Постоять за себя

               
   Валентина проснулась рано. В начале седьмого. В комнате было светло-светло – это ненадолго заглянуло утреннее солнышко. Потом оно быстро уходило, и спальня становилась тёмной, и какой-то неприветливой. Женщина встала с кровати, надела халат, глянула на себя в большое зеркало в двери старого шифоньера, поправила взлохмаченные со сна волосы и водрузив очки на переносицу, вышла на кухню.
Разогрела на газовой плите в большой миске кашу, потрогала пальцем – не горячо ли. И вышла в сени и дальше, на веранду. Глянув в окно веранды, коротко улыбнулась – собака лежала у будки поджав лапочки и смотрела на неё. Хозяйку она конечно не видела через стекло. Но создавалось такое впечатление от того, что собака смотрела туда, откуда примерно, доносился звук. Женщина сунула ноги в калоши и вышла на крыльцо. Аккуратно спустившись со ступенек, чтоб не упасть, потому, что неделю назад отвалился последний трухлявый поручень, повернула к собачьей будке, разговаривая с маленьким подопечным:
– Ты чего не спишь, малявочка? Ты рано сегодня. Не холодно на улице-то тебе? Чего вылезла?
Собака при появлении хозяйки в поле зрения подскочила, кружась во все стороны, словно и вовсе без костей и крутя хвостом, почти как пропеллером. – Давай кушать будем, моя хорошая. Вот тебе кашка, расти большой! – женщина вывалила кашу из миски в собачью кастрюлю, погладила животинку и вернулась в дом. Умывшись, приготовила себе нехитрый завтрак – намазала несколько кусочков домашнего хлеба сливочным маслом, а поверх масла немного размазала яблочного варенья. Налила в пузатую кружку, больше похожую на глиняный кувшин, горячего чая и уселась завтракать. Открыла книгу – всегда любила почитать за едой, и неспешно жевала бутерброды, окунаясь в мир, спрятанный за строчками книги. Когда закончился чай, она, сложив руки на столе, позволила себе ещё пару страниц – дочитать главу, и только потом закрыла книгу.
Собираясь на работу, вспоминала, что хотела сделать на сегодня важного. Пробежалась мысленно по своему нехитрому хозяйству – восстановила в голове список.
Перед выходом замотала в старую рубашку предварительно снятую с черенка лопату и положила в пакет. Подумав, сунула туда же и парочку ножей.
– Доброе утро, Серёжка! – подошла в мастерской к парнишке. – Ты не забыл, поможешь моей немощи, Серёж? – она показывала ему пакет со своей заботой.
– Здрасти, тёть Валь! Конечно помогу! Давайте сюда. Зайдите ко мне в обед, всё будет сделано. – Серёжка забрал пакет из протянутой тёти Валиной руки.
   Очередная пара перчаток лопнула между пальцев и Валентина подумала, что надо опять просить. Как надоели, третья пара за неделю. Сколько уже раз говорила, ну купите вы подороже. Так гораздо выигрышнее. Но кто её слушает! Это же не начальство тут полы моет, а она. В общем-то Валентина особо не жаловалась. А чего ей жаловаться – коллектив мужчин в мастерской относились к ней хорошо, уважительно. Старались сильно не запускать свои рабочие места, только вот пол мыть у них в обязанности не входило, оно и понятно. И только, как в поговорке «В семье не без урода» – была в стаде одна «паршивая овца». Мужчина примерно её возраста, а Валентине в прошлом году пятьдесят два исполнилось, и он не мальчик уж, а такой болтун, каких свет не видывал. И пересмешник прям, какой-то. Всё норовит пообсмеять, да уколоть. Не раз цепкими, колючими своими шуточками задевал женщину. Она сначала отшучивалась. Потом стала просто криво улыбаться, едва бросив взгляд на него, а один раз так и вовсе едва не расплакалась. Мужики шикали на него, кто-то даже посоветовал уже жениться, чтоб женщину не донимать, да успокоиться. Но Пашка, этот несносный балабол, как и не слышал. Или не понимал будто.
– Валентина-Валя, чё грустная? Премию не дали? – зацепился и сегодня Пашка языком за безобидный объект для своих бестолковых шуточек, зная, что ничего ему не будет. – Работать устала? Так пенсию тебе раньше срока никто не даст, так что, не грусти, продолжай мести! – заржал Пашка и ушёл.
Женщина прикрыла глаза, держась за старую швабру, с отполированной за годы ручкой. Сняла перчатки, вытерла руки тряпичной салфеткой, что всегда была в кармане её спецовки, и взяв рваное средство защиты в одну руку, направилась к мастеру за новыми.
