Глава1.
-Алексей, давай быстрее! -донесся из зала нетерпеливый женский голос. - Собирайся!
-Да, да! -нервно отозвался Алексей, судорожно запихивая галстук в норку вслед за вездесущим кроликом. -Уже.
В зеркале отражается крупный мужчина лет сорока пяти. Сытое лицо, благородная седина на висках, широкие плечи, костюм сидит, как влитой. От всего облика так и веет силой и уверенностью. Именно эти качества заставляют оглядываться женщин, невольно выпячивая вторичные половые, а ревнивых мужей скрипеть зубами и провожать ненавидящими взглядами. Алексей пощупал бока, вздохнул: за пару месяцев прибавил еще на палец. Больно уж май выдался жарким на дни рождения и корпоративы. На последнем аж три пуговицы отлетели. С другой стороны, грех не отметить: как ни как десять лет фирме. Юбилей.
Алиса процокала, уперев руки в боки, критически оглядела его с ног до головы.
-И ЭТО ты называешь готов?
Алексей отступил на шаг, выставив ногу, даже повернулся чуть боком. Сказались многолетние тренировки в боксерском клубе.
-Что опять не так?
-Все! -безапелляционно заявила девушка и решительно шагнула вперед. Развязав узел, вновь начала процедуру пролазов и обходов, посопела, потом отошла, довольно улыбнулась. -Ну, вот: совсем другое дело.
-И что изменилось? -проворчал Алексей, пристально рассматривая себя в зеркале. Черные брови сбились на лбу, голубые глаза внимательно изучают галстук. -Не понять нам вас.
Алиса торжествующе улыбнулась, задрав носик, сообщила горделиво:
-И не надо: в женщине должна быть загадка. Даже в самой завалящей. А я у тебя не самая.
-Самая, самая, -заверил Алексей.
-Что-о!? -Алиса отставила ножку. Черные, как ночь, глаза метнули молнию.
-Самая прекрасная, самая любимая!!! -заверил Алексей и схватил жену в объятия. Покружив верещавшую девушку, смачно поцеловал в губы. -Ты мое золотце!
Девушка замахала лапками, еле отбилась.
-Пусти, варвар! Измял всю!! Как теперь ехать? И помаду к тому же слизал!
Алексей развел руками.
-Прости, милая.
-Вот еще! -задрав носик, девушка убежала в свою комнату подновлять макияж. -Ты у меня так просто не отделаешься.
Перед внутренним взором промелькнули жаркие картинки. Алексей хмыкнул. Против таких повинностей он не возражает.
На набережную Невы добрались за полчаса. Мрачные свинцово-серые тучи разрядились мощным ливнем. Гремело, сверкало так, словно надвигается апокалипсис. Каждый раз, когда небо разрывала ветвистая молния, Алиса вскрикивала, вцеплялась Алексею в руку, но тут же смеялась, разжимая руку, краснела от стыда. Похоже, ее феминистский образ вошел в противоречие с тонкой натурой дрожащего зайчика.
-Неужели, так и будет лить? -с досадой спросил в пространство Алексей. -Как нарочно, зонтик не взял…
Но едва припарковались перед огромной сверкающей яхтой, как с последним раскатом грома тучи разошлись, пораженные в самое сердце огненным мечом солнечного богатыря. Жаркие лучи брызнули, заждавшись в оковах инистых великанов, яхта засверкала, как огромный бриллиант. Алиса засмеялась, захлопала в ладоши. Глаза сияют, лицо разгорелось от восторга.
-Как красиво!
Алексей вышел, обойдя машину, подал руку.
-Нда, -сдержанно согласился он. -Неплохо.
Над головой носятся как угорелые чайки, с истошными криками ныряют в воду, выпархивают с бьющейся серебряной снедью.
Тридцать метров в длину, десять в ширину, высотой в два этажа яхта поражает глаз утонченностью форм, устремленностью в неведомые дали. Так и хочется прочитать строки Лермонтова:
-Белеет парус одинокой в тумане моря голубом!.. Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?.. Играют волны - ветер свищет, а мачта гнется и скрипит... Увы! он счастия не ищет и не от счастия бежит! Под ним струя светлей лазури, над ним луч солнца золотой... А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой!
-Лешенька! -Алиса прижала ручки к груди, смотрит на него с восторгом и обожанием. -Эти слова.., эти слова… Они прекрасны! Мое сердце именно так чувствует, когда я смотрю на нее.
Алексей криво улыбнулся, а внутри извивалась зависть, медленно пожирая поджелудочную.
-Ничего., -сообщил он сквозь зубы, -скоро и у нас будет. Даже получше.
Алиса замерла, глаза расширились:
-Мы… Мы купим яхту? -прерывающимся от волнения голосом спросила девушка.
-А то, -солидно подтвердил Алексей и выпятил грудь.
-Когда? -прошептала Алиса, глядя снизу вверх с такой надеждой, что будь у него деньги, отдал бы немедленно.
-Вот подкопим немного и купим, -Алексей помолчал. Помяв подбородок, уточнил осторожно. -Думаю, в следующем месяце.
Глаза девушки округлились, как блюдца. Алиса взвизгнула, прыгнула к нему в объятия, жарко поцеловала в губы. Алексей засмеялся, прижал девушку к груди. Внутри тепло, хорошо, словно уже купил и преподнес что-то невероятное любимой женщине на блюдечке с голубой каемочкой.
-Ну, теперь не отвертишься, что всю помаду съел.
Девушка засмеялась, поцеловала в щеку, уперла ему ручки в грудь.
-Ну, все, все, медведь. Смотри вон Лизка.
-Лизель, привет!
Алиса вырвалась, подбежала едва ни в припрыжку к тоненькой восточного типа девице. В длинном красном облегающем платье та напоминала змею. Столь же опасную, сколь красивую. Девушка улыбнулась, сверкнув винирами -каждый по штуке баксов, не меньше -распахнула объятия. Девушки потискали друг друга, зашептались, поглядывая то на яхту, то на Алексея. У того в сердце кольнуло. Поди, восхищаются обводами и красотой… Впрочем, надо отдать должное, дизайнеры поработали на славу. Чувства будущности, устремленности через пространство и время так и сквозит из каждой линии.
Девушки побежали по трапу. Вверху встречает сам хозяин с женой. Николай Боголюбский. Из древнего рода. Родственник Романовым. Как его предков ни пристрели в лихие тридцатые, остается загадкой. Правда, сослали в Сибирь. Но и там порода взяла свое: ученые, инженеры приняли власть Советов, в первых рядах бились с фашистами, кровью искупая грехи мнимые и реальные. Так что к перестройке отец Николая заседал в ЦК КПСС на не самой маленькой должности. И в числе прочих получил за отказ от власти немалый куш, позволивший основать один из крупнейших банков, создать концерн по производству полимерных изделий. Но Николая отец держал в ежовых рукавицах. Заставил поступить на государственную службу. У того, конечно, получилось. Хотя, гм., как сказать…
Мужчины обнялись. Николай принимает поздравления, улыбка до ушей. Сверкает, что глазам больно.Видно, что доволен, как слон. Еще бы… Алексей стиснул зубы, но похвалил:
-Великолепно, просто великолепно!
Николай по-барски похлопал по спине, сообщил:
-Рад, что понравилось. Еще с полчаса и отчаливаем. Опаздунов не ждем. Можете пока сходить в каюты или в кают-компанию. Там легкий фуршет. Банкет будет через три часа, когда отойдем от берега.
-А опостылевшие каменные стены скроются с глаз долой, -подхватил Алексей.
-Точно, -Николай пожал руку и повернулся к следующему гостю.
-Антонина Алексеевна! Рад, безмерно рад!!
…Каюты просторные. Отделанные красным деревом, трехспальная кровать под балдахином. Алиса со счастливым визгом прыгнула, распласталась, как лягушка, на спине, бултыхает руками-ногами.
Сквозь иллюминатор видны легкие волны. Белые барашки взвихряют гребни, разбиваются о кили проплывающих мимо лодок. Не такие большие, но тут уж у кого на что хватило. Обводы сходные, но тут уж, наверно, или дань моды, или просто эргономика. Физических законов никто не отменял. Поэтому, хочешь быструю лодку с минимальным расходом топлива, будь добр уменьшай лобовое сопротивление.
Алиса провела руками по шелковым простыням, промурлыкала от удовольствия:
-Шарман… Это сколько же все стоит?
Алексей пожал плечами, ответил сдержанно:
-Не знаю. Но, думаю, немало.
-Где же он взял? -накручивая локон, поинтересовалась Алиса. -Может, он владелец компании? Или крупный акционер?
-У него отец -олигарх, -нехотя пояснил Алексей. Может, решил, что пора сыночку воспользоваться финансами. Мол, все равно, с собой в могилу не заберешь.
-Да, наверное…
А Алексея распирало. Он то знал, что батя у того скряга паталогический. С него хоть портрет скупого рыцаря пиши. Делать деньги, складывать в кубышку для него просто -идея фикс. Миллиардами ворочает, а сам одевается в дискаунтерах, ездит на метро, ест ширпотреб. Вот Коле и пришлось крутиться. Простой чиновник при потоках. Здесь отщипнул, там отвел ручеек -вот и хватило на яхту. А то, что сотня -тысяча семей не смогли переехать из ветхого жилья, завести детей, так это дело десятое. Жили так раньше, проживут и дальше. Желчь злобы и осуждения так и жгет, пробивается сквозь стиснутые зубы. Хочется гаркнуть во все горло: «Да он вор!» -но сдержался. Не стал портить день Алисе да и себе. Хотя к гастроэнтерологу на завтра нужно записаться.
-Но это все ерунда. Это разве яхта? -Алексей искривил губы. -Вот моя яхта, так яхта. Раза в два будет больше и богаче. -Хотя и понимал, что такую не купить еще лет с тысячу. Но уже не мог удержаться.
-В два раза? -изумилась девушка. -Не может быть! Дорогой, тебе что прибавку дали?
-А то! -Алексей расправил плечи, зашагал по каюте гоголем.
За соседними стенами послышались голоса, визги. Потом заскрипела кровать. Похоже, кто-то решил опробовать новое ложе. Глазки Алисы заблестели. Он встала, буквально перетекла, подошла танцующей походкой.
-Дорогой, -промурлыкала девушка, -может, и нам тряхнуть стариной?
Алексей обнял жену, притянул к себе.
-Я не против, -прошептал он и страстно впился в полуоткрытые губы.
Их тела сплелись в жарких объятиях. Алексей подхватил девушку на руки. Два шага -и они рухнули на ложе. Страсть разгорелась, вспыхнула, как пожар в засушливое лето.
…Через десять минут начали звать в кают-компанию, но и они уже закончили, расцепившись, рухнули на спины. Воздух обжигает губы, грудные клетки до треска расширяются. Глаза девушки сияют, по губам блуждает довольная улыбка. Она повернулась на бок, закинула ногу ему на бедра, поцеловала в плечо.
-Давно у нас такого не было.
Алексей усмехнулся, пояснил:
-Не даром говорят, что даже со старой женой на новом месте…
Алиса приподнялась на локте, сдвинула бровки.
-Это я то старая!?
-Прости дорогая, -Алексей вскинул руки. -Я имел ввиду совсем не твой возраст.
-Возраст? Я значит, пожилая!?
Алексей распластал девушку на лопатки, завис сверху.
-Я люблю тебя. И буду любить, даже когда появятся морщинку, а попка отвиснет, -он нежно поцеловал девушку в лоб, щеки, прошептал, -потому, что я люблю ТЕБЯ. Понимаешь?
Девушка затихла, на глаза навернулись слезы. Она вырвалась, притянула его за шею, обняла так крепко, что откуда только силы взяла.
-Понимаю, Лешенька, -прошептала она в ответ, -понимаю, любимый…
Они оделись, спустились в кают-компанию. Народу тьма. Дамы под ручку с кавалерами расхаживают, в руках бокалы с шампанским. Тут же снуют официанты с подносами. Алексей снял два бокала, протянул один жене, из второго отпил. Разговор живой, слышен смех, шуточки. Многие раскрасневшиеся. То ли от выпитого, то ли от апробации постельного татами.
Слегка покачиваясь, яхта отошла от берега. С бокалами в руках гости вышли на палубу. Легкий бриз треплет волосы, платья развиваются, как флаги. Кто-то взвизгнул, мужчины скабрезно улыбались. Боголюбский вещает, раздувшись от важности:
-Два японских мотора хаматши по тысяче лошадок каждый. Подождите, выйдем в море. Капитан даст огоньку. Правда, Олег Петрович?
Через стекло в рубке виднеется крепкий усатый мужчина. В белом кителе, фуражке и черных брюках с золотыми полосками. Он кивнул, подтвердил, заложив руки за спину и переваливаясь с пятки на носок:
-А то как же, -раздалось из динамиков. -Полетит так, что калибрам не угнаться.
Народ захмыкал, кто-то покачал головой, иные полезли в телефон. Но большинство покрепче взялись за поручни. Так… На всякий случай. Боголюбский озорно ухмыльнулся, щелкнул пальцами:
-Эй, кэп! А ни поддать ли нам газку?
-Это можно,- огладив соломенные усы, пророкотал капитан. -По-е-е-ехали!
Под кормой взревело стадо левиафанов, пол под ногами дернулся. Женщины вскрикивают, со смехом хватаются за кавалеров. У кого-то слетела шляпка, но тут же пропала в пенистом следе. Мужчин, впрочем, это мало заинтересовало, судя по одобрительному гулу:
-Вот это мощь!
-А жрет то, господа, жрет то, -захлебываясь от восторга, изрядно поднабравшийся Боголюбский размахивал руками. Вино плескалось, но гости старались не обращать внимания: понять человека можно. -Как стадо слонов у водопоя.
-Даешь! -рявкнул бородатый Медведев. Подвигал разбойничьими бровями и добавил так же внушительно. -Стране угля!
Бокалы взлетели, все чокаются, кричат дурашливо и весело:
-Ур-ря-аа!
Боголюбский сфокусировал на здоровяке взгляд, поинтересовался:
-Сереженька, а откуда такое странное выражение? Что-то помню, но.. смутно.
-Так Стахановцы работали при Советах. На них потом вся страна ровнялась.
Боголюбский наморщил лоб, покачал бокал, намереваясь размешать, но там пусто. Хмыкнув, перехватил полный у соседа, залпом опрокинул, занюхал рукавом. Пьяненько захихикав, сообщил:
-Теперь нужно: «Даешь полста процентов прибыли с инвестпакетика!»
Вокруг угодливо захихикали, взлетели бокалы. Звон и смех мешались с истошными воплями чаек. Те носятся над головами, по бокам яхты, то и дело пикируют, с шумом и плеском пронзая морские нарезки. Тут же выпархивают. И практически всегда с добычей. Серебристые тельца бултыхаются, трепещут, но недолго. В основном жрякают на лету, но некоторые усаживаются на поручнях над головой, орут, пихаются. Боголюбов толкнул меня локтем в бок, сообщил заговорщицки:
-Совсем, как мы.
-Или мы.., как они.
Боголюбов наморщил лоб, улыбка померкла. Внимательно посмотрев на ссорящихся птиц, оглянулся на собравшихся гостей, на яхту, медленно кивнул:
-Верно.. подмечено.
Через час яхта вышла в открытое море. Берег тонкой полоской белеет где-то на горизонте справа. По курсу безбрежное море. Метровой высоты барашки мерно бьют в борта, слегка раскачивая яхту. Огромное красное светило неторопливо погружается за горизонт, окрашивая серые волны в пурпурные тона. Рыжая дорожка протянулась от края до края, исчезла где-то за спиной.
Кто-то предложил искупаться, но Боголюбский вальяжно возразил:
-Не стоит, господа, не стоит: после выпитого-то. Да и море неспокойно. Не ровен час…
После пары минут совещаний рассудили, что Дмитрий Игоревич прав.
-А кто хочет освежиться, так на верхней палубе бассейн. К вашим услугам-с.
Дамы тут же помчались по лестнице с криками:
-Я первая, чур я! Нет, я!
Боголюбский в окружении свиты неторопливо направился следом. На губах барская улыбочка.
-У тебя даже купальника нет! -донесся возмущенный голос сверху.
-Мои кружевные трусики, -раздалось в ответ кокетливое, -фору дадут любому купальнику.
-А верх?
-Да ты ханжа!
Послышались шлепки, визги. Похоже, у дам слово с делом не разошлось.
Мужчины посматривали наверх кто с завистью, кто с интересом, но все ж таки не решились обнажиться. То ли потому, что апполонов не наблюдается, то ли представать в семейных трусах пред таким обществом совершенно не хочется. Пока прекрасная половина нежилась в лучах заката, обсудили знаменитостей, олигархов и их конфискованные яхты.
-И поделом, -сдвинув кустистые брови, проворчал Медведев. -Президент же предупреждал, что замучаются пыль глотать, просил вернуться, как блудных детей. Не послушались. Так чего плакать?
-Хе-хе, -злорадно оскалился Ласкин. -Думали за своих сойти. Как грязью поливали-то, как поливали. А их словно шабес-гоев использовали, половую тряпку. Или тампон. Попользовали и выкинули. С презрением и отвращением.
Медведев крякнул, постучал огромным, как молот наковальни, кулаком по перилам, словно вколачивал сваи:
-Не примут нас за своих, не примут ни-ког-да.
-Ну, почему-же? -томно помавая накрашенными, как крылья махаона, ресницами, поинтересовалась Лидия Прокопьева -жена владельца сети отелей в Шерегеше. -Там же Европа -цивилизация. Париж, Венеция, Лондон.., -она с придыханием закатила глазки.
Медведев презрительно сплюнул за борт -народ зашушукался, мол, к беде:
-Если предадим. Да и то, пока деньги экспроприируют. Конечно, же по цивилизованным, единственно верным правилам. Никто, правда, не знает, что за правила, и с чем их едят. Зато знают, кто их пишет и переписывает в зависимости от конъектуры.
-И кто же? -прищурилась госпожа Прокопьева. -Америка?
-Транснациональные секты сатанистов, -громыхнул Медведев и стиснул зубы.
-Да? -Прокопьева приподняла тонкие бровки. -А я думала, что как обычно, обвините бедных американцев.
Медведев поморщился.
-Сказали бы «юсовцы» -еще ладно, ведь в одной Северной Америке двадцать три государства: Мексика, Никарагуа, Гваделупа и еще куча. Но и юсовцы -просто биомасса -батарейки в огромной матрице сатанизма. Они давным-давно ничего не решают, как и европейский обыватель.
Женщина нахмурилась.
-Ну уж… Франция -родина революций...
-Это так, -усмехнулся Медведев. -И делают ее руками молодежи, прекраснодушных безбожных идиотиков. Но придумывают и организуют гнилые души старых негодяев.
Ласкин хихикнул -на него посмотрели озадаченно. Тот окинул собравшихся хитрым взглядом:
-Один интересный факт: Штаты колонизировали протестанты, а территорию нынешней Мексики -католики. А теперь вопрос: где остались индейцы -местные жители? Как народ. Со своим укладом.
Гости переглянулись? Одна красивая, как кукла Барби, девушка пискнула:
-В благословенной Америке?
В глазах Ласкина заплясали чертики.
-Не угадала. Юсовцы дарили местным одеяла, зараженные чумными блохами, спаивали, заражали сифилисом и просто расстреливали, сжигали целые деревни. Всячески стараясь изжить. Были бы тогда газовые камеры, с удовольствием бы применили. А все почему?
-Почему? -девушка распахнула глазки.
-Потому, что признали, что индейцы -не люди. Просто двуногие животные. А с животными, особенно вредоносными, разговор короткий. Как с тараканами.
-А католики что же?
-Те собрали анклав, обсудили. И не смотря на то, что обычаи индейцев были подчас чудовищны по жестокости и отвратительности, пришли к выводу, что они люди. Заблудшие только. А значит, их нужно лечить, исправлять. И принялись социализировать, проповедовать.
Медведев кивнул, желваки вздулись, как жернова:
-Да и сейчас их не считают за людей.
-Но как же? -возразила все та же красотка. -Они же склонились перед меньшинствами: неграми, геями. Просят на коленях прощения.
-Не они, а их пытаются нагнуть. Но в душе, уж поверьте, -он сжал кулак. Попади внутрь правозащитник -останется от него одна шкурка, -ненавидят всем сердцем. Хоть и стараются всех и каждого уверить, что любят геев, вот смотрите, у нас радужный флаг, и даже брат трансвистит, а дочка готовится сменить пол.
-То есть, -девушка наморщила лобик, -они делают то, что не хотят делать?
Ласкин хмыкнул:
-Классная у них демократия?
-По-моему, это называется рабством.
-Оно и есть.
-А кто же хозяин? Кто управляет безумным стадом блудливых коров? -спросила Прокопьева. -СМИ? НКО? Сорос?
-Они лишь инструменты, -рыкнул Медведев. -Дух творит себе форму. И это дух злобы, разрушения. Он берет все наши пороки: гордыню, похоть, зависть, жадность, гнев, уныние, леность -и преподносит на блюдечке с голубой каемочкой. И мы съедаем, уплетаем, как миленькие. Но ходим в самомнении, что святые. А внутри… Эхх, -он махнул рукой.
-Дух злобы? -переспросила Прокопьева. -Вы про дьявола, сатану? Что прям с рогами и копытами?
Вокруг захихикали.
Медведев нахмурился, зыркнул на собравшихся исподлобья.
-С рогами и копытами. И с чем похуже.
Кукла барби оглядела себя со всех сторон, даже на вздутые ягодицы заглянула, развела руками:
-Что-то не наблюдаю.
Ласкин усмехнулся, сообщил тихонько:
-А ведь они есть. Как есть нейтрино. Хоть его никто и не видел. Вот я вижу у вас копыта гордости и длиннющий хвост зависти, рога осуждения. Как и у остальных. У одного только это выпирает, у второго иное. -он медленно обернулся, сообщил. -Ни одного здорового человека. У каждого свое: то одна опухоль, то другая. Тщательно скрытая за нормами общепринятой морали.
Народ зашумел, послышались возмущенные выкрики:
-Да как вы смеете!? Я буду жаловаться! Да это оскорбление в присутствие свидетелей.
-Я никогда никого не убивал! -заявил высокий мужчина с желтоватым нервным лицом. -Не грабил, не подставлял ножку. У меня безупречная репутация.
Ласкин внимательно взглянул в его лицо, сообщил негромко:
-У вас безупречная репутация гордеца и жадины…
Народ заголосил, лица красные, вверх взлетели кулаки. К возмутителям спокойствия придвинулись со всех сторон. И явно не затем, чтобы поблагодарить за диагноз. Боголюбов втиснулся меж смутьянами и разъяренной толпой, крикнул, перекрывая шум:
-Господа, господа! И дамы!! Прелестные дамы,.. -шум немного приутих. Боголюбов прижал руки к груди, заявил с примиряющей улыбкой:
-Прошу простить моих гостей. Творческие личности. Образное мышление. Они не хотели никого обидеть. Просто фигура речи. Правда же?
Медведев с Ласкиным переглянулись. Криво усмехнувшись, развели руками.
-Ну, вот и хорошо. -улыбнулся Боголюбов. -Будем считать инцидент исчерпанным.
Товарищи взяли по коктейлю, отошли в сторонку. Медведев выпил за пару глотков, крякнул, поставил стакан на поднос проходившего мимо официанта. Отвернувшись к морю, облокотился на поручень. Ласкин же с интересом следил за народом. По толпе ходят волны обсуждений, все никак не утихнут. То один, то второй начинали оправдываться, перечислять «добрые» дела. Этот детдому помогает, второй церковь построил(даже табличку с его именем повесили), третий волонтером за стариками ухаживает.
Ласкин вздохнул, с тоской посмотрел на небо. Если бы было все так просто… Тогда бы католики просто пачками на небо, как кинжалы. Ан нет: вся Европа погрязла в сатанизме, погибает. Уже физически погибает. Хотя приютов, детдомов и прочих соцслужб под эгидой церкви в сотни раз больше, чем у нас. Но, святые отцы говорят просто: любое доброе дело нужно не столько одаряемому, сколько дарителю. Ведь прямо посреди акта дарения человек познает свою немощь. Кто внезапно ощущает жадность, хоть дает копейку. Другой -гордыню, третий лень, зависть. У кого только что ни всплывает. И именно это: с удивлением осознание своей нечистоты -важно. А кто отмахивается от результата -тот просто теряет время. Ведь все умрем. В том числе и те бедные дети, которым собираем всем миром по пять-семь миллионов на операцию. Причем, может, умрут, не дожив день, или через год. А, может, вырастут и станут очередным Чикатилой. Мы же ничего не знаем. Не ведаем путей Господних, руководствуясь лживым Гуманизмом, что ставит во главу угла человека, а не Бога.
Народ постепенно перешел к обсуждению певичек: кто как одевался на очередном конкурсе, кто как оскандалился; фильмов, затем перешли к политике, прошлись по СВО, добрались до Путина. Невысокий, чернявый зализанный, как опереточный испанский лакей мужчина вопросил вальяжно:
-Ну, зачем, зачем мы развязали эту ненужную войну? -он сидел, закинув ногу на ногу в кресле рядом со сценой, курил сигару. -Запад -это наше все. Мы взяли от них коробку передач, с машинами в комплекте, интернет, компьютеры, даже оборудование для добычи газа и нефти. Даже комбайны, дробилки в угольных фабриках из Штатов. Мы же ничего не умеем. Ни-че-го!
-Или нас заставили не уметь, -рыкнул Медведев из угла. -Когда подсадили на западное оборудование в обмен на разрушение собственного производства.
-Ну, полноте, -лакей тонко улыбнулся. -Мы сами решили так: от нас нефть и газ -от них оборудование и жвачка.
-Это кто так решил? -Медведев смотрит исподлобья. -Кислюк? Чубайс? Горбач? Спросили бы у любого мужика. Тот бы сказал: «Вы что, ироды, делаете!?»
-Да что простой мужик понимает? -лакей отмахнулся. Оттопырив два пальчика, пригубил виски. -Чернь сиволапая.
-Чернь сиволапая, -запыхтел, багровея Медведев, -хочет молиться Богу, а не дьяволу, хочет, чтоб в семье были мама и папа, чтоб мальчик вырос мужчиной, а не покончил жизнь через пару лет, как стал Анфисой. Этот простой мужик и простая баба хотят разговаривать на русском языке и жить в мире и согласии с сотней народов мира, а не брызгать ненавистью на все, что не является блакитно жовтым хохломордым ублюдком.
-Но-но, -лакей выпрямился, челюсть выдвинулась. Смерив здоровяка опасливо-высокомерным взглядом, лишь сказал. -Вы, господин Медведев, полегче: каждый народ имеет право на самоопределение, самобытность.
-Но не в ущерб окружающим и не за счет их.
-Странно, -пробормотал Ласкин, хмуро разглядывая двух пейсатых владельцев Мойшабанка, -знаю один народец, где с сотворения мира думает иначе.
Медведев проследил за его взглядом, поперхнулся. И без того красное лицо побагровело, посинело, глаза налились кровью. Собравшиеся отодвинулись, втянули головы в плечи: если черепушку от давления разнесет, так хотя б не забрызгало.
-До этих, гм., граждан, -пропыхтел Медведев, как паровозный котел под нещадным присмотром кочегара, -мы еще доберемся.
Ласкин сладенько улыбнулся, закинув ногу на ногу, затянулся сигареткой в золотом мундштуке:
-Вряд ли: у них юса, как цепной слон или бультерьер. Чуть чего, спустят. Так покусает…
-А вот шиш! -Медведев свернул кукиш, сунул Ласкину под нос. -Дулю с маком. Кишка у них тонка. Подыхать они никак не хотят. Для них Бога нет. А раз так, то все существование ограничено рамками этого физического мира. И если помрут, то все. И не важно, что это не так: для них это так. Поэтому пошлют, вооружат своих ручных псов. Кончатся хохлы -за поляков возьмутся. Те копытом роют землю, аж пар из ноздрей.
-Это да., возможно., -Ласкин стряхнул пепел в вазу с цветами. -Но почему же тогда обостряют? Шаг назад и два вперед. Так и дойти можно. До точки невозврата. А потом? Апокалипсис? Не понимаю, -он развел руками.
Медведев внимательно посмотрел на брюзгливо-хмурое лицо собеседника, покосился на прислушивающийся люд.
-А все просто, -народ встрепенулся. Медведев сделал паузу. Логики нет, кроме одного случая: они на самом деле -их властители -хотят сдохнуть. Ну, или чтоб перемерло, как больше народа.
-Зачем? Это же противоестественно.
-А сатанизм весь на этом замешан, -пожал плечами Медведев.
