На Узени

   В ночь не спали в скиту две монашки. Матушка Марфа Петровна сидела рядом с лежащей монашкой Евпраксией.

   - Матушка пособи! Пособи! Исповедай! Грех на мне! Ой-ой! Жить не хочется. Ногам холодно. Немеет живот. – Умоляла монашка.

   - Все через это проходили. Молись Богу – он смилуется, - успокаивала её Марфа Петровна и гладила ноги слегшей монашки.

   - Ой, тяжко мне! – Евпраксия приподнялась, упираясь на руку, а другой рукой стала гладить свой большой живот.

   Матушка, успокаивая девушку, положила ее голову на подушку. Заплакав девушка, отворачиваясь, сквозь слезы сказала.

   - Там мой грех, матушка. Не убереглась. Прости. – Евраксия плакала, от стыда не могла смотреть в глаза матушке. – Не сдержал меня ангел мой хранитель. Не могу я без Косого полюбился он мне. Вот и не сдержалась – сблудила. Прости мне грех, матушка!

   - Без всяких слов знаю все милая! Без греха нет покаяния, а без покаяния нет спасения, блуд ты думаешь грех, нет не грех, а падение. Иной раз и святые отцы падали, а Богу все-таки угодили. Не согрешишь, не умолишься! – Матушка обняла юное создание и прижала к себе, успокаивая.

   Евпраксия спала, когда матушка стала осматривать тайные шкафы в кельи. Открыв шкаф, она гладила редкие книги, которые были обернуты атласной материей. Она знала, что их восстановил Косой.

   На проживание к ним в скит определил Косого, купец Губин. Марфа Петровна с первого дня с Косым была сурова и требовала послушания. Присматривать за ним определила Евпраксию, дабы не натворил ничего предосудительного против скитских устоев.

   Купец Губин вскоре, конечно оплатил все затраты, им было вывезено несколько сундуков фальшивых денег. Для обедневших дворян и жаждущие не  потерять, величая и положения в обществе, что искусно делал Косой.

   Закатив скандал вокруг фальшивомонетчика, матушка стала протестовать против его жития в скиту, и потребовала от купца Губина его отселить из их скита. Однако у купца все было мазано-перемазано и деньгами и товаром, поэтому Косой продолжал вращать шарабант фортуны.

   Закончив осмотр тайных шкафов. Марфа Петровна, присела на скамейку, и задумалась. Но тут же встала и подошла к постели Евпраксии, отстранив сорочку с её живота, она прильнула к нему ухом. Уловив толчки ножек ребенка, она выпрямилась и прикрыла чрево спящей, затем нежно укрыла ее одеялом.

   Матушка встала, подняла к потолку, полные слез умиления, прочитав молитву тихим голосом. Она нагнулась к лицу спящей Евпраксии, глянула пытливо и убедившись, что сон той крепок, пошла к углу кельи, где стоял стол. Отодвинула стол, толкнула стену которая сдвинулась в сторону и исчезла в темный проем стены.

   Свет от восковой свечи освещал стены подземного хода. Вот и крипта, то есть подземная молельня.

   В большом помещении крипты стены были исписаны ликами святых умелым богомазом, еще стоял бревенчатый стол и несколько объёмных бревен, которые предназначались для сидения. На одном из них сидел Косой, перед ним находилась чаша с денежными монетами, которые он пересыпал из ладони в ладонь, и любовался своими незаконно изготовленными монетами.

   Матушка тихо подошла к нему, взяла чашу со стола и, не посмотрев на Косого, ушла назад в свою келью.

   - Матушка, пособи Евпраксии! – пытался остановить просьбой старицу Марфу Петровну Косой.

   - Все ведаю. Молись и кайся, повинная душа! Да протянуть руку помощи вам Создатель! – молвила, не останавливаясь, строгая старица.

   Косой проводил взглядом плывущий во тьме огонек свечи, пока тот не исчез в темноте. Он знал, что Евпраксия на недели должна облегчиться от бремени. На душе было скверно, ему стало жалко себя и так не хотелось, чтобы кто-то об этом узнал. Но уже знала матушка, и Косой пытался, откупится. Изготавливая для купца Губина монеты, он втайне делал их и для матушки. От каторжного труда за полгода он лишил себя отдыха. Уставший он быстро возвратился в свою келью и лег спать, тело и душа хотели покоя и мира. Однако подземелье  и темнота были обманчивыми мирами и опасными для долгих раздумий.