Боня

Что это за порода, Нина не знала. Не разбиралась в породах она. Раньше у неё были коты. А это совсем другая история. А тут собака, да похожая настолько на хозяина своего, что прямо копия.  Или это он похож на неё? Хм... Может и так.

Боня блестела чёрной с коричневым шерстью. И только где-то внутри, в самой глубине, под густущей, нестриженой чёлкой, виднелись точки–глаза, словно пуговки маленькие такие. У Андрея было всё то же: тёмные волосы на лице, а также на перманентно оголённой без майки груди, спине и боках, и, разумеется, на руках. А  чернущие его глаза лишь изредка выглядывали из-под отёкших, алкогольно-тяжёлых век. Так что представьте. Одна порода на двоих. Он и она, – главные герои рассказа.

Нина пришла в ту квартиру не одна, с тогдашней подругой Ириной. А та бойкая, огненно-рыжая, боевая. Казалось, не боялась никого и ничего. Скорее, просто не попадалась. Потому и страха не имела. А Нина, Ниночка, как все её называли, учительница. Рисование преподавала. И хоть была она достаточно молода, а в жизни видела много такого, чего бы лучше и не видеть совсем.

Работала почти без выходных в школе, в одном из маленьких городков Подмосковья. В свободное время с учениками занималась дополнительно. Жилья она не имела, а потому ютилась в коммуналке. И всё бы ничего. Привыкла уже. Человек ведь ко всему привыкает, и не к очень хорошему тоже. Жить где-то надо, вот и жила. По-простому, конечно, но она не сетовала. Терпела. Принимала всё как есть.

А тут хозяева комнату продать решили. Что делать? Пришлось другие варианты искать. Из самых бюджетных, понятное дело. Зарплата невелика. Экономила на всём. Да и ученики, пусть некоторые и взрослые, переплатить не старались. Не богачи.

В местном агентстве предложили ей комнату неподалёку и даже дешевле, чем раньше платила. Отлично. Договорилась она с риелторами. Именно во множественном числе, потому как их в той частной конторке двое было. Один помоложе, поинтереснее, другой гораздо старше и страшнее, на уголовника похож, подумала Нина. Но что делать? Надо комнату посмотреть. Ключи у них на руках. Хозяйка в Москве жила, тоже комнату снимала, а здесь свою сдавала. Хоть какая-то, но прибыль.

И вот отправились Ирина с Ниночкой вместе к тому дому. Ирина за рулём собственной новенькой иномарки, с блестящим корпусом цвета «голд». Она, надо сказать, прилично жила, а уж по сравнению с подругой, и вовсе вся в шоколаде. Муж её полностью обеспечивал. Он в Москву каждый день мотался. Сантехником работал там. На аварийных объектах специализировался. Работа, конечно, физическая, тяжёлая, часто по пояс или выше в воде и нечистотах. Трудился много, да ещё и ремонтами занимался. Себя не жалел. Частенько болел. Но зато семья ни в чём не нуждалась. Ирина настолько избаловалась, что аж по психологам пошла. Между нами говоря, с жиру. У неё и так всё прекрасно было, в отличие от Ниночки, например.

Жалела она подругу свою горемычную и планировала... свести её, взрослую женщину, с сыном своим, молоденьким юношей, чтобы семья получилась. Нина была в шоке, узнав об этом. «А что такого? Мы же подруги, – по-простому рассуждала Ирина, –  а это главное. Уж я как мать его уговорю. И не сомневайся. Уговорю». Но Ниночка была против. Категорически. Не только из-за разницы в возрасте, но и вообще. Она свои взгляды на мужчин имела, своё отношение. Да и испытала много разочарований в личной жизни, а потому и не торопилась опять.

И вот подъехали они к тому дому мрачноватому, где комната в коммуналке сдавалась. Место жуткое. Почерневшие от времени, покосившиеся двухэтажные деревянные домишки и грязновато-серые, четырёхэтажные, кирпичные объекты барачного типа. Построили их в середине прошлого века. Для  лимитчиков, не иначе.

