Только ты

18+
Внимание!!! В тексте присутствует сцена насилия. Автор никого не призывает к насилию и (или) иным противоправным действиям.

Опубликовано по просьбе моего старого знакомого...
Посвящается Т.М.


         Предисловие.

Здравствуй, дорогой читатель!
Если ты нашел это небольшое чтиво в интернете, смею уверить тебя, что таких как ты единицы. Я не писатель и не обладаю глубокими размышлениями по тем или иным вопросам. Не могу, как Достоевский, применять обороты слов и раскрывать потаенные мысли своих героев. Я мыслю прямо: черное — это черное, белое — это белое, вода водянистая, а пух пушистый. Поэтому вряд ли ты найдешь в этой повести фразы, которые станут крылатыми или что-то достойное твоего сториза в Instagram или другой соцсети.

История эта будет без даты начала и даты конца. Не потому что мне сложно восстановить хронологию событий. Нет. Я просто не хочу, чтобы мой дорогой читатель упрекал меня в неточностях и говорил, что то-то и то-то было не в 1995, а в 1996, или наоборот. Я помню так, как помню. Хотя с радостью приму любую критику. Пусть участники этой истории сами найдут себя, если когда-нибудь, конечно, узнают о её существовании.

Также хочу добавить, что эта повесть таилась во мне, как червь, живущий в груди и выжирающий моё сердце по кусочкам, откладывая личинки правды и справедливости. Сегодня, в этот прекрасный день, в первый день своего отпуска, я принялся печатать этот текст. Спустя многие годы.

Возможно  в этой повести ты прочтёшь некоторые слова, которые трудно перевести с моего родного языка — чеченского. Возможно, узнаешь кое-что об обычаях моего народа и его нравах... Честно говоря, я еще не знаю, сколько и чего я помещу в строки ниже. Я вообще не уверен, смогу ли я выразить все эти мысли словами.

Надеюсь, что да.

И еще, я даю тебе слово, что каждая строка в этой короткой повести — истинная правда. Я даже не стал менять имен.
————
Однажды я услышал, что самое опасное место, где люди чаще всего умирают, это постель. На Кавказе можно сказать, что самый опасный убийца, от которого гибнут люди, — это злой язык человека. Сплетни. Поэтому всё будет написано так, как написано.
————
               
            Друг.

"Много спето песен о друзьях твоих.
О друзьях любимых сердцу, дорогих.
Знайте все, что если друг чеченец вам,
Сможешь ты рассечь с ним скалы пополам."
Популярная в прошлом чеченская песня.
————
Где и когда я познакомился с Торнике, уже не помню. Кажется, что мы знакомы с самого рождения. Первые воспоминания в голове так же неотрывно связаны с ним, как и первый раз в первый класс. Потом спортзал, в который мы ходили заниматься борьбой больше десяти лет. Бассейн Садко в центре Грозного, где начали с лягушатника и закончили тем, что стали хорошо и уверенно чувствовать себя в воде.

Торнике был грузином, родившимся в Грозном, некогда многонациональном городе. Его отец был военным летчиком, летал на военном самолете. Мне довелось вместе с ним, моим отцом и Торнике побывать на аэродроме Ханкала, что рядом с Грозным, и даже полазать по самолету, побывать в его кабине и подёргать за разные рычаги настоящего военного истребителя.

Как это раньше бывало, дружат дети и плавно начинают дружить их родители. Где-то с третьего или четвертого класса мы семьями с радостью ходили друг к другу в гости. Но, к сожалению, отец Торнике умер. Умер рано, скоропостижно, оставив жену и сына одних на всем белом свете. Да, у него были какие-то родственники в Грузии, но они не поддерживали связь. Он знал некоторых только по фотографиям, которые лежали в альбоме.

Союза больше не стало, а с ним и работы, где трудились его мама, милая и добрая женщина по имени Этери. К власти пришел Дудаев, и началась неразбериха. Пенсию по потере кормильца им, естественно, никто не платил, и она начала делать то, что умела и любила — вино из собственного винограда.

Это сейчас с каждого утюга кричат, что в Чечне не пьют. Пьют, пили и будут пить всегда. Да, безусловно трудно встретить одинокого алкоголика, собирающего бутылки на улицах Грозного. Если не сказать, что невозможно. Но пьют. Не меньше, чем пили.

Вино у тёти Этери продавалось хорошо. На содержание сына вполне хватало. А такого понятия, как коммунальная палата, в те времена, вплоть до 2000-х, не существовало. Хотя и ремонтом этой самой коммунальной сферы никто не занимался.

Но наступил 1994 год. И началась война. Как и тысячи тысяч других домов снаряд выбрал и дом моего друга. В ночь с 1994 на 1995 его мать погибла от снаряда артиллерии. Он пробил крышу дома, пол и взорвался в подвале, где она укрылась. По счастливой случайности на Торнике не было ни единой царапины, кроме той, что осталась на сердце и в душе.

Несколько дней он не мог выбраться из этого подвала, а когда вышел, был худой, как спичка, голодный и грязный. Их дом находился в частном секторе напротив нашего микрорайона. Моя семья, мать, отец, я и младшая сестра не успели выехать из города и тоже укрывались в подвале нашей девятиэтажки. И вот стук в дверь. Открыли, стоит он. Торнике. Как приведение. А по щекам скользят слёзы, оставляя две белые дорожки на коже, смывая сажу, грязь и кровь собственной матери.

Когда наступил худой мир, от нее похоронили то, что собрали.

Мы никогда не говорили с ним о тех днях. Никогда.

Когда перед войной люди покидали свои дома и квартиры, они с легкой душой отдавали ключи оставшимся соседям, чтобы те присматривали за ними. У меня, а точнее у моего отца, было десять комплектов ключей от разных квартир нашего дома. Вот в одной такой однушке осиротевший Торнике и поселился.

Постепенно след войны с наших лиц сошел на нет, и вдоволь наевшись тушёнки из коробок Красного Креста во мраке обесточенного города, мы постепенно приходили в себя. Чтение... Вот что стало в те дни для нас спасением. Читали запойно, пока светло. Сидели во дворе под тенью деревьев и читали, читали, читали. Потом появилась работа. Так называемые батареи. Дельцы собирали старые чугунные батареи с разрушенных домов, реставрировали их нашими руками и продавали на рынках Ставрополья, Дагестана. Это была очень тяжёлая работа, но за неё хорошо платили.

Хозяин квартиры, в которой жил Торнике, молодой парень по имени Хасан, наведался однажды. Но увидев чистоту и порядок, с радостью разрешил Торнике пожить ещё пару лет, пока не закончится война.
Света не было около года. А когда его наконец-то дали, началась вторая война. Тут я должен внести некую ясность. Для тех, кто жил в Чечне в те времена, второй войной считается 6 августа 1996 года. Эта вторая война закончилась Хасавюртовским соглашением. А ту, что объявили уже при Путине, хоть и называют второй, чеченцы считают третьей.

В долгих вечерних  беседах, мы, два друга по восемнадцать лет от роду, решаем стать программистами.

В этом будущее, посмотри сам, Али, — говорил мне Торнике. — Еще вчера мы играли в Дэнди, а сейчас уже Сонни, посмотри, какая графика. И ты думаешь, на этом всё закончится? Еще ничего не начиналось.


И действительно, я стал программистом. Торнике стать программистом было не суждено.

