Она просто любила цветы

   При первой встрече я сразу понял, что она не такая, как все. Сначала Лютик показалась мне чудной, даже сумасшедшей. Но потом, я понял, что она действительно счастливый человек. Живя в нищете и постоянных насмешках, она находила в себе силы радоваться каждому своему дню и заряжать своей радостью всех близких. За это я её так чисто полюбил. Она стала самым моим близким и откровенным другом.

  Познакомились мы утром, когда мне нужно было идти в школу, но я решил прогулять и спрятаться в густых улицах деревни. Я долго бродил меж домов, но потом на меня нашёл один интересный вывод: прогуливать школу весьма скучно. Ни друзей, ни забав, и постоянно приходится прятаться за угол, если мимо проходит кто-то из знакомых взрослых.

  Мне быстро надоело гулять в полном одиночестве и я направился за посёлок, в поисках приключений и опасностей с которыми по силу справиться лишь могучим рыцарям, как я.

  За нашим поселением находился лишь весьма редкий лес с большими полянами различных грибов и ягод. На первый взгляд этот лес ни представлял никакой опасности, а поэтому показался мне весьма скучным. Цветочки, веточки, листочки это конечно хорошо, но драконы, поединки с колдунами и ведьмами, спасение прекрасных принцесс, за которыми я сюда пришёл, но не нашёл, казались мне куда интереснее.

  Я уже собирался идти в обратном направлении, как из кустов стал доноситься лёгкий шорох. "Птица"- подумал я. Но шорох стал громче, стало понятно, что в кустах прячется что-то большее чем птица.

  И хоть я всю жизнь мечтал стать героем и победить какое-то чудище, но, тем не менее, в тот момент мне стало очень страшно. А вдруг это чудище больше и сильнее меня? Я точно справлюсь?

  Сердце бешено застучалось, а из кустов что-то неуклюже вывалилось. Маленькая рыжая девочка, ненамного старше меня, на вид лет десяти. Она удивлённо хлопала большими добрыми светло-мятными глазами и смотрела на меня, как на что-то интересное, необычное, не так, как остальные смотрят на обычного деревенского мальчишку. Маленькая чудачка прожигала меня ласковым взглядом, а из маленьких кулачков сыпались семена и орешки кедровых шишек. Заметив потерю, рыженькая девчонка перебросила свой взгляд с меня на землю с семечками и стала аккуратно поднимать их и брать в свои маленькие исцарапанные ручки.

 -- Зачем тебе это? - робко спросил я, стараясь быть не таким грубым, как обычно.
 -- Посадить, -- тихо пискнула девочка, трусливо опустив голову.
 -- Зачем тебе это морока? Это глупо! - на этот раз моя фраза действительно прозвучало грубо, но девочка, судя по всему, была готова к такой реакции, и, лишь виновато пожала плечами.
 Смотря на это маленькое, обиженное моими словами, существо с ярко-рыжими, словно огненными волосами, мне стало стыдно. Я решил перевести тему:
 - Ну это наверное интересное занятие..а как тебя зовут?
 - Дрянью...
 - Это твоё имя?
 - Нет. Меня так все просто называют.
 - А какое у тебя имя?
 - Нету его.
 - А почему нету? Надо тебе имя придумать, как тебе идея?

Безымянная девочка недоверчиво посмотрела в мои темно-синии глаза и робко произнесла:
 - Давай. Только, прошу, необидное и красивое, - эта фраза навсегда засела в моей памяти, как и все её фразы, произнесённые когда-то мне.
 - Давай сейчас вместе и придумаем! - обрадовался я.

 Я видел как в этот момент её мятные большие глаза засияли от счастья. Она и не мечтала, что я могу согласиться ей помочь. Мы сидели на, ещё влажной от росы, свежей траве и обсуждали красивые варианты девичьих имён. Но ей нечего не нравилось. Это стало меня раздражать и я, не желая возиться с ней ещё несколько часов, твёрдо решил, что она должна уменьшить круг предполагаемых имён и облегчить нам нашу задачу. Решив, я прервал бурный поток её мысли своим очень даже важным вопросом:
 -Девочка, а что тебе нравится? Это поможет выбрать тебе имя.
 - Что я люблю?- девочка призадумалась, но потом уверенно произнесла- Я люблю природу, листья, траву, журчание ручья, щебет птиц и лесные тропинки. И ещё цветы. Я обожаю цветы!

 Её ответ показался мне крайне скучным и банальным. Да, учителя говорили, что нужно любить природу и всячески её оберегать, но не думаю, что кто-то серьёзно об этом задумывался и перестал поджигать сухую траву или срывать цветы с клумб. По крайней мере на меня и моих друзей эти призывы оберегать планету подействовали слабовато; вернее, никак. Мы не слушали и слушать взрослых не собирались.