Нина, как обычно, волнуется. Ирина, разумеется, в охране. Как она оставит подругу свою? Сидят они в машине. Не выходят. Осматриваются. Место ещё то. Промзона. Перед домом сараи и гаражи. А за ними бесконечные складские и заводские, с колючей проволокой, заборы. И какие-то странные типы как раз там, у третьего подъезда, где договорились с агентами встретиться.

Мужики какие-то, из простых. Стоят. Покуривают. Поплёвывают. По сторонам озираются. На машину Иринкину пристально так глядят, будто что-то замышляют. И собака у одного между ног вертится, небольшая, чёрненькая с коричневым, шерстистая, неухоженная, породу не разобрать. Он её всё время: «Боня, Боня». А она ластится и ластится. Видно нравится ей.

Вдруг мужики те подозрительные обменялись чем-то в малюсеньких пакетиках и разошлись быстрей. Опять же оглядываясь, словно боялись чего. А тот, с собакой, деньги в наличку получил, пересчитал тут же, да и нырнул в подъезд. Вот такие дела. Похоже, криминальные. И что? Их проблемы. Кого сейчас этим удивишь? Кругом один криминал.

Женщины всё так же сидели в машине, продолжали агентов ждать. Те вскоре подъехали и предложили дамам подняться, взглянуть на объект недвижимости, так сказать. Ниночка, честно говоря, струхнула, побаивалась с ними в квартиру идти. А Ирина вперёд побежала. Только догоняй. Через минуту влетела на третий этаж и была уже в той самой комнате, что арендовать приехали. Нина поднялась на этаж за ней. Куда деваться? Вздохнула. Набралась смелости и зашла. Как будто чувствовала, что там опасно. Как будто чего-то ждала.

Да. Комната оказалась большая и даже очень. Она и не жила раньше в таких. Метра аж двадцать три, примерно. Большая, но пустая, то есть там почти ничего не было, если не считать сломанной раскладушки и старого, развалившегося шкафа в углу. Дверцы его были кем-то оторваны и приставлены к стене. А полки, давно, видимо, заняли какое-то неестественное диагональное положение. Всё. Больше ничего не было. Даже стула. Некуда присесть. И пыль. Плотная, махровая пыль покрывала всё и вся вокруг.

«Ну как вам?» – поинтересовались агенты, почуяв скорое получение прибыли.
«Ребята... Может подешевле? – спросила с надеждой Ирина. – Учительница. Сами понимаете».
«Решим», – закивали они, тут же звоня хозяйке. Та дала «добро», скинула немного. На том и договорились. И на следующий день Ирина уже везла подружку со всеми её вещичками на новое местожительство.

Коммуналка оказалась трёхкомнатная. Вернее, четырёх. Одну комнату сняла Нина. Вторая находилась в собственности Ольги и её дочки Яны. А две смежные на правах хозяина занимал тот самый мужчина с собакой, что напугал их у подъезда в первый раз. Ну, не то чтобы напугал, скорее насторожил. Агенты о соседях, понятное дело, только хорошее говорили. Женщины, мол, мать и дочь серьёзные, деловые, в Москве работают. А здесь молодой человек живёт. К нему мама иногда с собачкой приходит. Так что вам повезло.

«Да уж, в кавычках «повезло», – подумала Нина, когда вскрылись все подробности из жизни обитателей коммуналки. Оказалось, что женщины-соседки работают на комбинате где-то рядом, а не в Москве. Ну это ладно, но их моральный облик, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Вернее слово «желать», по отношению к ним, было излишне, поскольку желали они и так почти всех и каждого, приводя домой и днём, и вечером, и по ночам мужчин, причём каждый раз разных. Из их комнаты, за тонкой перегородкой, за стеной постоянно раздавались сильные стоны, грубые, сочные, по животному несдерживаемые.

