Белеет парус одинокий

               
Пьеса.
Действие пьесы происходит накануне военного противостояния абхазов и грузин в августе 1992 года.
Действующие лица:
Владислав Ардзинба (президент).
Маиса (молодая женщина с высшим образованием, замужем, двое детей, муж-грузин).
Надя (подруга Маисы, крепкая и активная девушка с организаторскими способностями).
Аляс (приятель Маисы, балагур и душа компании).
Рита (журналист и красавица, немногословна и кажется отстранённой).
Мирон (журналист и поклонник Риты, застенчивый юноша).
Политический деятель Анна Андреевна (образованная дама из правительства).
Эмоциональная певица из музыкального училища.
Мелитон (преподаватель вуза, грузин, возражающий против раскола общества).
Учёный (завсегдатай кофейни, абхаз).
Подруга Риты (завсегдатай кофейни).
Демна (завсегдатай кофейни, грузин).
Приятель Демны (завсегдатай кофейни, грузин).
Массовка  (завсегдатаи кофеен, прохожие, музыканты, грузчики, уборщицы и учителя).


Действие первое.

Перед действием на экране вспыхивает и висит какое-то время большая надпись.

"Все события в пьесе реальны и имели место в действительности".
"Все совпадения с действующими лицами, если таковые имеются случайны, и носят непреднамеренный характер".

Затем надпись гаснет.

Сцена первая.

На экране задника  - кадры выступления поглядывающего на часы в опасении выйти за разрешенный временной регламент Владислава Ардзинба на съезде народных депутатов в Москве. Мелькают лица тогдашних руководителей во главе с Горбачевым.
Далее хаотичная нарезка хроники - первые столкновения между грузинами и абхазами в том же 1989 году, голодающие в знак протеста против советской военной базы грузинские студенты у стены Гелатского монастыря, Звиад Гамсахурдиа, гражданские столкновения в Грузии, сменивший Гамсахурдиа на его посту Шеварднадзе, Горбачев в Форосе, Ельцин на танке, и Сухум накануне военных действий.

Экран гаснет.

На сцене кофейня и два столика в противоположных углах сцены. За столиком слева завсегдатаи (две девушки, одна из них Рита, и трое мужчин), видно, что они проводят таким образом большую часть времени. Все знают друг друга, новеньких разглядывают, но без особого интереса - им явно комфортно друг с другом.  Рита настоящая красавица. Сидящие за столиком мужчины интуитивно красуются перед ней, её подруга уже давно привыкла к тому, что в присутствии Риты её не замечают, проходящие мимо мужчины обращают внимание на неё, многие оборачиваются.

Поодаль от группы сидит Мирон. На его коленях небольшие шахматы. Он решает какую-то шахматную задачу.

 За вторым столиком двое мужчин. Судя по тому, как завсегдатаи обеих кофеен игнорируют друг друга, понятно, что между ними серьезный раскол.
За обоими столами идёт оживлённый, но неслышный для зрителя разговор. Рита и её подруга внимательно слушают своих собеседников. Но, как только к столику приближаются Маиса, Надя и Аляс, разговор за левым столиком прерывается. 

Аляс, ещё не присев:

- Я подумываю переселиться жить в кофейню. Здесь и от голода не дадут умереть, и сплетни расскажут, и политпросвещение бесплатное.

Один из завсегдатаев, привстав в приветствии, с улыбкой отвечает ему.

- Столько политики, чтобы тебя насытить, боюсь, не найдём.

- Если хорошо поищете - всё найдётся, и еда, и питьё, и сплетни. А политику я сам как-нибудь раздобуду, - наставительно замечает Аляс, присаживаясь на свободный стул.

Все смеются. Аляс и Надя здесь свои, это заметно по их привычным движениям и жестикуляции (Надя поправляет воротничок подруге Риты, Аляс тихо переговаривается с мужчиной о чем-то, касающемся их двоих, и т д). Лишь Маиса здесь лицо новое. Она  городского происхождения в отличие от некоторых из присутствующих, и будто даже немного стесняется этого.

 Завсегдатаи тоже слегка напряжены - Маиса не своя здесь, но одновременно, они не могут не видеть, что она разделяет и их взгляды, и их политическую позицию. Они немного отстранены, но уважительны к ней.

К столику подходит потертый мужичок. Его ступни в носках и босоножках выдают в нем человека, глубоко далекого от представлении о моде. Он нервозен, теребит пиджак, дергает шеей, видно, что он не в своей тарелке.

Завсегдатай, громко (по мере разворачивания диалога, сидящие в другой кофейне за дальним столиком прерывают разговор, и начинают прислушиваться):

- Привет Мелитон, ну, как у вас дела в грузинском университете? Не скучаете без нас, абхазов? Зачем отделились от нас, а, Мелитон? У вас в Грузии же есть грузинские университеты...
- Полным-полно, - вворачивает подруга Риты мимоходом.
- Да,  - подхватывает завсегдатай.  - Полным-полно. Зачем вам ещё один?
- Грузины просто любят учиться, - с серьезным лицом вступает Аляс. - А Грузия далеко. В районе Марса кажется, или где-то рядом. Пока доедут - время уйдёт, а в Абхазии всё рядом, все под боком. Захотел голодать - матрасы на землю, свечи зажгли, под дверьми русского театра легли - все легко, все под рукой. Захотели университет - а вот и здание, этот корпус наш, а тот ваш. Телевидение разделить? - Легко( он выразительно разводит руками). Зачем на Марс бежать? Или в Грузию? Зачем, если всё в Абхазии можно получить?