Сказать по правде, нам и нашей дружбе все завидовали. Я не могу сказать, что у нас не было других друзей. Были. Весь микрорайон ребят. Порой мы собирались толпой, чтобы поиграть на гитаре или поиграть в лесенку на турнике.

Бывало, конечно, что мы ссорились с Торнике, но никогда мы не делали этого на людях и всегда прислушивались к советам друг друга, особенно если они были подкреплены фактами или аргументами.

Прошло время и до сих пор ничего не изменилось. Я до сих пор считаю Торнике своим лучшим и самым близким другом.

Но я хочу добавить, что трудно быть христианином, в мононациональном мусульманском обществе.
Городских жителей это никак не смущало. А вот Гуронов (аналогия с индейцами племени Гуруны) — так в Чечне называли и называют до сих пор тех, кто малообразованный,  не понимающий человеческого языка, юмора и драмы, интересовал даже очень.
Первый вопрос, который они задавали мне или тому чеченцу, кто был рядом с Торнике: «А грузины мусульмане?»
- Не все!
отвечал им Торнике на чистом чеченском языке. И добавлял.   «Я христианин».

- «Ааааа!?» — все как один, задумчиво отвечали они. У меня складывалось впечатление, что у них там, в стране Гуронии, есть репетитор по этому самому — «Ааааа».
—————
      Камилла и Тамила.

Перед тем как я расскажу о двух молодых сестрах-близнецах Камиле и Тамиле, я должен сказать немного про свою семью. Точнее про род моего отца. У отца три брата. Отец средний среди них. Еще у них есть  младшая сестра, моя тётя Зезаг. Что с чеченского переводится как «цветок».

Она хоть и была мне тётей, но на момент событий в моей повести ей едва исполнилось 24 года. Красивая, грациозная, светловолосая девушка. С голубыми глазами и солнечными веснушками на лице. Она всегда была солнечной и такой остаётся, несмотря на возраст, в котором пребывает сейчас.

Окончив педагогический институт, в год получения диплома она встретила своего принца и вышла за него замуж. Родила ему сына, потом дочь.
Так вот, замуж она вышла за старшего брата двух сестер близнецов Камилы и Тамилы.

Альви, так звали моего зятя, если его можно так назвать, был отличным парнем. За словом в карман не лез и ни у кого никогда не был в долгу. Они жили в четырёхкомнатной квартире в доме по соседству с нашим. Жили дружно. Камиле и Тамиле было запрещено выходить на улицу, посещать подруг. Школа, дом. Их мама, взрослая женщина лет 60 до войны, работала лифтером в нашем микрорайоне, и её тоже все знали и уважали. Она овдовела сразу после рождения дочек и полностью посвятила себя их воспитанию, держа их в ежовых рукавицах.
Или в строгом ошейнике как мы шутили с Торнике.
Моя тётя Зезаг имела всё необходимое для комфортной жизни в доме мужа: покладистую свекровь, двух невероятно красивых и совсем не ленивых золовок, сына и любящего и верного мужа.

Младший брат моего отца Хасан, служил в советской армии где-то в Тверской области и написал письмо домой, что встретил свою любовь — очаровательную Светлану. На что получил ответ от родителей, что может там и оставаться со своей Светланой. Там он, конечно, не остался, а переехал в Пятигорск, поближе к дому, но со Светланой. Через пару лет она родила ему сына Артура и дочь Алису. Домой он никогда не приезжал, только на похороны своего отца, моего деда. Открыто поддержала его только совсем ещё молодая в те годы моя тётя Зезаг, и даже пару раз была у него дома в Пятигорске. Мой отец тоже был в хороших с ним отношениях, но что бы не бесить старших, делал вид, что осуждает  брата за то, что он хоть и по любви но женился на девушке другой национальности.
Жил он хорошо, богато, как говорили в те времена — был при делах.

Мой отец — классный мужик, который хоть и скрытно, но безумно любил свою жену, мою маму. Тайком от соседей приносил ей цветы. Дома каждый день  были  красные яблоки, которые она очень любила. Конечно, на людях всё это выглядело иначе.  Однако все серьёзные вопросы они решали сообща.

О старшем брате отца говорить не буду, но он не плохой человек.

Итак, вернемся к Камиле и Тамиле. Девочки тихо росли, пока не превратились в две необычных красавицы: стройные, гибкие как тростинки, с идеально ровными зубами, тонкими пальцами, с чёрными волнистыми волосами и глубоко чёрными  большими глазами. Красивой формы алые губы и смоляные длинные ресницы  подчёркивали их породу.  Хоть меня всегда привлекали блондиночки, я не без удивления отметил для себя, что они просто загляденье.  Воспитанные и скромные, очень дружелюбные девушки. 

Первая наша встреча после того как они расцвели, состоялась так: как то вечером моя тётя Зезаг попросила меня взять кого-нибудь из друзей и прийти помочь ей передвинуть мебель. Она ждала второго ребёнка и ей нужно было навести порядок в комнате. Её муж, о котором я говорил ранее, успел до войны окончить Грозненский нефтяной институт и без труда нашёл работу где-то на севере. Но проблема была в том, что три месяца ему приходилось бывать на вахте. Поэтому в доме, где жили близняшки, мужчин, кроме моего маленького двоюродного брата, не было.

Ну естественно, я взял с собой моего друга Торнике. Там-то и произошло таинство между сердцами Торнике и Камилы.
- Это называется любовь - говорил я ему позже.

- Гадкая вещь, Ал, очень гадкая, — отвечал он мне глубоко вздыхая.

Как и где они встречались, я знал. Я естественно, прикрывал его как мог.
Она выходила к нему на свидание и спускалась этажом ниже. Света всё ещё не было, и поэтому случайно в лифте на этаж приехать никто не мог.
Их встречи были короткими, и каждый раз после этих свиданий он был мрачен и грустен. На мой вопрос, почему он такой грустный, он лишь раз ответил мне, точнее задал мне вопрос: «Она ведь не выйдет за меня, да? Я же не чеченец и не мусульманин. Не выйдет же, да, Ал?» Я честно говоря не знал, что ему ответить. Ну, не нашёл ничего лучшего — «ты предложи, и узнаешь».

На следующий день он пришёл, как обычно расстроенный, и не дожидаясь моего вопроса сказал, что сделал ей предложение. И что она сказала, что для того чтобы она вышла за него, ему нужно её только украсть. Но их найдут и убьют. И хорошо бы, что бы ее убили первой, что бы она не видела его страданий.  Но этому не бывать, так как его убьют неизбежно, а ее оставят с этим жить, что бы другим было не повадно. 
Но не смотря на это, она ответила ему "да".

Не смотря на всю сложность ситуации, моя тётя Зезаг позвала Торнике и поговорила с ним, давая понять, что он ставит под удар девушку, с которой встречается, и это может закончиться трагично в первую очередь для него самого, не говоря уж о Камиле. Это не была угроза, это было предупреждение.
Зезаг узнала от меня, что они встречаются.  Я знал, что  мог доверять ей на все сто процентов, поэтому и рассказал Зезаг всё. К слову и сейчас ничего не изменилось. Я о доверии к тёте.

