Деревянные пули. Побег Гудима

                Глава двенадцатая
                Побег Гудима

           - Кто такой Галайкин? – майор японской разведки с раздражением спросил Кешу Косого.
       – Пока не выяснили, но этот вопрос в разработке, - машинально ответил тот.
       Самурай прикоснулся к лезвию меча. Слегка наклонился и посмотрел, как в зеркальце, на своё отражение. Погладив голову, приподнял подбородок, покрутил головой, остановил свой взгляд на Косом. И, стараясь как можно чётче выговаривать русские слова, произнёс:
      - Вам и Васильеву необходимо как можно быстрее выяснить всё об этом человеке.               
      – Будем стараться, - отчеканил Кеша.
      – Старайтесь, или постарается он - перевешает вас, господа, на уличных фонарях. Кстати, вы не скажете, почему в городе перебои со светом?
      – Выясним! 
      - Как проходит операция по захвату господина Дрогошевского?
      – Наш агент вошёл в доверие к бандитам. В ближайшее время схватим.
      Самурай насупился, крепко сжал рукоятку меча и выпучил глаза:
      - Спешите! Спешите! И помните: его необходимо взять живым. Этого бандита нужно судить!
      – Так точно!
      – "Так точно, будем стараться, выясним", - одни разговоры! Необходимы решительные дела! – сказал он таким тоном, что у контрразведчика задрожали ноги и вдоль позвоночника пробежали мурашки.
      Тяжело дыша, Косой собирался с мыслями.
      – Пошёл работать! - зарычал самурай и рассек лезвием меча воздух над Кешиной головой.
      Перепуганный Кеша, ничего не замечая, не шёл, а летел, перешагивая через две ступеньки по винтовой лестнице чёрного хода. Только пробежав два квартала, учащённо дыша, он остановился, чтобы обдумать дальнейшие свои действия.
      Тем временем самурай попытался успокоиться. Нерасторопность русских его в последнее время сильно раздражала. Захваченный своей выдумкой, он торопился схватить Генриха Станиславовича Дрогошевского, лидера разбитой повстанческой армии. Он желал незамедлительно произвести суд над красным командиром и показать общественности скверные деяния его как кровожадного разбойника. Он верил в мудрость некоторых из богов центра мира, прекрасных островов Японии. Верил в благополучный исход начатого дела, а как может быть иначе, ведь император неоднократно напоминал своим воинам об их божественном происхождении и ответственности за свою нацию. Самурай, вложив меч в ножны, размеренно прошёлся по кабинету, у входа из лохани кружкой зачерпнул прозрачной колодезной воды, прополоскал рот и вымыл руки. Также размеренно вернулся к коврику, сложив ладони у лица, с трепетом взглянул на синичку, прыгающую по веткам дерева за окном. Только проводив взглядом улетающую птицу, уселся на коврик и прикрыл глаза. Представил цветущие деревца сакуры. Тоска по близким людям, проживающим на родине, тронула его сердце, но японский разведчик не был склонен обсуждать жизнь. Она прекрасна! Он был рад принимать её такой, какая она есть, и не намерен осуждать решения императора. Наоборот, разведчик был благодарен ему, ведь не каждый самурай сможет за короткое время продвинуться по служебной лестнице от рядового офицера до значимой личности на такой большой территории, как Амурская область.

