Высота Васина

Георгий Михалыч, придя из клуба, пиджак с орденами снимать не стал, а сразу прошёл на кухню и кликнул внука, что гостил у него. Лёвка недавно закончил институт и работал в областном центре на заводе.
– Давай, внучок, ради праздника по рюмочке… Помянем моих фронтовых товарищей. Достань-ка там, в холодильнике…
Лёва отложил книгу, он, собственно, и приехал сегодня к деду для того, чтобы поздравить с праздником. Достал из холодильника любимую дедову настойку и сразу заварил крепкий чай.

Сидели до самого вечера. Георгий Михалыч внука видел редко, пытался расспросить, как дела, но Лёва разговор всё время переводил на военное прошлое Георгия Михалыча. Знал, что старику будет приятно. Вот и сейчас, дед спросил его про военные сборы, а он в ответ ему вопрос:
– Дед, а тебе когда лейтенанта присвоили?
– Так сразу, как в разведке отвоевался. Мы тогда поиск удачный провели. Двух фрицев приволокли: гауптмана и унтера. А я был младшим лейтенантом в должности командира взвода разведки. Но поскольку операция была на контроле в разведотделе дивизии, поиск возглавил сам. И ранение получил тогда, и звёздочку. А после госпиталя уже в разведку не попал – направили командиром роты. Хорошо запомнилось, потому что сразу Васину высоту пришлось отбивать у немцев...

– Интересное название – «Васина высота»…
– Это я её так называю, не помню уже, как на карте именовалась. Эту задачу мне комбат поставил сразу по прибытии, как только я роту принял.
– Что, одной ротой?
– Нет, не так. В общем, слушай. Прибыл я в штаб батальона. Представился. Комбат познакомил меня с командирами других рот. Он  как раз совещание с ними закончил. Четвёртой ротой, куда меня направили командиром в штабе полка, временно командовал старшина Ручьёв, в годах уже. Собственно, как в годах…  Мне-то тогда было как тебе сейчас, а Ручьёву лет сорок, так что он мне казался пожилым дядькой. Да тем более усы у него были шикарные, как у Будённого.
Комбат меня с обстановкой познакомил. Я что узнал, сразу на свою карту нанёс, которую мне в полку выдали, сунул её обратно в полевую сумку. Командир дал понять, что с прибытием пополнения из маршевых рот начнётся наступление, приказал изучать обстановку и готовиться.

– И по этой «занозе», лейтенант, – он ткнул карандашом в высотку на карте, – жду предложений к вечеру, крайний срок – завтра утром. Нельзя, чтобы она оставалась у немцев. Когда начнём наступление, немец отсюда может во фланги ударить. Так что думай, пока прямого приказа не получил. Потом думать некогда будет!
  Через час  мы с Ручьёвым отправились из батальонного блиндажа в расположение роты. Пока подкреплялись кашей с тушёнкой, я у  старшины подробнее всё выспросил.
Когда наступление закончилось, и фронт встал, на участке нашего батальона осталась укреплённая высота, которую немцы смогли удержать.

– Выдохлись мы уже, – рассказывал Ручьёв, – в ротах треть состава осталась. С ходу пытались взять, да только те, кто прорвался в траншею, все там и полегли в рукопашной. В том числе командир роты и политрук.
Мы с Ручьёвым обошли наши позиции, передвигаясь по траншеям, осмотрели пулемётные точки, батарею миномётчиков, со всеми командирами взводов поговорили. Долго смотрели в стереотрубу на немецкие позиции. Старшина комментировал:
– Наблюдатели докладывали, вчера фрицы удлиняли траншеи, вроде как новые огневые точки оборудовали, по всей видимости, подкрепление к ним подошло. Огонь вдруг стали чаще открывать, значит, пристрелку целей с новых точек ведут.  Боятся они эту высоту потерять…

Ещё бы… Этот холм представлял из себя целый укрепрайон. От немецких блиндажей кое-где поднимались дымки. Иногда из траншеи боевого охранения раздавалась короткая очередь дежурного пулемёта. Я по привычке детально рассматривал каждую складку на местности.
– Видите, старшина, чуть левее, на средине между нашей траншеей и немцами небольшая волна, как бы бугорок вытянутый. Ни на какие мысли не наводит?
– Чего там наводить… За ней только зайцы могут спрятаться. Впрочем, вам, разведчикам, виднее.
– Складка, вроде, и мелкая, но на ней растительность… Надо будет обмозговать. А раз новые точки появились, значит, разведка нужна.
– Вот это верно, товарищ лейтенант! Сунуться сейчас вслепую, только последних бойцов положить…
– Значит так, старшина, остаётесь за командира, я к комбату.

