Уфа моего детства

          Ева Олина                Семейные хроники
Уфа моего детства

  Все что связано с Уфой, для меня, связано с моим братом Веней и его семьей. Другой Уфы я не знаю. У нас с братом разница в возрасте в двадцать лет. Он родился в Бор-Игаре, когда были живы дедушка Парфён и бабушка Васелиса, а родители были молоды, полны сил и мечтаний; и жили все в большой дружной семье. Я родилась, послевоенная, далеко  от Бор-Игаря, в Башкирии. Куда ветрами судьбы и времени занесло обездоленных родителей, выживавших в условиях  Великой Отечественной войны, начавшейся в июне 1941 года, с массой людей, оказавшихся рядом и, ставших дороже дорогих родственников; именно они дарили тепло и добро сердец своих ради выживания, ради будущих детей своих.
  Брат, окончил уфимский авиационный техникум. Брат мечтал стать лётчиком, но, отец не разрешил. Еще бы!  С такой биографией - отец дважды «враг народа» - сбежал от раскулачивания и отсидевший в ГУЛАГе пять лет из семи. Но, началась ВОВ, а   руководство Славянского содового завода, оставило папу по брони  как специалиста,  отправило семью отца с заводом и эвакуированными на далекий Урал. Тем  самым освободив его от штрафбата.   И эта часть биографии впоследствии не разглашалась.
Но вот в конце войны, сын Вениамин выбрал учебу в летном училище. Отец согласия не дал и состоялся мужской разговор. Так брат поступил в Уфимский авиационный техникум на механическое отделение. Когда я родилась, родителям было уже за сорок пять. А Веня, после окончания  Уфимского  авиационного института, заканчивал аспирантуру. Он уже был женат на Елене Львовне Комм, своей подруге по техникуму.
И вот когда мне исполнилось пять лет, у них зимой родилась дочка Мила (Людмила, но для семьи она навсегда была Милочкой).

  Первое своё посещение Уфы я запомнила. Мы с мамой поехали знакомиться с новорожденной Милочкой. Поезд пришел раньше положенного расписания, или Веня опаздывал нас встретить, не знаю. Но мы сидели с мамой на железнодорожном вокзале Уфы. По перрону ходила женщина с корзиной и выкрикивала:
  - Мороженое пломбир в вафельном брикетике, мороженое пломбир…двадцать копеек!
  Мама купила лишь одно мороженое для меня (она так делала всегда, и с конфетами тоже - угощала меня, а сама не ела – экономила деньги на всем, отказывая себе). Я, слизывая языком мороженое, уговаривала маму купить себе, убеждая, что это очень вкусно. Маме достался лишь небольшой кусочек, а она все же попробовала его, на радость мне; - ведь я убедила ее, что это очень вкусно. По перрону спешил Вена, очень очень худощавый, с яркими карими «папиными» огромными глазами с поволокой. Мне кажется, что красивее людей, чем папа и брат, я никого в жизни и не знала. А это значит, что я их обоих любила и боготворила.

  Веня с Леной жили в Черниковке, недалеко от полустанка, где останавливались местные поезда, но время прибытия и отправления  поездов было неудобным. Уезжать надо было ночью, прибывали поезда из Стерлитамака, ранним утром, когда не ходили городские трамваи. И так было быстрее и ближе, чем на трамвае через всю Уфу, без пересадок. Что называется: от дома до дома… В пятидесятые годы семья брата жила в бараке, который  стоял недалеко от разъезда, поэтому, мы, проезжая станцию Уфа, ехали до Черниковки.  Там, в этом бараке,  и родилась у них Мила.

  Лена нас встретила в ярком цветастом фланелевом халатике. И сама такая яркая, статная, красивая с огромными «еврейскими глазами», и  произнося букву «Р», грассируя:
- Прроходите, мама, я помогу вам, рраздеться, - спокойно и приветливо говорила она.
 Тем временем, Вена снял с меня пальтецо. После разговоров, после ужина, перед сном стали купать малютку. Мама, как обычно делают женщины, сунула локоток в воду, узнать - горяча ли водица.
- Нет, не-ет, ма-ма! Что Вы делаете? Мы только гррадустником мерряем темперратурру,- и родители засуетились возле ванночки и ребенка.    
  Мама села, поджав губки, стараясь не показывать виду, что обижена. Но я-то знала свою мамочку, - кАк мало надо, чтоб она обиделась.   
- А воду для купания они меряют градусником,- рассказывала мама папе, уже дома.

