Поэма юности продолжение 2

                ПЕРВАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ

                На борту, в дороге тряской,
                Когда был досуг,
                Я писал вот эту сказку
                По пути на юг.
                И на юге, тёмной ночью,
                Взявши карандаш,
                Я записывал в тетради
                Судеб ералаш.

     23 июля. Намеченным планам не удалось сбыться: подвернулся товарищ (у нас с ним общий знакомый, тоже занимающийся подводным спортом), мы взяли такси и приехали в Карабах, где разместился наш подводный лагерь.
Второй день купаемся в море, ползаем по дну, красим шлюпку. Наша команда уже частично здесь, но пока нелегально, потому официально не кормят. Пробудем здесь до отъезда в Керчь.
     24 июля. Что же такое Карабах? Это нагромождение на берегу моря гор и камней. Это одинокий дом и два десятка палаток. Это миллионы мух, неумолчный стрёкот цикад, разморяющее солнце, не освежающее купание, скука в ожидании официального легендирования и скука. Делать нечего. Живём ока на положении «никого и ничего», но живём, и даже иногда удаётся пообедать бесплатно: до ближайшей платной столовой надо лезть килоиетра три-четыре в горы. При наличии минимума денег этот путь не влечёт к себе наших, и без того натруженных, ног.
     Танюшка! Очень-очень по тебе соскучился, очень не хватает тебя, милая моя! Пишу тебе в темноте, наощупь, очень хочется поговорить с тобой, но тебя нет.
     Накануне мы случайно утопили компас, наутро насилу нашли, посчастливилось. Подобрали со дна несколько рапан – это такие существа в красивых изнутри раковинах. Их завезли случайно в Чёрное море, и они в нём начали плодиться. Если их выварить, получается красивый сувенир, потому за ними охотятся. Везло всем, кроме меня, я никак не мог их заметить на дне, но в какой-то момент прозрел, и поразился их количеству самых разных размеров. Собирают, конечно, самые крупные. Поймали и несколько крабов, которых вечером торжественно сварили и съели. Поразило обилие всякой рыбы, причём непуганой и потому любопытной. Меня почему-то слегка укачало – это расстроило.
Наконец-то легализовались, взяли палатку и раскладушки, пользуемся всяческими благами, включая питание.
     Очень по тебе скучаю. Скорее бы  сентябрь, когда мы снова будем вместе.
     25 июля. Второй день пишу тебе при слабом свете луны, поэтому – коряво, почти вслепую, так как и без того слабый свет застит тень от руки. Сегодня ходили со Славиком в Алушту: искали не доехавшего до нас товарища. Не нашли, оставили ему на почте записку.
Завтра начинается Первенство Союза по подводному спорту, и все молятся, чтобы его отложили – многие больны. То ли не акклиматизировались, то ли простыли, то ли мандраж.
     Вечером посмотрели кино «Наш милый доктор».
     26 июля. Сегодня у нас холодно. Начались соревнования. Мы в шлюпке страхуем ныряльщиков полностью наготове: в ластах, масках и без одежды, потому страшно замёрзли.
     Наша команда (Володя Меньшиков, Женя Трофимов и Инга Сахенко) выступили более чем успешно.
     Приехал Толик Блаватский с огорчительным известием, что в Керчь нас не берут, так что август придётся работать. Но в Керчь мы пойдем, так как туда мы заранее перевели часть денег.
     Милая! Как я по тебе скучаю!
     27 июля. Не так легка, как это кажется наша жизнь здесь. Соревнования кончились, а с ними и бесплатные блага.  Каждый день это в какой-то степени сделка с совестью, когда всё противится, а желудок говорит –надо. И приходится унижаться, убегать от контролёров, просить – какая мерзость! Нет, это не для меня (да и не для Славки), хотя все остальные считают это в порядке вещей. Я думаю, нам надо идти в Керчь: по крайней мере, у нас там будут какие-то деньги, а если их не будет – будет работа.
     Милая, дорогая Татьяна, ждёшь ли ты меня?

                Пусть мне придётся нелегко,
                Но не подам я виду,
                Я спрячу в сердце глубоко
                Всю горечь и обиду,
                Всё то, чем люди платят мне,
                Насмешки и участье,
                По солнцем выжженной траве
                Иду искать я счастье.
                Брожу уже не первый год
                И вдоль, и поперёк,
                И много переплыл я вод
                И истоптал дорог.
                Был на Кавказе и в Крыму,
                Седой Урал прошёл,
                Чуть не попал на Колыму,
                И видел речку Псёл.
                Карелия открыла мне
                Красу своих озёр,
                Прекрасен, дивен на заре
                Дальневосточный бор.
                Пропах землёю и зерном
                Украинских степей,
                И сёк меня косым дождём
                Алтайский водолей.
                Брожу я, грустен и весёл -
                Мне далеко идти,
                И в сердце складываю всё,
                Что вижу по пути.
                Зимой, у тёплого огня,
                Когда метёт буран,
                Спрошу, ждала ли ты меня
                Из неизвестных стран?
                И если ты ответишь: «Да,
                Я знала, где ты шёл!»
                Любимая, считай тогда,
                Что счастье я нашел!