Аляс произносит фразу, сидя в свободной позе, закинув нога на ногу, и не глядя на Мелитона, а как бы ни к кому не обращаясь. Видно, что подобные диалоги - не редкость в накаленном политическим противостоянием обществе.

Мелитон выглядит растерянным. Он, хоть и грузин, но осуждает происходящее, ему хочется вернуть прежние времена, хочется забыть о происходящем, как о страшном сне.

- Надо жИт дружно, - усиливая произнесенное взмахом рук, с характерным акцентом произносит он. - МИ всегда дружно на этой земле жИли. Дружной семьей народов.

- На абхазской земле, - уточняет завсегдатай.  - На абхазской, Мелитон.

- Абхазия, Грузия, - какая разница? - дипломатично отвечает Мелитон, - в Советском Союзе все одной семьей жИли. Надо и дальше так жИт.

Завсегдатай машет рукой, завершая таким образом набивший оскомину разговор. Остальные тоже заняты своими делами. Неожиданно в разговор встревает Маиса.

- А как быть тем, - волнуясь спрашивает она, - кто в межнациональном браке? А их детям? Я, например, замужем за менгрелом, у меня двое детей. Мы с ним мирные люди, мы хотим жить на свободной земле, где признаются права всех, а... не только грузин, к примеру..

- Вот-вот,  - обрадованно подхватывает Мелитон. - Потому говорю - мИ одна семья. Нельзя ссорица.

С дальнего столика доносится.

- Если муж грузин - значит и дети грузины. И неважно, кто по нации мать. Главное отец.

- А если муж абхаз? - язвительно спрашивает Аляс. - Тогда все равно грузины? Ты же это хочешь сказать, Демна? Не стесняйся, здесь все свои.

Но завсегдатай с дальнего столика не отвечает. Он отворачивается и вступает в разговор с сидящими рядом.

- Ну что, Мелитон, понял? - обращается Аляс к Мелитону.  - Не получается семья, как ты ни старайся.

Мелитон обреченно машет рукой и отходит от ближнего столика к дальнему. Там, оживленно жестикулируя, что-то говорят и ему, и между собой, он молча слушает. Видно, что и эта мизансцена повторяется не в первый раз.

Маиса сидит, задумавшись. Ее тревожат все эти разговоры, тревожит их скрытая агрессия, тревожит и расположенность ее друзей к этой, новой для нее агрессии. В сторону дальнего столика она ни разу не взглянет.

Неожиданно сидящий за соседним столиком грузин по имени Демна вскакивает, и, подняв стакан с водой, которой он запивал кофе, почти кричит на грузинском.

- Гаумарджос Сакартвелос (да здравствует Грузия)! Гаумарджос тависупал, демократиул Сакартвелос (да здравствует свободная демократическая Грузия)! Ваша (ура)!

Следом встаёт его приятель и с вызовом подхватывает уже на русском.

- Да здравствует свободная Грузия! Грузия для грузин! Вся Грузия, целиком - для грузин! Абхазы! Учите грузинский язык! Будем жить вместе на свободной грузинской земле!

- Свободной от кого? - насмешливо спрашивает Аляс.

- От русских! Освободимся от русских и вместе зашагаем в светлое будущее! - выкрикивает приятель Демны хорошо поставленным голосом.

Демна дипломатично вмешивается.

- Не от русских, парень, не от русских. Русских тоже поработили. Нас всех поработили коммунисты. Просто русские об этом ещё не знают, а мы уже знаем. И с братьями абхазами должны вместе строить светлое будущее в единой и неделимой Грузии.

- И говорить на грузинском языке. И отказаться от абхазского. И стать грузинами, - - саркастически отвечает Демне Рита.  - Знаем мы всё про ваши сказки про дружбу абхазов и грузин. Вы абхазов не обманете.

- Вам, уважаемая, мы разрешим на любом языке говорить. Хоть на португальском, - галантно отвечает Демна. - Вам всё можно.

Рита лишь поводит плечом и равнодушно отворачивается. Ей неинтересны подобные речи, она привыкла к ним, и воспринимает их как должное.

- Ну что, слышала, Маиса? - обращается Аляс к Маисе. - Учи детей грузинскому, а то их не примут в единую и неделимую Грузию.

Маиса молча отворачивается. На её лице неприкрытая тревога.


Сцена вторая.