Нине спалось тяжело. И даже не из-за того, что местные клопы и тараканы, навечно поселившиеся в деревянных перекрытиях, атаковали её, и справиться с ними обычной морилкой не получалось никак. И не потому, что Боня громко лаяла, предпочитая по ночам. А  именно из-за тех стонов за стеной. И как-то неприятно было, особенно когда Ольга, почти всегда находясь «подшофе», имела наглость спрашивать Нину: «А ты чего? Как же без мужика? Мы жен-щи-ны, жен-щи-ны», – говорила она так смачно и нарастяг, покуривая при этом и поплёвывая. И становилось ещё противнее... оттого, что все они женщины, но такие разные, и не сравнить. «Так ты давай, давай. Приводи. Мы ждём, – скалилась Ольга, обнажая кривые, давно пожелтевшие, чуть не чёрные зубы. – Приводи. Поняла?» – подмигивала при этом она.

Это напоминало приказ, или призыв к действию, как минимум. Нине приводить было некого. На тот момент она была одна. Совсем одна, давненько расставшись со своим единственным мужчиной, с которым испытала много разочарований и нажила проблем. Она и из родного города уехала подальше от него, потому что видеть его не хотела и не могла. Так тяжело было с ним. Но кому же расскажешь всё? Где она теперь жила, точно никому. Да там, впрочем, и другие не вели бесед. Ругаться, скандалить по поводу и без, – это, пожалуйста. А вот задушевно поговорить... ни-ни.

Так вот, с одной стороны, к её комнате примыкала комната Ольги с дочкой, а с другой стороны – апартаменты Андрея. Почему апартаменты? А потому, что занимал он один аж две комнаты, пусть и смежные. Хотя нет, не один. Он же и был тот мужчина с собакой. И собака эта вовсе не навещала его с мамой «иногда», как обещали агенты, а жила здесь постоянно. И судя по её поведению, прописку имела местную. Не иначе.

Боня была там главной, именно она, а не какой-то там Андрей. И, наверное, по-своему, по-собачьи считала, что так оно и есть. Хозяйка она здесь, причём самая основная. Вот и всё. А он кто, да и остальные? Понятно, что на вторых, а то и на третьих ролях. А квартирантов, что менялись постоянно, как мошка мелькали в глазах, она вообще не замечала. Ниночка это сразу поняла.

В комнату их, вернее в две, лучше было не заходить, да они и не приглашали никого, а уж соседей тем более. Иногда к Андрею, действительно, приходила мама. Эта грузная женщина приносила еду, много еды, причём собаке мясо и курицу, а ему колбасу. Она громко, прямо с порога начинала буквально кричать, перебирая весь ассортимент, что был в её баулах. Работала мама где-то на комбинате, потаскивала продукцию и своих, разумеется, прикармливала. Муж её всю жизнь по тюрьмам провёл, лет двадцать или больше за что-то чалил. Никто не спрашивал: «за что и почему». Понятно, за какие преступления такие сроки дают.

Так что криминальный талант, если и существует такой, достался Андрею от отца по наследству. Наследство, конечно, так себе. Лучше бы что-то другое, более практичное и материальное. Только не это. Но родителей, как известно, не выбирают. Что есть, то есть. Правда, наученный горьким опытом отца, сын как-то до сих пор избегал сей участи, но явно на грани ходил. Посадить его давно было за что, и не только за то, чем в пакетиках торговал. Нет. Были за ним и другие дела, и было их, видимо, много.

Не сразу, но Ольга как-то призналась Нине, что Яночка, дочка её с Андреем раньше жила. Изнасиловал он её или соблазнил–совратил, но в пятнадцать лет она узнала его как мужчину. «Всю жизнь девчонке испортил, – сетовала Ольга. – Ведь только сюда переехали, и тут он. Ненавижу, – стучала очередной рюмкой она, сидя на кухне. – Ненавижу. А сделать ничего не могу», – и от бессилия со злостью пинала белоснежного пушистого кота, что под ногами крутился.