Ласкин вскинул брови, внимательно всмотрелся в чугунное лицо Медведева.
-Вы считаете, что на западе все сатанисты?
-Все -не все, но большинство - это точно. Правители сатанисты культовые, а народец просто по сути, по образу жизни и ценностям.
-С чего вы это решили? -поинтересовался подошедший Боголюбов.
-Да все просто до элементарного, -нехотя откликнулся Медведев. Он обвел тяжелым взглядом окружающих, криво усмехнулся. -Господь сказал, что меня любит тот, кто исполняет заповеди мои. А на западе и у нас в большинстве своем эти заповеди нарушаются, отталкиваются, объявляются античеловеческими, нарушающими свободу.
Народ задвигался, по толпе прокатилась волна возмущения, кто-то с высокомерным видом вышел из круга, но большинство осталась, даже придвинулись. Боголюбов сдвинул брови:
-Это какие-такие заповеди?
-Например, «Не прелюбодействуй». Вместо этого разрушается институт брака, -Медведев махнул рукой, -да что там «разрушается», уже практически разрушен. Как в Риме периода упадка выходим замуж, женимся, чтобы развестись.
-С чего вы это взяли?
-Одни брачные контракты тому прямое доказательство, -вставил Ласкин. -Вступаем в брак, уже подразумевая, что придется развестись.
Медведев благодарно посмотрел на товарища, продолжил:
-Легализация перверсий всех мастей -прямое потворство содомии, за которую Господь не раз наказывал человечество страшными карами. Свободные отношения между мужем и женой, советы психологов мужчинам заняться онанизмом, когда впадают в уныние -это что?
Боголюбов поморщился, кисло улыбнулся:
-Да, да, согласен, переборщили со свободами, но что еще?
-Вам мало? -Медведев вскинул кустистые брови, толстые губы сжались в жемок. – Тогда чревоугодие. Жрите, жрите и жрите: продукты, вещи, технику -потребительская модель экономики -это ли ни отвратительнейшее явление? Еще пара десятков лет и все ресурсы закончатся. Мы живем в обществе, которое делает богатыми отцов, но нищими детей. Да и будут ли те дети? -он горестно покачал головой.
-Но как по-другому заставить покупать товары? -Боголюбов оглянулся на согласно загудевшую публику толстосумов. -Весь смысл повысить покупательскую способность. Чтобы человек быстрее купил, съел, сломал, затем еще купил. Кончатся деньги -он идет работать. Растет экономика.
-А зачем? -Медведев с интересом смотрит на Боголюбова, на окружавшие лица.
-Что «зачем»? -не понял Боголюбов?
-Зачем постоянный рост экономики?
-Ну, как..? -Боголюбов широко раскрыл глаза, двинул плечами, даже развел руками, оглядываясь за поддержкой к слушателям. -Разве не в этом весь смысл?
-В чем? -прищурился Ласкин.
Боголюбов чуть запнулся, покраснел, потом пояснил сердито:
-В зарабатывании денег и получении максимума удовольствия на эти деньги!
Медведев пристально посмотрел на согласно гудевшую толпу, разгоряченное лицо Боголюбова, грустно покачал головой:
-Вы сами ответили на свой вопрос.
-Какой? -Боголюбов выставил вперед ногу, грудь бурно вздымалась, ноздри раздувались, как у породистого коня. Будь сейчас восемнадцатый век, уже бы вытаскивал шпагу.
-На основополагающий, -мирно пояснил Медведев. -Ведь в заповедях ничего про удовольствия не сказано.
-Ваши заповеди, ваши заповеди!.. -брызнул слюной какой-то плюгавый франт. -Просто бесчеловечны и антигуманны!!!
Медведев с грустной улыбкой посмотрел на него, сообщил:
-Как и Гуманизм -антитеистичен. Он отвергает Бога и ставит во главу угла Человека. Со всеми его похотями и смрадными желаниями.
-Это наши свободы! -плюгавый помахал пальчиком перед носом Медведева. -И мы их не отдадим. Слишком долго с кровью и потом завоевывали, чтобы, чтобы…
Он задохнулся от обуявших чувств.
Медведев стоял, как вкопанный, выпятив челюсть.
-Ну?
-Чтобы всякие мракобесы поднимали кощунственную длань!
Медведев скривился так, словно окунулся в чан с фекалиями. Да вовсе не с теми, что зовем удобрениями.
-Акакий Акакиевич, -кривя губы, выплюнул он, -не говорите так красиво. За фасадом равенства и братства, под флагом «Но пассаран» скрывается заурядная подлость, мерзость и банальный блуд вперемешку с жаждой наживы.
Плюгавый человечек неопределенного возраста и пола выпучил подведенные глазки, завопил:
-Да как вы смеете! Дантон в могиле переворачивается, Робеспьер вопиет к Господу!..
-К Господу? -негромко поинтересовался Ласкин. -Насколько я знаю, там верующих не было. А если и были, то не в Господа Иисуса Христа, совсем не в него.
Глазки плюгавого забегали, он сжался, но тут же бросился в контратаку, как загнанный в угол крыс:
-Брехня! Революция и демократия -детище Бога.
Медведев покачал головой:
-Убийства, насилие, грабеж, унижение -дело Божье? Не знаю, какого бога вы имеете ввиду, но не Господа -это точно.
-Откуда такие выводы? -попытался защитится плюгавый. -Бог един.
-Дерево узнается по плодам, -напомнил Ласкин и хитро прищурился.
-Так и я про то! Бог -есть справедливость.
Медведев переглянулся с Ласкиным, с недоумением оглядел плюгавого, словно пытался высмотреть пейсы.
-Ээ, -протянул он, -уважаемый, а вы ничего не перепутали?
-Ни капельки, -отпарировал плюгавый и воинственно сверкнул непонятно откуда взявшимся пенсне. Тряхнув козлиной бороденкой, задрал нос к потолку.
Ласкин побарабанил пальцами по столу, возразил:
-Но Иоан Богослов сказал, что Бог есть любовь. И пребывающие в любви пребывают в нем.
Медведев кашлянул, добавил солидно:
-Да и будь Он справедливостью, человечества бы давно не стало.
-Почему это? -прищурил второй глаз плюгавый.
-Потому, что Содом и Гомора -дети по сравнению с современным обывателем.
-Ерунда! Это частная жизнь. Кого интересует, что я делаю за закрытыми дверями. Я же никого не убиваю, не граблю, с коллегами ровен.
Медведев наклонился к нему на ухо, спросил негромко:
-Но думали об этом, мечтали? Признайтесь.
Плюгавый отшатнулся, оглядел Медведева с ног до головы, бороденка затряслась:
-У нас хоть и тоталитаризм, но не до такой степени, чтоб мысли контролировать. Это не ваше дело!
-Ох, дорогой Аркадий, -ласково сообщил Ласкин, -ошибаетесь. Сперва возникает чувство, ощущение, желание. Формируется мысль, слово. Затем план и действие. Ружье, висящее на стене, когда-нибудь да выстрелит. Таковы законы. -он ткнул плюгавого пальцем в грудь. -Так что то, что у вас происходит здесь, меня интересует непосредственно. И если там гнездится ненависть, похоть, сребролюбие, зависть, далее по списку, то с этим нужно бороться, лечить.
Плюгавый откинул руку Ласкина, покраснел от гнева:
-Меня не нужно лечить: я здоров. Это вы больны. Закостенели в своем старорежимном артрозе загнивающего православия.
Медведев неожиданно улыбнулся, расправил плечи:
-Как может загнить родниковый ключ? Ведь в начале всегда он. А вот в конце… В конце уже болото. О чем свидетельствует запашок и непрестанное кваканье.
Народ вокруг слушает внимательно. На лицах целая гамма чувств: от радости до ненависти. Равнодушных нет.
Ласкин закурил сигарету, выпустил белое кольцо в лицо плюгавого. Тот поморщился, отмахнулся, разбивая тор.
-Больные бесперспективны, пока не признают свой недуг. Ведь лишь признав в самом себе, что болен, что погибаешь, ты обратишься к врачу.
Медведев кивнул, прогудел:
-Наркота вседозволенности, чувственных удовольствий держит нас крепко. Как наркоманов. Уже гнием заживо, все трясемся, но к врачу не идем, говорим, что это нормально, что я просто оттягиваюсь, что я современный, раскрепощенный. Хочу завидую, блужу, хочу не завидую и не пойду к шлюхе, не обожрусь так, что любая свинья в ужасе отшатнется. А так ли это?
Плюгавый откинулся назад:
-Что?
Медведев спросил с прищуром:
-Сможете хотя бы не завидовать? Не провожать масляным взором каждую задницу, не представлять ее в позе пьющего оленя? Не злиться по пустякам?
Плюгавый задохнулся, словно ударили под дых, бросил быстрый взгляд по сторонам. Все смотрят с интересом, кто-то задумчиво, в глазах пустота. Похоже, примеривают вопрос к себе. И судя по кислым лицам, ответ положительным не был.
Махнув рукой, плюгавый протолкался ко входу в каюты, скрылся с глаз. Народ загомонил, живо обсуждая услышанное. Боголюбов подошел к Медведеву, протянул бокал с шампанским.
-Не ожидал, не ожидал, Александр Федорович. А вы, оказывается, интеллектуал, -он внимательно оглядел собеседника от пяток до макушки, покачал головой. -Однако…
За бортом полный штиль, на небе ни облачка. От горизонта до врат Петропавловской крепости пролегла лунная дорожка. По периметру бортов вспыхнули юпитеры, в громкоговоритель раздалось с подъемом:
-Ну, а теперь, дамы и господа, танцы!
Грянула музыка, потекла, обволакивая душу, настраивая сердце на неожиданные встречи и романтические приключения. Пары закружились под тягучую мелодию в ритме вальса. Хотя не все. Те, что помоложе, скабрезно ухмыляясь, кивали на стариков. Правда, что-то нарочитое было в этом. Словно, у грузчика, которому пытались растолковать теорию относительности. В результате получали в морду, потому как хрень и мракобесие.
Звон бокалов, смеющиеся лица, блестящие зубы. Добронравов полез купаться, но его вытащили. Хоть и возмущался вельми, ссылаясь на двухгодовалую лямку в мичманах.
-Это генерал может утонуть, но я, Я!.. Даже, если алкотестер покажет «труп», доведу лодку до причала даже при сломанном моторе.
-Вразмашку что ли? На зацепе? -ехидно поинтересовался Ласкин.
-Именно! -вскинул толстый, как сарделька, с обгрызенным ногтем палец Добронравов и повалился плашмя на палубу.
Хорошо подхватить успели. Так бы завтра себя не узнал. Под богатырский храп старого мичмана отволокли в каюту.
Медведев подрался с Ласкиным. Тот ловко уклонялся, язвительно вставлял шпильки, на что топтыгин лишь взревывал и месил воздух пудовыми кулаками. Те пролетали в миллиметре от головы, но не доставали. Однако, и на старуху бывает проруха -на очередном подскоке Медведев шатнулся всем корпусом, от апперкота Ласкин взлетел метра на два и рухнул на лежаки для загара. Дамы охнули, кто-то бухнулся в обморок. Медведева оттащили, а Ласкина окружили, хлопают по щекам. Очнулся он уже в таком цветнике, что довольно быстро позабыл про саднящий подбородок.
Спустя два часа и остальные начали потихоньку разбредаться. Заскрипели кровати. То там, то здесь сопровождаясь охами и стонами. Впрочем, таких оказалось не столь много. Видимо, сказывался средний возраст пятьдесят плюс. По большей части мирно засыпали. Последние успокоились, когда забрезжил рассвет. Пятый час… Раздались крики чаек…
Те, кто раньше лег, еще спали. Зато выползли недоперепившие. Глаза начитанные-начитанные.
-Колюня, айда в кают-компанию: там вчера вискаря пара коробок оставалась. Грех продуктам пропадать.
-А то, -мотнул всклокоченной головой товарищ и влюбленно посмотрел на собеседника.
Обнявшись, двое в тельняшках затянули песню про моряка и морячку и, покачиваясь, скрылись в дверном проеме.
Глава2.
Алексей проснулся, когда солнце пробивало дырку в иллюминаторе. Алиса разметалась рядом голенькая, посапывает, уткнувшись в подушку. Прошлепав в туалет, с отвращением рассматривал себя в зеркале. Оттуда без тени приязни пялится хмурое щетинисто-обрюзгшее чудовище. Под глазами мешки едва ли ни больше тех, что бастионами закрывают бока, с каждым годом все увереннее превращая в грушу. Эх… Подвесить бы тебя в спортзале да выбить все дерьмо… Алексей повернулся правым боком, левым, но ничего принципиально нового не увидел. Разве что выпирающий через резинку трусов мамон. Нажитый в неравной борьбе с гиннесом.
Ну, ничего, -подумал он, бодрясь. -Запишусь в спортзал, раскачаюсь, заодно и сброшу десяток-другой кило. Стоит только захотеть -горы сверну.
В голове мелькнула мыслишка. Маленькая, но до отвращения настырная. Мол, не в первый раз слышу такое-лет десять, если точнее-, а горы и ныне там. Даже горку.. от простой болонки на газоне не сдвинул.
Сполоснувшись в душе, оделись и чинно, кто подобрав, кто выпятив грудь, продефилировали на палубу. Народа уже собралось прилично, стоят группками, шушукаются. Как черт из табакерки, возник Ласкин, вежливо поинтересовался:
-Алексей Ильич, доброе утро.
-И вам не хворать, -буркнул Алексей, чуть приподняв уголки губ.
Ласкин дернул руку, чтоб пощупать черные тортильи очки, но сдержался.
-Не видели ли нашего хозяина?
-Николай Александрович? -Алексей пожал плечами, огляделся. -Может спит еще? Ночь, гм., бурная.
-Не до двух же часов…
-Это да, верно.., -Алексей переглянулся с Алисой. -Сходить бы... А впрочем., -он вытащил телефон. -Воспользуемся достижением научно-технического прогресса. С мобилой Коля не расстается последние десять лет даже в ванной.
Ласкин поморщился, сообщил брюзгливо:
-Да звонили уже. И не раз. Думаете, настолько тупые?
-Ни в коей мере, -Алексей вскинул руки. -И что там ответили?
-Что абонент не может ответить на звонок, напишите сообщение.
-Но я все-таки попробую? -мирно спросил Алексей.
Ласкин махнул рукой, отвернувшись, оперся о борт, стал что-то внимательно рассматривать в волнах. Словно нечто крайне интересное. Алексей чуть приподнял уголки губ, поднес трубку к уху. Не глядя на него, Ласкин поинтересовался с подчеркнутым равнодушием:
-Ну, что?
-Абонент не абонент.
Ласкин сплюнул за борт, проворчал:
-А я что говорил?
Алексей развел руками, огляделся по сторонам.
-Пожалуй, вы правы: придется идти. Мало ли чего.
-В смысле? -Ласкин подозрительно вгляделся.
-Инсульт сейчас шибко помолодел. Может, нужна помощь.
-Что ж мы тогда стоим!? -вскинулся Ласкин и устремился к двери в коридор. -Нужно немедленно! Немедленно!!
Они скорым шагом спустились, прошли мимо кают-кампании. Ласкин тараторил не переставая - к ним стекались, как крысы к Гамельтонскому крысолову. И когда дошли до каюты владельца корабля, сзади собрались человек двадцать.
Алексей набрал номер. За дверьми заиграла мелодия: «Я люблю тебя до слез!» Алексей постучал в дверь, приложив ухо к двери, позвал:
-Николай Александрович! Николай Александрович, вы тут? Народ проснулся. Организатор готовится начать конкурсы. Все только вас и ждут.
В ответ лишь все та же мелодия и негромкий скрип.
Алексей оглянулся. В толпе шушукаются, в глазах тревога. Ласкин покачал головой.
-Что-то здесь не так, пятой точкой чую.
Алексей поджал губы. Не хотелось разводить сопли, но под ложечкой засосало. Темное чувство непоправимого охватывало все сильнее. Стиснув зубы, Алексей разбежался и грянулся всем телом о дверь. Та с треском распахнулась, шандарахнула о стену -что-то со звоном рухнуло. Алексей влетел, как пушечное ядро, поскользнувшись, растянулся в луже чего-то зловонно-зеленого. Над этим кружились мухи и… Висело тело. Алексей чуть отстранился, вывернул шею, чтобы рассмотреть. Посиневшее с полопавшимися бардовыми словно у вурдалака глазами лицо Николая представляет жуткое зрелище. Высунутый на ладонь язык распух, по нему ползают зеленые навозные мухи, трут лапки. Алексей поднялся, с тоской смотрел на поскрипывающее на проводе от фена тело.
-Как же так? -прошептал он. -Как же так?
В коридоре послышался шум, крики:
-Пустите меня, пустите! -в дверях появилась женщина, глаза огромные. -Коля, Коленька! -вскричала она и рухнула в обморок.
-Всем стоять! -крикнул Алексей. -Это может быть место преступления.
Но народ особо и не рвался. Хотя и напирали, вытягивали шеи, чтоб рассмотреть получше.
В комнату ворвался капитан. При виде покачивающегося тела побледнел, снял фуражку.
-Господи Иисусе Христе, -перекрестился он, -Сыне Божий, помилуй меня грешного! Это что же? -он робко обошел тело по кругу. Это как же?
Алексей тяжело опустился на диван, выдохнул:
-Вызывайте полицию.
-Может быть, на берег? Это же явное самоубийство.
Алексей посмотрел на него непонимающе.
-А с чего бы ему это делать? Только что купил новую яхту, жена красавица, -он кивнул на женщину, вокруг которой хлопочут подруги, пытаясь привести в чувство. -Дом, так сказать, полная чаша. Какой смысл?
Капитан отвел глаза, криво усмехнулся:
-Смысл есть всегда, -буркнул он невразумительно. -Впрочем, вы правы: пусть соответствующие органы разбираются.
Глава3.
Прошло три дня. Жизнь в конторе постепенно вошла в свое русло. Если первые пару дней двигались, как пришибленные, то теперь даже слышатся шутки, привычные подколы. То здесь, то там смешки. Пока скромные, но пройдет день-другой и вновь начнут ржать, как кони. Впрочем, в чем их упрекать? Люди всегда умирали, а жизнь продолжается. Что интересно: видя смерть каждый день по телевизору, на дорогах, в интернете, на кладбищах, мы в глубине сердца не верим, что умрем. Видим, но НЕ ВЕРИМ. Это происходит с ним, с ней, с этими, но не со мной. Мы даже не верим, что постареем, хотя достаточно посмотреть, поговорить с любой старушкой или дедом. Ведь они тоже были детьми, взрослели, влюблялись, рожали детей, горевали и радовались, совершали подлости и героические поступки. А потом становятся вот такими… Дряхлыми развалинами. С провалами в памяти и еле двигающимися ногами. С артритом, радикулитом, лысые, полуслепые или вовсе слепые, гадящие под себя, кричащие от боли, доживающие в жутких муках последние дни в хосписе. А потом… Потом смерть. Неизбежная, как восход и закат. Родственники стараются поскорее зарыть или сжечь и снова вернуться к привычной жизни: жрачке, траханью, вечной суете, бахвальству и оскорбленной гордости. И много еще обыденного, что портит нам жизнь, и что мы предпочитаем в себе не замечать, ссылаясь на внешние обстоятельства. Мол, я разозлился не потому, что во мне говна по горло, а потому, что меня разозлили: он, она, они. Вплоть до соседней жучки и плохой погоды. А я… Я прекрасен во всех отношениях.
В сторону стола директора старались не смотреть. Словно над ним витает незримая тень. И если слишком сильно всмотреться, то тень обратит внимание и на тебя. Как сказал Фридрих Ницше: «Если слишком долго вглядываться в бездну, бездна начнет вглядываться в тебя».
В документообороте появилась задача от секретарши с просьбой скинуться на похороны. Мол, кому сколько не жалко. Понятно, что денег у директора хватает, но обычай такой. Сбросились по тысяче, по две: на смерть, не на выпивку. Вроде как в последний путь провожаем. А на самом деле отделываемся, отпинываемся, откупаемся, чтоб с собой не забрала костлявая.
-На смерть, -Алексей задумчиво покатал словосочетание на языке. -Странное выражение… Интересно, по сколько скинутся мне?
Он со смущенной усмешкой покосился по сторонам. Судя по задумчивому виду Петрова, у того возникла похожая мысль.
Поминки справляли в ресторане Русь. Поставленный временно исполняющим директора Максимов сказал много хороших, хоть и обыденных слов, видимо, руководствуясь тезисом, что о покойнике либо хорошо, либо ничего. Интересно, кто это придумал? Какая-нибудь отъявленная сволочь при власти, что издевалась, воровала, грабила, насиловала. А потом, чувствуя приближение закономерного конца, понимая, что могилу осквернят, разграбят, а детей выгонят из дома, приобретенного на ворованное, придумала гениальный план, выдвинув и узаконив тезис про хорошесть о мертвых. Алексей хмыкнул. Потерев лоб, покосился по сторонам. А если бы все говорили правду? Анализировали, устраивая посмертный суд? Наверное, бы самые закоренелые преступники задумались, а стоит оно того? Хотя, конечно, если в голове лишь: «После нас хоть потоп», -тут ничем уже не поможешь. Но кто-то призадумается. Кто руководствуется принципом: «Все для дома, все для семьи».
Алексей толкнул локтем начальника айти-отдела:
-Мишаня, ты чего такой хмурый?
-Да.., -тот отмахнулся, тыкая вилкой в горошек.
Алексей потормошил его за плечо.
-Ты это брось. Рассказывай давай. Не хватало нам еще одного суицидника.
-Да кого там.., -он отмахнулся. -Просто я не пойму, вообще не пойму ничего в этой жизни.
Алексей хмыкнул:
-Аналогично! Так выпьем же… Гм, -он остановил бокал на полпути, -за что же тогда выпить?
Михаил криво усмехнулся, поймав горошину, медленно выговорил:
-Когда я был молод…
-Ты и сейчас еще не старик, -приободрил Алексей.
Михаил отмахнулся.
-Сорокет в том месяце стукнул. Седые волосы не только в бороде, а уже на яйцах.
Алексей хмыкнул, развел руками.
-Тогда да, конечно.
-Так вот: когда был юн и тестостерон бил ключом, я был уверен, что знаю все. Что понимаю этот мир от и до. Что могу понять любые следствия, выявив причины. Я точно знал, что мне нужно.
-Что? -заинтересовался Алексей.
-Как «что?». Квартира, машина, двухэтажная дача километров за сто от города на берегу реки. Баба с классной жопой и сиськами и шестизначный счет в банке. Бухло, поездки на море, кутеж и балдеж. И чтоб у ейной телки не болела голова. Никогда
-Хм, -Алексей пожал плечами, -как будто сейчас не так.
-Да знаешь.., -Михаил помялся.
-Что?
-Смотрю я на все это дела, на суету нашу бесконечную, на меряние членами в виде машин, квартир, яхт тех же…
-И? -Алексей подобрался.
-Кажется это как-то.., глупо это все, -наконец, выдохнул Михаил и поднял глаза на товарища.
-Почему? -Алексей отодвинулся.
Михаил отпил из бокала, посмотрел на Алексея испытующе:
-Ты видел его сегодня?
-Николая? -уточнил Алексей. Михаил кивнул. -Да, подходил к гробу, целовал.
Михаил передернул плечами.
-Чувствовал трупный запах?
Алексей развел руками.
-Есть такое. Воняет, конечно, жутко.
-И это несмотря на то, что лежал в холодильнике в морге.
Алексей задумчиво побарабанил пальцами по столику:
Говорят, что тела святых нетленны.
-Да иди ты! -Алехин оживился, глаза загорелись, но потом погасли. -Брехня. Не может быть.
Алексей пожал плечами, поводил пальцами по краю кружки с пивом.
-Брехня не брехня, а в детстве, когда с классом ездили в Воронеж, сам видел тело св. Тихона, епископа Воронежского (преставился в 1783 г.). Его обнаружили, когда хотели перенести гроб в другое место. При этом оказалось, что склеп, под которым почивал святитель, от давности времени и от сырости обвалился, гробовая крышка раздавлена кирпичами, и самый гроб близок был к разрушению; между тем тело святителя, несмотря на шестидесятилетнее пребывание его в сыром месте, обретено было совершенно нетленным; даже архиерейское облачение, в котором был погребен он, найдено целым. В таком виде и мы наблюдали. Причем запах -Алексей помялся -знаешь, никогда самые лучшие парфюмеры такого не придумают.
Михаил смотрит на него в некоторой оторопи.
-Ты серьезно?
-Вот те крест, -Алексей неумело перекрестился.
-Наверное, забальзамировали, -предположил Алехин.
-Вряд ли, -Алексей покачал головой. -У нас на Руси такое не практиковалось. Да и ученые в советское время проверяли эту версию.
-И?
-Обнаружили, что все ткани пропитаны чистейшими эфирными маслами.
-Ну! -Алехин с торжеством потер ручки. -Я ж тебе говорил!
Алексей усмехнулся.
-Тогда таких технологий не существовало. Да и были кроме умерших своей смертью подвижники убитые и тут же закопанные или брошенные в море, проплававшие, пролежавшие десятки лет. И ничего.
Алехин покачал головой, брови улезли на затылок.
-Ну, брат… Удивительно… Даже и не знаю, что сказать.
Алексей потер лоб, криво усмехнувшись, отвел взгляд.
-Вот и я.. не знаю.
Михаил посмотрел на товарища испытующе, подбодрил:
-Ну?
Алексей помялся, ответил нехотя:
-Мы сами себя назвали царями природы, но… Глядя на Николая.., на то, что еще три дня назад было Николаем или.. в чем он жил… Так вот..: какое-то у меня сомнение.
Михаил выпятил грудь, подкрутил невидимые усы.
-А ты не сомневайся. Тот, кто находится на вершине пищевой цепи, и есть царь.
-Да? -Алексей прищурился, исподлобья рассматривал друга. -Уверен?
-А то как же? Ведь мы же все и вся жрем. Все, что движется, и что не шевелится.
-А, по-моему, на вершине пищевой цепи бактерии да вирусы. Их и больше по массе, чем всех животных вместе взятых.
Алехин почесал затылок, согласился нехотя:
-Это то да, но…
Алексей перебил:
-А судя по поведению: глупой и детской гордыне, самолюбию, похоти, зависти, лени и прочим прелестям, мы Хомо Фатумус -Человек глупый. Ибо такую дурь, как футбольные фанаты в возрасте сорока-семидесяти, делать могут только либо полные олигофрены, либо просто те, чей вид назван несколько по завышенной планке.
Михаил нахмурился, потом ожил, глаза сверкнули:
-Нет, мне кажется, ты не прав: смотри, чего понаделали. Реки вспять, в космос, как к себе домой, летаем, на луне высадились еще когда…
Алексей усмехнулся:
-И куда же мы летаем? Дальше орбиты нос высунуть боимся. Лишь зонды и запускаем. А про луну и говорить не хочется: Голливуд спецэффектами овладел на полвека раньше наших.
-Это да, -Михаил ржанул. Они чокнулись. -Слушай, а давай сегодня набухаемся? А?
-А давай, -Алексей приопустил рюмку с виски, внимательно посмотрел на друга, -из-за Николая?
-Из-за него, -согласился Михаил. Помявшись, сообщил нехотя. -А еще эти мысли. Эти проклятые вопросы о смысле жизни. Стоит только вспомнить, спасают или бабы, или бухло. Но лучше бы и то, и другое.
Алексей кивнул, потом глаза округлились:
-Теперь я понимаю, почему наш народ так бухает!
-Почему?
-Потому, что все философы, мать их! Сократы с Платонами вперемешку.
-Эт да, -довольно согласился Михаил и поднял рюмку. -Так дринкнем же за то, чтобы все извечные злополучные вопросы разрешились!
-Вздрогнули!
И они набухались… Так набухались, что на ногах не стоять, ни ползать. По домам развезли друзья, а когда очнулся посреди ночи, Алексей ощутил себя трезвым, как стеклышко. Что довольно странно. Ведь смутно помнил, что выжрал на спор две бутылки вискаря, запивал пиво водкой или наоборот. В общем на стандартном алкотестере должно гореть задорное «Труп».
Алексей покосился налево. Уткнувшись в подмышку, забавно перекосив мордочку, рядом сопит жена. Закинула ногу на его бедра, рукой обхватила шею, словно боялась, что исчезну, испарюсь, как предрассветный туман. В груди защемило, Алексей тихонько провел тыльной стороной по кучерявым локонам, откинул с лица.
Все начало как-то отдалятся. Он огляделся по сторонам. Как странно. Зачем он здесь, зачем это все? К чему он все это время стремился? Чего достиг? Что приобрел? Если по существу? Машину? Пятикомнатную квартиру?
