Идущие впереди... Глава 35. У вас теперь свой фрон

1941 г.

Василий закрыл рамку с фотографиями картоном, подвернул гвоздики:

- Милаша, ровно получилось?

- Да ты сперва на стенку повесь! - засмеялась та, - А так вроде ничего!

Улыбающийся Матвей, внуки, Машутка с подругами, а по центру новая карточка — на фоне Красного знамени.

Хороший то был день, замечательный. Первомайский. Возле школы митинг собрался, сначала слушали по радио короткое выступление товарища Сталина, потом с поздравлениями выступили старые коммунисты. Ребятишки стихи читали, а когда уже деревенские расходиться собирались, приехала машина с инспектором областного отдела народного образования. Тот тоже поздравил селян, а под конец вручил под их неистовые аплодисменты премию Василию за успехи в обучении и воспитании подрастающего поколения. Тысяча рублей — деньги не сказать чтобы огромные, а на дороге не валяются. Считай, три зарплаты. Да Василий и ста рублям рад был бы. Значит, не забыли их с Милашей, ценят.

Иван Клоков, агроном, тем временем фотоаппарат принёс, на память карточки сделал — и всем селом, и побригадно, и всех желающих. Но первым делом Василия с Милашей и учениками снял. У школьной стены на фоне Красного знамени. Даже пёс Тобик в кадр попал. Жаль, что фотографии не могут передать цвет. Поди, дети этих ребят лет через двадцать и не поймут, что за спинами пап-мам знамя растянуто. Знамя, за которое столько людей жизни свои отдали. Ну ничего, если сами не поймут, то родители расскажут.

А ещё Иван им с Милашей хорошие портреты сделал — один семейный, вдвоём, а на другом только Василий, строгий, собранный, с медалью за гражданскую на груди. Мастер в городе снимки увеличил, подкрасил ив рамочку оправил. Миланья всё нарадоваться не могла, портреты на видном месте на стене повесила. Ну и общую карточку с ребятами тоже попросила в рамку вставить. Туда, где внуки и его, и Милашины.

На премию можно было пальто хорошее жене купить, даже два — Машутке тоже не мешало бы. Но Миланья только отмахнулась — зачем в деревне пальто, бабам в укор, что ли? Мне, говорит, и тулупчика хватит, буду как все. Машутка из своей деревни приехала отца поздравить, тоже отказалась:

- Купите лучше радиоприёмник себе на эти деньги.

Приёмник был давней мечтой Василия. Конечно, репродуктор на столбе возле конторы работал исправно, ровно в 7.00 каждого утра сторож Михалыч включал тумблер и над селом начинал звучать голос диктора или бодрые песни. Но хотелось свой, чтобы сидеть рядом с тихо бормочущим аппаратом и неспешно слушать его, не упуская ни единой мелочи в новостях, наслаждаться голосами московских артистов в литературных постановках.

Купили, водрузили на этажерку на видном месте. Милаша накрыла его затейливой накидкой из расшитой ткани с кружевными оборками, чтобы ни единая пылиночка не садилась. В первый же вечер после покупки пришли гости, удивлялись, мечтали завести такой же себе, слушали внимательно передававшийся в это время радиоспектакль.

- И правда, совсем не то, что на столбе слушать!

- Да какое там слушать! - отмахивались бабы. - С ведрами бежишь от колодца скорей-скорей, не до театров.

- Культурно… - вздыхали мужики.

Так в доме Карпуховых появился ещё один член семьи — с деревянным корпусом, тканевым динамиком под затейливой решёткой и блестящими ручками.

- Хорошо, ровно… - с улыбкой сказала Милаша, глядя, как Василий укрепляет на стене рамку с фотографиями. - Теперь всё время перед глазами.

- Это верно… - вздохнул Василий, прислушиваясь к сводке новостей, звучащей из динамика.

- Вась… Как думаешь, война будет? - тихо спросила Миланья, и улыбка сползла с её лица.

Василий снова вздохнул, крякнул, будто мучила его боль от старой раны, не ответил.

- Вот и я думаю, что будет… - Милаша положила руку на плечо мужа. - Как думаешь, выстоим?

- В этом не сомневайся, выстоим. Однако трудно будет. Под немцем вся Европа.

- А… до станицы-то нашей не дойдут они? - голос Миланьи стал ещё тише.

- Не допустят. Красная армия готова ко всему. Бои будут у западных границ.

- Может, написать нашим, чтобы детишек сюда привезли? Всё спокойнее будет и нам, и им.

- Без паникёрства! Эдак все побегут сломя голову. Паника хуже пожара! - строго сказал Василий, потом голос его смягчился. - Пригласить-то можно на каникулах отдохнуть, а там уж пусть решают сами. И гляди, про войну-то ни словом в письме не упоминай! И намёков не делай!