     28 июля. Я не выдержал и сегодня с утра один ушёл в Керчь. Перевалил через горы (решил идти до Симферополя) и на попутках добраться до него. Зашёл к Володе Жулину, задержался у него с ночёвкой: приветливые, очень хорошие люди. Завтра с утра пойду дальше. Сегодня я стал на 50 км. ближе к тебе. Очень мучает неизвестность, неуверенность в завтрашнем дне и отсюда – постоянное напряжение нервов.
     29 июля. Золотая моя Татьянка! Сегодня я опять перевалил горы и сейчас на подступах к Керчи. Не уверен, что доберусь до неё сегодня: рабочий день кончился и машины-попутки редки. Справа у меня синее Чёрное море, слева –  рыжая  степь, прямо – чёрно-синий асфальт дороги и на нём – я, грязный оборванный, страшный. Меня легко можно принять за беглого каторжника или потомственного безработного, и только цветные наклейки на рюкзаке выдают мою причастность к бродячему племени туристов, а то, что они пришиты чёрными нитками, хотя сами светлы, изобличает во мне студента. До Керчи – 84 км. Что меня ждёт там – не знаю. В случае чего – есть один запасной план, как без денег уехать в Новосибирск (товарняками), к сестре Розе, куда мне очень хочется попасть.
Пока ещё светло – напишу тебе. Остановился на ночлег в 16 км. от Керчи. Ночую в соломе, на сжатом поле. Немного страшновато. От горизонта до горизонта никаких людей или машин – пустое шоссе (очень непривычно), крики перепелов да сплюшек в соседнем омёте, да зуд мошкары. Вот всё, что сейчас вокруг меня. Я вообще теперь представлен самому себе. Хожу и кричу во всё горло, как я тебя люблю, называю тебя ласково. И это на всю степь! Если кто услышит, скажет, что я – сумасшедший.
     В экспедицию нас не возьмут, по-моему, на 90 %. Тогда у меня остаётся два пути. Первый – найти работу, но неизвестно, где жить, сколько заработаешь и приедешь ли в Москву. По этому пути идти не очень хочется. Второй путь – очередная авантюра: сейчас очень много поездов идёт на целину, с ними (предварительно выдумать очередную хохму) можно добраться почти до Новосибирска, откуда уж наверняка в Москву отправят, да и повидаю родню. Но тут две трудности: хватит ли средств, чтобы добраться до родни и что делать со Славкой: с собой взять его не могу, хоть и хочу, а оставить одного – не могу. Он ведь, в сущности, не видел жизни.
     Моим девизом стала старая китайская мудрость «Дорогу осилит идущий!». И я иду к тебе, моему счастью, надежде, жизни и уверен, Танюшка, через все беды и невзгоды, через подножки и пощёчины, через насмешки и зависть. Дорогу осилит идущий!
     Но в одном случае я не буду знаком с тобой - если ты скажешь, что не любишь меня. О, у меня хватит воли, чтобы не сделать глупости: я уйду, не буду тебе докучать, но ты всё-таки останешься в моём сердце. Дай Бог, чтобы этого не случилось!
     30 июля. Золотиночка-серебряночка! Ночь пролетела незаметно, пока не спал – дрожал и вздрагивал от малейшего шороха. Всё-таки неприятно ночевать одному в чистом поле. Проснулся часов в 7, встряхнулся (за неимением воды – не умывался) и пошёл. 16 км. прошёл, по холодку, пешком, и к 10 часам добрался до Керчи.
     Керчь – запущенный городок, пытающийся выбиться «в люди». Очень много разрушенных зданий, страшно смотрящих на улицы пустыми провалами окон, как слепцы. Строек мало, вообще город производит странное впечатление.
Как пришёл, сразу зашёл на почтамт – какая радость! От тебя – письмо и открытка! Прочитал их с огромной радостью, ответил сразу же, написал и Юрке, и «пошёл я в люди». Сначала – на железнодорожную станцию. Там сдал рюкзак в камеру хранения и с сумкой пошёл по городу в поисках заработка. Не нашёл, хоть и обходил очень много мест. Залез на Митридат, и до отупения любовался Керченским проливом. Спустившись, снова зашёл на почтамт, где получил телеграмму от Экспедиции, что она выезжает – мне очень нужна была эта телеграмма, подтверждающая моё в ней участие! После этого нашёл библиотеку, почитал журналы, и на поздний вечерний сеанс  иду смотреть фильм «Разбитые мечты». Ночевать негде, что-нибудь придумаю. Необходим Славка, без него я ничего не могу решать. До завтра, Нюшенька!
     Сколько вокзалов, сколько залов ожидания я видел! И вот в этой плеяде заиграла всеми цветами радуги Керчь II, где я сегодня ночую. Под крышей, на жёстком деревянном сидячем месте, но - в тепле. Спать пока не хочется, да и неудобно, поэтому пишу стихи:

                Опять унылый зал
                И мух жужжание:
                Керчь-Два, вокзал,
                Ночь, ожидание.
                Казённая скамья,
                Сиреневое что-то,
                Жующая семья
                И стойкий запах пота.
                Отсюда далеко
                Уют и ласка,
                До дома далеко,
                Судьба – не сказка!
                Безденежье и зной
                Чем дальше – рьяней,
                Но знаю я, зимой –
                Опять потянет
                В таинственную даль
                И пыль дорог,
                Туда, где не бывал,
                Или дойти не смог.
                И пусть не сладок путь –
                В пути - я старше,
                Мне б только отдохнуть,
                И снова в марши!

                ***
                О том, как грущу,
                Я не стану писать:
                Ты сама понимаешь это.
                Так чего же ещё
                Мне, бродяге, желать
                Мне, пародии на поэта?
                Как могла ты меня
                И за что полюбить?
                Любишь, как замечательно это!
                Даже ночью тебя
                Не могу я забыть,
                Ты – сверкающий лучик света!

                ***

                В пути от зноя я засох,
                И грязен стал, и липок,
                И в волосах скрипит песок,
                И мне – не до улыбок.
                Болят набитые бока,
                Натруженные плечи,
                Потянута одна рука,
                А до дому – далече!

                ***

                Я думал Крым – это море и пляж,
                И фруктов сладчайшая мякоть,
                А Крым – это быт и степи камуфляж,
                И после дождика – слякоть.
                Хоть  море полно, но на море волна,
                К тому же ещё – солона.
                Я думал Крым – это заросли роз
                И кипарисов заросли,
                А нынче сижу, куда ветер занёс,
                Сижу, достойный жалости.
                И некуда, не на что, нечем идти,
                И жить надоело в пути!
                Я думал Крым – это рай на земле,
                Это земли аорта,
                Но трудно в Крыму оставаться живым:
                Сижу, поминая чёрта.
                И милая где-то за тысячу вёрст!
                Куда меня Боже занёс?

     31 июля. Самое неприятное – выжидать, когда приняты все решения на все возможные и невозможные случаи, но неизвестно, что случится. Тим я и занимаюсь сегодня. Выжидаю, когда приедут ребята, когда приедет экспедиция, когда и ещё миллион раз когда.
     Уходился я сегодня. Убродился, целый день не ел – экономил, а вечером нашёл 10 руб. (!) и пошёл в кино: буду смотреть двухсерийный фильм «Анна Каренина», а потом опять на вокзал, ночь коротать. Опостылела жизнь бродячая, в одиночестве даже в экспедицию порой не хочется.  На всякий случай зашёл на Лесную биржу насчёт работы – таковой нет. Ещё одно нет, а сколько таких «нет» ещё на пути нашем?!
            
                Не заря на небе разгорается,
                Не сполохи разыгралися,
                Сказ про нас начинается,
                А, точнее сказать – продолжается.
                Долго ль нет жизнь бродячая длилася,
                Ночь тянулася, не кончалася,
                А к утру мне удача приснилася –
                Видно новая жизнь начинается!

