Мишенька

               
               
                Я знаю, черт не бросит                Стремительной доски,                Пока меня не скосит                Грозящий взмах руки,                Пока не перетрется,                Крутяся, конопля,                Пока не подвернется                Ко мне моя земля.                Федор Сологуб, “ Чертовы качели”.

    Света и Семен были женаты уже восемь лет, но детей у них все не было. Света уговорила Семена взять ребеночка на воспитание. Все решили сделать втайне, особенно от родственников Семена, которые были против усыновления. Посвятили только Светину маму. Она связалась со своей подругой – однокурсницей по Горьковскому мединституту, чтобы та разузнала и сообщила, когда где-нибудь в тех краях какая-то женщина откажется от ребенка.               
      Сами же будущие родители устроились на работу руководителями кружков в пионерлагере под Киевом, подальше от любопытных глаз: Семен – кружка радиолюбителей, а Света – кружка юных натуралистов. Света надела бандаж и стала потихоньку подкладывать под него тряпки, чтобы живот <<рос >>.
      И вот наконец пришла долгожданная телеграмма из Горького:<<Все в порядке, выезжайте!>> Семену собраться – только подпоясаться, а Свете было сложнее. Она поскорей пристроила обитателей живого уголка – кроликов, хомячков и морских свинок – в зоомагазин в Киеве, совенка со сломанной лапой и сокола без крыла – в зоопарк, и они, придумав какое-то оправдание, уволились из пионерлагеря и помчались в Горький.
     Роддом, где появился на свет их будущий сын, оказался не в самОм городе, а в соседнем райцентре – Лукоянове. Они отправились туда на автобусе в самом радужном настроении. Света не обратила внимания, что над ее головой был подвешен какой-то огромный мешок. Дорога была ухабистая, автобус трясло, и мешок в конце концов сорвался и упал прямо ей на голову. Семен принялся бранить хозяина мешка, низенького мужичонку, за то, что он повесил тут свой тяжеленный мешок, в котором, как выяснилось, были топорища.
      -- Вот она тут сейчас родит из-за тебя, дурака! – кричал он. Мужик перепугался, схватил свой мешок и выскочил из автобуса. Потом уже Свете это показалось плохим предзнаменованием, но тогда ничто не могло испортить ей прекрасного настроения. Она потерла ушибленную голову и посмеялась над глупым дядькой с его мешком.
     В роддоме их уже ждали. Нянечка вынесла младенца. Ему было четыре дня от роду, и он был настоящим красавцем – темно-русые волосы, кожа не красная, как у других новорожденных, а розовая, и голубые глазки.
  -- Господи, какой чудесный!-- воскликнула Света. – Как такого можно было оставить?
  -- И заметьте – богатырь, четыре двести, -- с гордостью сказала нянечка. 
       Света сняла ненавистный бандаж, на что Сема отреагировал:
   -- Роды были легкие и малоинтересные.
    Света попросила узнать, не согласится ли мать малыша сцедить молока на дорогу. Вскоре им вынесли две бутылочки с молоком.
    Оформление документов и обратный путь Света не запомнила, потому что все время смотрела на Мишеньку – так они назвали своего сыночка, в честь Семиного покойного отца. С мальчонкой не было никаких хлопот – он отлично ел и после еды почти сразу засыпал, а во сне улыбался, чем приводил Свету и Семена в восторг.
    - Это над ним ангелы летают,- сказала им старушка в самолете.
    По возвращении домой они стоически выдержали атаки родственников Семена, которые хотели присутствовать при кормлении ребенка. Пока не купили кроватку и коляску, Мишеньку положили на стол, окружив со всех сторон книгами. Он спал так тихо, что Света иногда подходила проверить, дышит ли он.
   - Похоже, что ты сошла с ума,- говорил Семен.
   Надо было срочно искать донора, чтобы брать молоко. Света взяла в роддоме Медгородка  список женщин, у которых недавно родились малыши, и начала их обзванивать. Нашлась одна женщина, правда, далеко, в другом районе, и Cвета ездила к ней. Потом уже стало известно, что в соседнем доме жил мальчик, с которым Миша потом дружил, и у его мамы было столько молока, что она его выливала. Но ее почему-то не было в списке.