Однако не успело письмо уйти, как пришла страшная весть.

- Вася… - Милаша сломя голову бежала к огородам, где муж старательно окучивал кустики картошки. - Вася!

- Ты чего? Босая-то? - Василий удивлённо посмотрел на неё. - Чего стряслось?

- Война… Сейчас объявили… по радио…

Голосила, билась на руках у соседок высокая сухопарая старуха:

- Сыночек мой, сыночек! Яшенька, родненький!

- Ну что ты, Марьюшка, что ты! - пытались её успокоить женщины.

- На границе ведь он, под самым Брестом. И невестка с внучками. Как же они теперь! Ой, горе-то…

- Да не хорони ты их, Марья! Даст Бог, все живы!

Через несколько дней село приехал милиционер, прямиком к учителю в дом пришёл:

- Товарищ Карпухов, вы обязаны в пятидневный срок сдать свой радиоприёмник в органы Наркомата связи!

- Как это «сдать»?! - не понял Василий. - Почему? Зачем?

- Постановление Совнаркома. Радиоприёмники могут быть использованы врагом во вред Советской власти. Завтра в газетах опубликуют текст.

- А как же новости? Где нам получать новости о положении на фронте?

- Есть громкоговоритель на улице, слушайте его.

Каким образом враг может использовать его личный приёмник, Василий не понимал, однако аппарат в райцентр отвёз. Возле военкомата толпились люди — молодые мужчины с сосредоточенными, серьёзными лицами, старики, обсуждавшие начавшуюся войну. Голосили бабы, плакали ребятишки. Пристроился к старикам и Василий, слушал, курил, однако в разговоры не ввязывался.

- Кто следующий? Чего стоишь? Не задерживай! - кто-то впихнул его в двери.

- Тебе чего, отец? - военком устало поднял на него покрасневшие от бессонницы глаза. - Сына мобилизовали? Или внука?

- Меня… Я про себя узнать хотел.

- Батя, тебе лет-то сколько?

- Шестьдесят два.

- Так ты призыву не подлежишь. Не отрывай время, проходи, без тебя забот хватает!

- Так я… в гражданскую воевал. Опыт есть. Может, пригожусь?

- Добровольцем, значит, хочешь… Ты кто по профессии?

- Учитель.

- Иди, товарищ учитель, в районный отдел народного образования. Там получишь задание. У вас, учителей, теперь свой фронт будет, ничуть не менее важный.

- Так как же…

- Идите, товарищ, не мешайте работать! В районо идите!

Василий вышел, потоптался у крыльца, глядя на пляшущего вприсядку мобилизованного мужичка, в глазах которого, однако, было вовсе не веселье, а какая-то отчаянная решимость, потом направился к зданию районо.

- Василий Прохорович, добрый день! К самому? - приветливо спросила секретарша. - Идите, как раз сейчас у него никого нет.

Василий прошёл в кабинет заведующего.

- Здравствуйте, Михаил Петрович.

- А, Карпухов! Входите, входите! - начальник поднялся из-за стола, протянул руку, здороваясь. - Приехал узнать, какие перед нами задачи стоят? Или так, проездом?

- Да всё сразу. Велели радиоприёмник сдать, вот и привёз его. А я ведь только недавно купил. Премию свою потратил.

- А, да, на временное хранение. Есть такое постановление. Жаль, конечно. Но что делать, жестокая необходимость, - начальник сел, пригласив жестом Василия последовать его примеру. - Получишь обратно, как только разобьем фашистов.

- Вот никак не могу я взять в толк, каким образом враги могут ими воспользоваться. Объясни мне, тёмному человеку.

- Объясню. В Прибалтийском военном округе, например,враги по радио распространяли ложную информацию, создавая в народе панические настроения.

- Ложную информацию? - хмыкнул Василий. - Чем ещё можно напугать людей, над головами которых летают вражеские самолеты и на которых сбрасывают бомбы?

- Э, не скажи. Знаешь, почему Франция была взята Гитлером за 38 дней? В том числе благодаря радио. Нацисты использовали его для создания паники. Французскому обывателю сообщали, что немцы уже прорвались в тылы, что командование отдает неправильные приказы, что Франции уже нет. Тысячи жителей бросились бежать, перекрыв дороги, по которым должны были передвигаться войска. Военные получали ложные сообщения о том, что соседние части уже капитулировали. В общем, создавался хаос и ощущение, что всё пропало. В результате вполне боеспособные части, имевшие возможность отражать нападение, просто складывали оружие. Вот чтобы не допустить этого, было решено изымать приёмники. Все новости, какими бы они ни были — горькими или радостными, главное правдивыми, - будут сообщать официально по проводному радио. У вас ведь есть в селе репродуктор?

- Есть.