     1 августа. Наконец-то сегодня в 16 часов приехали археологи-первые подводники, окрещённые нами позже титанами. Сразу стало весело. Приехали на место будущей ночёвки. Сразу пошли на море, где встретили Юрку и Славку, приехавших случайно тем же поездом. Вечером была встреча на «высшем» уровне – кажется, надежды на закрепление в составе  крепнут.
     2 августа. Сегодня  был  рабочий день. Ездили за соломой, устраивались, купались. Вечером ходили в город, на танцплощадку – ужас. Шансы закрепиться в составе, по итогам дня, ещё увеличились.
     3 августа. С утра поехали в Старый Карантин. Целый день провели там в тренировках. Сейчас поужинаем и будем переезжать. Приехал Начальник – профессор Владимир Дмитриевич Блаватский, ВД – как мы сразу его окрестили для внутренних разговоров.
     4 августа. Вчера переехали на место постоянной резиденции – съёмной хаты на одной из Эспланадных улиц, перерезающих тыльный склон Митридада. Устроили себе ночлег на вольном воздухе. Сегодня нас подняли в 5 часов, в четверть шестого уже завтрак, затем – авральные работы: ревизия аквалангов, чинили лодку и т.п. Часа в четыре пошли в музей, где нам прочитали две лекции по археологии, где искать, как и что. Читали о культуре скифов, Понтикапея и Боспора.
     Вечером купались со шлюпкой, было приличное волнение, и от ВД прибежали два посланника, дали нагоняй. Легли в 11 часов, так как завтра опять ранний подъём.
     5 августа. Ох уж эти мне ранние подъёмы! Они бодрят, но день столь велик и так хочется спать есть! Но начинать « поле» день рано утром – многолетняя привычка ВД, фишка его принципа организации труда, приходится подчиняться.
Завтра отделяемся от археологов, наконец-то будем есть по человечески! Иван-титан сидит, составляет рационы.
     Титаны – это четыре давних сотрудника ВД, робко нырявшие в плане осуществления его идеи ещё в аппаратах ИПСА, не имевшие подтверждения квалификации, но полюбившие это новое занятие. Их было четверо: Иван Смирнов, Борис Петерс, Савельев (имя не помню) и некто, умерший до знакомства с нами. Они заочно обучались археологии, на защите дипломов Ивана и Бориса мы позже присутствовали в ИИМКе. Археологом, причём впоследствии довольно известным, стал лишь Борис Петерс.
     На сегодня такой план: авральные работы, поездка на аэродром для зарядки приборов воздухом, обед, отдых и – долгожданное первое погружение в море. А вечером договорились идти в баню.
     От тебя нет писем, от мамы – тоже. Я очень скучаю о вас, хорошие мои!
6 августа. Пишу теперь преимущественно с утра, так как утром можно выкроить больше времени. Вчера я имел несчастье быть дневальным: сидишь «на базе» один, никого нет, никуда не берут, отлучаться нельзя. Не ездил на аэродром, не ездил на спуски! Целый день делал буи и вязал концы. После ужина была устроена пирушка на Митридаде. Купили вина немного и пели песни до половины второго. Это теперь очень поздно, так как встаём в 4.30-4.45.
Сегодня с утра написал тебе письмо и сейчас принимаюсь за кучу мелких и крупных дел, которые нужно делать сразу, все они важны и неотложны, и все требуют внимания и времени.
     С утра было прохладно, а сейчас вроде солнышко встаёт: теплее.
     7 августа. После завтрака поехали заряжаться. Дорога ужасная, ехали часа два. Доехали, закачали воздух в акваланги и поехали на погружения. Спускались под дождик,  ходили «на кончике». После погружения, с непривычки,  - боль в ушах и голове. Погружались под пирсом: никакой экзотики, песчаное замусоренное дно и столбы опор. Ориентировка верх-низ, по пузырям, - без помех, а по горизонту – как в лесу, столбы, столбы, разве что без веток.
Сходили вечером в баню. В городе получил от тебя письмо, в котором ты пишешь, что обгорела: как это неосторожно, зная свою нетерпимость к солнцу! Береги себя.
     Вечером ложились на мокрую солому, благо – есть брезент, но за ночь всё отсырело. Утром приехал Толик Блаватский и надзирающий за нами от военной кафедры майор Сёмин. Наш компрессор находится в Симферополе и мы за ним пойдём на машине.
     Уже пришёл наш корабль, на котором мы сегодня же пойдём в Фанагорию, снимать план обнаруженного там подводного города.
Сейчас выдалась свободная минутка, и большинство ребят сидят и пишут письма. Как только освободится ручка, я тебе тоже напишу.
     8 августа. Подъём в 5 часов утра, завтрак в 5.30, а уже в 6 часов, на спасательном катере  ДОСААФ, мы отправились в Тамань, вблизи которой и мокнет под водой знаменитая Фанагория. Шли 3 часа, и в половине дня вышли на точку. Скудно, очень скудно пообедав (пять банок консервов на 15 едоков и вдоволь воды) начали погружения. Мне посчастливилось, я первый сделал находку – амфору, и потом пошло: сначала черепки амфор, которые мы уже не брали, дальше – больше: обнаружили оборонительную стену города. Сначала плавали в маске и шнорхеле, потом – в аквалангах. Мы работали с ВД, Иваном, Юрой до 7 часов, потом сняли с визиров двух страшно ругающихся ребят и пошли домой, дохромав туда только ночью, в 11.00. Страшно голодные и обиженные тем на судьбу с трудом полезли на уже свой Митридад, где, увы, нас не ожидал обед. Но В.Д. расщедрился, и, довольный сбывающимися ожиданиями, сводил нас в ресторан «Керчь».
     Написал несколько стихов:
               
                Свободный поиск
               
                Юре Смирнову, первым обнаружившим
                признаки продолжения древней Фанагории
                с суши под воду, что подтвердило научные
                предвидения профессора В.Д. Блаватского


               Смыты  волной, скрыты  водой
               Прошлых веков достиженья и слава.
               Чувствую дно - близко оно,
               Только отгадок не вижу ни слева, ни справа!

               Море-факир сузило мир,
               Не обозначив для нас даже реперной точки.
               Лишь пузыри  – надёжный комп;с,
               Нам вертикаль означают неровной цепочкой.

               Близится дно: молчаливо оно -
               И неожиданней бабкиной сказки.
               Как угадать, где работу начать:
               Нет ни намёка, ни знака, ни малой  подсказки?

             Там на дне ажур и тишь
             Ничего не разглядишь:
             Подскажи, родное Море,
             Что под тиною хранишь?

               Слева вода, справа вода,
               Спереди, сзади  и над головою.
               Вон уползает морская звезда –
               Будет она путеводной звездою!

               Вдруг подо мной диссонанс: это шанс!
               Камни чуть-чуть необычно скопились на склоне.
               Пусть  ерунда, я рванулся туда,
               Но спохватился - закончился воздух в баллоне!

               Кроки сделать не смог, только сбросил буёк -
               Поспешил догонять пузыри.
               Кто на смену пошли – подтвердили: нашли
               Легендарную Фанагори!

               Все задумки срослись и отгадки нашлись –
               Развернулись  подводные вахты,
               И который уж год достают из-под вод
               Уникальные артефакты!
               
