Луна и лунатики

Феликс Довжик

Луна и лунатики

Я себя считаю человеком любознательным, но не любопытным, а это, по-моему, разные характеристики человека. А вот самый близкий мой приятель по Ленинградскому Политехническому Институту человек в первую очередь любопытный, но и любознательность в необходимой мере в нём присутствовала.

Поскольку я человек домашний, да ещё выросший под опекой трёх сестёр разного калибра, у меня не было никакого желания жить в общежитии, но это, с самого начала даже не предполагалось. Моего желания никто не спрашивал. Всё давно без меня было решено.

Я поселился у тёти, маминой старшей сестры, и попал под воспитательную опеку двух её дочек, мне хорошо знакомых со времён моего дошкольного возраста. Теперь они уже преподаватели литературы в вечерних школах, многие ученики которых старше их по возрасту. Год идёт 1955-ый.

У тёти очень серьёзный характер. Единственный человек, которого тётя уважает и которому она безукоризненно с дозамужних лет подчиняется – это моя мама, её младшая сестра. Тётя и мама по характеру совершенно разные люди. Тётя – воля и стойкость, иногда вплоть до упрямства, а мама – разум, анализ и понимание происходящего.

Тётя сразу строго заявила моим сёстрам: «Не троньте ребёнка! Пусть делает всё, что хочет!», чем я и пользовался, даже гонял над собой в комнате волейбольный мяч, когда устраивал перекур от занятий. А у мяча ведь тоже свой характер, и он озоровать любил.

Довольно скоро оказалось, что я и будущий мой приятель Валера почти соседи.
Я проживаю на Лермонтовском проспекте в двухстах метров от реки Фонтанки и знаменитого моста, разрушенного резонансом от строевого шага солдат, а приятель в двухстах метрах от того же моста на набережной Фонтанки.
Случайность, но для Питера чудеса да и только.

На первые зимние каникулы я не поехал в Белоруссию, и мы с Валерой лоботрясничали вместе. После летних каникул сюрприз. Сестрица Майя выходит замуж. Старшая сестра уезжает поднимать образование на Дальнем Востоке. Тётя на целый год уезжает к моим родителям в Белоруссию, а я переселяюсь на Малую Охту к тёте по отцовской линии, с которой тоже знаком с военных лет.

Разлёт с приятелем по Питерским меркам нормальный, всего час езды, но встречи теперь только в институте. 
На втором курсе сразу обнаружилось наше с приятелем расхождение в пристрастиях.
Меня интересует только учёба, а он с головой нырнул в общественную работу. Ничего не поделаешь – занятие по способностям.

Только к концу второго курса я как-то с трудом наконец запомнил фамилии и имена всех ребят нашей учебной группы. (Девчонок у нас концу первого курса шестеро из восьми, к концу второго – пятеро. Одна совершенно случайно стала матерью).

Приятель, как оказалось, к началу второго курса знал поимённо весь курс и с головой, не выпуская из памяти учёбу, нырнул в общественную работу. Он уже член комитета комсомола факультета.

После второго курса мы все отправились вырубать запущенное мелколесье на бывших шикарных финских лугах, а приятель возглавил отряд первокурсников на колхозных работах.

После третьего курса у нас первая практика на Харьковском электромеханическом заводе. От практики в колхоз не увильнёшь.
Нас всех поселяют на четвёртом этаже общежития Харьковского Политехнического института. Комната на пять человек. А нас к этому времени сколотилась пятёрка будто бы неразлучных – Слава, Женя, Юра, Валерий и я.

Слава единственный из общежития. Второй по успеваемости по итогам пяти с половиной лет обучения. Диплом с отличием. Второй по числу изобретений за годы работы. (Первый во всём Бронислав – будущий профессор и доктор наук в Минске. Третий диплом с отличием у И.А. Гуляевой).
На четвёртом месте по балам диплома с отличием и на третьем месте по числу изобретений Ф. Довжик.

Как по балам распределились между собой Женя, Юра и Валерий, я не знаю, но у Валерия одно его изобретение в технической литературе я обнаружил.
Все последующие по балам ниже.

В комнате общежития Харьковского Политехнического пять коек – одна вдоль окна и по две у стен. Всем колхозом, впятером, втиснулись в комнату. Первым голос подал приятель: «Я у окна». Никто возражать не стал – до первой лунной ночи, а она себя не заставила долго ждать.

Вообще-то я сплю крепко. Если я сплю, никакая гроза или драки ночью за окном меня не будят. Будит меня звонок в дверь, звонок будильника или ласковое прикосновение лапки кошки – вставай, а то сейчас нахал на секретере загремит и разбудит хозяйку.

А тут в общежитии Харьковского Политехнического я вдруг почему-то просыпаюсь и что я вижу. В окошке во всю морду сияет луна. На подоконнике спиной к комнате сидит Валерка, значит ноги на улицу свесил, а здесь четвертый этаж, но к Валере осторожно подкрадывается Женя – у него чуткий сон, и я стараюсь не шевелиться.

Женя сзади обхватывает Валерку за талию, но тот, к счастью, на это никак не реагирует. Шёпотом Женя уговаривает Валерку разворачиваться, а тот молча подчиняется командам.

Моя кровать по правую руку от входа крайняя. На неё Женя укладывает Валеру головой к окну, меня переселяет на свою кровать, а сам занимает кровать у окна. Пути Валерке к луне отрезаны.

Днём в выходные дни даже в сильную харьковскую жару мы никогда не ложились отдыхать – всегда находилось какое-нибудь занятие. Валерка иногда, отвернувшись к стене, засыпал днём.   Однажды в полдень я находился в соседней комнате, а Женя меня вызвал. «Посмотри, как Валерка спит».

