ч. 10 Как я пошёл за молоком и решил остаться

Молоко мы берем у бабы Генетты.

Через поле, если напрямик, до Генетты минут десять пешком. А можно еще по пыльной дороге, вокруг, но так намного дальше и к тому же неинтересно. Разве что на велике…

Это было не этим, а прошлым летом, когда папа подарил мне бумеранг.

...

– Ты на велосипеде или пешком? Уже поздновато…  – кладет деньги в бидончик бабушка.

– Я… Я пешком! Сейчас поздно темнеет, бабуля! И я с котом!

Дело в том, что наша кошка Рыжик в тот год принесла трех котят. Летом они окрепли, всюду следовали за «мамой» и, как и она, очень любили молоко. Сейчас всякий раз, когда я иду к Генетте, они сопровождают меня. Мне это очень нравится.

И вот так сейчас мы и идем впятером через поле: впереди я, за мною трое котят, а позади их Рыжик. Мы идем цепочкой – замыкающая «мама» зорко следит за своими «детьми».

– Это она так учит котят жить в этом мире. – объяснял мне дедушка.

Жить в этом мире… Действительно, от кого может лучше всего научиться «жить в этом мире» маленький несмышленый котенок? Например, откуда ему узнать, как ходить за молоком? Я ведь тоже в первый свой год на нашем хуторе ходил к Генетте всегда только с бабушкой.

Вот поэтому сейчас «мама» и ведет своих котят. И еще, я уверен – потому что они очень любят молоко.

– Так! Левее, тут низина, ямка… – я остановился и указал моим «подопечным» на полную темной воды ложбинку. Котята замедлились и в нерешительности посмотрели на «маму»; она что-то мяукнула им, и мы продолжили путь.

...

– Добры вечар, бабушка Генетта. Это мы!

– А Божачкi ты мой! А ўтрох, але iдуць за маткай!!! – улыбнулась Генетта, увидев котят. – Так i трэба, так i трэба…  Пры матульцы. А ў мяне таксама трое дзетак. Выраслi даўно… Але параскiдала ўсiх па свеце. Трымайцеся, дзеткi, адзiн аднаго…

Генетта поправила белую хустку почти черной от работы и солнца рукой:

–  Спёка… Зара й дам малако. Дзе твой бiдончык, Максiмачка? Давай… Ага… А вось табе й пачастуначак!

Генетта достала из кармана своего выцветшего халата карамель «Взлетную» и протянула ее мне. Леденец давно подтаял и даже через обертку был липким.

«Сосулька…» – принял я угощение и протянул бидончик.  «Отдам Витальке…»

Генетта пошла в дом.
 
– И котикам надо сейчас молока налить! И грошы в бидоне!– опомнился я.
 
– Добра! – ответила Генетта.

– Сейчас будет и вам угощение! – я по очереди погладил каждого из котят и Рыжика.

В это время из хлева донеслось протяжное «мууууу». Котята насторожились.

Где-то там, в темном проеме, под низкой тесовой крышей была черная корова Фрося, которую я почему-то всегда побаивался.

Осторожно, как можно тише я подошел к распахнутым дверям хлева и заглянул внутрь. Огромная Фрося мирно жевала жвачку и блестела своими большими мокрыми глазами.

– Мууууууу… – резко и надрывно вдруг снова замычала она.

Отпрянув от дверей, я вмиг оказался у дома. По спине бежали мурашки.

– Бр… Ну тебя, Фроська!

Я погрозил кулаком в сторону хлева и присел на лавочку, чтобы высыпать набившийся в сандалики песок. Котята беззаботно играют в некошеной траве неподалеку, а Рыжик наблюдает за ними из-под ветхого крылечка.
 
Вскоре Генетта вернулась с бидончиком в одной руке и мисочкой с молоком в другой. Рука с мисочкой дрожит, и капли, струйки молока падают на землю. Она передала мне тяжелый бидончик, кряхтя опустила мисочку:

– Кыс-кыс-кыс!!! – Генетта позвала котят, и они мигом очутились у миски.– Пейце, дзеткi вы мае… Але ж глядзi! Матка-та ня п’ець! Усё дзетачкам! А ты, Максiмачка, наступны раз, скажы бабуле, будзе для вас апроч малака й тварог.

Котята вылизали миску дочиста и, сытые и довольные, улеглись рядом с «мамой».

