Красный петух

Я бы хотела лежать на тарусском хлыстовском кладбище, под кустом бузины, в одной из тех могил с серебряным голубем, где растет самая красная и крупная в наших местах земляника.

Но если это несбыточно, если не только мне там не лежать, но и кладбища того уж нет, я бы хотела, чтобы на одном из тех холмов, которыми Кирилловны шли к нам в Песочное, а мы к ним в Тарусу, поставили, с тарусской каменоломни, камень:

Здесь хотела бы лежать
МАРИНА ЦВЕТАЕВА

Париж, май 1934
Источник: М. Цветаева с/с в 7 тт., М., "ТЕРРА", 1997 г.

Источник: http://tsvetaeva.lit-info.ru/tsvetaeva/proza/hlystovk..

Среди идеологов народосбережения, чьё наследие является духовным содержанием программы нашей партии и Общества охраны народного здоровья Петербурга, прежде всего необходимо назвать имена Достоевского, Льва Толстого, Мотеуса Валанчюса, Братца Чурикова из мировой столицы трезвости Вырицы, Григория Распутина, Марины Цветаевой...

Интервью Г. Е. Распутина-Нового репортёру С. Никитину, (опубликовано в «Петербургской газете» за 29 мая 1914 г.):

– Надолго ли пожаловали в Петербург? – спросил Распутина петербургский журналист С. Никитин

– Совсем ненадолго.., через несколько деньков уеду, – отвечал Григорий.

– Извиняюсь за нескромный вопрос: каковы цели настоящего приез­да вашего в Петербург? Быть может, чисто личные дела?..

– Вот-вот, по личным делам приехал, именно…

– С дочерью?

– А вот что, родной, – отреагировал на вопрос Никитина Григорий Ефимович, и в тоне его голоса, по словам журналиста, послышалась нот­ка не то раздражения, не то искренней, нескрываемой боли. – Не будем говорить о моих дочерях.

– Вам неприятно, Григорий Ефимович, что о них упоминалось в га­зетах?

– Ну да, стало быть, так. Правильно понимаешь… Ну? Нешто прият­но? То про институт там какой-то целую историю натворили, то о том, то о сем. Уж брешут обо мне, ну и пусть себе брешут, а родню-то мою надо пощадить. Оне-то при чем тут, ну?..

– Говорят, что при вашем личном участии и ближайшем руководстве организуется ряд новых обществ трезвости?

– Дело борьбы с исконным злом Руси – пьянством…, – сказал на это Григорий Ефимович, – конечно, дело почтенное, и чем более будет в этом деле замечаться усердие и старание на общую пользу, тем оно, дело-то, значит, будет успешнее. А что касается насчет слухов, о которых ты говоришь, так на это скажу вот что: нет дыма без огня. А только насчёт каких подробностев уволь, братец, не скажу. А почему, спросишь? Да очень просто: хотим дело начать, и дело настоящее, без всякого шума.

– А вот ещё, Григорий Ефимович, настойчиво ходят слухи, что вы становитесь во главе нарождающейся большой народной газеты?

– А на это ответить могу вот что: подумать ещё надо, прежде чем ре­шать-то, много и толково подумать… Не «тяп-ляп – вышел корабль». Дело-то большое. Одним духом не решить, и не скажешь.

– А нужна, Григорий Ефимович, народу специально для него пред­назначенная газета?

– Народу всякое живое слово нужно. Живым словом он питается и о нём жив бывает…

– А как, по-вашему, Григорий Ефимович, сокращается за последнее время народное пьянство? Начинают ли уже складываться благие ре­зультаты предпринимаемой правительством борьбы с пьянством?

– И очень даже начинают. Пьянство на убыль пошло, это так…

– Известно ли вам, Григорий Ефимович, что граф С. Ю. Витте в бе­седе с одним из иностранных корреспондентов много, по-видимому, при­ятной для вашего самолюбия правды говорил о ваших добрых стараниях и заступничестве против тех, кто накликал войну?

