6. Чему бы грабли не учили...

Последняя история про мое учительство

Прошлый опус я закончила на том, что директор отказалась подписывать мне заявление об уходе. А я была такая наивная и робкая (не верится вам?), что смирилась. Дескать, не судьба работу поменять до конца учебного года.

Тоскуя и кручинясь ходила на работу, вела даденные как милость часы. Сдерживала зуд уже было изготовившейся писать очерки правой руки. Бороться даже не помышляла. Безоговорочно встав на сторону директрисы. Не принято в школах увольняться посеред учебного года.

Так бы и сидела, если б не секретарь парткома завода. Он, тоже подержавший мой диплом с пятерками в руках, не захотел со мной расставаться (слава мои универским преподам!).

Позвонил, спросил, отчего не являюсь. Сказала, что не отпускают. Да и садика нет, ребёнка некуда пристроить...

 Велел через два часа идти в школу с заявлением.

Запинаясь от неловкости, заикаясь от ощущения неправильности собственного поведения, пробормотала директору школы оправдания собственного визита.

О, времена... Телефонное право сильного и могучего сметало все препоны на пути любого. Поставленные  менее сильным и могучим. Короче, все мне подписали и пожелали счастливого пути. И успехов на новом поприще.

Успехи меня точно ждали. Буду откровенна. Не столько потому , что изначально была по-журналистски безмерно талантлива, сколько потому, что секретарь парткома взял надо мной шефство, за что я ему всегда была, и тогда, и сейчас, весьма благодарна.

Газета была при парткоме. А каково было попасть в этот коллектив почти тургеневской девушке, не знает никто. Кроме меня.

Коллеги подставляли, унижали, осторожно изгалялись, и одновременно помогали, поставляли плечо и стелили соломку. Коммунистические высокие отношения, одним словом...
 
Прошли годы. Я стала спокойнее, сдержанее и вроде как счастливее.  Журналистская работа понравилась мне не в пример больше, чем учительская. Правда, в ней тоже всякое бывало, но об этом если и рассказывать, то отдельно...

Про школу почти не вспоминала. С бывшими учениками с удовольствием болтала, встретившись на улице. В основном про каждого знала, что и как. С коллегами по школам раскланивалась.   С сочувствием на них поглядывая. Тяжек ведь их удел...

Телефонный звонок опять чуть не сломал мою прекрасную творческую жизнь. Звонила та самая завуч, которая меня сначала превозносила после первого года работы в школе, а потом гнобила, как нерадивую работницу.

К сожалению, тогда   ещё я не умела, как сейчас, говорить: "Нет..." И опять оказалась в школе. По совместительству.

Тогда в средних учебных заведениях появился новый предмет. Не чета этике и психологии семейной жизни, которая меня отвратила от работы в ПТУ. Это была целая мировая художественная культура. МХК, словом.

И, по мнению, хитренькой руководительницы, вернее, по её словам, вести такой предмет могла только я. Эрудированная, начитанная, интеллигентная и образованная женщина. Филолог, одним словом. Мелким бесом рассыпалась тётенька, и своего добилась.

Расписание под меня поменяли, обещали дать простор и волю, и благословили на очередные муки. Сразу забегу вперед: не обманули. Берегли и лелеяли.  Видать, и впрямь, не найти было спеца на МХК. Так что чувствовала себя штучной...

Но лакома наживка, да востер крючок.  Не пошла у меня мировая художественная культура. Каждый урок - каторга. Я им (старшеклассникам) про великих художников и писателей, скульптуров и композиторов, а они хихикают, если не сказать - ржут.

Я им про роль родины в развитии МХК, а они записочки друг другу пишут. Наверное, про то, какая я дура...

Вроде месяц я напрягалась в приобщении школьников к прекрасному. Отчаялась и уволилась. Навсегда...

Правда, расстаться не удалось. И по долгу новой службы часто ходила за школьным новостями, и сына там образовывала... И едва от беды его   спасла. Аккурат из-за родной, как казалось, школы...