- Вот и отлично. Вот что, Василий Прохорович, забудь про свой приёмник. Перед нами, учителями, теперь стоят очень важные задачи. Начало учебного года, видимо, придётся переносить. В сентябре нужно будет помочь с уборкой урожая. Мобилизация заберёт очень много мужчин, на их место встанут женщины и дети.

- Да ведь малыши у меня! Начальная школа!

- Мы не должны потерять ни зёрнышка, Василий Прохорович. Нам армию кормить, нам рабочих заводов кормить. И, по всей видимости, будет много эвакуированных. Готовьтесь к этому.

Первые беженцы в Шумаковке появились уже в начале осени. Три измученные женщины с ребятишками на руках и пожилая семейная пара, ещё сохранившая остатки городского лоска. Всех разместили на квартирах у селян, женщинам нашлась работа в совхозе, а малышей определили в детский сад. Старики тоже без дела не сидели, хотя и с трудом привыкали к тяготам деревенского быта.

Весь август и сентябрь школьники пропадали в полях и на току. Хлеб жали серпами. Были бы постарше — сели бы за штурвалы комбайнов, но для комбайнов они были слишком малы, а потому взяли в руки инвентарь своих бабушек. Для серпа нужна сноровка и сила, которых в детских ручонках было мало. Однако ничего, старались. Пришло время — вооружились лопатами и копали картошку на совхозном огороде. Помогали ребята совхозу чем могли. Уставали смертельно, валились с ног, едва добравшись до дома, но не жаловались. В их маленьких сердечках была вера, что они, пусть понемногу, помогают ушедшим на фронт отцам бить врага.

В октябре, ближе к концу его, когда землю уже прихватывали морозы, а ледяные ветры пробирали до костей, управляющий Мокей с несколькими женщинами возил хлеб в Оренбург на городской элеватор. Вернулся сам не свой:

- В городе полно эвакуированных заводов. Из Киева, Великих Лук, Витебска, Гомеля, Одессы, Полтавы, Днепропетровска… Всех не запомнил. Я вечером, пока бабы обоз стерегли, по городу ходил. Своими глазами всё видал. Уже работают, братцы!

- Погоди, как работают? - с недоумением переспросил кто-то из стариков. - Завод построить — это тебе не сарай поставить!

- Работают. Выдают продукцию для фронта.

- Да где же? В Оренбурге, поди, столько корпусов-то под них нет!

- Какие в цехах местных артелей, а какие в чистом поле под открытым небушком. Братцы, я такого не видал никогда! По столбам фонари светят, станки рядами стоят, всё грохочет, гудит. Костры горят, чтобы рабочим погреться можно было. Близко не подойдёшь, кругом охрана, а издаля видно.

- Эх ты-ы… А ведь зима скоро. Дай Бог, если снег поздно ляжет и дождей не будет. А коли к холоду ещё и непогодь добавится, тогда не сладко рабочим придётся.

- Эвакуированных в городе тьма, - продолжал Мокей. - Кто по домам расселился, а кто в землянках устроился. На вокзале — не протолкнуться, люди спят на полу, там же больные лежат. Грязные, вши по одежде ползают. Как бы тиф не пошёл…

- Ох, Господи… - прошептал кто-то.

- Продукты на рынке есть, только цены на всё — не подъедешь.

- Их, эвакуированных, хоть кормят? Где же брать бедолагам продовольствие, ежели цены такие? - утёрла слезу одна из женщин. - Мы-то тут найдём какую травинку, не помрём, а они?

- Вот что, Мокей! - подал голос Василий. - Бери нашего телка, которого на зиму растили. Поедешь на элеватор в следующий раз, отвезёшь мясо на какой-нибудь завод.

- И мою бери!

- И мою!

- Погодите, братцы, - махнул рукой Мокей. - Одним телком весь завод не осчастливишь, а у нас ещё впереди…

- Что?!

- Эвакуированных нам принимать ещё. Много. Расселять будем по избам. Эх, знать бы загодя… С лета бы землянок нарыли. Да что уж теперь! Каждому двору придётся взять семью, а то и две. И продовольствием их обеспечивать нам самим придётся.

Тихонько лила слёзы в стороне Марья, думая о ненаглядном своём сыночке Яшеньке, не подававшем вестей с самого начала войны, о невестке и маленьких внучках, которых с радостью приняла бы она в своём доме. Печалилась и Миланья — как там родные в станице… В письмах-то всё хорошо — тревожно, но в целом благополучно. Да ведь если и худо, они не напишут!

Эвакуированных привезли в декабре. Недавно созданный эвакопункт приступил к разгрузке вокзала и расселению беженцев. Дошла очередь принимать людей и до Шумаковки. Но прежде этого случилось чудо.

Марья, выплакавшая глаза по пропавшей семье сына, получила телеграмму: «Встречайте, еду детьми».

Продолжение следует...