VS

День обещал быть хорошим – и он таким и был.

Еще ночью пошел снег – настоящий, крупный, частый, густой, хоть ложкой перемешивай, оборачивающий мир плотной белой шалью, вроде бы и кружевной, но плотной, за которой и света белого видно не было. И когда рассвело, деревья, крыши, машины, даже люди оказались словно укутанными в ватный кокон. 
 
Традиционно коммунальщики и спецтехника не справлялись, автомобили фырчали и пробуксовывали, то и дело увязая в снежной каше, возмущенные и взъерошенные люди шли по дороге, прямо по проезжей части.  И Яна, аккуратно придерживая чашку кофе, ходила от одного окна к другому, злорадно наблюдая за теми, кто не мог себе позволить остаться дома.

А вот вечером пришла беда.

– Мама сказала, у вас там снега много выпало? – даже без попытки для начала поговорить о чем-то общем, узнать, как у нее дела, не случилось ли чего плохого, спросил Валера.

– Ну… – протянула Яна без  энтузиазма, прекрасно понимая, чем закончится подобный разговор. 

– Выйдешь стоянку почистишь, – прервал ее Валера.

– Ну… – опять попыталась Яна, но ей не дали.

– Не ну, а выйдешь почистишь. Петя будет утром на работу ехать, проверит.

– За ночь еще наметет, – попыталась отмазаться Яна.

– Значит, утром еще уберешь, – решил вопрос Валера. – Наше место должно быть чистым.

 И положил трубку.

Яна поплакала, потопала ногами, запустила в стену три подушки. Хотелось разбить еще пару тарелок или чашек, но это было уже опасно: Валера всякий раз после возвращения обязательно пересчитывал посуду, и, если чего-то не доставало, ей обязательно влетало за порчу домашнего имущества и косорукость.

Машины у них не было уже третий год, после той злополучной аварии, когда у Валеры отобрали права. Права потом, по истечении срока, вернули, а вот с машиной все никак не получалось. Сами на нее накопить они не могли, а родители помогать после той истории категорически отказывались. И единственное, что Валере оставалось, – это воевать с соседями за место на стоянке, чаще всего, ее, Яны, руками.

Чтобы успокоиться, Яна еще немного покидала подушки стену и удивилась, что в ответ не раздалось стука. Обычно в это время соседи пытались уложить спать ребенка, а потому всегда раздраженно отстукивались в ответ. А сейчас была тишина. Яна даже не поленилась, постучала в стену шваброй, проверяя, – но ответного стука все равно не последовало. Это было очень странно и крайне подозрительно.

«В гости, что ли, уехали?» – удивленно подумала Яна.

А потому услышала приглушенное пение за окном и все поняла. Ну, конечно, пятница, вечер, снег – ее странные соседи наверняка снова устроили пикник. Жарят шашлыки, гоняют музыку, играют в снежки, развлекаются как умеют, делая вид, что жизнь удалась.

Сейчас выходить чистить стоянку точно не стоило – опять начнут травить и насмехаться, глумливо спрашивать о качествах и преимуществах невидимой машины, чем ее заправляют, на кого из членов семьи оформили, где купили, станут допытываться, когда Яна устроилась дворником и зачем забирает хлеб у их уборщика. Значит, нужно было ждать, пока они  разойдутся по домам. То есть нельзя было выйти, сделать, неприятное дело и забыть о нем; приходилось растягивать процесс и откладывать его в долгий ящик.

Это разозлило Яну еще больше.  Она снова поплакала, поорала в пустоту, запустила в стену подушку и, не удержавшись, вазу.  Та смачно хрустнула и брызнула по сторонам мириадами осколков. Когда до Яны дошел масштаб трагедии, что-то менять было уже поздно…

На улицу Яна вышла, когда время уже перевалило за полночь.  В левой руке она несла лопату для чистки снега. Правая рука у нее была замотана бинтом, сквозь который проступала кровь – убрать осколки аккуратно, не повредив руку, не получилось. Лицо Яны опухло от слез. Глаз дергался. 

