел построить в селе школу и интернат-приют для стариков, оставшихся без кормильцев. Особо озаботился судьбой ветеранов прежних войн и инвалидов. Выделил им помощь в виде небольшой пенсии. Ведь когда крестьяне заживут зажиточно, то на барина поработают с большей отдачей.

     Так они проговорили до того момента, когда в церкви зазвонил колокол к вечерней службе. Василий, приведя себя в порядок, пошел в храм. Отстоял службу. После окончания подошел к священнику, взял благословение и познакомился с ним. Священника звали отец Никодим. Было видно, что храм нуждается в ремонте. Новый иконостас имел искусную резьбу, но иконы не соответствовали киотам по размеру, некоторые места на иконостасе были не заполнены совсем. Требовалось заказать иконописцам недостающие образы. Василий, обговорив с батюшкой эти вопросы, пожертвовал на храм четыре тысячи рублей.

     Поздно вечером, пред сном он посчитал свои оставшиеся средства. Оказалось, что после всех расходов у него осталось ещё сто двадцать тысяч рублей. Эта сумма позволяла прикупить ещё одно имение, и ещё остались бы деньги для вложения в какой-нибудь бизнес. На следующее утро Василий отправился в соседнее село к помещице Елизавете Васильевне Веневитиновой. Она приняла его у себя в доме, как соседа, который приехал по формальному поводу, чтобы познакомиться и засвидетельствовать своё уважение. По крайней мере, именно так Василий ей и сообщил. Его пригласили пить чай. За неспешной беседой, как бы невзначай, Рожалин поинтересовался, а не продаёт ли кто по соседству землю, он бы - прикупил. Елизавета Васильевна ответила, что она могла бы продать десятин двести пятьдесят земли, из которых примерно половина является крестьянскими наделами. Крестьяне, числом семьдесят душ исправно платят за свой пай, а всего эти земли дают доход около восьми тысяч рублей в год. Если Василия устроит цена в двадцать тысяч рублей, то она готова продать ему эту часть имения.

     Быстро договорились о том, что завтра вместе с хозяйкой они рано утром поедут в Воронеж и оформят все документы. В сегодняшний же день они могут осмотреть продаваемые земли и познакомиться с крестьянами. По словам старой хозяйки, на продаваемых землях барского дома не имелось, но в селе находилась  слесарная мастерская и здание, в котором производили плетение из лозы. Там  мужчины занимались производством резной гнутой мебели из лозы и плели корзины из ивы. Это был доходный промысел и давал возможность иметь дополнительную прибыль. Только нужно было немного вложиться в материалы и оборудование. Это могло приносить дополнительный доход Рожалину.

     - Кстати, - подумал Василий, - вокруг реки большой Верейки полно зарослей ивы - всё складывается как нельзя лучше. Можно будет расширить производство.

     В этот день они вместе с Елизаветой Васильевной объехали земли, и часть села. Василий убедился, что земли в приличном состоянии, не запущены.  Рожалину всё понравилось и на следующее утро они отбыли в губернский город, где успешно заключили сделку купли – продажи.

     Так Василий стал достаточно крупным, по крайней мере, заметным помещиком в Воронежской губернии. К вечеру уже были дома. Когда они подъезжали к имению, Василий залюбовался открывающимся пейзажем. Едва добравшись до своего нового дома, он схватил этюдник и поехал на облюбованное по дороге место. Пока не ушло солнце и не изменилось состояние природы, он спешно разложил краски, поставил грунтованный картон и принялся рисовать. На картоне появлялись очертания берега Дона с причалом и лодками, живописные заросли деревьев создавали прекрасный фон, на котором проступали очертания стройных форм здания барского дома. О том, чей это барский дом Василий в тот момент не думал.

     Процесс работы над живописным образом захватил его полностью, и он не замечал вокруг себя ничего, что не входило в состав его творческой задачи. Эту задачу он пытался решить пока не ушло солнце и не изменилось состояние природы. Глубокие тени создавали марево струящегося воздуха, в котором чувствовалась глубина пространства. Василия охватило щемящее чувство восторга от  красоты открывшегося ему пейзажа. В это время кто-то, мягко ступая, подошёл сзади и остановился. Василий, привыкший рисовать в окружении людей в больших городах, не стал отвлекаться и продолжал работу. Да и кто здесь мог подойти? Может быть кто-то из крестьян, или горничная из барского дома. Так продолжалось довольно долго. И когда он почти закончил этюд, тот человек, что стоял сзади, вдруг тихо произнёс мелодичным женским голосом:

     - Браво, господин капитан! Мне сказали, что там, у реки наш новый сосед что-то делает на нашей пристани. Я решила посмотреть, и вот уже почти полчаса наблюдаю за вами. Прекрасный этюд!

