Зал ожидания

Возможно ли, что дано некое иное, которое по природе есть чистая возможность…

Джованни Пико делла Мирандола

Я пробыл в этом зале ожидания совсем недолго, всего каких-нибудь лет десять, в то время как иные проводили в нём всю свою жизнь.
Не стану притворяться прирождённым прагматиком – нигде более я не чувствовал себя столь благодушно и одушевлённо. Впрочем, иначе и быть не могло: здесь всё располагало к мечтательному состоянию души, настраивая её на возвышенный и романтический лад.
Взять, к примеру, убранство зала. На первый взгляд оно не отличалось какой-то особенной декоративностью и роскошеством, однако было по-своему примечательно и интересно. Чего только стоили длинные скамейки из орехового дерева, украшенные непонятной буквенной вязью на массивных спинках и отполированные до блеска неослабевающим людским потоком. И вот что странно: сколько бы уповающих и страждущих сюда не входило, на скамейках им всегда находилось место, и я бы не рискнул утверждать, что в зале наблюдалась хоть какая-нибудь скученность или толчея. Соседи мирно сосуществовали рядом, иногда вступали в доверительные беседы, не забывая при этом напряжённо вслушиваться в сообщения громкоговорителя, дабы случайно не пропустить своё имя.
В зале было не только уютно, но и много света. В тёмное время суток его освещали тяжёлые подвесные люстры под потолком, ярко сверкающие хрустальными нитями прихотливой огранки, а с рассветом зал заполнялся ровным тёплым дневным светом. Свет врывался сюда через огромные арочные окна, в верхних полукружиях которых были встроены витражи в затейливых свинцовых переплётах. Конечно, стёкла на окнах потускнели от времени и сделались почти матовыми, но не утратили прежней проницаемости для лучей солнца. Правда, через эти стёкла всё происходящее за окном виделось туманным и расплывчатым, только оно и так было хорошо знакомо всем собравшимся здесь людям, вознамерившимся отправиться из своей привычной повседневности в иное, счастливое и беззаботное будущее.
– Вы здесь почему, – помнится, спросил меня сидящий слева пожилой мужчина в кирзовых солдатских сапогах, ни на секунду не выпускавший из рук своего объёмистого заплечного мешка.
– Да вот, хотелось бы перебраться туда, где моё любимое занятие, которым я вынужден заниматься лишь изредка, стало моим надёжным и постоянным делом.
– А-а, – протянул соседствующий интересант, – ну тогда не ждите, что скоро услышите своё имя в числе тех везунчиков, кого приглашают к выходу.
Меня нисколько не смутило его замечание, поскольку я думал иначе и был наполнен волнительным трепетом безоблачного ожидания.
– А Вы, я вижу, собрались очень далеко? – спросил я в ответ любознательного обладателя кирзовых сапог.
Тот как-то замялся и ответил вовсе не так, как я предполагал.
– Видите ли, сам не могу понять почему, но я, при всех своих стараниях, вечно оставался не отмеченным начальством. Что бы я ни делал, к каким бы поручениям не был назначен, – всегда оставался в тени и забвении, в то время как другие за то же самое неизменно получали награды и поощрения. Один мой сослуживец рассказывал, что где-то есть такие страны, где всё по-честному, всё по справедливости, и за всяким содеянным добрым делом следует почёт, уважение и благодарственное отношение.
Я сочувственно покивал и перевёл свой взгляд на соседей, сидящих напротив нас. Это были совсем юные девушки, нетерпеливо ерзавшие на месте и замиравшие при любом объявлении из громкоговорителя. Между ними, порой, возникала оживлённая пикировка, в которой по большей части упоминались какие-то имена парней или перечисление мужских достоинств, которые имели для них наибольшую ценность. Достоинствами, о которых шла речь, я наделён не был, поэтому мог спокойно наблюдать за ними, не вызывая у них никакого ответного интереса. Однако наблюдение моё преимущественно имело характер кратких эпизодов, поскольку девический состав группы постоянно менялся, так как сообщениями по залу вызывалась то одна, то другая девушка. Вскоре я обнаружил, что девушки отсюда надолго не исчезали и через некоторое время вновь объявлялись в зале. Причём вернувшиеся, нервно осмотревшись по сторонам, стыдливо избегали своих прежних подруг по ожиданиям, и старались разместиться где-нибудь поодаль от былой компании.
Зато соседка справа явно проявляла ко мне повышенный интерес. Это была классическая насельница питерских коммуналок, одна из тех, о которых принято думать, что они не исчезают с мест общего пользования ни днём, ни ночью, устраивая сожителям бесконечные шумные свары и пустопорожние разбирательства. Я старался её не замечать, избегал даже смотреть в её сторону, но это у меня получалось плохо.
– Ты, молодой человек, верно, вообще не уважаешь старших. Нос воротишь, вишь, грамотной какой сыискался! Нет-де, совета бы испросил, поинтересовался, как, мол, дела обстоят, здоровьице у меня как.
– Простите, посчитал такое вмешательство неуместным. Но если Вы позволяете затронуть тему Вашего здоровья, то тогда я поинтересуюсь.
– Издеваться надумал! Не дождёшься!
– Напрасно Вы так. И без лишних вопросов понятно, что раз Вы здесь, значит, есть какие-то проблемы, требующие решения. А участие моё здесь совершенно бесполезно.
– Да!.. Два! Умник какой нашёлся, сам, небось, и дверями хлопаешь, и ногами шаркаешь и ржёшь как лошадь. Чего только с тебя ни станется! И сюда зачем-то припёрся, как будто ждёт тебя кто. Тоже, верно, хочешь урвать чего по-тихому!
Возможно, кто-нибудь удивится, но меня совсем не возмущают подобные люди. Я почитаю их глубоко несчастными, ибо их раздражает решительно всё, и они ни на мгновение не пребывают в спокойном расположении духа. По моим прикидкам в зале таких собралось немало, хотя они не портили общей картины волнующего ожидания, которая, так или иначе, вырисовывалась в сознании всякого, кому случилось здесь оказаться. А здесь были и тихие, ушедшие в себя визионеры, и праздные мечтатели, прекраснодушно ожидавшие счастливого завтра, и наивные простофили, легкомысленно воспринимающие всё на свете… Расчётливые и умные искатели благоволения Фортуны, разумеется, здесь тоже были. За десять лет мне удалось повидать здесь разных людей, но ненадолго задерживались здесь только те, которым совершенно не нужно было сюда заходить. Да и я, наверное, оказался здесь случайно, скорее всего, по ошибке. Иначе зачем навязчивым издевательским рефреном звучали во мне строчки поэта испанского «Золотого века» Бернардино де Ребольедо:

Анна, будь умней немного,
Ты творишь молитву зря.
То, что просишь ты у Бога,
Попроси у звонаря.

Звонарь здесь у всякого был свой, – обычно представимый некоей абстрактной, реже конкретной сущностью. Но для тех, кто наделял свои желания сакральным, метафизическим смыслом, зал ожидания стал местом постоянного проживания. Такие люди не ищут счастливого случая, способного изменить жизнь к лучшему, а жаждут переписать под себя законы целого Мироздания. Это только на первый взгляд кажется, что они требуют справедливости и порядка, тишины и уважения. На деле они желают изменить мир, устои бытия и саму природу всего живого. И очень хорошо и правильно, что в зале ожидания никогда не звучат имена ни коммунальных склочниц справа, ни честолюбивых служак слева.