Отмщение

   Косой проснулся среди ночи, быстро собрался, и покинул келью. Немного страшась, он шел к старице.

   Пока он шел по тропинке, что вела в келью матушки, встретил монашек и приживалиц – а последних  у монашек всегда было много  – отвешивали ему поклоны. Косой этого не замечал.

   У дверей Косой столкнулся со старой монашкой, ее все звали Ильинична. Хотя в скиту ее дали имя Дорофея. Ильинична хотя и видела подходящего Косого, сделала вид, что не заметила его. Она даже головы не подняла. И в добавок мурлыкала что то себе под нос.

   Косой, поравнявшись с ней у порога, остановился, поглядел на монашку и тихо вполголоса спросил.

   - Матушка – то не легла в постель? Молитвы на сон грядущий не прочитала?

   - Тебя ждет, - бросила монашка. – Знала, что ты непутевый придешь. Ты смотри, не гневи матушку… Ишь уже поздно, надо полагать, что то ее беспокоит… Да ты иди, иди, чего мнёшься попусту? Ведь, сказываю, ждет она тебя.

   -Ну, так и быть! – вздохнул Косой. – Пойду! – и он осторожно отворив дверь кельи, перешагнул через порог.

   Тут же прямо в лицо пахнуло теплом, и лампадной гарью с запахом различных трав. В келье была полутьма, единственным освещением здесь были огоньки многочисленных лампадок у образов, и свеч. В дальнем углу за столом сидела сама матушка.

   - Матушка богоданная, — заговорил он, опускаясь на колени, — простите вы меня, грешника, за то, что я согрешил…

   - То-то, - проговорила со строгостью в голосе старица, - заветы Богом завещанные нарушать начали! Видно, нечисть-то помутил рассудок…

   - Ой, матушка, - совсем понизив голос, заговорил Косой, - да и как же я могу забыть? Он отбивал земные поклоны и крестился безудержно. Косой стал совсем другим человеком. И в голосе, и в движениях у него было что-то наивное и покорное, отражающее неподдельную любовь и повинность.

   Старицу тронуло это поведение Косого. Она ласково положила на его голову руку и сказала:

   - Ну, так и быть, по-твоему: прощаю тебя, за греховные дела, что ты натворил…
   Господь да пребудет с тобою вовеки, как моё благословение пребывает с тобою.… Теперь ты должен жениться на Евпраксии. А теперь, говори, что тебя привело ко мне, зачем в такую позднюю ночь пришел?

   Услыхав этот вопрос, Косой вскочил с колен и выпрямился во весь свой рост. Он как бы весь преобразился. На его лице уже не видно было той выраженной покорности, оно сделалось прежним мрачно-хищным; его глаза сверкали, он дышал так тяжело, что грудь высоко вздымалась.

   Матушка удивилась его перевоплощением.

   -Ох, - молвила она, - не нравишься ты мне таким-то!

   - Не нравлюсь? - воскликнул Косой со страстной пылкостью. - Потешно! Дело такое матушка мне судьба послала, что, если получится, и умереть можно…

   - Что ты такое говоришь? Что у тебя, случилось? - заволновалась Марфа Петровна.

   - Давнее дело, матушка. - И он, путаясь в словах и выражениях, рассказал о появлении на его жизненном пути казачки Евпраксии.

   Старица выслушала его с большим вниманием.

   - Ну что же, -  тихо молвила старица, когда Косой закончил своё повествование, - в  чем тут такого? Встретил свою любовь - дар Божий.

   Косой не к добру рассмеялся.

   - Слыхал я это! - проговорил он сквозь смех.

   - И хорошо, ежели слыхал, - прервала его матушка, — ежели так, то чего же ржешь, как жеребец невыезженный? Она молода и кросна собой, да и скоро дитя у вас родится. Чего тебе чертяка надобно.

   - Да матушка она красна! -  страстно вскричал Косой. - Ашно ангел небесный!

   - Да, да ангел! - улыбнулась старица. -

   Косой усмехнулся, и усмехался зло, нехорошо.

