А что в храме, читают ещё Верую?

ИСТОЧНИК: https://www.youtube.com/watch?v=w4Uxd8SoGuk

Монахиня Николая о старице Ксении:

Она жила в Березовке. Так получилось, что по жизни у меня очень много было странников, каких-то юродивых… Это какой-то такой промысел был Божий. Я ещё ходила в школу, училась в начальных классах, это моя первая была встреча с этой Ксенией. Мы были на перемене, играли во дворе, и к нам в школьный двор зашла такая, мне показалась, огромная такая женщина. Вся она была в чёрном: в чёрной длинной юбке, замотана в этом платке… Я ж такого никогда не видела… И мне она показалась какой-то страшной на тот момент, я так испугалась. Дети все разбежались, а я в таком оцепенении стояла, и она — вот прямо идёт ко мне. Подходит ко мне и говорит: «Девочка, а как тебя зовут?». А я такая: «Оксана…». Она говорит: «Ты не Оксана, ты Ксения. И я тоже Ксения». И она мне, значит, и говорит: «Ты вот запомни адрес, я тебе скажу адрес, я там живу, ты ко мне приходи — я тебе что-то интересное расскажу и покажу…».

Ну и всё, и она ушла. И прошло какое-то время, я уже забыла об этой встрече нашей… А потом вдруг мне захотелось с ребятами пойти и, так сказать, повеселиться… Я говорю: «Слушайте, а мне вот та бабулька, что приходила, она мне, значит, сказала свой адрес — пойдёмте сходим к этому дому…?» Нас собралась компания школьников (нам было лет, не знаю, по десять, ну может, двенадцать от силы). Мы собрались, мальчики, девочки — и пошли по этому адресу.

Заходим мы в дом, она нам открыла (эта “бабушка”, как мы тогда на неё смотрели), завела нас — такая большая зала, абсолютно пустая комната. Там только впереди висели иконы, перед окном стоял стол, и на этом столе стояло очень много книг. Мы стоим сзади, как бы, неё, она к нам повернулась спиной, открыла эти книги и начала что-то читать. Сейчас я понимаю, что она читала что-то на церковнославянском, но нам на тот момент это показалось так смешно — вот это «иже еси на Небесех», мы ж никогда такого не слышали. И нам было так смешно, мы так хохотали. А она что-то читала, читала… Я так сейчас думаю, что она читала, наверное, Библию, скорее всего… Или Псалтирь читала. Ну, вот что-то одно из двух, я просто не помню, это очень давно было.

Ну и всё, мы так посмеялись (я не помню, что-то она нам, там, говорила, не говорила…), и мы ушли. Потом на много лет я вообще забыла об этой матушке (“бабушке”, как я тогда её воспринимала). Потом, когда я уже пришла к Богу, к вере, и стала ходить к нам в приходской храм, там, в Березовке, я услышала вот это слово “слепая Ксения”… Я говорю, а это кто? Вот, они мне называют: живёт по такому-то адресу… Я говорю, слушайте, так это та “бабулька”, которая ко мне подошла в детстве.

Ещё тогда она мне, в детстве, оставила тетрадки. И говорит: «Ты дома это читай». Эти тетрадки были исписаны обычной шариковой ручкой, и там, я запомнила, что это были послания святых Апостолов. Т.е. она от руки всё это переписывала и как-то это распространяла. И дала она тогда мне. Ну я тогда, там, начала читать, но я ничего не поняла вообще, о чём там говорится… И так они у меня эти тетрадки валялись дома где-то, среди школьных тетрадей, возможно. И вот потом, спустя много лет я узнаю, что есть такая слепая… Т.е. она, эта матушка, ослепла. Мне рассказали о том, что у неё был сын — какой-то лётчик-испытатель, и он разбился во время испытаний. И она взяла на себя такой подвиг — как бы странничества. Она ходила, что-то проповедовала. Но её не воспринимали. И она ходила где-то, по каким-то организациям (это ещё когда я в школу ходила).