     Спать легли в 2 часа, выслушав нотации Сёмина, который оказался гораздо неприветливее, чем в Москве, где его нам представляли.
     9 августа. Подъём в 9 часов. Полтора часа ждали начальство, потом у меня случилось приключение с Юркой, нач. спасслужбы, и майором,  в котором мои разорванные штаны сыграли роковую роль (напомни, я расскажу подробнее). Пришёл наш транспорт и мы погрузили на него наш рабочий скарб. Наконец-то у нас появилась своя плавучая база! Живём в прекрасных кубриках на четырёх человек. Вечером сходили в кафе, которое нас потрясло мороженым и кофе с коньяком. Об этом стоит вспомнить!
     Оказывается, за нами следит Союз. Приезжает оператор Центральной студии телевидения, о нас будут снимать кино, делать фото для «Огонька» и журнала «Советский Союз» и это – не шутки! До свидания, милая моя, спокойной ночи!
10 августа. Сейчас вечер. Мы стоим ввиду мыса Такиль, это  место частых неблагоприятных погодных условий, что, по мнению ВД, весьма вероятное место гибели античных кораблей. Соседство не из приятных, но это -  одна из особенностей нашей работы.
     С утра было очень много дел, бегали, высунув языки, еле успел написать тебе открыточку. В 10 часов снялись с якоря, но и тут нам не дали отдохнуть: ревизия и зарядка аппаратов, вязка концов, словом, все те незаметные мелочи, без которых нельзя жить и которые невозможно переделать.
     Пришли на точку в 15 часов. Пообедали очень хорошо (наконец-то нас перевели на подводный рацион) и назначенные визирщиками, профессор и его помощники-архиляги съехали на берег, где были задержаны пограничниками, которые продержали их до 5 часов. Но мы это время тоже не сидели без дела: Сёмин, взял на себя сегодня обязанности боцмана, и не даёт нам ни минуты покоя. У меня большая радость: мама переезжает в Ленинград, к сожалению – не в рамках реэвакуации, а по собственному почину (Кешу призвали в армию), к сестре. Теперь она будет близко то меня, и это – хорошо.
     Стало легче с деньгами. Мы со Славкой получили «прогонные», да к тому же – ему пришёл перевод из дому: жить можно!
     Я очень соскучился по тебе, сегодня хотел тебе написать «крепко целую!», но постеснялся. Очень хочу видеть тебя! Какая ты стала сейчас? Такая же, или курорт, юг, море и солнце затмили  в тебе то, что мне так дорого? Сколько новых людей ты встретила, не стушевалась ли за ними память обо мне? Во всяком случае, здорово, что твоя тетка взяла тебя в компанию к дочке в Сочи.
     Как хорош мир, всё-таки! И как хочется, чтобы ты осталась той Таней, которую я люблю. Написались стихи:

                Тёмное море, Чёрное море
                Лишь ночью бывает чёрное,
                Гудит оно, с берегом выжженным споря,
                Седое и непокорное.
                А над пучиною – ширь и покой
                И звёзд полуночных сияние:
                Кажется, можно достать их рукой –
                Скрадывается расстояние.
                И ночью мне кажется, ты где-то тут,
                Лишь оглянуться надо…
                А за кормою лишь волны бегут,
                И ярко искрятся Плеяды.

А ещё – о  новых впечатлениях:

                Наша работа, мой друг, нелегка,
                Она незаметна для глаза,
                Она, в полном смысле, у нас глубока –
                Профессия водолаза.
                Мы с рыбами общие водим дела,
                С разной подводной бражкой:
                Медуза раз надо мной проплыла –
                Залюбовался мордашкой!
                Я руку ей подал, сдружиться хотел,
                Спросить: «Как, медуза, дела?»
                Но даже загубник убрать не успел –
                Она меня обожгла!
                Окутали руки и ноги мои
                Щупальца недотроги,
                Не мог с ними справиться, хоть умри,
                Пришлось уволакивать ноги.

                ***

                Надо мною – необъятное,
                Подо мной – неизмеримое,
                И, пока что непонятная,
                Всюду ширь необозримая.

Написал ещё «Гимн подводников-археологов»:

                «Не кочегары мы, не плотники,
                Но сожалений горьких нет»,
                А водолазы мы, подводники,
                И из глубин вам шлём привет!

                Иные в небо лезут, хвалятся,
                Упал – костей не соберёшь,
                А нам глубины больше нравятся,
                Ведь ниже дна не упадёшь!

                Мы ходим под морскими флагами
                И ищем в море черепки,
                Но всё ж равняться с архилягами
                Нам, братцы, вовсе не с руки!

                Пускай моря волнами пенятся,
                Акулы обожают нас,
                И ходят слухи, будто женится
                На рыбе лёгкий водолаз.

                На популярность не в обиде мы:
                Чтобы о нас узнал народ,
                С Центральной Студьи Телевиденья
                Спецкор садится в самолёт.

                Морской стихии мы работники,
                Пантикапея ищем след –
                Мы не монтажники-высотники,
                «Но сожалений горьких нет!»

Ребятам понравилось.

11 августа. Мыс Такиль оправдал свою репутацию. С вечера была прекрасная погода, на ночь синоптики обещали шторм в 6 баллов, но ночь прошла спокойно, неприятности начались с утра. Пошёл дождь, который вскоре кончился. Мы разобрались по шлюпкам, и пошли на точки, и тут оказалось, что на мой аппарат забыли поставить заглушку. Пришлось погружаться в Славкином. От расстройства забыл «прдуться» и в результате – кровотечение из носа и боль в ушах.
     Вскоре небо заволокло тучами и началась гроза, которая перешла в бурю с дождём и градом. На шлюпке, в море, без одежды (лишь в плавках) – очень и очень неприятно, особенно, если отказал мотор. Пошли на вёслах, но в тумане не нашли корабль и пришлось с трудом высадиться на берег, где сориентировались, не выдержали, и на вёслах рванули на корабль, благо видимость несколько усилилась. Хорошо, что на веслах сидели четверо ветеранов из ранее упомянутой сборной МЭИ по морскому многоборью.
     На корабле нас растёрли спиртом, дали по 50 грамм внутрь, накормили и приказали готовить следующий спуск. Полученный опыт не прошёл даром – готовились много тщательней, погрузив в шлюпки и продНЗ, и верхнюю одежду.
               
                Кстати, о моторе:
                Слушайте люди меня хорошенько:
                Стих мой пойдёт про Г.А. Дорошенко –
                Как он мотором своим управляет,
                Чистит его и перебирает,
                Но этот неблагодарный мотор
                Не хочет работать у нас до сих пор:
                На шлюпку поставят, начнут заводить –
                Мотор и не думает воду мутить.
                А то вдруг на палубе, без зажиганья,
                Начнутся мотора хлопки и чиханье,
                И снова работу Геннадий ведёт:
                То винтик подкрутит, то гайку прижмёт,
                То свечи «продует», почистит, прокалит,
                Мотор то ругает, то бьёт, то похвалит,
                Но всё же беззвучен мотора металл,
                Как будто навеки мотор замолчал.
                Не знаю, быть может, зимою на складе,
                Среди пожилой металлической братии
                Будет рассказывать этот мотор
                Как он два месяца летом провёл,
                Как он на море Чёрном, но синем,
                В авиационном купался бензине,
                И целое лето без сожаленья,
                Портил Геннадию настроенье.