***

  Сын Слава у брата родился уже в новой квартире. К тому времени они переехали в новую двухкомнатную «хрущевку» на улице Первомайской. Пятиэтажный  угловой дом стоял перпендикулярно к улице, напротив большого нового  универмага. Дом был расположен очень удобно - со стороны кинотеатра «Победа», парка им. А.Матросова. Все большие магазины, несколько книжных, промтоварных были на этой стороне широкой и длинной улицы Первомайской. Удобно было мне выходить из дома и «шляться» по бесчисленным магазинам,  глазея на  соблазняющие вещи, книги, ткани. Я буквально заболевала, не спала ночами, мечтая и планируя, как же приобрести «охоту».
  - Мамочка, мне очень охота купить…,- умоляюще говорила я…
  - На твою «охоту» никаких денег не хватит,- отвечала мама с улыбкой, когда я уже повзрослела.
- Надо спросить у папы, - говорила мама, если предмет желания был полезным, это чаще всего касалось тканей (на платье ли, сарафан или юбку).
  На книги был наложен запрет, потому что, на них –«никаких денег» не хватит, я их просто скупала и «пожирала». Это были книги определенно по цветоводству и рисованию. На них я деньги «копила» и тратила до копейки, надеясь нервно на «авось», который случался реже, чем хотелось, но таки и  чаще - случался. Справедливости ради, надо отметить, что цветовод из меня получился, но только - любитель. А вот художника не случилось  НИКАКОГО, не дал Боженька ничего, ни какого таланта.

***

  Вспоминаются уфимские новогодние праздники. Брат, Лена, ее сестра Нэлла с  мужем брали билетов сразу по пять (и на меня тоже) на Новогодние елки то во Дворец культуры им Орджоникидзе, то в различные театры, на обкомовские елки. Для нас детей, шили обновки, а класса с восьмого я сама стала шить для деток - племянников  костюмы. Чаще из Вениных брюк - мальчикам, и из Лениных красивых платьев – девочкам. Задолго до Нового года, разучивали стихи и песни, за которые Дед Мороз со Снегурочкой давали подарки, а они были разные в разных дворцах. Особенно радовались мы, дети, мандаринам и грецким орехам. На мне, как на старшей лежала ответственность за всех детей - Оле и Саше (тети Нэллиных), и Миле и Славике (наших).

***

   По случаю дней рождений собирались большие семейные праздники, приезжали и тетя Роза с семьей и сыном Димой из Нефтекамска. Неизменно была активной организаторшей встреч мама Лены, Анна Захаровна Комм. Женщина среднего росточка, с очень умными спокойными глазами и лицом спокойным  и приятным. Она, как и Лена, картавила букву «Р», но по своему - мягче. Она и дома держалась интеллигентно и с достоинством. Ее почитали и уважали все. Она относилась к брату с глубоким почтением, выделяя его среди зятьев, за  ум и добропорядочность.

***

 Вспоминаются зимние каникулы, которые  я проводила в Уфе.
  В конце недели совершали лыжные вылазки  в парк Матросова. У Вены с Милой были свои лыжи, мне доставались Ленины; маленького Славика везли на санках, а как подрос - и он ходил на маленьких, своих, лыжах. Шли в Парк Матросова, там была лыжня, по которой мы ходили. Гремела в парке музыка, светили фонари и прожекторы. И вот веселые, с морозца, мы вваливались домой. Шли греться и мыться в ванную. А тем временем Лена Львовна накрывала на стол вкусности. Особенно я любила и ждала «Леночкины курабье», это было изумительное пирожное, которое получалось только у нее: особое песочное тесто прокручивалось порциями через мясорубку с фигурной насадкой и заворачивалось в красивую розочку. После духовки, уложенное в красивые вазы, было долгожданным угощением и восхищенно поглощалось всеми.