– Добра, бабуля Генетта! Пра тварог – зразумела! – козырнул я своим белорусским и собирался было уже уходить.

– Добра-добра, Максiмачка… Але пасядзi яшчэ хвiлiначку ў мяне… Пасядзi… Пасядзi са старОй… - она села рядом со мною.

Бабушка Генетта рассказала мне свою жизнь: про «з’ехаўшых за мяжу» детей, про то, как она однажды пыталась поговорить по телефону с внуками, но они не поняли языка друг друга.

Рассказала она и про погибших в войну её родителей, про мужа, который «помер ад зяленага змiя», про «адзiноту» и черную корову Фроську, которую она называла «мая адзіная сябровачка». Но я кроме того, что жить бабушке Генетте чаще всего грустновато, и что ее муж «помер» от укуса змеи, почти ничего-то и не понял.

Начинались комары.

Бабушка Генетта замолчала. Какая-то необыкновенная, густая тишина наступила вдруг. Под крылечком зажегся светлячок.

–  Ну вось, Максiмачка, i пагаварыла. Прыходзь да меня часцей… А цяпер – бяжы дадому пакуль па-светламу…

– Дзякуй, бабушка Ганнета! Ага… Мы пойдем! ¬ Рыжик, котики! Подъём! Дзякуй!

– Дык табе дзякуй, дзiцятка ты маё… – Генетта погладила меня по голове и вручила еще одну, такую же липкую, как и первая, «Взлетную».

Наш «отряд» отправился домой.

– Пра тварог не забудзь! – слабым голосом прокричала она, когда мы уже шли по полю.

– Добра! – прокричал я ей в ответ.

Котята с «мамой» следовали за мной. Боясь потерять их в вечернем поле, я то и дело оборачивался.

...

Через два дня, в пятницу около восьми часов вечера приехал дедушка.

Как всегда, из Минска он привез для нас с бабушкой много гостинцев. Вообще, мы ходим в автолавку, которая приезжает по средам и субботам, но не все можно купить в ней.

– Вот тут, Ира, сыр, масло… А в бумаге – это «Краковская». Вот творог…

– Точно! – встрепенулся я. – Баба Генетта в прошлый раз сказала, что для нас будет творог!

– Дай ей Бог здоровья, той Генетте… Сколько ж ей лет, она одна, а корову держит… Адский труд это, помню с детства… – всё выкладывал и выкладывал из рюкзака на тележке столичные продукты дедушка. – А домашний творог – как же я люблю! И молоко у неё отличное… А как скиснет – «ложка стоит»!

Я очень захотел порадовать дедушку парным молоком.

– Так что, бабуля?! Я тогда сейчас за молоком?!
 
Не дожидаясь разрешения, я засобирался. Но не успел я натянуть второй сандалик, как услышал:

– Ах, да! Максимка! От мамы тебе большой привет! И это… Вообщем, она просила передать…

Дедушка замялся и посмотрел на бабушку.

– Вообщем, Ира… Такое дело… Максимка, мама достала для тебя путевку в пионерлагерь… Вам с бабушкой тут хорошо, конечно… Воздух, речка, лес… Но… Вообщем, она просила тебе это передать.  Если ты хочешь, конечно, туда…

Бабушка, которая всё это время суетилась с привезенными дедушкой продуктами, застыла с «Краковской» в руке.

В моей голове завертелись красочные картинки пионерлагеря, который, по правде, я видел лишь в кино. Но месяц жизни на хуторе уже давал о себе знать, и поэтому передо мною резко возник непростой вопрос выбора.

Вступила бабушка:

– Неужели ему тут плохо, Леня? Максимка! Ну ты что?! Посмотри, как нам хорошо с тобой тут! Какой лагерь?.. Что вообще…

Вдруг она замолчала. А я еще больше растерялся.

– Ира, погоди… Пусть… Пусть Максимка сам решает. Вот Максимка сейчас за молоком сходит, как раз и подумает. Нужно все взвесить, да, Максимка? Но решение нужно принять… Завтра ведь, знаете, я уезжаю. Если ты, дорогой, захочешь поехать в лагерь – то завтра надо, чтобы ты вернулся со мной в Минск. Путевка ведь со следующей недели…

Вообщем, пошел я за молоком и творогом вместе с Рыжиком, котятами и дилеммой внутри. В пути я почти не следил за моими «подопечными».