Кота звали красиво: «Филипп». И был он хорош до невозможности, и знал себе цену. Повкуснее еду не просил, а бесцеремонно требовал. Ниночка не раз отгоняла его от своей кастрюли и сковороды. Питалась она скромно, едва-едва на простую готовку, кашу и куриный суп,  хватало. А однажды купила минтай. Простой, не филе, с костями. Давно рыбки хотела, да дорого. Минтай решила пожарить. И тут Филипп, прямо в сковородку лезет, вперёд Ниночки. А Яна смеётся, угости, мол, кота, жалко что ли. Нет. Не жалко. Просто сама давно рыбки не ела, для себя любимой купила. Извините, не для вашего кота. Так что на кухне она еду не оставляла. Приготовила и сразу в комнату шла. А за дверью Филипп сторожил, орал громко, дверь царапал, что было сил. Но на наглость такую Ниночка не реагировала. На питание, после оплаты аренды, едва хватало. И Филиппа прокормить она не могла.

Родился тот белоснежный красавец от кошки Ульяны, чёрной, как уголёк. Та скромная была, а потому ей мало что доставалось. А уж после Филиппа, сынка, так и вообще ничего. Ульяна появилась в их доме не случайно. Подарок это был Яночке от Андрея. Видимо, когда он это... несовершеннолетнюю её соблазнил. В подарок чёрную кошку принёс, похожую на тёмненькую Яну, да назвал в честь любимой, добавив впереди ещё несколько русских букв. Вот так она и стала Ульяной. Судьба её была незавидна, хоть и в доме жила. Бегала она по котам. И сладу с ней не было. Приплод, соответственно, приносила частенько. Прямо в прихожей, у входной двери, и рожала. И что делать? Куда всё это девать?

Яна с Ольгой демонстративно отворачивались, пряча глаза. Знали, что это забота Андрея. Он принёс в дом, пусть сам и разбирается с ней. Тот так и делал, как мог, на сколько ума хватало. Брал ведро, наливал холодной воды. И всё. Не было больше приплода. А Ульяна, хоть и плакала по-женски, переживала, но ходить по котам тем не менее продолжала. Такую, видимо, сильную тягу к половозрелым особям имела она. И хотелка эта или распущенность, как ни назови, одна на двоих у них с Яной, хозяйкой её была.

На тот момент Яночке исполнилось уже двадцать лет, и девушка она была яркая, развитая, грудастая, с аппетитными формами. Куда деваться? Эффектная очень. Такая красота. Попить, покурить, погулять любила. После школы не училась нигде, с мамой на местный комбинат устроилась. А в свободное время, читай, по вечерам, точнее каждый вечер ходила она в «Сити». Так местный торговый центр назывался.

«Сити» как «Сити», ничего особенного, одноэтажный большой ларёк, если по столичным меркам сравнивать. Но Яночка там имела свои интересы. Для неё это было целое море, озеро или река, где она, будучи заправским рыболовом, удачила... Именно так: удачила. Поскольку ходила туда вся из себя, в неприличном, открывающим толстые ляжки, мини. Ходила круглый год. И ловила парней, мужичков и мужчин разного возраста и мастей. И тут же вела их домой, в ту самую комнату в коммуналке, где жили они с маменькой. И так каждый день, опять же вечер и ночь.

«Си-и-ти-и», – произносила она, покуривая и нарастяг. – «Си-и-ти-и», – и в этом слове читалось «секс», да и только. Ольга смотрела на это, казалось, сквозь пожелтевшие от курева пальцы. Она не корила дочь. Нет. Напротив. Она её поддерживала. И каждый раз деликатно выходила на кухню приготовить что-то или просто попить–покурить, чтобы «не мешать молодёжи» влюбляться. Да и Яночка, наученная мамой своей, так же поступала, когда мужичков приводила та. Иногда они их делили даже, но опять же всё делали ладно, деликатно, не чужие же люди, свои. Всё по согласию, по любви.
 
Андрей со своим либидо другими путями справлялся. Нет, не ручное управление применял. Хотя, может быть и его. Имеет, как говорится, право. Раз в несколько месяцев, а то и в полгода он вызывал... проститутку. И об этом знали все. Он этого и не скрывал, громко, чтобы слышали соседи, по телефону с сутенёрами договаривался. Все были в курсе: когда, примерно кто и точно зачем сюда придёт. Квартира коммунальная. Разве что можно скрыть?