Связавшись с комбатом по телефону, взял верховую лошадь и сразу выехал. По прибытии доложил новую обстановку и свои предложения:
– Рядовой язык ничего не скажет, товарищ майор. Нужна разведка боем, засечь огневые точки и обязательно взять контрольных пленных. А на сегодняшний момент в роте семьдесят бойцов. Это вместе с пулемётными и минометными расчётами. Если я их подниму в атаку, роты больше не будет. Немцы получили подкрепление. Сколько их там, с каким вооружением, мы не знаем. Товарищ майор, прошу усиления  для проведения операции!

Комбат только крякнул, возразить было нечего, и приказал мне возвращаться в роту, сказал, что свяжется с командованием. К утру в роту прибыли машины. Командир полка проникся и командировал нам в помощь усиленный разведвзвод капитана Васина. Кто такой Васин, я тогда не знал, и вот довелось познакомиться.
Старшина Ручьёв сиял, как медный пятак, мой авторитет в его газах поднялся:
– Как же это вам, товарищ лейтенант, удалось? Это ж такие бойцы, такие бойцы… Это же цепные псы, а не бойцы!

Флотский лейтенант Василий Васин воевал с первого дня войны. Сначала на корабле, а потом, когда экипажи стали снимать – в морской пехоте. Его товарищи моряки  – кто погиб, кто был возвращён на флот, а он и его друг старшина Давыдов, которого он по-флотски называл мичманом,  так и остались в разведке. Имея талант командира и разведчика, требовательный к себе и к подчинённым и, что самое удивительное, к начальникам, он, в звании дослужившись до капитана, в должности оставался командиром разведвзвода уже целый год. За это время ему удалось подобрать личный состав такой, что взвод стал незаменимым подразделением не только в разведывательно-диверсионных, но и в других операциях, где иные подразделения могли столкнуться с непреодолимыми трудностями.

  Проведя с Васиным целый день в подготовке, мы познакомились и, как разведчики, нашли общий язык. Бойцы его были вооружены немецкими автоматами, у всех ножи и пистолеты, несколько ручных пулемётов. Гранаты в эту операцию брали с собой только наступательные по нескольку штук на человека. Обратил внимание, что сапёрные лопатки заточены, как ножи. В моём разведвзводе это не практиковалось. По их сноровке было видно, что бойцы бывалые и тренированные. Заметив, что я с интересом наблюдаю за его личным составом, Васин похвастался:
– Что, лейтенант, нравятся мои орлы?
– Нравятся, – ответил я и подумал, что по росту, экипировке и ухваткам это не орлы, а скорее, волкодавы.

Капитан Васин согласился со мной, что бросок в траншею охранения лучше сделать от ложбины, пусть даже это и рискованно. От нашей траншеи до немецкой было метров сто-сто десять.
– От траншеи мои бойцы пробегут секунд тридцать-сорок. Многовато. Если не проспит немчура – включат пулемёты. От ложбины – пятнадцать секунд. Гарантировано не успеют среагировать, – говорил капитан.
– А если, заметят, пока вдоль ложбины ползёте?
– А если заметят, сразу начинаем атаку. Другого не дано.
Вечером в моём блиндаже было тесно от командиров. На столе лежала карта с нашими пометками. Я ставил задачи каждому подразделению.

– За час до рассвета, по команде, взвод капитана Васина скрытно выдвигается к ложбине и оттуда, молча, без шума, бросок в траншею охранения. Уничтожают немцев, берут одного-двух пленных и сразу обратно. По выявленным огневым точкам ведут огонь наши станковые пулемёты и миномётная батарея. Моя рота из траншеи активно поддерживает огнём. Одно отделение, командир старший сержант Пухов, с тремя РПД* (ручной пулемёт Дегтярёва) также заранее, до рассвета, незаметно ползком по руслу ручья выдвигается на левый фланг. С началом атаки разведчиков открывает пулемётный огонь, имитирует атаку. На правом фланге третья рота тоже демонстрирует атаку. Если нет вопросов, на этом всё! Командирам разойтись по подразделениям, инструктировать бойцов, проверить оружие, боекомплект. Комбат прибудет на КП роты в три часа и примет командование. О готовности всем доложить ему. Вперёд, товарищи!

Все разошлись по траншеям. К прибытию командира батальона всё было готово. Отделение старшего сержанта Пухова с вещмешками, набитыми под завязку пулемётными дисками уже выдвинулось: им предстояло ползти по руслу ручья почти час.
Я зашёл в блиндаж к разведчикам. Они не спеша собирались. Капитан Васин в свежем подворотничке сидел за столом, сосредоточенно курил, изредка бросая замечания своим бойцам:
– Не стесняемся, попрыгали! Проверить, чтобы ничего не брякнуло!
Когда я выходил, сказал мне:
– Не беспокойся, лейтенант, всё будет в лучшем виде! Не впервой…

На КП уже были подведены телефонные линии от штаба полка. Комбат прибыл, нервно курил у стереотрубы. Моя рота, положив пулемёты и ППШ на бруствер, замерла, вглядываясь в темноту. Комбат глянул на часы, кивнул Васину, разведчики растворились в темноте, слившись с перекопанной снарядами  землёй.