     Море неспокойно, и качает, поэтому такой корявый почерк. Я прилёг отдохнуть, пока идём на Кыз-Аульскую. Куда только не заносит нас наша бродячая судьба и научные прогнозы руководства! Люди на Чёрном море знают Сочи и Ялту, Анапу и Геленджик, а мы будто пришли  в Море с черного хода, и лазаем по его кладовкам, куда не всякий отважится заглянуть: по крайней мере – лоция не советует.
     12 августа. Вчера поздно вечером пришли в Керчь. Отшвартовались в 11 часов, поприбирались, подождали, когда отпишется начальство и пошли к архилягам, которые, конечно, уже спали. Мы хотели устроить им побудку, но проснулась хозяйка и нас отругала.
     Рано утром, как всегда в порту, беготня по рынкам и пограничникам. Я зашёл на почту и получил от тебя большое и хорошее письмою Как я был рад! Ты никогда не наскучишь мне письмами, я готов их читать целые дни и ночи, но их так мало!
     В 12 часов вышли курсом на Анапу. Первая остановка – мыс Железный Рог. Начали погружения, но без меня – не пустил врач: повышенное давление!? Пришлось сидеть на берегу, на визирной точке, наедине со своими мыслями. Немного прихворнул к вечеру. Страшно болит голова.
13 августа. Пришёл доктор, дал мне 3 таблетки. Я их сглотнул и заснул. Утром встал бодр и свеж. Давление нормальное.Но в целях профилактики врач запретил мне погружения, яже нарушил его запрет и два  раза сходил под воду. Второй раз шла кровь носом 15 минут.
     Работали в очень живописном (в подводном смысле) месте – на банке Марии Магдалины. Как ни суди-ряди, а работа всё-таки тяжёлая. Если не в воде, то на вёслах, под солнцем, и так целый день. Руки – в мозолях, волосы выгорели и задубели от морской соли, лица обветрены и облуплены, вокруг глаз – засосы от масок. Но когда встречаешь такие места, как эта банка – хвалишь мир и судьбу.
Танюшенька, как я по тебе соскучился, милая, это уже не скука, а тоска. Я чувствую, что я ещё так далёк  от тебя (в культурном смысле). Я очень мало читал, и все те выражения, что ты приводишь в письмах, мне неизвестны. Как только ты можешь любить такого профана? Но я буду читать, буду делать всё возможное, чтобы быть лучше, чтобы быть достойным тебя.
     Ещё о нашем быте:

                Теперь про обычаи: помнят ребята,
                Как мы учились общаться без мата:
                Если ругнёшься, то  после, на баке,
                Тапком виновника шлёпнут  без драки,
                Крик бесполезен: хоть спорь, хоть не спорь,
                Культуру воспитываем через боль.
                И видим уже результат воспитанья:
                Через неделю исчезло руганье,
                И самым страшным ругательством стало
                Начальником станции назвать нахала…
(По известной цитате: «Начальник станции Жмеринка был дурак – он пасовал при четырёх тузах…»)
     14 августа. Вчера меня сильно обидел Юрка, мы с ним даже подрались, но, благодаря этому я сегодня хорошо выспался. Когда встал, то ребята были уже в Анапе. Мы остались и завтракали вчетвером. Так прошла первая половина дня. Вторую половину – работали ввиду Анапы, забыли про обед, пообедали сильно позже и двинули в Керчь. Мы перемещаемся в основном по ночам. Ясная ночь в бескрайнем море – чудо: лежим на палубе, на спине и изучаем звёзды.  Очень понятной становится фраза «И сошёл на душу покой и умиротворение…».
     Возвращению в Керчь все рады, а я – особенно. Во-первых, это почти верная весточка от тебя. Во-вторых, можно сходить в баню (предел мечтаний!) В насквозь железном вертикальном чемодане корабельного душа чувствуешь себя заключённым. В третьих, это возможность хоть немного отдохнуть от криков, попрёков и немножко побыть наедине.
     Сейчас, пока писал, вызвали к начальству, разбираться с расхождениями в реперных точках. Кажется, я доказал свою правоту.
     Спокойной ночи, Тата, Таняшка, Суворочка ты моя золотая.
     15 августа. С утра, как водится, прособирались до обеда, и в 13 часов вышли курсом на Фанагорию. Утром был на почте и получил от тебя большое и хорошее письмо, в котором ты спрашиваешь (насколько это я понял) можно ли тебе меня поцеловать? Я боюсь думать о таком счастье! Это мне высшая награда, и я очень рад, если достоин этого.
     На Фанагорию шли на старое место, где «открыли» подводную часть города. Сначала – на корабле, затем – на ДОСААФовском катере и затем – на шлюпках. Наша шлюпка успела сделать 4 точки, вторая – лишь две. Впервые плавал под водой после захода солнца: совсем новые, необычные впечатления.
     В Керчь вернёмся завтра вечером, и я заказал разговор с мамой, с Ленинградом. («Архиляги», надо объяснить, это не презрительная кличка, а дружеское обращение) обещали устроить нам сабантуй по возвращении на базу – молодцы!
     Да, новость! Мы взяли на борт кинщика, то бишь оператора Центральной студии ТВ Котова. Теперь прогремим на весь союз: ха-ха!
     Бывают такие редкие вечера, когда в темноте, на уютно освещённой палубе, собирается б;льшая часть подводников. Радист крутит пластинки, и такая тихая грусть ложится на душу, так хорошо и тоскливо-тоскливо становится, так хочется к тебе, а тебя нет рядом, ты далеко и беспокойство за тебя одолевает. Странно, почему Юрка не пишет ничего?
     16 августа. Золотинка моя, Татьянка! Как мне тебя не хватает! Представь: вымокшие, усталые, мы еле-еле погрузились на катер. До корабля – полтора часа ходу, я лежу в кубрике, на верхней полке. В 20 сантиметрах выше качается подволок – изнаночная обшивка палубы, катер трясёт как безрессорную телегу. Я думаю о тебе, о нашей встрече и о нашем будущем. Каким далёким, почти сказочным, кажется мне домашний уют, твоя ласка, возможность видеть тебя и дотронуться до тебя!
     Сегодня выдался тяжёлый день. Погружались без обеда. Я был под водой раз десять, устал страшно. Сёмин бушует! Я, конечно, попал в «недисциплинированные». Славка затесался в «хорошие», и, пользуясь этим, дал за нас бой майору.
     Сейчас идём в Керчь, завтра обещали дать выходной, но майор грозится его отменить.
Вот короткая зарисовка нашего обычного утра:

                У нас в экспедиции дружный народ:
                Утром, лишь солнышко только встаёт.
                В сонное царство приходит майор
                И начинает такой разговор:
                «Пялисов! Ну-ка скорее вставай
                И акваланги скорей заряжай!»
                Штат заряжающих тоже не нов:
                А. Солдатенков и Юра Смирнов.
                Пялисов Юра, по штату - наш бог,
                Парень весёлый и нравом не строг,
                Хоть не привыкший так рано вставать,
                Встаёт, поминая тихонечко мать.
                А. Солдатёнков – картина другая.
                Встаёт он, почёсываясь и зевая,
                Не обращая вниманья на крик:
                Он флегма, и спать на работе привык.
                А Юра Смирнов и не думает встать,
                Он хочет ещё, хоть минутку, поспать.
                Но снова над ухом басок майора:
                «Когда же вы встанете?!», «Скоро!»
                Майор наш, в душе в семь колен загибая,
                Кричать начинает: «Товарищ Бабаев!
                Бегите на камбуз, готовьте нам завтрак!»
                А Эдди: «По списку дежурю я завтра!»
                И начинает с майором нуду:
                «Я вас заставлю!», «А я не пойду!»
                А с рундука, вздыхая и всхлипывая,
                Поднимается Юра Филиппов.
                Со сном расставаясь не без жалости,
                Глаза размыкает Юрочка Старостин.
                И остальная подводная братия
                Сползать начинает  с лежанок, с кроватей.
                Со сна протирая заспатые глазки
                Чёртиком вскакивает Толя Блаватский,
                И ночь переспав спокойно и сладко,
                Доктор встречает утро зарядкой.
                Когда все садятся к приёму пищи,
                В кают-компанию входит Кузищин,
                И, демонстрируя лик ясноглазый,
                Сквозь зубы здоровается со всеми сразу.
                Дежурный, устало гремя поварёшкой,
                Доверху в миски наложит картошки,
                Сверху зальёт всё подливой мясной.
                Так начинается день трудовой.