     Василий повернулся и увидел стройную молодую женщину. В её облике сразу читалась аристократичность и даже изысканность, как в одежде, так и в осанке. В глазах светился неподдельный интерес и доброжелательность. Рожалин понял, что увлёкшись, совершил бестактность. Он ведь без разрешения вторгся в чужие владения и теперь должен извиняться. Что он тут же и сделал. Затем представился и объяснил, что пока еще не знает границ здешних владений, поэтому просит простить его. Дама назвала своё имя и у Василия дрогнули руки. Перед ним стояла принцесса Евгения Ольденбургская. Он в своё прежнее время читал о ней много хорошего и интересного.
 
     Светлейшая княжна Евгения Максимилиановна Романовская, герцогиня Лейхтенбергская, в замужестве принцесса Ольденбургская происходила из Ольденбургского дома Герцогов Голштейн-Готторпских. Родилась 20 марта (1 апреля) 1845 года. К описываемым событиям ей было около 33 лет. Выглядела она просто великолепно и Василий даже растерялся. Перед ним была, во первых просто потрясающая женщина, а во вторых эта женщина являлась членом царствующего дома Романовых, кроме того она курировала художественные учебные заведения. Заметив растерянность Рожалина, она ободряюще улыбнулась и сказала:

     - Давайте считать, что вы у меня в гостях. Я знаю кто вы. Мне об этом сказала наша общая соседка Елизавета Васильевна Веневитинова. Мне показалось забавно, что вы что-то делаете на нашей пристани. По-соседски, я на вас не сержусь. Но когда я увидела, что вы рисуете, мне стало вдвойне интересно. Особенно после того, когда я увидела, что вы рисуете просто профессионально. Так кто вы, капитан лейб-гвардии, артиллерист, или вы художник?

     - Даже не знаю что вам ответить, ваша светлость. По долгу службы - я военный. Но по сердцу - я художник.

     Поговорив ещё несколько минут, Василий Рожалин и принцесса Евгения Ольденбургская расстались, можно сказать, в приятельских отношениях.

     Позже Василий узнал, что прежний помещик Алексей Александрович Веневитинов постоянно значился злостным неплательщиком долгов и, в конце концов, продал свои земли вместе с крепостными помещику Гриневу, который, в свою очередь, за карточный долг отдал принцессе Евгении Ольденбургской земли центральной части села. И теперь он, Рожалин,  имеет честь быть её ближайшим соседом. Кроме того оказалось что Евгения Максимилиановна занимала пост председателя Императорского общества поощрения художеств, ею была учреждена художественная премия. Не менее значительна была её деятельность по созданию широкой сети художественных школ в Санкт-Петербурге и его окрестностях. Она  была инициатором устройства в рабочих кварталах рисовальных школ «для лиц ремесленного сословия», издания сборника художественно-промышленного рисунка. Так что, Василий обрёл в её лице родственную душу любительницы изобразительного искусства и возможную покровительницу при дворе.

     На другой день утром Рожалин собрался в дорогу. Отпуск уже близился к концу, а ещё необходимо было заехать в Петербург, посетить Марию Николаевну Извекову, так сказать – визит вежливости. Кроме того, заехать к подполковнику Гребенькову, сделать ещё несколько визитов. Было бы невежливо так категорично перестать посещать прежних достаточно близких знакомых. Нужно было непременно сделать визит князю Кочубею в случае его пребывания в Петербурге, а если удастся, то и с Марией Викторовной Барятинской встретиться, и этот визит был бы не формальным, а по настоятельному требованию сердца. По крайней мере, необходимо написать ей письмо, а то ведь уже несколько месяцев ничего не писал. Кроме того ему нужно было решить вопрос о вложении капитала в какой-то бизнес, чтобы иметь стабильные средства к существованию. Так что, в голове Василия Рожалина роилось множество планов. Мысли требовалось собрать воедино, в стройную систему, чтобы ни  чего не забыть.