А вот на тот момент, когда я пришла уже в храм, она уже была дома затворница, потому что она была слепая, она не могла ходить, она сидела как в затворе. И мне захотелось к ней пойти. Я, значит, как-то, там, собралась, взяла какие-то булочки, какие-то сладости… я не знала даже, что ей нести нужно… И пошла по этому же адресу. Я пришла… Она жила в доме, а во дворе была ещё как бы летняя кухня, и там жил её муж, с которым она давно жила просто на одной территории. И вот он выходит и говорит: «Ну ты зря пришла, она никого давным-давно не принимает». Я расстроилась, что у меня с ней встречи не получилось…

Забыла сказать… На тот момент я ездила в Ильинский монастырь, и там себе взяла в дом жить странников. Без благословения, никому ничего не сказав. И у меня в коридоре жил странничек — такой старенький дедулька. У меня была семья — муж, дети маленькие, и жил этот старичок у меня в коридоре. И я, значит, пришла к этой Ксении, мне дедушка (её муж) сказал, она не примет, и я думаю: нет, я никуда не пойду, я буду стоять под окном. Я же помню, где зал — ещё в детстве когда я заходила… И я, значит, как бы, вот под этой залой встала под окном и стою… Стою, и ещё увидела, что к этому окну протоптана тропинка — животные прибегают. Думаю: значит, она что-то с окна им бросает. Снег был тогда, зима, и были следы на снегу. И вот я стою… Вдруг открывается форточка в этом окне и выглядывает эта слепая Ксения — та же “бабулька”, я её узнала, в платочке. Но она уже ничего не видела. И смотрела куда-то так… в пространство. А я говорю: «Матушка, простите меня… Это Ксения. Вы не помните, я когда-то к Вам в детстве приходила…?» Она вдруг говорит: «Я помню тебя, как ты стояла с ребятами за моей спиной, смеялась…» Это прошло много лет! Но она, оказывается, меня узнала. И она, значит, вдруг спрашивает: «Ну и что, Ксенечка, ты ходишь в храм?». Я говорю: «Да, матушка, хожу». Она говорит: «Я знала, что ты пойдёшь в храм… А что в храме, читают ещё “Верую”?». Я говорю: «Да». Она: «Не сокращают?». Я говорю: «Нет, не сокращают». «Ты ходи, ходи, пока не сокращают. Начнут сокращать — нельзя будет ходить в этот храм».

И я, значит, ей протянула продукты, которые ей принесла, она говорит: «Нет, я это не возьму. Но мне так бы хотелось обычной саечки (булочки — прим.)…». Я говорю: «Давайте я Вам пойду что-то куплю в магазине…? Я Вам пойду сейчас куплю, что Вы хотите?» Она говорит: «Нет… Уже ничего в магазине нельзя купить, оно всё ж травленное. Они всё травят. Оно всё порченное. Я б хотела съесть, но я не могу: мне, что ни приносят, — я его всё выбрасываю». И я потому поняла, что она через эту форточку выбрасывает продукты, и вот это животные прибегали — подбирали эти продукты. Она говорит: «Сейчас кушать это всё нельзя, оно всё уже порченное».

И потом, я запомнила, она мне сказала такие вещи… Она мне протянула чулок (обычный капроновый), на котором было завязано много узелков, и оно было сделано в виде чёток. И вот она мне протянула и говорит: «На. Ты молись… И молись постоянно. Сейчас уже прошло время длинных молитв, ты молись коротко, но молись постоянно, потому что время страшное. Вокруг очень много колдунов. На одного верующего будет по сорок колдунов. И за одного верующего будет весь род цепляться — чтоб ты его вытянул. Надо постоянно молиться. Везде искушения, везде соблазны. Вот ты ходи и говори (своими словами): “Святый Ангеле Божий, будь со мной!”, “Георгий Победоносец, приди мне на помощь!”, “Святая Матронушка, где ты?”, “Святая Варвара, где ты?”. Ты постоянно кого-то поминай. Потому что ты только помянула, имя назвала — и они уже тут, рядом с тобой. Это будет твоя защита. Молись непрестанно. Не длинной молитвой, ты кратко, но молись часто. Лучше кратко, но часто. Защищайся. Защищайся». И как бы между прочим мне говорит (хотя я ей ни слова не сказала): «А того странничка, который у тебя, ты его отправь домой… Ты его домой отправь, этого странничка». Ну и всё, мы с ней распрощались. Я пришла домой.