***

  Как-то нам  дядя Тимофей, папин брат, привез из Москвы красивые два набора китайских гардин. А нам в доме на три двери надо было три комплекта. Лето. Каникулы. Я ехала в Уфу. Родители мне наказали посмотреть  этот недокомплект  в уфимских магазинах:  «вдруг да и встретятся».  Я обошла все магазины, но ничего не нашла. Вечером Лена сказала:
- Завтра выходной, Вена сможет с тобой пройтись по магазинам, и я уверена, что вы найдете что надо.
- Даже если для других что-то невозможно, для Вены возможно все. Он такой везучий, ему так легко все дается.

  Она даже не удивилась, а лишь порадовалась, когда мы пришли с покупкой. В магазине, около восьмиэтажки, Вена и приобрел то, что мы искали. На московских,  наших  зеленых  шторах,  были грозди зеленого винограда, а на уфимских  (на таких же зеленых), виноград был густо бордового цвета. Это было лишь одно отличие на наших новых шторах. Это был писк моды в те годы. Ни у кого не было таких гардинных портьер. Они были гордостью мамы и предметом зависти женщин, маминых подруг. Уфимские шторы были повешены на двери в мою спальню.

  Брат с семьей приезжали к нам в Левашово, и позже, в собственный дом, на Строймаш часто, пока дети были маленькие. Предметом волнений и тайн были «семейные скелеты». У Вены и Лены в документах стояли фамилии «русский и русская». Они все были Астафьевы, а я Евстафьева. И национальности «чуваш» и «еврейка» нигде не упоминались. Будучи студенткой,  заехала к ним из Казани, проездом домой.
-  Ты, Оля, когда бываешь у нас, свой паспорт убирай надежнее, чтобы наши дети не увидели его. Ни к чему лишние вопросы.
Вот это и был национальный вопрос того времени ребром. Их дети узнали о национальной  принадлежности уже перед смертью родителей.


Уфа. Сельхозинститут

  После выпускного вечера, первые дни была какая-то сосущая душу пустота. Несколько раз мы с девочками ходили купаться на реку Белую. После полученного солнечного удара и двух  дней отлежки на полу в прохладных сенцах, с мокрым полотенцем на голове, родители не разрешили «никаких лесов и купаний». Постепенно все разъехались поступать в институты. Так и закончились школьные годы.


В первых числах июля приехал Веня. На семейном совете решили, что не стоит мне ехать в Москву и поступать в Тимирязевскую  академию, мечту всей моей жизни. Так мне впервые обрезали крылья, которые ощутимо чесались за спиной, и я мнила быть не меньше не больше, как  академиком, создающим  новые сорта яблонь и груш. Я мечтала стать селекционером. Все оказалось обыденно просто. В ответ на мои слезы я слышала:
- Не стоит девочке ехать так далеко в Москву, это опасно!
- Если уж хочешь поступать в сельскохозяйственный институт, то поступай в Уфе.  Поучишься и поживешь у нас, а с третьего курса сможешь перевестись в Московский - в Тимирязевку. Вена поможет.
Я же мечтала только о Москве!
- Мы так с Леной решили,- говорил брат.
- Зачем тебе сельскохозяйственный, по полям хочешь ходить в резиновых сапогах по грязи, - добавил сосед дядя Ваня «свои пять копеек»,
- Наша Ира пойдет учиться на бухгалтера, будет сидеть в кабинете и считать денежки…
Родители согласились с братом и убеждали меня в этом же.