Но Торнике не внял этим словам. А через несколько дней Камила заболела как нам сказали и её увезли в село, чтобы дышать свежим воздухом. Вскоре изчез и Торнике.
А потом пришла новость, что Камила исчезла из сельского дома своего дяди, где она лечилась.    Они оба, но в разное время исчезли навсегда. Искали их все: её искали родственники. Его никто кроме меня.  Мой отец видя мое волнение единственный кто периодически успокаивал меня говоря что у Торнике должно быть все хорошо.  Он молодой и не глупый парень. В качестве аргумента отец рассказал мне, что Торнике принес ему ключи от квартиры в которой жил, а значит его исчезновение не просто так, значит это спланировано им самим.  И вероятно обстоятельства сложились так, что он не мог оставить тебе даже записку. 
Аргументов отца хватило, что бы я успокоился.  К тому же мне стало понятно, что он ушел за Камиллой.   

Меня самого чуть ли не пытали, чтобы я рассказал, где они. Пришлось даже вмешаться моему отцу в это дело и собирать совет стариков, для решения этого вопроса.  Где я торжественно поклялся, что ничего не знаю об этом.   Но, видит Бог, я бы им не сказал, даже если бы и знал. Вот и вся история казалось бы, но нет.
————
Спустя много лет я получил сообщение во ВКонтакте:

Привет! Ты Али А....ков!?


Человек, писавший это, точно не мог знать этого, потому что я, как и многие, не ставил фото на странице во ВКонтакте и не указывал дату рождения. Но это сообщение выделялось из всех. Потому. Что что  я был и остаюсь Али А.....ковым и во ВКонтакте использовал исключительно ради музыки. 
Однако имя мое там было реальным. 

«Да, ответил я! И добавил. Мне кажется, я знаю, кто ты! Торнике».

Пишу это, а шкура дыбом. Вот радость была! В общем, мы до 4 утра беседовали. Они с Камиллой вместе, живут в США. Было решено, что я поеду к ним в гости. На следующий день я начал готовить документы для получения визы и через три месяца получил её. Ребята подарили мне билет, но за обратный билет, я настоял, что заплачу сам. Я хорошо зарабатывал. Через две недели отпуск, и в этот же день самолёт Москва-Майами, где меня встретит мой друг. Предвкушение встречи. Какие они стали, где они живут. Столько тайн вокруг их исчезновения. Красивая история любви. Ей было всего 17, ему 19. Дети, думал я.


Каждый день мы переписывались и с нетерпением считали дни. На вопросы о том, почему он мне ничего не сказал об отъезде, он сухо отвечал: «Я не хотел тебя в это втягивать. Приедешь — расскажу».
Торнике знал что мне никогда ничего не нужно повторять дважды.  Однако в первый день нашего общения он сказал мне написав следующее: о нас никому ни слова. 
Потом спустя несколько дней повторил это.  Тогда то я и понял, что что-то произошло 13 лет назад, о чем я и не подозревал, и о чем молчат родственники Камиллы.  О чем молчат все. 


Но за пять дней до моего  отъезда  в США случилось кое-что, чего я не мог предвидеть.
Утром зазвонил телефон. Я поднял трубку. Знакомый голос сказал мне:

Али, привет! Это Тамила. Помнишь меня?


Я, конечно, помнил её и честно говоря, был рад тому, что мне в Москву кто-то звонит из старых знакомых. Она была очень скупа на слова и лишь сказала, что нам нужно поговорить, и что она прилетит первым же рейсом в Москву.

У тебя всё в порядке, Тамила? — ответил я, добавив, что собираюсь уехать в отпуск, если дело не срочное...


Но она перебила меня.

Срочное, Али. Очень срочное. Нам нужно поговорить. Я должна тебе рассказать кое-что. Ты не волнуйся, у нас все по старому.  Новостей ни каких, ни хороших ни плохих. 

Хорошо, — ответил я. — Прилетай, я встречу тебя. Ты одна прилетишь?

Да, — ответила она и положила трубку.
Я подумал тогда, что Камилла вышла на связь с нею и она зная что я лечу к ним хочет что то передать.  Потому то и такая срочность.  Но меня ждал сюрприз. 


Через сутки я встретил Тамилу в аэропорту и без стеснения предложил поехать ко мне, что бы не мотаться по гостиницам, у меня ей будет удобно. Хочу отметить, что она, как и в юном возрасте, была очень хороша собой. Мне было даже как-то не по себе, когда я ловил мужские взгляды на ней при выходе из аэропорта.


Дома мы поужинали, и Тамила начала длинный монолог. Я не осмеливался её перебивать, так как от всего услышанного у меня кровь застыла в жилах. Я лишь смотрел на её эмоции, движение зрачков и рук.

«Итак, — сказала она, — моя сестра Камилла начала встречаться с Торнике, твоим другом. А я совершила преступление и прочла её дневник. Вот он». И она достала из сумочки розовый блокнот с некоторыми вырванными но уложенными обратно страницами.

«Да, Али, я прочла её дневник.

Она неспеша открыла блокнот и начала тихим дрожащим голосом читать строки написанные ее сестрой. 

03.06. Сегодня мы встретились с Т. Он принёс мне две жвачки. Сказал одну для меня, а другую, чтобы я поделилась с Томми. Я отдала ей её жвачку, но свою пока не открывала. От неё идёт такой приятный аромат. Напоминает мне о Т.

13.06. Сегодня он впервые взял меня за руку. Точнее, я сама стала рассказывать ему, как однажды на рынке нам гадала цыганка. Представляешь, дневник, в Грозном до войны жили цыгане. Я протянула ему ладонь и спросила, может ли он гадать. Он сказал, что не цыган и гадать не может, но взял мою ладонь и так нежно зажал её в своих горячих руках.

15.06. Мне кажется, что я влюбилась в Т. Но я каждый раз говорю себе, что нельзя. Нельзя. Он мне не пара. Он... он... Замуж нужно выходить только за своего.

22.06. Я уверена в том, что люблю его.

25.06. Нет. Я его ненавижу. Почему так? Почему он не мог быть одним из наших? Господи, почему так?

01.07. Всё. Я признаюсь ему в своих чувствах. Эта боль в груди меня просто убивает. Мне кажется, что если я скажу ему, что люблю его, то мне полегчает. Хоть бы мне полегчало. О, Аллах, умоляю тебя. Сделай так, чтобы эта боль утихла.

02.07. Наверное, душа всё-таки есть в человеке. И эта боль от любви... Это болит душа.

06.07. Он сделал мне предложение. Я никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Я сказала «да», но только нас убьют. Они не дадут нам быть вместе. Эти старухи, которые своими колючими глазами сверлят насквозь. Эти деды, которые никогда не знали любви и не научили этому своих потомков. Если он украдёт меня, то я останусь с ним. Но где? В Чечне нам жизни нет. Они не простят меня, если я выйду замуж за христианина. Да, если он даже примет ислам, это ничего не изменит.

08.07. Сегодня рассказала все свои планы моей Томми. Она назвала меня дурой. Фыркнула и ушла.
Глупая.  Как  бы я хотела, что бы она испытала это прекрасное чувство.  Хочется петь, хочется парить, хочется превратиться в птицу и летать.  Моя Томми обязательно должна влюбиться. 

В общем - продолжила Тамила, или Томми, как называла её сестра - в те дни, в селе нужно было помочь тёте обчистить кур. Она решила их то ли продать, то ли хрен его знает, что с ними она собиралась сделать. Дядя приехал к нам домой, брат матери, и предложил поехать помочь его жене с этими птицами. Я всегда с радостью ездила в село. Мне нравилось там, особенно вечерами, когда все сидят за чаем и рассказывают о прошлом. Я сразу согласилась, а Кама нет. Она сослалась на плохое самочувствие.
Тамила тихо улыбнулась, когда назвала сестру Камой.