 И хоть идея того, что моя предполагаемая подруга будет зваться какой-то зеленью мне не очень понравилась, но я посчитал, что это её выбор. Да и надо было наконец придумать ей прозвище.
 - Ну ясно. Тогда может стоит назвать тебя каким-нибудь растением? Ну там Фиалка или Розочка?
 - Лютик, - тихо произнесла она, и глаза её загорелись странным выражением.
 - Что? - дерзотно усмехнулся я.
 - Лютик. - произнесла она, но уже без той уверенности.
 - Это имя и не девчачье совсем. Не девчоночье.
 - Ну а что такого, по мне же итак видно, что я девочка. И без имени догадаются. Зато это имя мне очень нравится, и я, каждый раз, как меня будут называть Лютиком, я буду чувствовать себя счастливой.

 - Счастливой? Но при чём тут счастье? Это просто имя...
- Нет, не просто имя. Имена не бывают простыми. Имена нужны для того чтобы звать людей. А если людей куда-то зовут, значит они кому-то нужны. Остальным людям я и не особо нужна, а вот природе нужна. Я нужна цветам, я их поливаю в жаркие летние дни. Они всегда зовут меня на помощь. И лучше, чтобы они звали меня не Дрянью, как делают люди, а таким же цветочком как и они сами. Это как сестрёнка. А я хочу быть чьей-то сестрёнкой.

  В тот момент я не понимал, какую мудрость она сказала. Думал, что девчонка упала с какой-то высокой ветки и совсем лишилась разума. Этими словами она повергла меня в лёгкий ступор, мне явно нужно было переварить все её слова, поэтому я просто кивнул, выдавив из себя незамысловатую фразу:
 - Тебе идёт.
 Лютик обрадовалась. А я, ещё до конца не переварив чушь этой маленькой грязнушки, стоял в тяжёлых думах.

  Да, порой учителя говорили, что я неспособный ребенок и у меня отлично выходит лишь хулиганить, и сам по себе я мальчишка глупый, но я даже не подозревал, что я настолько глупый, что мне не по силу понимать мелкую бездомную, которая и читать наверное не умеет и в школе ни разу не была. Хотя, думаю, сумасшедших никто не понимает, даже самые умные люди.

   Пока я рассуждал, Лютик неуклюже собирала семечки и складывала их в свою маленькую самодельную сумку, сделанную из старого мешка из-под картофеля.

   Собрав всё до последней крупинки, она встала и собралась уходить, заметив, что я в своих мыслях и её присутствие здесь лишнее.

   Но так как мне было слишком скучно, я решил последовать за ней.
  - Стой. Я пойду с тобой!
 Лютик дружелюбно кивнула и повела меня вглубь леса.

  Мы вышли на небольшую полянку, окружённую могучими стволами старых древ. Солнце игралось лучами по веткам деревьев, лишь малые его лучи доставались до, всё ещё влажной, травы. Прохладный воздух жадно забирался в лёгкие, морозя их своей свежестью. Дышалось так легко и свободно, что я не мог надышаться.

  С краю полянки среди могучих деревьев, было то дерево, что Лютик называло своим домом. Наверху того дерева когда-то давно был построен домик на дереве, уже ветхий и старый, он заменил Лютику родной очаг и кров. Годы брали своё, и домик был уже в негодном для жилья состояния, поэтому моя новоназванная подруга часто заделывала щели в досках с помощью сухих веточек и смолы, именно поэтому, когда я в первый раз увидел сие поместье маленькой барыни, он по своему виду, напомнил мне огромное птичье гнездо.

  Мы забрались внутрь. Глаза стали разбегаться разнообразию вещей. На стенах висели сушёные листики и травы, вместо кровати в углу лежала куча старых, но хорошо выстиранных лохмотьев и мха. В углу у входа стояла самодельная метелка из прутиков и старый совок с отломанной ручкой. В комнате было очень уютно и чисто. Напротив "кровати" был вырез в стене, выполняющий роль окна. Над ним, на одном ржавом гвозде висела старая тряпка. Она, по видимости, выполняла роль шторы в холодную ветренную погоду, но сейчас в ней не было особой неоходимости. Вместо стола, посередине помещения стояла большая берёзовая чурка. Я даже стал сомневаться, что эту чурку по силу принести маленькой девочке. Но спрашивать об этом не стал. Мама учила, что нельзя быть сильно любопытным к незнакомцам.

  Так же не стал спрашивать я, о всяких разных штуках у неё дома: серебряные вилки, фарфоровые блюдечки, стеклянный стаканчик и медный тазик - всё это не могло появится у Лютика в жилище случайно. Да и тот факт, что её остальные зовут дрянью натолкнул меня на мысль, что передо мной маленькая воровка.

  - Я только немножко ворую...чтоб выжить...- тихо пискнула она, подобно стыдливой мыши.

  Я вздрогнул. Я же нечего не сказал насчёт воровства! Как она узнала? Я что, так громко думаю?..