– О приятности или неприятности там для самолюбия – говорить не будем… Это особая статья… А вот относительно противничества войне, то оно – конечно, кто же станет желать зла себе и своим? Достоинство свое национальное соблюдать нам надо, конечно, но оружием бряцать не пристало. Я всегда это высказывал. Ну, а что касае­мо графа С. Ю. Витте, то он говорил очень разумно, потому что сам он разумный.

- А вот, кстати, – спохватился Григорий Ефимович, – спрашивал ме­ня об этой, бишь, о трезвости, как её насаждать надо… Так ещё скажу вот что: много позаботиться об отрезвлении народном надлежит пастырям нашим, многое от них тоже зависимо, и многое мож­но при желании и умении им сделать…

– Григорий Ефимович, а слыхали ли вы, что бывший иеромонах Илиодор, ныне Труфанов, собирается выпустить за границей специаль­ную книгу о Вас?

– Ну так что же? – с философским равнодушием отвечает Распу­тин. – Пусть себе пишет, коль охота есть. Да пусть не одну, а хоть десять книг испишет, потому бумага все терпит. А что касаемо именно Илиодора, то ведь песня его спета уж, так что, что бы ни писал, аль ни хотел там писать, прошлого не вернешь. Все хорошо во благовремении…».

...

Особенно успешно распространялась секта в царствование императора Александра I, благоприятное для процветания мистических идей.
В XIX веке сектой хлыстов стали интересоваться в высших кругах российского общества. Им открыто симпатизировали многие писатели, художники и даже известные чиновники. О хлыстовцах писали и именитые писатели, в том числе Максим Горький.

Хлысты, как и в общем русское мистическое сектантство, оказали сильнейшее влияние на русскую культуру. Гораздо более значительное, чем мы могли бы предполагать. Вследствие разрозненности общин и отсутствия некой общей традиции, хлыстовские корабли зачастую сливались с другими сектами, распадались или оказывались разгромлены властями. Однако корабли возникали вновь, потому как для создания хлыстовской общины не нужны были особые духовные лица или некие артефакты, достаточно было появиться харизматичному лидеру, хлысты как бы сами собой формировали это мистическое пространство.

Хлысты, или христововеры, — одна из старейших русских внецерковных религиозных сект, экстатическая разновидность духовных христиан, возникшая в середине XVII века среди православных крестьян. Самоназвание — «люди Божьи», «Христова вера». В современной религиоведческой литературе как равнозначные используются термины «хлысты» («хлыстовщина») и «христововеры» («христовщина»). Наименование «хлысты» происходит от встречавшегося в их среде обряда самобичевания или от видоизменённого слова «христы», так как официальные духовные лица считали неприличным в названии секты употреблять имя Иисуса Христа.

В России имеются небольшие общины хлыстов в Тамбовской, Самарской и Оренбургской областях, Краснодарском крае и на Северном Кавказе.

В вопросе о происхождении хлыстов можно выделить следующие точки зрения. Во-первых, это представление о влиянии западно-европейских протестантских мистических сект и масонства. Во-вторых, гипотеза более раннего южного влияния болгарских богомилов, а через них ещё более древнего манихейства. В-третьих, взгляд на хлыстов как русское самобытное явление, генетически связанное со славянским язычеством и эзотеризмом. Наконец, в-четвёртых, это точка зрения, также признающая самобытное происхождение хлыстов, но связывающая их с христианскими явлениями религиозной жизни XVII века: преимущественно русской православной традицией исихазма с идеей «обожения» и радикальными толками старообрядчества.