   Их спасительница Маша была очень аккуратной, не дай Бог – чихнет, уже выливает молоко. Ее дочка очень чутко реагировала на то, что ест мать. Например, если Маша съест сливу, у девчушки сразу понос. А Мишенька все с удовольствием пил и не привередничал.
    Потом, когда у Маши молока на двоих стало не хватать, перевели Мишутку на молочную смесь.
     С соками и пюре, правда, пришлось попотеть из-за аллергии. Детский врач сказал:
   - Давайте ему все, кроме бананов, потому что они у нас не растут.
    Но поначалу подошли как раз только бананы.
     Малыш рос и развивался нормально, в срок сел, в срок появились зубки, вот только ходить никак не получалось. И только когда одели ему чудесные маленькие ботиночки с твердым задником и небольшим каблучком (Света сохранила их на всю жизнь), Мишка в них сразу пошел. Вернее, не пошел, а побежал. Бежит, бежит – падает. Бежит, бежит – падает. К году появились положенные десять слов: ма – мама, па – папа, я – яблоко, няй – дай, и так далее. Здоровьем сыночка Бог не обидел: раз выскочил зимой на балкон, на снег – и даже насморка не схватил.
   Все бы хорошо, да когда Мишеньке было полтора года, грянул Чернобыль. Еле вырвались из Киева, что всего в девяноста километрах от места аварии. Из-за паники не могли целый день сесть на самолет. Увезла Света сына к друзьям в Свердловск. В Киеве тогда целое лето детей не было. Когда на несколько дней заехали домой, люди во дворе подходили посмотреть на живого ребенка. Потом бабушки с ним скитались, но через полгода – нечего делать, вернулись.
    Свете с трудом удалось приучить Мишу к садику. Он очень скучал и как-то, когда Света поздно за ним пришла, рассказал ей такую душераздирающую историю:
    -- Тебя все не было, тогда я разбил окно, летел, летел, как самолет, упал и умер без тебя.
    Мишутка стал большим специалистом по радиационной безопасности.  Делал замечания взрослым, которые трогали землю или цветы. Зато когда Света увозила его летом в << чистую >> зону, он был в восторге:
    - Чистый песок можно трогать?
    - Можно.
    - И обсыпаться песком?
    - Да.
    - И есть песок?
    Осенью они возвращались, нагруженные << чистыми >> продуктами для Миши.
    Но, несмотря на все усилия папы с мамой, после Чернобыльской катастрофы сын начал почти беспрерывно болеть. Света и Семен решили уехать в Израиль. Правда, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Прошло несколько лет в сомнениях и сборах.
    И вдруг, когда Мише уже исполнилось семь лет, Света забеременела. Но Семен категорически запретил ей рожать.
    - Ты и с одним не справляешься. А тут еще Чернобыль. Да ты как раз лекарства принимала. Если ты оставишь ребенка, я уйду.
    Врачи в генетической консультации сказали, что лекарства, которые принимала Света, действительно не кипяченая вода. Да и возраст уже не маленький. Но можно подождать, а потом сделать дородовую диагностику. Если будут значительные отклонения в развитии плода – вызвать  преждевременные роды. Но Света решила, что убить уже почти готового человечка она не сможет. И она решилась на аборт, за что казнила себя всю оставшуюся жизнь. Хуже того, что произошло потом, быть не могло.
     Настало время отдавать Мишеньку в школу. Кто-то из знакомых стал расхваливать китайскую школу.
    - Но ведь я не китаец, я евреец,- резонно заметил Миша. 
    И Света отдала сына в только что открывшуюся еврейскую религиозную гимназию, а сама устроилась туда на работу учителем биологии. Мишутке учеба давалась трудно. Света пыталась подтянуть его сама, приходила и его учительница Александра Семеновна, которая занималась с ним бесплатно, сказав, что это ее мицва – доброе дело. Но толку было мало.
      Зато руки у Мишеньки были золотые. Он любил мастерить всякие хитроумные штуки из конструкторов, собирал модели самолетов, машин, танков и красиво раскрашивал их.
