Я марафонец. Вступление

Для понимания автора иногда полезно иметь ввиду «подноготную».
Конечно для читающего меня сегодня совершенно безразличны мои успехи и неуспехи в легкой атлетике в далеких 67-77 годах.
Бегать я начал едва выполз в наш двор в возрасте менее полутора лет.
Не от хорошей жизни. От детей во дворе.
Двор был «шпанский» и в нём сначала били, а уже потом иногда и разговаривали.
В полтора года я твёрдо знал, что приближающийся ко мне индивид сейчас будет меня бить. Кулаками. Ногами. Палкой. Камнем. Всем, что попадёт под руку. Таков был порядок во дворе. Били всех. Беспощадно и дико. Били при каждом удобном случае. Поэтому с полутора лет по двору я перемещался исключительно бегом. Динамическая защита. Или выходил гулять с тётей Роной (биологическая защита).
В два года я удирал от пятилетних не напряговываясь.
В три года во дворе меня почти никто не мог догнать.
В пять лет для дворовых забияк я был практически недосягаем и они прибегали к тактике шайки. То есть окружали и нападали внезапно.
Но очень скоро я открыл собственный уникальный способ защиты. Технология была безупречна! Я подметил, что пацаны бегают по-разному. Одни бегут быстрее, другие медленнее. Поэтому, когда я начинал драпать от шайки они растягивались по трассе погони. И вот тут-то их и ждал крайне неприятный сюрприз. Я пускал в ход одну руку. Левую. В кулаке был зажат вполне себе весомый кусок кирпича. Вообще мало кто понимает мою любовь к обломкам керамики. Я люблю кирпичи с детства потому, что мало кто меня так защищал, как они. Растянув догоняющих я резко останавливался, разворачивался и запускал обломок кирпича в морду лица самого ближнего. И попадал отменно. Как правило в область зубов или глаза. С момента встречи с обломком кирпича ближайшему догоняющему становилось не до меня. Он хватался за ушибленное место и принимал позу скрюченного. А я не пускаясь в сантименты подбирал тут же другой обломок, ибо наш двор и наши улицы были просто усеяны этим благодатным материалом, и продолжал бегство, как правило избегая повторной попытки окружения и избиения. К пяти годам за мной закрепилась первая моя дворовая кличка: «Лёха пробей голова». Постепенно желание нападать на меня у дворовых поубавилось. Со мной старались не связываться. Дольше трепыхалась Горького. Улица шла мимо нашего двора вдоль берега Исети и была застроена небольшими домами и бараками. Шпаны было много. Жили кучно. Ежедневно шли драки. Процветала поножовщина. Если начинали драться мужики с ножами толпа моментально образовывала круг. В этих кругах я насмотрелся на самые разные коварные приёмы. Лужа крови в яме посереди исковерканной булыжной мостовой была достаточно обыденным делом.
Поскольку со второго класса я ходил через весь город во вторую английскую школу – сопровождая туда Олю Калюжную – мне предстояло познакомиться со шпаной с Радищева, с Московской, с Ленина 5, с ВИЗа и из центра.
Не будем скрывать всей горькой правды. Им тоже предстояло познакомиться со мной. А значит и с моими обломками кирпичей. Как раз летом после первого класса мы пришли на СПШ (стадион пионеров и школьников) около Горного Института и я выиграл забег на 60 метров у семиклассников. Ни о какой легкой атлетике я ничего не слыхал и тренировала меня исключительно свердловская шпана – беспощадная и жестокая.
Поскольку я часто болел, возникали естественные паузы в этих бесконечных тренировках. А я между тем пристрастился к документальному кино. Оно шло в зале документального кино в кинотеатре на Свердлова в доме через дорогу от дома Зингры! Билет стоил десять копеек. Сеанс шел полтора часа.
С киножурналом и полнометражным документальным фильмом о той или иной стране или о чем-то очень красивом и интересном. Деньги я экономил на билетах за трамвай – ездил зайчиком или просто ходил в школу пешком.
В день это были полновесные шесть копеек. Две копейки я выигрывал в ножички или в трясучку. Еще две копейки нахолдил на остановках. Поэтому у меня с детства привычка внимательно исследовать свою трассу: а вдруг!
Собирание копеек на улице под ногами прохожих сродни грибной охоте в лесу. Идёшь неторопливо и подбираешь всё, что с возу упало. Между прочим совсем не безнадежный источник дохода. Две копейки – это стакан крепкого чаю с сахаром в советской столовой. Копейка – это ломтик хлеба! Три копейки и ты сегодня уже выжил! А за десять копеек волшебный зал, великолепное качество, огромный экран! Советское документальное кино – это вершина нашей национальной культуры. Это фантастические операторы и гениальные режиссёры. И вот однажды я увидел фильм об Олимпиале в Риме!!! Это был день Сказки моей Жизни. Передо мной во всём блеске возник образ Юрия Власова! Спустя двадцать четыре года я познакомлюсь с ним лично в редакции «Учительской газеты» и мы сойдёмся во взглядах на нашу систему образования. А тогда… Фильм завершался рассказом об удивительном африканском бегуне, который пробежал марафонскую дистанцию босиком и стао Олимпийским чемпионом в марафоне.
Слово для меня было найдено! Я ьыл потрясён, очарован, восхищён.
У меня появилась мечта: Олимпийское золото в марафоне!
Но было одно крошечное «но»… я не мог бегать потому что долго и нудно болел воспалениями лёгких. То есть мечтать я мечтал, но приступить к тренировкам сразу не смог. Через два года я сумел пересилить себя и решил заниматься бегом чтобы так вылечить свои подорванные легкие. Мы с мамой отправились на остановку Авиационная и я совершил контрольный пробег на сто столбов в одну сторону и на столько же обратно. Столбы ставились через 50 метров, так было определено расстояние в десять километров. Пробежал я его легко. И мама утвердила мой план начинать тренироваться в секции легкой атлетики. Так мы оказались в гостях у Веры Павловны Петрашень в манеже на Центральном стадионе.
Я как раз увлекся чтением Залманова, Поля де Крюи, Лилъярда и постепенно у меня сложился вполне приличный замысел. Понятно было что с моим здоровьем я никогда не стану обладателем Олимпийской медали, но вот  избавиться от воспалений легких, плевритов, ангин и бронхитов  казалось вполне реальной задачей.  В трамваи я больше не садился и перемещался по городу строго бегом. И у меня появилась вторая школьная кличка: «Марафонец», потому как сам себя я иначе и не называл.