Выходит массовка, она идет с двух сторон, сидевшие за столиками встают и перемешиваются с ней. Отчётливо слышна мелкоритмичная барабанная дробь. На сцене мельтешение, люди идут мимо друг друга почти сталкиваясь, кружат в замысловатых фигурах, кучкуются, чтобы сразу рассыпаться. Мельтешение нарастает, люди все чаще сталкиваются, кто-то падает, другие бросаются его поднимать, где-то вскрикивает женщина, раздается детский плач, тут же рядом смеются. Толпа рассеивается так же быстро, как и собралась. В ней нет агрессии, но нет и дружелюбия. Барабаны стихают внезапно.

 На сцене остаётся Рита. Она машет рукой ушедшим друзьям, прощаясь, подходит к рампе, и говорит, почти танцуя.

Её жесты лаконичны, но выразительны своей плавностью и грацией.

- Что они все могут мне предложить? Все эти мужчины без имени? Никого не хочу, никого из них. И других тоже не хочу. Вот такого - она указывает на экран, на нём мимолётно вспыхивает и тут же гаснет портрет Владислава - хотела бы.  Как увидела его там, на трибуне, подумала - вот от кого бы я родила ребенка. От такого, как он.

- Как кто? От кого бы ты родила?

Это Мирон. Он выходит на сцену неожиданно. Мирон тоже статен и красив, но застенчив, и будто стесняется и своей внешности и роста, что выдаёт и одежда на нём - мешковатый полу-пиджак,полу-плащ. Свою стать Мирон пытается прикрыть, сознательно сутулясь. Судя по тому, как он смотрит на Риту, он страстно влюблен в неё.

- Кто это "кто"? О чём спрашиваешь? -  немного язвительно и одновременно скучающе произносит Рита, стоя уже с опущенными вдоль тела руками и в отстранённой позе.

- От кого ты родила бы ребенка? Я про него спрашиваю. Я все слышал, не притворяйся.

- Если бы все слышал, не спрашивал бы от кого? Значит не все слышал, - отрезает Рита и хочет уйти.

- А может это ты меня имела в виду? - настаивает Мирон, приближаясь к Рите.

- Оставь меня в покое, Мирон - окончательно раздражается она. - И подслушивать нехорошо, тебя мама этому не учила в детстве?

- Моя мама учила меня верить своим глазам, - говорит Мирон. - Учила слушать свое сердце. Учила меня честности.

- Да, да. Знаю, - скучающе говорит Рита, и, слегка отталкивая Мирона, хочет уйти.

 Мирон деликатно, но настойчиво берёт её за руки, и они начинают, напряженно глядя друг на друга, кружиться в танце. Сначала без музыки, неуверенно, затем движения становятся осмысленней, резче, звучит танго, Рита и Мирон кружатся в танце-противостоянии, танце эмоционально взаимосвязанном и одновременно взаимоисключающем. В танце видно, что Рита заметно не хочет партнера, она показывает это и выражением лица, и взглядом на сторону. Мирон, напротив, не сводит с неё глаз. Музыка прерывается также внезапно, как и началась, Рита отталкивает партнёра и убегает.

- Стой, -  кричит он и бросается её догонять..

Сцена третья.

На сцене Маиса с друзьями. Все оживлены, все радуются и поздравляют её. Надя пылко обнимает Маису, Аляс аккуратно похлопывает по плечу, на лице Маисы одновременно и радость и растерянность.

- Расскажи, не томи, - просит Надя и Аляс соглашается с ней.

- Мы ждем, не кокетничай, - капризно-требовательно просит он.

В это время мимо проходит один из завсегдатаев.

- С чем поздравляете? - интересуется он, соблюдая вежливую дистанцию. Если не скажут - поймет, скажут - готов порадоваться вместе со всеми.

- Маису назначили директором музыкального училища, - сообщает Надя.

- И в училище раскол? - уточняет завсегдатай.

- У нас теперь везде раскол, - разводит руками Аляс. -  Скоро больницы и морги разделим, всё к этому идет.

Завсегдатай поздравляет Маису и уходит. Он не хочет мешать друзьям.

- Ну, давай же, рассказывай, - нетерпеливо требует Надя.

- Я пришла в приемную,- волнуясь рассказывает Маиса. - Секретарша попросила меня подождать.

- Она всех просит подождать, - насмешливо вворачивает Аляс.

Надя машет рукой в его сторону, мол, отстань.

- Владислав просто был занят, к нему пришла делегация из турецкой диаспоры, неожиданно, - будто оправдывается за поведение секретарши Маиса. - А мы с секретаршей пока просто сидели и болтали о том, о сём. Недолго, минут десять наверное. Потом дверь его кабинета открылась, оттуда вышли гости, следом вышел и он. Провожал их. Они ушли, тут секретарша ему и говорит на абхазском, мол, вот, вы назначили время - и указывает на меня. Он вежливо так кивнул, поздоровался, и пригласил меня в кабинет, где указал на стул, сам сел на своё место, за столом, и очень мягко так спросил, кто я, что я, зачем я..

- Это он умеет, - с готовностью вворачивает Надя.  - И что дальше?

- Я рассказала о себе, не стала ничего скрывать, что муж грузин, что языка не знаю, но буду непременно учить, что всё это неожиданно, и я не уверена, что справлюсь.