      Наконец подошел срок их репатриации в Израиль. Кончились все предотъездные мытарства. Миша был в восторге. В Израиле их приютили знакомые знакомых – Игорь и Женя, которые помогли им записаться в больничную кассу, открыть счет в банке, снять квартиру и устроить Мишеньку в школу. Правда, школу мальчик сразу невзлюбил. Сам он туда ходить не хотел.  Мать отводила его туда, а потом мчалась на работу на такси. Как выяснилось позже, Миша все равно часто убегал из класса. В школе не было ульпана (курсов иврита), и он ничего не понимал, а учительница им не интересовалась. Света пошла к ней. Та спросила у Миши, как его зовут и где он живет. Миша ответил.
     - Ну вот, чего же вы хотите, леат-леат (потихоньку-полегоньку), - сказала учительница. – У меня же их сорок в классе.   
    -- Но вы считаете, что этого достаточно за целый год учебы?  - возмутилась Света.
     Они с Семеном ( кстати, превратившиеся в Израиле в Ору и Шимона,  Миша же стал Моше) принялись думать, что же делать. В торговом центре Ора видела, как туда привели на экскурсию группу детей с болезнью Дауна, что-то им показывали, объясняли. Она не могла смириться с тем, что ее сын останется неучем, не подготовленным к взрослой жизни.
    Они повели Моше к школьному психологу. Тот обследовал мальчика и сказал, что у него незначительная задержка психического развития, и посоветовал отдать его в интернат под Иерусалимом – Кирьят-Яарим. Там есть учительница иврита, частный урок которой стоит 250 шекелей, и если кто сумеет им помочь, так это она. Питание там хорошее, много детей новых репатриантов. А на выходные ребенка можно забирать домой. Ора и Шимон подумали и решили послушаться совета психолога.
    Учительница иврита оправдала их ожидания – через полгода Моше начал хорошо говорить и даже писать и читать на иврите. Вначале, правда, его отношения с учительницей не складывались. Она просила снять кепку, чтобы видеть глаза ученика при чтении, а он, воспитанный в религиозной гимназии, не соглашался оставаться с непокрытой головой. Но потом компромисс был найден – повернуть кепку козырьком назад. Мама с папой не могли нарадоваться успехам сына.
     Но через два года начались странные вещи. Моше стал каждый раз перед поездкой в интернат после шабата просить пятьдесят шекелей. Вроде бы на покупку сладостей в ларьке. Почему именно пятьдесят, выяснилось вскоре: столько стоила порция "дури". Как-то, приехав в Кирьят-Яарим в середине недели, родители застали Моше в обществе двух других учеников во время уроков во дворе за курением самодельных кальянов. Они немедленно со скандалом забрали сына из интерната.
     И началась война. Моше доставал где-то семена конопли и пытался выращивать ее на балконе. Ора поливала горшки кипятком с солью, выкидывала бутылки-кальяны.
    Потом она поняла, что это были только цветочки, ягодки появились после, когда сын перешел на более тяжелые средства. В новой школе их приносили прямо к воротам. Сменили несколько школ – всюду та же история: при желании достать "дурь" – не проблема, были бы деньги. Из дома стали пропадать вещи.
    С третьего класса Моше стал увлекаться компьютером. Ходил в торговый центр смотреть, как там играют в компьютерные игры, все освоил сам. Просил, чтобы ему купили компьютер, обещал,  что будет играть и учиться. Ора и Шимон поверили и купили. Вначале все было хорошо, затем из подарка стали исчезать детали, а потом пропал и весь компьютер. Моше каялся, клялся, что больше не будет, и Ора не выдержала и купила новый компьютер, который спрятала в специальном сейфе, оставив снаружи только экран. По поводу покупки был скандал с Шимоном, но Моше некоторое время вел себя образцово. Через месяц компьютер исчез вместе с сейфом. Дальше все повторялось.
    Тогда Ора купила большую летающую модель самолета. Моше с Шимоном собрали ее и ездили на специальный авиамодельный аэродром запускать.  Но и эту модель постигла участь компьютеров.