     17 августа. В Керчь пришли в 11 часов вечера. Археологи честно сдержали слово – хвала им!

               Обычай второй: когда кто-то тоскует,
               Устраивать, значит, пора сабантуи.
               И на плешивой главе Митридата,
               С моря вернувшись, присядут ребята,
               Выпьют, какое добудут, вино,
               Вместе споют про любовь турчанина,
               «Тумбу» затянут, споют про рябину,
               С зарёй доберутся под утро домой…
               Обычно кончается так выходной.

     Я звонил маме. Знаешь, Татьянка, горько, очень горько. Чем дальше, чем старше я, тем резче и заметнее становится понятие, что я – не то, чтобы пасынок, но давно отрезанный ломоть.
     Всё болит: руки, ноги, внутренности. Распух и страшно мешает вывихнутый палец, очень плохое настроение, такая тоска без тебя, такая нудь. Как я хочу скорее увидеть твои серенькие, добрые и ласковые глаза, расцеловать такую милую, домашнюю, уютную строгую Таню!
     Сегодня нам дали выходной. Мы с утра поехали с археологами на Азовское море они обещали показать нам грязевой вулкан «Плевако» - лужа, брызгающая грязью, но … явление природы. Ездили очень долго и утомительно. Заехали по пути на какой-то раскоп, а потом посетили турецкую крепость Еникале – весьма монументальное сооружение! Вечером, сразу после поездки, посмотрели кино «Город зажигает огни». Оно ещё больше растравило меня и ещё хуже стало без тебя.
     Между тем, фоном шли события, о которых упомяну стихом:

                Куда без романтики? Прямо сейчас
                Послушайте вы про Алёну рассказ:
                Как водолазы в Алёну влюбились,
                Как за неё под водою сразились,
                Но я не буду вперёд забегать.
                Итак, про Алёну хочу рассказать.
                В Алёну, студентку на щёчке с родинкой,
                Влюбились сразу четыре подводника.
                Сначала наш Эдди покой потерял,
                Бриться не стал, за обедом молчал.
                Так заиграла в Бабаеве кровь,
                Что стал он стихи сочинять про любовь.
                Сравнивши Алёну с мёдом липовым,
                Вдруг заскучал по Алёне Филиппов,
                А ночью, меж горестями своими,
                И Саня шептать стал заветное имя.
                Трое не ждали от прочих агрессии,
                Но тут «заразился» Юрочка-«Персик»…
                И покатилось: ходят за нею,
                Ног ни своих, ни её не жалея.
                Горькую участь влюблённых влача,
                Четверо бредят у нас по ночам,
                У нас не хватило надолго терпенья
                Вынести долго дружбанов мученье,
                И мы предложили им в море нырнуть
                И краны друг другу в воде завернуть.
                Был это приказ принят всеми с экстазом,
                Прыгнули в воду все четверо разом.
                Долго ль они под водою сражались -
                Конца, к сожалению, мы не дождались,
                Алёна, тем временем, с пятым ушла –
                Видать ухажёра по сердцу нашла.
                Не кончилось этим ребят злоключение,
                Не побороть им к Алёне влечения,
                Маются хлопцы у нас дни и ночи:
                Сбили их с толку девичьи очи.
 
     Завтра подъём в 6 часов и с утра: занудное занятие  - заряжать акваланги. Но это – как укладывать собственный парашют: твоя безопасность – в твоих руках.
     Письма от тебя не получил сегодня, а как жаль! Я, конечно, понимаю, что писать их часто нет времени, а иногда и желания, но как приятно их получать!
18 августа. Сегодня у меня было время подумать о многом. Я «сидел» на базовой линии. Работали в Фанагории, опять без обеда. Перекусили хлебом в 4 часа, и – до заката. Режим становится привычным. Запоздали на свой «корапь» и в Керчь не пошли, ночуем в открытом море.
     Сегодня мне посчастливилось видеть рыбью свадьбу – зрелище очень и очень интересное. Вечером был прекрасный закат, да и сейчас картина вокруг изумительная. Прожектор освещает палубу и тёмнобутылочный клок моря. На далёком берегу – пожар, но отсюда – как угли тлеют, и такое в груди делается, так без тебя тоскливо! Из радиорубки песни поют, всё больше про любовь, есть даже про Татьяну, и становится ещё более печально. Какой-то светлой грустью ощущаешь силу своего чувства, и только лёгкая беспокойство за другого слегка её отравляет. Да, расставшимся остаётся лишь надежда, и хорошо, если она крепнет с каждым днём, часом, минутой. Ах, как хорошо!
     У нас на борту сегодня каким-то образом появилась девушка, и все наши водолазы, кроме Ивана-титана и меня, оказывали ей наперебой знаки внимания, от которых она, по-моему, сначала млела, а потом слегка ошалела:

                Ещё одна быль: по какой-то причине
                У нас на борту появилась дивчина.
                Красива? С какой стороны посмотри:
                Иван красоту оценил её в «три»,
                Причём – по десятибалльной системе,
                И я задержусь  на заявленной теме.
                На мостике Галя стоит, а вокруг
                Сомкнулся усталых подводников круг,
                И каждый стремится её похвалить,
                Вниманье её на себя обратить.
                И даже аскета один воплощение
                Шпарит из Гоголя изречения.
                А утром я, честное слово, смеялся,
                Когда перед нею В.И. извивался
                И, в прежние дни непреклонен и горд,
                Прыгал фигурно Корелин за борт.
                Чем дальше -  тем менее чувство меры,
                Уже начинают хамить кавалеры:
                Длину образующей (вдоль и по талии)
                Нахалы-ребята спокойно узнали.
                Девчонки здесь тоже большая вина:
                Вниманьем ребят чересчур польщена,
                Раскисла она, и, как в дойку коза,
                На многие вещи закрыла глаза.

     Кто она, что делала на корабле, так и не дознались. Так же вдруг она и исчезла.
     А я сегодня, лёжа на боку придумал такое несколько глуповатое двустишие, от которого радостно засмеялся и прокричал его вслух, благо никто больше не слыхал:
                Ты Танюшенька моя –
                Титанюшенька моя!

     Вообще, в голову лезут пафосные строчки:

                Мы победили морскую ширь,
                Мы покорили стихии рёв….