Комбат видел в стереотрубу, как через несколько минут от ложбины оторвались тени, бесшумно и стремительно бросились к траншее охранения. Тявкнул и тут же заткнулся пулемёт. Раздались хлопки гранат. На секунду всё смолкло. Слышался из траншеи мат, тупые удары, хриплые вздохи – шёл рукопашный бой. Проснулась первая линия немцев, застучали пулемёты, захлопали одиночные выстрелы. Но по ним уже работали наши миномётчики и отделение Пухова с пулемётами.
Вдруг комбат, страшно матерясь, оторвался от трубы:
– Что они творят, что творят?! Что этот капитан совсем на хрен башку потерял?!

Оказывается, наши разведчики из окопа охранения рванулись в первую траншею немцев, забрасывая их гранатами и падая под пулемётными очередями.
Майор резко командует:
– Лейтенант, поднимай роту! Побьют их всех! Вперёд, вперёд!
Я хватаю свой ППШ и ору благим матом:
– Рота, вперёд! В атаку!
Рота нестройной цепью выкатывается из траншеи и бежит на холм. Я бегу тоже, продолжая подгонять бойцов:
– Вперёд! Вперёд!

Мне страшно от мысли, что взвод Васина может погибнуть.
Наши миномёты замолчали, опасаясь поразить своих. Комбат  тут же миномётные расчёты бросил в атаку вслед за нами. Слева Пухов сообразил, что имитация кончилась, отделение рвануло к немецким позициям, расчёты РПД вели огонь на ходу.
А там уже рвались гранаты, трещали автоматные очереди, разведвзвод врукопашную разбирался с первой траншеей и с блиндажами. Я перепрыгнул через заваленный трупами окоп боевого охранения немцев, а в первой траншее уже всё шло к концу – бойцы добивали оставшихся немцев, забрасывали гранатами помещения блиндажей. Наши ротные пулемётчики, не дожидаясь команды, катили свои «максимы» на холм. С правого фланга слышалось «Ура!» третьей роты, а слева густая пулемётная стрельба отделения Пухова.

И немцы дрогнули! Они начали вначале организованно, огрызаясь огнём, отходить из второй траншеи к своим соседним позициям. С того опорного пункта уже летели немецкие мины. Однако восходящее за нашими спинами солнце сыграло с ними злую шутку: в чистом поле в свете разгоравшегося дня фрицы оказались перед нами как вши на ладони. Вовремя подоспевшие «максимы» грамотно поработали – живым почти никто не ушёл.

В траншеях уже действовал санинструктор с санитарами. Я вместе с комбатом и телефонистом подыскивал подходящий блиндаж для размещения КП роты. Там меня и нашёл мичман Давыдов.
– Похоронили мы, товарищ лейтенант, нашего командира, здесь на холме… Убили его ещё там, внизу, в окопе охранения. Ну, ребята и озверели. У меня тоже румпель заклинило на «полный вперёд»… Смотрю, в плен взять некого, я и повёл их дальше. Ты это, лейтенант, скажи, чтоб разведчиков похоронили отдельно, там ещё наших семеро…А нам пора уходить.
И разведка уехала, захватив с собой своих раненых. Мичман мне на память оставил немецкий автомат МР-40:
– Держи, лейтенант, пригодится. Это нашего командира автомат.

 А я приказал на могиле Васина сделать пирамидку из снарядных ящиков с деревянной звездой.
Немцы, конечно, не смирились с потерей высоты и продолжали попытки её вернуть. А к нам через два дня прибыло пополнение – сто пятьдесят человек  необстрелянной молодёжи. И я, распределяя их по взводам, ещё раз мысленно благодарил бойцов Васина, ведь если бы я брал высотку с этими новобранцами, потерь было бы втрое больше. Поскольку у меня политрука в роте по-прежнему не было, я построил их и произнёс короткую речь:
– Здесь похоронен капитан Василий Васин, –  показал я рукой в сторону могилы. – Он воевал с первого дня войны, но отдал жизнь за эту высоту, сохранив ваши жизни, чтобы из этих дотов не стреляли по вам. Пока фронт не перейдёт в наступление, немцы не оставят попыток отбить эти блиндажи, поэтому приказываю: «Стоять насмерть!» Торжественно обещаю: того, кто сделает хоть шаг назад без приказа, пристрелю лично!

Вот так вдохновил я новобранцев на подвиг. Васину высоту, конечно, мы не отдали. А вскоре началось большое наступление, и наша высота здорово помогла при развёртывании ударных бригад. А потом меня представили к старшему лейтенанту. Так что в звании лейтенанта мне пришлось побыть недолго, – закончил Георгий Михалыч.
Лёвка молчал под впечатлением дедова рассказа. Оказывается, дед получил лейтенантское звание также, как и он после сборов, в двадцать три года. Также, как и он…  А какая разная судьба.