И всё бы ничего. Девушки приходили, как правило, ночью, делали свои дела, денежки отрабатывали, кричали, как им хорошо. Потом спокойно уходили. И никаких проблем. Но однажды это спокойствие нарушил один момент: Андрей не заплатил сутенёру, пришедшему девушку забрать. Ну, это он, конечно, сделал зря. Ох! Что тут началось... не стоит и говорить. Примерно в три часа ночи ребята пришли незадачливого клиента бить. Били долго, методично, но добиться так ничего и не смогли. Денег не было.

Тогда поставили его «на счётчик» и обязали исправно зарплату всю им отдавать. За полгода, между прочим, зарплату. И он отдавал. А куда деваться? За услуги надо платить. Любовь такая дорого стоит. А для тех, кто платить не хочет или не может, так и особенно.

А либидо своё тем не менее Андрею куда-то надо было девать. Само по себе оно не проходит. Вернее, проходит, растворяясь в годах, но это, как правило, позже. А герой наш ещё был молод и горяч. Вот он и объяснил Яночке, что проституток водит не для себя, а чтобы она, любимая, поняла, что хочет он её и только её и не забыл об их близких отношениях.

Яна, кажется, в такую ахинею поверила. Да и Боня изо всех сил своих старалась эту информацию подтвердить; рядом была, всё слышала, хвостом виляла, одобрительно, по-собачьи поддакивала, руки Яночкины облизывала. Не ревновала к ней. Нет. Хотела, чтобы всё сладилось у них. Мечтала Андрея счастливым видеть. И порядка и чистоты в его комнатах, чего уж там, тоже хотела. Она же помнила, что раньше порядок был и девственная почти чистота, когда они с Яночкой вместе жили.

И самое главное, Боня хотела, чтобы хозяин её, наконец-то, перестал глупить и приводить проституток, что попинывали её... Просто так. Шутя. А иногда, вконец оборзевшие, швыряли в неё окурками и презервативами. Это как? Не по-человечески. Да и не по-собачьи тоже. Беспредел. А там ведь, в презервативах, знала она, всё самое ценное, что в Андрее есть. И можно много-много мальчиков и девочек сделать, если использовать материал тот по назначению. Хотя желающих сделать новых деток не наблюдалось. А жаль. Боня страдала. Она тоже потомства не имела, а очень хотела. Когда-то могла, но не сейчас...

В молодости она ещё как гуляла. Звездой двора была, как никак. Все местные кобели за этой сучкой гонялись. Забеременела сразу. Щеночков легко родила, облизывала, счастливая. А мать Андрея пришла и унесла всех. Отец-уголовник в ведре утопил. Потом мать к ветеринару её отвела. А там... Чик-чик. И нету. Вот так.

И хоть кормила её хорошо, и ласкала, а всё одно... жить как надо не дала. Вот и компенсировать старалась, мясо с курицей для неё берегла, а кобелей иметь не позволяла. Нет. Наверное, потому, что сама одна всю жизнь прожила. По молодости Андрея родила, растила... А мужа уж только к пенсии увидала, когда вернулся он из мест, как говорят, не столь отдалённых. Переживала, конечно. Понятно, что и психика пострадала. А потому и женское всё она отвергала. Пусть даже в собаке, но женское. Как это явление называется? Слово такое противное. Мизогиния, кажется. Да, точно она.

Вот так волею судьбы и хозяйки жестокой, Боня без детишек осталась. Поначалу волновалась. Но что поделать? Смирилась. Жизнь продолжается. Надо другие радости искать. Вернее, не радости искала она, а объект какой-то, которому всю нерастраченную свою любовь и нежность могла бы отдать. Объект такой быстро нашёлся, тот самый Андрей. И вскоре Боняша, как он ласково её называл, жить к нему перебралась. Насовсем. И хоть мать его отдавать животину не хотела, но видя, как сын привязался к собачонке, отпустила с миром. Так она у Андрея и поселилась, наполнив его холостяцкую жизнь особым и приятным смыслом, скрашивая его невзрачные будни присутствием своим. Они стали, не разлей вода. Любовь – взаимная. Понимание – полное. Дружба – навек. О таких отношениях можно только мечтать.

