Идущие впереди... Глава 26. Один народ, один кулак

Начало 1924 г.

- Радость ведь у нас, Василь Прохорыч… - перед дверью стояла баба, переминалась с ноги на ногу, похлопывала покрасневшими от мороза руками. - Мужик мой вернулся!

Василий вспомнил — это та самая, из поместья, у которой он книги брал.

- Значит, дождалась? - всплеснул он руками. - Да вы входите, входите, грейтесь! Где же он пропадал столько лет?

- Не, побегу. Радость-то какая… Он вчерась ташкентским прибыл. Говорит, с ба… забыла… с бандитами какими-то воевал. Так вы уж приходите к нам посля полудня, Василь Прохорыч. С Миланьей Антиповной вдвоём приходите. Праздновать возвращенье Егорушки будем. Все деревенские придут. Радость-то…

- Придём, непременно придём! Руки-то, руки у тебя совсем озябли, красные! Возьми мои варежки, застудишься! - выглянула из-за плеча Василия Милаша.

- Да ничо, добегу так, - махнула рукой баба, смущённо улыбаясь. - Торопилась к вам, забыла. Да я же быстро! Приходите!

Она побежала по тропинке, и снег громко хрустел под её старенькими катанками.

- Мороз-то нынче какой! - сказала Милаша, кутаясь в тёплую шаль. - То-то Красавчик с печи не слезает. Надо бы подарок хозяйке какой-нито, а, Вась?Нешто пирогов спроворить пресных…

- А что же, испеки, - улыбнулся Василий, закрывая плотнее дверь. - И ей помощь, и дому тепло. Хм… Ташкентским, говорит, прибыл… Где же это он пропадал? Видно, в Туркестанском крае за басмачами гонялся.

В доме Аксиньи — так звали ту бабу — было уже людно, когда вошли Карпуховы. Хозяйка засуетилась, увидев их, захлопотала:

- Сюда, Василь Прохорыч! Миланья Антиповна! В красный угол садитесь! Егорушка, это учитель наш пришёл. С супругой своей! - повернулась она к мужу, устроившемуся за столом у окна. - Это ведь он мне сказал, что ты вернёшься! Я уж отчаялась было совсем, хоть руки на себя накладывай. А он нет — жди, говорит, придёт твой мужик к тебе обратно! Как знал!

- Эвон! - уважительно загалдели бабы, задвигались, уступая место гостям. - Чувствовал, выходит…

Егор поднялся, подал, смущаясь, руку Василию, слегка поклонился Милаше, приложив ладонь к груди, потом церемонным жестом пригласил их сесть рядом.

- Вы, Егор, видно, в Азии где-то жили эти годы! - засмеялся Василий, занимая место на лавке.

- Заметно? - снова смутился Егор.

- Заметно. Вы стали похожи на какого-нибудь восточного вельможу! Где же вы пропадали? Расскажите!

Миланья тем временем принялась помогать хозяйке, ловко расставляя на столе мисочки с угощениями.

- После революции побросала меня жизнь… - Егор с задумчивым видом расправил усы, припоминая события прошедших лет. - Я ведь, как мир объявили, домой уже было собрался. Землю обещали, богачей сковырнули. Думаю — хорошо, живи да радуйся. Да не дошёл я до дома. Пришлося за тую землю повоевать ещё. Гнали мы белых до Крыма, а тут приказ — идти в Туркестанский край. Оно, конечно, можно было бы всё бросить да домой двинуть. Только кто же тогда власть нашу защищать будет? Хиву да Бухару британские войска наводнили, того и гляди войной на нас пойдут, а я на печке греться буду? Не, это не дело. Вот и пришлось мне новые места поглядеть.

- Ты, Егорушка, расскажи, как там люди живут. Что мне вчерась рассказывал, - попросила Аксинья.

- Да что же… Разно живут. У бедняков дома из глины, на дастархане — на столе, значит, — одна лепёшка на всех, у богачей золота да шелков горы, едят жирно. Заборы у их высокие, дувалы называются. И что за теми дувалами делается, никому не видно. Даже соседям. Бабы паранджу носят.

- Это чего ж такое?

- Мешок такой, спереди прорезь для глаз, и та сеткой из конского волоса прикрыта. Идёт бабёнка в энтом мешке по улице, и не поймёшь, молода она или стара, хороша али дурнушка. Это, значит, чтобы чужие мужики не глазели на неё.