 Я начал паниковать. Её нужно срочно успокоить, пока она не начала плакать. Я ненавижу детский плач! Я вот, уже довольно взрослый, и давно уже не плачу. Да-да, я ведь рыцарь! А рыцарям, тем более таким взрослым, плакать не положено. Но, к сожалению, Лютик точно не была рыцарем, и ей разрешено было плакать. По ней было видео, что ей хотелось сейчас заплакать, но мне уж точно не хотелось её успокаивать, как-то подбадривать это жалкое ноющее существо. Значит надо действовать сейчас!

  - Ну...каждый выживает как может. Я тебя не осуждаю.
 Лютик улыбнулась мне. Значит миссия была выполнена. Храбрый рыцарь опять всех спас.

  - Кстати. А как тебя зовут, мальчик?
 "Кстати"... Почему-то это слово я не люблю с самого детства. Объяснить данную ненависть к этому словечку я не могу, но ненависть такая имеется. После этого "кстати" я даже сам на мгновение забыл своё имя. И, мямля что-то непонятное себе под нос, активно пытался вспомнить своё имя:
 - Я...я...я...Нитис! Нитис Тон-Сойер! Самый храбрый рыцарь на свете! - вспомнил наконец я.

 - А что делают рыцари вроде тебя, Нитис?
 - Ну рыцари многое могут. На то они и рыцари. Они принцесс спасают, подвиги совершают, с чудищами борются, ведьм на кострах сжигают! Вообщем, здорово быть рыцарем. У них ещё меч есть, чтоб нечисть рубить. Тяжёлый такой, железный, на солнце блестит, красота. - улегся я на прохладный пол, потягиваясь и продолжая рассказывать любопытной Лютик самые интересные истории о рыцарях, как когда-то рассказывал мне их покойный отец перед сном.

  Как только все мои рассказы кончились, Лютик повела меня осматривать её окрестности.
   - Никто даже не подозревает, сколько тут богатств! Рыцарям интересны богатства?
 - Да, очень даже! Пошли.
 Долго бродили мы по лесу, пока не вышли к маленькому почти пересохшему ручейку.
 - Ты хочешь...-не успел договорить я, как она перебила меня, выкрикнув:
 - Нет, я не хочу пить. Я хочу показать тебе мои богатства - сказала она.
  Я был потрясён. Она, буквально, угадала чем завершиться мой вопрос. Неужели я настолько предсказуем?

  Я присмотрелся: богатств нет.

 Присмотрелся внимательнее: и снова нечего.
  -- А где богатства? -- полюбопытствовал я, на что Лютик ответила:
 -- Богатства видеть нужно уметь. Они есть везде-везде, просто их не видно. Вода - одно из самых важных богатств природы. Смотри, какая она чистая и прозрачная. Ты её пьёшь, она даёт тебе жизнь. В ней живут рыбки, она даёт им жильё, а тебе еду в виде этих рыбок. Она питает не только тебя, но и животных с растениями. Без воды мир был бы совсем другим, был бы беден без этого богатства. Понимаешь?

  Звонкий голосок отчётливо выкрикивал каждое слово, пытаясь донести до моего разума свои мысли.
-- Нет, вода - это не сокровище. Вода - это просто вода. Она не драгоценная, её все пьют, кому не лень. А богатства это другое. -- возразил я.
 -- Значит это лучше богатств. Что дают тебе сокровища в жизни?
-- Ну...если у тебя есть золото, серебро или алмаз, значит ты богатый и можешь купить то, что не могут купить другие. Богатых уважают и любят. Богатые ни в чем не нуждаются.
-- Ни в чем, говоришь? А разве всё можно купить за деньги и богатства?
-- Конечно! Еду, красивую одежду, чужое уважение и восхищение тоже связано с богатством человека.
-- А я в это не верю. Чтобы тебя любили и уважали, нужно доброе сердце и чистая честь, так мама мне в детстве говорила. А качество еды от денег не зависит. Многое и бесплатно найти можно.
 -- Глупая ты. Не понимаешь нечего. Глу-па-я. И мама твоя тоже глупая. -- недовольно проворчал я, не в силах смириться, что наши мнения расходятся.

  Лютик замолчала, опустив голову. Уши покраснели от стыда, подбородок обиженно отвернул голову от собеседника. Поднявшись с коленей на тонкие ножки, Лютик сверху вниз посмотрела на меня. Я, всё ещё, оперевшись ладошками об землю и заглядывающий в самую глубь речной толщи, поднял голову.

  Она не плакала. Но и не улыбалась мне. Лишь ждала, пока я встану с земли и последую за ней. Так я и сделал. Разбитое, в драке с хулиганом Васькой, колено сильно ныло, но я бойко переступал с ноги на ногу, впереди шла Лютик, молча ведя меня вдаль, не проронив ни слова. Я следовал за девочкой, чьё короткое платьице когда-то служило мешком для картошки, а поясок - бечевкой. Ноги у неё были босы, но она уверенно ступала по свежей, ещё холодной от утренней росы, траве.

