Подарок для Маруси

Посвящается
Новиковым
Виктору Константиновичу
и Марии Степановне –
моим папе и маме.

Июльский день был хорош! И настроение у Вити отличное. Он прибежал с работы раньше отца, успел умыться и сменить рубаху. Мама на летней кухоньке под старой абрикосиной пекла блины – их запах доносился до Витиного носа, который он в этот момент разглядывал в тусклом зеркальце, висящем в доме на дверном косяке. На носу краснела свежая царапина – потянулся за обувной колодкой, лежавшей на верхней полке, а она сама спрыгнула, да прямо на нос…
И как теперь показаться Марусе? Будет допытываться. И ни за что не поверит про колодку, скажет, что опять сцепился с Колькой. Но даже это не портило настроения – сегодня суббота, можно гулять с любимой до рассвета. Завтра выходной, мама не разбудит на работу спозаранку. Разве отец найдёт какое дело во дворе…
А вот и он – хлопнула калитка, послышались размеренные шаги и от летней кухни донёсся голос:
– Мать, где Виктор?
Мама что-то негромко ответила. Шаги послышались уже у самой двери дома, где затаился парнишка.
– Вот ты где. А рубаху новую зачем надел? – И не дожидаясь ответа сына, озабоченно проговорил:
– Собирайся, мать повечерять уже приготовила, быстро поедим, и в путь. Позвали в Чистенькое печь сложить. Если через час выйдем, к полуночи там будем, до рассвета поспим. За воскресенье надо успеть печь сделать, чтоб к ночи домой вернуться.
Витя от неожиданности шлёпнулся на кушетку, расстроенно глядя на отца. С тех пор, как старший брат Степан, отслужив срочную, остался в Херсоне, где уже даже успел жениться, отец стал брать в подмастерья младшего – Витю. Константин Николаевич славился на весь город своим искусством класть печи. В послевоенное время городские окраины и ближние к городу деревни стали прирастать целыми улицами веселых домиков на 2-3 окошка по фасаду, да чтоб обязательно с палисадником, да с высокой кирпичной трубой – печь в доме – главная по уюту и теплу.
Грустно поплёлся Виктор в спаленку – менять нарядную рубаху на рабочую… В среду, 27 июля 1949 года, Марусе исполнится 20 лет. Юноша хотел съездить на своём знаменитом велосипеде на рынок – купить подруге подарок. Он давно присмотрел ей в лавке часовщика маленькие золотые часики, похоже, трофейные – на тонком красном кожаном ремешке. Он уже представлял себе, как будет надевать их на смуглую Марусину ручку, а потом обязательно поцелует её… Денег он уже накопил. Хорошо, что было несколько шабашек, деньги за которые можно не отдавать маме. С зарплаты ему не хотелось просить на подарок для девушки.
Напрасно будет стоять сегодня у калитки черноглазая Маруся, а потом обиженно надувать яркие губки. Витя хотел было сбегать – всего-то на соседнюю улицу, предупредить девушку, но отец заторопил его:
– Иди, на кухню, ешь быстро, да узелок с едой у матери не забудь взять.
А сам пошёл в кладовку доставать мешок с инструментами и брезентовыми фартуками.
Юноша поплёлся на летнюю кухню. Попросить мать, чтоб сказала девушке, что он ушёл с отцом на заработки, Витя не мог. Не одобряла его выбора строгая мамаша…
Торопливо глотая блины и не замечая их вкуса, хотя всего несколько минут назад с вожделением вдыхал запах маминой стряпни, парень придумывал, как ему предупредить любимую. В кухню вошёл отец, не присаживаясь, съел три блина, залпом выпил тёплый компот, благодарно кивнул жене, тронул сына за плечо: пошли!
Оторвав от кулька с конфетами небольшой кусочек вощёной бумаги, Витя завернул в него несколько жёлтых конфет-подушечек и спрятал в карман. Поцеловав мать в макушку, – мама была маленькая – как раз наклониться и чмокнуть в пробор, он выскочил за калитку вслед за отцом. Тот уже заворачивал за угол их улицы.
И тут под ноги парню прикатился мягкий комок с руками, ногами и головой в огромной клетчатой фуражке. Витя подхватил под мышки дёргающегося пацана, который тем не менее, не выпустил хворостину, зажатую между ног – коня не потерял!
– О! Маршал, привет! Ты-то мне и нужен.
Поставив мальца на ноги, но не отпуская его плечо – конь-то норовистый у пацана – того и гляди – ускачет, достал из кармана свёрточек с подушечками, показал мальчишке:
– Конфет хочешь?
Тот, блестя глазами, кивнул.
– Тогда беги к Марусе, скажи ей, что я с отцом ушел на заработки. Вернусь завтра поздно. Пусть не ждёт.
Пацан ещё раз мотнул головой, не сводя взгляда с конфет. Засунув по одной подушечке за каждую щёку, пуская сладкие слюни, он взвился на своего скакуна и понёсся с горки по мостику через речку – к дому Маруси.
А Витя, поправив на плече котомку с едой, которую дала мать, побежал догонять отца. Пристроившись рядом с родителем, поймал его ритм, зашагал в ногу.
Конечно, можно было бы поехать на велосипедах – у Вити был отличный немецкий, трофейный – в последние дни оккупации он нашёл это новенькое чудо в брошенном фашистами штабном вагоне. А отцу совсем недавно вручили железного коня за отличную работу. Но ехать в темноте по бездорожью – то ещё удовольствие.
Отец шёл молча, видимо, обдумывая план предстоящей работы. А Витя с улыбкой вспоминал мальчишку. Смешное прозвище у него. А почему?
Константин Жуков – отец мальца – пришёл с войны в начале августа 1944 года после госпиталя – комиссовали под чистую. Как положено, неделю покуролесил. И вдруг женился на тихой соседке Соньке. А через девять месяцев, как раз 9 мая 1945 года, родился Георгий Константинович Жуков. И прозвали его Маршалом Победы. А для краткости – просто Маршал.