- А он? - спрашивает Надя.

- А что он? Он с интересом слушал, а я говорила, а сама думала про себя: - ну зачем ты напялила именно эту кофту? У неё глубокий вырез. Надо было одеться поскромней. И серьги эти к чему? Ты  что, артистка? В общем, к концу разговора уже так волновалась, что стала краснеть и заикаться. И думаю - ну всё. Сейчас скажет - вы кто такая вообще, мадам? Идите-ка отсюда к своим детям и мужу-грузину.

- Так и сказал, надеюсь? - спрашивает Аляс, сохраняя серьезное выражение лица.

- Аляс! Может хватит!  - возмущается Надя, жестом показывая, что ему лучше угомониться. - Если бы так и сказал - мы бы её не поздравляли.

- Неужели? - по-прежнему невозмутимо спрашивает Аляс, уже не глядя на Надю.

- Самое удивительное, - продолжает Маиса, -  что он вдруг, глядя на меня, сказал:
До чего умные люди, эти грузины. Самых лучших наших сестер забрали себе. - И так улыбнулся  ласково. Какой он классный! Я таких ещё не видела!Руководители вечно важничают, а этот такой простой, такой интеллигентный.

- Потому и в авторитете, - разводит руками Аляс в ответ. - Его назначение - серьёзная ошибка для грузин, я сразу это сказал. Я его ещё с института помню. Он крепкий парень.

- За ним пойдут, - говорит Надя.

- Да,  - без привычной иронии говорит Аляс. - За ним пойдут.

И вновь переходит на привычный ироничный тон, обращаясь к Маисе:

- Ну, и что же дальше? Он сказал тебе, что потрясен твой красотой и потому назначает тебя директором?

- Аляс! - со смехом возмущается Маиса. - Тебя лишь бы шутить! Нет. Он мне совсем другое сказал.

- Что? Что? - переспрашивают Маису Надя и Аляс.

- Он сказал: очень трудные времена ожидают нас. Страна разваливается, Грузия собирается забрать с собой Абхазию в свободное плавание, много всего происходит... сиюминутно... прямо сейчас. Нам надо отстаивать свои позиции. Вам будет непросто - это он меня имел в виду, - поясняет Маиса, и продолжает. - Вы готовы работать для того, чтобы удержать коллектив от раскола и распада?

- А ты? Что ты? - торопит Маису Надя.

- Сделаю всё, что в моих силах, - сказала я ему. А он понимающе так усмехнулся. И правда, вот я думаю сейчас - а как удержать? Что мне делать? Даже не знаю, с чего начинать. Прежняя директриса срочно ушла в отпуск. И пока она не вернется, назначить меня официально нельзя. Я, кстати, ему так и сказала.

- А он?

- А он кивнул только головой и говорит: - Вы приступайте потихоньку, вникайте в процесс. А там видно будет.

- Благословил, - вновь с присущей ему иронией резюмирует Аляс.

- Ну да, выходит так, - разводит руками Маиса.

И вдруг, резко, прерывая саму себя.

 - Знаю, с чего начинать!

 - С чего? С чего?

- А мы сделаем презентацию. У нас же молодые музыканты готовятся к концерту, а он по традиции всегда проходит в начале и в конце учебного года. Вот мы и организуем  презентацию. В зале училища проведем концерт молодых музыкантов, сделаем фуршет, украсим зал цветами, это будет и цивильно, и, в то же время, будет обозначать новые горизонты. И главное.

Тут Маиса делает выразительную паузу.

- Пригласим на концерт и президента, и всё новое правительство.

- Ого, - восхищается Надя.  - А ты потянешь такой размах?

- А для чего мне друзья? - со смехом отвечает Маиса.  - С вами - конечно потяну. Ещё как!

Оживлённо беседуя, они покидают сцену, чтобы вновь вернуться уже в новом качестве - в стадии подготовки.

Сцена четвёртая.

Сцена наполняется реквизитом. Движется рояль с открытой крышкой, за ним сидит пианист, затем появляется скрипач, настраивающий скрипку, кто-то играет на трубе, дуэтом поют отрывок из романса Ольги и Татьяны две юные певицы, басистый молодой человек следом поёт куплет припев из куплетов Мефистофеля, одним словом,  подготовка к концерту находится в самом разгаре. Туда-сюда снуют организаторы и массовка, слышен смех, какая-то певица спорит с педагогом и срывается в слезы, Маиса подписывает на ходу счета, которые носит за ней бухгалтер, какофония звуков стихает.

Гаснет свет.

Появляется экран, на экране хроника событий в разваливающемся Советском Союзе - митинги, столкновения, ораторы на трибунах, вновь мирный Сухум, его набережная, корабли у причала. Хроника нарезана под музыку Кино "Мы ждем перемен". Музыка звучит негромко, она лишь фон. Все присутствующие на сцене оборачиваются в сторону экрана и вместе с залом наблюдают за хроникой. Из зала видны лишь очертания их силуэтов. Затем свет гаснет и всё стихает.