     Конюх Сидор отвёз его в Воронеж на железнодорожный  вокзал, и он отправился сначала через Липецк, Елец, Орёл в Москву, а оттуда в - Санкт Петербург. Только через трое суток Рожалин добрался до древней столицы. Сеть железных дорог ещё только строилась и из Воронежа прямой дороги до Москвы пока не существовало. Это не двадцать первый век, - подумал он, - не заметил, как пролетели три недели отпуска, и почти все  пришлось провести на колёсах.

     Вот, наконец и Санкт Петербург. Прежде всего, после устройства в гостинице и приведения себя в приличный вид, Василий отправился к Извековым. Матушка Марии Николаевны встретила молодого офицера приветливо. Машенька не сводила с него глаз. Интересно было бы узнать что теперь делает его соперник и не получил ли он от Извековых от ворот поворот, но всему своё время. Сели пить чай. Много говорили о военных действиях, в которых Василию пришлось участвовать. Глава семейства интересовался наградами молодого человека. С уважением поглядывал на капитанские погоны. Да и не мудрено – в неполных двадцать лет уже гвардейский капитан. Это ведь соответствовало армейскому подполковнику.  Спрашивал папаша Рожалина и о том, сколько у него земли и в какой губернии. Где живут его родители и сколько у него братьев и сестёр. Словом, к нему опять проявляли интерес, как к потенциальному жениху. Но Василий вежливо закруглил беседу и, раскланявшись, ушел. Поздно, дорогие мои, - думал он, - нужно было думать раньше и не пренебрегать молодым юнкером. Теперь поезд ушел.

     Вечером он отправился к своему старому знакомому Иосифу Алексеевичу Гребенькову. Отставной подполковник был дома и принял Василия с печальной улыбкой. Оказалось, что его племянник, бывший однокурсник Рожалина, погиб в боях под Шипкой. Они помянули его, выпив по бокалу вина. Помолчали…  Затем Иосиф Алексеевич сказал:

     - А ты молодец, грудь в орденах и Анненское оружие у тебя за храбрость. Уже гвардейский капитан. Согласно табели о рангах мы с тобой теперь принадлежим одному VII классу в табели о рангах. Только обращение к тебе остаётся как к обер офицеру: ваше благородие. Поздравляю! В мирное время такую карьеру за такой малый срок не сделать. Тебе для продолжения военной карьеры нужны связи, да и учиться нужно дальше. Если собираешься уйти в отставку, так ещё лет пять-шесть нужно отслужить. Иначе не отпустят.

     А в наш пивной завод не хочешь сделать дополнительные вложения? Дело неплохо развивается. Там тебе причитается ещё пара тысяч рублей с прибыли.

     - Оставьте эти деньги в деле, Иосиф Алексеевич, да к ним я ещё добавлю пять тысяч. Больше пока не могу вложить. – Ответил Василий. – А насчёт продолжения военной службы? – Так у меня пока нет другого выбора. Буду служить, а там что Бог даст. Потом посмотрим.

     Посидели ещё и расстались когда уже стемнело.

     На другой день Василий отправился Михайловскую артиллерийскую академию к   Роту Константину Ивановичу.  Генерал-лейтенант встретил его любезно. Предложил присесть.

     - Здравствуйте, здравствуйте Василий Митрофанович. Рад вас видеть в добром здравии. Вы, как я вижу, побывали в серьёзных сражениях, о чём свидетельствуют ваши награды. Может быть и ранения есть?

     - Был ранен, но не тяжело. Быстро поправился.

     - Так с чем пожаловали?

     - Хочу продолжить образование, ваше превосходительство.

     - Похвально! Я помню вас как прекрасного курсанта. Попробую помочь вам в устройстве всех формальностей. Зайдите ко мне через два дня.

     Василий поблагодарил и откланялся. Уже через два дня он был приказом направлен из Дивизии генерала Гурко в число курсантов академии для продолжения военного образования, с сохранением воинского звания и соответствующего ему оклада. До начала занятий оставалось ещё больше двух недель, поэтому Василий имел возможность посетить старых друзей из академии художеств.