***
К месту добрались уже за полночь. Хозяин дома дожидался мастеров, сидя на завалинке. Благо вечер выдался тёплым. У ног его дремал страшного вида лохматый пёс. Когда путники подошли, пёс вскочил и предупредительно рыкнул, но не залаял. Витя протянул руку к уху собаки, за которое цепко держался прошлогодний репей.
Хозяин повернулся к парню предупредить, что кобель злющий и чужих не любит, да так и застыл с открытым ртом. Витя, присев на корточки, уже осторожно вынимал из свалявшейся шерсти зверя колючки, другой рукой почёсывал его за ухом. Пёс жмурился от удовольствия, тихонько повизгивая.
Собак, да и всякую другую живность Витя любил с раннего детства. Перед войной и потом, когда фашисты пришли на родную землю, они с отцом пасли соседских коз и овец – как-то надо было жить в эти тяжёлые годы. Погонят, бывало, стадо подальше от жилья, за холмы – к Веркиной пещере, – и до самого вечера. А если коза или овца окотится, ягнёнка или козлёнка оботрут травой – и за пазуху. Так и сидит там тёплый комок, а мамка рядом ходит, блеет. Покормит раза три за день, а к вечеру он окрепнет и сам за ней побежит, смешно вскидывая задок.
И всегда с ними был верный пёс. Только в войну не везло с собаками. Уж очень фашисты не любили дворняг. У них-то – страшные овчарки. Вот однажды и разодрала такая Витиного Рекса. Ещё один – Туман – попал под танк. Колона их шла с таким грохотом и пылью, что пёсик растерялся, кинулся в одну сторону, в другую и угодил под гусеницу.
Витя, тогда ещё совсем мальчишка, плакал три дня, пока отец не принёс ему завёрнутое в грязное вафельное полотенце розовое существо с короткой розовой же шерстью. Или это так казалось, что шерсть была розовой? Мальчик выхаживал нового питомца, как самая заботливая мать. Несколько дней кормил через тряпочку, в которой был хлеб, размоченный в козьем молоке. А когда пёсик научился сам лакать из плошки, следил, чтобы он не переедал. Когда щенок припадал к еде, его невозможно было оторвать, пока на язычке не исчезала последняя капля молока. Тогда он обиженно поднимал на хозяина свои круглые синие глаза: неужели это всё?
Витя смеялся – животик у его питомца раздувался, как шарик и был таким же прозрачным, только лапы торчали в разные стороны. Так и пришлось назвать его Шариком.
Этот пёс и сейчас жил у них во дворе. Он уже не был тем смешным розовым щенком. Шерсть была гладкой, блестящей. На голове и шее – чуть темнее, к хвосту и на лапах – почти белая, слегка золотистая. И только животик оставался таким же розовым и круглым.
Засыпая на веранде ещё недостроенного дома, куда они с отцом пришли час назад, Витя подумал: не забудет ли мама налить воды Шарику…