«В общем, уселись мы в машину», — Тамила прервалась и спросила, глядя на меня: «У тебя есть что-нибудь выпить? Немного»?

Я кивнул, встал со стула, достал из холодильника остатки виски и алюминиевую банку колы, взял четыре стакана и налил нам обоим виски и колу. Она пригубила и продолжила.

«В общем...»
 - было видно, что Тамила не знает, с чего начать и чем закончить. Но её исповедь уже началась и очень интриговала меня.

-  Едем значит, а дядя спрашивает меня, что с Камилой, почему она себя плохо чувствует?
 А я ему и говорю: да врет она. Прекрасно она себя чувствует, даже лучше, чем всегда. Он засмеялся и в шуточном тоне начал спрашивать, смеясь: а ну рассказывай, что там у неё?
Я и рассказала про Торнике, про дневник... Он мне такой говорит, типа не верю. А я ему и говорю: не веришь мне, почитай её дневник. Он спросил меня, а где он лежит?
У нас в комнате, стоял комод, мы с детства под последним ящиком прятали всякое там, типа вкладыши от жвачек и тому подобное. Я ему про это и рассказала.
Он у меня спрашивает, а тебе-то какое дело до этого? Тогда-то я ему и сказала, что боюсь за себя. Она встречается с грузином, с христианином. Что скажут люди за меня, если вдруг она решит выйти замуж за него?»
И добавила: она уже решила выйти замуж за него.

Тамила замолчала. В её тоне, в её выражении глаз было столько грусти и сожаления, что я не могу передать это словами.

Отпив из стакана алкоголь, она продолжила: «И только тогда я поняла, что мы едем обратно домой, по разбитым улицам города. - Ну пойдём поговорим с ней, — сказал дядя. И мы, неспеша выйдя из машины, стали подниматься по ступенькам. Я сквозь его тяжёлое дыхание могла слышать слова ругательства. Типа: ах ты позорная, ах ты грязная. Я тебя сейчас научу, как ты должна себя вести. Так продолжалось все шесть этажей.

Мы вошли в квартиру. Дома была Камилла и мать.  Мама спросила, почему мы вернулись, а он её отвёл на кухню и о чём-то с ней говорил. Камила обрадовалась, что я не уехала. Обрадовалась, понимаешь, Али? Обрадовалась моему возвращению.
Тамила подняла на меня глаза полные грусти. 

Я лишь молча смотрел на неё покручивая стакан с виски обеими руками.

- Не знаю, о чём они говорили с мамой, но иногда на повышенных тонах. Мать ничего не знала о том, что Камилла встречается с этим парнем.
Мы стояли в коридоре квартиры, когда он вышел из кухни, закрыл за собой дверь, оставив маму там. Потом резко подошёл к Камиле... И... И...»

Она запнулась на полуслове и схватила стакан, чтобы выпить. В её глазах я видел слёзы, которые она с трудом сдерживала.
Но тихо продолжила. 
- И... И он  схватив ее за волосы просто потащил за собой в нашу комнату.
О Али,  меня все опустилось в груди в тот момент.   
Кама начала кричать,  от невыносимой боли.  Но он был неумалим.  Она схватилась за его руку что бы немного облегчить свои страдания, но он с силой ударил ее по рукам свободной рукой и продолжил тащить волоком за собой.    Я кинулась  в след.  И хотела его остановить, но он меня не слышал.  Когда они оказались в нашей комнате, он с силой оттолкнул ее в угол комнаты.  И встал над ней как палач.  Единственные слова что сказала Кама...
Тамила жадно вобрала полную грудь воздуха, тяжело выдохнула и продолжила. 
- Она спросила - за что?
- Плохо чувствуешь себя? Крикнул он? А может просто у тебя в голове этот грязный грузин? Она лишь слабо покачала головой пытаясь оправдаться.  Он продолжал... Будешь отрицать грязная шлюха?
Глаза Камы наполнились слезами.  Она сидела перед ним на полу... Я лишь молила Аллаха, что бы это поскорее закончилось. 
Шайтан уже танцевал на его сердце, но видно в этот момент он привел с собой семерых.  Сказала Тамила.  И продолжила.
- Он с силой схватил ее за волосы,  и с силой поднял на ноги.  Она взвыла от боли.
Я кинулась к нему и схватила его за руку моля остановиться.  Но он с силой, наотмашь ударил меня в плечо.  Я упала.  И начала рыдать. 
Потом он со злобой и хрипотцой в голосе сказал Камилле, Шайтан сидит в тебе шлюха.  И я, его выбью.  Не будь я, сыном своего отца. 
Сейчас...  Подожди...  Он подошёл к комоду, с силой вырвал нижний шкаф и достал оттуда дневник моей Камы.
В этот то момент моя бедная Кама все поняла...
Тяжело дыша прошептала Тамила.
 
- Впервые в жизни она была предана.  И предана ни мужчиною, ни подругой, а мною.  Своей родной сестрой. Той кто делила с ней одну утробу.  Той кому она позволила на пять минут раньше увидеть свет божий. Она была предана той, с которой беспокойными ночами в грозу обнявшись дрожала под одеялом от страха.  Она была предана той за которую она без секунды раздумия отдала бы свою жизнь. Мною была предана.  Мною....
И глядя на дневник в его руках Кама лишь простонала.
Уууууууу... Из ее груди вырвался этот протяжный вой, как вой раненной волчицы.
Кама закрыла глаза, зажмурилась, будто пытаясь понять не сон ли это.  А потом открыла их и посмотрела на меня.  Это были уже другие глаза.  О Аллах.   Это были глаза анаконды.  Глаза  анаконды которая нашла свою добычу  и приковала ее к себе своим взглядом. Я не могла оторваться от ее взгляда.  Я не могла повернуть головы, или опустить свой взгляд.  Она буквально пригвоздила меня.  В моей голове  словно кто то шептал зловеще  - смотри на меня... 
Он вырвал из блокнота несколько страниц, потом схватил ее за горло и прижал к стенке. И начал засовывать скомканные листы ей в рот.  А она продолжала смотреть на меня. Она не отрывала от меня своего взгляда. 
Что он говорил ей я уже не слышала.  Я лишь хотела что бы она не смотрела так.  Не смотрела на меня.  Он поднял ее на своей руке держа за горло. Она как марионетка болталась подвешенная в воздухе, ее лицо побогровело, но она продолжала смотреть на меня. Потом он сменил руку.  Схватив ее за горло левой рукой, а правой...
Тамила отпила ещё немного виски. 
- А правой стал бить ее в бок.  По бёдрам, по рёбрам, по плечу.  Он молотил ее как собаку.  Она не издавала ни звука.  И лишь продолжала смотреть на меня.  Он отпустил ее и она рухнула на колени перед ним.  Каким было мое облегчение когда присев перед ней, он закрыл собой ее лицо от меня. 
Но это продолжалось не долго. 
Он с силой начал бить ее по левой стороне лица.
И   в какой-то момент ее глаза вновь открылись мне.  Она так же смотрела на меня, не мограя. Ни на секунду не отводя от меня своего взгляда.  Со рта у нее стекала струйкой кровь пузырясь в перемешку со слюной. 
Лицо посинело. Даже почернело, вся левая сторона.  Это был кошмар. Я не знаю сколько это продолжалось. 
Потом он снова взял её за волосы, поднял, и двумя руками схватил за обе груди, с неимоверной силой сжал их и начал поднимать ее по стене все сильнее сдавливая ее.  С ее губ вырвался такой стон... О Аллах... Я до сих пор помню этот стон.  Но Кама продолжала смотреть на меня.  Я не выдержала со всех сил крикнула ей.  Не смотри на меня... Не смотри. 
И этот самый момент Кама потеряла сознание. И...
Тамила одним гатком допила остатки виски.  И опять глубоко вдохнув тихо прошептала. 
- И обмочилась. 