Над головой зеркальный потолок. Многоуровневый с подсветкой, имитирующей звездное небо. Дорогущи-и-ий. А когда ты видел настоящее звездное небо? Не закрытое извечным смогом в Кузнецкой котловине, а настоящее, голубое, как, как… Как небо. -Алексей поморщил лоб. -Пожалуй, лет двадцать с хвостиком назад. Когда поехали в гости к учителю в деревню. И заночевали в поле на сенокосе. Стрекот цикад, аромат свежего сена, где-то вдали на околице брешет увидевший что-то во сне пес, а над головой на черном бархате бесконечности россыпь драгоценных камней. Голова кружится от перспектив, сердце заходится от восторга и ужаса. Кажется, что вот сейчас, еще мгновение, и ты рухнешь, провалишься в эту невероятную бездну и никто никогда не найдет тебя средь мириад галактик и триллионов звезд. И лишь через миллион лет какой-нибудь залетный космический турист увидит твое окоченевшее тело с восторженно вытаращенными глазами и станет гадать, о чем-же думало это странное существо с давно вымершей планеты под светом погасшего желтого карлика?
Алексей вздохнул, пошевелил пальцами по ламинату. Когда чувствовал ногами росу, острые камни? Совершенно бесплатные и такие бесценные потому, что настоящие. Да, наверное, тогда же. А потом лишь ковры, ламинат, плитка ванной да изредка горячий песок курортных пляжей.
Учеба, работа… Воровал, грабил, дрался, шел по головам. Сплетничал и осуждал. Мол, я бы такого не сделал. Тщеславный ублюдок! Алексей сжал голову, в глазах защипало, по щекам пробежало горячее, капнуло раз, другой на ламинат. Господи! Как стыдно, как стыдно, Господи!! Он простонал сквозь сжатые зубы, помотал головой.
Зачем!? Зачем это нужно!? Квартира, две машины, счет в банке, тайный счет в банке, дача, две любовницы. Детей нет: видите ли, договорились с женой сперва пожить для себя. А теперь уже и не получается, постарели. А чужих взять гордыня не позволяет или еще что-то столь же мерзкое. Самолюбие. На самом деле и не хотим, ведь нет любви в сердце. Только гниль и эгоизм. Мы просто больны, душевно больны. Хоть психиатр и не находит патологий. Но это лишь потому, что психиатрия изучает лишь болезни на нижнем, животном уровне, но не смеет приоткрыть дверь.
Наверное, опасается, что тогда все человечество придется записать в паталогически больных свихнувшихся на поиске запретных удовольствий и тленном стяжательстве потребителей. А может, просто не видят двери? Мычат, как олигофрены, бьются башкой в стену, а двери рядом не видят. Да и как ее разглядеть? Для этого нужно признаться, хотя бы самому себе, что она есть.
Алексей сидит, опустив голову. Сумбурные мысли бьются в черепе, разламывают изнутри. Зачем? Зачем это все? Зачем я? Зачем и для чего я тогда нужен, если все это сгниет, сгорит, взорвут, а в конце даже Солнце погаснет? Что бы мы ни делали, а дальше гроба не пройти. И ничего я с собой не заберу. Квартиру, дачу? Нет. Машину? Тоже нет. Деньги? Нужны ли трупу виртуальные нули? Сомневаюсь. Даже фантики не очень-то. А байты и даже мегабайты… Прах и пепел. Даже того нет. А уж про любовниц и говорить нечего. В древности жен, слуг, коней убивали и хоронили рядом с правителями. Бред, конечно, но даже тогда понимали, что для мертвых то, что останется среди живых, не имеет цены.
Алексей оглядел роскошную спальню: красные тона, шёлковые простыни -с отвращением отвернулся. Какая глупость. Как же я бездарно прожил жизнь. Полными руками хапал песок. И вот сейчас он утекает сквозь пальцы. Еще пара десятилетий, ну, от силы три -и последние песчинки выскользнут из коченеющих пальцев.
Алексей переложил руку жены. Та заплямкала губами, подгребла под себя подушку, но не проснулась. Прикрыв в спальню дверь, прокрался в ванную. Опершись на раковину руками, угрюмо всмотрелся в зеркало. Оттуда столь же неприветливо пялится массивный мужик. Черная щетина с проседью, короткие почти седые волосы, мохнатая черная с белыми волосинками грудь. Плеснул в лицо воды. Капли падают в раковину. Полопавшиеся капилляры, такие же на носу. Время никого не щадит. Да и мы не Дорианы Греи -все пороки написаны крупными буквами.
А может быть, меня вообще нет? Может быть, я чей-то сон, придумка? И вот он сейчас перевернется на другой бок и смахнет туманное сновидение, заменит чем-то другим. И осталось мне жить буквально пару мгновений…
Ощущение ирреальности происходящего накатило так, что зазвенело в ушах, тонко, противно, как комариный писк. Алексей взял с полки маникюрные ножнички жены, покрутил, посмотрел на правую руку, пошевелил пальцами левой. Потом внезапно ткнул в ладонь левой руки. Острие почти пробило насквозь: кожа на тыльной стороне оттянулась. Острая боль резанула -на белый кафель обильно брызнуло красным. Алексей выронил ножницы.
-Твою ж мать! -прошипел он сквозь зубы, хватая пораненную ладонь. -Как же больно.
Это немного отрезвило. Алексей схватил полотенце, неуклюже перемотал руку. Ну, ты и дебил, братец -ругнул он себя, но в мозгу пробивалось радостное -все ж таки живой! Живой!! Алексей, шипя сквозь зубы и ругая себя последними словами, нащупал на полке бинт, достал зеленку. Брызнув на руку, залил рану и полраковины. Ожгло так, словно кто паяльником ткнул. Безмолвно заорав, запрыгал на одной ноге, тряся и дуя на руку изо всех сил. Рана пульсирует, кровь сочится. Проложив вату, перебинтовал, обернул пакет. Еле оттерев раковину, выключил свет и пошел в спальню. Осторожно лег, пристроил руку.
Сердцебиение медленно успокаивалось, ощущение пустоты нарастало. И лишь пульсирующая боль в руке все еще напоминает о том, что я есть. Сквозь неясные образы из глубины сознания выплыла мысль. Она как-то странно переплетается с болью. А слева на фоне черного солнца стоит черный силуэт. Стоит и безмолвно смотрит. Я не вижу глаз, но доподлинно знаю, что смотрит. Холодно, как рептилия, с затаенной насмешкой.
Черный человек ты прескверный гость. Эта слава давно о тебе разносится. Я взбешен, разъярен и летит моя трость прямо в морду его в переносицу. Месяц умер, синеет в окошко рассвет. Ах ты ночь, что ты ночь наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого рядом нет… Я один… И разбитое зеркало.
Ох, прав Есенин, прав. Уже проваливаясь в сон, Алексей простонал сквозь зубы. Но как же не хочется тащить бревно…
Глава4.
-Ааа! -с диким криком Алексей проснулся.
-Леша, Лешенька!! Проснись! -над ним склонилось женское лицо. Не сразу узнал Алису. Сквозь ее облик проглядывал в углу черный силуэт. Но он медленно тает. Алексей моргает, с ужасом пялится куда-то меж комодом и трельяжем. Алиса оглянулась. Ничего не увидев, спросила с недоумением:
-Леша, что там? Что случилось?
Алексей тряхнул головой -все исчезло. Посмотрев направо, налево, выдохнул, рухнул на спину. Притянув жену к себе, поцеловал в щеку, ответил хрипло:
-Все нормально. Дурной сон.
Жена поцеловала в лоб, улыбнулась.
-Ну, и ладненько. Побегу в душ да на работу. Сегодня дел: тьма.
Алексей посмотрел на нее долгим взглядом, медленно кивнул, поправил одеяло, чтоб не видно было перебинтованную руку.
-Гм… Конечно.
Повалявшись пару часов, встал, пошел на кухню. На столе остывшая яишница и записка: я тебя люблю! Алексей слабо улыбнулся, поковырялся в тарелке, но есть не стал. Бухнувшись на диван, щелкнул по пульту. Камеди клаб. Посмотрев минут пять, едва ни сблеванув, выключил. И как раньше пялился, ржал часами? Это же куча смердящего дерьма. Ладно бы бесформенная, так нет. Именно дух грязи, нечистоты так и сквозит промеж скабрезных шуточек. Алексей брезгливо отер правую руку о диван, посмотрел на пальцы. Кажется, что-то липкое и скользкое, как чистящее средство, все еще осталось. Назойливое и никак не смывающееся.
И миллионы, миллиарды мужчин, женщин, детей проводят свою жизнь в добывании куска хлеба с маслом, пялатся в экран: телевизора, компа, смартфона -не суть, ищут самку, или самца, а потом снова и снова. И так по кругу. Можно создать новый вид спорта: бег на месте вокруг себя. Стал бы самым массовым. Сразу же потеснит основные виды спорта в олимпийском движении.
Ты грит, чем занимаешься? Хожу вокруг себя, лелею себя, восхищаюсь собой, украшаю себя, притираюсь, одеваюсь, работаю, чтобы было на что содержать себя, квартиры для себя покупаю, машины, чтобы возить себя и показывать себя. А потом? Что «потом»? Когда это «СЕБЯ» умрет? Ведь умирают все. Не так ли?
Потом меня или сожгут, или положат в красивый иль не очень ящик в лучшем костюме. Заколотят крышку и опустят на два метра вглубь. Сверху присыплют землей, может быть, кто-то всплакнет, но вряд ли, ведь я эгоист и никому, кроме себя не сделал ничего доброго. Да и для себя делал ли?
Мыши, черви, бактерии съедят мое тело, кости развалятся, гроб сгниет, просядет почва. Покосится памятник. А потом и вовсе свалится. Ведь его некому будет поправить: у эгоистов нет детей, нет родственников, нет друзей. Им никто не нужен. Разве чтоб прыгали вокруг них, восхищались. Но глупо прыгать вокруг трупа: он не даст повышение, не поможет, не сделает что-то по принципу кукуха хвалит кукуха лишь потому, что хвалит он кукуху.
Нам подсовывают рекламу, как свинье кормушку. Прямо под мордочку. Чтоб мы жрали и жрали, пережевывали жвачку, не смея поднять морду к небу. Кроме одного единственного раза. Когда свинью режут, ее харю задирают к небу… И она замирает. Маленькие глазки расширяются, насколько это возможно, в заплывшей жиром груди сердце замирает от восторга. А за толстыми костями черепа появляется странная мысль: «А что? Так тоже можно?»
Алексей перестал умываться, бриться. Через неделю перестал есть, через две ходить в туалет. Он лежал на диване и тупо пялился в потолок. От него жутко воняло, но он не обращал на это внимание. Все чувства притупились, все мысли улетели. Лишь одна заполнила сознание, билась в черепе, как набат: зачем, зачем, ЗАЧЕМ?!!
Жена забила тревогу, пробовала заставить встать, взять себя в руки, но он смотрел на нее безучастно. Словно на стол или стул. Она хотела отвести его к врачу, но Алексей не вставал. Лежал и тупо смотрел в потолок. Тогда она вызвала скорую, Алексея увезли в психиатрическую лечебницу имени святого Николая Чудотворца. Поставили диагноз -депрессия. Врач спрашивал, на фоне чего могло развиться? Алиса плакала, размазывая тушь по лицу, рассказала со всхлипами, что три недели назад покончил с собой друг семьи. Прямо когда праздновали покупку новой яхты.
-Алексея это расстроило?
-Это слабо сказано, -голос Алисы вздрагивает от рыданий. -Его словно подкосило. Он смотрел на все так, словно видит впервые. Словно сам здесь оказался как-то вдруг, случайно.
-Словно проснулся и не понимает, где находится? -уточнил врач, помечая что-то в тетради.
-Именно! -обрадовалась Алиса. -Он все спрашивал: «Зачем и почему?» -как ребенок.
Врач покачал ногой, закинутой на ногу. Сняв очки, потер переносицу. Водрузив назад, посмотрел на посетительницу.
-Что ж… В целом картина ясна. Он потерял смысл жизни. Если раньше, как вы говорите, стремился к получению материальных благ: машины, квартиры, дачи, той же яхты, то смерть друга показала, что это не совсем то. Именно поэтому ваш муж запутался. У него в голове разлад. Раньше видел прямую цель -шел к ней. Потом к другой, третьей. Пусть цели были обыденными, но помогали идти, не стоять на месте или, как в его случае, не зарабатывать пролежни.
-А теперь? -Алиса смотрит, сдвинув брови и чуть откинувшись на спинку кресла.
-Теперь.., -Врач помял подбородок, криво усмехнулся. -Теперь он понял, что у беличьего забега в колесе нет конца… Ах, нет, простите: смерть белки.
Алиса поджала губы, взгляд серых глаз не отпускал взгляд собеседника.
-И что же делать?
Врач снял очки, протер платочком, потом вновь одел.
-Нужно оттолкнуться от того, что есть, и постараться вернуть его в русло.
-Как?
-Скажем, что стремление к обладанию вещами, действительно, ни к чему не приведет: ведь машина сломается, дом разрушится, а яхта утонет…
Алиса наморщила носик.
-Спасибо, утешили. А дальше?
-А дальше подведем к тому, что жизнь -это череда маленьких радостей: смех ребенка, шелест листьев, журчание ручья, объятия любимой женщины, твердое плечо друга. Если бы он был женщиной, я бы еще добавил: хороший шопинг.
Алиса улыбнулась, отвела взгляд.
-Да, это поднимает настроение. -Она встала, направилась к двери, открыла. Уже выходя, замерла, спросила через плечо. -А если человек слепоглухонемой, не способен к сексу да еще с онемением кожи?
Врач развел руками, сказал вполголоса:
-Знаете, я давал клятву Гиппократа, но когда вижу старика, что лежит, как растение на болеутоляющих, то гуманизм говорит мне: «Сколько ты его еще будешь мучить?»
-И что вы отвечаете своему внутреннему голосу?
-Что я -законопослушный гражданин. И в стране действует запрет на эфтаназию.
Алиса повернулась, долго смотрела на покрывшееся красными пятнами лицо врача, потом сказала невпопад:
-Знаете, я не верю во всю эту мистику, но бабушка говорила в детстве, что жизнь -не курорт, а больница. И чтобы выздороветь, нужно пострадать до конца.
-Фу! -доктор скривился, передернул плечами. -Ваша бабушка, должно быть, была несчастнейшим человеком?
Алиса пожала плечами, ответила неуверенно:
-Не сказала бы… Они с дедушкой прожили вместе шестьдесят лет и умерли в один день. Я была на похоронах. Более спокойных и умиротворенных лиц я еще не видела. Каждый раз, когда приезжала к ним, словно окуналась в какой-то теплый бассейн, с груди сваливался камень. Я постоянно спрашивала, почему же с родителями не так. Разошлись, когда мне было еще десять, потом бесконечная череда отчимов, у него жен. Ругань, скандалы, ненависть. Почему?
Психиатр пожал плечами.
-Такова тенденция современной цивилизации.
Алиса помолчала, разглядывая заскучавшего эскулапа. Бросив одно слово: «Жаль», -вышла из кабинета.
Глава 5.
Алексея обкололи препаратами так, что стало абсолютно пофиг на все и вся. Окружающая действительность подернулась туманной дымкой. Напитала душу, словно губка всосала какой-то гель или сироп. Тягучий, неповоротливый. Таким же стал и мозг. Алексей ощущал себя ежиком из старого советского мультика. Но только, как он ни звал лошадь, она не откликалась. Да и не могла: звуки тонули, едва выбирались изо рта. Да и выкарабкивались ли они или мне это просто казалось? Не знаю…
Постепенно прежние мысли угасли, старая жизнь отошла на второй план. Ему показывали красивые картинки: природу, животных, подводную жизнь. Особенно успокаивало последнее. Неспешные движения, повороты, нырки, покачивания кораллов, водорослей действовало умиротворяюще.
Яхта, смерть друга, странные вопросы о смысле жизни отошли на второй план, растворились в химико-сенсорном мареве. Он потерял счет времени. День сменялся ночью, ночь днем. Он казался себе бессмертным и абсолютно счастливым в нечувствии. Словно коралл или морская водоросль. Он просто должен сохранять ритм и покачиваться. Справа на лево и слева на право. Не останавливаясь. И тогда все бури и невзгоды пройдут где-то там, далеко над головой. А здесь в глубине всегда будет покой и блаженство. Ничто его не тронет и не достанет. Он в безопасности, он счастлив, он вечен…
Когда дозу транквилизаторов начали уменьшать, память начала восстанавливаться. А вместе с ней некая тоска. Словно всплывал, вылезал из теплого бассейна на промозглый сентябрьский двор. Пусть приглушенная, но она словно гепард затаилась, ждала, чтобы вцепиться. Алексей стискивал зубы, терпел. Он понимал, что если скажет то, что внутри, его снова обколют до состояния дерева. Поэтому на вопросы о том, как себя чувствует, солнечно улыбался и говорил:
-Прекрасно.
Через две недели его выписали. Забрала жена. Она посматривала с беспокойством, но Алексей поцеловал руку и заверил, что все в порядке. По этому поводу на выходные позвали гостей. В доме шумно, все ходят с бокалами, шведский стол. На хозяина посматривают украдкой. Алексей ощущает эти скользкие взгляды, как хвосты рептилий по лицу. Чтобы развеять сомнения, Алексей вышел на середину комнаты, постучал по бокалу -все лица повернулись к нему:
-Дорогие гости, друзья! -начал он приподнято. -Хочу поблагодарить, что пришли. Мы собрались, чтобы отметить мое возвращение. Хочу сказать, что было неплохо: лекарства у них забористые -но дома лучше. -на лицах улыбки, сдержанный смех. Алексей посерьезнел. -Вы знаете, меня весьма расстроила смерть Николая, поэтому пришлось обратиться в клинику. Но теперь после курса терапии чувствую себя прекрасно. Готов жить, трудиться и покорять новые вершины на благо страны и нашей прекрасной фирмы. Ура!
-Ура! Ура! -закричали гости и полезли чокаться.
Минут через пять подошел Константинов -начальник отдела логистики. Он протянул бокал, чтобы чокнуться, спросил вполголоса:
-Алексей, скажи, что же тебя так задело в этом происшествии?
Лицо Алексея передернулось, словно от судороги. Все боятся произносить слово «смерть» и имя Николая. Стараются поскорее забыть. Наверное, чтобы их не задела страшная тень небытия. Наивные… Алексей помолчал, подбирая слова, ответил медленно:
-Просто в нем я увидел себя. Со стороны.
-В смысле? -не понял Константинов.
-Я так же работаю, стремлюсь заработать побольше. Правдами и неправдами лезу выше по карьерной лестнице. Покупаю квартиру подороже, машину покруче. Устраиваю вечеринки, чтобы покрасоваться, возбудить зависть у гостей, а себя погладить по головке, мол, смотри: тебе все завидуют -значит, признают, что уже достиг, уже поднялся. Значит, ты ого-го! Чего-то стоишь. Я так же созваниваюсь с полезными -с простыми ни-ни -людьми, интересуюсь, как дела, как здоровье. Хотя на самом деле мне глубоко посрать, как у них дела. Просто в уме ставлю галочку, что при случае могу к такому-то обратиться, чтобы он помог мне в том-то и том-то. А к этому с тем-то и тем-то. Мол, баш на баш, рука руку моет. Сегодня я ему лизну, а завтра поможет решить мою проблемку.
Константинов криво улыбнулся, отвел взгляд. Алексей посмотрел на него с грустной улыбкой, отпил из бокала.
-Не парься, Серега. Мы здесь все такие. Клоны. Словно вылезли из одной пробирки под названием «западная цивилизация».
-Это.. плохо? -не поднимая глаз, тихо спросил Константинов.
-Ложь бывает и во благо, -пожал плечами Алексей. -Но лицемерие… Лицемерие -всегда эгоистично, всегда во вред, используя другого для своего мелкого земного «хорошо». По-моему, это просто отвратительно.
-Тогда зачем все это? -он мотнул головой.
Алексей оглядел натужно веселящихся гостей, слащаво-лживые улыбки, грустно усмехнулся:
-Инерция. Просто инерция…
Алексей хлопнул сослуживца по плечу, сказал приподнято:
-Ладно, не грусти, -он вручил ему бокал с шампанским. -Пей, ешь, веселись! А смерть придет, как сказал один из киногероев, помирать будем.
Сергей слабо улыбнулся, отпил из бокала.
-Ну да, ну да…
Алексей хлопнул его по плечу.
-Пойду покурю. Развлекайся.
Алексей вышел на балкон. Широкий, на два окна. За спиной виднеются гости: улыбки, оживленные лица, в глазах предвкушение от возможностей. Возможностей чего? Секса? Блуд -мощный стимул. Даже полудохлый пенсионер оживает, если на горизонте маячит истекающая соком самка. Правда, после коитуса наступает отвращение. Сперва не врубался, почему такая реакция. Потом понял -это реакция наших механизмов, связанных с внутренними законами, которые вот так отвечают на нарушение фундаментальных духовных законов. Женщина -должна быть одна. И она должна быть женой и матерью твоих детей. Тогда это нормально и не вызывает протеста в механизмах, запаянных в мозгу. Когда наша совесть говорит, что это плохо, стоит прислушаться. Ведь последствия будут. Может быть, не прямо сейчас. И не завтра. Но обязательно настанут. Причем ты даже не поймешь, не свяжешь с грехом, который произошел давным-давно. Ты о нем уже почти забыл. Лишь изредка всплывает, но тут же тонет под массивом новых.
Алексей оперся о перила. Овевает прохладным ветерком. Поздняя весна. Листочки едва проклюнулись, хотя уже конец мая. Надеюсь, лето будет теплым. Впрочем… Какая разница?
В левом конце двора гутарят по-своему гости из ближнего зарубежья, устанавливают поребрики. Тарахтит виброплита, уминая щебень под будущей отмосткой. Бесконечная работа: меняют каждый год. Можно сделать гранитные -хватило бы лет на двадцать, а то и больше.
Алексей задрал голову. Ни одной тучки. Звездный рой манит в неведомые дали, обещая невероятные приключения. Может, поэтому мы кружим по миру? Желая вырваться из обыденного? Или потому, что внутри хреново? И думаем, что переехав на другое место. Ну, или хоть на время сменив обстановку, избавимся от этого гнетущего чувства? Но увы… Если и избавляемся, то лишь пока нас не трогают. А стоит вернуться, как возвращаются проблемы: и злость, зависть, похоть и прочие радости. Нам плохо, мы решаем переехать насовсем, но к нашему разочарованию обнаруживаем, что наши демоны перебрались вместе с нами. Что в общем-то вполне закономерно.
Алексей перелез на пожарную лестницу. Поднявшись метра на три, ткнулся головой в люк -звякнул замок. Он пощупал, хмыкнул: дужка перерезана и склеена на пластилин. Даже не на скотч. Открыв, откинул люк, вылез на крышу. Под ногами захрустела галька, ветер шлепает куском оторванной ПВХ-мембраны.
Алексей подошел к парапету, переступил. Снизу ударил поток воздуха -Алексей замахал руками, но удержался. В груди колотится, в голове малость прочистилось. Он усмехнулся. Адреналин.
-Жизнь моя, иль ты приснилась мне? -прошептал он с грустью. -Что будет, если сейчас меня не станет? Приедет скорая, полиция. Станет ярко, как на новогоднем празднике. Соскребут с асфальта, запихнут в черный мешок. Распотрошат зачем-то, зашьют, оденут в костюм, подкрасят труп и похоронят. Жена поплачет день-другой, вытрет слезки и отправится на работу. Вместо меня примут другого сотрудника. Лучше или хуже… Даже если так, то все-равно сделает дело. Незаменимых у нас нет. Конечно, есть, но я к этой категории не отношусь. Обычный клерк, каких миллионы. Так что не то, что мир, даже в нашей фирме забудут обо мне через пару дней. Ну, пусть месяцев. Да и то лишь те, с кем дружил… -Алексей усмехнулся. -А дружил ли? Или просто использовал, как и они меня для удовлетворения собственного эго? Скорее последнее...
Я пуст, как иссохший бочонок пива. Не человек -оболочка. Дунь -и потрескаюсь, слабый ветерок размечет шелуху в разные стороны. «А был ли мальчик?» -спросят люди, оглянувшись. А в ответ тишина… Лишь иссохшие листья, медленно кружась, падают под надраенные до блеска тули… С этими мыслями Алексей сделал шаг вниз.
Вверх метнулись кирпичные стены, то ли на третьем, то ли на пятом семья за столом: мама с папой и двое детей; чуть ниже полуголая девица натягивает вечернее платье. Глаза расширились, но не успела раскрыть ярко-красного рта, как я пролетел мимо. Жизнь почему-то перед глазами не пронеслась. Только одна мысль: «Ну, все: пи…» -и я шмякнулся во что-то смрадное. Мозги тряхануло -на миг потерял сознание. Когда очухался, земля подо мной двигается, подпрыгивает. За шиворот стекает что-то склизкое, нос забивает смрадом тухлых яиц, гниющих овощей и нестиранного белья. Похоже, угодил в мусоровозку. Удачненько, гм…
Машина затормозила. Наверное, у очередного пункта сбора отходов жизнедеятельности. Хотя вряд ли: это же мульда. Алексей вздохнул, начал выбираться. Выезд на шоссе. Алексей постучал по борту. Из окна выглянул узбек, заверещал:
-Ээй! Ти сто там дэлаэшь!?
-Земля к земле, дерьмо к дерьму, -буркнул, перелезая через борт, Алексей.
-Чэго? -выпучил глазки меньшой брат.
-Подобное, говорю, привлекает подобное, -крикнул Алексей, спрыгивая на землю.
-Аа… Это да… -согласился водила и озадаченно поправил кепку.
Глава 6.
Домой Алексей не пошел. Да и что там ждет? Пустая квартира и заплаканно-испуганное лицо жены? Нет. Почему-то ощутил, что все кончено. При мысли о возвращении тошнит прям физически. Едва представил эти холеные рожи, пятничные застолья с похабными анекдотами. Нататуашеные лица холеных женщин с десятками операций на этих самых. Везде ложь и грязь. Улыбаемся, раскланиваемся, а внутри желаем сдохнуть. Во всех видим конкурентов на пути к успеху, к Успеху! Ведь это же наш Бог и смысл. Чтоб при виде тебя все кричали: «Осанна!» -срывали одежды, цветы и бросали под копытца. Чтоб при виде нас красотки тут же вставали в позу пьющего оленя и раскрывали ротики. Чтоб враги падали ниц и посыпали голову пеплом, чтоб те, кто отверг, рыдали горючими слезами и на коленях упрашивали вернуться. А ты возлежишь на носилках под балдахином и вкушаешь… С благосклонностью либо принимая, либо с презрением отвергая ничтожество подносящего.
Мечта каждого современного идиотика: бабки и кайф, кайф и бабки. И невдомек, что прямо сейчас, вот в эту секунду умирают, падают на асфальт от тромба в мозгу, разбиваются в авариях, захлебываются кровью от удара ножом в подворотнях те, кто еще утром планировал свою жизнь на десятилетия вперед. И где этот кайф? И помогли ли бабки? Даже пересадив пять сердец, Ротшильд сдох. Как собака в жутком страхе перед неизвестностью. Господи! Как же меня тошнит от этого!!!
Над головой глухо проворчало. Мелкий дождик усилился, по спине потекло холодное, пробралось под мышки. Алексей передернул плечами, обхватил себя руками. Свернув в подворотню, забился в угол у помойки, накрылся коробкой из-под телевизора. Постепенно согрелся, задремал…
-Эй, парень, парень! Ты живой?
Алексей ощутил, как его трясут за плечо. Разлепив веки, едва разглядел в плаксивой полутьме темную бородатую фигуру то ли в плаще, то ли в балахоне.
-Мешаю что ли? -хриплым спросонья голосом спросил Алексей. -Мусор приехали забирать?
-Нет, -мужчина улыбнулся, помотал головой. -Ты вот что: пошли давай. Неподалеку место есть, где поспать можно. Там тепло и накормят.
-Приют что ли?
-Приют, -согласился незнакомец.
Алексей горько усмехнулся, протянул руку.
-Ну, пошли, коль не шутишь.
Мужчина принял, помог подняться. Алексей ощутил крепкое дружеское рукопожатие. И они побрели по дворам, закоулкам. Шли, действительно, недолго. Гранитная брусчатка уперлась в стальной кованный забор, за которым шелестит листьями черный массив. Калитка скрипнула, пропустила вовнутрь. С ветвей стекают струйки, пара капель угодила за шиворот. Алексей вздрогнул, запахнул пиджак поплотнее. Метров на тридцать вглубь открылось кирпичное здание. Двухэтажное с пологой вальмовой крышей, широкое крыльцо. Видавшее виды оно все еще стоит крепко, давая кров и дом… Кому? А вот сейчас и узнаем.