Сцена пятая.

На сцене все готово к торжественному мероприятию. Стоят кашпо с цветами, на столиках вазочки, в правом углу рояль, боковины украшены воздушными шарами. Появляются  Маиса и её друзья, участники концерта, суется женщины из массовки, всё наполнено атмосферой ожидания.

На сцене появляется дама из правительства. Маиса бросается к ней, она воодушевлена, её переполняют эмоции.

- Анна Андреевна, как хорошо, что вы зашли! Посмотрите! У нас так всё здорово получается, что я боюсь сглазить (полушутя сплевывает через плечо). Ребята и поют и играют замечательно, мы полны энтузиазма, и я уверена, что и тех, кто сознательно игнорирует нашу часть коллектива, постепенно - кто его знает - перетянем-таки на нашу сторону. Они главного не понимают - не Грузия их родина. Их родина здесь, на этой земле, где их дома, где могилы близких. Как им вдолбить эту истину (прерывает себя и слегка испуганно, но с улыбкой говорит) - ой, простите, грубое слово вырвалось.

Во время монолога Маисы, Аляс и Надя тоже подходят к даме, кивком здороваются ней, видно, что они хорошо знакомы друг с другом.

Аляс, вмешиваясь в разговор.

- Аннушка, что тебя занесло оттуда, с Олимпа,  к нам, простым смертным? С тех пор, как ты в правительстве, мы тебя потеряли. Надеюсь, все рассказы про ваши бесконечные заседания принесут нам пользу?

- Рассказы о заседаниях, или то, что там происходит? - подхватывает ироничный тон Аляса дама. 

- То, что происходит, мы и без рассказов видим, - продолжает Аляс. - В итоге и дело не делается, и друзей теряем.

Дама лишь иронично покачивает головой в ответ на привычную риторику Аляса.

- Всё так плохо? - интересуется Маиса. - Что, реально всё так плохо?

- Да ничего хорошего, откровенно говоря, - разводит руками дама. - Напротив, всё хуже и хуже. И боюсь, что в итоге что-то плохое вот-вот случится. Я собственно поэтому и пришла, если честно. По поручению Владислава. Он просил передать, что вряд ли сможет присутствовать на концерте сегодня.

- Ах, - восклицает Маиса, всплёскивая руками.

- Всё ужасно, - продолжает дама доверительным тоном. - Войско Госсовета стоит  уже у границы. Прямо за Ингуром. На завтра Владислав назначил общее заседание парламента, пригласили и грузинскую часть, хотя они и игнорируют ту половину, где абхазы и русские. Попытаемся договориться с ними, может подпишем очередной меморандум. Может ещё как-то договоримся, ну, прямо не знаю даже, что и сказать.

- Получится, как думаете? - участливо спрашивает Маиса.

- Не знаю, - пожимает плечами дама.  - Попробуем,  но совсем не уверена, что они услышат. Они ослепли и оглохли. До них невозможно достучаться.

Маиса продолжает кивать, но видно, что для неё сообщение о войсках за Ингуром скорее абстракция,  то, что её мозг отторгает в виду невозможности принятия  кажущейся совершенной дикостью реальности.

- Ну, вы же постараетесь прийти? - робко интересуется она.  - Мы так готовились..

- Владислав просил передать, что надеется, что визит правительства на концерт всё же состоится. Ему даже возражали утром, на совещании: - Владислав Григорьевич, не до концертов сейчас, и так далее, - но он ответил нам всем, что этот концерт - как символ чудесного разрешения проблем. Даже пошутил, что мы все на самом деле спим и видим страшный сон, а потом проснёмся - и окажемся на концерте, где ребята будут петь, а мы будем их слушать. Мы посмеялись вместе с ним, но, честно говоря, смех у всех был невесёлым. А Владислав к тому же и вообще страшно занят. Делегации идут бесконечным потоком. То члены Конгресса Горских народов, то казаки из Ставрополья и Краснодарского края, то депутаты из Москвы...

Тут дама снижает голос и говорит уже так, чтобы её слышали только друзья.

 - Недавно и гости из Чечни приезжали, но с ними разговор получился сложным.

- Почему? - тоже тихо спрашивает Маиса.

- Потому что у них Дудаев теперь рулит, - отвечает ей Аляс под одобрительный кивок дамы из правительства. - И они одержимы идеей отделения от Российской Федерации.

- Ужас, - почти пугается Маиса.

- Не то слово, - подхватывает дама из правительства. - И, кстати, Шамиль Басаев тоже приезжал, сказал,  - так говорят, я сама при беседе не присутствовала, за достоверность не ручаюсь, - что война на Кавказе только начинается, и что чеченцы будут стоять до конца за отделение. Но Владислав, и вообще наши, его не поддержали. Они так и сказали ему - мы с вами братья, но русских мы не бросим. Они нам помогают, мы никогда не сможем их подвести.

- А он, он что? - спрашивает Надя.