Ночь пахнула в лицо морозной свежестью, двор встретил тишиной. Здесь действительно хорошо погуляли. В воздухе все еще витал запах жареного мяса и вина, снег был вытоптан.  Чуть дальше от подъезда начиналась недостроенная полукрепость из снега, за ней, справа и слева, белели фигуры: с десяток снеговиков разных размеров, парочка собак или волков, олень – или нечто четверолапое с рогами-ветками на голове, приземистая жаба. Судя по разнообразию фигур и по тому, что выполнены они были по-разному, явно старались не только дети, но и взрослые. При чем кое у кого был явный талант к лепке – или хорошая практика. 

Выходя из квартиры, Яна планировала проскочить  подъезд, надеясь ни с кем не встретиться по дороге, быстро разгрести забронированное под машину место и так же незаметно вернуться домой. А  теперь вдруг застыла, словно парализованная, глядя на следы чужого отдыха. Горло сдавило спазмом.
 
Жизнь почему-то оказалась чертовски несправедлива. Почему одним доставалось веселье, вкусная еда, дружные компании и зимние развлечения, а другим порезанные руки и ночная уборка снега? Почему одни веселились, а другие страдали?

Налетевший порыв ветра качнул фонарь, по лицу ближайшего снеговика скользнула насмешливая улыбка. На улице ощутимо холодало. Судя по всему, после снегопада приходило время морозов. И все это налепленное биоразнообразие не растает к утру, а простоит еще долго, напоминая соседям о прекрасно проведенном времени, а Яне – об очередном неудачном вечере. Наверняка ведь будут долго еще ходить сюда, фотографироваться, вместе долепливать отпадающие части, возможно, даже устроят очередные шашлыки…

Ярость поднялась слепящей волной. Яна в три больших шага подскочила к ухмыляющемуся снеговику и дважды, с силой ударила его лопатой по голове. Тот некрасиво осел, уменьшившись почти в половину.  Из поврежденной руки алыми бусинками капнула кровь. Но Яна этого даже не заметила.

– Сука! – ругнулась Яна и в три удара добила снеговика, превращая его в кучку снега, из которой теперь криво торчала худая морковка. – Получил?

Снеговик, точнее, оставшийся от него сугроб, не ответил.  Яна для острастки еще несколько раз пнула его ногой. И только тогда воровато обернулась на дом, втягивая голову в плечи, ожидая, что сейчас кто-нибудь увидит ее и выйдет разбираться. Но дом спал. Ни одно окно не горело. А, значит, ни скандалов, ни унизительных разборок быть не должно было.

– Нагулялись, суки, набегались, нажрались и спят, – прошипела Яна. – Твари!

Ей никто не ответил. Только ветер прошелестел в голых ветках, сбрасывая с них снег. Яна почувствовала, как что-то коснулось ее ноги. Некрасиво взвизгнула, опустила глаза и увидела ту самую приземистую жабу. Яне почему-то казалось, что раньше жаба была дальше. Но, видимо, в темноте глазомер не сработал.
 
– Пошла вон, – Яна легко пнула жабу, стараясь разбить ее. Но та оказалось достаточно крепко сделана. Нога больно ударилась об упругое, плотно сбитое туловище. Яна яростно фыркнула. Захотелось пнуть кого-нибудь еще, кого-то, кто был помягче или более хрупкий, кто разлетелся был на мириады снежинок и десяток снежных комков. И тут выбор был просто огромным.

Яна на всякий случай воровато оглянулась по сторонам. Но дом все так же спал, а двор по-прежнему был пуст. Да, по-хорошему нужно было пойти почистить стоянку, а потом уже приступать разборкам со снежными фигурами. Но радость от уничтожения снеговика еще плескалась в жилах, а нога болела после удара по жабе. Душе требовала действовать немедленно.

– Если кто подойдет, скажу, что только вышла, ничего не видела, – пробормотала Яна и пошла вглубь импровизированного парка скульптур, волоча за собой лопату, словно маньяк топор. – Пусть сначала докажут!