По мнению П. И. Мельникова-Печерского, хлысты существовали уже при Иване Грозном[10]. Несмотря на то, что в песнях хлыстов есть указания на деяния их учителей ещё во времена Дмитрия Донского и Ивана Грозного, основателем секты ими же считается крестьянин Костромской губернии Данила Филиппович (Филиппов). Предание гласит, что в 1645 году в Стародубской волости Муромского уезда Владимирской губернии, в приходе Егорьевском, на горе Городина, сошёл на землю сам Господь Саваоф, вселился в плоть Данилы Филипповича и дал людям 12 новых заповедей. В дальнейшем Данила Филиппович жил в Костроме и умер на сотом году жизни 1 января 1700 года. Так как по учению хлыстов Господь Саваоф сошёл на землю лишь однажды, то преемники Данилы Филипповича были уже «христами» (помимо «христов»-преемников в каждой общине также были свои «христы»). Первым «христом» стал Иван Тимофеевич Суслов, проживавший в селе Павлов Перевоз Нижегородской губернии. Второй «христос» — Прокопий Данилович Лупкин, живший сначала в Нижнем Новгороде, а позднее в Москве. При «христах» были и «богородицы»: имя первой неизвестно, а вторую звали Акулина Ивановна. В 1716, 1721 и 1732 годах были возбуждены первые судебные дела о хлыстах. По указу императрицы Анны Иоанновны от 7 июня 1734 г. можно судить о популярности христоверия не только среди крестьянства, но и среди «разных чинов людей». В этой «ереси были многие князья, бояре, боярыни и другие разных чинов помещики и помещицы; из духовных лиц архимандриты, настоятели монастырей». Там же отмечается, что имелись целые монастыри, мужские и женские, поголовно уклонявшиеся в хлыстовщину.

Существуют гипотезы о связях с хлыстами православных архиереев Досифея Ростовского и Питирима Нижегородского. В 1739 году Сенат постановил выкопать и сжечь тела Ивана Суслова и Прокопия Лупкина, ранее похороненные в Московском Ивановском женском монастыре, в котором они пользовались влиянием среди монашествующих.

Вероятно, движение хлыстов с самого начала не было жёстко централизовано, являясь своего рода ассоциацией независимых общин. Но, начиная со второй половины XVIII века в среде хлыстов появляются обособленные течения, признающие «христом» лишь своего единственного руководителя и чётко отделявшие себя от иных общин.

Примерно в 1770 году возникла секта скопцов, первыми проповедниками которой стали Андрей Петров Блохин и Кондратий Иванович Селиванов. Влияние Селиванова проникло и в дворянскую среду: в 1817 году в петербургском Михайловском замке проходили радения «Духовного союза», созданного Екатериной Филипповной Татариновой.
В первой четверти XIX века возникло течение «постников» во главе с тамбовским крестьянином Аввакумом Ивановичем Копыловым, который усилил пищевые запреты.
В 1830-х годах из постничества выделилось объединение «Израиль» (позднее именовавшееся «Старый Израиль»), основатель которого Перфил Петрович Катасонов реформировал хлыстовщину ограничив экстатическую обрядность и фактически узаконив брачный союз. После смерти Катасонова в 1886 году В. Ф. Мокшин и особенно его преемник Василий Семёнович Лубков создали наиболее реформированную разновидность хлыстовщины — «Новый Израиль», в котором были окончательно отменены экстатические обряды и формальные посещения православных служб.

Отдельные общины хлыстов назывались «кораблями». Они понимались в качестве «внутренней», тайной церкви, в отличие от «внешних» православных церквей. Корабли были совершенно независимы друг от друга. Во главе каждого стоял «кормщик», называемый также «богом», «христом», «пророком», «апостолом» и т. п. Каждый «кормщик» в своем «корабле» пользовался неограниченной властью и громадным уважением. Также в общине могла быть «кормщица», которая называлась также «восприемницей», «пророчицей», «богородицей», «матушкой» и т. п.

По учению хлыстов, Бог может воплощаться в людей неопределённое количество раз, смотря по надобности и нравственному достоинству людей. В Даниле Филиппове якобы воплотился Бог Отец «Саваоф», в Суслове, Лупкине и других — Сын Божий, Христос; на многих «накатывает» Дух Святой. Воплощения Божества в человека идут непрерывно: за одним «христом» является другой. Воплощение могло совершаться путём естественной передачи «христом» своего «духа» родному сыну, но чаще достигалось через продолжительный пост, молитву и добрые дела в хлыстовском смысле.