А внешняя похожесть между ними со временем только усиливалась. У обоих чёрно–угольные глаза.  У одного – густые чёрные волосы везде. У другой – такая же шерсть. Боязнь воды или как минимум неприятие водных процедур, а, соответственно, и сильный запах, сближали их ещё больше. Они позволяли друг другу всё, возможно, и не подозревая, что другие живут иначе. Было в этом какое-то падение, взаимное разрушение и декаданс. Но вряд ли они задумывались об этом. А уж слов таких и вовсе не знали.

Ниночка наблюдала их жизнь из соседней комнаты. Вернее, не наблюдала, а только слышала. По ночам ей часто не спалось, особенно, когда Боня подвывала, будто предчувствуя беду. Хотя какая ещё могла случится беда? И так понятно, что дальше некуда, что бедолаги они: и Боня, и Андрей, да и все, кто рядом с ними оказался. А разве не так? Куда уж хуже, казалось бы? Ведь нечем там было даже дышать. А эпицентр трагедии находился в Андреевой комнате. Так что Нина не только слышала, но и обоняла, конечно же, всё, что происходило там.

Представьте. Андрей с собакой не гулял почти. Ну то есть он гулял, но только если ему было надо, или как в тот раз, когда дозу продать из подъезда выходил. То была незапланированная прогулка, но Боняша радовалась всё равно. И всякий раз, а выходы-продажи такие частенько случались, бежала вперёд хозяина: то ли на разведку, чтоб не случилось с ним чего, то ли по своим, собачьим делам. А если выходов долго не происходило, то она, извините, терпеть не могла, в комнате, точнее сразу в двух и ходила. И специфический запах этой собачьей жидкости, вперемежку с хозяйскою тоже, да бесчисленное количество куч–экскрементов на полу, не могли не волновать соседей, поскольку задыхались от этого все.

Андрей, впрочем, соседей к себе не звал, да и Боня не позволяла, бдительность проявляла свою. Она и по ночам не спала, сон хозяйский охраняла, при этом поскуливая слегка. Иногда, правда, от излишних переживаний каких-то, волнений или, может, из-за влияния Луны, но подвывала она сильно, как волки воют. Было в этом что-то страшное, жуткое, тревожное и не дающее спокойно спать никому, причём не только в этой квартире, но и в близлежащих. Андрею же нравилось. Он спал спокойно, когда Боня рядом с ним.

Ниночка и не знала бы и не видела, как там у них, но однажды случилось такое, что пришлось полицию вызывать. Нет, криминала, вроде бы, не произошло, но приехал «убойный отдел», восемь или больше человек аж на двух машинах. Было часа три ночи, когда Ниночку разбудил сильный стук в дверь: «Откройте. Полиция».
Что делать? Пришлось открывать. А перед этим ведь ничто, как говорится, не предвещало. День накануне вообще позитивно очень прошёл, для соседей особенно. Яночка с Андреем на кухне мило общались, ворковали по-своему. Может быть, прежние близкие отношения вспомнили.

Ольга, мать её, мужчину привела, с которым общалась тогда. Мужчина молодой, да выпивоха. Пил сильно, остановиться не мог. Она гораздо старше его была, за ним ухаживала. Коврижку какую-то типа Шарлотки в тот день испекла. Стол накрыла. Накормила. Думала, что будет толк... Понимаете, какой. А потом, приняв на грудь достаточно сама, звонила-плакалась подружке, да громко жаловалась так, что она ему всё, со всею душой. А он, извините, только на полшестого. Вот так. И может быть, это явилось причиной.  Сексуальная неудовлетворённость, знаете, весомый аргумент, но... Позвонила она в полицию, заявив об изнасиловании... Нет. Её то никто. Вот именно, что никто. А дочь Яночку... Андрей в это время ласкал. Да та и не сопротивлялась. Сама рада была.

И тут полицейские в его апартаменты зашли. Что уж там действительно происходило, знала только Боняша. Судя по всему, ещё ничего такого, за что уголовное дело можно заводить. Ну, полизались максимум они. Давно не были вместе. Может, захотелось... Может, решили всё с начала начать. Что такого? Люди взрослые. Да в тот день Андрей и по отношению к Ольге проявил себя, как джентльмен, машинку стиральную по её просьбе отремонтировал. Понимал он в мужских делах, значит, толк и интимных наверняка был. Но об этом знала больше Яна.