- А он сказал, - А это неважно. Нам надо военного опыта набираться, чтобы к началу большой войны на Кавказе мы были готовы к сражениям. Поэтому мы здесь. Если вдруг грузины нападут - мы с вами рядом встанем.

- Цинично, - язвительно вворачивает Аляс.

- Сейчас вообще циничные времена, - кивает дама из правительства, но Маиса возражает ей.

- Не соглашусь, Анна Андреевна. Вот я, например, не циник. И мой муж. И мои родители и сёстры. Мы верим в хорошее, в дружбу, в силу отношений.

- Мы все хотим верить, - разводит руками дама. - Но нам не позволяют. Есть такие силы, перед которыми мы, простые люди, увы, бессильны. Владислав об этом тоже говорит. О движущих историю негативных процессах, против которых нам практически нечего противопоставить. Впрочем, тут я уже погружаюсь в дебри.

Она смеётся, и уже уходя, добавляет:

- Ладно, я зашла, чтобы предупредить. Мало ли что. Если не придем, значит не смогли по уважительной причине. Побежала я. Внизу машина ждет. Всем пока.

Они обнимают друг друга и дама торопливо уходит. Маиса оборачивается к остальным, терпеливо ожидающим окончания беседы, и мрачно говорит.

- Наверное не придут.

- Как? Почему? Что случилось?  - её забрасывают вопросами.

- Так я и знала! - эмоционально восклицает рыдавшая на репетиции певица. - Вот чувствовала, что ничего не выйдет!

- Может, если бы ты не чувствовала, гости бы пришли? - кидает реплику Аляс. - Может было бы меньше отрицательных флюидов и они не боялись бы за своё здоровье? Лично я бы на их месте испугался.

- Вечно ты язвишь, - вспыхивает певица.

- Не вечно, а по-существу, - огрызается Аляс. - Я не виноват, что по-существу выходит так часто.

- Тихо-тихо,- вмешивается Маиса. - Не будем отчаиваться раньше времени. Ещё только раннее утро. Великолепное августовское утро. Когда я шла сюда - любовалась его синевой. И день сегодня просто восхитительный (окружающие одобрительно кивают головами). В такой день не может пойти что-то наперекосяк! Давайте думать о хорошем - и всё получится.

Она одобряющие обнимает эмоциональную певицу, та в ответ благодарно улыбается ей.

- Как ты терпишь эту змею? - нарочито громко спрашивает она, кивая в сторону Алиса. - Я бы не смогла.

Маиса, смеясь, оборачивается к Алясу.

- Вот и я думаю, Аляс, как мы все тебя терпим?

- Я исчезающий вид, - парирует Аляс. - Нахожусь в Красной книге. Вы просто обязаны меня терпеть.

Все смеются и напряжение заметно спадает.

Приходит Рита и сопровождающий её тенью Мирон.

Рита.

- Можно, я поприсутствую? Хочу написать репортаж потом о концерте.

Мирон, следом.

 - А я бы поснимал.

- Конечно, - не скрывает радости Маиса.

Она вновь вовлечена в процесс, она отгоняет от себя тревогу, и просьба Риты и Мирона представляется ей  способом вернуться в нарисованную ею бесконфликтную картину.

На сцену выходят два грузчика. У каждого по ящику. В одном ящике лимонад, в другом минеральная вода.

- А почему вина и водки нет? - весело спрашивает один, ставя ящик поближе к одному из боковых столиков. - Что за банкет без тостов?

- У нас не банкет, - серьёзно отвечает Надя. - У нас концерт классической музыки.

- Это тоже полезное дело, - не возражает грузчик.  - Но с вином было бы веселее. Вот и красавица не будет возражать, да, красавица?

Рита  лишь пожимает плечами. Мирон молча смотрит на неё с противоположного края сцены.

- Ага. Выпьем и будем арии распевать, - говорит Аляс.  - Я лично спою арию индийского гостя.

И напевает отрывок из арии.

Остальные вновь принимаются  хлопотать, Аляс пританцовывает что-то типа чечетки и крутит в воображаемом танце Надю, Рита расслабляется, на её лице улыбка. Расслабляется и Мирон, и помогает женщине из массовки подвинуть более удобно один из столиков. Маиса продолжает распоряжаться.

Сцена шестая.

Сцена с боков освещена праздничными гирляндами. В вазах цветы. На столиках бутылки с лимонадом и минеральной водой. На сцену выбегает Маиса. На её лице ликование, она обращается в зал.

- Придут! - восклицает она. - Только что обещали, буквально за час до начала, что придут.

Вбегают Аляс, Надя, Рита и Мирон. По краям сцены толпится массовка. У всех на лицах нетерпение и радость.

Маиса, обращаясь уже ко всем, в том числе и к залу.