  -- Куда ты меня ведёшь? -- робко спросил я, надеясь, что собеседница ответит, несмотря на обиду.
 -- Сама не знаю, но ты зачем-то следуешь за мной, ты мне настолько доверяешь?

 Тут я остановлился: действительно, почему? Я ведь её еле знаю.
 -- Ну, ты старше меня, тем более знаешь всё тут. Да и вообще, я просто иду! А куда и за кем - это моя забота. -- проворчал я в свою защиту, чтоб девчонка не шибко задирала нос.
 Лютик никак не отреагировала, лишь пожала плечами, после добавив:
 -- Сейчас будет дождь. Нам надо ко мне домой. Иначе промокнем.

  Я взглянул на небо: ни тучки. Ничего не предвещает ухудшение погоды. Недоверчиво я посмотрел на Лютика, вопрос вырвался сам собой:
 -- Почему ты так уверена? Это брешь. Не будет нечего.
  Вопрос, донёсся до слуха собеседницы и отозвался растерянностью в её глазах. Она замямлила:
  -- Ну...они..сказали.
  -- Кто они?
  -- Деревья...они всё знают.. -- вновь приняла она вид маленькой стыдливой мыши, говоря предельно тихо.

  С сумасшедшим спорить бесполезно - это я знаю с детства. Дед Тихон, из соседнего села, частенько приходил на ярмарку, и то ли от воды огненной, то ли от ума небольшого, дурные вещи постоянно творил: сумасшедший. И пытались с ним спорить мужики наши - без толку, ему как об стенку горох.

  На тот момент, я был уверен, что моя новая подруга тоже не от мира сего, и имеет проблемы с головой, отчего и несёт чепуху. Единственное что мне оставалось - кивнуть в знак согласия и последовать за ней дальше. Я ещё успею её упрекнуть в её небылицах, когда окажется, что дождя не было и нет.

  И вот снова знакомые стены её ветхого, но вполне угодного для жизни, убежища. Залезать наверх рыжая не спешила, хотя я залез сразу, и был очень горд собой. Она суетилась внизу, подобно маленькой муравьишке, когда я высокомерно возвышался, и весело болтая ногами, смотрел на неё, подобно орлу, что смотрит за маленькой мышкой, которую вот-вот съест. Но по видимому, орёл всё же не съест мышку, ведь та сама идёт к нему с съестными припасами.

  Лютик тяжко забралась на дерево, волоча за собой пыльный грязный мешок из дыри которого дружелюбно выглядывала вымытая репка.

 Оказалось, пока я сидел и размышлял о орлах, эта маленькая трудолюбивая мышка достала из своей ледянящей сохранительной ямы еду и помыв, принесла мне.

  Я не успел и глазом моргнуть, как моя подруга достала какой-то старый, уже почерневший от языков пламени, таз, и принялась складывать в него сухие веточки, чтобы разжечь костёр. Тут и я решился помочь, какой иначе из меня рыцарь.

  -- А разжигать костёр дома разве хорошая идея?
  -- Так домишко натопится. Мне же тут ещё спать. Я и сама иногда боюсь сгореть, но если надо, когда-то огонь всё равно съест меня. Всех нынче огонь съедает. Иногда прохожу мимо церкви, а там очередную ведьму жгут. Жалко их.

  -- Пф, это ещё что за вздор! Ведьм не бывает жалко! Они людям жизнь отравляют своими пакостями, а ещё приворожить могут! Моего отца однажды приворожить ведьма и если бы не бабка Августинья, он бы так и ушёл к этой чертовке! Так мама говорит.

  Тут маленькая зеленоглазая девочка с вьющимися ярко-рыжими волосами опустила голову и слезы потекли рекой, звонко капая на окоёмку тазика, скатываясь внутрь и сгорая в танцующем пламени. Так же звонко, как звенели капли дождя снаружи, разбираясь о земную поверхность, создавая приятный ненавязчивый шум. И лишь рыдания Лютика не вписывались в эту картину, слезы звучали по иному, не так, как монотонный мелодичный звон дождя.
 Маленькая сирота остаётся чужой на всяком фоне, никуда не подходит.
  Я не знал, почему она заплакала: то ли ведьм жалко, то ли задела история моего отца, попавшего под чары этих неугодниц, но смотреть как она плачет, было не самое здоровское занятие. Даже не противно, просто слишком грустно.

  Я долго не мог подобрать слова, но потом, тихо, с большими паузами, мягко сказал:
  -- Дождь всё-таки пошёл...ты оказалась права.
 Я сам не мог поверить, что её предсказание сбылось, но это было так: за окном разрывался ливень, тучи, гонимые ветром, прилетели нежданно и без приглашения. Лишь бы наши в деревне успели укрыть урожай кедрового ореха от дождя.