Никто не понял, да сама Ольга, наверное, не поняла, что на неё нашло, но позвонила она в полицию... И спустя несколько минут приехали они всем «убойным», так сказать, отделом, с собакой большой и с психологами. Вот это да. И началось... Интересное дело, если кто не в курсе.

Андрея сразу арестовали, наручники надели, из комнаты прямиком в СИЗО отправили. Яночку с мамашей тоже не забыли. Обыск в квартире провели. Да бельё Яночкино, трусики её разноцветные, пинцетиком так взяли, в коробочку сложили и много другого туда же всего. Улики собрали, в общем, и в неизвестном направлении всех троих фигурантов происшествия: насильника Андрея, пострадавшую Яночку и мамашу беспокойную её, увезли.

Была ночь. Январь. Крещенские морозы. Полицейские, постучавшись к Нине в дверь, вызвали её на допрос, что намечался на общей кухне. А где же ещё? Кухня та без батареи была, то есть не отапливалась никак. Дом был построен давно, барачного типа, из удобств только туалет и холодная вода. Без отопления окно замерзало полностью. Продукты без холодильника оставляли. И так не испортятся. Днём, когда включали газовую плиту, становилось гораздо теплее, но по ночам был просто дубак.

Ниночка встала с раскладушки скрипучей своей, пошла полиции открывать. Куда деваться, если такое дело? Соседи, конечно, дураки, но и таким помогать надо. Сами они, видимо, не справятся. Нина отправилась на кухню, где на стареньких скрипучих табуретах расположись следователи. Она едва успела накинуть на ночную рубашку тёплый пиджак, а ноги замерзали, конечно.

Допрос вели долго. Перекрёстно. Ниночка первый раз оказалась в такой ситуации, но как-то сразу всё поняла. Спрашивали разные следователи, задавали похожие вопросы, переглядывались, подмигивали друг другу, наблюдая за ней. Она поняла, что лучше говорить правду и только правду, а по-другому и не могла никак. И потому всё, что знала о соседях, вернее, об отношениях интимно-личных их, следователям и рассказала. Ну о том, что Яночка с Андреем несколько лет вместе жили, да мать её мешала им. И всё такое, соответственно.

Следователи поулыбались, поняли всё и вскоре ушли, забрав с собой улики, в основном из Яночкиного белья. И в комнатах Андрея прошуршали, прошерстили. Ничего такого не обнаружили, лишь экскременты собачьи, кучками возвышающиеся то тут, то там... везде. Она же облаяла их, недовольная. Пусть спасибо скажут, не покусала, за то, что они хозяина её, в этот раз невиновного, по ложному доносу в СИЗО увезли.

Почти час, наверное, допрашивали Нину. Она и рассказала всё, в основном с Ольгиных слов, не больше. Следователи, довольные, что так легко раскрыли преступление, ответили, что сейчас поедут, посадят их всех. И дело с концом. Улики, Яночкино бельё, всё же забрали. Продержали всех фигурантов до утра, а потом выпустили, и Андрея тоже. Выпустить то выпустили, а информация везде пошла. Ну ладно, на работу Ольге с Яной, а то ведь и по другим местам.

Андрею досталось по полной. Изнасилования, вроде бы и не было. В этот раз точно. Может быть, раньше, лет пять назад. Но не сейчас. А с работы его уволили тут же, и разговаривать не стали. Кому такие сотрудники нужны? И работа хоть нисколько не престижная, охранник, или сторож простой. Он рядом, буквально за забором от дома, где жили, на объекте каком-то непонятном, устроился. А всё. Нет у Андрея больше работы и денег, соответственно, нет. А платить везде надо. Помните, он ведь ещё и сутенёрам задолжал. Так что влип наш герой по самые ушки, дальше некуда. Хотя, оказалось, есть куда. Те ребята, что девчонок привозили, и с работой помогли. Работа не работа, конечно, а так, сплошной криминал. И если раньше Андрей изредка дозами приторговывал, то тут пришлось постоянно и каждый день, а то и ночь напрягать не только себя, но и соседей, что вздрагивали от каждого стука–звонка в общую дверь.