И тут наступает Великий пост. И вдруг мне этот странник говорит: «Ты мне, мамка, колбасу купи». Думаю, ну как же: пост… какая ж колбаса? Ну думаю: ну может, он юродствует, мало ли что… может, у него благословение есть на колбасу… Я ему её купила. А потом проходит какое-то время, он мне говорит: «Ты меня с какой-то бабкой познакомь, я ещё поджениться хочу…» Но это уже всё, я тогда поняла её слова, что он совсем никакой не странник, а он просто какой-то… ну… может, даже болящий. Вот он там где-то сидел себе, может, погреться хотел — зима была… А выдавал он себя за верующего человека. Он сидел себе в храме, я подошла и ему говорю: «Вы кто?» Он говорит: вот, я раб Божий, некому меня взять, доглянуть, я бы молился за этого человека… И я ни у кого не взяла благословение, и потом я за это очень сильно получала. Я еле-еле от него избавилась. И мне было очень много потом искушений, после того, что я без благословения взяла этого “странника”. И, в общем, я не могла потом от него избавиться, очень долго. У меня были в семье искушения. И у меня дети потом болели; он был, оказывается, больной, и моих детей заразил. И потом мне старец один сказал: «Потому что ты взяла без благословения. Без благословения брать нельзя. Как бы он там тебе ни показался несчастный, бедный, ты ему помощь окажи, дай ему копеечку, дай ему на хлебушек, покорми, но брать к себе домой, везти кого попало без благословения нельзя».

(Сергей Бакуменко: Ответьте мне на такой вопрос… Вы идёте, например… странник где-то ждёт, Вы идёте к священнику любому и говорите: вот, там человек просится на постой…, благословите…. Хорошо. Когда Вы подходите к батюшке Ионе (Игнатенко) — он водим Духом Святым, он вас сразу скажет: не надо его брать, это не странник, а так, человек. А вот другой священник, не видящий, что он говорит: ну да, вы доброе дело делаете, б л а г о с л о в л я ю !)

А Вам всё равно, какой священник, есть один нюанс. Прежде чем подойти к священнику, Вы должны попросить у Бога — через этого священника благословить Вам. И он, хочешь, не хочешь, скажет только волю Божию. Надо очень помолиться, чтобы Господь открыл Свою волю через другого человека (хоть даже, Господь говорил, через животных, если надо было волю Свою сказать: ослицы говорили человеческим языком).

Она вообще была такая суровая, грозная, такая какая-то была могучая — я бы так сказала. Она крупного роста была такая, не худенькая, не такого “аскетического” телосложения. Такая грузная. Суровая такая была женщина. И она последнее время ходила, говорили, с таким посохом ещё. По-моему, даже и ко мне тогда, когда в детстве она пришла с посохом… Мне рассказывали, она зашла в храм (это ещё перед тем, наверное, как ослепла), по-моему, даже во время службы, зашла на клирос с мешком — и забрала все старые книги богослужебные. Но я сейчас понимаю, что она это показала, что мы отойдём от догматов, о том, что мы начнём сокращать службы. И у нас действительно, тут нечего греха таить, на приходах очень сокращают службы, очень. Там буквально, если нужно читать кафизму, [то] могут одну “Славу”, хотя по уставу две кафизмы положено. Уже до минимума сократили эти антифоны на Литургии…

(Сергей Бакуменко: Ну хорошо… Я встречаю таких священников, которые говорят: а я в храме то, что хочу, то и делаю. Ну, т.е.: я знаю, как можно сократить. И уже служба бывает, я бываю в храмах, час… Один час — литургия!)

Я допускаю, что есть такие, допустим, приходы, где специфические прихожане. Например, там, возле завода. Вот у них там как-то служба, что у них перерыв, там, час, допустим, обеденный… И в это время служит священник обедню. Конечно, он будет подгонять, чтобы люди успели что-то помолиться… Т.е. я какие-то допускаю отклонения, если это специфика прихода. Но если это везде, и все, и позволяет время — что ж сокращать?!