В эту секунду забежала Зезаг.  Твоя тетя.  Ей было вот вот рожать.  Она пришла  откуда то и услышала мой крик.  Камилла молчала когда он убивал ее.  И я молчала, плакала и смотрела на это.  Если бы я не крикнула...
Да что я себя оправдываю... Сука.
Он не посмел ударить или оттолкнуть Зезаг.   
Она была в шоке от увиденного.  Моя сестра лежит вся в крови в луже собственной мочи и без сознания.
А мать спокойно сидит на кухне в ожидании результатов воспитательной работы. 
Он отошел от нее, вытирая пот рукавом рубашки.  Не помню ничего после этого, только несколько секунд мрака.
Мы с Зезаг подскочили к Каме, точнее Зезаг уже сидела возле нее,  Зезаг поняла что она без сознания.  Побежала и принесла воду в ковше из ванной.  Начала обмывать ее лицо, точнее то что от него осталось.  Она начала приходить в сознание, ее руки потянулись к сильно болящим грудям. Она скрестила их на груди. Но увидев меня...
Тамила замолчала.  Выдохнула и продолжила. 
- Но увидев меня, она протянула руку ладонью ко мне, давая понять что бы я не прикасалась к ней. 
Через час она пришла в себя, вся избитая. Аллах, она была вся синяя.  Грудь и вся левая часть тела была просто синяя.  Левая часть лица так затекла, сплошной синяк. Глаз закрылся.   Зезаг, обтерла  всю, переодела ее и уложила на постель. Мать зашла после того, как я, вымыла пол в комнате.  Зашла, посмотрела на нее и что то прошипела уходя. 
Хотя кого я, виню...

Я допил свой виски и налил последнее из бутылки Тамиле и себе. 

- Через пару часов так называемый  дядя и мама решили увести нас обеих в село. 
Меня щипать этих вонючих кур, а ее в качестве наказания, пока не придет в себя, что бы на скорую руку найти ей мужа. 
Дорога была просто ад.  Мать сидела впереди.  Каму уложили на заднем сиденье укутав в плед, а я должна была сесть у ее головы, что бы она смогла положить голову мне на ноги.  Но я совершила ошибку.  Не первую как ты понял али.  Я позволила зезаг подложить подушку под ее голову, а сама уселась со стороны ее ног. Ошибка заключалась в том, что Кама могла смотреть на меня сквозь один здоровый глаз и щёлку затекшего.  Она ни на  секунду не оторвала от меня взгляда.  Я не знаю о чем она думала в тот момент.  Иногда по её щекам стекали слезы, иногда я читала во взгляде - смотри на меня сука.  Посмотри на меня... Это все ты.  Это ты предала меня.  А я ведь отдала бы за тебя свою жизнь.  А ты предала меня.  Ты испугалась что твою сестру назовут грязной из за того, что она может убежать с грузином, с тем кого любит больше жизни.  Ты испугалась того, что ты не сможешь выйти замуж.  Ты предала меня. 
Тамила смотрела куда то в стол.  Но было видно, что она ничего не видит вокруг кроме взгляда сестры во время той поездки. 
Она продолжала. 
- Зезаг осталась дома.  Но должна была приехать, что бы рожать в селе.  Там были хорошие врачи в то время. 
Ох если бы брат был рядом в тот момент.  Он не позволил бы ему... Ох если бы...
Она снова тяжело вздохнула.
- Мы приехали в село уже поздно. 
В общем выделили Каме комнату уложили и заперли на ключ. Она не ела несколько дней только пила по немного воды.  И ни с кем не говорила.  Несмотря на ясную погоду в доме царил мрак.  Где то через дней пять Кама попила немного бульона.
Потом к ней зашла мать.  Принесла одежду и платок на голову.  И говорит ей.  Оденься и выйди в зал.  Дяди и женщины хотят поговорить с тобой. 
Одна из теток помогла ей одеться и через пол часа она предстала перед семейным советом.  Дядя, тот который бил ее посмотрел на нее и спросил. Ты знаешь за что обрушился на тебя мой гнев?
Она лишь еле заметно кивнула.  Худая, с синим лицом и дрожащими руками она стояла как на божьем суде. 
С этим твоим грязным кхершни (христианином) мы разберёмся, я тебе слово даю.  При этих словах все заметили что она вздрогнула. 
И посмотрела на говорящего, после чего впервые обвела всех взглядом.   Всех, кроме меня.  Ни на секунду она не посмотрела на меня.  Даже мельком.  О Аллах, я умоляла её в своих мыслях.  Посмотри на меня сестрёнка.  Посмотри на меня и ты увидишь в моих глазах всю боль покаяния, ты увидишь что ты изменила меня, ты увидишь что я твоя Томми, я люблю тебя.  Ты увидишь в моем взгляде слова прошения и ты сможешь простить меня, потому что ты поверишь мне.  Поверишь что я искренне раскаиваюсь за содеянное, за предательство, за свой страх омытый твоей кровью. 
Но она так и не взглянула на меня.  Я пристально смотрела на Каму, но она так и не посмотрела на меня.
Заканчивая эти слова, я почти едва слышал ее.  Голос Тамилы становился все тише и тише. 
А спустя несколько секунд она заплакала. Ее тело задрожало и она схватив несколько салфеток со стола начала вытирать слёзы. 


- Это был последний раз, когда я видела её.
Продолжила она. 
Тамила внавь вытерла слёзы, стекавшие по лицу, и продолжила:

— Слушай внимательно меня, — вдруг раздался голос другого дяди, самого старшего брата матери. — Если бы был жив твой отец, он сам разобрался бы с тобой. Если бы был рядом твой брат, он бы по-своему разобрался с тобой. Если бы у твоего отца были братья, они тоже нашли бы способ тебя вразумить. Но ни того, ни другого, ни третьих нет. И твой дядя, брат твоей матери, имеет полное право объяснить тебе, как должна вести себя молодая чеченская девушка. Ты не безродная дворняжка, и должна это понимать. Итак, вопрос. Ты всё поняла, Камила?

В тишине донёсся слабый шёпот сестры. Дядя прикрикнул:

— Громче!

— Да, — отчётливо произнесла она. — Я всё поняла, дядя.

— Вот и хорошо, — удовлетворённо ответил он, а затем спросил: — Ты уже работать можешь?

Камила покачала головой и сказала. 

— Нет, у меня очень сильная боль в левом боку. Если можно, я бы полежала ещё несколько дней.

Дядя кивнул, разрешив ей остаться в комнате.
Следующие  несколько дней она понемногу пила бульон, отказываясь от хлеба и другой еды. Вскоре приехала Зезаг.
С разрешения дяди она зашла к Камиле, и они недолго о чём-то говорили. Зезаг сказала, что Камила попросила её приготовить суп с фрикадельками, так как он очень ей нравился в её исполнении.