– Алексеич, ну, опять порвались! Ну, что это за перчатки такие? Вы на них скоро разоритесь, если не решите этот вопрос. Давай новые мне! – зашла женщина в каморку мастера и уселась на стул, рядом с его столом.
Алексеич, мужчина пятидесяти лет, с небольшими очками на носу, чего-то печатал одним пальцем, то и дело заглядывая в монитор старенького компьютера.
– Погодь минутку, Валюша… – рассеянно отозвался он.
Она погодила. Сидела тихонько на стуле, откинувшись на спинку и просто отдыхала, радуясь относительной тишине в кабинете и покою от швабры и паршивых шуточек Пашки.
Взглянула на часы на стене – до обеда оставалось каких-то десять минут. Как-то она сегодня время не замечает совсем. Надо зайти к Серёжке. Чтоб и его тоже не задерживать. Работы у него хватит и без её лопат да ножей.
Алексеич оторвался, наконец, от компьютера.
– Чего ты, Валь? А! Перчатки же!  – он подошёл к большому железному ящику, стоящему по правую руку у двери, открыл замок. – Размер скажи, не помнишь?
– Чё не помню-то, вот он, со мной. – Валентина развернула перчатки и назвала размер. Получив заветную парочку, расписалась, и ушла. Быстренько выполоскала тряпку, ведро, убрала инвентарь в сторонку и поспешила к Серёжке.
Серёжка занимался вторым ножом, когда зашла женщина. Он коротко кивнул ей на стул в углу, у рабочего стола. Она аккуратно присела в ожидании, немного смущённая тем, что парень от своего обеда отнимает время для её нужд.
Когда Серёжка почти закончил с лопатой, в цех зашёл Пашка. Валентина тихо взмолилась.
Пашка, увидав, что делает парень, громко присвистнул и сказал:
– Серёга, ты чё? Ты лопату что ли?.. Да кто ж этот инструмент точит? Да ты вообще!.. И тут он увидал женщину. Сложил два и два. – Ты, чего, Валентина батьковна? Тебе зачем такая лопата острая? Такой инструмент никто не точит. Ты ж вообще испортишь его и всё. Копать ей надо, а не хлеб резать. А копать можно лопатой, а не ножом! – кивнул она Серёгу, который вытирал ветошью инструмент, остановив станок.
– Паша… – начал было Серёжка, но Валентина его прервала. Встала, подошла поближе, коснулась руки парнишки, заставила замолчать, взглянув на него; и глядя в глаза почти двухметровому верзиле, сказала:
– Ты, Паша, можешь копать хоть чайной ложкой. Хоть носом, как хряк, и лёжа на боку, а я буду так, как мне нравится. И если я ещё хоть раз услышу от тебя хоть одну твою поганую шутку, я тебя не то что этой лопатой, я тебя той самой чайной ложкой и пришибу, понял? У тебя ж уже усы седые, а мозгов так и не нажил. Не мужик ты, а сплошной лошадиный ржач. Вот потому и не женишься никогда, потому как твои нездоровые шуточки ни одной женщине не нужны, даже если ты весь такой золотой в остальном. Отрываешься на женщине, гадина ты такая. Тьфу, срам. – она сухо плюнула ему под ноги и перевела взгляд на Серёжку, стоявшего с открытым ртом.
– Спасибо, мой хороший! Очень выручил ты меня. Совсем этот сорняк одолел, может перекопаю, да лучше будет моему огродишке.
Парень отмахнулся, мол чего там, свои люди, нормально всё.
Пашка хлопал глазами, глядя на них и не вымолвил ни слова, пока женщина не ушла.
– Паш, ты серьёзно, отстань уже от неё, ну? Чего ты, вправду, цепляешься-то к ней? Кто она тебе, чего ты зуб имеешь? С чего?
Пашка открыл рот, закрыл и глянув на парня, молча ушёл.
Остаток дня Валентина Пашки на работе не то что не видела, а даже и не слышала. Что было уж совсем из разряда фантастики.
Она доработала приподнятом настроении, в таком же и шла домой, не смотря даже на хмурый и противный дождик прощающегося сентября. Шла, не замечая слякоти, но машинально обходила лужицы побольше.
«Ну, вот! Вот и смогла она сама за себя постоять! Да ещё как! Выходит, есть в тебе эта сила, Валентина! Ты, выходит, прям, молодец!» – гордилась женщина собой. Теперь и жизнь её будет проще и веселее. Она словно стала выше ростом и в глазах теперь плескалась серьёзная уверенность в собственных силах.
                Конец.
 Волхов. ЛО