  На моё высказывание, Лютик чуть приподняла в улыбке уголки тонких губ, воодушевленно мятные глаза вглядывались в мои вечно лживые синии, пытаясь высмотреть хоть долю искренности. Та доля была, небольшая, заглушенная недоверием к её предсказаниям, но была: мне было искренне жаль грусть девочки.

 Маленький аккуратный подбородок поднялся и повернул голову, чтобы две блестящие большие пуговки полюбовались дождевой стеной в воздухе.

  "Такой странный взгляд" -- пронеслось у меня в голове, отозвавшись эхом в кровь. Было так интересно наблюдать за этой страдалицей. Казалось не огонь грел ту комнату, а её тёплый взгляд. Улыбка засияла на её лице, растянув до самых щёк розовые, чуть потрескавшиеся, тонкие губы.

 -- Столько радости из-за простого дождя?
 -- Его долго не было в наших краях. Я очень скучала по его тихому звону, по его робкому смеху и свежему дыханию.
 -- Смеху? А дождь умеет смеяться? Мне кажется он плачет.
 -- Иногда и плачет. Обычно он льёт слезы, когда кто-то хороший умирает, или когда его не ждут в гости. А сейчас ему хорошо, он смеётся, -- с теплотой сказала Лютик, уже сидя у входа в домик и подставляя ручку под стену воды. Капли бойко отскакивали от кожи, падая вниз.

 Тут в голову мою пришёл занимательный вопрос, который я решился озвучить девчонке, дабы услышать, что ответит моя свехнувшаяся подруга:
 -- А почему капли падают именно вниз? Почему капелькам вверх не падать?
 -- Даже если бы они падали вверх, ты всё равно бы задался вопросом, почему именно так, а не иначе.

 Этот ответ считать глупым или умным?
Я оставил эту тему; не хочу её сильнее обидеть.

 -- Поставь чайник, пожалуйста, -- вымолвила тихо и уже более отстранённо моя знакомая. Я сделал так, как она велит.
  Сидела она очень тихо, что ещё раз натолкнуло меня на схожесть с мышкой. Только рыжей.

 Она подозвала меня к себе. Я сел рядышком и смотрел на её счастливые детские глупые глаза, которые скользили по небесной толщи из туч. Монтонный шум успокаивал, глаза сладко слипались и каждый вдох давался спокойнее и тише. С улицы обдувал холод, а спину приятно грело нашим костерком. Воздух наполнился сыростью, от которой слегка зудило нос. Даже голод отступил на задний план, хотелось укрыться в овечий полушубок и хорошенько выспаться в этом теплом уютном человеческом гнезде. Шуршание листвы, колыхаемой дождевыми каплями, приглушенный тёплый свет танцующего огня, тихий ласковый голос новой знакомой, наростающий свист чайника и чуть слышимый треск дров и веточек в кубке огня - да, этого уюта и хотелось уставшему рыцарю. Именно такая атмосфера когда-то царила и у меня в доме. До одного момента...

  Отец мой, Прохор Тон-Сойер, был при жизни главой деревни, самой важной личностью в поселении, ведь отличался здравым умом и трезвым образом жизни, редко когда за общим столом мог позволить себе хлебнуть медовухи. Обычайно, к нему приходили нуждающие в совете или конфликтующие, и тот решал как им быть. И раз его уважали, значит решал правильно. Частенько вечерком после охоты, он садился со мной около старого камина и рассказывал разные байки или истории из жизни всяких. Любил я отца, как и он любил нас с мамой. Но получилось так, что я был единственным наследником его рода, так как остальные младенцы, рождённые матерью моей, скоропостижно уходили из жизни. И каждый раз убиваясь горем, отец мой дурел, и считал происходящее не совпадением, а проклятьем местной чертихи Лакеи. Лакея же своё причастие к колдовству отвергала, но всё в деревне знали, что бесовка эта на кладбище ночью ходит с дохлой крысой, а на утро у её окошка мужики наши толпятся: околодовала окоянных. Да и как сказывала мне бабка - не бывает девок красивых от рожденья, без изъянов только ведьмы. Лакея была прекрасивейшая бесовка с длинными ногами и густыми черными волосами, но глаза сияли не чёрным аметистом или сине-серым камнем, как у наших девок, а золотом! Ярким, жгучим, сверкающим золотом.

