Мяка

Кленовы  красивый город
С колдовским каким-то цветом
Это значит
Очень скоро
Бабье лето,
Бабье лето…

Что так быстро тают листья –
Ничего мне не понятно.
И ловлю я эти листья,
Я поддатый,
Я поддатый…

В нашем комсомольском, образца 1967 года,  палаточном лагере, являвшимся частью пионерского, эта песня была чрезвычайно популярна. Песня считалась, если не блатной, то полулегальной и руководством лагеря к исполнению на публичных мероприятиях не допускалась. Пел ее у  ночного лагерного костра Мяка. Пели и другие. Но лучше всех получалось у Мяки. Тогда все мы осваивали гитару-семиструнку, до кровавых мозолей нарезая о стальные струны подушечки пальцев  непослушными баррэ, лесенками, большими и малыми звездочками.

 Мяка на гитаре не играл, ему аккомпанировали другие, да и голосистым его назвать было нельзя  даже  с натяжкой. Но было в его исполнении что-то особенное. Дело в том, что Мяка  сидел в тюрьме. Ну, не совсем в тюрьме. Просто как-то он с пацанами попал под облаву на чердаке, где они стреляли из поджигов*.  Другие сдались,  Мяка же пустился наутек через люк, который вел в тупик.  За ним следом полез участковый, а беглец обрушил на голову преследователя крышку люка, в результате чего младший лейтенант Сорока М.Ж. получил травмы подпадающие под классификацию, как  тяжкие телесные… Словом, четырнадцатилетний не член ВЛКСМ Николой Мякшин оказался в кутузке, пока решался вопрос о возбуждении уголовного дела. К счастью Сорока был мужиком не злым и кончил дело штрафом.  Немалые штрафные деньги (10 рублей)  Мякшиных-старших не пропали даром, в облике и интонациях исполнения песни Мякой являлось что-то  противоречащее кодексу строителя коммунизма,  при всем при том, очень обаятельное.
По началу,  считалось,  что слова песни написал Есенин, правда, стихи эти относятся к той части его творчества, которая в редко издаваемые тогда   сборники  не включались и текст передавался от исполнителя к исполнителю, как говорится, из уст в уста.
Однако вскоре появились кординальные уточнения авторства. Дело было так.
   
В комсомольском лагере, в отличие от пионерского,  не было отряда девушек и отряда юношей.   Просто были отдельные   стационарные многоместные палатки, натянутые на деревянные короба с полом, в которых размещались обычные железные койки.  Вход в полатки был обычным, т.е. в виде брезентового полога на застежках. Палатки юношей и девушек стояли в произвольном порядке.
 Одна из экстремальных эротических ночных  забав у нас тогда назвалась: «Мазать девчонок зубной пастой».  Что еще можно делать с девушкой ночью в постели, похоже, мы имели самые смутные представления…
Однажды в набег с тюбиком Памарина* наперевес отправился в числе прочих и Мяка. Ему опять не повезло в отрыве от облавы. Во-первых, он переусердствовал, умудрившись выдавить полтюбика пасты спящей, но крайне горластой девице прямо в рот. Та заорала так, что подсекающий в тонкостях лагерного шума начальник лагеря фронтовик  Анатолий Семёныч Зайцев босой и  в одних семейных трусах  бросился из своей палатки в нашу сторону  с воплем: «Поубиваю пидарасов!»
Анатолий Семёныч был насчет нашей сексуальной ориентации не прав, но возразить ему решился только Мяка. Вместо того чтобы в непроглядной темноте быстро ретироваться в свою палатку и притворится спящим, как это сделали все остальные участники набега, Мяка с воплем: «Сам ты старый пидор!!» бросился за палатку в лес.
Бежал он недолго, так как тут же в кромешной тьме налетел разинутым ртом на натянутую между двух сосновых стволов проволоку, на которой в солнечное время девчата сушили постирушки…
 
Травма оказалась довольно серьезной. Несчастный стал похож на Урсуса – героя романа Гюго «Человек, который смеётся». Утром был отвезён на лагерном уазике под названием «Помогай-помирай» в городскую хирургию зашиваться, как коротко пояснила врачиха из изолятора. Вернулся Мяка только через два дня и помимо экзотической внешности привез с собой несколько самодельных грампластинок, изготовленных кем-то на рентгеновских снимках. Где взял их Мяка неизвестно, похоже  в больнице стащил у кого-то из медперсонала, но это  неважно. Важно другое.
 Когда мы поставили пластинку на старенький проигрыватель в красном уголке, то впервые услышали Высоцкого. Наряду с песнями «В государстве, где все тихо и складно..», «В далеком созвездии Тая-Кита»,  он пел  «Бабье лето». Тут мы дружно признали, что Мяка пел эту песню, если и  не лучше Высоцкого, то, во всяком случае, очень похоже.
 Качество звучания на пластинке было отвратительным и многие слова вообще разобрать было нельзя. Мяка  же пел четко, дополняя непонятые слова песни, как я сейчас догадываюсь,  способом поэтической спонтанной реконструкции.
 Но как бы, то, ни было,  Бабье лето все мы стали считать песней Высоцкого. Так много десятков лет считал и я.
Тот факт, что песню «Бабье лето» на другую мелодию исполняла  потом и К. Шульженко, и Ю. Антонов ничего не менял. Кто только не пел и не поет сегодня в своих трактовках песни и стихи Владимир Семеновича!

 Но правда, рано или поздно пробьет себе дорогу. Даже если эта правда тебе не очень то и нужна, и ты ничего не делал чтобы добраться до истины.  И все-таки я за правду!
Стихи «Бабье лето» написал Игорь Кохоновский. Друг и одноклассник Высоцкого. Они сидели за одной партой. Дружили и в зрелые годы. Песня Высоцкого «Мой друг уехал в Магадан» посвящена и адресована Высоцким Кохановскому.
 А сам Кохановский  - знаменитый и ныне здравствующий поэт-песенник. Написал он сотни текстов песен. Кто их только не пел! Стоит только  назвать Магамаева, Пугачеву, Герман, а есть еще десятки знаменитых имен певцов и композиторов. 
Так что, долгая вам лета Игорь Васильевич!

И все же, все же… Ничего лучше, на мой взгляд, чем песня  Бабье лето у  Кахановского нет, особенно когда ее исполнял Мяка…

написано весной 2024 года, Новоабзаково. Башкортостан.





Бабье лето
стихи И.Кохановского

Клёны выкрасили город
Колдовским каким-то цветом.
Это снова,
это снова
бабье лето,
бабье лето.

Что так быстро тают листья –
ничего мне не понятно.
Я ловлю, как эти листья,
наши числа,
наши даты.

Только вот тревожно маме,
что меня ночами нету,
что опять меня обманет
бабье лето,
бабье лето.

Я кружу напропалую
с самой ветреной из женщин.
Я давно искал такую –
и не больше
и не меньше.

Я забыл когда был дома,
спутал ночи и рассветы.
Это омут,
это омут –
бабье лето,
бабье лето.