***
Петух заорал прямо в ухо – так показалось парню. Вроде бы только заснул, а уже рассвет. Отец закашлялся на лежанке напротив – пыльно было в их временном пристанище.
Появился хозяин, показал, где умыться и оправиться. Потом хозяйка позвала завтракать.
Быстро поели, осмотрели место будущей печи, обсудили детали. Виктор отправился готовить раствор, а отец с хозяином немного поспорили о качестве кирпича.
Работа закипела. Виктор замешивал раствор, подносил кирпичи отцу, подавал инструменты. И присматривался к тому, как и что делает мастер. А сам всё время думал о Марусе. Конечно, она обидится на него. Скоро Виктору идти в армию. У них может, и остался всего-то месяц. А там – три года разлуки. Она обещала ждать, но ведь три года! И подарок! Работу Виктор заканчивал, когда рынок и все лавчонки на нём уже были закрыты, значит купить часики до среды, он не успеет…
Зачерпнув воды из колодца, юноша посмотрел на своё отражение в ведре: худое лицо, нос с царапиной, чуть наметившиеся усики, большие уши… И что нашла в нём красавица Маруся? Вот только голубые глаза – добрые и ясные. Юноша улыбнулся своему отражению, а солнечный зайчик, отразившись в колодезной воде, ослепил его, словно намекая: не потеряй голову от любви!

***

До обеда успели сложить печь с духовкой, установили чугунную плиту с двумя конфорками для кастрюль и сковородок. Теперь надо было строить дымоход. Хозяин хотел, чтоб дым пошёл внутри стены, которая разделяла кухню и зал – так было бы тепло в обеих комнатах.
Константин Николаевич ходил с уровнем вокруг уже готовой печи, поглядывая на хозяина и прикидывая, успеют ли они с сыном воплотить все хотелки заказчика. Но делать нечего – взялись, надо заканчивать. Не тащиться же в такую даль ещё раз.
А Витя вышел во двор, где хозяйка накрывала стол к обеду под навесом летней кухни. За кухонькой был сад с уже наливающимися яблоками. Юноша залюбовался спелыми плодами, пошёл посмотреть, что ещё есть в саду. Он, не переставая, думал о том, что же делать с подарком. Хорошо, если Маршал предупредил Марусю, и она не очень обидится на него за пропущенное свидание. Но ведь двадцать лет! Он так хотел порадовать любимую!..
За летней кухней был ещё один навес. Там стоял старый диван, самодельный стол на козлах, какой-то пузатый сервант с разбитыми стёклами. В уголочке в кресле-качалке, укутанная в вязаную шаль, дремала старушка.
– Доброго здоровья, бабушка! – Поздоровался Витя, сняв свою серую кепочку, и слегка поклонившись.
Руки женщины задвигались, стали перебирать бахрому шали. Потом она открыла глаза и посмотрела на юношу.
– Ты кто?
– Печники мы с отцом, печь в доме кладём.
– А зовут тебя как?
– Виктором, бабушка.
Старушка помолчала. Глаза её осматривали молодого человека: вот взгляд быстро пробежал по ладным сапожкам, хоть и со следами раствора, но изначально чистыми (хоть и торопились они с отцом начать работу, а Витя всё же успел утром стереть пыль ночных дорог со своей обувки). Потом женщина осмотрела руки – крепкие, загорелые, умелые. Когда она глянула прямо в синие глаза парня, у того остановилось дыхание. Ему показалось, что эта старая женщина узнала о нём всё в этот миг. Парень залился краской, но взгляда не отвёл.
– Девушку твою как зовут? – Неожиданно спросила старушка.
– М-Маруся. – Слегка запнувшись, сказал он.
В это время раздался голос отца, звавший его обедать.
– Иди, но, когда будешь уходить домой, обязательно зайди ко мне ещё раз. – Сказала женщина и закрыла глаза.

