4. Митрополит Петр

4. МИТРОПОЛИТ ПЕТР.  В конце 1305 года скончался митрополит всея Руси Максим. Великий князь Михаил, посоветовавшись с матерью и выслушав мнение бояр, снарядил в Константинополь на поставление владимирского игумена Геронтия. О выборе государя были немедленно оповещены все удельные русские князья, как ближние, так и дальние. Владимирская, Рязанская, Смоленская и Брянская Земли в лице своих епископов и князей выбор Михаила одобрили. Не возразил никто. Даже Юрий Московский по поводу кандидатуры Геронтия не высказал никаких возражений. И только Юрий Львович Волынский продолжал хранить гробовое молчание.

Сепаратистские устремления «галицких королей» были известны на Руси уже давно, а потому, молчание Юрия Волынского в Твери расценили как тревожный знак. И, как оказалось, не напрасно. Очень скоро стало известно, что волынские власти снарядили в Константинополь своего собственного кандидата - ратского игумена Петра, которому было поручено опередить Геронтия и попытаться уговорить патриарха выделить галицкую епископию в самостоятельную, независимую митрополию. Уже тогда галицко-львовские «короли» не видели своего будущего ни в составе единого русского государства, ни в составе единой Русской Церкви. Эта политика будет им в последствии дорогого стоить, но пока Юрий Волынский считался в Европе сильным правителем, и потерять такого союзника Константинополь просто не мог. Правда и идти у Юрия на поводу тоже было небезопасно. Советники императора не даром щи хлебали и не хуже владимирских бояр знали о том нездоровом интересе, что проявлял к персоне волынского «короля» католический Запад. Раздробив единую русскую митрополию, Константинополь тем самым помог бы Юрию сделать еще один шаг в направлении цепких объятий Ватикана. К тому же, никто в империи не мог с точностью предсказать, как на раздел Церкви отреагирует тверской князь, не говоря уж о его сарайском покровителе. Ссориться с этими непредсказуемыми господами у ромеев не было никакого резона. Поэтому, когда на берега Босфора прибыл, наконец, караван Геронтия, вопрос о будущем русской митрополии все еще не был решен.

Пока два «кандидата» лаялись друг с другом, оглашая древние своды императорского дворца отборной бранью, а представители владимирского и волынского «избирательных штабов», пыхтя и багровея лицами, таскали друг друга за бороды, в царских покоях шел массированный мозговой штурм. Византийские власти искали решение, которое могло бы устроить сразу всех. И вскоре такой компромисс был найден. Делить русскую митрополию император и патриарх всё же отказались, но митрополитом провозгласили не Геронтия, а Петра. Геронтий с владимирскими и тверскими боярами уехали ни с чем, а Петр получил из рук патриарха регалии высшего иерарха Русской Церкви.

Юрий Волынский соломоновым решением византийцев мог быть в принципе удовлетворен. Раздел Церквей, за который он давно уже ратовал, опять не произошел, но теперь он стал лишь вопросом времени. Свой митрополит для своих сделает все, что от него попросят, а может даже, и сверх того. Точно такого же мнения о Петре был и великий князь владимирский Михаил. На нового митрополита он смотрел если уж не враждебно, то, по крайней мере, с нескрываемой неприязнью, ожидая от марионетки галицкого «короля» сплошных неприятностей.

Они оба просчитались.

Митрополит Петр был не только глубоко верующим, но еще и очень умным человеком. Не замечать опасного для Русской Церкви сближения Галицко-Львовской Руси с католическим Западом он не мог. И уж тем более, он никоим образом не мог с этим мириться. Юрию Львовичу очень скоро пришлось признать, что в своем выборе он сильно ошибся. Содействовать своему патрону в ломке древних церковных устоев бывший ратский игумен отказался. Испорченные отношения с Львовом, впрочем, ни в коей мере не способствовали улучшению отношений нового первоиерарха с Тверью. За своими детскими обидами тверские власти не захотели замечать протянутой им для примирительного пожатия руки митрополита Петра.

Вот так и случилось, что в начале 14 века Русская Церковь впервые оказалась «отделена» от государства. Два самых сильных русских князя не захотели поддерживать с новым митрополитом никаких отношений, кроме сугубо официальных. Объезжая удельные княжества и города, Петр получал все, что ему полагалось по сану, включая и почет, и уважение, и гостеприимство, но ему по-прежнему не хватало искренности в общении с людьми. Ведая о неблаговолении великого князя к новому русскому первосвященнику, удельные князья и бояре были с Петром подчеркнуто вежливы, но не более того. Митрополит всея Руси не имел собственного уголка, где он бы мог уединиться, отдохнуть от тяжких трудов в тишине и спокойствии, предаться любимому занятию – иконописи или поделиться своими мыслями с благодарным и заинтересованным слушателем.

Так продолжалось до тех пор, пока в своих «скитаниях» по княжеским дворам Петр не набрел, наконец, на землю, которую он так долго искал. Там он нашел и город, где ему всегда были рады, и благодарного слушателя, который был готов в любое время дня и ночи говорить с дорогим гостем о возвышенном или о наболевшем. Этим городом была Москва, а заинтересованным собеседником - брат московского князя Иван Калита.