 "С ведьмой связаться, горе обрести, а если разгневовать, то и вовсе жизнь не жить" - гласит наша местная мудрость. Кто её и когда придумал не знаю, но слышал это с самого детства. Так и получилось. Отец поспешил изъяснится с демоническим отродьем и уговорить её снять проклятье по-хорошему. Но та лишь усмехнулась и перевела тему на жену его, мою мать. Стала рассказывать её грешки и выставлять её перед супругом в плохом свете, лишь бы убрать соперницу на сердце вождя. Что бы она ему там не наговорила, но после происходили страшные вещи: жизнидатели мои стали ссорится и злоречить на друг друга при малейшей поводе и без повода вовсе. Отец стал чаще захаживать к ведьме, результата его просьб снять заклятие не было. И нрав его переменился и стал блогосклонен к Лакее. Мать моя, почуяв к чему идёт происходящее, затаила недоброе и сама решилась заходить в гости к желтоглазой. Помню, матушка моя, была в ярости. И век бы билась с этой длинноногой чёртихой, если бы бабка Августинья приворот не сняла и разум отцу не осянила. Дело кончилось тем, что родитель мой на совете вынес вердикт отдать колдунью огню и покончить с её злодеяниями. Приговор вошёл в действие на следующие утро на центральной площади, где только недавно происходила очередная ярмарка. Я там был и видел, как огонь жадно поедает человеческое тело. Девушка вопила от боли и ярости, кричала проклятьями на моего отца и на весь мой род, обрекая нас долгой, но самой несчастной жизнью. Жители, смотрящие на это зрелище, лишь кидали в неё камнями и подбрасывали ветки в костёр. Смотреть на это было интересно и завораживающе. Тогда я не думал о её проклятьях, лишь увлечённо смотрел на пепел. В нём не было свинцовых слёз и золотых глаз молодой девушки. А значит, её золото оказалось фальшивкой, а слёзы наигранными. Она была фальшем. Мне не было её жаль. Тогда я даже перестал считать её за человека. Смотря в эту куча пепла, я понял, что после своей смерти, она нечего не оставила. Не внесла никакой вклад. А зачем нужны люди, которые нечего не оставляют после себя? Их уход никак не ощущается и вскоре забудется, думал я.
 Но после себя она всё же кое-что оставила: отец сильно заболел. Будь это то проклятье или стечение обстоятельств, но вскоре остался я с матушкой один, а деревня потеряла предводителя.

 Помню я, как он умирал, смотря своими глубокими синими глазами на меня и поглаживая мою голову, зарывался мозолистыми пальцами в мои, тёмные, как у мамы, кудри. Он улыбался, молча и нежно. Казалось, что ему намного лучше, казалось, он всегда будет со мной рядом. Этого не случилось. Он помер, сказав мне одну-единственную фразу: " ты мой сын, гордись этим и не опорочь нашу семью, веди себя достойно."

 Да, я его сын. Сын Прохора Тон-Сойера. И я горжусь этим. И стараюсь вести себя достойно. За год скорбь утихла, но память о этом человеке будет жить со мной. После смерти отца, на шестом году моей жизни, я возненавидел всех ведьм и прочую нечисть, за то, как они отыгрались на моей судьбе. Я буду помнить обиду всегда.

  Раздался свист чайника. Он оказался намного омерзительнее, чем я думал. Скрепя сердце, я прогнал надвигающийся сон и встал, лишь бы больше не слышать этот невыносимый вопль железного страдальца. Он вопил словно ведьма на костре, но в более высокой тональности. Казалось, от свиста, его скоро порвёт на кусочки, так уж он кричал. Обхватив чайник тряпкой, я снял его с огня и только коснувшись пола, он успокоился и перестал плакаться.

 "Ты чайник, ты должен выполнять свою работу, а ты тут высказываешь на жизнь. Эх, ты", -- ругался я на эту посудину на затворках сознания, пока нёс этот горячий железный ящик до пола. А он полон воды, тяжёл!

  Лютик откликнулась на свист чайника и поспешила слегка затушить пламя и на разгоряченных углях запечь овощи. Ловко справляясь с домашними делами, она оставалась хрупкой и миловидной. Этого я в ней не понимал и никогда не пойму.

  От неё пахнет свежестью, а я ищу уюта...

 После того, как овощи пропеклись и покрылись угольной горячей корочкой, а в кипятке завалилась листы смородины, мы сели есть. Горячий чай обжигал нутро, согревая даже лучше, чем тепло костра.

  Лютик, отпивая глоток из своей слегка треснутой кружки, умиротворённо произнесла:
 -- У тебя красивые глаза, Нитис. Они похожи на дождевые тучи. Такие же мягкие и глубоко-синие.
   Я глянул на улицу, взором скользя по тучам. Серые, мрачные, с синим отливом, от них тянуло мертвой грустью и одиночеством. При виде их мне стало не по себе. Какое-то потерянное чувство охватило разум. Я не видел в них мягкости и этой красивой синевы, что видела она. Словно маленькая дурашка смотрела на мир иными глазами.

 Мой взор обиженно отвернулся от неба и остановился на её мятных глазах. Злость переполняла.
 -- А твои глаза похожи на крапиву! -- фыркнул я с горяча, но собеседница лишь улыбнулась.
 -- Спасибо! -- поблагодарила меня девочка, совсем не понимая, что за гадость я сейчас ей сказал.
  -- Противная ты...-- пробурчал я с досадою, опуская голову.