В целом хлысты провозглашали строгий аскетизм, пищевое и половое воздержание. По некоторым свидетельствам, признавалось переселение душ.

Отрицались священники, святые, государство и священные книги, так как ещё Данила Филиппович собрал все книги и утопил в Волге, заповедовав верить только в Святой Дух.

Хлысты не признавали церковную обрядность, хотя в целях конспирации могли посещать православные церкви. Богослужения хлыстов (радения) проходили ночью и состояли в молитвах, пении, самобичевании и танце-кружении, при котором они доходили до состояния экстаза. Во время радений исполнялись собственные духовные песни, являющиеся важным источником для понимания мировоззрения хлыстов.

В начале XIX века среди высших слоёв российского общества распространилось увлечение масонством и мистицизмом, в том числе хлыстовским. Хлыстам симпатизировали масон, издатель «Сионского вестника» Александр Лабзин, художник Владимир Боровиковский и даже обер-прокурор Святейшего синода, позднее министр духовных дел и народного просвещения, председатель Библейского общества Александр Голицын. Чиновник и писатель Павел Мельников (Печерский), помимо антисектантских исследований, написал о быте хлыстов в романе «На горах».

Исследователи народнического и социал-демократического толка искали в религиозных диссидентах, в том числе хлыстах, опору для борьбы с самодержавием. Философ Василий Розанов написал книгу «Апокалиптические секты: хлыстовство и скопчество» и сам участвовал в хлыстовском общем чаепитии. О своих хлыстовских годах рассказывал поэт Николай Клюев. Описание хлыстовского радения присутствует в третьей части романа Максима Горького «Жизнь Клима Самгина». Существует мнение о принадлежности к хлыстам Григория Распутина.

Упоминание хлыстов или хлыстовства имеется в следующих произведениях искусства:

В романе «Мардона» австрийского писателя Леопольда фон Захер-Мазоха идёт повествование о предводительнице русской мистической секты, в которой соединяются черты хлыстовства и духоборчества.
В повести Н. С. Лескова «Смех и горе».
В романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы».
В романе Всеволода Крестовского «Петербургские трущобы».
В романе П. И. Мельникова-Печерского «На горах».
В романе Д. С. Мережковского «Антихрист. Пётр и Алексей».
В книге Романа Доброго (Романа Лукича Антропова) «Гений русского сыска И. Д. Путилин (Рассказы о его похождениях)», рассказ «Белые голуби и сизые горлицы» (начало XX века).
В романе Максима Горького «Мать» и в повести «В людях».
В романе Максима Горького «Жизнь Клима Самгина» («Сорок лет») (1925—1936).
В романе Андрея Белого «Серебряный голубь».
В романе Пимена Карпова «Пламень».
Книга стихов К. Д. Бальмонта «Зелёный вертоград. Слова поцелуйные» (1909) представляет собой стилизацию под песенный фольклор хлыстов.
В работе Н. А. Бердяева «Судьба России».
В поэзии Н. А. Клюева.
В стихотворении В. В. Маяковского «Надо бороться».
В романе Анатолия Иванова «Тени исчезают в полдень».
В романе Валентина Пикуля «Слово и дело».
В романе грузинского писателя Чабуа Амирэджиби «Дата Туташхиа». Хлысты зарезали корову соседа, что послужило очередным примером зависти людей.
В творчестве Марины Цветаевой: «Хлыстовки»; цикл «Ахматовой» («Как поставят тебя леса Богородицей хлыстовскою»).
В телесериале «Жизнь Клима Самгина» (1988).
В песне «Красный петух» российской рок-группы «Агата Кристи».
В песне «The Khlysti Evangelist» шведской симфоник-метал-группы «Therion».
В романе «Сети желаний» Сергея Пономаренко.
В 5 серии 3 сезона сериала «Острые козырьки».

Подготовлено к публикации Обществом охраны народного здоровья Петербурга имени Григория Распутина-Новых