-Старинное… Судя по кирпичное кладке. Лет триста?
-Больше, -усмехнулся в бороду провожатый. -Зато тепло и не так мокро.
Они зашли внутрь. Алексей передернул плечами, зубы клацнули.
-Эт точно.
Провожатый отряхнул балахон, повернулся вправо. За стойкой гардероба почти скрывшись что-то быстро вяжет махонькая старушка.
-Бог в помощь, Петровна. Скоро, вижу, закончишь. Много заказов-то?
-Благодарствую, Сергей Игоревич. Много… До конца жизни хватит. Еще и останется. Надеюсь, вспомните меня добрым словом.
-А то как же, -провожатый снял плащ, отдал старушке. Та повесила, вернулась. -Рукавички, носочки зимой здорово помогают. Не сомневайся. Помолимся о тебе.
-Во упокой? -хитро блеснули белесые глазки старушки.
-Побойся Бога, Надежда Петровна. Во здравие, конечно. Ну, а после… -провожатый кивнул на Алексея. -Принимай постояльца.
Старушка улыбнулась, посмотрела на Алексея добрыми глазами.
-Ну, что, милок, замерз?
Алексей слабо улыбнулся посиневшими губами.
-Есть немного.
Она вытащила откуда-то снизу комплект белья: покрывало, простынь, подушку с наволочкой. И дополнительно синие штаны с рубахой. Клетчатой, как у канадцев, ощутимо теплой.
-На вот, держи. Переоденься. Потом старую одежу в лоток поклади. Постираем, погладим.
-Благодарствую, -прошептал Алексей.
Горделивые струны завибрировали и тут же погасли, задавленные то ли собственной неприглядностью, то ли еще чем-то, витающим в воздухе. Словно атмосфера тут пропитана благожелательством. Никто не хочет унизить, чтобы самому забраться по твоему хребту повыше, лишь помочь. Совершенно искренне. И это Алексей очень хорошо чувствовал.
Алексея отвели на второй этаж, открыли дверь в третьей слева комнате от лестницы. Комната квадратов двенадцать. Справа и слева по койке. На правой белобрысый кучерявый парень лет двадцати пяти читает какую-то толстую красную книгу.
-Николай, здравствуй.
-Добрый вечер, Сергей Федорович, -парень встал, аккуратно положив книгу на стол, поклонился.
-Помнится, жаловался, что поговорить не с кем.
-Было дело, -прогудел крепыш, светло улыбаясь.
-Ну вот: принимай собеседника.
-Это хорошо, это правильно.
-Расскажи Алексею, как тут и что: когда завтрак, обед, ужин. Да и про остальные порядки.
-Обязательно, -согласился Николай.
-Есть еще вопросы?
Алексей развел руками. Хотелось просто переодеться да забраться в кровать.
-Ну, и отлично. А мне на вечернюю пора. -Он оглянулся от дверей. -Ты, Николай, тоже приходи и соседа захвати.
Николай посмотрел на меня, потом на провожатого, спросил жалостливо:
-Сергей Федорович, может, не стоит в этот раз? Гляньте на него. Едва ж на ногах держится.
Провожатый оглядел Алексея, в глазах сочувствие, но сказал твердо:
-Тело немощно -дух силен. Приходите.
-Ладно, ладно, -вздохнул Николай.
Дверь затворилась, Николай пару секунд смотрел на нее, потом повернулся к Алексею.
-Ну, что, -он протянул руку, -давай знакомиться.
Алексей пожал. Мозолистая с желтыми прокуренными ногтями лапа стиснула с немалой силой.
-Алексей.
-Коля. Коля-подсолнух.
Алексей улыбнулся, скидывая мокрую одежду.
-А почему подсолнух?
-Так рыжий же и с веснушками.
-Понятно… -Алексей переоделся. Ткань грубая, но сразу стало тепло. -Здесь что? Кликухи? Как на зоне?
-Да нет, -Николай пожал плечами. -Это так… Балуемся.
В животе буркнуло, само собой вырвалось:
-Как кормят?
Подсолнух сел на кровать, развел руками.
-Да нормально. В основном каши да салаты, по субботам рыба, по воскресеньям порой рагу с курицей, -он облизнулся, вздохнул. -А в среду и пятницу паек уменьшен да плюс сухоядение: орешки, салатики без масла, фрукты опять же… Ни тебе телевизора, ни соцсетей.
Алексей приподнял брови.
-А что так?
Николай встал, приосанился.
-Так в среду Иуда едрить его Искариотский Христа Бога нашего продал за тридцать серебряников. Представляешь!?
Невесело усмехнувшись, Алексей сел на стул у кровати, вытянул гудящие ноги.
-Сегодня бы и за один сдали. А то еще б и приплатили, чтоб не мешал народу по ночным клубам развлекаться.
Николай почесал львиную гриву, покивал:
-Это да… Если тогда сатанизм в тайне орудовал, прятались за законами и обычаями, то теперь все открыто. Права, мать его, человека. И кто им эти права дал? Откуда взяли, что с ними лучше?
-Во всяком случае приятственней, -криво усмехнулся Алексей.
-Что есть, то есть, -Подсолнух с мечтательным видом почесал щетинистую шею, но потом посерьезнел, подтянулся. Брови сдвинулись. Он посмотрел Алексею в глаза, сообщил строго. -До поры до времени.
-А по пятницам то почему сухпаек?
-Тю на тебя! -Николай вскинул рыжие брови. -Так солдатушки-язычники Понтия Пилата распяли Иисуса Христа. Аккурат в пятницу.
-А я думал, что евреи, -Алексей наклонил голову, внимательно смотрел в разгоряченное лицо собеседника.
-Евреи осудили и потребовали казни. А сами не стали: закон не велел. А Пилату пришлось. Пригрозили Кесарю доложить, что тот оправдывает самозванного царя Иудейского. Пилат даже предлагал по обычаю освободить избитого Спасителя, но иудеи настояли, чтобы отпустил Варавву -убийцу и разбойника. И это те же люди, что всего пять дней назад кричали: «Осанна вышним!» -когда Христос въезжал в Иерусалим. Срезали пальмовые ветви, срывали с себя одежды и бросали под ноги ослу.
-Почему так? Что изменилось? -озадаченно спросил Алексей.
Николай потер ладоши, сообщил оживленно:
-Эт я знаю, знаю! Уже как три дня!
Алексей понимающе улыбнулся одними глазами, подбодрил собеседника:
-И?
-Евреи ждали Миссию. А он по их соображениям и учению должен был прийти и освободить от унизительного римского рабства. Привести евреев к владычеству над всем миром, сделать их господами, а всех остальных рабами. Соответственно должен был въехать на боевом коне, как царь -освободитель. Но Христос въехал в городские врата на ослике, объявив, что его царство не от мира сего. С тех пор во всех еврейских книгах он -лжемессия. Его всячески поносят и оскорбляют. Как и Божью матерь.
-Разочаровались, значит, -сделал Алексей умозаключение.
-Что есть, то есть, -развел руками Николай. -У них же все плюшки от Бога связаны с этим материальным миром. Отец Сергей говорит, что менталитет такой. По-другому бы не поняли.
-Мол, не прелюбодействуй, иначе кочерыжка отвалится, -хмыкнул Алексей.
-Что-то вроде. -кивнул Николай. -Весь Ветхий завет обещает кары и блага здесь, на земле. Например, говорится, что «почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле». То есть про загробную жизнь ни-ни.
Алексей приподнял брови, потер подбородок.
-Впрочем понять можно. Что взять со скотоводов, что всю жизнь только и видят, что кровь да смерть, воюют и размножаются в промежутке.
-Вот только время шло и пришла пора взрослеть, -вздохнул Николай. -А они не захотели.
-Гораздо приятнее оставаться в детских штанишках, -согласился Алексей. -Никакой ответственности. Даже с бородой до пупа.
-И предав Христа на смерть, сами взяли на себя и род свой проклятие. Что и не преминуло вскоре реализоваться.
-Это когда?
-В семидесятом году нашей эры. Когда разрушили Иерусалим до основания, убили частью мужчин, частью оскопили, а женщин и детей увели в рабство. С тех пор и скитаются по всей земле. Даже храма у них нет.
-А синагоги? -поинтересовался Алексей.
-Это лишь дома собрания. В отличие от храма там нет жертвенников и священников. А раввины -это лишь образованные миряне, хорошо знающие Тору.
-Так для чего она?
-Чтобы собираться и изучать священное писание, -пояснил Николай. -Никакого сопричастия, соединения с Богом в них нет.
-Нда.., -Алексей помял подбородок. -То-то они уцепились за тот клочок земли, что им подарили в двадцатом веке. В том числе с нелегкой руки товарища Сталина.
Николай хлопнул Алексея по плечу.
-Довольно разговоров на отвлеченные темы. Пошли на вечернюю.
Алексей помялся.
-Так я… Некрещенный.
-Так покрестим! Вот делов. Веришь, что Бог есть?
Алексей страдальчески усмехнулся, развел руками.
-Понятно.., -протянул Николай. -Ну, ничего: разберемся. Все расскажем, докажем. Поверишь.
Алексей перевел взгляд на окно, за которым разбушевалась непогода. Дождь хлещет, как из ведра, ветки стучатся, словно просят защиты. Сделав вид, что это жутко интересно, медленно выговорил:
-А если… Если не хочу?
-Что «не хочу»? -не понял Николай.
-Убеждаться, что Бог есть, -проговорил Алексей глухо, не поднимая глаз.
Николай оглядел скукожившегося, напряженного, словно его кто хотел перемять в котлету, собеседника, покачал головой.
-Нет, брат, лукавишь. Если отец Сергей тебя привел, значит, что-то чувствуешь, что-то ищешь. -он всмотрелся в сумрачное лицо Алексея, сжатые в тонкие нити губы, медленно выговорил -Ведь тебе ж хреново… Так хреново, что хоть в петлю лезь. Я прав?
Алексей помолчал, не поднимая головы, выронил тяжелое, как наковальня:
-Прав…
-Перебрал все удовольствия: любовницы, отдых на Бали, Тайланд, наркотой баловался, в оргиях принимал участие, а становится все хуже?
Алексей вскинул голову, с некоторым страхом взглянул на простоватое лицо соседа.
-В целом.., да. Но откуда?..
Николай закинул ногу на ногу, побарабанив пальцами по столу, пожал плечами:
-А у всех одно и то же. Нам семьдесят лет внушали, что важен человек труда. Маленький простой человек. А после еще тридцать, что просто человечек с его слабостями и желаниями. И в этом нет ничего плохого. Наоборот: нужно освободить потаенные желания и будешь счастлив. Вскрыть глубинные потребности -и наступит рай на Земле.
-И? -Алексей смотрит исподлобья.
-Как видишь. Больше смертей, убийств, издевательств, чем в двадцатом веке, а теперь уже и в двадцать первом, не было за всю историю человечества.
-Но ведь комфорт…
Николай сделал звук, словно испортил воздух.
-Я тебя умоляю. Самые благополучные страны чем славятся, знаешь?
-Чем? Высокой продолжительностью жизни? -предположил Алексей.
-Самым высоким уровнем суицидов.
Алексей похлопал глазами.
-Но… Почему? Ведь мы же стремимся к комфорту, на этом строим всю свою деятельность. Значит, должны быть счастливы.
-Парадокс? -ухмыльнулся Николай. -Я тоже сперва не врубился. А потом понял. Цивилизация может за тебя постирать рубашку, привезти на квадрокоптере продукты, позвонить с края на край Земли, домчать вокруг света за пару дней, но не делает тебя счастливым. Оказывается, комфорт и счастье -это не синонимы. Это просто понятия, совершенно не связанные между собой. И порой комфорт. Да что там порой… В девяносто девяти случаев из ста делает тебя несчастным. Не являясь антагонистом, приводит, однако, к противоположному от того, что от него ждали.
-Но почему, почему!? -с мукой вопросил Алексей.
Николай посмотрел на него с сочувствием.
-Потому, что мы все массово выбрались по пирамиде Маслоу на острие. Лезли, лезли и оказались на самой вершине на лютом холоде совершенно без одежды, полностью неподготовленными.
-Без одежды? -Алексей вскинул брови. -Что ты имеешь ввиду?
-То, что мы скинули, пока барахтались в тепленьком болоте у подножия, что вроде бы мешало, когда продирались сквозь сучья на склонах.
-Ты про что!? -почти вскричал Алексей.
Николай помолчал, сжал плечо.
-Пойдем, брат… Эта боль внутри… То болит твоя душа, твое израненное сердце. Грех по-гречески -амартиа. Что в переводе -промах. Выстрел мимо. Так вот: вся наша тепленькая комфортная жизнь -сплошная амартиа. Пора учиться стрелять.
-Не понимаю…
Похлопывая Алексея по плечу, Николай повел его по коридору вниз.
-Ну, смотри: например, едешь ты в трамвае. Толкучка дикая. Или в метро в час пик. На ногу наступают, причем не один раз. И этак на десятый ты срываешься на крик, лезешь в драку.
Алексей криво усмехнулся.
-Да ну… Чего б я так себя повел? Везде ж камеры.
-Вот! -Николай хохотнул, потряс пальцем перед носом. -А если бы их не было? И тебе б не грозило быть побиту в ответ?
Алексей хмыкнул, пожал плечами.
-Да ладно, -Николай понимающе кивнул. -Сам бы вмазал какому-нибудь улугбеку. Но приходится сдерживаться. Но внутри-то кипит, кипит говнецо.
-Это да…
-А как мы об этом думаем?
-Как? -Алексей покосился на сопровождающего. -Наступил скотина на новые туфли. Под ноги же надо смотреть! -лицо Алексея пошло пятнами, желваки вздулись.
-Вот именно! -Николай с хитринкой рассматривал распалившегося Алексея. -А если посмотреть с другой стороны?
-С какой? Что младший брат? Что жалеть нужно? Так эти братья насилуют и убивают наших, только в путь.
-Что он человек, -негромко пояснил Николай. -Что он устал после двенадцатичасовой смены, что скучает по семье. Что и его так же толкают, он голоден. Что, может быть, даже ты и наступил ему если не сегодня, то вчера. Что может быть, толстый прораб обманул, не дал зарплату, которую в родном стане ждут, как манну небесную.
-Может быть, -нехотя согласился Алексей. -Но я же этого не знаю.
-А продавщица нахамила вовсе не потому, что тварь, а потому, что у нее умерла мама, а начальник не отпускает, чтобы приготовить к погребению. Или узнала, что муж изменяет. Понимаешь, Алексей… Мы видим результат, но не видим предыстории. Однако, если посмотреть с этой стороны, можно понять, что наша реакция зависит от того наполнения, той боли и ее количества, что плещется в нас. Как говорится, хочешь узнать, чем наполнен сосуд, толкни его.
Алексей посмотрел на Николая долгим взглядом. В глазах удивление. Такой простак, однако ж… Говорит такие непривычные, неприятные и в то же время.. правильные вещи. Неужели, это я виноват в том, что злюсь? Нет, бред! Как Я могу быть в чем-то виноват? Или то, что сидит во мне? А тогда как же с бабами? Постоянно мелькает в голове то толстая жопа, то сиськи, то ляжки. Это что ж… Не эта вот телка виновата, что разоделась, как последняя шл… Гм. А тогда я? Я так реагирую. Да ну! Хотя… Будь на моем месте крокодил, наверное, видел бы вместо сочной самки не менее сочный бифштекс. Или те же заднеприводные… Наверняка, на женщин смотрят другими глазами, как и на мужиков.
…-Представляешь, Алексей, -меж тем разглагольствовал Николай. -Есть люди, которые отказываются от богатства, когда само в руки прет, не копулируют каждую самку, хотя они прям на шею вешаются, не берут должность, хотя ее прям навязывают…
Алексей остановился, посмотрел с недоумением:
-Это как так? -он нахмурился, покрутил головой. -Прям отказываются?
Николай усмехнулся.
-А вот так.
-Но почему? Это же правильно, это же хорошо.
-Точно? -Николай с хитринкой оглядел Алексея. -Уверен?
Алексей открыл рот и медленно закрыл. В голове звенел лозунг про американскую мечту: бабки и кайф, но в свете последних событий…
-Но все-таки карьера, богатство, успех, -вяло возразил он.
-Не приносят людям счастья, -перебил Николай. -Разве что видимость. Как на витрине. А вот что за ней…
-И что же?
-А за ней суета сует и всяческая суета. Кто близко знаком с действительно богатыми людьми, тот им не завидует. Они достойны сочувствия.
-Так уж, -криво усмехнулся Алексей. -Я, конечно, понимаю, что богатые тоже плачут, но лучше плакать во дворце, чем в общаге с клопами на девяти квадратах.
-Зато ты вышел с работы, положил перчатки и забыл о ней на сутки. И вспомнил только на следующий день, когда вновь встал за станок. А богатство уже само полуживое. Оно хочет, чтоб вокруг него отплясывали, ему служили. По-настоящему богатый человек -да что там по-настоящему -даже небольшой начальник и тот спит с телефоном в ухе. И чем выше, тем меньше принадлежишь себе. Да, у тебя может быть квартира пятикомнатная в Москве, особняк в Ницце и коттедж в Черногории, но ты там не бываешь. Просто некогда: засыпаешь на диване в офисе, а на следующее утро совещания, встречи, перелеты. Дорогие шлюхи и гастрономический разврат. Преступления, взятки и дикая гордыня. Вся жизнь в суете. Не успеешь оглянуться, как умирать пора. Но когда с последним хрипом сознание начнет угасать, интересно было бы спросить, о чем думает такое чудовище.
Алексей передернул плечами, потупил взгляд.
-Да уж, перспективка…
Николай развел руками:
-Мы все умрем. Хоть и никто в это не верит. -он остановился, ткнул себя в грудь, продолжил с мрачной усмешкой. -Вот, например, я. Я доподлинно знаю, что скопычусь максимум лет через тридцать, а скорее раньше, но совершенно не могу этого представить. Нет, я могу себя вообразить старой развалиной в гробу, но при этом как бы со стороны. То есть мое Я все равно хоть в уголочке, хоть под потолком, но должно видеть этот процесс. Я совершенно не способен вообразить СЕБЯ в небытии. Могу представить, как холодеют, отключаются ноги, немеют руки, как перестает биться сердце, замрет дыхание, но не могу представить, что сознание полностью выключиться, что Я перестану БЫТЬ.
Алексей бросил на его искаженное лицо быстрый взгляд, пробормотал:
-Признаться, я тоже.. не могу. Ну, и что? Как написал в одной из предсмертной записке заядлый атеист-самоубийца: «Я не верю в Бога. И ухожу в никуда».
Николай хмыкнул, кивнул в сторону лестницы:
-К сожалению, от того, верю я или нет, реальность не изменится. И если за окном погромыхивает, лучше взять зонтик. На всякий случай.
-Вы про ад и рай? -с издевкой спросил Алексей. -Неужели, верите в эти поповские сказки?
Николай пожал плечами, глянув искоса, ответил уклончиво:
-Мало ли… Не люблю неожиданностей. А то можно так обоср… Нда… Что потом до-о-лго придется сожалеть. -он помолчал, потом добавил. -Ведь, если нет ада и рая, значит, нет и демонов с ангелами, нет воздаяния за наши художества. И Бога, значит, нет?
Алексей развел руками. Зачем-то покосившись вверх, ответил сбивчиво:
-Значит, нет.
-А если Бога нет, значит, все позволено? -спросил Николай с прищуром. -Гуляй, мол, Вася, пока красен. Так что ли?
Алексей усмехнулся.
-Э как ты повернул. Законы никто не отменял.
-А это не я. А Иван Карамазов в беседе с приживальщиком.
-С кем, с кем? -не понял Алексей.
-С чертом, -любезно пояснил Николай. -Вот только мало кто помнит окончание фразы.
-Ну-ка, ну-ка.
-А так как позволено не все, -процитировал Николай, подняв палец, - то Бог есть.
-О как.., -Алексей остановился, потер лоб. -Странная логика.
-Ты ж сам говорил про законы, -прищурился Николай.
-Оно, конечно.., -осторожно согласился Алексей. Помявшись, добавил. -Только ж закон, что дышло: куда повернешь, туда и вышло.
-Это да, это да, -покивал Николай и помял подбородок. -Возможно, Достоевский имел ввиду что-то иное? Какие-то другие законы?
-Какие? -Алексей вскинул брови. -Законы совести? Так у многих она спокойно почивает, убаюканная общественным мнением. Например, при опросе тридцать процентов юсовцев считают, что они хорошие, а многие просто святые. При этом блудят направо и налево, устраивают садо-мазо, грабят и убивают. Но им же их бог простил все грехи: настоящие, прошлые и будущие. А полиция не поймала. А если поймала, то ушлые адвокаты развалили дело. Тру ля ля! А ручки то вот они!! -он сплясал гопака.
Николай покачал головой.
-Значит, Федор Михайлович имел ввиду иные законы.
-Какие? -удивился Алексей. -Если не законы светские, не законы совести… Разве есть еще что?
Николай помялся, ответил нехотя:
-Я еще сам толком не разобрался, но отец Сергей говорил про какие-то духовные законы.
Они шли по коридору мимо портретов литераторов и святых, подвижников, приблизились к лестнице. Алексей сдвинул брови.
-В первый раз слышу.
-Признаться, я тоже удивился, -криво усмехнулся Николай. Он оживился, достал из кармана записную книжку. Истрепанная, явно не для красоты. Вот выписал пару цитат. -«Подобно тому как существуют законы природы, так и в жизни духовной существуют законы духовные. Предположим, человек бросает вверх тяжелый предмет. Чем с большей силой и чем выше он его подбросит, тем с большей силой предмет упадет вниз и разобьется. Это природный естественный закон. А в жизни духовной, чем выше человек поднимается от своей гордости, тем сильнее будет его духовное падение, и в соответствии с высотой своей гордыни он разобьется [духовно]. Ведь гордец поднимается вверх до какого-то предела, а потом падает и терпит полную неудачу. Возносяйся смирится (Лк.18:14). Это закон духовный».
Взгляд Алексея остекленел почти на минуту, потом губы тронула слабая улыбка:
-Да.., если все хорошо вспомнить, то все так: только задерешь нос, как обязательно получишь смачный щелчок, а то и пинок. Да так, что руки-ноги переломаешь. А я еще удивлялся: за что мне такое да почему!? Все на случай да обстоятельства ссылался. Черные полосы. Дурень.
Николай улыбнулся, сжал плечо дружески.
-Не переживай: все мы ой как остроумны на лестнице. Однако, духовные законы не имеют прямой причинно-следственной связи.
-То есть? -Алексей потряс головой. -Ты же мне ее только что обрисовал. Или я чего-то не понял?
-Обрисовал, -согласился Николай. -Вот только все не так просто. Как говорит отец Сергей, да и я уже на своем опыте убедился, если человек осознает, что в очередной раз обоср…ся и восплачет о своем падении, обратится к Господу с покаянием, благоговением и вниманием, то Господь не даст ему разбиться, а опустит на землю ласково, как перышко.
Алексей остановился, смотрит оторопело. Тряхнув головой, спросил с недоумением:
-Как так? А как же тысячи книг, фильмов, где говорится про глаз за глаз, зуб за зуб?
-Юсовских что ли? Так они давно не христиане. Вернулись к старому понятному. Таких называли в первых веках иудествующими. Еще Апостол Павел обращался к Галатам с горестной речью о том, кто же вам запудрил мозги. У тех да.
-Но ведь правы? -с напором спросил Алексей.
-Для простого человека. Или для ребенка. Но мы же все-таки, как человечество, взрослеем? Так что они сами себя лишили столь действенного лекарственного средства, что остается только с сожалением разводить руками.
-И какое же это чудо-лекарство? -сложив руки на груди, осведомился Алексей с издевкой.
-Покаяние, -коротко ответил Николай и заторопился по лестнице.
Алексей спускается следом.
-Знаешь, как представлю, что нужно перед каким-то мужиком становиться на колени и выкладывать всю подноготную, так все внутри прям на дыбы.
Николай буркнул через плечо:
-Не перед священником ты стоишь, но перед Богом -Творцом Вселенной и тебя в том числе. Или ты считаешь себя выше него?
Алексей скривился, почесал затылок.
-Нет, конечно… Но вот мешает.. что-то.
-Это «что-то» -гордыня наша непомерная. Смертный грех, кстати.
-Да… Наверное.., -пожал плечами Алексей и тяжело вздохнул. -Но почему обязательно священник? Без него нельзя?
-Священник -лишь свидетель. А каешься и просишь помощи у Бога. Сказано: затвори двери кельи своей и помолись Богу в тайне. Зная тайное, даст тебе Господь явно.
-Значит, можно и дома?
-Можно, -нехотя подтвердил Николай. -Только когда перед тобой личность, человек это или Бог, все происходит гораздо острее. Ты словно с обрыва бросаешься, раскрываешь самую суть, нутро свое. И гады, коих несть числа, выпрастываются свободно. А когда нет свидетеля, все как-то.., -он поморщился, пощелкал пальцами. -Как-то тухло что ли… Словно говоришь в стену. И сам чувствуешь, что воздух сотрясаешь. Хотя, если напряжешься, с полным вниманием и благоговением, то препятствий нет. Бог ведь везде: сверху, снизу, справа, слева, спереди и сзади. Подо мной и во мне. Нет такого места, где бы мы остались одни. Это просто физически невозможно. Если бы такое случилось, мы бы просто перестали быть. Рассыпались бы, разлетелись квантовым фейерверком.
Алексей остановился, брови полезли вверх:
-Ух, ты!.. Знаешь про квантовую смерть?
-Есть немного, -с кривой улыбкой ответил Николай, сходя на первый этаж. -Увлекался в школе.
-Так если Господь везде.., -Алексей содрогнулся. -Значит, от него нигде не скрыться? Ни в туалете, ни в самой темной комнате?
Николай посмотрел на него, добавил с сочувствием:
-Даже в мыслях.
Алексей понурился, молчал, пока приближались к церкви.
-Нда… Куда там нашим глобалистам с их камерами. Впрочем, от мыслеслежения бы они совсем не отказались.
Николай хлопнул спутника по плечу:
-Ничего… Не переживай. Даже самые отъявленные грешники при искреннем обращении к Господу, покаявшись, получали прощение. Например, Мария египетская…
-Что-то слышал.., -Алексей потер лоб. -Кажется, была такая в древности проститутка…
-Но-но! -Николай покачал пальцем перед носом Алексея. -Ты говори да не заговаривайся. Она блудила -да. Но не за деньги. Просто не видела ничего лучше, чем плотские удовольствия.
-Гм.., -Алексей сделал мину, словно слопал лимон. -У нас таких тоже немало.
-А потом, -продолжил Николай строго, -когда хотела войти в храм в день Воздвижения креста, какая-то сила не пустила ее. Трижды, четырежды она пробовала, но не могла.
С лица Алексея слезла усмешка, он спросил тихо:
-И?
-Лишь только взмолилась пресвятой Деве Марии, пообещала отречься от греха, если позволено будет увидеть Животворящий Крест, как смогла войти. А потом выбежала в слезах, надежде и трепете и вопросила к пресвятой Деве: «О милосердая Госпожа. Ты показала на мне Свое человеколюбие. Ты не отвергла моления недостойной. Видела я славу, которой по справедливости не видим мы, несчастные. Слава Богу, принимающему через Тебя покаяние грешников. О чем мне, грешной, еще вспомнить или сказать? Время, Госпожа, исполнить мой обет, согласно с Твоим поручительством. Ныне веди, куда повелишь. Ныне будь мне учительницей спасения, веди меня за руку по пути покаяния». – При этих словах я услышала голос с высоты: – «Если перейдешь Иордан, найдешь славное упокоение».
Алексей помолчал, спросил кратко:
-Исполнила?
-Сорок три года провела в пустыне совершенно одна. В посте и покаянии. Посуху переходила Иордан, поднималась от земли во время молитвы. А когда ее уже почившую нашел старец Зосима, пришел лев и помог вырыть яму, где и погребли ее останки.
Алексей покрутил головой.
-Удивительно. Если, конечно, правда. Может, почудилось старцу? На жаре-то под полста градусов? Конвективные потоки. То да се.
Приостановившись, Николай пожал плечами:
-Может, и так. Только вряд ли левитация более удивительна, чем воскрешение смердящего четырехдневного трупа. А этому свидетели -десятки, сотни людей.