И правда, в тот же вечер Камилла съела целую тарелку супа и впервые за все время выпила таблетку анальгина из рук Зезаг. 


Ровно через шесть дней Зезаг увезли со схватками рожать. А на следующее утро мы обнаружили , что моя сестра Камила исчезла.
Она выломала решётку окна своей комнаты. Знаешь, Али, такие решётки раньше делали из толстой проволоки, в виде солнышка. Ей удалось отломить один прутик, а два других раздвинуть вверх и вниз. Она ушла в том, что было на ней, ничего не взяв — даже сменного белья. Вчера, Али, был тот самый день. Прошло тринадцать лет с того момента, как моя сестра пропала. Я не знаю, как молиться: просить ли Аллаха принять её в рай или умолять, чтобы она здравствовала. Я знаю, что  они искали Торнике... Но не знаю, нашли его или нет. Мне кажется что нашли.  Мне кажется, что их обоих убили.

Слёзы наполнили глаза Тамилы и обильной струйкой потекли по щекам.

— Кама в таком состоянии не могла просто так выломать решётку. Она не могла! Она была слишком слабой. У неё едва хватало сил поднять два ведра воды на наш этаж. Она всегда прибегала последней на физкультуре в школе... Они просто инсценировали её побег, чтобы успокоить женщин.

Тамила начала не просто плакать — она рыдала, закрыв лицо руками. Затем, вытря слёзы, посмотрела на меня красными от слез глазами и умоляюще прошептала:

— Прошу, ты дружил с Торнике. Ты моя последняя надежда. Скажи мне хоть что-нибудь. Может, ты знаешь хоть что-то, Али... Может кто то что то видел или слышал в те дни?
Если ее нет в живых я бы хотела это знать...
Но потом словно отогнав от себя эту мысль, она посмотрела на меня большими влажными чёрными глазами  и  шёпотом задала мне вопрос: может она жива Али?

Я пристально взглянул в её лицо. Если в мире и существует истинное раскаяние, то оно выглядело именно так. Я подумал: настоящее раскаяние за свой страх, за ошейник общественного мнения, за предательство, за слабость и трусость. Вот оно — на лице этой невероятно красивой молодой женщины. Но в ту же секунду её лицо стало походить на лицо старухи: мельчайшие морщинки казались уродливыми шрамами.  Она уже тринадцать лет жила в этом горе. Каждый день, каждую минуту, каждую секунду своего существования она пила этот раскалённый свинцовый суп, который  бесрощадно прожигал её  душу.

Она пристально всматривалась в моё лицо, пытаясь понять, знаю ли я хоть что-то о судьбе её сестры.

Я не отрывал взгляда от неё. Спустя несколько секунд я промолвил два слова:

— Она жива.

И в ту же секунду она, как пловец, давно лишённый глотка воздуха, вынырнувший из тёмных глубин океана, с громким шумом через приоткрытые губы жадно и глубоко вдохнула. Её выдох, полный боли, прозвучал словно последний выдох отважной воительницы, сражённой врагом, чей меч пробил сердце.
 
Она резко подскочила с места, но тут же снова села.

— Жива... — почти рыдая, прошептала, нет она  не прошептала , она буквально прошипела. Еле заметно шевеля губами.  Потом  с силой скрестив руки на груди, будто обнимая тень своей сестры   сморщилась превратившись в маленький убогий клубочек плоти.  Потом медленно подняла голову, устремив взгляд в потолок. Слёзы градом катились по её щекам.
— Живая она. Моя Кама... Жива! О Аллах, она жива... Жива... — бесконечно повторяла Тамила...
Ее руки тряслись, губы дрожали, но глаза наполнились искренней радостью. 

Вскоре она поднялась со стула, подошла к окну, распахнула его и, прижав лицо к противомоскитной сетке, с жадностью вдыхала прохладный Московский воздух.

————

Америка началась для меня с сияющих улыбок Торнике и Камилы которые стояли неподалёку от стойки прилета и увидев меня из далека неистово размахивали руками.  Я проходя паспортный контроль то и дело глядел на них с улыбкой, чем удивил офицера пограничной службы в аэропорту Майами. 
Это было очень жаркое приветствие.  Мы обнимались с другом около минуты.  А Камила роскошная девушка, жена моего лучшего друга улыбалась смотрела на нас с нескрываемой радостью. 
Через 15 минут новенький пикап форд ф-150 мчал нас по трассе  I-75 в глубь страны.  Я не стану рассказывать о их жизни.  В двух словах все хорошо, если кому-то из вас интересно в достатке ли они живут.  Да.  У них все есть, двое детей, дом, две машины, работа у каждого, аквариум и кошка. 
Я решил пока ничего не говорить Камиле о визите её сестры и о ее исповеди.  Пока не поговорю с Торнике. 
И вот на второй день моего прибывания в гостях мы наконец то начали разговор, который назревал.
- расскажи мне все Тор?
Обратился я к нему. Он кивнул головой и негромко позвал жену присоединиться к нам. 
Камил, Ал хочет услышать нашу историю. Расскажешь свою? А потом я расскажу нашу!
Камила улыбнулась мне и сев у ног своего мужа, который сидел на кресле начала свой рассказ. 
- со мною произошло кое что очень страшное в то время.  Меня чуть не убил мой дядя, брат матери.
Я решила что убью себя.  Хотела порезать вены.  Искала возможность проникнуть в ванную комнату, в ту где были бритвы этого так называемого дяди. 
Но никак не получалось.  Все время я была под замком. 
Честно сказать, я думала что Торнике нету в живых.  Мне со злобой прошептала тетушка в замочную скважину.  "С твоим грузином покончено.  Так что отдыхай спокойно". 
Потом приехала Зезаг, и передала мне записку от Торнике. И на словах передала, что он будет ждать меня каждую ночь в условном месте начиная с 6 дня после приезда Зезаг! Потом Зезаг открыла окно и начала дёргать прутья решетки.  За одну минуту она отломала один прутик сверху. И приставила его обратно. Она объяснила мне, что я должна лечь на подоконник, упереть одну ногу в верхний прутик и выгнуть его, потом встать на подоконник и надавать на нижний прутик.  А сломанный просто загнуть во внутрь или наружу.  И мне хватит места вылезти. 
Но только нужно набрать силу.  Потому нужно есть. 
Я попросила ее приготовить мне суп.  Она готовила для меня каждый день.  Передавала  мне шоколад.

Признаться я был в шоке. 
- Камила - сказал я - ты уверена, что это была Зезаг?
Мы все рассмеялись. 
Камила лишь сказала мне да.  Это была Зезаг.  И улыбка озарила ее счастливое и светлое лицо. 
- Ну в общем - продолжила она. 
- Я услышала что в доме суета.  У Зезаг начались схватки. Ее увезли в больницу, там уже ждали врачи.  Несколько женщин поехали вслед.  Дом почти опустел.  Я открыла окно, с огромным трудом раздвинула прутья решётки и убежала.  По скотному двору, пробежала немного.  Потом ползком пробралась под забором и вышла через задний двор.  Пришла в условленное место, там меня уже ждали.  Торнике и...
Она запнулась... Но посмотрев на меня, снова улыбнулась и продолжила. 
- Торнике и твой отец.