Приятель спал на спине, и его глаза с любого расстояния можно было рассмотреть. Его веки полностью глаза не закрыли.  В центре глаза они образовали маленькое диаметром с горошину сквозное темное стеклянное отверстие абсолютно правильной окружности. Это не был прищур. Человек спокойно спал, а впечатление жуткое, как будто не ты за ним наблюдаешь, а он за тобою подсматривает.

Год пролетел. Следующая практика в Магнитогорске.
На вокзал провожать приятеля приехала хорошо знакомая мне его мама – очень красивая женщина. Мама его очень меня просила, чтоб я за Валерием приглядывал. Обещание я дал, да дорого ли оно стоит? Но зато у нас опыт был. В общежитии Магнитогорского комбината его положили так, чтобы он небо в звёздах не видел.

Ещё один раз пришлось позаботится о нём на военных сборах.
Служить нас после четвёртого курса отправили на Балтийскую косу в Калининградской области у польской границы. Завели в предбанник. Раздевайсь наголо. Вещи сюда. Все готовы?! Открывается дверь. Всем в моечную. Помылись, сунулись к двери – ан нет, закрыта наглухо. В другою дверь шагом марш. А там: кальсоны и рубашка белые, гимнастёрка, галифе и пилотка зелёные, портянки, сапоги. Всё. Становись!

Живём в палатках. Приятеля поселили в самый тёмный угол. Входной полог палатки на ночь в любую жару надёжно закрыт.
Настала моя очередь всю ночь быть дежурным нашего лагеря. Стоишь с ружьём, не заряженным, возле совершенно пустой тумбочки под деревом на краю большой поляны.  На тумбочке телефон и ничего больше. Утром доложить в штаб, что всё в порядке.

На поляне с одной стороны один длинный ряд одинаковых палаток, с другой ряд умывальников, а за ними начинается лес. Моя палатка вторая с краю шагах в тридцати от меня, а ночь мне выдалась – полнолуние. Светло, хоть книги читай, но для нашего старшины нет большего преступления, чем книга в руках.
На тумбе сидеть можно, телефон доброжелательно делится с тобой жилплощадью, но очень сидеть неудобно.

Стою и от нечего делать думаю, если бы открыть полог палатки, луна бы до Валерки добралась. И только я об этом подумал, в соседней с нами палатке, у которой полог был открыт, началось какое-то шевеление и оттуда выбегает голубоглазый красавец, вот забыл фамилию, давно же это было, и мчится в сторону умывальников, а я в полной растерянности. Что я в этом случае должен делать? Но на моё счастье из палатки тут же вылетает другое кальсонное приведение и, сверкая голыми пятками, на всех скоростях мчится вдогонку за первым.

Уже легче жить. Мне ничего делать не надо. Даже в штаб не надо докладывать.
Между прочим, нас сразу предупредили – побережье моря охраняют пограничники. Если кто-то на побережье вылезет, его сразу пристрелят, и стреляющий сразу поедет домой в двухнедельный отпуск. Желающих проверить, что это так, не нашлось.  К морю разрешили выйти и попрощаться с ним, когда мы все уже были в своём гражданском.

В данном случае беглец бежал не к морю, а в другую сторону. Уже мне спокойнее.
У догоняющего была цель – догнать, и он догнал. Отвёл беглеца на своё место и трудолюбиво закрепил входной полог.

Поскольку я часто бывал в Ленинграде по работе и по собственному желанию я всякий раз навещал приятеля. Однажды его телефон мне не ответил, но у меня были другие телефоны, которые могли знать его координаты.
Я навестил его в новой тмутаракани где-то в сторону Пулково.

Серьёзные трагедии отбушевали в его жизни.
Вот пойми человека. Какие великолепные девчонки проплывали по его орбите, приближаясь к нему на близкое расстояние, а он сам притормозил у самой обыкновенной, но очень умной и достаточно волевой.  В принципе он поступил правильно, такая ему и нужна.

Но тут же сразу без артподготовки началась война на выживание между матерью и невесткой, а он стал на сторону жены. Мать немедленно разменяла свою двушку на однокомнатную квартиру себе и келью в коммуналке своим врагам. Валерке срочно пришлось искать финансы для покупки кооперативной квартиры. Купил, и я его там навестил.  Лежак из досок на полу для взрослых, детская кроватка и коляска.

Возможно отец помог – доктор наук в Новосибирске.
В следующий приезд я пригласил его с женой к нам, и наши жёны не могли наговориться. Мы с ним уже всё, что хотели, рассказали друг другу, а у них беседа в самом разгаре.

Пролетело время, у времени другого занятия, кроме этого, нет. Уже наш сын стал самостоятельно ездить в Питер, а мои поездки туда – по круглым юбилейным датам.
Последний раз встретились возле метро и пару часов поговорили в соседнем сквере.
За время, прошедшее после предыдущей встречи, он однажды в трамвае потерял сознание, а очнулся после операции в больнице.

В мои последующие редкие приезды его телефон не отвечал, и никто из наших о нём ничего не знал.  Наконец, от его бывшего одноклассника, докатилась молва: «Валерка давно за океаном». Он же знал мой Подмосковный адрес и телефон. Было бы желание, ну не мне, но нашим девчонкам, все питерские, в последний момент мог бы сообщить.

Давным-давно я написал четверостишие, которое оказалось пророческим.

На всё, что в жизни случается с нами,
с годами смотришь уже без прикрас.
Не все, кого мы считаем друзьями,
считают друзьями нас.

В последующем я убеждался в верности этого вывода в отношениях между приятелями, между политиками и даже между народами.
Народ это давно подметил. «Своя рубашка ближе к телу». В значительной части случаев это так. Но не всегда. Случаи самопожертвования бывали, есть и всегда будут, но на это способен не каждый.