     Как это ни звучит громко, но это так. Но дальше ничего в голову не приходит, не мне гимны сочинять. Мне ближе:

                В тесном кубрике,
                На жёстком рундуке…

     Но и такое сегодня не идёт.
     19 августа. Я сегодня снова на базовой линии. Жарко, море в двух шагах, но уйти с точки нельзя. Сидел и писал стихи. Штурман и капитан, пока мы работаем, бродят по окрестности. Набрали местного винограда, принесли и мне: наелся до оскомины. Жарюсь, а наши все в море. Вот черти, никак не устанут, вернее устают, но азарт поиска захватывает. Но вот подали сигнал к обеду, и шлюпки наперегонки почапали к берегу.
     На обед хлопцы принесли с бахчи помидоры, огурцы, виноград и подсолнухи. Наелся до отвала этими благами, консервов мне не досталось – их слопали во время погружений, потому и не торопились обедать.
     Уже на подходе катер, часа через два  будем заканчивать. Я сейчас ходил под воду на охоту и увидел ската. Погнался за ним, но он от меня ушёл, не из-за скорости, а из-за умения маскироваться. Зато острогой пришил рыбу-иглу. Пока пытался вынуть её, она убежала. Ну, ничего, впереди ещё много и рыб, и приключений. Работу кончили аврально быстро, через полчаса: пришёл катер,  и он торопился в Керчь.
     Сейчас мы уже на своём ВТР-26 и идём полным ходом в Керчь. Вся трагедия в том, что у нас кончились продукты, и мы второй день сидим на гречке, взяв у команды взаймы хлеба. Завтра закупимся и двинемся в Ялту и Евпаторию. Работать нам осталось пять-семь дней.
     Следует пару слов сказать о корабле:

               Теперь про корабль поведу я рассказ,
               Который Главком выдал лично для нас:
               Мол, нате - не жалко для вас ничего,
               Наша наука превыше всего!
               Корабль, на лебедя чем-то похожий,
               Волну разрезает бортом чернокожим.
               Команда, от юнги и до капитана -
               Поголовные мореманы.
               Верно, набрали их неспроста:
               Корабль – словно пазуха у Христа!
               Чтобы нам было тепло и уютно,
               Нам уступила команда каюты,
               Одно только очень тревожило нас:
               После работы приляжешь, тотчас
               Голос из ящичков, дырочек, трубок:
               «Всем – на подъём шлюпок!»
               Так в сутки по нескольку раз пол;зай-ка –
               Так не бывает за христовой пазухой.


     20 августа. Вообще говоря, сегодня  был хороший, даже очень удачный день. Во-первых, мы сегодня отдыхали, во-вторых, идём в Гурзуф, Ялту, Евпаторию. В-третьих, ВД очень нами доволен, наши работы по определению границ затопленной части Фанагории внесли весьма заметные изменения в существующие воззрения учёных-археологов, океанологов и прочих «ологов». В четвёртых, ребятам понравились мои стихи. Единственное, что омрачает этот день – это отсутствие писем от тебя. Неужели…. Лучше не думать об этом.
Море бурно, закипает, начинается шторм. Качка заметно усилилась, и это довольно неприятное ощущение, но картина великолепна, поневоле вспоминаешь известных маринистов.  А за бортом - тяжёлый гул: борение воды и железа.
Милая Танюшка! Скоро мы с тобой встретимся, от тебя нет писем,  и мне становится страшно – ведь до встречи я уже ничего не буду знать о тебе!
21 августа. Чем ближе наша встреча, тем сильнее моё желание видеть и слышать тебя. Вдали от тебя, наедине с собою и своими мыслями я до конца понял, что ты значишь в моей жизни. Ту мне даёшь силы, требуешь отчёта о моих поступках, ты - мой судья, самый строгий и самый высокий. Твои приговоры не подлежат обжалованию. Я горд и рад, что есть на свете ты.
     Я снова в Карабахе, но сейчас не как некто, а «на щите», участник победоносной подводной экспедиции, приехал сюда хозяином, не зависящим от случайности, прихоти отдельных людей и их капризов. Сейчас зарядим аппараты и пойдём в лагерь. После обеда – поиск в акватории Гурзуфа.
     Отходим. Нил Васильевич Тимофеюк, наш водолазный «крёстный папа», который раньше признавать нас не хотел, теперь воркует: «О! Старых знакомых встретил!». Вот оно, людское лицемерие! Доктор меня вновь не пускает в воду, говорит – простуда, да у меня и в самом деле губы обметало.
День сегодня прекрасный, вода изумительная. Прозрачность до 30 метров, и только здесь начинаешь понимать всю красоту подводного царства. Слегка нарушая запрет доктора, я плавал поверху в маске, иногда подныривая. Изумительная прозрачность, на дне, примерно на  тридцатиметровой глубине, увидел газету, а в пространстве подо мной, почему-то не плавают, а висят рыбы. Лишь иногда черкнёт какая-то вспугнутая особь, и опять  - всё как в янтаре.
     Сейчас стоим в Гурзуфе. Место целомудренно красивое! Я уверен, что тебе бы очень понравилось не только созерцание  замечательного творения природы, скрытого от большинства людей, но и ощущение своей возможной власти над природой и некоторого страха, когда проникаешь в неизвестное, опасное и интересное, не зная, что тебя встретит и что с тобой будет через несколько метров.
     На борту у нас сегодня много народу, а там, где много народу – мало толку. Вот, про кино:

                Мне не забыть операторов наших:
                Сначала приехал от кинщиков Саша.
                Стал он подводников наших снимать,
                Чтобы народу потом показать.
                Снимая натуру, сам лазил под воду,
                Долго снимал там морскую природу.
                Неоднократно под воду влезая,
                Кинозвездою стал Эдди Бабаев.
                Возвысился в собственных Эдик глазах –
                Страх!
                Через неделю явился второй,
                Представительный и пожилой,
                В зелёно-белых пижамных шкарятах,
                Фильм стал снимать о подводных ребятах,
                Изображая морского вождя,
                К борту, однако, не подходя.
                Снимал от бортов, с полубака и  юта,
                Снимал переборки, надстройки, каюты,
                Снимал аппараты, и ласты, и маски,
                Снимал телефильм в категории «сказки»,
                Снимал якоря, цепи, шлюпки и тали,
                (Только подводники в кадр не попали),
                Поведав: «Показывать будут в Брюсселе…»
                Ребята, с посулов, повеселели
                И начали корчить серьёзные лица,
                Как будто бы им пригрозили милицией.
                Фильм этот мы посмотреть не сумели:
                Ни по ТВ, ни в Москве, ни в Брюсселе.

     (Много позже, осенью, нас, кого отыскали, пригласили в Центральную студию ТВ на Шаболовке, где устроили нечто вроде беседы с показом отснятого в экспедиции материала. Всё снимали  в рамках готовящейся передачи. Состоялась ли она когда-то и где-то – неизвестно).

