Симфония непостоянства, окончание

Нет, молодость не закончилась, она где-то осталась там, в другом, сияющем, звенящем, подпрыгивающем мире.
Она также звенит, также кричит, также поёт, также танцует, также смеётся, также влюбляется до беспамятства, также разговаривает со звёздами, также бежит навстречу малиновым рассветам, но уже без меня.
Желтоглазая осень, симфония непостоянства, холодные синие дни, время тех, кто любит грустить, печалиться и мечтать, расцвет предательской красоты в её безнадёжном увядании.

Шримад Бхагаватам, книга 5, глава 14
У Всевышнего есть могучее оружие, с которым не справится ни одна живая тварь, неодолимое колесо времени.
Никто не в силах остановить его, ни великий творец Брахма, ни крошечное насекомое.
Оно крутится с самого сотворения мира и перемалывает в своих спицах слабых и сильных, благородных и подлецов, отважных и малодушных.
Оно каждому отмеряет свой век, перетаскивая его из поры младенчества в детство, в юность, зрелость и старость.
Расставшись с дряхлым телом, душа получает новое, дабы пройти смертельный круг заново.

Время разрушает мир, сдвигаются границы, рушатся империи, горят города, меняются правители, пропадают люди, рассыпаются жизни, бесследно исчезают лица, удаляются имена, размываются следы на дороге времени.
Черные и белые, христиане и мусульмане, союзники и враги, богатые и бедные, правые и виноватые, ученые и глупцы, власть имущие и бездомные, у всех нас есть одна общая неразрешаемая проблема, которая называется смерть.
Я с ней связан по рукам и ногам, как в браке по расчёту, хочется спрятаться, убежать, вырваться из плена, а финансовой возможности нет.
Смерть использует мою жизнь как мишень, как бумажную фигурку на доске в тире и стреляет навскидку, на поражение, в упор горячим свинцом.
Я подстреленная временем птица, дошёл до края, до последней черты, необыкновенное романтическое путешествие зашло в тупик, в свою финальную, завершающую фазу.
Смерть укоротила поводок, я всё ближе и ближе к концу моего мелодраматичного маршрута, а надежда всё дальше и дальше от меня.
Идет война между жизнью и смертью, и я её неотъемлемая часть, как и ты, как и он, как и они, как и все.
Если на свете сила, способная противостоять смерти?

Шримад Бхагаватам книга 3, глава 5
Разве стяжая бренные блага, погружаясь умом в прелести мира человек не становится глух к голосу Всевышнего?
Разве не жаль мудрецам тех несчастных, что растрачивают жизнь свою в умозрительных рассуждениях и соблюдении бессмысленных обрядов?
Разве не игры Кришны, единственное, что способно утолить жажду сердца?
Разве не притчи о забавах прекрасного Господа то единственное судно, что способно спасти человека из океана лжи и увлечь к обетованному берегу неомрачённой радости?

Шримад Бхагаватам книга 7, глава 9
Счастье в бренном мире, что мираж в пустыни.
Смертные заботятся о бренном погибающем теле, как о средстве, инструменте для удовольствий, но оно больше напоминает вместилище нечистот, сомнений и болезней.
И даже ученые мужи, властители умов, призывают смертных искать подлинное счастье там, где его нет и быть не может, в области чувственных ощущений, где всё зыбко и мимолетно.
Счастлив не тот, кто сделался рабом своих чувств, но тот, кто отверг их гнет.

Мы бумажные, глиняные, парафиновые или тряпочные марионетки в руках главного Кукловода, Он надевает нас на руки, словно перчатки и дергает за веревочки, а мы отчаянно танцуем, кричим во всё горло, с кем-то ругаемся, кого-то ненавидим, за кого-то голосуем и переживаем, подпрыгиваем в разные стороны, смеёмся без причины, влюбляемся до беспамятства, нещадно сражаемся друг с другом, горько плачем, поём под Его весёлую или грустную мелодию.
Однажды Мастер останавливает музыку, выключает свет, закрывает занавес, сбрасывает со сцены устаревшие интерьеры и всё это праздничное шоу сворачивается.
Спектакль заканчивается, актёров рассортировывают, распределяют и разбрасывают кого куда, одну партию в печь, другую в сырую холодную яму.