Можно допускать. (Личное мнение монахини Николаи! — прим.) Потому что время такое, ускорено, люди спешат… Я вот знаю, матушка Амвросия, духовное чадо прп. Лаврентия Черниговского, игумения Черниговского Успенского Елецкого монастыря, она тоже очень сильно быстро служила и сокращала. И я так смутилась, а она мне сказала: «Деточка, люди хоть бы немножко застали службы, хоть бы немножко… Все спешат!». И вот она мне говорила: «Читай быстрее… читай быстрее…». Я так смутилась… А теперь я согласна, что такое можно допускать, но опять же, это зависит от прихода. Если это где-то приход, там, в деревне, и у людей есть там время, а не так, как в городах, в городах это всё намного сложнее…

(Сергей Бакуменко: Хорошо. Но была такая женщина в Одессе… в шляпе она такая была… “графиней” её называли… ходила, и была очень недовольна сокращение служб… Валентина. И она там очень, после каждой службы чуть ли не владык приглашала на разговор — типа ругала их.)

Возможно. Вот эта Ксения, я думаю… потому что мне сказали, что вмешался священник, вышел и начал у неё чуть ли не отнимать эти книги… Возможно, она их и принесла когда-то — когда открылся храм… И она их забрала и сказала: «Вам уже (типа) не надо!» И унесла целый мешок вот этих богослужебных старинных книг. Это мне такое рассказывали. И у неё был конфликт со священником, он хотел отнять эти книги. И она там чуть ли не палкой на него замахнулась, и сказала: «Отойди». Вроде как она выполняла какую-то волю Божию…

Могилку её посещают только родственники. Как-то у неё так родственники как бы смущаются её славой вот этой вот, чтобы её вообще не… Я помню, одно время подошла, уже будучи после монастыря, говорю: «Слушайте… Про вашу бабушку (это я к внучке подошла) можно написать чуть ли не целую книгу… Она же была рабой Божией, вы же, наверное, и больше меня можете рассказать…». Я знаю, что вот её правнучка заболела онко (у неё был рак крови), и я думаю, что бабушка вымолила (она исцелилась)… Это очень редко — так, чтобы, вот, излечить от болезней. Я помню, мы тогда на приходах молились… Я уже [тогда] начинала ходить в церковь, я слышала о том, что… (но я не знала, что это её, кажется, была правнучка; потом узнала) И я говорю: «Может, давайте…?» Она говорит: «Нет. Боже упаси! Никому ничего не скажите о ней! Никому… Не надо! Не надо нам этой славы… вот этого всего нам не надо». Стесняются бабушку. И вот у неё там просто: крест, могилка… Если честно, я даже фамилию её не знаю (я забыла).

(Сергей Бакуменко: Мать, а Вы помните, что старец Димитрий Вам как-то сказал: проснёмся как-то — а все книги будут пустые?)

Я тогда как раз пришла в Михайловский, была на службе… И я помню, я вышла, и стоит батюшка и рассказывает другим людям… И я просто уже вклинилась, так сказать, в разговор. Но запомнила. Меня просто эти слова очень поразили, так, как бы, в память врезались. Он благословлял читать три Псалтири (Ефрема Сирина, Божией Матери и Давида), и он сказал: «Приобретайте книги старинные, ещё печатанные на станках которые, дореволюционные — где есть вот эти “яти” в конце. Но не сейчас которые, современные, которые на компьютерах, с помощью цифровой техники… Потому что вот эти, которые современные книги, вы в одно утро проснётесь (как он объяснил): лазером со спутника антихрист (или дьявол, он сказал) сделает такое дело: он ночью пройдёт лучом по всей Земле, вы утром проснётесь, откроете книги — а у вас будут чистые страницы. Всё исчезнет, все надписи в книгах».

(Сергей Бакуменко: Может быть, он имел в виду и цифровые носители информации, просто выразить не мог. У меня, знаете, сколько на компьютере сохранено молитв… а оно — раз — и нету! Значит, книги надо приобретать! Вот поэтому эта матушка и забрала книги.)

Люди раньше переписывали молитвы в тетрадки, и с тетрадок друг у друга, потому что невозможно было книги достать, и каждая книга была на вес золота. Делали такие обложки, чтобы она не пачкалась, чтобы не износилась, потому что достать её было очень трудно. Писалось всё вручную. И даже возможно, эта Ксения и ослепла — потому что сидела писала (освещение некачественное было) подобные тетрадки.