   - А я помню, матушка, кто ее батюшка? А? Не знаете? Так я скажу, что ее батюшка, меня научил этому ремеслу, чем я и занимаюсь. А как государевы люди об нас узнали он нас, и оговорил, а сам сюда на Яик подался. Казаком стал, бороду срастил. Думал, что не распознаю, а ведь познал, а он наново сыск обо мне поведал...

   - А то, что потом и в яме сиживал и острог для меня знаком, там я и глаз потерял…

   - Давно это было, - печально выговорила старица, - забудь больно конечно, ну а Евпраксия, в чем ее вина!

   - Верно, матушка, давно все это было! Ейный батюшка-то в земле, прознал я, тлеет, а вот в моём сердце  обида все еще жива. Волнует она меня, жить мне мешает… Еще в Устюжном прослышал я, что купец Губин с Яика приехал к нашему хозяину. Я конечно  в доверие к нему вошел, а он возьми и позвал нас к себе на Яик. Так с тех пор покоя мне совсем не стало. Дал я зарок при первом же случае как доберусь на Яик, со злым ворогом рассчитаюсь, не вышло, помер он. А тут вот судьба так-таки прямо на меня его дочку нанесла. Вот рок мне счастье послал, дико взвизгнул Косой. - Уже я не я буду, ежели теперь своего сердца не утолю.  С тем и пришёл я к тебе, матушка, чтобы счастьем своим поделиться. Что скажете мне?

   Косой стоял пред старицей, и буравил её одним глазом. Он тяжело дышал, страсти так и кипели в его неукротимом сердце.

   - Вот что я тебе скажу, жестокий обидчик? - тихо заговорила, наконец, Марфа Петровеа. - А то скажу, что вижу я, будто негодное ты задумал. Оставь прежние обиды! Что меж вас было, то прошло и быльём поросло. Оставь, укротись! В чём повинна Евпраксия пред тобой? Ты это мне скажи!

   - Ни в чём! - безразлично ответил Косой.

   - Вот видишь, а ты ей хочешь учинить зло за  ее батюшку, - какое, не ведаю.  Подумай сам, что ты замыслил! У тебя на ее батюшку обида, а дочке на кой замыслил мстить.

   - Пока боль не утихнет на сердце, покоя мне не будет! -  закричал Косой. - Что мне она? Мало ли таких-то у меня перебывало? Одной больше, одной меньше, - счёта не испортишь. А отомщу через неё, любо мне будет. Вот бы он ужом извивался, если бы жив был, узнав, что его дочка покрытой стала от меня.  Хороша она, матушка! Как ангел, говорю, хороша, и любо будет это моему сердцу: вот когда долг платежом станет красен. Не отговаривай, матушка, не послушаюсь.

   - Не посмеешь ты худо сделать Евпраксии, -  возмутилась Марфа Петровна  задыхающимся голосом, - тебе доверилась она, войдя в жилище твоё.

   -Судьба у еной токая! - оборвал старицу Косой.

   - Не смей, молчи, -собрав что есть силы, закричала старица, - молчи и слушай! Вот тебе мой сказ, ежели ты только оставишь ее одну, то и не подходи ко мне. Прокляну тебя тогда, окаянного, а сама пойду и поведаю государевым сыскарям о тебе.  Потом прокляну тебя, анафемой будешь!

   -  Ступай, поведай сыскарям, ступай! - не своим голосом закричал Косой. - Не могу я более жить, пока обида не отмщена.  Как ведаешь ладь, а эта ночка моя. А как день придет я, может быть, сам с собою покончу, ну, а теперь, покидаю вас!
Косой выбежал из кельи, оттолкнув подвернувшегося ему на пути монашку да так, что та отлетела в угол.

   Марфа Петровна бросилась за ним из кельи. Но  при свете луны увидела, как Косой, вскочил на коня, дико взвизгнул и, нахлёстывая своего скакуна нагайкой, исчез, словно злой призрак, в ночи.

   - Бедная, злосчастная! - едва проговорила старица и, не в силах справиться с волнением при одной только мысли о том, какая участь ждет несчастную, вернулась в келью.