     День начался хорошо, но кончился исключительно неудачно. Утонул один человек, не наш, из спортлагеря. И хоть о мертвых не говорят плохо, но он был дурак – без страховки поплыл в море, к знаменитым скалам. Его откачивали около двух часов и не откачали.
     Когда мы подходили к кораблю и стали выгружаться, я поскользнулся, грохнулся поперёк шлюпки и … лежу. Еле двигается нога и почти не двигается левая рука, но переломов нет, только ушибы и раны.
Милая, дорогая Танюшенька, как мне не хватает тебя!  Всё болит, еле пишу.
22 августа. Великая вещь – сон, и выносливые люди – человеки! Я отлежался за ночь, и утром, через силу, через боль, расходился, размахался, с трудом пополам сполз в шлюпку и добрался до берега – и вот результат: почти свободно хожу и болит меньше! Сегодня работы нет, потому что городская разведка заняла почти весь день.
     Евпатория – небольшой городишко, названный городишком за свою приморскую улицу, в остальном – обычное зажиточное село с каменными усадьбами, глухими заборами и людской недоверчивостью тех скупых хозяев, которым подозрителен любой, даже хорошо знакомый, человек. И напрасно ты ищешь вины за собой, хоть и нет её, но ведут тебя, липнут к твоей спине завистливые (почему?) и настороженные глаза собственника.
     Я получил сегодня предложение озвучить стихами и написать песню для фильма о подводниках, который снимают для Брюсселя. О, если бы это исполнилось, я был бы очень рад, это была бы мне лучшая награда. Буду стараться.
     Танечка, я написал тебе письмо, до встречи нашей осталось десять дней – это немного, и в то же время это целая вечность. Татьянка! Какая радость быть вместе, ты знаешь, у меня иногда очень глупо получается: когда я вспоминаю тебя, твоё ко мне отношение, я начинаю взбрыкивать, как молодой бычок, случайно оказавшийся на свободе и опьянённый ею. Милая, как хорошо чувствовать себя любимым, как хорошо любить, получаешь, вернее – я получаю, огромное удовлетворение, когда ребята-подводники, стосковавшись по девчатам, раздают, направо и налево, пошлые комплименты и случайные ласки, а я чувствую, как растёт, копится во мне любовь, когда я знаю, для кого и  во имя чего я живу, кого жду. Дорогая моя, как хорошо, что мы встретились с тобою. Я помню, как я мучился первые дни сентября, когда мне до боли хотелось быть с тобой, но я не хотел мешать вам со Славкой, которого подозревал в симпатиях к тебе. Ах, зачем я не узнал тебя раньше, хотя это и правильно. Только в зрелые годы, когда человек понимает, что делает, когда он прожил и пережил многое, научился понимать жизнь, только тогда он может любить…
     Когда я писал это, боцман закричал: «Спутник, спутник!», и все выбежали смотреть его.
     У нас сильнейшая качка, мёртвая зыбь, отголосок бушующего где-то шторма, она изнуряет однообразием и нескончаемостью.
     Да, в это лето со многими явлениями природы мне пришлось познакомиться.
Спокойной ночи, мой милый Суворов, с хорошими глазами непонятного цвета, я тебя целую на ночь, спи спокойно. Вот как я могу на бумаге ласково разговаривать, а с глазу на глаз – увалень с длинными руками, неуклюжий и не причёсанный. И за что ты полюбила меня? Только не разлюби, ладно?
     Ещё раз крепко-крепко целую, Суворочка!
     27 августа. Странно, но мы сегодня, правда, не без скандала, кончили работу. Одна группа едет на вокзал сдавать в багаж же упакованный шурум-бурум, а другая – на последнее погружение. Завтра вечером состоится   прощальный банкет, устраиваемый нам ВД в знак благодарности, и завтра же уйдёт наш транспорт, бывший нам пристанищем в морских скитаниях. На прощание мы подарили капитану маску и ласты, причастив его тем самым к подводной жизни. Во всю кипит работа над фильмом. Скоро, очень скоро, мы с тобою встретимся!
     Тот же день, ночью. Итак, кончилось наше знаменитое путешествие, малый научный каботаж. Пройденные километры будем считать потом, а сейчас я пропишу про наше житьё-бытьё за последние дни.
Был у нас банкет, как я уже упоминал, данный в нашу честь ВД. Присутствовал и командный состав корабля. Кончился вечер трагикомически, как и все коллективные выпивки:

               «С завершением!» - выпили по одной,
               За корабль, на котором всё лето ходили,
               За удачу, за море, а после шестой
               Наши ноги уже нас почти не носили.

     Поздно вечером мы добрались до места нашей последней ночёвки – в каком-то палаточном лагере, раскинутом под городом. Шли туда по трамвайным путям, благо вагоны уже не ходили. Крепко выпившего товарища вели, подхватив под руки, и окунали в каждый встречных фонтан, желая его отрезвить, но подводя под этот процесс теоретическую базу: требовалось убедиться, что он настоящий подводник. Прибыв на место, не досчитались моего дружка, который перед застольем клялся, что он не пьёт, и которому потому передали на сохранение полевую сумку с нашими документами и деньгами. Наиболее стойкие пошли тем же путём назад, и вскоре обнаружили бедолагу,  лежащим меж рельсов, в сумеречном состоянии, но крепко сжимавшим сумку, которую отобрать у него удалось только утром. Издержки молодости, но из песни слова не выкинешь!

               А утром сказал нам один пограничник,
               Что в ночь, без огней и без прочих отличий,
               Наш БТР выполнял пируэты,
               Вальсируя в бухте - забудем про это.

     Ещё два дня жили курортной жизнью: с утра, часов до 11, валялись на пляже, потом шли пить молоко, и – в город, где обедали и разбредались по интересам: в парки, по курзалам, музеям, кино. А мы с Санькой уходили в библиотеку.
     Можно уже и подводить итоги. Если пафосно, то:

                Нам говорили: Стихия! Стихия!!
                Лучше стихию не трожь!
                А мы вот стихию взяли за выю;
                Сдавайся, от нас не уйдёшь!

     И, действительно, мы доказали практическую пользу для науки подводных исследований с помощью легководолазной техники, по крайней мере – в СССР, позволили ВД сформулировать и доказать новое воззрение на глобальное влияние поведения гидросферы на историю общества, обогатить прибрежные музеи новыми находками и т.д.
     С нетерпением уже ждали дня отъезда, и вот я уже в поезде на Москву пишу эти строки. Здравствуй, моя любовь, счастье и надежды.

                Наконец  я и дома.
                После долгих дорог
                Я увидел тебя,
                Моя милая Таня!
                Всё что я пережил,
                Всё, что в сердце берёг,
                Я принёс тебе, всё,
                Чем я жил в дни скитаний.
                Наконец я и дома,
                Позади те пути,
                По которым я нёс
                Для тебя свою душу.
                Если выпадет участь
                Мне снова идти,
                В сердце я унесу
                Дорогую Танюшу.
                И когда я вернусь
                Из далёких краёв
                К твоим милым глазам,
                Дорогим и знакомым,
                Ты обнимешь меня,
                Скажешь: «Счастье моё!»,
                И добавишь тихонечко:
                «Вот ты и дома!»

                -------------------------

                Так мы жили и трудились,
                В волнах и песке,
                Я кончал свою поэму
                Осенью в Москве.
                Это быль о наших хлопцах,
                О весёлых днях,
                О подводных и надводных
                Встречных и друзьях.
                Вспоминая жизнь былую,
                Как один Титан
                Песни пел напропалую,
                Как грустил Иван,
                Энди выл от шуток КЭПа,
                «Персик» торил путь,
                Смело преодолевая
                Илистую муть.
                Хочешь – слушай, хочешь – думай,
                Хочешь – вспоминай,
                Коль понравится – запомни,
                Плохо – поругай!

                ------

                Вот я дома уже, лёжа в тёплой кровати
                Хорошо рассуждать, вспоминать непогоду,
                Потерявшийся тракт и  под Гомелем гати,
                Белой церкви жару, черноморскую воду.
                Трудно было, порой приходилось не сладко -
                Шли, и наши пути не всегда были гладки.
                Всё же шли, добираясь к тому, что хотели,
                Под мешками сгибаясь, наши спины потели,
                Но из дома опять, позабыв про тревоги,
                Снова вдаль нас манят голубые дороги.