Amanti il Venerdi

   Шурша шинами по влажному после прошедшего ночью дождя гравию, чёрный кадиллак въехал в распахнувшиеся перед ним железные ворота, за которыми раскинулся двухэтажный особняк, принадлежавший бизнесмену Армандо Нануцци; это был сорокавосьмилетний представитель миланской богемы, вращавшийся в кругах тех, чьи имена не принято называть, дабы железный закон «силенцьёни», пришедший с давних времён с острова Палермо, до сих пор существовал и на севере.
   Со стороны водителя открылась дверца, и показался высокого роста, хорошо сложенный синьор лет тридцати. Его зачёсанные назад волосы лоснились на ярком утреннем солнце, как и чёрный, дорого покроя костюм; мужественные черты лица, высокие скулы, лёгкая щетина, южный загар и, уверенность в себе, таким был Маурицио Фьёррини – владелец книжного издательства – так он называл род своей деятельности.
   Перебросив через локтевой сгиб свой кремового цвета плащ, он поднялся на веранду и, прежде чем войти, огляделся по сторонам. Не заметив ничего, что бы привлекло его внимание, молодой мужчина распахнул дверь, и вошёл.
   Громадная гостиная, раскинувшаяся перед ним, встретила его мягким ароматом женского парфюма и роскошью: каждая, находившаяся здесь вещь кричала о превосходном финансовом статусе хозяев; мебель, картины, дорогие напитки, наводнявшие мини-бар, аудио и видео аппаратура, встроенная в стены, кроме того, здесь находились так же и камеры видеонаблюдения.
   Повесив плащ на спинку дивана, гость прошёл к мини-бару, бросил в бокал несколько кубиков льда, залил их порцией виски, и сделал глоток, глядя в зеркало, что висело напротив. На площадке лестницы, ведущей на второй этаж, показалась молодая женщина в расшитом узорами халате; её светлые волнистые волосы струились по плечам, большие чёрные глаза смотрели холодным блеском, в них читалась грусть и чего-то ещё, что скрывалось в потаённых уголках её души.
   Держась за перила, она медленно спустилась по широким ступенькам. Ступив на мягкий ковёр, она, так же медленно подошла к нему. Всё это время, он внимательно следил за ней взглядом, устремлённым в зеркало. Это была хозяйка дома – жена синьора Нануцци. Звали её Моника.
   – Привет, любимый! – произнесла она, обвив его талию руками и положив голову на спину.
   – Привет! – отозвался Маурицио, приложившись губами к её ручке, обхватившей его широкую грудь.
   – Я так скучала, милый! – ворковала девушка, растянув пухленькие губки в мягкой улыбке.
   – Чем занималась моя Малышка? – спросил Маурицио, повернувшись.
   – Ждала тебя, любимый, – ответила Моника, и быстро добавила: – Уже и не надеялась увидеть тебя сегодня – последние слова она произнесла обиженно надув губки.
   – Как же я мог не приехать. Сегодня же пятница, – ответил он, отчего-то смущаясь.
   – Наш день, – всё так же надувшись, откликнулась она.
   – Тсс, – приложив палец к губам, он ткнул им вверх.
   Проследив за ним взглядом, она ответила:
   – Не беспокойся, я отключила камеры.
   Он снова встал лицом к мини-бару, налил ещё порцию, выпил, а после, взяв её за руку, подвёл к дивану. Подгоняемая желанием, и чем-то ещё, что скрывалось в глубинах её сознания, она последовала за ним. Через мгновение, обхватив её нежный стан и прижав к себе, он впился в её губки: нежно, страстно, с тем азартом молодого любовника, какого не хватает тем, кто перешагнул рубеж сорокалетия. Но Маурицио Фьёррини был молод и страстен в порыве желания, что источало его сознание, охваченное красотой и нежностью той, которую он…
   – Нет… Подожди… – Моника вдруг отвернула лицо и отстранилась от любовника.
   – Что такое? – при этих словах он машинально глянул наверх.
   – Боюсь, сегодня у нас ничего не получится, – произнесла Моника, отрываясь от его сильных рук и страстного поцелуя.
   – Почему? Что-то случилось? Ты заболела? – он задавал эти вопросы просто так, наугад, по-прежнему горя желанием.
   – Нет, – ответила она, подходя к мини-бару. – Но мне кажется…
   Он последовал за ней; подняв бутылку, налил порцию для неё, вытащил сигареты и бросил пачку на мраморную поверхность стола. Пока она цедила из бокала, он прикурил две сигареты, одну протянул ей.
   – Так что же случилось? – опираясь спиной о холодную поверхность, глубоко затягиваясь сигаретой, наконец спросил он.
   Она нервно затянулась сигаретой, выпустила тонкую струйку дыма, после чего произнесла:
   – Мне кажется, Армандо знает о нас…
   На его лице не дрогнул ни один мускул; он был спокоен, твёрд, и решителен, будто эта «новость» была ему давно известна. Впрочем, могло быть и так.
   Оттолкнувшись от стола, он взял бокал, сделал глоток и, глядя на неё через зеркало, сказал:
   – Почему ты так решила?
   – Он стал какой-то странный последнее время, – ответила Моника, дымя сигаретой и щурясь от её едкого дыма, который медленно поднимался кверху.
   – Странный? Что ты имеешь в виду?
   – Он стал с подозрение смотреть на меня, и, как мне кажется… он… следит за мной, – отвечала она, заметно бледнея.
   – Камеры? – Маурицио снова положив локти на мрамор, поднял голову к верху.
   Её передёрнуло, как будто от холода, но это был – страх.
   – Мы, наверное, не сможем больше встречаться, – вынесла она свой вердикт из сложившейся ситуации.
   – Ты боишься его? – он усмехнулся, потому что знал ответ.
   – А ты? – подняв на него полные отчаяния глаза, она долго всматривалась в него.
   Он отвел голову в сторону. У него, как будто родился какой-то план. Весь его вид говорил об этом. Какой? Она поняла это, но не показывала виду. Именно  э т о,  ей было и надо.
   После продолжительной паузы, повисшей в просторе богато обставленной гостиной, где зрел какой план в сознании её населявших, он сказал:
   – Ты хочешь, чтобы я убил его…
   Он сказал это, медленно проговаривая каждое слово, с простотой мясника, которого владелец бойни нанимает заколоть скотину.
   Она не ответила; раздавив в пепельнице окурок, отошла на середину гостиной, и призывно завиляла нижней частью своего восхитительного тела. Вытянув руку,  произнесла, нежно облизав губы:
   – Иди же ко мне, мой властелин, похититель моего сердца!
   Его не удивила такая резкая перемена. Он знал женщин, и был готов ко всему, и даже, к таким вот причудам. Добавив свой окурок в пепельнице, к её, отставив бокал, он подошёл к ней, вложил свою огромную ладонь в её, и они продолжили то, чем занимались каждую пятницу.