- Эвоон… Эт как же, а? - возмутился Сашка. - Я на улицу выйду, на девок да молодух погляжу — душа у мене возрадуется. А ихим мужикам и поглазеть не на кого?

- Нельзя. Любопытному головёнку смахнут — ахнуть не успеет. Потому как оскорблением считают. Это вроде как нашей бабе с головы платок сдёрнуть.

- Нуууу… Платок — то совсем другое. А на личико, ежели оно приветливое, отчего же не посмотреть? - Сашка озадаченно почесал затылок.

- У нас теперь бабы молодые без платков ходют. Может, и ихние сымут с себя мешки эти!

- Уже снимать стали. Как советскую власть установили, так и начали снимать. Вот только опасно это, - сказал Егор. - Жизни лишить за такое запросто могут. Теперь-то полегше стало, а года два назад… Бандиты тамошние, басмачи по-ихнему, ох, зверствовали… Заправляли всем богачи-баи, а бедняки-дехкане боялись их. Ну теперь-то всё уладится.

- Что же, бедняки понимают, что при новой власти им лучше будет, - глубокомысленно изрёк Сашка.

- Да не сразу и поняли. Сперва испугались они, что запретят им в Бога ихнего верить. Это народу баи да беки так говорили, а те верили, в банды к ним шли. Ну, агитаторы наши им всё обстоятельно объясняли, что никто их трогать не будет, верьте в кого хотите, мол. А жизнь не в пример легче и сытнее при Советах станет, потому как власть это самая что ни есть народная.

- Ну, гости наши дорогие, соседи любезные… Василь Прохорыч, Миланья Антиповна… - торжественно объявила Аксинья, - Наливайте чарочки, выпьем за возвращение мужа моего, за счастье, за жизнь лучшую!

Загомонили оживлённо люди, полился по рюмкам самогон.

- Пироги берите. Миланья Антиповна угощает! - колготилась Аксинья. - Капустки вот, огурчиков!

- С чем пироги, Миланья Антиповна? - гомонил народ.

- С калиной вот, а это с зайчатиной, - улыбалась Милаша. - Василь Прохорыч на днях с ружьём в Панкратовский лес наведался.

- Там зайцев прорва, ага… Небось на разъезд ребятишек проведывать бегал через тот лес, а не за косыми?

- Мальчонка один захворал, надо же было узнать, как он, - отозвался Василий, поднимаясь. - Ну, Егор! С возвращением тебя!

Лился по чаркам самогон, лились за столом разговоры. Многое вспоминал Егор. Про жизнь восточную, про обычаи, про войну с бандами. Сам расспрашивал о многом.

- Гляжу, на станции люди поселяться стали. Дымки над крышами вьются, - с радостным удивлением говорил он.

- Мужики, которые на станции работают, надумали семьи свои перевезти. Не всё же им в бараке обитаться бобылями! Рядышком с учителями нашими и устроились. Домишки так себе, из абы чего, да на первое время и этого хватит. Покамест только пятеро, а там, глядишь, и больше будет.

- Ну и славно. В добрый час. А что это за девчушка у нас по деревне в красной косынке на шее поверх шубейки ходит?

- Так это Вера Кудрявцева, пионерка она. А на шее галстук.

- Пионерка? Слыхал про них, да видеть ещё не приходилось. И что же наши пионеры делают? Чем стране помогают?

Наперебой взялись рассказывать деревенские и про ликбез, и про лекции о текущем моменте, и про помощь старушкам.

- Вон как… - Егор слушал их со всею серьёзностью. - А я вот вам расскажу про девчушку одну. Не была она пионеркой, не была комсомолкой, а жаль. Ею гордились бы, и по праву.

- Расскажи-ка, а расскажи!

- Звали девчушку Катериной, а местные её Катирой называли. Сама она родом из казачьей станицы, отец её видным человеком был, героем. Как Великая война началась, ушли казаки на фронт, а в станице женщины да старики с ребятишками остались. В шестнадцатом году инородцы восстание подняли супротив русских…

- Вот стервецы! Это из-за чего же?! - Сашка даже привстал от удивления.

- Царь решение принял на тыловые работы их определить. Чтобы, значит, окопы копали да блиндажи строили.

- Это выходит, и в солдаты их брали, и окопы копать брали?

