Покаяние

Николай Петрович уже три недели жил у дочери. После инсульта врачи рекомендовали ему постоянный уход, и дочь, не раздумывая, забрала его к себе. Вера всегда была заботливой дочерью, но их отношения не складывались. Она росла в строгости, и хотя в детстве она почти не спорила с отцом, с возрастом между ними образовалась невидимая стена. Николай Петрович любил порядок и дисциплину, а Вера, выйдя замуж и отделившись от родителя, старалась строить свою жизнь по-своему.

Юра, муж, работал вахтовым методом и сейчас находился далеко от дома. Вера полностью посвятила себя уходу за отцом. До возвращения Юрия был целый месяц. Да и знала Вера, что ее Юра не будет против. В отличие от нее он ладил с тестем.

И вот теперь они с отцом снова оказались под одной крышей, и это было нелегко для обоих. Николай Петрович чувствовал себя обузой, он видел, как дочь изо дня в день ухаживает за ним, как она устает, но не жалуется. Он помнил, как в молодости считал, что главное – это работа, долг, а чувства и эмоции должны стоять на втором месте. "Теперь она тоже понимает, что жизнь не игрушка", – думал он иногда, наблюдая за её усталым лицом.

Вера старалась быть терпеливой. Но её раздражало, что отец по-прежнему стремился всё контролировать. Он учил её, как готовить, как вести дом, хотя она уже давно сама справлялась с этим. Она чувствовала себя, как в детстве, когда её решения ставились под сомнение, и это злило её.

Однажды, после очередного замечания отца по поводу того, как она неправильно расставила банки на кухонной полке, Вера не выдержала. Она резко поднялась со стула и с яростью произнесла:

— Папа, мне уже не пять лет! Я знаю, как жить, и не нуждаюсь в постоянных нравоучениях!

Николай Петрович замолчал. Он не ожидал такой реакции. Вера редко повышала голос, и в её словах была боль, которую он не замечал раньше. Она ушла в свою комнату, хлопнув дверью, оставив его одного в тишине.

Прошла неделя. Они почти не разговаривали. Вера по-прежнему делала все, что от нее требовалось. Николай Петрович чувствовал, что должен что-то сказать, но не знал, как начать. Он всегда считал, что слова ничего не значат, важны только поступки. Но теперь он понимал, что неправ.

– Вера, – позвал он дочь.

Вера вошла в комнату и остановилась.

– Звал, пап?

– Присядь, Вера. Поговорить хочу.

Вера присела на краешек кровати. Немного помедлила и взяла руку отца в свою. Рука была сухая и немного дрожала. Вере стало жаль отца. «Постарел как», –подумала она и сильнее сжала его руку.

– Пап, ты не переживай сильно и прости за то, что не сдержалась.

– Это ты прости меня, дочка. Стар я стал. Никогда не думал, что буду тебе обузой.

– Что ты такое говоришь? Какая ж ты обуза? Мне, наоборот, веселее с тобой. Вон Юрки уже два месяца нет. Каково одной-то? А тут ты, – она улыбнулась и приложила его руку к своей щеке.

Так проходил день за днем. На работе Вера взяла отгулы за свой счет. Отец вроде перестал ее поучать, но Вера видела, как ему это удается с трудом. Да еще соседки на лавочке судачили о ней.

– Здравствуй, Верочка, – здоровались они вежливо и улыбались. Но Вера знала, что это они только в лицо ей так улыбаются, а за спиной ненавидят. Только за что, Вера никак не могла понять. Но она не обижалась. Понимала, что трудно женщине одной, озлобляется она. Вот и соседки ее три подружки все без мужей остались. Вера понимала, что не от хорошей жизни они судачат обо всех.

– А ты, Верочка, не слушай их, дур старых, – говорила другая соседка Таисия. Она тоже была одна, но не озлобилась и всегда была приветлива искренне. Когда Вера оставалась одна, Таисия заходила к ней и они долгими зимними вечерами сидели у печи, смотрели на горящие поленья и пили чай с вареньем.

– Смотри, как пламя играет. Смотришь на огонь и вся жизнь перед глазами, – говорила Таисия, улыбаясь.

А летом они могли до ночи сидеть на крылечке, и Вера слушала рассказы соседки о том, как проходила ее счастливая жизнь с ее Егором. Мужа ее так звали. Она его ласково называла – мой Егор Тимофеич.

Вот и теперь, когда Вера привезла своего отца к себе в дом, Таисия помогала чем могла. То блинов напечет, то пирогов, а то и просто придет посидеть, поболтать. Николай Петрович тоже любил ее послушать. Но иногда между ними разгорались такие баталии. Таисия заступалась за Веру.

– Это моя дочь и мне решать, что говорить ей, а где помолчать, – распалялся Николай Петрович.

– Дочь-то твоя, кто ж спорит? Да только ведешь ты себя с ней не как родной отец. Злыдень ты, Петрович.

– Заведи свою дочь и указывай, – кричал Николай Петрович. Вера приносила ему успокоительное и уводила Таисию в другую комнату, взяв ее за плечи. А Николай Петрович еще долго не мог успокоиться и его ругательства доносились из его комнаты угрожающе.

– Ну вот как с ним разговаривать? – печально смотрела на Веру Таисия. – Святая была Лидушка, мама твоя, что прожила с ним стоко времени. Жалко ее, ой, как жалко-то, Верочка. И кабы не он, жила бы еще она, да жила.