Шримад Бхагаватам книга 7, глава 6
Прахлада: Человек праздный, не умеющий смирять свои чувства, тратит на сон половину из ста отпущенных ему лет.
Половину века он проводит во тьме забытья, в оставшийся ему срок он даже не задаётся вопросом о цели своего существования.
Первые десять лет разум человека спит, следующие десять лет уходят на игрища и забавы, так двадцать лет пролетают впустую, как одно мгновение.
В старости же немощь и болезни лишают человека способности заниматься делами и последние годы жизни уходят на бессмысленную борьбу со смертью.
Вожделение, неутолимая жажда удовольствий делает человека рабом семейных уз, так попавший в сети обмана он проводит в безумии даже сознательные годы жизни.
Полагая, что связал себя узами нежных чувств человек оказывается скован путами рабства.
Стяжая удовольствия мы получаем взамен лишь тревоги, давший свободу чувствам становится сам их невольником.
До последнего вздоха, бедолага семьянин, хранит в своём сердце образы жены, детей и прочих попутчиков жизни.
Семейный человек, словно шелкопряд, что вьёт кокон, из которого потом не способен выбраться, семейные удовольствия, это удовольствия приговорённого к смерти, которому палач предлагает вкусные явства за час до казни!
Запутавшийся в семейных узах не понимает, что в каждодневной суете, час за часом, день за днём он губит драгоценную человеческую жизнь, что дарована ему для иной цели — безусловной свободы у стоп безусловного счастья!

У жизни нет середины, она либо растёт, расцветает, прибавляет, разбегается, набирает силу, взлетает, либо постепенно теряет, угасает, увядает и распадается на первоэлементы.
Игра, в которую мне приходиться играть, колода не в моих руках, я лишь играю картами, которые мне выдала жестокосердная судьба.
Шестёрки, семёрки, восьмёрки, девятки, остекленевшие глаза, мёртвые цветы, свежие могилы, застывшие улыбки, запечатанные на сером граните, серебристым ликом глядит на землю печальная луна, моё счастье остановилось, солнечный весенний день замер, капли уныло скользят по надгробному холодному камню, размытый молодости след.
Людские жизни мелькают, вспыхивают, взрываются, блистают, а затем безвозвратно тонут в могучем потоке реки времени, я в общей неудержимой струе и тоже тону.
Занавес моей жизни опустился, стихли восхищенные голоса и аплодисменты, разошлись в разные стороны друзья, знакомые, поклонники, завистники, доброжелатели и враги, свет погас, смолкла музыка, на пустой сцене я совсем один.
Вспыхивающие и гаснущие звёзды, выцветшие краски угасающего дня, солнце медленно опускается за горизонт моей жизни, оставляя мне мир смуглых сумерек, бесплотных призраков, длинноруких теней и непроходящих страхов.
Что ждет меня с другой стороны экрана? Я хочу увидеть всё это сам.

Шримад Бхагаватам книга 4, глава 24
Я не вижу времени, но вижу, как эта сокрытая сила разрушает и пожирает всё и вся.
Образы внешнего мира сменяют друг друга, подобно хищным зверям, что пожирают себе подобных.
Время отнимает у нас богатство, молодость власть и даже память о нас растворяется в вечном времени, и невозможно противостоять этой губительной силе, ибо она невидимая рука Твоя.
Как ветер рассеивает облака, время обращает в прах всё в видимом мире.
Несчастные глупцы кладут свои жизни на алтарь зыбкого благополучия.
Они трудятся и рискуют от зари до зари ради бренных благ, ради спокойствия в обречённом на гибель мире.
Воистину безумны алчущие власти, богатства и славы.
Но ничего не укроется от Твоего всевидящего ока, и в должный срок, Ты в облике времени проглатываешь их, как змея проглатывает мышь, и они исчезают в утробе ненасытной вечности.

Мёртвое идеально, утончённо и совершенно, как непревзойдённый гранитный памятник на уютном кладбище,
живое порывисто, оптимистически ненадёжно, небезупречно, наполнено скоростной динамикой и необратимыми функциями потерь.
А розы со временем завянут, и иссохшие лепестки их опадут, и голоса замолкнут, и птицы на зиму улетят в тёплые края, и ты уйдёшь из моей жизни не попрощавшись, и сердце перестанет биться, и плоть с землёй сольётся, и все забудут про меня, и дождь осенний смоет мои следы.
Непреодолимое, неистовое время, даже надгробья размываются и становятся безымянными.
Бронза мемориальных надписей, серый гранит поминальных плит, тихое уютное место, где заканчивается полоса неудач.
Где я? Участок восемь, могила номер тридцать семь!
Недосказанные слова из-под могильной плиты: “За что?”