Вторым попал под раздачу тоже снеговик. Яна одним четким движением лопаты снесла ему голову. Потом отделила вторую половину туловища, затем уничтожила третий, нижний шар. Получилось красиво, эффектно. Яна несколько секунд любовалась своей работой, а потом развернулась к следующему снеговику. Тут что-то больно ткнулось в бедро. Яна опустила глаза и увидела, что ей в ногу носом-сосулькой упирается еще один небольшой снеговик.
 
– Значит, доброволец! – насмешливо сказала ему Яна. – Ок! Принято! Получай!

Снеговик был совсем маленьким, тонким, и Яна решила попытаться снести его с одного удара. С ее руки съехала повязка, раны кровили уже по-настоящему, забрызгивая фигуры вокруг алыми каплями – но кого это интересовало? Яна отошла на несколько шагов, чтобы получше замахнуться, налетела на что-то (или что-то ловко подсекло ее ударом под колени), полетела навзничь, больно ударилась о землю головой и спиной. Но лежать и жалеть себя было некогда. В любой момент кто-нибудь из соседей мог просто выглянуть в окно,  увидеть происходящее, выйти на разборки.  Яна приподнялась на локтях, чтобы посмотреть на препятствие, сбившее ее с ног, и увидела жабу, таращившуюся на нее белыми ледяными глазами, скалящуюся приоткрытым ртом. В первый момент Яну обжег ужас, а потом она хрипло рассмеялась. Наверняка жаб слепили несколько! Просто они мелкие, за другими фигурам их не особо видно.  Вот и понятно, почему они все время ей попадаются!

Яна поднялась на ноги, наклонилась за лопатой. Сильный удар в спину заставил ее упасть, теперь уже лицом в снег. Было очень  больно, что-то хрустнуло в носу, брызнуло горячим, потекло по губам и подбородку. От сильного удара закружилась голова, на секунду потемнело в глазах. Когда мир вернулся на свое место, Яна начала подниматься – и наткнулась взглядом на очередную жабу. Та опять сидела в ней лицом (или что там у жаб), таращила слепые, мертвые глаза, из ее раскрытой зубастой пасти на землю свисал  длинный белый язык.

Вверху, за спиной почудилось движение – мелькнула невнятная тень, послышался странный ледяной шорох. Яна почувствовала одновременно и ужас, и злобу. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее в таком состоянии, с лопатой в руках у поломанных фигур, с разбитым и лицом – и в то же время ярость поднималась в ее душе, требовала выхода, скандала, может быть, даже драки.      

Яна рванулась, напряглась, поднялась на ноги. Несколько секунд мир вокруг заплясал в безумном хороводе – ей даже пришлось закрыть глаза, пережидая. Потом все замерло. Яна открыла глаза. Прямо перед ней сидела жаба, таращилась хитро и плотоядно, скалилась зубастой пастью, ее длинный толстый язык свернулся петлей у самых ног. 
 
– Тварь такая! – ругнулась Яна. – И вылепил же кто-то такое чудовище!

Она подняла ногу повыше, намереваясь растоптать язык.

В спину ударило – легко, невесомо, словно отвлекая. Яна повернулась – не успев подумать, почти автоматически. И получила в снежок в лицо. Удар был не сильным, но глаза залепило ледяным, колючим и почему-то вязким. Яна завизжала, бросила лопату и принялась двумя руками убирать налипшее. Снег поддавался плохо, отваливаясь, судя по ощущениям, вместе с кожей.

Когда мир немного прояснился, лицо жгло, а глаза слезились. Яна готова была опять увидеть жабу – да больше того, она была просто уверенна, что та будет пялиться на нее ледяным глазами. Но жабы не было. Вместо нее перед Яной, наклонив рогатую голову вперед, словно собираясь атаковать, стоял пес-олень.

- Да вы издеваетесь! – крикнула Яна. Ветер заплясал в ветвях-рогах, заставляя их двигаться, словно пес-олень качал головой.

- Тварь! – крикнула ему Яна и сделала несколько осторожных шагов назад. – Не смей приближаться!

Но пес-олень стоял недвижимый.

- Так, - сказала Яна дрожащим голосом. – Так. Нужно пойти почистить стоянку, а там будет видно. Захочу – вернусь, не захочу – хватит и того, что я сделала! И так получили!

