Рыжий. глава самая первая

   Ванька (точное имя тонуло в годах и домыслах, но стало известно с уст бывших соседей) проснулся в один из рабочих дней, пополудни. Да уж.
   А ведь как славно поживал — мелодичный звонок, соседи что надо, под потолком галогеновая люстра марки "Технохрусталь" на основе двенадцативольтовых автомобильных лампочек "с проводком". Кажется, что ещё нужно молодому человеку, чтобы дождаться пенсии — живи не тужи! Нет же, угораздило...
   В открытую форточку, как в кофейную банку, с улицы пересыпался гранулированный вешний гомон. Где-то вколачивали первый весенний гвоздь. В блёстках детской визготни чьи-то хозяйственные руки вовсю тесали доску, пилили и стучали, громыхали железом. Прохожие вызволили из-под снега, пообтряхнули и запустили на полную громкость звонкое шарканье ног с некоторой примесью шершавых перетаскиваний тяжёлых предметов, кем-то куда-то влачимых по обнажившемуся асфальту. Как-то особенно чисто зашуршали моторы проезжавших автомобилей и с усиленной звучностью захрустел под их колёсами прихваченный ночным морозцем талый снег. Ещё вчера со скоростью 20 м\с завывали северные авроры и жались как костяшки бухгалтерских счётов мёрзнущие пичуги на проводах, а ныне первое тепло суёт в форточку руку, шалит и щекотит, тянет за ухо на прогулку. И хотя уличный градусник поутру ещё показывал -30 в тени, но март уже пришёл и привёл Весну. Днями она не спросясь ходила в город, покосить сосульки с крыш, пригреть тёплым задом своим асфальт бельевых площадок, да кое-где землю, да резко начав сразу с куплета поорать из какого-нибудь окна громкую, словно хотевшую докричаться до каждого, песню:

                "...нет, ребята, всё не так!
                Всё не так, как надо!..",

или любую другую, по вкусу.
   Ну никаких предпосылок к напасти. Через два месяца картошку садить, а ты на тебе — проснулся. Ни в президенты теперь неохота, ни наличку стоговать, и мебель в квартире стоит бездушна и мертва, как разряженная новогодняя ёлка после праздников.
   — Ничего не поделаешь, Лариса, - загадочно проронил Ванька, глядя в окно. - Ничего не поделаешь...
   К кому обращался он непонятно, никакой Ларисы нигде не было. Единственным собеседником в доме являлся песенный прибор "Panasonic", вторя владельцу, он подпевал:

              ...там за окном
                сказка с несчастливым концом,
                странная сказка...