    В доме были постоянные скандалы. Наконец Ора и Шимон развелись, но через месяц помирились и продолжали мучиться вместе.
    В редкие минуты просветления Моше просил у Оры и Шимона прощения. Однажды он сказал матери:
    - Знаешь, мне даже самому удивительно, как я никого не люблю и мне никого не жаль, и себя тоже.
     Теперь он почти все время сидел на прожженном сигаретами одеяле со жгутом на руке и со шприцем наготове, пытаясь попасть в свои изодранные вены.  Ора перестала что-нибудь покупать Моше, и он стал воровать. Грабил людей у банкоматов. Как-то, угрожая ножом, отнял выручку у рабочего на бензозаправке. Был суд, сына посадили в тюрьму. Выйдя на свободу, Моше какое-то время держался, потом опять взялся за старое.
    Ора ходила в специальную группу для родственников зависимых. Там социальный работник советовал, что самый лучший способ вылечить зависимого – это выгнать его из дома. В этом случае, как он говорил, излечиваются пятьдесят процентов, а если больной остается дома – шансы есть только у одного – двух процентов. После того, как Моше ударил Ору, ему было запрещено появляться дома. И Ора с Шимоном решили последовать совету социального работника.  Правда, выгнать не на улицу, а определить в общину, где занимаются спасением зависимых от самих себя. Шимон отвез Моше в хайфскую общину. Сначала там сына очень хвалили: послушный, работящий, отлично готовит, прилежно молится. Но только настал черед получать зарплату, значительную часть которой надо было внести в кассу общины, Моше исчез вместе с деньгами. Через несколько дней вернулся, но обратно его, конечно, не приняли.
     Так повторялось и с другими общинами, пока уже не осталось места, где соглашались бы принять Моше.
     От всего этого у Шимона начались проблемы с сердцем, и однажды он утром так и не проснулся – обширный инфаркт.
     Вскоре явился Моше – грязный, голодный и замерзший. Умолял Ору взять его к себе, обещал бросить "дурь", устроиться на работу и начать новую жизнь. Ора не смогла устоять и впустила его. Вначале сын помогал Оре по дому, даже начал ремонт. Но потом все снова поехало по накатанной дорожке.  Приняв сразу большую дозу, Моше впадал в эйфорию, смеялся, прыгал, колотил себя кулаками в грудь, как горилла, съедал все, что находил в холодильнике, кидался целовать Ору, клялся ей, что это в последний раз, и, в конце концов, засыпал сидя или даже стоя. Когда же дозы не хватало, Моше становился хмурым, беспокойным, не ел, не спал, искал, что бы продать из дома, или впивался в Ору, требуя денег. Однажды, когда Ора не давала сыну вынести из квартиры на продажу ноутбук, он в ярости выбросил компьютер с десятого этажа в окно. Самое удивительное, что  ноутбук после этого еще несколько месяцев работал – очевидно, кусты внизу и рюкзак смягчили удар.
    Ора начала лечить Моше от гепатита, который он приобрел, когда кололся. Лекарство на двухмесячный курс стоило сотни тысяч шекелей, больничная касса сделала ему огромную скидку. Таблетки надо было принимать ежедневно, и начались новые издевательства: когда у Моше не было денег, он не принимал лекарство, пока не получит сто шекелей. Ора плакала, но давала – жалко было бросить лечение на полпути, да и врач в больничной кассе сказал, что больше сын это лекарство не получит. Наконец лечение закончилось, и друзья в один голос советовали Оре перестать терпеть измывательства и выставить Моше снова на улицу. Но ей было жаль его, да и как выгнать, когда из-за начавшейся эпидемии коронавируса не разрешали подолгу находиться на улице.
     Моше решил пойти на лечение в анонимный реабилитационный центр. До этого он уже несколько раз был в подобных учреждениях, Ора платила за это, а он через несколько дней убегал. Сейчас он клятвенно обещал пройти лечение до конца. Ора, уже ни на что не надеясь, взяла ссуду и внесла нужную сумму.
    Через три дня Моше позвонил в дверь и сказал:
     - А вот и я...