- Я просто набралась наглости и позвонила в приёмную. И говорю. Пожалуйста, соедините меня с президентом. Мне очень-очень надо. Буквально на минуту. И тут - вот повезло - он оказывается находился рядом, потому что в очередной раз кого-то там провожал. И я прямо слышу в трубку его голос. И голос спрашивает - кто это? А секретарша ему говорит про меня. И он берёт трубку, здоровается, а я сразу, с места в карьер, ему и говорю: - Владислав Григорьевич, вы просто обязаны к нам заглянуть. Хотя бы на полчасика. У нас же целый интернационал собрался. В нашем концерте принимают участие и абхазы, и русские, и армяне, и гречанка, и грузинка. Более того, у нас есть даже немка, исповедующая, между прочим, лютеранство. Вы же говорите всё время, как важно сохранить интернациональный костяк в республике. Приходите, ну пожалуйста. Я прямо так и просила его. Чуть не со слезами. "Ну пожалуйста".

- А он? - спрашивает Надя.

- А он и говорит. Возможно-возможно. и в конце добавил: -  Одно точно вам скажу - мы очень постараемся.

- А ты? - продолжает допытываться Надя.

- А я опять набралась наглости и говорю ему: - "не возможно", а точно. Я уверена, что вы непременно придёте. И смеюсь. И он засмеялся. И я быстро распрощалась, пока он не передумал.

Все радуются в ответ на её слова. Свет гаснет.

Сцена седьмая.

На сцене Маиса в нарядном платье. Рядом Аляс и Надя, тоже нарядные, а также участники массовки. Маиса, обращаясь в зал.

- Дорогие гости. Мы очень рады приветствовать вас на нашем мероприятии. Мы долго готовились, и надеемся порадовать вас и всех остальных гостей результатами. Мы знаем, как непросто было вас всех здесь собрать, и то, что это получилось, можно считать добрым знаком. Для вас прозвучат музыкальные номера из мирового репертуара, затем  запланирован лёгкий фуршет. Без алкоголя, - последнюю фразу она произносит почти кокетливо. - А открыть вечер я хочу стихотворением Михаила Юрьевича Лермонтова, "Белеет парус одинокий". Дело в том, что у меня плохая память на стихи, и это стихотворение - единственное, которое я всегда помню наизусть. Поэтому я и выбрала именно его, другие были обречены, - и она разводит руками, улыбаясь.

Затем декламирует стихотворение. Кланяется. И объявляет:

- А сейчас - концерт!

По сцене вновь движется лента из участников. Слышится этюд Шопена, поёт романс Рахманинова "Здесь хорошо" девичий голос, скрипач играет этюд Паганини, мужской бас поёт арию Князя Игоря из оперы Бородина,  звучит на рояле финал седьмой сонаты Бетховена.

Сцена ускоряется, отрывки становятся короткими, перетекают друг в друга, всё движение уже идёт на фоне барабанов. Их звучание не агрессивно, оно просто выстукивает яркий ритмический рисунок.

Свет гаснет, на сцене вновь Маиса, в её руках - бокал с вином. Она обращается в зал.

- Я позволила себе всё же налить немного вина. Исключительно для того, чтобы отметить и успех наших молодых исполнителей, чему свидетельство - ваши аплодисменты, дорогие гости, и то, что ваше присутствие - особенно ваше, Владислав Григорьевич, - она обращается персонально в тёмный зал, - подтверждает это, поскольку вы вселяете в нас надежду, что всё будет хорошо. Да здравствует наша Апсны и её народ.

И она слегка отпивает из бокала.

Сцена гаснет.

Финал.
   
Раннее утро. На заднике - синее небо, залитое яркими августовскими лучами. Виднеются ярко-зеленые ветви деревьев и кустарников.

На сцене сдвинутые воедино столики с початыми и пустыми бутылками из-под лимонада и минеральной воды, стаканы, вазы с цветами. Появляется Маиса, она в обыденной одежде. Пока она обходит сцену и деловито разглядывает реквизит, появляются Надя и Аляс, а следом приходят и Рита с Мироном.

Маиса.

- Ничего себе! Вот, что значит, друзья! Вы все пришли! А я думала сейчас, пока шла сюда из дома - буду сейчас убираться, собиралась звонить тёте Гале, нашей уборщице, да и ребят из училища хотела попросить, чтобы столики помогли вынести. А тут - вон сколько помощников!

- Ну, не бросим же мы тебя на съедение столам и вазам, - говорит Аляс. - Я всё равно спать не мог.

- Ещё бы! - говорит Надя.  - Если столько танцевать. Рита, - она обращается к Рите - А почему ты не осталась? Вы с Мироном сразу после Владислава ушли. Зачем?

Рита, огорчённо.

- Я подумала, что всё закончилось. Как президент ушёл - так и я побежала следом. Посмотрела, как они все по машинам садятся, и пошла домой.

- Мы пошли,  - учтонил Мирон. - Ты же не одна шла, я же был рядом, забыла?

- Ты всегда рядом, -  пожимает плечами Рита.

- А мы с ребятами остались, - говорит Надя. - И как пошли танцевать. До которого часа мы танцевали? - обращается она к Маисе.

- До половины второго! - распахивая глаза и раскрывая руки, заявляет Маиса.

- Да,  - невозмутимо подтверждайте Надя. - До полвторого.