-Ты про Лазаря что-ли? -догадался Алексей. -Так то Иисус. Он же Бог.
-Так и мы -дети Божьи. По образу созданы. А подобия достигаем очищением душ наших. Так что на определенном этапе каждый из нас мог бы творить такое… Уух! -Николай закашлялся. -Аж дух захватывает!
-Это да.., -согласился Алексей задумчиво.
Николай сдвинул брови, смерил его подозрительным взором.
-В общем: я человек маленький. Сам здесь всего пару месяцев. Набрался по вершкам то отсюда, то оттуда. Пошли на службу. Отслужим повечерие, а там будут вопросы -к батюшке обратись. Растолкует. Или к народу. Есть средь нас такие головастики, что и Отцу Сергею по некоторым вопросам фору дадут.
-Пойдем, так пойдем.
Глава 7.
Они спустились по лестнице, свернули направо к распахнутым дверям. Внутри то ли актовый зал, то ли столовая. Народу под завязку: человек полста. Не меньше. Причем женщин и мужчин, если навскидку, примерно поровну. Прислонившись к одной из двух круглых колонн, стоит долговязый парень и семечки лузгает. Огромный кадык двигается вверх-вниз, словно турецкий ятаган. Алексей прищурился, подозрительно проследил. Нет, все-таки в кулак сплевывает.
Губы Николая стиснулись в линию, кулаки сжались до хруста.
-Уу холера! -процедил он сквозь зубы.
Алексей покосился на него, поинтересовался:
-Раздражает?
-Есть немного. Терпеть нарков не могу. Уже, говорят, полгода, а хоть в лоб, хоть по лбу.
-Это как?
-А сейчас увидишь.
В середину круга вышел отец Сергей, поклонился:
-Господь с вами, братья и сестры.
-И с тобой Господь, батюшка! -хором ответили собравшиеся.
Только местный диссидент лишь ехидно усмехнулся и с прищуром следит за процессом.
-Сегодня служба пройдет в честь памяти древнего мученика и пророка Иова…
Алексей толкнул Николая локтем в бок, шепнул вполголоса:
-Это кто такой?
Николай двинул плечами, ответил с долей неуверенности:
-Да… Не уверен. Я же говорю, что без году неделя. Но вроде за обедом сегодня что-то говорили… Кажется, древний старец. Явно ничего не согрешил, но Господь так его скрутил, что мама не горюй. Не всякому грешнику так достается.
-А ну-ка! -прикрикнул отец Сергей. -Разговорчики в строю!!
Народ вытянулся, даже нарк перестал лузгать. Сунул семечки в карман и устремил взгляд на отца Сергея. Тот откашлялся, оглядел собравшихся из-под густых бровей:
-Как-то приступил Сатана ко Господу и давай наушничать на людей. Тот слушал, слушал, потом говорит:
-А знаешь ли праведника, что ходит предо мной путями прямыми и ни в чем не согрешил?
Сатана дернул ишачьим ухом, почесал копытом второе, проблеял:
-Знаю. Как не знать. Но велика ли доблесть, если окружен благами. А коли отнимутся? Надолго ли хватит его? И не начнет ли проклинать и злословить, когда прищимлет хоть палец? Дозволь испытать сего праведника?
Господь кивнул, сообщил неторопливо:
-Пусть будет по-твоему. Только на него не простирай руки твоей.
-И убил разом Сатана всех детей его. Погубил скот и разрушил дом, навел ворогов, что похитили домочадцев и слуг. Но Иов сказал, что все от Господа: и благость, и тягость. И не стал хулить Господа. И тогда Сатана снова приступил к Господу и сказал, что легко здоровому и сильному, а вот если отнимется это? И позволил Господь:
-Только души его не трогай.
-И тогда заболел Иов проказой. Все тело в единочасье покрылось белесой гнилью, открылись язвы. И ушел Иов в земли отдаленные. И спал на гноище. И пришла к нему жена и убеждала отречься, похулить Господа, но Иов не стал.
-Батюшка, -поднял руку бывший нарк. -Его все бросили? А как же друзья? Ведь они были?
-Еще как были, -невесело подтвердил отец Сергей. -Когда пришли, в горести сели неподалеку и молчали сутки. А потом начали говорить.
-Что, если так наказывают, значит, есть за что?
-Именно. То один вещал, то другой. Мол, покайся в тайном -и простится грех. И снова будут бараны и лошади. И изобилие плодов.
-А Иов? -прищурился бывший нарк.
-Уперся.., -вздохнул отец Сергей. -Сперва спорил с друзьями, потом начал вызывать самого Господа на суд. Кто что думает по этому поводу? Согрешил Иов? В мыслях или делах?
Из толпы поднял руку невысокий кучерявый парень. Поправив толстенные очки на прыщавом носу, он начал, подкартавливая:
-Мне кажется, Господь испытывал Иова. Ведь и мы -миряне -одни в большой квартире, когда никто не разбрасывает носки, не рвет обои, не забывает выбросить мусор, ведем себя спокойно. А если по-другому? Если на тридцати трех квадратных метрах в каждом таком квадрате по родственнику? А в промежутках собаки, кошки, игрушки. И это все мельтешит, как карусель в Новогоднюю ночь…
-А я думаю, -заявила рыжая девушка с вытянутым, как у лошади лицом,- что Иов пострадал не за себя. Он прообраз Христа. И Господь показал через него, что самый лучший праведник не спасется, если все вокруг горит в огне. Если ты почистился, будь добр возьми лопату побольше и разгребай авгиевы конюшни. А то ведь забрызгают. Хоть ты в белом костюмчике, но в метро в час пик средь засаленных комбезов работяг…
-Да, -отец Сергей помял подбородок. -Есть и такая версия. А мне кажется, что Господь этим поступком показал, что детство с такой понятной системой поощрений и наказаний кончилось. Что пора смотреть в душу, и исправлять плачем и покаянием помышления нутра нашего, а не возжигать курения на жертвенниках. И вообще… Думаю, так он хотел напомнить, что все законы о правилах поведения призваны не изменить внешнее, но душу человеческую. Хотя внешнее и связано с внутренним, но последнее, конечно, в абсолютном приоритете. И пожелание к еврейским патриархам: «Ходи предо мной», -это не про то, в каких одеждах и с каким благочестивым видом. Ведь для Бога ничего не сокрыто. И он видит не только бренную нашу оболочку, но то, ради чего эта оболочка и дана. Подозреваю, что, когда Христос сказал, что ему противны праздники и идоложертвенное, он выразил наболевший глас Отца. Ибо заклать агнца, сжечь и съесть - это, пожалуйста. Но ведь это лишь символ, видимая часть настоящей жертвы. Что есть жертва удовольствиями, похотьми, ленью, гордыней, гневом и прочими страстями. Смысл -в их отрицании и обожение, приближение к Богу. И последнее -не физический приход, ибо Бог всюду, а приближение, как достижение подобия.
-С чем у евреев всегда была проблема, -хохотнул нарк. -Пейсы отрастить -да, храм с определенными размерами -обязательно, субботу не работать -конечно, а вот сердце дай мне, сыне -это увольте.
-Понимаете, -проникновенно продолжил батюшка, -легко ходить в церковь, соблюдать посты, даже причащаться. К тому же, если последнее, как сказал апостол Павел: «Кто ест и пьет недостойно, в суд себе ест и пьет. Оттого многие болеют и умирают». Но мне много раз говорили: почему хожу в церковь уже сорок лет, а какой или каким был, таким и остался?
-Во старики сохранились, -хмыкнул нарк.
Николай засопел, кулаки сжались до скрипа. Отец Сергей грустно усмехнулся.
-Если бы… Как раз наоборот: уже голова седая, лицо, как мореное яблоко, а внутри бушуют те же страсти, что и в молодости.
-Даже похоть? -хитро прищурился нарк.
Отец Сергей развел руками, ответил со вздохом:
-Куда ж без нее. Как говорили святые: «Пока не умрешь, не зарекайся». -Есть множество примеров, когда после десятков лет в пустыне, уединении подвижники срывались, уходили в безобразные загулы.
-Даже так? -тихо спросил Алексей.
-К сожалению, -развел руками отец Сергей. -Нечистый не дремлет. Для него ничего слаже нет, чем совратить подвижника с пути праведного. -он посмотрел на Алексея, поинтересовался. -А вы что думаете по этому поводу?
-По поводу причин страдания Иова? -Алексей пожал плечами. -Где Бог, а где Иов.
Отец Сергей поморгал, задумался на секунду, потом медленно выговорил:
-Устами младенца глаголет истина, -народ заулыбался, кто-то захихикал. -А ведь он прав: праведность относительна. И относительно Бога любой праведник, что мураш пред Эверестом. И сколько бы ни взбирался, больше не станет. Разве что ближе. И именно это позволит взглянуть на самого себя другими глазами.
-Как это? -прошамкала белая, как лунь старушка.
Отец Сергей посмотрел вокруг, пощелкал пальцами, словно подбирал слова:
-Ну, представьте себе стену в километре. Как она вам?
Народ переглядывается, пожимает плечами. Бабка постучала себя по толстенным диоптриям, ответила ворчливо:
-Я в десяти метрах то толком не вижу, а ты про километр.
-Ладно, -улыбнулся отец Сергей. -Индивидуально для вас, Марья Сергеевна, поставим стену в десяти метрах. А остальным, -он сдвинул брови и шутливо покачал пальцем, -в километре. Так вот: с таких расстояний как выглядит стена?
Кто-то задумчиво морщит лоб, иные пожимают плечами, наконец, бабка ответила раздраженно:
-Как, как… Стена, как стена. Белая, ровная.
-А теперь представьте, что берем мощный фонарь. Уже вечереет. Мы подносим фонарь и сами приближаемся.
-Тогда начнем видеть всякие неровности, -хмыкнул Николай и пояснил. -Я на отделке тружусь. Так проверяем ровность. Берем фонарь и направляем луч почти вдоль стены. Сразу видны неровности.
-А если еще ближе?
-Этоть как ж? Носом что ль? -проворчала бабуся.
-А хоть бы и так.
-Тогда уж и поры всякие, швы обоев или трещинки.
-Вот, -отец Сергей поднял палец. -Так и при приближении ко Христу в очищении души. Он как фонарь, выявляет наши недостатки. Поэтому в числе прочих праведников Сисой Великий говорил при смерти, что не знает, положил ли начало покаянию. И это Сисой! А как же мы? -он оглядел потемневшие лица, сгорбившиеся спины. -Как же мы, братья и сестра? -его голос окреп. -Мы в дьявольском самомнении думаем, что сходили раз в месяц или в неделю в церковь, отстояли литургию -и дело в шляпе? Билетик куплен, царствие Небесное ждет нас с распростертыми объятиями?
Народ молчал. Бабка поправила платочек, спросила враждебно:
-А чаво ж еще, батюшка? Поисповедовалась, причастилась святых тайн. Чего еще?
-Про это я уже говорил, -отец Сергей наморщил нос. -А до меня каждый священник и тысячи христиан. Отчет о проделанных грехах -вот наша исповедь. Болтология на две стороны -вот наша молитва. Отче наш, иже на Соломоновых островах… Мы же даже на таком элементарном не можем или не считаем нужным, не хотим, что еще хуже, сосредоточится. Как сказал Игнатий Брянчанинов, молитва без внимания -бесполезное, душевредное, оскорбительное для Бога пустословие.
-Так что же нужно? -негромко спросил Алексей.
-«Сыне, дай Мне твое сердце – а Я отдам тебе всего Себя», -сказал Господь, -ответил отец Сергей строго. -Господь -Бог ревнитель. Он хочет, чтоб мы были его без остатка, чтоб не на четверть и не на сотую часть, а полностью. Ведь он уже заранее еще до нашего рождения отдал себя на служение, муки и смерть. И теперь мы лишь возвращаем долги. Никто не должен останавливаться в начале, в середине дороги, но должен идти. Идти до конца. Ибо претерпевший до конца, спасен будет. С Божьей помощью. Ибо тот, кто решил жить по Евангелию, знает, что у самого себя ничего получается. Вроде бы и сила есть, и воля, а силы воли нет. Раз за разом падаем. Но нужно подниматься и идти.
-Так вот, что хотел сказать Господь, когда наказывал Иова?! -лицо нарка просияло. -Чтоб не останавливался на мнимом достижении?
Отец Сергей улыбнулся.
-Думаю да. Кстати, наказание -это наказ, научение в первоначальном значении. А так как не все слова понимают, порой затрещина или с десяток хлыстов объясняют лучше.
Народ заулыбался, шушукаются. Нарк прищурился, поинтересовался с издевкой:
-Но разве Господь не всемогущ? Разве не знает, что нужно каждому из нас?
-Всемогущ, -подтвердил отец Сергей.
-Так зачем же его просить, о чем либо, если ему заранее известны наши потребности как телесные, так и духовные?
-Дело в том, -сообщил отец Сергей после секундной паузы, -что Господь не может ничего делать без нашего желания. Он -не тиран. У нас полная свобода воли, ибо мы созданы по образу Божию. Мы -дети Божьи. Помните историю с блудным сыном? И только если сами захотим, решим идти по пути очищения, обратимся за помощью к Господу, он поможет. Причем обратимся не по форме, вычитывая молитвы, а по духу. С осознанием своей немощи, своего падения. С осознанием невозможности самим побороть страсти, со страхом и трепетом перед всемогущим Творцом Земли и Неба. С надеждой, что Господь услышит; и верой, что поможет.
Нарк пожал плечами, сообщил развязано:
-Ну… Я вроде как верю… Но что-то мало помогает. Как увижу где телку с вот такими, так сразу картинки.. всякие мелькают. Иду за ней, как бычок на веревочке. Или дрочу, аж мозоли на руках.
Народ возмущенно загомонил, бабка закондыляла, замахнулась клюкой:
-Изыди нечестивец! Сатана -отец твой! Уу, змеёныш!!!
Нарк пригнулся, но отец Сергей перехватил клюку, медленно опустил:
-Марья Сергеевна, успокойтесь. Он брат наш. И он такой не один. Просто по молодости и несдержанности решился озвучить постыдные страсти. Посмотрите вокруг.
Подслеповато щурясь, бабка огляделась. Мужики отводят глаза, кто помоложе, так вовсе прячется за спинами друг друга. Да и у женщин щечки розовеют. Бабка сплюнула. Проворчав что-то, оперлась на клюку, гордо выпрямилась. Насколько это возможно при радикулите. Отец Сергей улыбнулся, продолжил с мягким увещеванием:
-Легко обвинять, когда в силу возраста или природных особенностей страсти не так сильны. Но когда гормоны бушуют, ой, как все не просто. Хотя…
-Что? -нарк придвинулся, в глазах ожидание.
Отец Сергей с сомнением на него посмотрел, но ответил:
-Тот, кто говорит, что нет сил бороться со страстью, на самом деле еще до крови и не дрался.
-Как это!? -оскорбился нарк. -Бился так, что кости трещали и кровавые сопли во все стороны.
-На это мы горазды, -согласился отец Сергей. -Но в духовной борьбе удивительно слабосильны.
Нарк развел руками. Отец Сергей помял подбородок, добавил:
-Может быть, потому, что нет в нас истинной веры?
-Как это?
Отец Сергей усмехнулся и как завопит:
-Пожар! Пожар!!! Горим!
Все вздрогнули, оглядываются в недоумении, нюхают воздух.
-Что? -хитро с долей грусти спросил отец Сергей. -Не поверили? А если бы поверили? Вылетели бы так, что все двери повынесли с косяками. А Марья Сергеевна бежала бы в первых рядах. Не так ли, братья и сестры?
Народ нерешительно кивает, лица смущенные.
-То-то и оно, -с грустью вздохнул священник. -Мы говорим, что верим в Ад и Рай, что есть Бог, что есть посмертная жизнь, что умрем, но двигаются лишь губы. Но на самом деле не верим. До конца. Так, чтобы связать все существо с этим, все действия и помыслы. Ведь, если бы это было так, мы бы жили совсем по-другому. Как и умирали… Только представьте… Что каждый из вас доподлинно узнал и поверил, что есть Ад. Зримо, как я вас, так и вы меня увидел мучения, смрад разложения, услышал вопли и стенания мучимых. Таких же как ты в общем-то. Тех, кто ездил на хороших машинах, жил в хороших квартирах, отправлялся по утрам на работу, был женат. По выходным выбирался на дачу. Ничем не выделяющийся обычный ХОРОШИЙ человек. В общем увидел, что в этом Аду не калачи кушают. И что при всей своей НОРМАЛЬНОЙ жизни я окажусь именно там. А то и где похуже. Представили?
Лица бледнеют, медленно вытягиваются. Нарк сглотнул, на глазах навернулись слезы. Отец Сергей помолчал, выдерживая паузу. Оглядев притихшее собрание, спросил негромко:
-Насколько бы изменилась наша жизнь?
Взгляд нарка затуманился, глаза заблестели. Он сглотнул раз, другой, по побитым оспинами щекам потекли слезы. Подбородок затрясся, губы шевельнулись. Едва слышно, но Алексей смог разобрать:
-Я… Я бы не стал… Точно бы не стал…
Отец Сергей с состраданием посмотрел на искаженное лицо парня.
-Говори, Андрюша, -мягко попросил он, -говори.
-Я… Я… Вы…
Нарк оглядел собравшихся, глаза расширились. Зарыдав, во весь голос, он махнул рукой, бросился вон из комнаты. У Алексея ком подкатил к горлу. Еле протолкнув слюну, покосился на Николая. У того по лицу текут слезы, но это слезы радости. Радостный плач… Кажется, так он называл. И, действительно, после этого на душе становится легче, чувствуешь себя так… Словно с обычной влагой изнутри вымыло все злое, завистливо-гордое, весь гнев и грязную похоть. Он распрямился, засмеялся. На него смотрели с пониманием, благожелательно. Николай пояснил:
-Андрей прав: мы -это не просто мы, а МЫ. Мы -братья и сестры потому, что едины в отце нашем небесном. Вы же чувствуете это?
Народ улыбается, кто-то крикнул: «Алиллуя!»
Николай распахнул руки, обнял какого-то бородатого мужика, сказал с чувством:
-Я люблю тебя, брат!
Тот заплакал, сжал в ответ так, что захрустели ребра:
-Брат мой! Благодарю тебя, Пресвятая дева Мария! Я обрел брата!
Нарк вернулся минут через пять, стоит, понурившись за спинами. Народ посматривает с сочувствием, но этак деликатно, чтобы не задеть обнаженную душу.
Отец Сергей хлопнул в ладоши -собравшиеся подняли головы, перестали шушукаться.
-Итак, братья и сестры, какие мы сделаем выводы из истории Иова?
Бабулька вскинула сухонькую лапку:
-Можно? Можно я?
Отец Сергей улыбнулся, ответил с укоризной:
-Марья Сергеевна, вы каждый раз отвечаете. Дайте другим подумать. -Старушка разочарованно вздохнула. Отец Сергей нащупал глазами прячущегося за спинами прихожан парня. -Лысенко!
Нарк вздрогнул, подался было назад, но под взглядами десятков пар глаз замер, прошептал:
-Да, отец Сергей…
-Что думаешь по этому поводу?
Нарк ковырял носком тапка пол, морщит лоб:
-Думаю? Что думаю, что думаю? -он пожал плечами. -Думаю, что если Господь -любовь, значит, должен дать то, что мне нужно. Тогда, когда мне нужно.
-И чего ж тебе нужно? -поинтересовалась бабка с подозрительным прищуром.
Нарк поднял голову, в глазах вспыхнул мечтательный флер:
-Герыча, герыча бы мне кило два. Вперемешку с коксом. Ох, и лютая бы смесь получилась. Оттопырился бы знатно!
Народ захмыкал, качает головами, кто-то проворчал:
-Да, да… Взлетел бы, как птурс. Вот только встречали б тебя если и ангелы, то совсем не с перьями.
Народ заулыбался, бабка захихикала. Прищурившись, потрясла скрюченным артритом пальцем с желтым от грибка толстенным ногтем:
-Вот те крест!
-Ну, а ты что, Коля скажешь?
Тот помялся, потом решился:
-Думаю, что вывод такой: «Кто везет, на том и возят». -Он подумал, сообщил. -Не хотел бы я оказаться на месте святых: всю жизнь пашут, пашут, колени в кровь стирают, во всех мирских радостях себе отказывают, а ему все мало. То болезни на них напускает, то врагов, истязателей.
Отец Сергей улыбнулся, пояснил:
-Как раньше евреи были избранным инструментом, так теперь мы. Но лишь до того момента, пока будем исполнять эту функцию. Когда наступает жатва, а впереди дожди и заморозки, тут уже не до сантиментов: хоть лошадь, хоть трактор пашут, пока не откинут копыта -колеса. А иначе голод и смерть. Не только им, но всему народу. Так что, если лошадь вспоминает о гуманизме, об общечеловеческих правах, а трактор вступил в общество зеленых, придется в салоне кое-что переставить. Но не мебель... Нет, не ее… Так что да: кто везет, на том и возят.
Алексей нахмурился, выдвинулся вперед:
-Но как же общечеловеческие ценности? Право на труд и отдых? Восьмичасовой рабочий день, наконец? Разве святые -не граждане? Разве им не положен отпуск?
Отец Сергей заморгал растерянно. Собравшиеся посмотрели на Алексея, как на жабу, которая еще и разговаривает.
-Гм.., -отец Сергей развел руками. -Не знаю, что и ответить… Лишь то, что Господь ответил Пилату, когда тот призвал его: «Мое царство не на земле, но на небе», -а там, как понимаешь, другие правила. И как миряне должны брать пример с монахов(иноков), так и иноки с ангелов. А у ангелов выходных и профсоюзов нет. Еще можно пояснить одной притчей. О талантах, -он оглядел окружающих, опустил взгляд на Николая. -Помнишь?
-Ну, да, -пожал тот плечами, -хозяин призвал трех работников и раздал им деньги: одному пять, другому три, третьему один. И сказал вложить их в дело, чтобы получить прибыль.
-И что было дальше?
-Дальше все, как всегда: первый дал в рост и получил в итоге десять, второй так же и получил шесть, а третий испугался прогореть и закопал талант в землю, так как господин был жесток. А когда хозяин вернулся и потребовал отчета, то первый принес десять и был облагодетельствован, второй принес шесть и тоже получил награду. А третий принес один и сказал, что ты, господин человек жестокий и жнешь там, где не сеял, поэтому получи свое. На что господин велел забрать талант, отдать его тому, у которого десять, а самого раба выбросить вон во тьму кромешную, где плачь и скрежет зубовный.
Глава 8.
-Но как это применимо к нашим дням? -спросил Алексей, сдвинув брови. -Не все же из нас банкиры да бизнесмены.
Отец Сергей согласился:
-Не все. Например, ты учитель. В самой обычной школе. И ты можешь просто читать на уроке тему так нудно и монотонно, что либо заснут, либо начнут бумажками от скуки кидаться, ржать и делать прочие непотребства. А можешь зажечь сердца учеников так, что будут сидеть, раскрыв рты. Тихие, как мышки. И не заметят, как закончатся урок. И ждать следующего с нетерпением, а домашнее задание выполнят с наслаждением, потом пойдут в библиотеку и найдут дополнительный материал. И в результате ученики станут Учениками.
Алексей помял подбородок, проговорил медленно:
-То есть, если у тебя есть способности, то ты должен отдаться им полностью и бесповоротно?
-Именно, -подтвердил отец Сергей. -И Иов должен был идти до конца. И не по форме, а по содержанию. Так же, как и прочие святые. Ведь они святые в сравнении с нами грешными, запачканными грязью грехов, смердящими. А в сравнении с Господом даже самый святой из святых -лишь скопище пороков. И он это видит сам. По мере приближения к Господу. Поэтому Сысой Великий и говорил, что не знает, положил ли начало покаянию. А Пимен Великий с горечью отвечал на смертном одре: «Где сатана, туда буду и я ввержен, братья».
-А если это способность воровать? -с прищуром поинтересовался нарк. -Знаю пару специалистов. Так даже, если скажет тебе, а ты будешь следить, то все равно стянут -и ухом не шевельнешь.
Отец Сергей улыбнулся, пояснил:
-У нас есть эталон человека и правил: Иисус Христос и заповеди Евангелия. И если все время держать их перед глазами, то таланты на худое не употребишь.
-Но воры? -не унимался нарк. -На что же им употребить ловкость рук?
-Могли бы стать разведчиками, при сортировке почты в почтампе нужна потрясающая ловкость пальцев или при пилотировании истребителя. Да много где. Если задаться целью идти к свету, то найдешь, на что применить себя. Главное знать, что там, -он посмотрел налево, -тебя может ждать чувственное наслаждение. Короткое по времени, что может окончится в любой момент тюрьмой или выстрелом в печень, а потом.. за гранью -вечные муки. Здесь же, -он повернул голову направо, -вечная жизнь в любви и общении со святыми. А в земной жизни уважение и признание, как человеку, прошедшему свой путь достойно.
Бабка подняла руку, отец Сергей кивнул.
-Вообще, -продребезжала бабка. -Я учителем физики проработала пятьдесят лет. И где-то после тридцати лет прочитала в одной книге такую фразу. -Задача учителя -не напихать в ребенка кучу знаний, как в ящик, а зажечь его, аки факел.
-Истинно, -подтвердил отец Сергей. -Ибо имея огонь в сердце, он сам побежит в библиотеку, сам прочтет, сам изучит. И это будет полезно, так как он захочет это применить. А иначе в одно ухо влетит, в другое вылетит. С пронзительным свистом. Настоящий учитель -это как раз тот, кто получив пять талантов, вернул десять. Так вот его прибыль -это ученики, что стали учеными, врачами, учителями, работягами, что делают свое дело по совести. Или, например, инженер. Мог построить здание, что рухнет лет через пятьдесят, отстояв срок эксплуатации, а то и двадцать. А может и двести-пятьсот лет функционировать на удивление потомков. Или что-то новое придумать. Например, материал, сделав из которого спицу, можно подвесить на ней танк. И при этом не гордиться, ведь ничего нашего у нас нет.
Народ загомонил, в недоумении посматривает друг на друга. Алексей наморщил лоб:
-А как же? -он оглядел себя.
-Руки, ноги, голова и прочее? -отец Сергей усмехнулся. -А кто тебе их дал?
-Никто? -Алексей пожал плечами. -Ну… Мама с папой.
-А им кто?
-Бабушка с дедушкой, -сердито ответил Алексей.
-А тем, а дальше, дальше? -не унимался священник.
Алексей стиснул зубы, покосился по сторонам. Народ смотрит с интересом. Алексей двинул плечами:
-Господь Бог… Ну.., или эволюция.
Отец Сергей покивал с мягкой улыбкой, в глазах посверкивают насмешинки:
-Ну да, ну да.., эволюция… Как же без нее. А вы знаете, друзья, чем теория отличается от гипотезы?
Народ переглянулся, Алексей сообщил неуверенно:
-Гипотеза -утверждение без доказательств. А теория -это гипотеза, к которой эти доказательства прикрутили.
-Примерно так, -наморщил нос отец Сергей. -А что такое закон?
-Теория, подтвержденная практикой? -догадался Алексей.
-Именно, -отец Сергей потер руки, вскинул палец. -А теперь внимание! Вопрос!!
Все замерли, следят с неослабеваемым вниманием. Священник насладился эффектом:
-Чарлз Дарвин всю жизнь до самой смерти мечтал, что археология докажет, обнаружит ряды переходных существ. Скажем, от рыбы в ящерицу, от ящерицы к птице, но тщетно.
-Аа.., -подал голос Николай. -Как же птеродактиль?
-Да, конечно. Но ничего больше. Конечно, можно сказать, что эволюция происходила скачкообразно. Но тогда нарушается принцип конкуренции и выживания самого приспособленного. Например, когда Дарвин опубликовал свой трактат о происхождении видов, его друг прислал записку, в которой задал один вопрос: «Чарлз, а зачем обезьяне мозг философа?»
Народ вытаращил глаза, Николай помял рыжую щетину на подбородке.
-А ведь, действительно… Ведь задумается так макака где-нидь на вершине баобаба и сверзится с верхотуры. И опять-таки голышом. У нее и шерсть, и хвост, и бананы круглый год. Не понимаю.
Отец Сергей хмыкнул.
-Говорят, Дарвин в ярости порвал записку и ничего не ответил.
Николай присвистнул.
-Так значит, эволюция не доказана? Но как же годы обучения? Как же наука?
-Закон тяготения, электростатики, Архимеда действуют всегда. Все могут убедиться, правда?
-Ну, да, -согласился Николай. Да и остальные закивали.