  Я был разочарован в самом себе. Она, словно камень, была непоколебима и всё воспринимали в позитивном ключе. Будь она моим врагом, рыцарь бы в первом бою потерпел бы поражение. Меня спасло то, что она на моей стороне и воспринимает меня, как друга. Если она и вправду такая сильная, то я бы хотел узнать её секрет силы, научится быть таким же непоколебимым, быть каменным. Ну а в этом мне поможет общение с ней. Как говорила мать: "с кем поведёшься, того и наберёшься". Пришло время узнать, правдива ли эта поговорка.

  Хотя боюсь, что связавшись с такой дурочкой, сам разум потеряю. Кажется, проезжала бы мимо нас тележка, она махала ладошкой бы не людям внутри, а деревянной развалине на колёсах.

  Больше всего меня гложило, то, как она оказалась в лесу. Не в силах подобрать нужного момента, где этот вопрос уместен, я не решался спрашивать и давился собственным любопытством.

  Так же давился я и жареными горячими овощами, которые то и дело обжигали моё горло, но были очень сытными. Ел я с обиженным выражением лица, но ей моя физиономия казалась очень даже симпатичной и смешной, поэтому она мило хихикала, прикрывая рот ладонью.

  Солнца не было видно, сырой воздух наполнял лёгкие. Я не знал, который сейчас час. А ведь по моей легенде надо прийти домой к трём часам дня, возможно получится к четырём, тогда скажу, что с Осипом гусей гоняли. Но никак не раньше, иначе матушка моя заподозрит, что в школе и духа моего не было. С уроков у меня сбегать не получается, нравоучитель Грон Рыжая бородка каким-то образом всегда успеевает переухватить меня и вернуть в класс. И мать моя об этом прекрасно знает, поэтому лишь рада, что этот старый вредный старикан является ответственным за наших ребят.

  -- Сколько время?
  -- Я не знаю. Никогда им не интересовалась. Сложно жить, когда твоя жизнь определяется временем, а не моментом.
 -- Время важно, -- вздохнул я обречённо, уже представляя на подкорках сознания, гневную матушку с прутом, что так резво и весело отпрыгивает с хлистом от моего тельца.
 -- Раз тебе важно, то возвращайся в жилище через час. Тогда будет самое время.
 -- Тебе-то откуда знать?
 -- Просто знаю. Не хочешь - не верь, но я тебе помочь хочу.

 Я не знал: послушать совета бездомной или думать своей головой.

 Слушать чужие советы всегда проще, думать не надо. Но рискованно доверять той, кого едва знаешь, тем более полагаться на её советы.

  "Приму решение через час," - решил я, надеясь, что решение прийдет само собой. И хоть дерево высоко возвышалось к небу, но деревни, из-за обилия зеленой стены, видно не было. Хороший зрительный обзор бы не помешал. 

 Дождь утих, чай мы допили, а остатки несъединных овощей убрали в земляную яму рядом с деревом, там сыро и холодно.

  Оставшись на земле у дерева, мы сели на влажную мокрую траву и молча смотрели вокруг. Она долго сидела, вдыхая курносым шнобелем запах мокрой почвы и свежего перегноя. Я любовался ей.

 -- Ты впервые чувствуешь запах почвы после дождя?
 -- Нет, даже очень часто с ним встречаюсь носами.
 -- Ну и в чём смысл дивится простых вещей?
 -- А разве они простые? То, что мы к ним привыкли не делает их простыми. Скорее приевшимися. Почва сладко пахнет, она удивительна. Из неё растут растения, она проводит с ними всю жизнь, она видит, как они умирают и гниют, но несмотря на потерю, земля находит в себе силы давать жизнь другому поколению растений. Ты знаешь, как тяжело смотреть на то, как умирают твои дети, которых ты ростил, любил?...вот и я не знаю, а Мать-земля знает. И такое происходит каждый год. Разве слабый духом вынесет это? Наврятли. Это и заставляет меня каждый раз восхищаться силой земли. Она сохраняет свое великолепие, свой приятный аромат и свою плодородую магию, несмотря на тяготы её жизни. Этим можно восхищаться.

 Я задумался: думать я вовсе не любил, но иногда приходилось. Лютик с такой теплотой всё это рассказывала, что уголки моих губ тоже содрогнулись в лёгкой улыбке, но как только её монолог был окончен, то улыбка сползла в физиономию думных мыслей.

 Мне впервые приходится сталкиваться так близко с сумасшедшей. Так необычно. Никогда не знаешь, что она вытворит или скажет. От этого общение с ней становилось лишь интереснее.
 Следующий час мы гуляли по лесу, Лютик показывала мне разные травы и корешки, рассказывая что и от чего они лечат. Либо она все целебные свойства растений придумала, либо действительно в них разбирается. На пути повстречались одиночно разбросанные кусты земляники (если эти две травинки, конечно, можно засчитать за куст) мы набросились на ещё незрелые, от того твёрдые, безвкусные ягоды. И лишь наевшись до отвала, мы поняли, что лучше бы мы подождали пару дней. Но ягод уже не вернуть, так что рассуждения эти пусты.