С одной стороны – веселый лагерь со сверстниками. Мне рисовались картины костров и песен на берегу вечерней какой-нибудь речки. Игры в прятки, в которые я часто играю на хуторе с бабушкой в нашем сарае. Игры в карты. Игры, игры, игры… Но не с все время же проводить с бабушкой, которая так рано ложится спать! Нужно еще и «общаться со сверстниками», как говорят.

Вот в пути за молоком я уже вижу, как сажусь в новенький, блестящий автобус и еду в интересное новое место. А туда потом, может быть, еще и мама приедет с «папой Борей» и моим братиком Антошкой…

Но с другой стороны – моё Трилесино. Бабушка… Дедушка… А у него же будет целый отпуск! А тогда, как он мне обещал, мы пойдем в настоящий долгий поход на озеро Белое…

Остаться? А ведь это еще целых полтора месяца сидеть с бабушкой на хуторе до самой школы… Хорошо, что есть хоть Виталька в соседней деревне. Можно поиграть в войнушку, выкопать еще один окоп, сделать блиндаж… Столько было планов! Но… Всего это может и не быть?!

А как же грибы?…  Я так люблю собирать грибы… Блин… А ведь может даже папа приедет!!!

Вообщем, все то время, пока я шел к бабе Генетте, пока ждал там, почему-то очень долго в этот раз, и сейчас, когда я иду назад через поле домой – это время кажется мне целой вечностью…

Я не могу принять решение: милое и родное, но привычное и даже немного поднадоевшее… И новое, незнакомое, манящее неизвестностью. Взрослая, почти самостоятельная жизнь!

А как же мой воздушный змей, который мы должны сделать с папкой? А как же бабушка? Она же ведь, говорит, боится спать одна, она мышей боится! И третьего августа у нее день рождения…

Я споткнулся о невысокую кочку и немного пришёл в себя.

– А мои котята!!! – вдруг вслух произнёс я. Только сейчас я снова увидел семенящих под моими ногами трех маленьких, любимых моих котят и их «маму» Рыжика.

Как же мне быть?! Вот уже отчетливо виден наш дом, а я не могу принять решение… Как тяжело!.. Осталось полсотни шагов. Вот выходят из дома бабушка с дедушкой, они подходят к липе.

И я  вижу: они стоят под нашей липой. Бабушка машет мне рукой, дедушка обнимает бабушку за плечо, и в закатном солнце они кажутся золотыми… Такими я запомню их навсегда.

Стоп-кадр...

Это закатное солнце разрывает мое сердце, я чувствую себя предателем. Опустив голову, добредаю я оставшиеся шаги.

«А если… В лагерь… Вот мама обрадуется, когда увидимся! Я так по ней скучаю… А сюда к нам она ведь никогда больше и не приедет…» – думаю я, и мне становится холодно.

В последний момент, когда я уже подхожу к нашему большому, поросшему клевером и сиренью участку, я поднимаю голову.

Я вижу мой сачок для ловли бабочек, прислоненный к свежевыкрашенной салатовой краской стене нашего дома. Мы покрасили эту стену только вчера вместе с бабушкой, стена еще пахнет краской.

Вижу куст сирени. Старые ночевки у колодца. Мой блестящий велосипед возле палисадника.

Вот я вижу, как дедушка отлучается от бабушки и идет к колодцу.
 
Бабушка. Она стоит все там же, с моей полосатой кофточкой в руке, и когда я подойду, знаю, она сразу же на меня её наденет – уже становится прохладно.

Здесь моё. И здесь меня любят.

Вдруг как-то почти сами собой, словно дым, бледнеют, исчезают призрачные, разноцветные лагерные картинки, улетучиваются из моей головы.

Я подхожу к бабушке, она надевает на меня кофточку и прижимает меня к себе. Взяв у меня бидончик и пакет с творогом, она берет меня за руку и так мы и идем с ней на террасу.

Дедушка несет полное ведро воды, ставит его на бетонный пол.

Я смотрю в прозрачную холодную воду и вижу, что это время. Оно замечательно. Оно застыло.

Все молчат.

Подул легкий ветерок.

– Завтра будет хорошая погода… – говорит бабушка тихо.

И тут уже я, с огромной радостью и ощущением невероятной свободы, отчего-то плача и смеясь одновременно, говорю:

– Дедушка, бабушка! Я остаюсь!