-А вот закон эволюции почему-то сейчас не действует, -сообщил отец Сергей. -А если б и действовал, то стоит посмотреть в корень, чтобы убедиться в его бредовости. Сколь бы ученые ни старались, какие бы идеальные условия ни создавали, но получить саморазмножающиеся клетки из органомолекул не могут. Не могут и все. Что и неудивительно: ведь вероятность такого события -десять в минус тысяча восемьдесят первой. То есть без преувеличения равна нулю.
Нарк мало-помалу протиснулся вперед. При последних словах отца Сергея спросил робко:
-Тогда как же все случилось? Получается, нам врут? Уже полтора века?
Отец Сергей развел руками, подтвердил с горечью:
-И даже не краснеют. -он помолчал, добавил сумрачно. -При этом сам Дарвин в письмах к своим друзьям бравировал тем, что его теория убила Бога. И называл одного из собеседников бультерьером дьявола, второго чем-то похожим. Хоть и пытался невразумительно оправдываться из-за того, что был женат на христианке. Но воспитанный в семье массонов, где дед развивал теорию социальной эволюции через выживания сильнейшего, оказался поражен идеями атеизма, а затем и сатанизма. Ибо человек не может не верить, не может не кланяться. Ему всегда нужен кто-то выше, что-то на пьедестале, иначе нет смысла жить, куда-то двигаться. Ведь самые твердолобые в какой-то момент понимают, что ни деньги, ни машины, квартиры, любовницы, ни самые извращенные удовольствия счастья не приносят. Лишь, как укол наркоты, секундное забытье. А потом становится только хуже. Ты ничего не понимаешь, думаешь, что нужно бежать куда-то сюда, туда. Может, там будет лучше?.. Но прибыв на новое место, переспав с новой женщиной, осознаешь, что это обман, а боль никуда не делась, наоборот… Кажется, даже выросла, а то и позвала товарищей.
-И тогда человек сводит счеты с жизнью, -медленно высказался Алексей.
Отец Сергей внимательно посмотрел на него, кивнул:
-Зачастую. Хоть и не всегда прямо.
-То есть? -Алексей сдвинул брови.
-Игромания, наркотики, самый разнузданный разврат, бесконечные мотания по миру, погружение с головой в суету -это та же смерть. Только завуалированная.
Народ притих, украдкой поглядывают друг на друга. Бабулька пошамкала беззубым ртом:
-И што ш тогды, мялок, делать? В леса податься: картошку с морошкой выращивать?
Отец Сергей наморщил нос.
-Марья Сергеевна, не стоит утрировать. Мы все включены в современную цивилизацию. Так или иначе. Просто не нужно ставить во главе угла деньги, работу, еду и прочие плотские радости. Иначе последние превращаются в грех. Он же выстрел мимо, если с греческого.
-Но если хочется, -спросил угрюмый мужик с черной бородой-лопатой. -И, если я это заработаю, достигну, выращу. Сам. Значит, это мое по праву?
Отец Сергей грустно усмехнулся, покачал головой. Вытянув перед собой руку, посмотрел на нее со всех сторон, словно увидел впервые.
-Скажи, Тимофей, чья это рука?
Тот сдвинул кустистые брови, сосредоточенно оглядел руку, потом с подозрением всмотрелся в лицо отца Сергея.
-В чем подвох?
-В понимании, -пояснил священник. -Что можно считать своим? Что можно считать истинной ценностью? Это тело? Машину у подъезда? Пентхаус? Друзей и подруг?
-Ну, да, -набычившись, ответил бородач. -Если это все имеет к тебе отношение, то свое. А если это свое тебе нужно по каким-то причинам, то ценно.
Отец Сергей покивал:
-Да, конечно, конечно… Но представим себе такую ситуацию: кто-то подарил вам прекрасный бриллиант. Сказал, что это ваше. Пользуйтесь. А через некоторое время говорит: «Ваше время истекло!» -вы в возмущении, но отдать придется. Никто еще не смог воспротивиться.
-Значит, -наморщив лоб, сделал заключение Николай. -То, что отнимется, не может считаться ни нашим, ни ценностью в истинном понимании?
-Не в бровь, а в глаз, -подтвердил Отец Сергей. -А теперь скажите, что из того, чем сейчас владеем, останется при нас после великого перехода?
Народ зашушукался, лишь бабка решилась:
-Ничего? -робко вопросила она.
-Почти, -согласился отец Сергей. -Ничего, кроме души.
Алексей задумчиво опустил голову. Смутное ощущение, которое продавливалось чрез сонм желаний и страстей последние недели, давило грудь, сосало под ложечкой, вдруг обрело осмысленное основание. Все как-то разом осветилось, словно в мрачную подворотню ударил сноп галогеновых фар. Алексей чуть не взвыл от стыда и досады. Он хлопнул кулаком в ладонь, крепко-крепко зажмурился. Словно страус. Но, к сожалению, от Него ни спрятаться, ни скрыться. Это людям можно навешать лапши, хоть и говорят, что все рано или поздно откроется, но перед Богом такое не прокатит…
Нарк выступил вперед, спросил сердито:
-Что-то вы не то говорите. Но как же современная цивилизация, как же общество потребления? Нам же только и кричат со всех углов: от рекламы шоколадных батончиков, до пропаганды лидерства. Что мы должны стать лучше других, что мы и есть лучшие. Что весь мир у наших ног. Что все ради нас и для нас, что удовольствие сейчас, а весь мир подождет. Разве может весь мир ошибаться, а один вы быть правым?
Отец Сергей улыбнулся.
-Может. На самом деле может и один быть в поле воином. Но насчет всего мира ты преувеличиваешь. Западные страны под англосаксонским глобалистским управлением -да. Но то далеко не весь мир. Если учесть Китай, Индию, страны Юга, Россию, исламский мир... Наберется гораздо больше. Гораздо. И мы в своей глубинной философии, хоть и отравлены влиянием запада, но в самой основе -да, я говорю о православии- не считаем, что смысл жизни -зарабатывать деньги, чтобы потом тратить их на удовольствия.
-А в чем же? -тихо спросил Алексей.
Отец Сергей всмотрелся в страдальческое лицо Алексея, ответил негромко, но твердо:
-В очищении.
-Чего?
-Душ наших. А для этого нужно решить одну из главных задач человечества, -отец Сергей запнулся на мгновение. Народ придвинулся: глаза расширенные, вытянули шеи. -Познать себя.
В лицах непонимание, люди переглядываются. Нарк спросил с раздражением:
-Что это значит? Я думал, что основная задача человечества -создать теорию Всего, соединив квантовую механику и теорию относительности.
Отец Сергей улыбнулся.
-Девяносто девяти процентам населения проблемы теории Всего до лампочки. Им бы кайфануть получше да подольше. Впрочем, и познавать себя развращенный атеизмом человечек если и хочет, то лишь с позиции: «Что мне больше нравится и в какой позе?»- Но если смотреть с позиции того, что Бог есть, что есть загробная жизнь; наконец, есть Рай и Ад, то все эти теории отходят на второй план.
-Почему? -набундючился нарк, словно ему наступили на любимую мозоль.
-Потому, что умираем каждый день миллионами. И при переходе, который обыватель называет смертью, при прохождении мытарств никого не будет интересовать ответ на вопрос: «Истинна ли теория струн или теория физического вакуума».
-А что же будет интересовать? -прошамкала бака.
Она подошла почти вплотную, на сморщенном как моченое яблоко лице разгорелся нешуточный интерес. Впрочем, понять можно: осталось бабульке немного.
-С каким багажом грехов ты пришел, -пояснил отец Сергей. -Насколько ты болен душой.
Бабка пожала сухонькими плечиками.
-Это понятно. Но что же нам делать? Я ж говорила, кажись, что сорок лет в церковь хожу, батюшка, а какая была такая и осталась. Разве что из молодой красивой попрыгушки превратилась в старую развалину.
Отец Сергей поднял вверх палец, сообщил со значением:
-Nosce te ipsum.
-Чаво? -бабулька прищурилась, повернулась ухом.
-Как-то раз, когда Сократа спросили, что есть человек, он указал на стены Дельфийского храма. Там среди прочего была надпись: «Познай самого себя».
-А при чем здесь это?
-Все просто, -улыбнулся отец Сергей. -Мы все больны. Кто гордыней, кто гневом, иные похотью, обжорством и так далее. Кто-то всем вместе или в различных сочетаниях и отношениях. Но мало кто признается в этом. Считая обычными человеческими свойствами.
-А разве это не так? -спросил Алексей.
-Не совсем, -пояснил отец Сергей. -Да, мы родились с определенными инстинктами, которые обоснованы нашими физическими телами. Теми кожаными ризами, в которые одел нас Господь при изгнании из Эдема. Но в каждом из нас есть и то, что заставляет эти инстинкты работать сверх необходимого.
-Страсти? -подсказал нарк.
-Они самые, -согласился отец Сергей. -Ведь Господь говорит: ешь, но не объедайся; пей, но не напивайся; выходи замуж, женись, но не прелюбодейничай; живи с достоинством, но не гордись, не выпячивайся, не гноби ближнего своего; воюй, но без ненависти.
-То есть, -потирая лоб, спросил Алексей, -все дело в чрезмерности?
-Именно, -подтвердил отец Сергей. -Мы такими созданы -это правда. Но когда механизмы вознаграждения за следование своей природы начинаем использовать, как источник удовольствий без выполнения того, ради чего те задуманы, наказание неизбежно.
-Например?
-Когда любовь между мужчиной и женщиной превращается в секс, мы просто вымрем. А я уж не говорю про перверсии, что заполонили наши «цивилизованные» страны. А ведь это только материальный аспект. Но основное в том, что человек впадает в блуд. Прыгая из постели в постель меж мужчин и женщин, впадая в инцест и скотоложество, некрофилию, он убивает свою душу вернее, чем выстрелом в упор свое тело.
-А при чем здесь «познание себя»?
-При том, что пока больной не признается себе, что болен, к врачу не обратится. Думаю, каждый может рассказать историю, как друг, брат, отец, мать -алкоголики или наркоманы даже не хотели лечиться, говоря, что они нормальные. Просто расслабляются, выпивают, оттягиваются, получают удовольствие, как и сказано в основном нарративе. А ненормальные как раз вы, кто лишает себя такого кайфа. Кто пытается вести себя достойно.
Алексей помолчал, спросил медленно:
-А если человек нравственен? Если на работе у него все ровно: с подчиненными держится благожелательно. Никого не втаптывает в грязь, не подличает? Если отличный семьянин: не изменяет, воспитывает детей, старается им привить правильные мысли? Если никого не убил, не ограбил? На западе, например, по опросам, пятьдесят процентов считают себя святыми.
Народ зашумел, послышались выкрики: «Эти заднеприводные?! Да как такое можно!??»
Отец Сергей грустно усмехнулся, покачал головой.
-Нравственность и святость -совершенно разные понятия.
-Это как так? -бабулька заморгала. -Нам всю жизнь внушали, что хороший человек -нравственный человек. Тот, кто соблюдает законы общества.
-А если этот «хороший» втайне ненавидит шефа и ежесекундно желает ему сдохнуть? Ну или по крайней мере сломать шею? Если при виде каждой юбке мечтает нагнуть ее и поиметь всякими способами? Да, он не делает этого. Но лишь потому, что боится за репутацию и развода, так как переписал имущество на жену. Но душа его горит, как в огне. И за фасадом голливудской улыбки скрывается настоящий демон. И стоит лишь на час убрать полицию, уверяю, эти холеные «хорошие» люди превратятся в кровавых маньяков.
Все помолчали, потом отец Сергей дополнил:
-Познать себя -значит, увидеть себя без прикрас, без розовых очков. И не с внешней стороны, как отражает зеркало или внешний мир, а с внутренней. Где ты -похотливая обезьяна. Злобная, гневливая. Что ведет дневничок оскорблениям и обидам. Что жаждет обожраться так, чтоб из ушей лезло. Да не просто картошкой с капустой, а какими-нибудь экзотическими вкусными блюдами. Посмаковать вина столетней выдержки. Что ленив и унывает, когда за окном падают листья и идет дождь. Что завидует другу, когда его продвинули на ступеньку вверх. Или просто похвалили. Что готов с голоду сдохнуть, но не даст копейку, объясняя тем, что никому и ничего не должен. Что сам заработал. И что ничего не мешает этого же делать другим.
-Но тогда.., -Алексей покачал головой, не поднимая глаз. Он сгорбился, лицо потемнело. -Могу сказать, не боясь быть побиту, что нет ни одного человека, кто был бы достоин называться «хорошим».
Народ вздыхает, лица несчастные. Но молчат. Отец Сергей улыбнулся, сжал плечо новичка.
-Так и есть.
-Но кто же тогда святые? -спросила бабка с вызовом.
-Это те, кто увидел себя таким, каким он есть на самом деле. Принял это, пообещал жить по заповедям Евангелия, поставив пред собой Иисуса Христа, как образец для подражания. И начал стараться эти заповеди соблюдать.
-И как? -спросил присмиревший нарк. -Получалось?
-Не сразу и не во всем. Иначе бы зачем понадобилось по сорок-шестьдесят лет жить в пустынях, пещерах, затворах? Иные десятками лет боролись с похотью, другие с гневом, третьи с обжорством. Кого лень обуревала. Кого все вместе.
-И как поступали, когда срывались? -спросил Алексей с напряжением?
-Каялись, -сдвинул брови отец Сергей. -Да так каялись, так выли, что птицы с мест снимались, звери лесные в норы забивались. Когда душа болит, не до соблюдений норм общежития. Впрочем, тот, у кого что-либо серьезно болело, пусть нога или роды случались, знает, что в такие моменты сдержаться невозможно.
-Но как? Как познать себя? -спросил Алексей. -Мы выбираем себе пару, если решимся, конечно, так, чтобы было комфортно. А если стала напрягать, разбегаемся. Жилище подальше и побольше, чтобы не контактировать с соседями. Работу ищем, чтобы гладили по шерстке, а не наоборот. А лучше удаленку. Даже детей не заводим, ведь они же вечно чего-то просят, требуют, а нам так охота полежать на диванчике и пошарить в инете. Или в игруху погонять, где я -не заурядный клерк, а король или воин-волхв, которому поклоняются, которого любят и уважают.
Его голос дрожит от напряжения, лицо раскраснелось, пошло пятнами. Алексей воздел руки, в глазах отчаяние, страх, словно у птенца, мимо клюва которого могут пронести червячка. Пусть неизвестно какого, пусть даже горького, но доподлинно известно, что без него не выжить. Отец Сергей внимательно посмотрел на окруживших его, на воспламененно-страдающий лик Сергея, медленно ответил:
-Способ есть.
-Какой, какой способ, батюшка!? -приступила старушка. В блеклых глазах вспыхнула надежда. Словно кто показал, где зарыт клад на Поле чудес.
-Пообещать жить, согласно заповедям Евангелия, -ответил отец Сергей. -Взять на себя обязательство не завидовать, не жадничать, не гневаться, не заглядываться на чужих жен и мужей, не блудить в общем. Не давать волю унынию, бороться с ленью. Не гордиться.
На сморщенном лице бабульки надежда переплавилась в разочарование, глаза погасли.
-Ах это…
-Именно. Разве сложно? -отец Сергей обвел взглядом кислые лица. -Перед самим собой и перед Богом пообещать? Ведь сказал Господь, что меня любит тот, кто исполняет заповеди мои.
-А нельзя как-то.. иначе? -нарк сморщился, скривился, даже полуприсел, словно ждет, что его огреют то ли мухобойкой, то ли чем посерьезнее.
Николай огладил рыжую бороду, сообщил задумчиво:
-Сказать то можно: и дурак ляпнет языком. А как ответить придется? Ведь придется?
Отец Сергей пожал плечами:
-Скажите, перед кем ответит человек с гангреной, отказавшись делать операцию? Он точно знает, что умрет, во всяком случае ему это сообщили и показали на примерах, но теплится надежда: авось, врут. Авось пронесет.
Николай потер затылок, прищурился:
-Ээ… Перед собой тогда, что ли?
-Именно. Если помрет, то накажет сам себя, лишив возможности что-то изменить, кому-то помочь. Да даже самому себе. Если остались незаконченные дела. Хотя ему это будет до лампочки, если.., -отец Сергей поднял палец, оглядел народ, -если нет Бога. А если Он Есть?
-И что тогда? -сдвинув брови, проворчал Николай. -Что-то меняет?
-О! -отец Сергей поднял палец, глаза загорелись. -Тогда все меняется столь кардинально, что даже не знаю, с чем сравнить. Разве что ты был мертв, как четверодневный смердящий Лазарь, а в следующее мгновение живее всех живых.
-Нда, -нарк почесал в затылке, покосился на набундюченные лики окружающих. -И как же? Что-то не разумею.
-Если есть Бог, если Бог личность… Если есть души, которые не уничтожимы и существуют вечно, как личность… Если есть загробный мир. Следовательно, с Богом можно вступить в общение, со святыми можно вступить в общение, с родственниками почившими. Как, впрочем, и с демонами. Кто что выберет.
-Херомант, что ль? -выставив единственный зуб, подозрительно прищурилась бабка.
-Нет, что вы, Марья Сергеевна. Колдовство, ворожба да гадание -смертный грех. За это древние иудеи убивали. А в Европе во времена инквизиции сжигали на кострах.
Николай пошкрябал щетинистый подбородок, сообщил:
-А я раньше думал, что инквизиция -зло. Какие-то фанатики сжигали красивых женщин.
-Если бы, -отец Сергей грустно покачал головой. -К сожалению, это были вынужденные меры. Как операция или горькое лекарство, эти падшие женщины и мужчины, действительно, через мучения, боль спасали свои бессмертные души от адского пламени. Но.., не все.
-И как же мы вступим в общение с Господом? -бабка не унималась. Похоже, эта тема ее кровно интересовала.
Николай толкнул Алексея в бок локтем, шепнул на ухо, скабрезно ухмыляясь:
-Говорят, старая в молодости нагрешила. А теперь вишь…
Алексей покосился на будущего соседа, сообщил негромко, как-бы вскользь:
-А мы чем лучше? Не знаю, как ты, а я -дерьмо еще то. Удивляюсь, как еще люди не шарахаются. Я ж просто настоящий смердящий кусок экскрементов.
Николай почти минуту всматривался в искаженное, потемневшее лицо Алексея, потом покосился по сторонам, сообщил шепотом:
-Да и я, признаться, не ангел. А если уж совсем начистоту.., -он вздохнул, махнул рукой и отвернулся.
Глава 9.
…-Способ нам известный, -продолжал меж тем батюшка, -но не такой простой, как кажется…
-Отец Сергей, -нетерпеливо перебил нарк, -не тяни, прости, Господи, кота за хвост.
-Охальник! -бабка замахнулась клюкой. -Не поминай имя Господа нашего всуе!!
-Вот вы, Марья Сергеевна, и ответили на свой вопрос, -улыбнувшись в бороду, сообщил отец Сергей. -Когда мы можем к Господу обращаться? В просьбе, молении о спасении. В молитве.
Бабка выпучила блеклые глазенки, бородавка на носу налилась кровью.
-В молитве? Эка невидаль. Так мы все молимся. В церкву хожу, утреннюю, вечернюю молитву вычитываю, акафисты опять же, поклоны бью, не смотря на свой радикулит.
Она сокрушенно опустила руки, плечи поникли. Отец Сергей приобнял старушку, погладил по голове, добавил ласково:
-Ну, Марья Сергеевна, полноте. А насчет молитвы святитель Игнатий Брянчанинов что говорил, к чему призывал?
Народ переглядывается, пожимает плечами. Отец Сергей вздохнул, разъяснил:
-Он призывал к тому, чтобы мы хоть начали учиться молиться. Не учились, а хотя бы начали.
Народ зароптал, нарк пожал плечами, буркнул под нос:
-Учиться? Начать? Что за ерунда? Берешь молитвенник и читаешь. Если ускоришься, то за часок много можно чего успеть.
Отец Сергей покачал головой:
-Можно и читать. Но не вычитывать. Это мерзкое слово сродни богохульству. Тот же святитель Игнатий говорил, что молитва без внимания - душевредное, оскорбительное для Бога пустословие. Поэтому читая, мы должны пропускать молитву через струны своей души. И тогда душа запоет, заплачет, как гитара. И тогда слова перестанут быть пустым сотрясением воздуха. И слово превратится в дело, что изменит саму природу, саму структуру бытия. И Господь обязательно ответит, обязательно.
-На любую просьбу? -не поверил нарк.
-Если она будет тебе полезна, -пояснил отец Сергей. -Только нужно помнить, что Христово царство не от мира сего. Поэтому просить у него гноя -то есть чего-то земного -не стоит. А то может произойти, как в фильме про исполнителя желаний. После сто раз пожалеешь.
Народ похмыкал, похоже, вспоминали эпизоды. Нарк спросил с прищуром:
-А протестанты говорят, что спасаются только верой. Мол достаточно верить и тебе простятся грехи прошлые, настоящие и будущие.
Отец Сергей грустно улыбнулся, вздохнул:
-В чем-то они правы, но вера без дел мертва. Как говорил Алексей Ильич Осипов, если при крике: «Пожар!» -ты лишь крутишь головой в поиске источника, грош -цена такой веры. Иначе б вылетели, разбрасывая лавки и стулья. А двери б повисли на одной петле. И это в лучшем случае.
Народ опускает глаза, криво улыбается. Нарк смотрит исподлобья:
-И в чем же тогда их правота?
-Если верить по-настоящему, то неизбежно придешь к делу. Ведь Бог повсюду: справа, слева, спереди, сзади, над тобой, подо мной, в тебе и ты в нем. Только прочувствовав кожей, каждой клеточкой это, ты поймешь, что не можешь по-иному. Ведь Господь всегда с тобой, он всегда говорит с тобой. Лицом к лицу. Как с Моисеем. Просто делая грех, ты заграждаешь духовное ухо и око. И око не видит его, ухо не слышит. Но если ты это поймешь, поверишь, прочувствуешь, то уже не сможешь жить по-прежнему, проводя время в продуцировании греха своими страстями. И тогда слово «пожар» -перестанет быть набором звуков. И поведешь себя совершенно по-другому.
-Но католики только и живут, что делом: приюты создают, учат, проповедуют. Однако, недалеко ушли от протестантов, -хмуро сообщил Николай. -Стоит только посмотреть на открытие Олимпиады в Париже и на открытие Сен-Готардского тоннеля. На первом собрались извращенцы всех мастей, а на последнем вовсе устроили мессу, поклоняясь Бофамету.
-Под «делом» я подразумеваю не устройство на земле. Даже если и касается сирых и убогих, а очищение душ наших. Чтоб после великого перехода -да, я говорю про смерть -не оказаться там, где скрежет зубовный и червь неусыпающий. Ведь именно для этого мы появились на Земле. По великой милости Божией к страдающим чадам своим. Земля -больница. И сюда здоровых не пускают. Именно для этого существует наша планета со всем богатством природного мира. Иначе все бессмысленно. А подменять смыслы -столь же глупо и смертельно-опасно, как играть в стрелялку в доме, который бомбят, на который нападает реальный враг. С простой целью: убить тебя, изнасиловать и уничтожить твою семью: жену, детей.
-Но ведь они как-то живут, -не унимался нарк. -И даже являются самой могущественной державой на Земле. И в экономическом, и в военном плане. Если на душу населения.
Отец Сергей пожал плечами:
-Возможно… Хотя и спорно. Однако, не в этом суть.
-А в чем же?
-В том, что Христос провозгласил, что Царство его не от мира сего. Именно поэтому для евреев он Лжемессия. Ведь он не обещал 2800 рабов, не обещал, что освободит от власти Рима, не обещал, что евреи станут господами, обогатятся и возглавят все народы. И по похожим причинам отпали католики, протестанты.
-По каким же? -не понял нарк.
-Потому, что не справились с тремя искушениями, которые дьявол предлагал Христу: сластолюбие, славолюбие, сребролюбие. Потому, что им нужен другой миссия. Тот, кто пообещает и даст все блага.. земные. И как описал Федор Михайлович Достоевский в романе Братья Карамазовы в рассказа Ивана об иезуите, если бы Христос пришел на Землю еще раз, его бы убили. Может быть даже гаже и подлее, чем в первый раз. Ибо он не нужен ветхому человеку, он мешает ему, который живет по принципу блага на земле здесь и сейчас, а остальное уж как-нибудь. Будет оно или нет… Для современного потерянного человечка -это туманная тревожная тема, от которой мы все убегаем тем или иным способом, -отец Сергей выразительно посмотрел на собравшихся.
Нарк хмыкнул, отвел глаза. Алексей поднял голову, спросил с мукой:
-Значит, вся моя жизнь: квартиры, машины, дачи, две любовницы, счета в банке -все это тлен, шелуха? Как же так?
Отец Сергей развел руками.
-А вот так. Все что ты назвал, служит телу и для тела. Что такое одежда? Тряпки для сокрытия и утепления тела. Что такое квартира? Коробка для сокрытия одетого тела, защиты от атмосферных воздействий. Для чего деньги? Средства, для приобретения вышеназванного.
Глаза Алексея расширились, забегали по полу, словно ища ответа, хоть какой-то зацепки.
-Так это что же… Вся наша жизнь -это какая-то насмешка над самим собой? Издевательство? Ведь это же все останется, будет выброшено на помойку… Ведь ничего из этого я не заберу с собой. Мое холеное тело превратится в старую развалину, сгниет, его сожрут черви. Квартиры, машины распродадут. Хорошо, если достанутся кому-нибудь достойному. А могут и вовсе быть пропиты да проколоты невесть кем. А бывшие друзья и коллеги обо мне забудут на следующий день после похорон. И выйдут на работу, и будут так же праздновать, словно меня и не было., -закончил Алексей шепотом. -Не может быть…
-Жизнь человека определяет не количество, а качество, -ответил отец Сергей. -На могилах некоторых можно написать : «Один день или даже час», -хотя стоит период под девяносто, а у иных, не смотря на смерть в тридцать лет, будет написано: «Миллениум». -он повернулся к старушке, спросил ласково:
-Марья Сергеевна, что, по-вашему, тело человека?
-Сосуд для души, батюшка, -без запинки ответила та.
-Оно конечно, но святые отцы говорят, что если Земля -больница, то тела наши -нечто вроде лейкопластыря.
-Это как? -не понял Алексей.
-В небесных сферах души чувствуют все с невероятной остротой. Как радость, так и боль.
-Но отчего боль?
-Причины есть. -отец Сергей развел руками. -Доподлинно станет известно, когда попадем туда. А сейчас лишь можем строить гипотезы. Например, что вселенная -не так безопасна и индифферентна, как нам кажется. И даже души могут поражаться, могут заболевать. Именно это и называют повреждением. Именно такое повреждение произошло у Адама и Евы. Его называют первородным грехом, но это повреждение. Первородное повреждение. И из Рая Господь выгнал не во гневе. И вовсе не выгнал. А по безграничной любви Господь облек детей своих в кожаные ризы. Ведь только так мог облегчить их страдания. И дать возможность исцеления.
-А разве сам Он не мог? -поинтересовался нарк с прищуром. -Ведь Господь всемогущ.
Отец Сергей помолчал, внимательно оглядев замершую толпу, ответил коротко:
-Судя по всему, не мог, -народ загомонил, отец Сергей повысил голос. -Как не может молоток исцелить процессор или щипцы переставить атомы на кристаллической подложке. Да, Господь может создавать и разрушать миры. Определенным способом. Но исцелять души… Для этого требуется свобода воли исцеляемого. И только совместно, с двух сторон можно это сделать. Как сами люди по себе не могут исцеляться без Бога, так и Бог без человека не может исцелить человека.
-Значит.., -Алексей потер лоб, -вся Вселенная создана с всем многообразием и невероятной сложностью с единственной целью: вылечить человека? Его тело и душу?
-Именно так. Как бы это ни звучало высокопарно, но другого вывода нет.
-Это, если есть Бог и есть вечная жизнь, -выпятил подбородок нарк. -А если Бога нет? Нет души? Если со смертью физического тела мы умираем, исчезаем бесследно? Если с последним вздохом наше сознание гаснет? И мы больше никогда-никогда ничего не увидим, не почувствуем, не будем?
Лица потемнели, старушка зябко поежилась, обхватила себя за худенькие костлявые, как у цыпленка, плечики. Священник помолчал, круги под глазами стали темнее.