Я не смог сдержать эмоции.
— Мой отец, — буквально прокричал я. — Как мой отец? Он всё знал?
Я задал этот вопрос самому себе и тут же ответил:
— Да, он всё знал.
Ребята улыбнулись, глядя на меня, и Торнике продолжил:
— Камилла. Ты бы видел её, Ал. Зезаг сказала мне, что она побитая, но чтобы настолько... Я был таким злым. Честно говоря, от греха уберег твой отец. Убил бы этого гада. В общем, загрузились мы в машину, в вашу "шестёрку", и поехали в Пятигорск. Отец твой взял какую-то бумагу от генерала, что жил у нас в доме, на пятом этаже, в четвёртом подъезде. Помнишь?
Я смутно припоминал, что какой-то военный жил в нашем доме.
— Так вот, — продолжил Торнике. — Он пришёл к этому генералу и рассказал ему всю историю. Тот дал документ, что мы семья и везём её в больницу в Пятигорск, чтобы сделать рентген. Нас, конечно, останавливали на каждом блокпосту. Но только заглядывали в салон, пересчитывали и отпускали. Где-то в 4 утра мы были в Пятигорске. Твой отец привёз нас к твоему дяде. Там мы и спрятались. Жили два месяца. Светлана, жена твоего дяди, ухаживала за Камиллой как за родной дочерью. Дядя твой — красавчик. Очень весёлый человек. Мы с ним и в нарды играли, и в шахматы. Он много рассказывал о своей жизни, а я — о своей. Мы с Камиллой жили в разных домах. У него во дворе новый и старый домик. В общем, я ночевал в старом.
И в наших с Камиллой душах и сердцах разгоралась любовь.
Говоря это, он с такой нежностью и заботой посмотрел на прелестную Камиллу.
Но так долго продолжаться не могло, — продолжил Торнике. — Нужно было что-то думать. Мы с Камиллой долго решали, что делать. И было решено уехать в другую страну. Мы изначально хотели в Канаду. Не знаю почему, но потом передумали и отправились сюда, в США. Без единого документа у неё и с внутренним паспортом у меня. И добрались.
Тут Камилла сказала:
— Али, это был ад. 64 дня настоящего ада.
В её глазах отчётливо блеснула грусть воспоминаний.


---

— Да, — протянул Торнике. — Сложно было, но мы справились! Рассказать?
— Конечно, Тор, всё до мельчайших подробностей.
— Ну, подробностей там было пруд пруди. Но в целом дела обстояли так:
В один прекрасный вечер я подошёл к твоему дяде и сказал, что нам пора. Камила в порядке, за её здоровье можно не опасаться.
— И куда собрались? — спросил он меня.
— Наверное, в Америку!
Он этому удивился.
— И как? На чём? У вас же документов нет. Это глупо, Торнике, очень глупо.
Хотя... — он как-то задумался.
А потом продолжил:
— Я знаю одного человека, он капитан сухогруза. Ходит в море. Дай мне несколько дней, я выясню, когда он будет дома. Позвоню ему и поговорю. По крайней мере, год назад он ходил со своей командой из Мариуполя в Никарагуа или в Панаму, уже не помню. Но в Северную Америку. В общем, с ним нужно связаться.
А пока не спешите.
И ещё, Торнике, — сказал мне Хасан. — За деньги не волнуйся. Я тебе дам столько, сколько нужно будет. Ты же видишь, я без нужды живу. И знаю, что, когда вы поженитесь, ты станешь хорошим мужем для неё, а она — хорошей женой для тебя. Это вам наш свадебный подарок.Через две недели твой дядя приехал с отличными новостями. Во-первых, его знакомый капитан был дома в Приазовском, маленьком городке в краснодарском крае, и через две недели должен был выйти в рейс на сухогрузе из Мариуполя в Никарагуа. Во-вторых, его знакомая из паспортного стола в Пятигорске пообещала сделать Камилле временную справку формы 9 с вымышленной фамилией.

— На полгода, — вставила Камилла.

— Да, на полгода, — подтвердил Торнике. — Это документ, который выдают вместо утерянного паспорта. В нем указаны фамилия, имя, отчество, дата рождения и фотография.

Проблема была в том, что с такой справкой нельзя было выехать за границу, а нам нужно было попасть в Мариуполь — в порт, откуда отправлялся корабль. Однако справка давала Камилле возможность свободно передвигаться по стране, как минимум до Тамани, где капитан обещал переправить нас контрабандой морем в Мариуполь. Так начались наши приключения. Через два дня Камилла стала моей сестрой — Амилахвари Камиллой Маратовной.

Если нам суждено было добраться до Америки, по легенде мы должны были стать мужем и женой, а одинаковое отчество объяснялось случайным совпадением. К тому же там, где мы окажемся, отчества не существуют.

Дядя усадил нас в свою машину, и мы отправились в приазовский. Без проблем добрались и приехали прямо домой к капитану. Он оказался настоящим капитаном — с густой седой бородой и трубкой в зубах. Прекрасный человек. За 800 долларов он обязался переправить нас на своем сухогрузе в Никарагуа. Он также посоветовал иметь при себе деньги, поскольку с Никарагуанскими пограничниками придется договариваться, но заверил, что это вполне решаемо.

— Главное, сказать, что вы транзитом, и не иметь при себе ничего запрещённого, — предупредил он.

Капитан указал точную дату и время, когда мы должны быть в порту Мариуполя в условленном месте.

Потом капитан, будто бы между делом, но с лёгкой тенью на лице, сказал, чтобы мы ждали в машине и приготовили 200 долларов. Эти деньги предназначались браконьерам, которые должны были тайно переправить нас через Азовское море — ближе к Мариуполю. Спокойствие капитана говорило о том, что это не первый его рейс такого рода, а значит, нас ждали испытания, о которых лучше было не задумываться.
 Мы сели в машину, приготовили деньги и поехали к берегу моря. 
И действительно, на берегу нас встретил мужчина лет пятидесяти пяти, крепкий и обветренный, будто сам Азовский ветер прожил в его душе долгие годы. Как оказалось, это был давний друг капитана. Они тепло, по-дружески обнялись, бросив на нас оценивающие взгляды. Потом, словно бы приняв какое-то молчаливое решение, они направились к машине.

Мы с твоим дядей вышли навстречу, а Камилла осталась в машине. Мы быстро обсудили детали. Договорились, что через три часа мы отправимся в море, а спустя несколько часов пересечёмся с другим катером. В открытом море нас должны были пересадить на него, и он доставит нас на берег неподалеку от посёлка Ялта, рядом с Мариуполем.

— Оказывается, Ялты две, — задумчиво сказал я, зная, что есть Ялта в Крыму.

— Да, — ответил Торнике и продолжил: — То, что называли катером, на самом деле было старым судёнышком. Я вообще удивляюсь, как эта лодка ещё держалась на плаву. Но при этом она была удивительно тихой. Как только стемнело, мы вышли в море. Спустя три с половиной часа добрались до сетей. Кроме нас, в лодке было ещё четыре человека. Они, выражаясь морским языком, начали "трусить" сеть — всё в полной тишине. Где-то через полчаса лодка была забита рыбой, включая двух осетров. Один из них был огромный, метра три длиной, и полный икры. Прямо в лодке они вытащили из него икру в бидон и тут же засолили. А тушку выкинули обратно в море.