                *  *  *
          В благовещенской тюрьме скоро выяснилось, что кто-то по ошибке внёс пытавшегося совершить побег уголовника в список политических, приговорённых к расстрелу. Только Гудим в случайность не поверил, у него на этот счёт было своё мнение: «Опасного свидетеля ликвидировали». Степан Иванович вновь воспрянул духом и принялся обдумывать новый план побега.    
        Прошёл первомайский праздник, праздник рабочих и беднейшего крестьянства. Японцы с белогвардейцами тоже немного успокоились. Именно на это и рассчитывал Степан Иванович Гудим. Пятого мая тысяча девятьсот девятнадцатого года заговорщики бежали. Хрунов, наряженный в форму надзирателя, беспрепятственно миновал проходную. Вышел он из тюрьмы спокойно, так как его пропускал Наумов. А вот Степану Ивановичу пришлось выходить рискованно, так как в обеденный перерыв Наумов сменился, и вместо него заступил на вахту другой надзиратель, который не был посвящён в план побега. Правда, Наумов при смене предупредил заступающего надзирателя о том, что якобы какой-то солдат зашёл в контору за справкой и, когда служивый будет выходить, его необходимо пропустить. Только заступивший был довольно педантичным служакой, или что-то его насторожило, и, когда наряженный в форму солдата Гудим проходил через проходную, он все-таки остановил его. Покрутив документы в руках, поинтересовался:               
        - А ну-ка, поведай, по какому делу хаживал?
        Гудим почесал затылок и посмотрел в сторону Наумова. Тот стоял недалеко, пережевывая с хлебом кусочек сала, любуясь солнцем, наблюдал за происходящим. Ведь он перед выходом предупредил Степана Ивановича, что если надзиратель не поверит, его следует схватить, заткнуть рот, связать руки и ноги, бросить в ближайший овраг, а самим бежать.               
         – Вот хотел к вам пристроиться, в госпитале признали к армейской службе негодным, - ответил Гудим, желая оттянуть время схватки, - заходил взять необходимую справочку.               
         – Ну, поступай, мы хоть пореже в смену ходить будем, - возвращая документы, решил надзиратель. 
        – Я-то рвусь, вот только с бумагами маеты много, - пожаловался Иванович.
        – И то верно, - согласился собеседник.
        Гудим, убрав в нагрудный карман пропуск, отправился по дороге, ведущей в город. Наумов на время отвлёк надзирателя. Из условленного укрытия ближайшего оврага вышла пара надзирателей: Хрунов и Тимошов. Эти двое тоже поспешили в Благовещенск.  Доев сало, попрощавшись с коллегой, последний раз взглянув на проходную благовещенской тюрьмы, Наумов засеменил вслед за товарищами. 
               
                *  *  *
           Седьмого мая на улице Чигиринской в доме 41 состоялось первое заседание боевого штаба под руководством Галайкина. Обсуждались следующие вопросы: связь с милицией, организация паспортного отдела для изготовления фальшивых документов, восстановление работы Красного Креста, приобретение печатей и штампов районных и центральных белых учреждений. Руководство Красным Крестом в городе было поручено Подглазову; изготовление паспортов – Ткаченко, Белокопытову и Тарасову; связь с милицией районные организаторы устанавливали по районам. Решено было внедрить группу подпольщиков в отряд особого назначения для подрыва боевой готовности белых. Петрову поручалось изготовление документов, освобождающих необходимых товарищей от службы в колчаковской армии.
               
                *  *  *
        Нина Лебедева уезжала в Хабаровск.               
        Провожали её Жуковский, Гулевич и Шишова. Руководитель максималистов Благовещенска был доволен, что анархисты выкупили Илью Гулевича. Единственное, что удручало его, - то, что приговор по ликвидации Кеши Косого не приведён в исполнение. Он считал: пока этот контрразведчик жив, подпольная организация находится в опасности. Уход Нины с работы затруднит выполнение данной задачи. Но над Лебедевой нависла опасность разоблачения, именно поэтому областное бюро партии вынесло решение - немедленно покинуть город.
       - Всё хотел тебя спросить и как-то не решался, - чуть слышно промолвил Жуковский.
       – Да будет вам. Не скромничайте, спрашивайте, - хихикнув, подзадорила мужчину девушка.
       – Ходят скверные слухи о Мухине.
       -  Какие?
       – Вроде он не выдержал пытки и дал согласие сотрудничать с белыми паскудами, - едва слышно произнёс лидер максималистов Благовещенска.
       – Глупости! – рассмеялась Нина. - Он дал согласие, а они его в расход? Если бы он нас выдал, вы бы сейчас меня не провожали.
       – Слышал, есть протоколы допросов, - не успокаивался литератор.
       – Протоколы можно подтасовать, - заулыбалась Лебедева и направилась к подножке вагона, но в какой-то момент остановилась, повернулась к поэту, проговорила: - Вы, как литератор, прекрасно об этом знаете. Писатели могут использовать документы для художественного вымысла, а мошенники подтасовывают документы, в том числе и политические.
        Она, довольная, счастливая, вошла в вагон и принялась махать провожающим.