***

Во время обеда хозяйка не садилась с мужчинами за стол – то подавала им, то уходила в сад с тарелкой и чашкой. Видимо, кормила старую женщину.
На вопросительный взгляд Виктора коротко ответила:
– Тётю досматриваю. Она нам дом свой отписала. Вот, пристрой себе делаем. – И вздохнула: успеть бы до зимы.
После обеда работали очень быстро. Торопились закончить до темноты, чтоб отправиться в обратный путь. Хозяин обещал довезти их на телеге до города, а уж до дома – сами. Ну, хоть в телеге можно будет немного вздремнуть, ведь завтра утром на работу.
Управились раньше, чем предполагали. Хозяин был доволен – печь затопили, дым сразу же потянуло в трубу со свистом. Отец отказался от ужина – домой торопились. Хозяйка приготовила им на дорогу лепёшек, сыру, хозяин дал бутылку своего винца.
Когда лошадь с телегой уже стояла у ворот, Витя вспомнил о старушке. И хотя отец велел ему садиться, побежал в сад.
Женщина сидела всё там же. На столе перед ней стояла миска с кашей, чашка с компотом – ужин.
Витя снял кепку, поклонился:
– До свидания, бабушка, мы уезжаем.
Женщина снова, как и днём глянула юноше прямо в сердце:
– Я не бабушка. Меня зовут Мария Яковлевна. Я была учительницей здесь. А мужа моего звали Виктором. Он погиб в Первую мировую. Глаза у него были – как твои – синие-синие…
Боясь пошевелиться, Виктор смотрел на руки женщины. А она достала откуда-то из-под шали маленький красный узелок, протянула его и сказала:
– Это Марусе на день рождения. Своих детей нам Бог не дал. А ты мне понравился.
Потом махнула рукой:
– Иди, отец зовёт.
Парень, не надевая кепки, низко склонился к руке женщины, поцеловал её и, взяв узелок, побежал к телеге.

***

Дома их ждала мама с поздним ужином, но отец и сын, умывшись, быстро улеглись спать – устали…

***
В среду Витя встречал Марусю возле швейной мастерской, где она работала. В правой реке он держал необыкновенный цветок – гладиолус. Эти удивительные растения совсем недавно появились в огородах горожан. Витя заприметил их на улице Аллейной и выпросил у хозяйки это нежно-розовое чудо, пообещав отремонтировать ей всю обувку бесплатно. В левой руке у него был красный узелок, подаренный Марией Яковлевной.
Молодые люди не виделись с прошлой недели, и сердце юноши замирало: обиделась-не-обиделась?..
Вот из мастерской выпорхнули две девчонки, за ними ещё одна… Маруси всё не было. Сначала Витя увидел край синего платья и ножку в белом носочке и синей босоножке, потом появилась его любимая.
Увидев юношу, она попыталась сделать сердитое лицо, но радость от встречи победила. Маруся подбежала, сияя черными глазами:
– Это мне?
Невозможно было не восхищаться стройной фигуркой девушки! Чёрные волосы она уложила в жгуты за ушками и убрала в тонкую сетку, которую на макушке закрепила красивым гребнем. Упругий завиток у левого виска ласкал румяную щёку. Девушка то и дело сдувала его – щекотно же!
Виктор вложил в руку любимой необычный цветок:
– Тебе. С Днём рождения!
И потянулся губами к её щеке. Но Маруся, ловко увернувшись (люди же кругом!), взяла его за руку и потянула в скверик за семинарией. Они часто гуляли здесь, знали все укромные места. У них даже была любимая лавочка – под большим кустом сирени.
Вот там она разрешила себя поцеловать. И не только в щёчку…
…Не скоро Виктор вспомнил о подарке старой женщины. Он достал красный лоскуток, развернул его и протянул на раскрытой ладони девушке.
От неожиданности и восхищения она не сразу решила прикоснуться к подарку.
На лоскутке алого бархата лежали две крохотные серёжки-гвоздики – каждая с тремя прозрачными камушками.
***

Виктор служил в армии радистом. Часто писал Марусе письма. Девушка отвечала ему на каждое. Посылала забавные открытки, свои фотографии с милыми подписями. Ждала!

Прошло три года. Тёплым осенним воскресным вечером он вернулся домой. Поцеловав плачущую от счастья маму, обняв крепкими руками отца, он бросил вещмешок и, несмотря на протестующий мамин крик, побежал на соседнюю улицу.
Маруся стояла у своего дома с двумя подругами, видимо, собирались в кино.
Увидев любимого, который, проигнорировав мостик, с разбега перепрыгнул узкую речку, девушка побежала ему навстречу.
Ветер играл её волосами, открывая маленькие ушки, в мочках которых нестерпимо блестели по три прозрачных камушка.