-Все мое нутро протестует против подобного. Жить с такими убеждениями нельзя. -он поднял голову, посмотрел на лицо нарка. В глазах парня боролась отчаянная надежда и страх. -Если бы я не верил в Бога, если бы не чувствовал его, когда молю о милости, не чувствовал облегчения, прощения грехов, я бы скололся, спился лет десять назад или выбросился с крыши. Или пошел на войну. В самую гущу. Чтобы накрыло побыстрее. Поотрывало руки-ноги, голову, намотало кишки на треки танка. Я бы просто не смог жить…
Николай потер лоб, спросил задумчиво:
-Так что же тогда наше тело? -он поднял руки, внимательно, словно чужие, повертел. Сперва тыльную сторону оглядел, ладонь, пошевелил пальцами. Даже за спину попробовал заглянуть, но в шее хрустнуло -он ойкнул, болезненно искривился. -С виду суповой набор. А на самом деле?
Отец Сергей огладил бороду -небольшая, с серебряными нитями она придавала вид суровый и упрямый- ответил, тщательно подбирая слова:
-Все святые отцы сходятся, что Господь -лекарь. Что мы -больны. Что Земля -не бордель и не дом отдыха, а больница. И что пришли мы сюда, чтобы излечиться. А это значит, что там, -он ткнул пальцем в потолок, -сейчас снуют мириады и мириады душ. Страждущих, кричащих от боли. Они жаждут родиться. И Господь по великой милости своей придумал этот нелепый земной мир, чтобы хоть на мгновение облегчить, дать передохнуть бедным детям своим, обрести волю и попробовать воспользоваться ею во благо. То есть во исцеление себя самого. И по возможности ближнего своего.
-Но тело.., -робко напомнил Николай.
-Тело, если исходить из вышесказанного -лейкопластырь, бинт, пломба, что закрывает обнаженный нерв. Ненадолго, но человек обретает способность мыслить, контролировать свои страсти. Если там до рождения и после смерти он безволен. И то, что в нем, его поврежденность душа изменить не может, то здесь боль забивается, забывается. И человек способен как обратится к Богу с просьбой о помощи, с мольбой об исцелении, так и кинуться в пасть к сатане и погубить душу и тело так, что после смерти страдания станут невыносимыми. Он будет гореть и не сгорать, его будут жрать без сна и отдыха. Он будет кричать и не издаст ни единого звука. В полной тьме, такой, что хоть глаз выколи. Впрочем, их у него и не будет.
-И.. и это навсегда? -потухшим голосом спросил нарк.
-До второго пришествия. А там Господь каждому воздаст, как сестрам по серьгам. И вот тогда…
-Что? -осипшим голосом осведомился нарк.
-Тогда уже судьба человека будет определена окончательно. Ибо придет Господь судить и не будет он лицеприятен.
-Это… Это как? -еще тише спросил нарк. -Ведь Господь есть Любовь. Разве не так?
-Так, -кивнул отец Сергей. -И именно поэтому в урочный час придет он во славе судить и живых, и мертвых. А до той поры мы можем молиться. В том числе за умерших.
-И что? -прищурился Николай. -Помогает?
Он толкнул нарка локтем, но тот недовольно дернул ухом, отстранился.
-Да, помогает. За две тысячи лет немало случаев, когда вымаливали покойных сродников. Да и не только. Ведь церковь на каждом молебне поминает усопших. Мы верим и тому есть подтверждения, что пока не наступил час страшного суда, судьба человека до конца не определена.
-Но как? Как такое возможно? -глаза нарка расширились, как у потерявшегося, но еще не потерявшего надежду щеночка.
Отец Сергей помял подбородок, зашагал взад-вперед на небольшом пятачке. Три десятка глаз неотрывно следили за нахмуренным лицом.
-Не знаю… Святые отцы толком про это не говорят. Да и нелепо было бы, ведь не нам прозревать времена и сроки. Это божественная физика. Есть ньютоновская, есть квантовая, а есть, получается, божественная. Могу лишь по аналогии описать процесс… Конечно, притянуто за уши, но.., -он помялся, бросил быстрый взгляд на ожидающие лица паствы. -Ладно… Представьте медную пластинку, в которой прессом выдавили полосочки. Она выскальзывает или ее теряют. Потом кто-то чужой и жестокий берет пластинку в руку и начинает мять, теребить. Затем кидает под ноги, топчет, по ней проезжает траками телега. Создатель пластинки все не выпускает ее из вида, старается поддержать, помочь… какие-то пластинки сами стремятся к этой помощи, выправляют помятые лепесточки, иные же убегают прочь. И вот, наконец, спустя долгое время, все дороги привели эти пластинки к одному мастеру. Тот сворачивает их пополам, достает раскаленный острый, как бритва резак и проводит меж стенок пластинки. Что будет?
Народ посмотрел друг на друга. Алексей переглянулся с Николаем, предположил:
-Лепестки выправит?
-Те, которые уже подготовлены, подогнуты в процессе перепитий. А вот те, что топорщатся, как еж, будут срезаны. Но одно радует: что-то останется.
-Утешили, -пробормотал нарк и отвернулся в угол.
Глава 10.
Алексей, что внимательно слушал, поднял глаза, спросил с мукой:
-Скажите, отче, что мне делать? Я всю жизнь посвятил земным благам. Искал работу, чтоб денег побольше, а сил тратить поменьше … Хотя, конечно, пахал поначалу… Еще как пахал. Но для чего? Чтобы купить машину, чтобы ездить на эту же работу. Или бахвалиться перед друзьями, затащить телку в постель. Квартиру купить квадратов на двести где-нибудь на Тверской. Для чего? -он пожал плечами, в глазах недоумение, мука. -Чтобы опять похвастаться? Ведь мне ж, если по правде, надо лишь метр на два, чтобы ночь переспать.
С каждым словом на лице проступает отвращение. Все больше и больше. Казалось, еще немного и вытошнит.
-Яхту эту проклятую, -буквально выплюнул он.
Николай придвинулся ближе, спросил с интересом:
-Купил?
Алексей дернул щекой, покачав головой, ответил нехотя:
-Не успел. Случилось кое-что…
-Что? -отец Сергей коснулся плеча Алексея, добавил мягко. -Расскажите.
Алексей двинул плечами, отведя взгляд, упер его в пол. Помолчав пару секунд, ответил с тяжелым вздохом:
-Плохо мне, отче… Так плохо, что хоть волком вой, хоть кричи. Но только словно рот разеваю, но ни звука не вылетает. Будто в вакууме каком-то. Вокруг меня смрадное черное облако. Окутало плотно, что ни вздохнуть, ни выдохнуть. На груди чугунная жаба. Сидит и смотрит. И давит, давит… И чем больше вспоминаю свою жизнь, тем наглее и тяжелее становится.
-Значит, ты жив, -с сочувствием сообщил отец Сергей. -Душа жива.
Алексей стоит, опустив голову. После долгой паузы, пробормотал едва слышно:
-Уж лучше бы помер… Чтоб не видеть, не слышать, не чувствовать…
Отец Сергей сдвинул брови, пальцы стиснули плечо страдальца, губы сжались в линию:
-Не говори так. Не знаешь, о чем просишь.
Алексей криво усмехнулся, посмотрел на священника с издевкой:
-А вы, отче? Вы то знаете? Никак побывали за гранью? Или у церковников прямой доступ на тот свет? Экскурсии раз в неделю? Для ознакомления, так сказать.
Народ загомонил, проскользнуло: «Богохульник, наглец!» -но все-таки придвинулись, распахнули глаза и ухи.
Отец Сергей покачал головой, взгляд строгий:
-Нет, не был. И слава Богу, -он перекрестился. -Но совокупный опыт церкви за две тысячи лет позволяет понять, что после смерти в зависимости от состояния души могут быть разные ситуации.
-И какое же у меня.. состояние? -исподлобья глядя, поинтересовался Алексей.
-Такое, -сдержанно ответил священник, при котором бы не советовал проверять.
-Бесы? -спросил Алексей все еще с прищуром всматриваясь в лицо собеседника. -Раскаленная сковорода, котел со смолой и крюк под ребро?
-Это самое малое, -подтвердил отец Сергей, -что ждет современного божка, воспитанного по системе айкиндер в стиле безусловного лидерства.
-Все так печально и предопределенно? И нет никаких вариантов?
-Почему же? -отец Сергей взглянул на бывшего нарка, Николая, добавил с мягкой улыбкой. -Законы, открытые Христом, универсальны и применимы для всех людей, всех религий и национальностей. Если ты покаешься, отринешь все злое, пообещаешь перед Господом и своей совести жить по Евангелию, то есть шанс.
-Так просто? -не поверил Алексей.
Отец Сергей сдвинул брови:
-Просто? А так ли это просто? Просто ли было признать разбойнику, висящему по правую сторону от Христа, что он достойное получает по делам своим? Понимая, что не будет в раю, страдая от ран, смириться, не плевать и не хулить мучителей, обидчиков, не выгораживая себя, не оправдываясь трудным детством, бедностью и жестокими родителями?
-Даже не представляю, -пробормотал Алексей, отведя взгляд.
-Думаю, не совсем, -вставил нарк, потирая переносицу, -да, не совсем.
-Если сможешь, -повысил голос отец Сергей. -Пусть даже и на смертном одре, то спасешься.
Алексей рассмеялся с натугой:
-Ха-ха! То есть можно всю жизнь блудить, воровать, убивать и грабить, а потом исповедоваться и вскочить в последний вагон в рай? Как-то несправедливо. Вам не кажется?
Народ переглядывается, на лицах смесь сомнения и надежды. Похоже, здесь собрались как раз из этой категории. Отец Сергей выслушал, пояснил:
-Господь -не справедливость, Господь -любовь. Безусловная и неизменяемая. Будь он справедливостью, мы бы не прожили и одной минуты. Ведь Бог видит не только дела наши, но и желания, мысли. И там такое творится даже у самого порядочного и благонадежного, даже высоконравственного человека, что описать можно лишь так: «Там гади, коих несть числа». Давно бы сгорели, как Содом и Гоморра. И пепла бы не осталось.
-Значит, грешим, братья?! -приподнято с ноткой истеричности вопросил Алексей. -А ну, гарсон, цыган! И девок, бухла побольше!
Отец Сергей усмехнулся, пояснил мягко:
-Исповедь -еще не есть покаяние. И подойти к священнику под фартучек и сделать отчет о проделанных грехах да еще по списку, составленному с любовью, как автобиография, скорее вменится в осуждение, нежели поможет. К тому же святые отцы заметили, что произвольных грех, с которым человек не борется, превращается в привычку, становится второй натурой, то есть переходит в непроизвольные. Грехи, с которыми бороться уже невозможно. Это касается и пьянства, и наркомании, и блуда, воровства, вранья. Бывает спрашиваешь человека, чего ж ты врешь постоянно? Ведь можно ж было и не врать. А тот отвечает, что уже не может. Даже самый невинный вопрос приукрашивает. И хотя ему уже никто не верит, сделать ничего не может.
Да и успеешь ли? Смерть не предупреждает за три дня, не присылает эсэмэсок типа: «Я -Смерть. Приду двадцать второго июля. Встречай с цветами». Один оторванный тромб -и ты труп. Или овощ. Еще жив, а покаяться не можешь. Мысли путаются, язык не шевелится. Но только гложет мысль: «Опоздал, опоздал…»
Алексей потер лоб, протянул задумчиво:
-Все нужно делать вовремя…
-Именно, -подтвердил отец Сергей. -Ибо сказано, что внезапно судья приидет и дела неправедные обнаружатся.
Алексей поднял голову, спросил тихо:
-Отче… И что же мне делать?
-А нужно ли?
-Нужно, отче, нужно! -на глаза Алексея навернулись слезы, он сгорбился, лицо искажено. -Мне плохо, мне так плохо, что хоть волком вой. -Он ударил кулаком в грудь. -Здесь жжет. Не могу терпеть!
Священник оглядел его с сочувствием. Вздохнув, сообщил:
-Есть два варианта. Первый: выходишь отсюда, заваливаешься в кабак, приглашаешь девочек. И через пару дней, проснувшись с больной головой, забываешь о нашей встрече.
Алексей скривился, словно хлебнул уксуса, плечи передернуло:
-А второй?
Отец Сергей оглядел его задумчиво, спросил:
-Скажи, Алексей, у тебя есть друзья с наркотической или иной зависимостью?
Алексей пожал плечами.
-Полно. Кто кокс нюхает, кто с иглой балуется, кто на ставках деньги проматывает. Иные просто бухают да по бабам шастают.
-Скажи, кто-нибудь из них признает, что болен, что у него зависимость от этих удовольствий?
-Нет, конечно. Все твердят, что они современные люди, что живут в ногу со временем. Что зарабатывают и тратят для получения удовольствия. Ведь в этом и смысл жизни: бабки и удовольствия. Всякие и разные. Да побольше.
-Что прям никто не замечает, что это портит жизнь?
Алексей помялся, ответил нехотя:
-Есть такое… Кто-то жалуется, что жена недовольна, иные меняют работу, так как начальству почему-то не нравится вид подвисшего нарка. Кто задолжал столько, что продает квартиру, машину… Да многое есть такого…
-И что? -с интересом спросил нарк. -Кого виноватыми считают?
-Кого-кого, -хмыкнул Алексей. -Не себя же. Кто жену, что неблагодарна. Мол дал ей все, а тут еще чем-то недовольна. Шеф вообще охамел. Мол, пашу, как лошадь. Ну, и что, если подзавис, сорвал сделку на миллиард. Деньги -грязь. И вообще: виноваты все вокруг, а я таковым быть не могу. Априори.
Отец Сергей покивал, спросил осторожно:
-Ведь ты же понимаешь, что пока больной не признается сам себе, что болен, что состояние, в котором находится, ненормально, он не станет ничего предпринимать? К врачу уж точно не станет обращаться.
-Это да.., -согласился Алексей с тоскливым вздохом. -Я всегда отвечал, что болен не я, а вы -закосневшие придурки. И если вам нужно, то вы и лечитесь. А я живу так, что ад завидует, а небо содрогается. На широкую ногу.
-Вот ты и ответил на свой вопрос, -улыбнулся священник.
-То есть? -вскинул брови Алексей.
-Пока ты не признаешься сам себе, что болен, второго пути нет. Вернее, он есть, но ты его не видишь. Для того, чтобы увидеть, нужно снять с глаз завесы самомнения, гордости, осуждения, нужно увидеть себя без прикрас, понять, что ты -нарвавшийся гнойник. И куда тебя ни ткни, ты вскрикиваешь, дергаешься, словно кукла в руках умелого кукловода.
Алексей смотрит с некоторым недоумением. Подумав несколько секунд, нахмурился, сдвинул брови.
-Нет, так-то да. Но это у всех есть. Это нормально.
-Нет, ненормально, -покачал головой отец Сергей. -Нормально, когда тебя обижают, бьют, когда манят сочной курицей или самкой, а ты не испытываешь дикого желания тут же или побить, или схватить сожрать, прокоппулировать. Ты смотришь и изнутри изливается доброжелательность, любовь ко всякой твари: от камешка до человека. И даже беса. Любовь -это состояние души, а не чувство. Мимолетное, как гормональный всплеск. Вот это нормально.
Алексей заморгал, спросил неуверенно:
-А.. разве такое возможно?
-Еще как. Но для этого нужно кое-что пообещать.
-И что же?
Народ притих, навострил уши. Отец Сергей сложил ладошки вместе, ответил ласково:
-Всего ничего: жить по Евангелии. Принять твердое решение соблюдать заповеди Христовы.
-Это какие? -спросил нарк. -Не сотвори себе кумира, не прелюбодействуй, не кради, не убий, не лжесвидетельствуй?
-И еще: «Почитай матерь и отца; нет бога, кроме меня; блюди субботу, не пожелай ничего ближнего твоего, не произноси имени Господа всуе», -добавил Николай.
-И? -вскинул бровь священник.
Народ зашушукался, отец Сергей вздохнул:
-Эх, вы.., христиане. Это десять заповедей Моисея.
На него смотрят, как бараны на новые ворота, хлопают глазами. Бабка сдвинула кустистые седые брови, прошамкала:
-А чаво ж еще то?
Отец Сергей горестно покачал головой, ответил с безграничным терпением:
-Христос, не отменяя ветхозаветных запретов и повелений, дал десять заповедей блаженства. И в этом его кардинальное отличие: он не заграждает путь человеку, а направляет его к свету, показывая куда нужно идти и к чему это приведет.
-Например? - прищурилась бабка.
-Блаженны нищие духом, -мирно ответил отец Сергей.
-И шо се за хрюкт? -спросил Николай. -Нищих знаю. Но блаженных средь них не видел. Разве что Кольку-голубка. Прозвали его за то, что голубей любил гонять. Бегает за ними, в ладоши хлопает и курлыкает. Это что ль?
Народ заулыбался. Криво, не весело. Похоже, многим знаком свист ветра в пустом кармане.
Отец Сергей поджал губы, взгляд строгий.
-Фактически мы все нищие. Ну.., или процентов девяносто девять с хвостиком. Даже если живем во дворце и на счетах немеряно нулей после единицы.
-Это как? -захлопал белобрысыми ресницами Николай.
-Все просто: нищета духом -когда ты не можешь сделать со своими страстями ничего. И осознаешь это. Понимаешь, что есть проблема, которую без посторонней помощи не решить. Как не вылечить самому пульпид или аппендицит. -отец Сергей помолчал, спросил. - Вот скажи, Николай, когда говорят о свободе, что имеют ввиду?
Николай наморщил лоб. Тот покраснел, затем уши, шея.
-Ну.., -он кашлянул, бросил быстрый взгляд на Алексея, ответил, запинаясь, -возможность делать, иди, думать то, что считаешь нужным. Без оглядки на что-либо.
-Пожалуй, да, -отец Сергей огладил бороду. -Свобода в понимании современного демократа выражается лозунгом: «Что хочу, то и ворочу. И чтоб мне за это ничего не было».
-Где-то так, да, -криво усмехнулся Николай.
Остальные переглядываются, отводят глаза. Отец Сергей грустно улыбнулся.
-Вижу, практически все пусть и невнятно, но чувствуют, что здесь что-то не так. Словно зашли в прекрасный, отделанный дорогущим мрамором особняк, но внутри пахнет мертвечиной. То ли строители в стену яйцо замуровали, то ли крыса забралась, но находиться невозможно. А скажите-ка мне, дети мои, может ли кто-нибудь из вас не завидовать? Нет? Нет таких? А не гордится, не бахвалится? Тоже нет? А не злиться, не раздражаться? Не похотеть? Не обжираться? Не лениться, не унывать? А мы хоть что-то можем?
Народ переглядывается. Судя по кислым лицам, таких титанов нет.
-Так о какой свободе может идти речь!? -горестно воскликнул отец Сергей. -Когда куда нас ни ткни, мы вскрикиваем, подскакиваем, словно кукла на веревочках. Наши страсти -это невидимые нити, за которые очень умные дяди дергают с помощью рекламы, фильмов, соцсетей. Даже стиль одежды -это пропаганда образа жизни и душевного состояния, движения. Вспомним хоть штаны «я не донес» или шорты «моя прекрасная булочка». В общем все к чему-то подталкивает, чему-то учит нас, требует. И только слепой или дурак не видит этого. И просто делает. Сперва одевается по моде, потом начинает чувствовать, мыслить, а затем и говорит, делает то, чего бы еще полгода назад не сделал ни в жисть.
Нарк посмотрел наверх в углы, лицо приняло крайне подозрительное выражение:
-Я знал, что нами управляют, -он вытащил смартфон, залепил жвачкой камеру, -наверняка, все видят. И на мозг воздействуют. Вроде ж есть такой двадцать пятый кадр.
Бабулька похлопала его по спине:
-Ниче, сынок, ты не переживай: тебе это не грозит.
-Чего это? -нарк вытаращил белесые как у рыбы глаза.
-Для этого ж мозг нужен, а ты его давно на дозу променял.
-Но-но, -нарк выпрямился, отставил ногу. -Я Бауманку всего два года как закончил. Так что все еще могу вспомнить, как рассчитать струю газа турбореактивного двигателя.
Алексей отвернул голову от битвы дедов и внуков, вперил взгляд в священника.
-Значит, если я завидую, то не могу быть свободен по-настоящему?
-Именно, -подтвердил отец Сергей. -Свобода похоти, чревоугодия, жадности и так далее — это на самом деле жестокое рабство. Нам говорят, что это хорошо, что надо любить себя, даже если мерзко в зеркало смотреть, но, если мы впадаем в зависимость, это уже не свобода. Начни отнимать это, человечек закричит, заплачет, взмолится, чтоб вернули все, как было, а ради этого готов отдать все, что угодно. Не говоря уж о какой-то эфемерной душе.
-Так что же такое свобода? -спросил Алексей хмуро.
-Это когда ты смотришь на женщину не как на кусок мяса для копулирования, а как на сестру. Когда твоему другу дали должность, похвалили, а ты искренне радуешься. Когда отдал ползарплаты нищим или нуждающимся, и не испытываешь сожаления и гнева. Когда со всех сторон беды, а ты встаешь утром с улыбкой и радостно благодаришь Господа за скорбь и радость. Ибо от Него все.
-И даже смерть детей? -тихо спросила худая женщина со скорбным лицом. -Мой сын.., -голос дрогнул, она заморгала часто-часто, на глаза навернулись слезы, потекли по щекам. -Три месяца назад у него обнаружили лейкемию… Химиотерапия, страдания… Но ничего не помогло. Он умер.
Лица собравшихся потемнели, брови сдвинуты. Они молчали, но это молчание говорило красноречивее всяких слов. Где был ваш Бог, когда умирал этот ребенок? Когда насиловали тысячи других, увозили в рабство, издевались и убивали самым зверским образом? Где был ваш Бог, когда едва родившегося младенца выносили на мороз или отрезали голову? Где ваш Бог, когда обезумевшие евреи десятками тысяч убивают женщин, детей, стариков, словно скот. И прямо говорят, что они животные? И где вы, защитники животных и прочей природы? Попиваете кофий с круасаном, просматривая утренние новости?
Отец Сергей помрачнел, сдвинул брови. Помолчав минуту, поднял глаза. В них море сочувствия и в тоже время твердость.
-Сложно подобрать слова, чтобы облегчить страдания матери. Но я попробую… Мы все время путаем, подменяем ту цель, которую преследует Господь, смысл, ради которого он явился. Помните, что жаждали евреи?
-Власти над всем миром, благополучия на Земле и две тысячи восемьсот рабов? -подсказал Николай.
-Именно. И когда кричали: «Осанна!» -при входе Господа в Иерусалим, то надеялись, что Христос будет именно таким. То есть освободит их от унизительного римского рабства, сделает их владыками над прочими народами, даст им земли, где текут молоко и мед.
-Но ничего этого не произошло, -помяв подбородок, задумчиво сообщил Алексей.
-Верно, -кивнул отец Сергей. -Зависть фарисеев, гнев от обманутых ожиданий привели к Пилату, которому заявили, что Иисус претендует на царскую всласть. Хотя знали, что это не так. И когда тот спросил, Иисус ответил… Что он ответил?
-Что его царство не от мира сего, -прошептала женщина и опустила голову.
-Так и есть, -согласился священник. -А если мы его подданные, значит, и наша деятельность, смысл нашего бытия тоже не в этом мире. И счастье наше, благо не в этом мире. Не в квартирах, машинах, дачах, любовницах, не в вине за сто тысяч и не в мясе мраморных коров. Все это тленно. И ничего с собой не взять при великом переходе. Но вот душа наша… Те достижения или наоборот: порча, что мы сделали с ней, только лишь это останется с нами. И только это сможем взять с собой и предъявить на суд божий.
-Но мой сын, -робко напомнила женщина, -чем он провинился?
-Смерть -это не наказание, как и болезнь. Разве что в смысле научения, помощи. Как горькая пилюля или операция без наркоза. Больно, но нужно для излечения. Для излечения души.
-Души? -уже с нотками гнева спросила женщина. -Ему было всего три годика. Когда он успел нагрешить? Ведь вы же сами говорите о невинности младенцев. «Таковых есть царствие небесное», -так, кажется, сказал ваш Иисус?
-И такое бывает, и другое. Ведь дети до определенного возраста -одно целое с родителями. Как нога или рука. Мамы порой говорят: «Мы пошли в школу, у нас лезут зубки», -инстинктивно не отделяя ребенка от себя. И в этом они правы. И когда у нас страдает один из членов, даже такой полуавтономный -это нужно для исцеления всего организма. Или вы считаете, что ваша жизнь -пример добродетели?
Женщина повесила голову, сгорбилась. Отец Сергей с сочувствием обнял ее, сказал мягко:
-А о ребенке не беспокойтесь. Профессор Осипов Алексей Ильич приводит такой пример: «Представьте, что вы идете по горной тропе. Со всех сторон обрывы, пропасти, дикие звери. И приближается метель. А идти очень долго. Неизвестно, дойдете ли… И тут прилетает вертолет. Пилот кричит, что есть место, но только одно. И как вы думаете, что выберет мать?»
-Попросит, чтоб забрали ее сына, -прошептала женщина, отирая слезы платочком.
-И будет плакать от счастья, что ее ребенок в безопасности, что не упадет в пропасть, его не сгрызут звери, не замерзнет.
Женщина подняла голову, во взгляде отчаянная надежда.
-Значит, мой Ванечка уже в безопасности? Ему хорошо?
-Да, -подтвердил отец Сергей, -он дома, он счастлив и ждет вас. Но ваш путь еще не окончен. Чтобы встретится с ним, нужно пересмотреть свою жизнь, проинвентаризировать свои ошибки, грехи -они же болезни. И лечить их, пока не поздно. Ибо судья внезапно приидет, и дела каждого обнаружатся. И куда в таком случае попадете.., еще не известно.
Алексей потряс головой:
-Ух, доктор, ну вы и навалили. И как же лечить это? И почему страсти -плохо? Все романы о любви воспевают страсти, страстную любовь, порывы души…
Отец Сергей грустно усмехнулся.
-И чем это в конечном итоге заканчивалось? Отелло задушил Дездемону, Иван грозный убил сына, Король Лир принял яд, а скупой рыцарь умер на мешке с деньгами.
-Нда, -Алексей почесал затылок, -как-то пессимистичненько…
-Страсти в переводе -это страдания. И пока мы это не признаем, не скажем сами себе, что больны, что внутри нас гади, коих нет числа, и от которых самим не избавиться, а нужен кто-то извне, какой-то геракл, спасения не будет.
-Но это так возвышенно, -тоненькая девушка прижала ручки к груди, в глазах флер мечтательности, -так красиво. Любовь…
-Страсть -еще не любовь. В лучшем случае влюбленность, животное похотение. И проходит оно довольно-таки быстро. Любовь -это нечто другое. Это не бурление гормонов, а состояние души. Любовь не ищет выгоды, любовь всегда жертвенна. Например, как-то к Соломону пришли две женщины с младенцем. Обе кричали, что это их ребенок, а ребенок другой умер и она подменила его. Соломон велел принести меч и сказал: «Коли вы настаиваете предо мной и Господом на своем, я разрублю его и отдам каждой по половине». И тогда одна из женщин заплакала, попросила, чтоб не делал этого, а отдал младенца сопернице, которая же злорадно хохотала, мол, не доставайся же никому. И тогда Соломон велел отдать младенца первой, ибо она мать его.
Все помолчали, переваривая, затем Алексей поднял голову, брови сдвинуты.
-Значит, мы все больны?
-Увы, -отец Сергей развел руками.
-И что же тогда делать?
-Если мы признали, что больны, поголовно, что сами ничего не можем сделать, то нужно лечиться.
-Но как? -Алексей вскинул руки, потряс ими в патетическом недоумении. -Как!!?
Отец Сергей улыбнулся.
-Я знаю сотни, тысячи людей, как давно отошедших в мир иной, так и ныне живущих, что имеют такое состояние души. И как бы их ни оскорбляли, как бы ни преследовали, ни распинали, ни мучали, какие бы они ни терпели скорби: жару, холод, голод, жажду, плевки и презрение -их отношение к людям, животным, растениям не менялось, и даже больше. Их любовь разгорается, как пламя. А из глаз текут потоки слез. Но не за свои обиды, а за своих оскорбителей и гонителей. За их погибающие души. Ведь любовь, как солнце, светит на праведных и неправедных. Она столь же нелицеприятна, как Бог, ибо Бог есть любовь.
Алексей поморщился, скрестил руки на груди.
-Не понимаю… Ладно если ко мне хорошо, тогда и я хорошо. Так сказать, по принципу взаимности. Но когда я тебе все, а в ответ плевки и ругань…
-Мало любить любящего тебя. Не так ли поступают язычники? Люби ненавидящего тебя, обижающего тебя. Ведь он болен. А станем ли мы бить и ненавидеть больного?
Алексей помялся, двинул плечами.
-..Нет, конечно. Постараемся ему помочь.