   С песен этого приборчика пробуждение-то и пошло... Да не простое.
   Повторив "Ничего не поделаешь" непосредственно панасонику, Ванька дёрнул вилку из розетки, обмотал смолкшего собеседника электрошнуром и, прихватив с собой, пошёл жить на белом свете.
   Дело было в Амур-граде, гиперборейском крайцентре, первом в мире по потреблению ацетона на душу населения, где у каждого встречного на улице можно узнать цену на литр красной икры. А гиперборейским он считался по данным местного дяди Пети, слесаря и сантехника Наливайко, согласно которых гиперборейцы это никакой не сгинувший народец северных широт, а во все времена "настоящий мужик", мужчина с гипербуквы, к этому моменту наиболее широко и полно распространённый строго в ареале 1\6 части суши справа и слева от Уральских гор, пределам которого счастливо принадлежал как сам Град на Амуре, так и целиком Амур со всем Приамурьем.
   У крыльца, торопя события, неугомонный старик-сосед белил основание старой липы. Пахом Менделеевич Кардиналов жирно макал щетинную кисть в ведёрко с известковым молоком, не имея сил терпеть до тёплых дней Всеобщего субботника, ждать которого ещё целый месяц. Ванька пожмурился на солнце, сощуря глаз и морща переносицу, потянул носом свежий воздух и, окинув взглядом округу слева направо,  выдохнул с протяжным удовольствием:
   — Эх!
   Он сделал это с тем восторженным видом, что казалось, следом толкнёт замусоленную реплику "Лепота-то какая!" из кинофильма "Иван Васильевич меняет профессию". Но вместо неё под козырьком подъезда дальше прозвучало:
   — Оказывается, вот это, - (Ванька описал указательным пальцем быстрозамкнутую окружность в горизонтальной плоскости, как если бы рассказывал, что сейчас ему предстоит кольцевой забег по окрестным магазинам) - всё не то!
   — Ого! Как у Высоцкого в песне почти что, - переключение с побелки липы на разговор с соседом Пахом Менделеевич осуществил со скоростью чебаркульского метеорита, если не быстрее. Поднявшись с корточек, старик тоже окинул городские пейзажи, как перед тем это сделал Ванька, только справа налево, и, пожав плечом, вынес философически невозмутимое заключение: - А мне нехило живётся, не знаю. Свой телевизор ты мне подарил — жена теперь не нужна. Пенсию сегодня прямо домой принесут... Для полного счастья у Абы Моисеича остаётся альбом Брейгеля по-дешёвке как-то выцыганить.
   Ванька не слушал, сиял как кубок за первое место и продвигал свой тезис:
   — Ухожу я другого отечества дерзать, охватила меня тяга к чему-то большему.
   — Больше чем наше? О-о, милок... А ну спустись с крыльца, что скажу.
   Пахом Менделеевич интимно взял соседа под руку по примеру клерка в людном офисе, считавшего долгом посвятить сослуживца в некую деликатную подробность, и, притянув к себе, заговорщицки сообщил: "Запомни, больше нашего не найдёшь, нам училка в пятом классе карту мира показывала". А затем, кивнув куда-то не то за город, не то за границы очерченного Иваном условного рубежа, продолжил обычным тоном:
   — Запомни, там ничего хорошего, а у нас бабы сердечные... Уловил? Щас поймёшь, просто я издалека начал. Короче, мой юный друг, всё отменяется, и никуда нам ходить не нужно, а давай тебе лучше бабу путёвую подберём. Ты меня знаешь, я плохого не посоветую. Кстати! О птичках: у меня как раз одна девочка на примете появилась, могу уступить по-соседски, если хочешь. Я с тобой сейчас на полном серьёзе. В круглосуточном работает, я у неё вчера винцо покупал — томная, взгляд с поволокой. Правда есть юанс, - тут старик многозначительно вскинул палец, - она уже не девочка, я всё разузнал, у неё киндер есть. Но всё равно. Давай познакомлю?
   На последних словах Ванька просиял со всей мочи, ничуть не тщась донести, что стопы его уже словно бы отрываются от земли, и перетекание в это самое искомое отечество началось и оно необратимо. Он положил обмотанный проводом "Panasonic" на лавочку, наказав передать его "Федяну, он просил", да и тронулся восвояси.
   — Да обожди! - в последней попытке повлиять на решение сбрендившего соседа, Пахом Менделеевич хлопотливо поднажал из всех калибров. - Без киндера тоже девочка есть! Ну зачем тебе куда-то идти, везде одно и то же, я эту школу давно прошёл! Оставайся, дёрнем винишка по стопарю, мне сегодня как раз никуда не нужно, а? Я тебе твой телевизор включу, посмотришь — и на душе сразу легче станет...
   В заключение старик Кардиналов выкрикнул "Тётя Катя нам куриных окорочков пожарит!..", но молодой человек будто не слышал. Не обернулся ни разу, ни руку не поднял с растопыренной в знаке прощального пока ладонью. Полминуты спустя его припрыгивавшая на ходу макушка скрылась, спустившись за асфальтированный шабашниками пригорок.
   Это был уже другой человек. В газетах про него написали бы "Он мог стать газпромовцем, но он пошёл в иванушки-дурачки".