Мы с Камиллой были в шоке. Ночь чёрная, как смола, мы в непонятной лодке с пятью тысячами долларов на руках. Честно говоря, я начал немного переживать. Но, как оказалось, браконьеры порядочнее многих других людей. Через пару часов весь экипаж начал пристально вглядываться в море. Они определили по компасу, куда смотреть, и молча смотрели в одну точку. Минут через десять на горизонте забрезжил едва заметный огонёк, словно кто-то далеко зажёг спичку. Лодка завелась, и мы поплыли в сторону этого огонька.

Через полчаса добрались до катера. Это были браконьеры с того берега Азовского моря. Все поприветствовали друг друга без слов, отдали бидон с икрой, те в ответ передали кучу денег, и всё это в полной тишине, без света. Потом наш капитан попросил их отвезти нас на другой берег, и они без проблем согласились. Мы пересели на их катер и тихо двинулись в сторону Мариуполя. Где-то за час до рассвета мы пристали к берегу.

Было тепло, но несмотря на это, Камилла продрогла, и мы оба сильно проголодались. По дороге рыбаки расспрашивали нас, куда мы держим путь. Мы сказали, что должны быть в Мариуполе через несколько дней. Один из них предложил остановиться у его сестры в этой самой Ялте, где у неё есть маленькая гостиница. Мы могли бы пожить там за символическую плату до того, как нам нужно будет ехать. От Мариуполя до этой Ялты было всего километров двадцать пять.

Мы согласились, и где-то через час, когда уже рассвело, оказались в номерах — Камилла в своём, я в своём. Хозяйка предложила нам завтрак из яиц и овощей, мы с радостью поели и пошли спать.

Ялта оказалась очень гостеприимной. Нам удалось познакомиться там со многими хорошими людьми. Это греческий посёлок со своей культурой, кухней и обычаями. Наелись мы чёрной икры, лепёшек под названием турта, побывали на двух днях рождения и даже  на местной дискотеке.
Гуляли по берегу моря, мечтали. Готовились к трудностям.  Камилла была готова к этому. Она была очень сильно ранена, очень.  Постоянно грустила. Я лишь раз спросил ее, что если она хочет, то я отвезу её домой и отвечу за всё.  Но она в этот момент превратилась в дикую кошку.  И сказала только одно.
- я никогда к ним не вернусь, никогда.  И я тут с тобой не потому что мне некуда идти.
Когда Торнике говорил это, Камиллы не было рядом с нами.  Она возилась на кухне.
Торнике продолжал. 
- Настал час икс. Тот же рыбак, что позвал нас в гостиницу своей сестры, повёз нас в Мариуполь. Мы оставили хозяйке сто долларов. Она не хотела брать эти деньги. Клянусь Ал, я таких людей, как в этой Ялте, не встречал. Хозяйка плакала, прощаясь с нами.
Добрались мы до порта, попрощались с Христофором — так звали того рыбака — и стали ждать капитана. К нам подошёл матросик — молодой, лет двадцати пяти парень — и тихо так спросил: «Вы с того берега, брат и сестра?»
Я ответил, что да, это мы. Он сказал, чтобы я приготовил двести долларов для ребят на проходной в порту. Я отдал ему двести долларов, и он спешным шагом пошёл в сторону порта, мы за ним. Через минут пять остановился у какого-то здания и вошёл внутрь. Мы остались снаружи. Он вышел, улыбнулся и сказал, что всё в порядке, скоро мы окажемся на корабле. Потом мы стали идти мимо каких-то контейнеров. Моряк остановился у одного закрытого контейнера, открыл его и сказал, чтобы мы зашли в него и тихо сидели, пока нам не откроют дверь.
— Сидите и не бойтесь. Вас скоро погрузят на судно, — сказал он.
Я просто был в шоке. Камилла испугалась. Я начал ему что-то говорить, но он ещё раз сказал, что другой дороги нет. Или так, или никак. Сказал, что мы должны доверять друг другу, и это не продлится больше часа. Ну, в общем, мы рискнули и зашли в контейнер. Он затворил металлическую дверь, и мы остались запертыми в пустом железном ящике, как в гробу. Я всячески успокаивал Камиллу, она очень сильно испугалась. Но у меня было какое-то чувство, что всё должно быть именно так, как есть.
Где-то через минут сорок я почувствовал вибрацию. На нашем контейнере сверху было ещё два. Я понял, что начали грузить наш ряд. Минут через пять — ещё вибрация. А ещё минут через десять наш контейнер подцепил кран, и мы почувствовали, как нас поднимают над землёй. Гул стоял внутри, шум. Потом нас опустили. И вскоре тот же моряк открыл дверь и проводил нас в глубь корабля, в какую-то грязную каюту, и сказал сидеть там и ждать его, пока он не придёт.
Наш пустой контейнер снова зацепили и  спустили на землю.
Так мы оказались на борту сухогруза, наполненного металлом. Уже начало темнеть, когда мы почувствовали, что плывём. Через некоторое время в каюту к нам зашёл капитан.

— Ну привет, молодёжь! — сказал он с улыбкой. Он был очень приветлив. — Пойдём знакомиться с командой и узнавать правила поведения на корабле.

Нам всё было интересно, особенно мне. Мы прошли в кают-компанию, где капитан строго произнёс:

— Здесь я главный. Мои приказы не обсуждаются и должны безоговорочно исполняться. Можете называть меня просто капитан. Команда у меня весёлая, ребята надёжные. Вы в безопасности. А теперь готовьтесь, скоро будем ужинать.
Судно медленно оторвалось от берега, и вскоре Азовские воды остались позади.
Нам выделили каюту, она была чистой, но совсем не большой. 
Я отдал её Камилле, а сам рассказал все капитану, и объяснил ему, что не могу пока прибывать с Камиллой в одной каюте, так как она мне не сестра, и не жена.  Капитан все понял, и в тот же вечер выделил мне отдельную каюту, не такую чистую, но все же вполне приемлемую. 
Нам разрешили ходить по кораблю, почти везде. 
Капитан, как и обещал, был человек весёлый, но строгий. Еда  простой, но вкусной — мы ели рыбу, мясо, овощи и морепродукты,  приготовленные коком Жозе, и пили крепкий чай. Время на корабле текло по-особенному, дни сливались с ночами, и мы, казалось, плыли в бесконечность. Камилла пару раз испекла торт и пирог.  Радости команды предела не было.  На корабле был кот которого все любили и звали Флинтом.
 Торнике около часа рассказывал мне историю о том, какие трудности им пришлось пережить, как они пробирались джунглями, на машинах на мулах с людьми из наркокартелей. И наконец добрались до пункта назначения. 
Эта долгая история которая займёт несколько глав повествования.
После того я рассказал им о визите Тамилы и передал записку, а точнее конверт который Тамила передала сестре.  Она с недоверием взяла его, после того как выслушала историю нашего разговора с Тамилой.  Камилла взяла конверт и ушла в другую комнату.  Через час она вышла и было видно что она плакала. 
Потом Камилла обратилась ко мне спросив о моем телефоне и о безлимитном тарифе который представляла мне моя фирма в которой я работал.
- можно я позвоню с твоего телефона? Тихо спросила она. 
Я протянул ей телефон и она вновь удалилась в другую комнату.
Торнике грустно улыбнувшись  сказал.
- в тот момент когда мы пересекли границу Мексики и США, мы впервые поцеловались.
И Камилла тихо шепнула мне в ухо. "Только ты".