Фигуры ей не ответили. Теперь, когда Яна стояла не сбоку, а в самой их середине, казалось, что их стало больше – да и они как-то выросли. Не видно было мелких, до колена снеговиков. Сейчас самый маленький был выше Яны на пол головы и, казалось, смотрел на нее презрительно-зло. Нечто, похожее на гигантского зайца, щерило острые, видимо, сделанные из сосулек зубы. И Яна вдруг подумала, что впервые видит, чтобы снежным фигурами делали не глаза и носы, а зубы.

- Стоматолог вас всех лепил, что ли? – пробормотала она.

В ответ что-то зашелестело.

- Ладно, я ухожу, - сказала Яна и поняла, что нигде не видит лопаты. И как она снег чистить собирается, руками? И что скажет Валере? Вазу разбила, лопату потеряла… Как ни крути, выходило, что получить она должна была по полной.

Яна еще раз огляделась – лопаты не было нигде.  Она никуда не отходила отсюда. К ней никто не подходил. И тем не менее, лопата пропала. Волосы на голове зашевелились встали дыбом. Медленно, внимательно оглядываясь по сторонам, Яна пошла к дому. Снежные фигуры косились на нее недружелюбно, плотоядно, скалили длинные зубы.

- Не надейтесь, я вас не боюсь, - хрипло сказала она. Хотя ледяной пот тек по спине, а ноги дрожали. 
 
Вдруг слева послышался шорох. Яна мгновенно повернула голову и увидела рядом с собой собаку-волка. Тот ощерился, пригнулся, словно собираясь атаковать. Слева раздался шорох – Яна тут же развернулась туда. Другой снежный волк щерил зубы, ледяная шерсть встала у него на загривке. Справа снова раздался шорох, Яна повернулась на звук, крем глаза заметила движение, но понять, что там двигается, не успела. Сперва ей в лицо, а  с секундным опозданием в затылок прилетело две снежных шара. Третий – плотный, маленький – больно врезался в ухо. Яна чудом сумела удержаться на ногах. Теперь она жалела, что двор безлюден, что все жители попрятались в темных и теплых квартирах, а она осталась один на один с ночью и снежным фигурами.

Внизу послышалось чавканье. Яна опустила глаза и увидела, что жаба жадно припала к черным каплям крови на снегу.  В какой-то момент даже показалось, что ее толстый язык мерно двигается, собирая подношение.

Выносить такое было уже сложно. Яна заверещала и со всех ног рванула к дому. Но почти сразу зацепилась за что-то ногой, споткнулась и полетела лицом в снег. Тут же на спину к ней приземлилось что-то тяжелое, затылок обожгло холодом. Яна попыталась встать, но не смогла даже приподняться. В руки – сначала порезанную, потом целую – больно впилось что-то острое и ледяное. Яна представила, как эти твари вонзают в нее зубы-сосульки и заорала изо всех сил. Но звук исчез, не успев вырваться из ее рта, в который тут же набился  снег. Яна закашлялась, отплевываясь. Попыталась поднять голову. Но тут что-то ледяное и острое больно воткнулось в шею…   
*
Бессонница не ушла, даже когда часы показали начало второго ночи. Дядя Вася выбрался из сбитой постели, оделся, спустился во двор покурить. Он любил выходить во двор очень поздно или очень рано, когда там не было людей, когда все расходились по своим квартирам ли еще спали. Не то, чтобы он не любил кого-то из соседей или ссорился с ними. Просто людям, их суете, разборкам, скандалам он предпочитал тишину и покой. Долгая жизнь научила его, что это – лучшее из всех благ.   

Небо растянуло, теперь оно сияло чернотой и пятнами звезд. Снег искрился в свете фонарей. Дядя Вася закурил. В глубине двора слышался какой-то шум, скрип, возня, чьи-то сдавленные крики. Если присмотреться, можно было увидеть, как слепленные из снега фигуры  налетали волнами на темную человеческую фигуру. Но дядя Вася присматриваться не собирался. Это была не первая война за двор, которую он застал. И, к сожалению, совсем не последняя. Он давно взял себе за правило лезть в чужие разборки. И придерживался его, пока мог. Потому и дожил до таких лет.