- В том-то и дело, что в солдаты их никто не забривал. Не было у них мобилизации. Вот и рассудили наверху — хоть трудом своим Империи помогите. А кто ж хочет жену с детишками бросать! Тут шпионы заграничные тоже постарались, начали смуту сеять. Царь, говорят, своим солдатам ружья даёт, а вашим джигитам нет. Пошлёт их под бомбы, чтобы всех изничтожить, а землю себе присвоить. Ну и перехлестнуло им…

- Ох, стервецы…

- Так вот, про Катерину-то. Стали инородцы на русские деревни да станицы нападать. Казаки-то на фронте, защитить некому. Про то, какой лютой см ep ти предавали бандиты баб с детишками, я вам рассказывать не стану, а то спать потом не сможете. Мы, когда узнали, неделю на еду смотреть не в силах были — воротило нас. Катерина, когда слухи про то дошли, казачек подняла. Берите, говорит, сабли да ружья, какие в домах есть, будем отбиваться. Всё одно помирать, так хоть помрём в бою. Бились они отчаянно, да только силёнок в руках маловато было и помощи ждать неоткуда. Ранили её, упала девка без памяти, а бандиты за убитую её посчитали. Очнулась — станица сожжена, а в живых кроме неё никого.

- Ох ти мне, горюшко… - скорбно завздыхали бабы.

- Добрела Катерина кое-как до села, в которое уже солдаты наши прибыли. Приютила её старушка одна, вылечила. А тут революция, и завертелось всё. Басмачи голову подняли, силу взяли. Так она по аулам ходила, нищенкой-дурочкой прикидывалась, а сама разузнавала всё, что красноармейцам нужно было. Ох, много она нам помогла! Сколько жизней спасла, сколько раз беду от нас отводила! А вот мы её… не уберегли… Не смогли…

Бабы утирали слёзы, мужики и те крякали, пытаясь скрыть свои чувства.

- Сколь ей было-то?

- Когда станицу на бой подымала — тринадцатый шёл. А когда… семнадцать всего.

- Вот такие они, наши девки да бабы! - прошептал Сашка. - И воевать могут, и пироги печь, и детишек рожать.

Проговорили допоздна, потом уж опомнился кто-то. Человек, говорит, дома сколь лет не был, а мы ему даже с женой побыть не даём! Засобирались, расходиться стали.

- Василь Прохорыч! Горит что-то на станции! - влетел обратно в избу Сашка. - Айда скорее!

Кто ведра хватал, кто багор — бежали деревенские на пожар, весь хмель выветрило, будто и не праздновали ничего. Да покуда прибежали, уже и затушено всё было.

- А ведь это наш домик, Милаша, - сказал Василий, беря Миланью за руку. - Неужто забыл я лампу потушить, или из печки искра какая выскочила?

- Нет, Василь Прохорыч! - вынырнул из темноты сосед. - Ничего вы не забыли, и печка у вас исправная.

- Что же тогда?!

- Не успел я его поймать…

- Кого?!

- Не знаю. Я по нужде вышел. Гляжу — возле вашей избы топчется кто-то. Сперва подумал, что вы из гостей вернулись. А он… этот-то… курит стоит. Потом чую — керосином запахло, и тут же занялось огнём. Человек тот бежать кинулся. Я было за ним, да ведь тушить надо… Упустил я его, Василь Прохорыч…

- Что ж, зато дом нам спас. Спасибо тебе, дружище! - Василий с чувством пожал руку парня. - Спасибо вам всем, друзья мои! - он повернулся к стоявшим вокруг него людям.

- Крышу вот попортило… - загалдели те.

- Ничего, крышу починим, - подала голос Миланья.

- Починим, обязательно починим! На днях вагон досок на станцию пришёл. Начальник часть из них рабочим выделил — хотел в бараке полы настелить, да уж Бог с ними, с полами.

На ночлег приютили Василия с Милашей соседи. А следующим утром завизжали пилы, запахло свежим деревом, застучали молотки. Крышу сделали лучше прежнего — подняли выше, покрыли тёсом, устроили над потолком чердак.

Спакостил кто-то, думал Василий, глядя в окно на синеющие сумерки, значит, враг рядом ходит. И кто этот враг, он догадывался. Тот самый, кто донос в ЧК на него писал. Однако рядом были настоящие друзья, и это перевешивало всё.

Никакие мелкие пакости затаившихся врагов не страшны, если люди все вместе — один народ, один кулак, одна сила.

Продолжение следует...