- Мне показалось, что президент с неохотой ушёл, - говорит Рита.  - Мне показалось, что он с удовольствием бы остался и тоже танцевал бы. Я внимательно смотрела на его лицо. На нем было видно сожаление.

- И ты осталась бы тогда? - спрашивает Мирон.

Рита смотрит на него с вызовом, но тут в разговор вмешивается Надя.

- Все остались бы, и все танцевали бы всю ночь, даже сомнений нет, - безапелляционно говорит она. - Но на то он и государственный муж, что он ушёл - а мы остались.

Маиса, кружась в танце, напевает.

- Я танцевать хочу, я танцевать хочу..
 
Внезапно гаснет свет, и на большом экране возникают кадры хроники нападения грузинских гвардейцев на мирный Сухум 14-го августа.

На сцене - полное молчание и темнота. И в темноте раздаётся общий выдох всех присутствующих, включая подошедшую массовку:  - Ааааааахххх. И вновь полное молчание. Хроника показывает между тем Владислава, раздающего указания у зала заседаний парламента. Слышится тихая мерно-мелкая дробь барабанов. Она идет фоном, экран вскоре гаснет, и на сцене загорается свет.

Все, кто был на сцене, уже лежат, вытянув руки и ноги. Они лежат бессистемно, просто как стояли - так и легли. Барабаны продолжают тихо стучать, затем замирают.

Очень медленно встает один из парней, поднимает с пола военную гимнастерку, скидывает смокинг, и надевает гимнастерку на себя. Следом уже быстро встаёт ещё один парень и проделывает тоже самое. В его руках обнаруживается винтовка. Затем поднимается Аляс. Он надевает на себя пилотку с санитарным крестом, через плечо перекидывает санитарную сумку с лекарствами.

- Кто со мной? - спрашивает он  непривычно серьёзно и ни на кого не глядя.

Встают девушки, надевают пилотки с санитарными крестами.

Аляс, будто оправдываясь, говорит им:

 -  Убивать людей не могу. А вот помогать раненым - это моё. Идём?

Они дружно кивают и покидают сцену вместе с Алясом.

Следом выбегает с рыданиями эмоциональная певица, торопливо уходит скрипач, суетливо укладывая в футляр свою скрипку. Маиса тоже приподнимается и молча садится. Уходит одетый в военный китель певец, исполнявший арию князя Игоря.

 Длинная юбка Маисы обхватывает сложенные под подбородок коленки. Снизу вверх Маиса смотрит на поднявшуюся Надю.

- Ты куда? - спрашивает она.
 
- В пресс-центр, - деловито отвечает Надя.  - Буду на звонки отвечать. А ты?

- У меня же дети. На кого я их брошу. Буду приходить, буду помогать тебе. А куда мой муж пойдёт? Боже мой, что делать? Что вообще происходит, Надя?

- Поживём - увидим, - разводит руками Надя. - Ну, я пошла.

Маиса встаёт во весь рост и движется в сторону Нади.

- Я тоже с тобой, -  говорит Наде поднявшаяся к тому времени с пола Рита.  - Я журналист, буду снимать, буду репортажи делать. Репортажи же нужны, да, Мирон?

В ответ молчание.

- Мирон? - повторяет Рита уже совсем другим голосом.

Мирон молчит. Он в гимнастерке, он строен, исчезла сутулость, во взгляде уверенная, но мягкая сила, на губах полуулыбка. В его руке автомат. Пока Рита смотрит на него, Маиса медленно идёт на выход. Оборачивается к Наде, упавшим голосом спрашивает.

- А это? - и указывает на шарики, рояль и прочий антураж. - А с этим что делать?

- Не до этого, Маиса, - коротко отвечает Надя, деловито догоняя Маису.

Маиса покорно кивает и они уходят вместе.

На сцене остаются Рита и Мирон. Рита уже взяла себя в руки, она смотрит на Мирона, гордо держа голову. Мирон также гордо смотрит на неё.

Рита подходит к нему, поднимает руки в ожидании. Мирон кладёт на пол автомат, и они начинают танцевать танго. Только танец этот уже не взаимоисключающий, он наполнен совсем иными эмоциями. Во время танца Рита, не отрываясь, смотрит на Мирона. На её лице улыбка. На его лице - неприкрытое счастье.

- Я знаю теперь, кто мой герой, - говорит  Рита, останавливаясь. - И я непременно рожу ему ребенка. Только он должен выполнить одно условие.

- Какое? - тихо спрашивает Мирон, поднимая автомат и перекидывая его через плечо.

- Он должен вернуться, -  просто говорит она.

Мирон коротко кивает и уходит, не оборачиваясь.

Рита смотрит ему вслед.

Сцена гаснет, появляется хроника, в том числе кадры с Ардзинба в военной одежде. Слышатся приглушенные звуки перестрелки, звучит отрывочно, прорываясь сквозь шум помех, голос Ардзинба. Приглушённо слышны орудийные залпы.

Затем смолкают и они, экран гаснет.

Лишь барабаны, которые видимо сопровождали хронику, тихо и дробно, постепенно стихая, отбивают свой ритм.