Я поехала с братом в Уфу. Зубрила предметы, готовилась поступать. Но документы все не сдавала. Ездили мы с Милой, племянницей, в Сельхозинститут трижды. Постоим у окна в коридорах: познакомиться, пообщаться не с кем – абитуриенты и абитуриентки в основном из деревень, говор вокруг татарский и башкирский, русской речи не слышно…Возвращались домой. Брат со снохой после работы спрашивали:
- Оля, ты сдала документы в институт?
Я молча качала головой в ответ. 
Тридцатого июля мы с Милой поехали в третий раз в институт. Предпоследний день сдачи документов. С первого августа во всех вузах страны начинались вступительные экзамены. Все коридоры заполнены абитуриентами. Вывешены графики экзаменов. Но нигде не слышно русской речи. Долго мы стояли в фойе, у окна Приемной комиссии.  Милочка была маленькой, с огромными темными глазами, как у папы и дедушки, и очень красивыми. Она окончила пятый класс. Конечно же, ребенку было утомительно, в июльскую жару, совершив маршрут через весь город из Черниковки , теперь стоять час в шумном институте… А я все ждала, не решаясь открыть дверь Приемной комиссии. Чего я ждала? Наверное, чтобы захотелось… Но нет, мне не хотелось…мне совсем расхотелось. Я тихо упрямая.
 Мы поехали домой, я решила не поступать. Вечером, поняв ситуацию, брат звонит и отпрашивается на завтрашний день с работы. Ночным поездом мы едем в Стерлитамак, прибыв утром домой, за день до сдачи документов. Чтобы всем было ясно, что сама не захотела поступать, а не завалила экзамены,  а как потом объяснять всем мое не поступление в институт, да и кто поверит… Стыдно же было завалить экзамены и не поступить. Вот 31 июля я была дома и не  знала, что же теперь делать. Меня никто не ругал, никто не упрекал и не расспрашивал.

