Приключения ангела Эафеля в Москве 4

Гость откланялся Николаем Симоновичем Нигде, человеком редкой профессии, которую не стал называть. Лестниц и веревок, с помощью которых он мог оказаться на балконе, не было заметно. И вообще, менее всего он походил на спасателя, альпиниста или криминальный элемент, как, во всяком случае, Пашечков их себе представлял.

Ошарашенный до корней рассудка, после вежливого приветствия новоприбывшего он выдавил из себя:

– Раз так… – и впустил его, с сомнением посмотрев на босые стопы пришельца, торчавшие из-под идеально глаженных серых брюк, подымавшихся к отлету респектабельной плотной «тройки».

Белая рубашка с бардовым галстуком дополняли образ активного пожилого человека с достатком. Серые внимательные глаза иронично наблюдали как бы сквозь все то, что стояло перед ними, сообщая взгляду сдержанную колкость, свойственную умному собеседнику, умеющему шуткой выразить нечто сложное и важное, если на то будет его желание.

– Как отрекомендуете себя? – вежливо спросил Николай Симонович, словно не он сам вторгся странным образом в чужой дом, а ему явился Пашечков с некой просьбой.

Затем, удовлетворившись ответом, он уселся на скрипнувший диван, положив руки на бедра ладонями вверх, будто он сушил их после умывания, и сказал:

– Извольте.

– Что изволить? – не понял Пашечков, по шагам приходя в себя.

Гость, поначалу испугавший, затем сбивший с толку вежливой развязностью, начинал его раздражать.

– Ваше волеизъявление?

– Мое? – вновь не понял Пашечков. – Муть какая-то! Вы зачем залезли?

– Именно за тем, чтобы обсудить ваше волеизъявление, как уже сказал.

– Что вы мне сказали?

– Хорошо… Только вы уж наберитесь терпения, – примирительно предложил Нигде, обводя взглядом помещение. – Может быть, желаете иные апартаменты?

– Рейдер что ли? Я звоню в полицию.

Гость пожал плечами.

– Полицейский чин прибудет не в один миг и за это время мы успеем договориться, если пожелаете. После вашего звонка предлагаю сразу же продолжить наш диалог.

Затем он достал платок и прикрыв им рот как-то по-кошачьи зевнул и откинулся на спинку дивана, глядя выжидательно в глаза Пашечкова, неуверенно топтавшегося на выходе.

– Слушайте, что вам нужно? Ни о чем я договариваться не буду. И в конце концов, как вы забрались на балкон?

– Что ж, рациональный вопрос, – согласился гость, однако ничего не продолжил, только перекинул нога на ногу и снова зевнул.

Ноги у пришельца были удивительно чистыми и при этом отчего-то без ногтей на пальцах. Там, где им полагалось быть, виднелись углубления с гладкой кожей.

Гость сидел в расслабленной позе и, видимо, ни на йоту не смущался ситуацией. Пашечков невольно заметил, что диванная подушка под ним вминается едва не до пола. Это создавало ощущение, что тот невероятно тяжел. И еще по комнате, несмотря на распахнутую балконную дверь, разливался по-степному сухой и неумолимый жар. На стене над диванной спинкой щелкнул лист обоев, висевший на ней два десятка лет самым благополучным образом.

Пашечкову сделалось дурно и он уже полагал, что теряет сознание, но не потерял, а каким-то образом оказался сидящим на трехногом табурете у противоположной стены с номером "Вечерней Москвы" в руке, которым бессознательно обмахивался как веером.

Гость безмолвно ждал.

– Я хотел бы перестать быть, – неожиданно для какой-то части себя вырвалось у Пашечкова.

Слова повисли в жарком воздухе словно заклинание в голливудском хорроре. Пашечков не на шутку перепугался.

Гость на это ничего не сказал, только вздернул брови, словно услыхал что-то удивляющее нелепостью. Прошло полминуты и прошло две. Было ясно, что он все еще продолжает ждать.

"Что это со мной?" – спросил сам себя Пашечков, завинчивая штопор смущения.

– Ерунда, – заверил Николай Симонович. – Трудно себе представить, но я вам говорю со всем весом: это вечное стремление к пустоте, преломленное кривым зеркалом повседневной мысли, так себя являет. Слышали когда-либо о Платоновской пещере? Вот оно. Просто успокойтесь и сосредоточтьесь на важном. Не скажу, что знаю, о чем вы попросите, в этом состоит дарованнная человеку свобода воли. Но корзинка людских желаний невелика. В этом нет вины. Так продолжим.

В конце концов, Пашечков сделал выбор.

За окном стояла ночь. Садовое кольцо почти опустело, шум от него стал прерывистым словно лихорадочное дыхание. Гость без всякой мистики вышел из квартиры как выходят все нормальные люди. И Пашечков заснул глубоким спокойным сном человека, свершившего нечто важное.