– Да что ты, тетка Таисия? Любила ж она его. Я помню. Маленькая была, а все помню. Как смотрела она на него, как слова поперек никогда не говорила, как старалась все делать так, как он велел. Эх, мамочка, мамочка!

– Ну, ничего, ничего, Верочка, все у вас будет хорошо. Все сладится. Вот Юра приедет и не даст тебя в обиду.

– Скорей бы уже приехал. Как он там? – вздыхала Вера.

– А то, что деток мне не дал Боженька, кто ж виноват? Зачем в упрек-то? – и Таисия прикладывала уголок платка к глазам.

Так проходил день за днем. Николай Петрович потихоньку шел на поправку, и Вера вышла на работу, попросив Таисию приглядывать за отцом. Та, нехотя, но согласилась.

Однажды Вера вернулась домой поздно, задержалась на работе. На пороге стоял отец. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

– Вера, ты замужняя женщина. Негоже так поступать. Муж, значит, пашет, деньги зарабатывает, а ты шляешься неизвестно где.

Веру возмутили такие слова отца, и она вспыхнула:

– Да как ты смеешь упрекать меня? Ты ведь не знаешь ничего. А я на работе задержалась. Ясно тебе?

Отец ничего не ответил и ушел в свою комнату. Вера в эту ночь долго плакала. Вспоминала свою мать, свое детство. Ведь она ничего в детстве не видела хорошего. Постоянные окрики отца, мама, которая старалась угодить ему, игнорируя слезы дочери. Вера плакала от обиды на такую жизнь. Она вспоминала почему-то только плохое. Но ведь было же в ее жизни и хорошее. Должно было быть. И она вспомнила. Был какой-то праздник. Они втроем гуляли по парку, ели мороженое. Отец и мать тогда много смеялись. Они держали ее, Веру, за руки, а она смотрела на них снизу вверх и тоже смеялась. Звонко, заливисто. Так ей было радостно и весело.

От этих последних воспоминаний Вера перестала плакать и улыбнулась. Перед глазами встала ее мама. Красивая с голубыми глазами. Лицо обрамляли вьющиеся белокурые волосы. Она смотрела на Веру, словно просила у нее прощения. А в голубых красивых глазах застыли слезинки.

– Мамочка, – прошептала Вера. – Как мне тебя не хватает.

Вера снова заплакала. Слезы лились ручьем, она уже рыдала, не в силах остановиться. В дверь постучали. Это был отец. Вера затихла.

– Вера, с тобой все в порядке? – спросил он. – Мне показалось, что ты плачешь.

Вера не отвечала. Отец немного потоптался у двери, и Вера услышала его шаркающие шаги, которые тихо удалялись.

Утром Вера проснулась рано. На работу идти было не надо. Выходной. Ей очень не хотелось выходить из своей комнаты. Она медленно потянулась, посмотрела в окно. Пасмурно. Неужели будет дождь?

«Вот и погода расстроилась, глядя на мою хандру», – подумала Вера. Она еще немного полежала и пошла умываться. В доме было подозрительно тихо. Она снова глянула в окно. На дворе тоже была тишина, словно перед бурей.

Умывшись, Вера прошла на кухню, поставила чайник и пошла к комнате отца. Дверь была приоткрыта, а самого Николая Петровича в комнате не было.

«Странно, – подумала Вера. – Куда же он мог подеваться?». Она обошла весь дом. Отца не было. Вера вышла во двор. И там его не было. Вера стала волноваться.

– Вера, доброго утречка. Ты никак отца потеряла? – облокотилась на забор соседка, та, что из тех троих. – Так я видела его. Он утром раненько пошел в сторону погоста. Наверное, Лиду проведать решил.

– Спасибо, тетя Дуся, – сдержанно ответила Вера.

Соседка ничего больше не сказала и отправилась к своему двору. А Вера, накинув на себя кофточку, пошла за отцом. Подойдя поближе, она увидела его. Он действительно был на могилке матери. Вера тихонько подошла поближе и остановилась. Отец стоял на коленях и шептал:

– Прости меня, Лидушка. Прости за все. Не уберег я тебя, не уберег. Окаянная моя душа. Не могу ничего с собой поделать. Знаю, что не прав, знаю. И все равно стою на своем. Нет, чтобы сказать, как я люблю вас всех и любил больше жизни, а не могу. Гордыня, мать ее так… Лидушка, скоро встретимся. Приду скоро, ты жди. Верочку только жалко. Одна она останется. Муж ее постоянно на работе вдали от нее. Тяжко ей. Я вижу. Но она молодец у нас с тобой. Хорошо ты ее воспитала. Умница, красавица. Как ты. И такая же упрямая, как я.

Он стоял на коленях, обнимал холмик, на котором лежали живые розы и плакал. Вера впервые видела отца таким. Сердце ее разрывалось на части, слезы сами собой покатились по щекам.

– Папа, – она упала на колени рядом с ним и обняла его. – Прости меня, папочка.

Еще долго отец и дочь стояли на коленях, обнявшись и плакали, оба понимая, как быстротечна жизнь, как они ее не ценили и как хорошо, что они вместе. А погода затихла, ни один листочек на деревьях не шелохнулся. Сама природа замерла, давая двум близким людям услышать самих себя.