Нина чувствовала, что что-то не так. Ольга с Яной понимали всё, кажется, тоже. И только Боня была уверена в своём, в своей безусловной любви к Андрею. Ну кто, как не она всё время рядом была? Выходила на каждый с ним вызов, на каждую сделку? Вот такая собака. Верная и преданная, как все настоящие друзья. Вряд ли понимала, что деятельность его, вернее их, ведь она же рядом была, а значит, сообщница... Что это криминал. Нет. Она знала своё: любить, жалеть, помогать всегда и во всём. Вот так. Никак не иначе.

Однажды пришли Андрея бить. Может, и не в первый раз такое случилось, желающих сделать это было полным-полно. Но в этот раз их было двое, причём явились они среди бела дня, как друзья, а били... били, как злющие враги. Боня лаяла на весь дом, призывая на помощь всех. Волнению её не было предела. Она и атаковать пыталась их, укусив одного за руку, другого за ногу. Но они лишь отбросили её. Силы были явно не равны: маленькая собачка и два двух метровых бугая. И всё-таки она боролась, как умела, как могла.

Били они с причётом, приговаривая, если забыл, почему и за что: «Нас посадят из-за тебя. Слышишь, гнида, посадят». А один: «У меня ребёнок родился, дали только из роддома забрать. А потом всё. Ты понял? Всё. Надолго. Лет на десять, а то и больше». Другой поддакивал: «Мы ведь тебя могли сдать, да пожалели. Загремел бы ты, как отец твой, по полной бы загремел...». И продолжали бить, что было сил, таская по его же комнатам.

А потом выволокли в коридор и давай о соседнюю дверь колотить. Приставили его к двери и наяривали. Андрей уже не кричал, не просил ничего, только кровью отплёвывался... А дверь, казалось, вылетит сейчас прямо в комнату Нины. Она чуть живая была. Думала, конец ей. Боялась, что если увидят её, то как свидетеля уберут. И всё. Да ещё изнасиловать могут. Им терять нечего.
 
Нина к двери раскладушку свою подтянула, да чемодан, что потяжелее, а сама... приготовилась прыгать в окно. А что делать? Третий этаж. Не так высоко. Вещи все ценные свои собрала: паспорт, денег немного, да беленький планшет, что недавно купила. И всё. Подошла к окну, открыла его и думала прыгать, если дверь сейчас откроется. Сердце её колотилось так сильно, и не передать. Боня заливалась лаем тоже...

И вдруг стихло всё, так же неожиданно, как и началось. Ребята, насытившись, видимо, экзекуцию свою закончили и Андрея полуживого в его апартаменты внесли обратно, чтобы отдохнул, оклемался. И удалились, удовлетворённые. Хотя на свободе им гулять оставалось недолго. Вскоре за ними  уже другие ребята пришли и забрали в места, где им быть положено. Андрея так и не сдали они, хотя могли. Почему-то не сделали это. А может, по законам своим, криминальным, нельзя поступать так.
 
И у соседей перемены наметились. Ольга с Яной, после того случая с полицией, решили комнату свою продать. И покупатель сразу нашёлся, – та женщина, которая комнату Ниночке сдавала. А Ольга с Яной взяли ипотеку на 15 лет и переехали в небольшую, но всё же отдельную квартиру в том же городке, на окраине.

И Ниночка оставаться там больше не могла. Она всего год там жила, а страху натерпелась столько, что на всю оставшуюся жизнь хватит. Сняла она комнату в общежитии. Там вроде поспокойнее, семейные все. А Ниночка такая, что везде приживётся, всем понравится.

Так что Андрей продолжал жить один. Вернее, почему же один. А Боня? Она же рядом была. Всегда. И когда били его... А били его, будем прямо говорить, часто и даже очень, рядом была она и облизывала его, и ранки его кровавые. Всем же известно, что у собак антибактериальная слюна. Вот и Боня если и не знала наверняка, то чувствовала это.