Однажды весной

     Однажды весной начальство где-то что-то напутало. С кем не бывает. Сразу после первомайского праздника нас, городских тружеников села, спешно отправили в подшефный совхоз, где делать нам было пока что совершенно нечего. Даже страдный сухой закон ещё не начал оказывать своё благотворное влияние на сельскую общественность. Из центральной усадьбы никуда нас не повезли за ненадобностью, но и назад не вернули; так грубо исправлять мелкие промахи было не принято. Стали мы жить в «опсажитии», просторной избе с печкой.  А две девочки-стряпухи (из конструкторского бюро) поселились у какой-то старушки и в наших безобразиях, естественно, не участвовали.

     Наступило 9 мая, День Победы. Как не подвыпить! Мы и напились. Я, кажется, рассказывал об инженере-патентоведе по имени Адик Бельцев. В шутку уверяли, что имя Адик происходит от слова «адикалон». Адик точно: в крайних обстоятельствах (с особо жестокой похмелюги) мог не побрезговать и глотком одеколона, что приближало его к бомжественному народу. Он и не возражал против этой этимологической версии. По паспорту его имя было Адольф. Году в тридцатом, когда он появился на свет, его родители, разумеется, не предполагали, что красивое имя будет всемирно опозорено неким Шикльгрубером. Впоследствии же кому могло понравиться такое имечко, тем более русскому человеку. Адик, конечно, был убеждённым советским патриотом и антифашистом, как и все мы, и праздновал победу над Гитлером вместе со всеми. И даже в первых рядах.

     В «опсажитии» имелся неисправный радиоприёмник. Пока я пребывал в состоянии относительной трезвости, я заставил его работать — позаимствовал радиолампу из имевшегося телевизора. Тот был безнадёжен, в экране кинескопа зияла пробоина. А приёмник громко зазвучал в распахнутую дверь! Радостная музыка, торжественные реляции. Под эти звуки бедный Адик, с трудом вернувшийся из будочки на задах,  пытался взобраться на крыльцо. Но тщетно, отказали органы равновесия. Он прекратил напрасные попытки, развалился на ступеньках и неуклонно приветствовал всех словами «День Победы!» Язык тоже неважно ему повиновался, и получалось: «Ень па-беы, ень па-беы, ень па-беы…»  Не беда, радио вещало громче, а на патентоведа в подобных обстоятельствах никто на обращал внимания. Почти никто, впрочем. Один наш парень, забыл его имя, маршировал мимо крыльца, карикатурно изображая строевые приёмы эсэсовцев, вскидывал руку не хуже Геринга и восклицал: «Адольф фон Бельц! Адольф фон Бельц!» В другое время он мог бы и по репе получить от Адика, но тот уже мало что воспринимал и вскоре уснул на весеннем солнышке.

     Назавтра праздничный угар миновал, а пустить в дело наши немереные силы никто не спешил. Мы и не напоминали о себе. Некоторые записались в местную библиотеку. Там я открыл для себя ленинградский журнал «Звезда», который  и по сей день читаю. Но кипучая энергия просилась на выход. Зимой в «опсажитии» проживали южные шабашники. На белёной печке они углем криво начертали свой девиз: «ЕШ  ПАТЕЙ  РАБОТАЙ  МЕРЗНИ». Я обратил внимание на то, что в конторе была зачем-то коробка с гуашевыми красками. Я украл баночку с чёрной краской. Парень, который в городе выпускал стенгазету и хорошо рисовал, купил в магазине «КООП» кисточку и расписал стены наскальной живописью: птеродактили, звероящеры, саблезубые тигры. Мало того. Мы развели в тазу черную краску, и самый лёгкий из нас встал туда босыми ногами. Затем его подняли сначала горизонтально, потом вверх ногами, потом снова горизонтально, и он прошёлся через всю избу сначала  по стене от входа, потом по потолку, потом снова по стене до окна. Адик воскликнул: «Сюрреализм! Экспрессионизм!» Разбирался в искусстве, стало быть, не только в патентах, спиртах и одеколонах.

     Тем временем напряжение на С/Х фронте быстро нарастало. Нас передислоцировали в Воздки. Начальник обкома (или как он там назывался, тогдашний генерал-губернатор)  по установившейся традиции совершил облёт на вертолёте по посевным площадям вверенной ему области. Понятно, почему бы и не покататься на вертолёте, если есть возможность. Вслед за ним и нижестоящее начальство должно было посетить места битвы за урожай. Наш гендиректор тоже был вынужден оторваться от дел и посетил. Конечно, до глубинных деревенек, где мы на практике осуществляли призывы ЦК  КПСС, он не добрался и осмотрел лишь уже опустевшее «опсажитие». По рассказам, ему соврали, что в избе набезобразничали не мы, а южные шабашники. Он, естественно, сделал вид, что поверил, но заметил: «Всё же узнаЮ руку». Помедлил и добавил: «И ногу!»