Авиаторы

Авиация, семья брата и их друзья, неразрывно связаны с самолетами. Может быть именно поэтому, я в юности читала книги и смотрела фильмы про авиаторов. Мой брат Астафьев Вениамин и его жена Елена Львовна Комм учились в одной группе Уфимского авиационного техникума и они составили послевоенный выпуск.
После окончания техникума они поженились. Мать Лены с тремя дочками была эвакуирована из Белоруссии в первый же год войны. Как только немецкие войска вошли  на территорию  страны, начались карательные операции, отца Елены, секретаря парторганизации, схватили  и увели из дома немцы, больше о нем никаких сведений так и не было. В те же дни еврейскую семью Комм, мать Анну Захаровну с тремя дочками, старшую Розу, выпускницу средней школы, среднюю Нэллу, окончившую семь классов и младшую, тремя годами младше, Елену, эвакуировали в Уфу. Как было выжить в военные годы такой семье в незнакомом городе. Лена поступила в авиационный техникум. Где они и встретились с нашим Веной. И вот Вена по выходным зачастил в Стерлитамак за продуктами к родителям - картошку, мясо, гречку да пшено увозил сумками, удивляя родителей, как же можно так быстро  все съедать. Но брат был совсем мальчик еще, молчал и приезжал за новой долей. Лишь после войны, после женитьбы  открылась правда, что продукты он возил на пятерых. Анна Захаровна просто боготворила Веню и всегда относилась с почтением, наверное, еще и потому, что ко всем его прекрасным благородным чертам характера, добавлялась благодарность за мужественный поступок худенького мальчугана, помогавшего выжить ее дочкам. Папа очень уважительно относился к свахе. Я ее помню, кажется, уже всегда седой, в очках, приземистой, средней полноты женщиной, с улыбчивыми мягкими  большими глазами. Она носила, неизменно, однотонную блузку с нарядным воротничком и юбку, и обязательно  мягкую вязанную кофточку. Эти четыре женщины, а я помню их такими, ведь они были все старше меня более чем на двадцать лет, были так не похожи одна на другую. Удивительно. Старшая Роза, маленького росточка, с маленьким личиком и жгуче – черными живыми глазами, черными волосами, заколотыми в пучок, рано вышла замуж и уехала в Нефтекамск. У них родился мальчик Дима. Младшая Нэлла, неописуемой красы, статная, высокая, носила красивые высокие прически и платья с кружевными воротничками, любила мелкий рисунок и горох. Она довольно поздно вышла замуж. Жили они в Уфе. Заболела неизлечимой болезнью, и после рождения второго ребенка, вскоре умерла. Детей растил отец, все чаще помогала Анна Захаровна. Второй вышла замуж Леночка, за моего брата, Веню, по большой сердечной любви. Они всю свою жизнь очень любили друг друга. И для друзей их дом был всегда щедро открыт. Первое, что приобрела молодая семья, было пианино и они собирали  книжные собрания сочинений.  После окончания аспирантуры, брат работал в Уфимском авиационном НИИ, секретарем обкома при З.З. Нуриеве. Затем всю свою жизнь до пенсии работал главным инженером  в авиационном НИИ. Еленочка работала в конструкторском БЮРО моторостроительного завода, затем освобожденным секретарем парторганизации на этом же заводе. Дочь и сын их, оба,  окончили авиационный техникум, а после  службы в Афганистане, сын поехал учиться в МАИ. Так вот жизнь нашей семьи была завязана на любви к авиации,  самолетам и небу. 
Подростком я гостила подолгу в Уфе. Лето. Август. Дни советской авиации. Брат с женой с утра нарядно одевались. Ослепительно красивые, они у зеркала наносили последние пшики: брат одеколона, Леночка - духов, Красная Москва. Красная Москва, только этот парфюм предпочитали они. У  нас, в родительском доме, на комоде, стояли два флакончика Красной Москвы - маленький и побольше, как знак присутствия любимых в семье людей. И в зале стоял легкий  стойкий флер, и отражались в зеркале два ярко красных флакончика. Рядом стоял папин массивный зеленый, как Шартрез, Шипр.
Так вот самый большой праздничный день авиации начинался ранним утром в семье брата. Они уходили, оставляя в комнатах надолго ароматы. И наказывали нам, во сколько выходить на площадь перед универмагом  смотреть парад самолетов.
Да разве мы могли усидеть дома в такой праздничный день! Часа за два раньше выходили во двор, огибали дом и занимали самую удобную наблюдательную позицию. Ни разу не помню дождливого дня в это августовское авиационное воскресенье. Площадь постепенно наполнялась нарядной публикой…веселье, шумные разговоры…взгляды устремленные в небо…Ожидание…Нетерпение…Но вот нарастает гул моторов, родных моторов Тушек, собранных руками, умом этих вот людей….Гул нарастает…вот появляются в  небе  сами железные птицы…пируэты, фигуры пилотажа.. « ПИКЕ»!!! «БОЧКА»!!!  «БАБОЧКА»!!!—громко выдыхает  площадь, аплодисменты…Самолеты делают круг…улетают…возвращаются…Парад продолжается! Зрители ликуют! Это их праздник. Праздник всего района Черниковки, праздник авиаторов.
Проходит немного времени, и квартира наполняется веселыми нарядными гостями. Мужчины заняты столами - бутылки, фужеры, открывашки…Вот уж скатерти застелены и женщины расставили угощения…Брат садится за пианино …и дружное:
Дождливым вечером, вечером, вечером,
Когда пилотам, скажем прямо, делать нечего…
Мы, вдруг садимся за столом, поговорим  о том, о сем…
И нашу песенку любимую споем…-
густое, сочное пение баритонов вырывается из балконов и окон домов, летит над городом авиаторов, летит в звездное мирное небо…А в парке Матросова на танцплощадке звучат вальсы…
Много лет уж, как нет героев моих повествований, и память все чаще возвращает меня в те годы, где жили любимые мне люди, была семья, жила любовь…
Вот вспомнился еще один семейный момент. Каникулы. Я студентка. Я дома. Приехал к родителям брат погостить в отпуск. Ночные разговоры далеко за полночь…Сидим в саду под отцовскими яблонями…Звон кузнечиков…В ветках Антоновки трели соловья…Брат сварил легкий глинтвейн, тихо разговариваем и смакуем, согреваясь, горячим напитком…
Наутро встала поздно. А брата нет! Спрашиваю –где он…Папа развел руками, мол уехал поутру, проснулся ни свет, ни заря, возбужденный, с тетрадкой в руках вышел, умылся, сказал, что срочно надо ехать…что ночью приснилось открытие, решение над которым долго думал, а оно не давалось…И вот во сне оно сегодня пришло, осенило…
Мама только робко сказала – « а как же завтрак»…
- Мамочка, некогда, - выпил чаю, чмокнул в щеку и был таков…
После дневных трудов на даче ночами смотрю в ночное небо, и в эти часы пролетают самолеты…А я всегда думаю - не ТУшечка ли наша?