ч. 18 Чайку пошвэркать

Дожди всё идут.

Ну что же это за лето? Я уже перечитал все книжки. Мне скучно сидеть всё время дома, и я иногда хожу в гости к дядя Володе «пошвэркать чайку».

Он так и говорит:

– А не пошвэркать ли нам чайку, Максимка?

«Пошвэркать чайку» – это значит не просто чай, а еще и с угощением. Например, с вареньем из груш и брусники. Очень ароматное оно получается из дичек у моей бабули - мы их, кстати, тоже собираем, хотя у нас завались и «нормальных» груш.

Но самое мое любимое угощение – это сладкий, крепкий, ароматный дядин Володин черный чай и сушки с маслом и солью.

Делается это так: берется сушка, ею зачерпывается с тарелки немного подтаявшего, мягкого сливочного масла, затем эта сушка с плюшкой масла  легко обмакивается в крупную соль. Ну или посыпается сверху. Соль должна быть обязательно крупной! Такую любят очень у нас тут лоси и косули, кстати.

Ну вот, значит, всё это запивается горячим чаем и обязательно причмокивается.
 
– Очень важно причмокивать, Максимка. Это и придает особый вкус этому простому угощению. А люблю я это с детства… Какие у нас в Сибири были лакомства? Ягоды да мёд. Вот еще «чайку пошвэркать»… Правда, голого. Сахара годами в нашем сибирском краю не видели. Соль на вес золота. Жили мы там, как и здесь, на хуторе… Зато вам, нынешнему поколению, конечно, раздолье сейчас… Войны, голода не видели, слава Богу! Хотя… Еще неизвестно, что хуже…

Я сначала не понимал, как это у дяди Володи получается так вкусно есть эти простые сушки с маслом. Но как только я начал причмокивать и, так же как и он, приговаривать после каждого отсёрбывания чая то самое его смачное «аааааааа….!»  – дело сразу пошло на лад. 

Сидим мы с ним за крохотным таким его обеденным щербатым столиком у самого окошка. Как печка, излучая тепло, рядом пыхтит электросамовар. На дворе моросит серенький противный дождик, и моя одежда немного намокла пока я бежал сюда. Благо, это всего каких-то шестьдесят моих шагов.

Вот дядя Володя бросает по доброй жмене чая «со слоном» в наши огромные кружки и заливает бурлящим кипятком из потрескивающего краника самовара.

– Смороды листик и малинника… Чтоб не захвореть – он кладет в кружки по сухому листику смородины и малины. – И сахарку!

Сахар у дяди Володи кусковой. Такой старый, желто-коричневый. Дядя Володя говорит, что это «сахар времен обороны Севастополя»; такой огромный сахарный кусок всегда лежит здесь на столе в пошарпанной миске, и дядя Володя откалывает от него кусочки острым ножом. Этот сахар едва заметно горчит, если попробовать его без ничего.

Сушки с маслом – с домашним маслом. Здесь его называют «свае» или «свойскае». Оно не похоже на магазинное, немного кислит. А еще оно слоистое, словно с порами, и из них проступают капельки воды.

По оконному стеклу бегут мелкие капли – дождик «подливает», как говорит дядя Володя, «водичку в окно». А мы подливаем себе еще кипятку в кружки – чай всё равно остаётся крепок.

Так и просижу я у дяди Володи часа полтора за чаем или пока не кончится дождь и на «горизонте» не появится идущая за мной сюда бабушка.

– Нет ничего вкуснее чая с сушками и маслом-солью! – заявил я как-то ей. – Как у дяди Володи!

Она очень удивилась и, наверное, даже немножко обиделась:

– Э-э-э… А моя шарлотка? А вареники с черникой? А… Кекс!

– Ну… Ты сравнила, бабуля! – нашелся я. – Но их же надо так сложно готовить!

...

Много раз пробовал я повторить вкус, который помню с тех пор.

Но не выходит.

Может, дело было в зернистом «свойском» масле? В особом чае со слоном на пачке? В сладкой колодезной воде? В «севастопольском» сахаре? Или в огромных алюминиевых чуть примятых кружках? Я не знаю. Не знаю...

Найти тот вкус я всё никак не могу.