-Именно, -отец Сергей поднял палец. -А мы все -церковь, тело Христово. Каждый из нас его член. И когда болит самый малый орган, не страдает ли весь организм?
Николай пощупал языком зуб, вздохнул:
-Еще как…
Отец Сергей выпрямился, сказал строго:
-Посмотрите направо, взгляните налево, -народ повертел головами. -Это ваши братья и сестры, с которыми вы будете в вечности. Да, да, именно так. И какими бы вы их хотите видеть? Здоровыми и источающими любовь или злобными с текущим гноем ненависти из уст?
Бабка хмыкнула, оперлась обеими лапками на клюку:
-Знамо дело, какими…
-Тогда постараемся помочь друг другу словом и делом, ибо от этого зависит слишком многое. Настолько многое, что прожить жизнь в эгоизме и пренебрежении -это не просто мазохизм, а без преувеличения преступление против всего человечества. Ведь все человечество -единый организм. Пусть связи тонки и не приметны, пусть мы с виду отдельные такие амебки. Шастаем, трясем ложноножками. Но, как амебы связаны воедино лимфатической системой, так и все мы живем в Боге -отце. Ходим, спим, едим, испражняемся, совокупляемся, любим и ненавидим, предаем и совершаем беспримерные по храбрости и душевной твердости подвиги -все это мы делаем в Нем. И ни один атом, ни один электрон не пролетает сам по себе. Все взаимодействует со всем. Слышали про эффект бабочки?
-Это, когда какой-нибудь махаон в джунглях Амазонки тряхнет крылышками, -поднял руку Николай, -а в Антарктике отколется ледник размером с Техас?
Отец Сергей наморщил нос, улыбнулся одними глазами:
-Примерно так.., да.
Нарк пожал плечами. Оглядев себя с ног до головы, спросил, развязано:
-Чет не замечаю. Вроде не залипаю, словно муха в янтаре.
-Это физика. Но косвенно даже на этом уровне можно понять. Когда при столкновении двух высокоэнергетичных частиц рождается частицы с массой, превышающей начальные. Откуда берется материя?
-Говорят, что из энергии? -с кривой усмешкой пояснил нарк. -Но я что-то не верю. Это как смешивать кислое с высоким.
-Точно. -отец Сергей поднял палец. -А еще интересный вопрос: никогда не задумывались почему начинаются войны? Их нет, нет, люди живут, рождаются, женятся, умирают. Но вот в какой-то момент все идет вверх тормашками. И танковые колонны пересекают границы, сотни тысяч солдат берут в руки ружья и, сцепив зубы, идут в штыковую на недавних братьев. На тех, с кем вчера еще гулял на свадьбе лучшего друга, с кем пил на брудершафт. Клялся в вечной любви. А сегодня он умирает от твоей руки. И ты не знаешь, как сказать об этом его жене?
Нарк хмыкнул, двинул плечами.
-Знал бы, сидел где-нибудь в бункере и давал аналитические сводки.
Отец Сергей грустно улыбнулся.
-Если бы власть предержащие хоть раз прочли библию…
-А чаво там? -подслеповато щурясь, осведомилась бабка, -я евангелие от корки до корки уже раз двести прочла. Нет там такого.
-Зато есть в Ветхом завете. И столько раз повторено, что замучаешься перечислять. Когда Господь говорит евреям, что он отойдет от них, если забудут его заветы и станут поклоняться идолам и кумирам. Но евреи не слушали, ибо сказано, что нет пророков в своем отечестве. И сколько им раз говорили, столько раз они склонялись к Ваал-Фегору. И столько же раз на них нападали, завоевывали, разоряли, грабили, уводили в плен. И каждый раз находились пророки, которых все же слушали.
Николай помял подбородок, сообщил задумчиво:
-Но не раньше, чем хлебнули горя всем народом.
-Не раньше, -согласился священник. -Да и хватало их ненадолго. Очень быстро забывали, или их священники убеждали, что коль они от Авраама, то сами по себе святы. Что если Господь сделал с ними завет, то не потому, что они избранный инструмент, который должен выполнять определенную функцию, а потому, что именно этот инструмент. И не делали, что Господь заповедал.
-И что же? -издевательски щерясь, осведомился нарк. -Куриц кошерно резать?
-И это тоже, как и сотни других заповедей. Хотя были такие, кто все выполнял, даже заповеди Моисея. Ну, или формально выполнял.
-То есть? -не понял Николай.
-Например, у них, да и у нас есть заповедь про почитание и помощь родителям, просто стариков. Но также у евреев есть такой обычай, что что-то можно посвящать Богу. И либо сразу отдавать, либо позже. Придержать, так сказать. Ни продать, ни обменять это не можешь. Карван называется. Так эти хитроумные вместо помощи родителям говорили, что этот теленок или ячмень -карван. То есть дар Богу. И тем самым оставляли родителей без помощи, хотя имели возможность помочь. Развивая жадность, гордость да и много еще чего… И получали на орехи. Ну, а как еще показать горделивому, спесивому, похотливому жадине, что он не прав? Только огрев промеж рогов. По-иному не понимает.
Алексей помял подбородок, протянул задумчиво:
-Вот почему в семидесятом году Иерусалим разрушили, почти всех евреев перебили, а остальных увели в рабство…
-Да, причина была серьезная. Ведь Христос -самый лучший врач. Кому-то, если пальчик поранит, и дома зеленкой обработают, если порежут до кости, то в заштатную травматологию. А если полноги отрубишь по незнанке, то тут уж нужен специалист. А если череп раскроишь, то без нейрохирурга не обойтись.
Глава 11.
-Значит, евреи тогда были больны? -спросил Николай.
-И тогда, и сейчас, -убежденно ответил отец Сергей. -Так больны, что еще чуть-чуть и кирдык. Никакие полумеры им бы не помогли. Они больны, как самый отчаянный пьяница или нарк, что уже вен найти не может, а все твердит, что просто оттягивается по полной. Мол, больны вы! Вам, если надо, то и идите лечитесь. А я культурно отдыхаю.
Нарк хмыкнул, отвел глаза, поелозил взглядом по полу.
-Получается Господь -не еврейский Бог. А то есть у нас то ли славянофилы, то ли родяне. Топят за веру прадедов. Мол, и Иисус -еврей, и Божья матерь -тоже еврейка.
-И они правы, -с доброй улыбкой ответил священник. -Как и все апостолы. Все они евреи. Но Господь, если он всемогущ и всеведущ, как он может быть Господом только одного народа? Он, еще раз повторяю, был вынужден прийти к самым больным. Но те, к сожалению, оттолкнули, не приняли его помощь. В большинстве своем. И тогда пришлось апостолам идти к язычникам. Что, впрочем, неудивительно.
-Почему? -спросил Алексей.
-Потому, что если ты уже кое-что знаешь, например, ходишь каждое воскресенье в церковь, причащаешься, исповедуешься, знаешь, какую икону поцеловать, то ты уже не фунт изюма. А прочие нехристи… Да что они понимают! Не знают, какой рукой креститься. Так живут современные фарисеи. И плодят гордыню, раздражение, гнев, осуждение. И погибают… А тому, кто ничего этого не знает, проще. Особенно, если объяснят суть, а не заставят постричься и надеть длинную юбку. А на вопрос: «Что дальше?» -только разведут руками.
-А разве платочек и юбка -плохо? -проскрипела старушка.
Священник улыбнулся, вскинул руки:
-Хорошо, конечно, хорошо. Но когда человек поймет, что ни квартира, ни машина, ни счет в банке, три любовницы, гардероб шмоток не спасут от адских мук, а скорее всего усилят, так как потворствуют развитию страстей…
-Каким образом? -спросил уязвленный Алексей.
-Как влажная, теплая и грязная среда способствует развитию бактерий, -любезно пояснил отец Сергей. -Так вот: поняв и приняв, человек изблюет это. Отодвинет в сторону, раздаст, продаст. Потому что они, как тело, как божки, требуют ухода, времени и поклонения. И эта суета не дает головы поднять. А поднимают лишь, как свиньи, когда их режут. И в первый, он же последний раз видят прекрасное голубое небо, замирают от восторга… И в этот момент нож чиркает по горлу!
Все вздрогнули, нарк зябко повел плечами, пробормотал:
-Как это.. жестоко. А еще говорят, что Бог -любовь…
-Жестоко? -отец Сергей вскинул брови. -Нет, это закономерно. Господь создал духовные законы, рассказал о них, предупредил, что если ты, человек, хочешь себе и близким добра, хочешь счастья на Земле и вечного блаженства на небе, то нужно жить так-то и так-то.
-Вы про заповеди? -уточнил Николай.
-Да, -подтвердил священник. -Десять заповедей Моисея и заповеди блаженства Иисуса Христа. Но человек не слушает, он слишком горд и сладострастен. Он говорит, что хочет быть сам, как Бог. Сам выбирать, что есть, что пить, кого убить, а кого миловать. Он САМ, как БОГ. И это прямая дорога в ад после смерти, в болезни и страдания на Земле.
Нарк смотрит исподлобья, брови сдвинуты.
-То есть он мстит? Что не сделали по его воле?
Священник всплеснул руками, спросил со вздохом:
-Мстит ли мама, когда шлепает ребенка за то, что своровал червонец из кармана пальто? Мстит ли хирург, когда отрезает гангренозную ногу? Мстит ли отец, когда закрывает разгулявшуюся дочь в комнате и не дает выбежать ночью на свист из-под окошка к двум сомнительного вида шкетам?
Народ переглядывается, на лицах хмурые улыбки. Нарк пожал плечами, ответил неуверенно:
-Нет?
-Конечно, нет. Это все акты любви. Иначе сын вырастет вором, его посадят, а потом и вовсе прирежут где-нибудь в подворотне. Дочь станет проституткой, подсядет на наркоту. А пациент просто умрет, сгнив заживо. Господь -врач. А любое лекарство, любая процедура, если болезнь серьезна, не бывают приятными.
Алексей помолчал, опустив голову, потом спросил тихо:
-Значит, богатство -это не благо?
-О нет, -покачал головой священник. -Далеко не благо. На самом деле -это тяжкий крест. И не каждый способен его вынести, не скатившись в бездну порока. А когда в человеке развивается жадность, насколько тяжело что-то терять. Было у тебя еще вчера пятьдесят миллиардов, а сегодня десять. Все -как жить дальше!? И с последнего этажа на асфальт. А если в одном кармане рупь, а в другом дыра, то потеряй ты его, после секунды сожалений, махнешь рукой да пойдешь дальше.
-Эт да. -Мужик с разбойничьей бородой улыбнулся, показав единственный зуб. -Нищие -самые счастливые люди на земле.
-Вот счастья-то, -буркнула бабка. -Ни кола, ни двора. А зимой таких счастливых только в морг пачками и привозят. Как свиные туши.
-Зато мы умеем радоваться малому, -отпарировал мужик добродушно. -Есть корка хлеба, удалось переночевать где-нибудь в тепле в колодце -уже хорошо. А когда вы чувствовали радость и счастье в последний раз?
Алексей хмыкнул, опустил глаза. Последний раз это было, наверное, в детстве. Когда сквозь сон почувствовал аромат блинов, шкворчание и стук сковородок. А солнце пробивается через занавески, греет щеки, щекочет нос. И голос матери: «Лешенька, сынок, вставай: испекла твои любимые блинчики!» -и некуда спешить…
Нарк глядел исподлобья, глядел, потом спросил медленно:
-Вот вы говорите: «Бог, Бог», -а что это такое Бог?
-Бог надо мной, Бог подо мной, Бог справа, Бог слева, во мне и я в нем, -торжественно ответил священник. -Бог триедин: Бог отец, Бог сын и Бог -святой дух.
Нарк потряс головой.
-Что-то я не понял. У нас три бога?
-Нет, -священник поджал губы. -Бог один, един в трех ипостасях. Как един ум, слово и дух, в котором рождает мысль соответствующее слово. Это, как три свойства одного. Если дух злой, то ум рождает что-то жалящее, приносящее боль. Если дух добрый, любвеобильный, то слово выходит такое, от которого на душе становится тепло. Замечал такое?
-Ну, да, -нарк почесал затылок.
-Понял?
-Кажется, да… Понял. Значит, Бог -некая сила…
-Ничего подобного, -глаза священника сверкнули. -Господь -личность. А значит, с ним можно вступить в общение.
-С Богом? -не поверил Алексей. -В общение? Но как? Его никто не видел, не говорил. Разве что некоторые люди, пророки, святые. Да и то в образе огненного куста, ослицы или во сне.
-Ты прав, -согласился священник. -Господь -это самое простое, что есть в мире. Он изначален. Из него все состоит. Именно поэтому он вездесущ и всеведущ. И именно поэтому его невозможно доказать. Как невозможно микроскопом доказать существование кварков или того же нейтрино. Разве что косвенно. По следам, по воздействию на иные предметы бытия. Как невозможно молотком выровнять траекторию электрона в наковальне.
Алексей пожал плечами, скрестил руки на груди.
-Ну, а мне то что с того, святой отец? С вами я могу поговорить: здрасте, до свиданья. А с ним? Как сказал Будда: «Ничего не проси у молчания».
-Он много чего сказал, -отец Сергей поджал губы. -Но так как он человек. И причем ведомый бесами гордыни, то в словах его нет истины. Ибо Господь есть. И в ответ на наши мольбы дает нам то, что нужно.
-То есть, если попрошу яхту, -спросил с усмешкой Алексей, -даст?
Священник усмехнулся, огладил бороду.
-Как-то раз к царю просился на прием нищий. День просился, два, неделю, месяц. Наконец, царь не выдержал, велел привести его, поставить пред светлые очи. Привели. Царь спрашивает: «Чего тебе, добрый человек?» А тот в ответ: «Гноя». Ну, что с ним сделали, объяснять не нужно?
Алексей переглянулся с Николаем, спросил:
-А при чем здесь это? Дурак какой-то. Нашел, о чем просить.
-Дурак, да? -священник с насмешкой всматривается в лицо Алексея. -А когда мы просим у Царя царей машину, квартиру, здоровья, чтоб дочка удачно замуж вышла, чтоб внучек в университет поступил, что мы просим на самом деле? Ведь это все разрушится, заржавеет, развалится, а тела наши сгниют. Так намного ли это отличается от просьбы того дурака? И насколько выше Господь заурядного царька?
Все молча переваривали услышанное. Наконец, нарк робко спросил:
-Так чего же нам просить?
Священник тяжело вздохнул, ответил ровно:
-Того, что по-настоящему ценно. То, что не отберут. То, что останется с вами, когда все покинут, когда тело подведет, сгниет, а квартиры отберут, продадут и расхитят.
-Что же это? -спросил Алексей с нескрываемым интересом. -Что же это за ценность?
-Чистота душ наших. И просить нужно об очищении их от грехов, страстей, что и есть первопричина страданий. Что в славянском языке и есть страдания. Они убивают, ранят душу. Да и не только. Тело хоть и лейкопластырь, но когда гной или кровь прет изнури, то пробивается сквозь поры, щели, меняя его структуру. Как чревоугодие приводит к обжорству, ожирению, а зависть к заболеванию поджелудочной. А гнев, агрессия к заболеваниям суставов, похоть к венерическим заболеваниям, проблемам с женами и детьми.
-То есть это наказание? -уточнил Николай.
-Наказание, -подтвердил священник. -Но лишь в смысле научения. Мы же слепы. И если внутри болит, то бежим в клуб, бухаем, девочек вызываем. Но не понимаем, что это душа болит. А показать боль не может слепцу иначе, чем заставить ощутить боль телесную. Мы же все еще ветхие. Ну, или во всяком случае этот ветхий человек в нас сидит ой как глубоко. Так глубоко, что порой кажется, что иного и нет.
-Но как! Как с ним общаться? Как вступить с Господом в диалог? Вот с Колей могу. Я ему говорю -он слушает. А плохо будет слушать, в ухо дам. А он мне в глаз. А потом за кружечкой пива и порешаем дела. Да, Николай?
-А то, -Николай потер руки, облизнулся. -Тютелька в тютельку. Как у лилипутов.
Отец Сергей отер бороду, ответил задумчиво:
-Мне кажется, это распространенная ошибка.
-Вы про что? -Алексей наклонил голову, смотрит исподлобья.
-Что Господь нас не слышит. Ведь если он всемогущ, всеведущ и вездесущ, то это просто нонсенс.
-То есть? -Алексей сжал губы. -Я много раз в жизни обращался. А в ответ тишина.
Священник внимательно осмотрел Алексея, в глазах теплота.
-Помнишь я говорил про нищего, царя и гной? Так вот: а теперь вспомни, что ты просил. И нужно ли это было тебе. Не тому тебе, который Ветхий, а тому, который сын по духу нового Адама.
Алексей опустил голову, молчал с минуту, потом усмехнулся.
-Что, сын мой?
-Теперь я понял. На самом деле он слышал.. и делал. Только не то, что просила Ветхая плоть, о чем кричала, чему поклонялась. А то, о чем умолял, шептал едва слышно его маленький, больной ребенок, его настоящий сын, живущий во мне. Погибающий, страждущий.
Отец Сергей обнял Алексея, потом отстранил на вытянутые руки, сказал с наставлением:
-Ты прав. Помни об этом всегда. Когда придет беда, болезнь, старость, подкрадется смерть, благодари Бога за все. Ведь это именно то, что тебе нужно сейчас. Именно это лекарство, а не иное. Как туберкулезнику нужен санаторий, а больному с апендицитом -лечь под нож. Он всегда дает тебе самое лучшее, самое нужно и причем всегда вовремя. Хотя со стороны порой это выглядит совершенно по-иному. Например, с позиции инопланетянина.
Нарк хмыкнул:
-Какой злой доктор. Под нож кладет. Вот, наверное, он ему насолил.
Священник перекрестился:
-Спаси Господи. Нужно понимать, что мы живем не только по физическим, но и по духовным законам.
-Это что еще? -Алексей заморгал. -Закон тяготения знаю, электростатики, Архимеда. А духовные законы… Нет, такого нам в школе не преподавали.
-Да и в институте не читали, -поддержал нарк.
-Духовные законы столь же реальны, столь же действенны, как обозначенные выше.
-Например? -не поверил Алексей.
-Закон бумеранга, -легко ответил священник. -Или в простонаречьи, не рой яму ближнему своему, иначе упадешь в нее сам. Или там, где мертвец, собираются и орлы.
-А это о чем? -озадаченно почесал макушку Николай.
-Вы задумывались, почему к некоторым людям так и липнут неприятности? -спросил отец Сергей с прищуром. -То идет человек, на него падает горшок, то собака совершенно спокойная доселе набрасывается, кусает за ногу, то при пломбировании плохо прочищают канал -и вся челюсть воспаляется?
Народ переглянулся, Алексей пожал плечами:
-Ну, да.., бывает. Черная полоса называется.
-Запомните одно: случайностей не бывает. Так сама природа, весь мир реагирует на грешника. Все служит человеку, все для человека, если он Человек. Любая ягодка хочет, чтобы ее съел праведник. А дерево хочет укрыть ветвями от зноя, спрятать его от дождя. А под грешником даже земля разверзается. Еще недавно сухая и твердая превращается в трясину.
Нарк почесал затылок, кадык, сообщил неуверенно:
-Но почему в библии нет такого? Взять десять заповедей Моисея: не убий, не укради, люби Бога и людей… Ни слова про духовные законы. Просто запреты.
-Когда Моисей их записывал, евреи еще были дикими кочевниками. Они бы эти законы просто не поняли. А так им сказали, что этого делать нельзя, иначе Господь отойдет от вас и будут кары: войны, голод, болезни. Теперь понятно: будешь выполнять заповеди -будет хорошо здесь, не будешь -будет плохо. Но это всего-лишь ясный механизм, за которым скрывается связь тела и духа. Тот, кто с небрежением выполняет Божье дело, да будет проклят. И если это проклятие выливается в какую-нибудь болезнь -все понятно. Но то, что в это же время поражена твоя душа -не так заметно. Но это есть. И именно это самое важное. Ибо плоть смертна и временна. И как бы мы ее ни холили, как бы ни лечили, она все-равно состарится и умрет. А вот те раны, что мы нанесли душе грехами, останутся с нами. И именно их придется предъявлять на страшном суде, за них оправдываться. Ведь мы здесь на земле совсем не для того, чтобы еще больше ранить душу, а как раз наоборот. И именно поэтому был разрушен Иерусалим, а евреи уведены в плен, убиты и проданы в рабство. Заповеди выполнялись номинально. Просьба к Богу о помощи была языком, а не сердцем. Люди не верили в Господа. Так же, как перед революцией семнадцатого года. Не смотря на тысячи церквей и храмов, на сотни тысяч священнослужителей, люди да и клир отошли от Бога. И выполняли все церковные постановления с насмешкой. А то, ради чего это делалось -очищение души, не происходило. И бычий пузырь раздувался, раздувался, а потом лопнул смесью гноя и крови. Именно поэтому евреев постигли великие несчастья. На протяжении тысячелетий их гнали. За гордыню, махровый национализм. Да, им было сказано, что они избраны. Но так же было сказано. Впрямую и неоднократно, да и делано не раз. Что если отойдут от Господа, если пойдут вслед чужих Богов: Астарда и Ваала, то Господь отойдет от них. И отходил. И тогда стон и скрежет зубовный проносился по земле еврейской.
-А у нас? -спросил Алексей, наморщив лоб. -В семнадцатом, вы правы, было что-то похожее.
Отец Сергей огладил бороду, усмехнулся в усы.
-Ничего удивительного. После отречения евреев от Христа, после отвержения Миссии, роль евреев, как избранного народа, перешла к христианам. А потом, после расколов, к православным. И когда мы забыли о нем, хотя Христос растолковал, сделав акцент на примате духа над плотью, то Господь отошел. И мы захлебнулись в собственной крови.
-И поэтому сейчас война на Украине? -тихо спросил Николай.
-Поэтому, -подтвердил священник. -И именно поэтому мы ее не можем закончить. Эта специальная военная операция ведется не только на полях Украины, но и в душах наших народов. Мы больны -это нужно признать.
-Вы про что? -поднял выцветшие брови нарк.
-Когда на фронте отрывает руки-ноги, когда бойцы попадают в плен или их объявляют без вести пропавшими, а матери, дочери, сыновья и жены с ума сходят от неизвестности, попадают в больницы с инфарктом, а в ночных клубах бесятся с жиру, тешут свою плоть детки богатеньких родителей и просто офисный планктон, то что это, как ни болезнь?
Народ по большей части закивал, возмущенно загомонил. Только Алексей, нарк да еще пару человек повесили головы, сгорбились.
-Где труп, туда прилетают и орлы, -убежденно напомнил отец Сергей. -Война была неизбежна. Уж сильно ожесточились сердца людские. Слишком мы полюбили грех. Слишком мы полюбили свободу. Не афишируя, но в глубине души понимая, что под ней подразумевали свободу от Бога. Которая приводит к жестокому рабству греха.
-Но что же Штаты? Англия, Франция -запад одним словом? Они лучше нас?
Священник покачал головой, грустно улыбнулся.
-Было бы так, помогли бы нам, а не пытались с остервенелой ненавистью уничтожить. Нет… Когда ты на терминальной стадии, нет смысла лечить. Нужно лишь дождаться исхода. И они это чувствуют, как животные. Но ничего уже не могут поделать. Все слишком далеко зашло.
-Как? -спросил Николай. -Как это проявляется?
-А фильмы про апокалипсис. И особо любимые -про зомби. Идут косяком. Ведь это экстракт современного обывателя. Когда с него снимут цепи законов. Освободившись от моральных норм, он превратится в злобное существо, которое будет рвать, насиловать, убивать все, до чего дотянется. И не насытится, пока не уничтожит последнее дыхание жизни. А потом сдохнет само.
-Нда, -хмыкнул нарк. -Помню смотрел ролик, как в супермаркете выключили свет. Так половину затоптали, когда воровали все, до чего дотянулись. Но почему же мы не видим собственной болезни?
-Потому, что в грязи с ног до головы. Наши глаза заляпаны фекалиями греха. Мы плаваем в них и булькаем, что все хорошо. Но стоит лишь немного выбраться, очистить очи наши, как с омерзением понимаем, где мы и что с нами. И чем больше очищаемся, тем лучше осознаем.
-Батюшка, -прошамкала старушка, -значит, можно со временем стать чистым, как ангел?
-Вряд ли, -покачал головой отец Сергей. -Когда Сысой Великий умирал, говорил, что еще и не начал покаяния. И где сатана, туда и он будет ввержен.
-Но ведь он святой, -нахмурился Алексей.
-Святой -это просто человек, который сделал несколько шагов к берегу из собственной ямы с нечистотами и немного протер глаза. Но до берега еще далеко. И по мере понижения дна, по мере приближения к источнику света, ты все больше видишь, замечаешь в себе дурного. К Богу можно идти всю жизнь. И даже бежать. Но приблизиться настолько, что стать, как Бог -невозможно.
-Почему? -не понял Алексей.
-Потому, что мы рождены с пороком. Он физический. И изменить его в этом мире нельзя. Его можно только уменьшить. У кого-то это получается лучше, у кого-то хуже. Но порок -этот агрегат по производству страстей -никогда до конца не останавливается. Однако, скорость можно замедлить довольно-таки сильно.
-Это и сделали Великие святые? -спросил Николай.
-Именно, -подтвердил отец Сергей. -И мы, хоть и не Сысои и не Пимены, но глядя на них, понимаем, что есть куда идти, есть к чему стремиться. Ибо все земное преходяще, и лишь то, что заберешь в вечность, имеет смысл.
-Но что мы получим здесь? -с некоторым смущением спросил Алексей. -Я понимаю, что очищение души поможет избежать адских мук. Но на земле? Этот путь ограничений… Что он даст здесь?
Все замерли, уставились на священника с ожиданием. Тот улыбнулся светло, словно младенец.
-Любовь. То состояние души, когда чувствуешь, что изнутри изливается благость. Что ты испытываешь приязнь ко всем живым тварям и неживой природе. К соседу по лестничной клетке, к бомжу, роющемуся в контейнере. К тому же американцу или бриту, замышляющему очередную пакость. К листочкам и камушкам. Ты просто испытываешь желание блага. Понимая, что они творят зло или собираются его осуществить, ты принимаешь меры. Но без ненависти, без злобы.
-То есть пацифизм? -искривил губы в презрительной усмешке Николай.
-Совсем нет. Нет добродетели без рассуждения. И смертная казнь, и война допустимы. Даже сжигание на костре. Но с любовью. Когда ты заботишься о душе человека. Понимая, что дальше будет только хуже. И мучение в аду будут жестче. Поэтому лучше прервать его жизнь сейчас, ведь мы все умрем, чем он еще больше изранит свою бессмертную душу и души окружающих.
Глава 12.
Алексей поклонился, поцеловал руку священнику.
-Благодарю вас, отец Сергей.
Тот перекрестил его, прочел молитву «Отче наш».
Через три Алексей покинул приют. На дворе осень, каштаны сбрасывают узорчатые листья, под ногами валяются плоды. Безоблачная синь манит в неведомые дали. На душе тоска. Словно что-то не успел, упустил…
Проходя мимо храма Христа Спасителя, услышал звон колокола. И что-то в сердце отозвалось, он вздрогнул, остановился в воротах. На глаза навернулись слезы, грудь сжало. Алексей бухнулся на колени, поднял несмелый взгляд к аквамарину. Слезы текут безостановочно, сердце сжимается, конвульсивно дергается, рыдания душат. Все размывается, словно в ливень сквозь стекло машины. Алексей вскричал, словно раненый зверь:
-Господи! Прости меня, Господи!! Прости меня, Господи: я так виноват! Так виноват, Господи… Помилуй меня, Господи… Помоги: я погибаю!!!
Слезы текут и текут. По щекам, падают на брусчатку. Но Алексей ничего не видит и не замечает. Только крик из сердца, крик о помощи рвется наружу… И внезапно… Он почувствовал, как будто огромный камень свалился с груди. Впервые за десятки лет он вздохнул свободно. Не веря себе, поднявшись на подгибающихся ногах, Алексей засмеялся, сказал от всей души:
-Благодарю тебя, Господи! Благодарю, Боже мой!
Он ощутил то странное чувство… Чувство сопричастности с каждой клеткой, каждой молекулой. И это чувство было доброжелательно. Словно кто-то огромный, невероятно сильный отчески обнял за плечи и сказал: «Не бойся: я с тобой».
-Отец, -прошептал Алексей, улыбаясь сквозь слезы. -Я люблю тебя!
Алексей отер дрожащей рукой слезы и направился к Храму.
Кризис среднего возраста
© Copyright: Виктор Двойченко, 2024
Свидетельство о публикации №224091400251
Свидетельство о публикации №224091400251
Рецензии