 Вдруг Лютик опомнилась: "Иди домой, сейчас самое время. Тебя там ждут."
 Я не знал, как она определила что время то самое, но я согласно кивнул. Лютик вывела меня через лес к поселению и улыбнулась:
-- Была рада знакомство, Нитис Тон-Сойер. Заходи ко мне ещё, с тобой весело.
-- Ещё зайду, обязательно зайду. Будешь ждать завтра?
-- Буду! -- захлопала в ладоши огненная девочка и быстро скрылась из виду.
 Я пошёл домой. Из густых туч показалось солнце, на небе проявилась тусклая радуга, совсем незаметная, из трех блеклых цветов, которым не хватало цвета, чтобы смешаться во все семь отчетливых полосок. Солнечные лучи не пекли голову, как раньше, они были мягче, слабее и ленивее. В воздухе ещё витала та лёгкая свежесть.

  Я не спеша шёл домой и наблюдал, как ожила улица: телеги, постукивая колёсами об камни, медленно катились по улицам, гоготали гуси, бабы шли от реки с коромыслом на плечах, а девки сидели на крыльце и щелкали семечки. Хохотали, бежа со школы, и мои одноклассники. Они весело размахивали палками и стреляли из рогаток по чёрному дворовому коту. Я с некой завистью смотрел на них: наверняка, за день они много общались в перерывы и сейчас, довольные, возвращаются с уроков.

  Тут до меня дошло. Они возвращаются с уроков. Вновь Лютик была права. Она верно указала время, к которому я должен был явиться домой. Такие совпадения начинают не на шутку пугать, я был расстерян. Но точно решил, что мне нужно узнать про неё всё. Как можно больше. Узнать и раскрыть её секрет этих предсказаний.

  Мои прогулы зачастились.  Я вновь и вновь сбегал с уроков и возвращался к тому месту, где нашёл свою рыжую подругу. Она, словно зная куда и когда идти, всегда встречалась мне на том самом месте. Мы гуляли, лазили по деревьям, потом, набрав молодых кедровых шишек, спускались вниз и щелкали орешки. Лютик всё рассказывала о своём, о чудаческом. Частенько я приносил ей с собой кусок хлеба, репу или кубик сахара. Последнему, она, как и все дети безмерно радовалась.

  Через месяц знакомства я уже прекрасно разбирался в устройстве природного мира, а через два свободно ориенировался в лесном массиве.
  Во время нашей очередной встречи, плутовка хитро засверкала глазами, косясь на меня своим невинным зелёным взглядом.

 -- Нитис...-- Тихо промолвила она, сложив ладошки в мольбе. -- А у тебя есть ненужная книжка?
 Я удивлённо вскинул брови вверх:
 -- Так ты ж читать не умеешь. Куда такой дурехе книжка? Ты ни одной буквы не поймёшь. -- Я едко посмеялся, а Лютик, неожиданно для меня, обиженно надула губу. Никогда раньше она не обижалась на мои слова. Но сейчас, видно, был иной случай.
 Я смягчил свой нрав:
 — Ладно, принесу тебе книжку. Принесу...Но все же скажи, зачем?
 — Я буду сушить в ней цветы. Я люблю собирать и засушивать разные растения. Я буду делать это всю жизнь. И под конец моей жизни у меня будет целая книга гербария.
 — Но какая-то жалкая тонкая книжонка слишком мала для целой жизни. Тебе не хватит. Но когда эта книга закончится, я подарю тебя другую. Обещаю.

 — Не волнуйся, мне хватит одной книги. -- Дружелюбно и без доли обиды, блестнула глазами Лютик. В этой зеленой бездне не было загадок и тайн, они сияли откровением и искренностью. Но слова мне её не понравились.

 Мы продолжили гулять по лесу, а мои мысли были забиты моим недавним обещанием. Я уже мысленно подбирал книгу. Из тех, что водились в моём доме, толстых и качественных никогда не было. Лишь скреплённые между собой десяток, или, иногда чуть больше, листочков с какой-то небрежно переписанной повестью. Эти книги нам выдавались в школе и нам было велено их добросовестно хранить. Но наш писарь Никифор после хвори совсем перестал разборчиво писать: руки часто отекают. Теперь его писанину разбирают только самые начитанные ученики, которые видели уже не один корявый почерк. Наверное, только этот малейший процент учеников и держит Никифора на своей излюбленной работе. А он и рад: куда он ещё пойдёт с больными руками? Жить ведь на что-то надо.

  Я почерк книг не понимал, да и читать не любил. Поэтому лишь изредка вырывал оттуда листы и вырезал из бумаги силуэты разных животных и даже пробовал, людей. Петруша, мой десятилетний сосед, даже как-то раз пытался меня научить делать лодочки из бумажных листов, но наши поделки слишком быстро тонули, именно поэтому мы заменили бумагу на бересту для более длительных морских походов.

  Я шёл в своих мыслях, совсем не обращая внимание на дорогу и, то и дело, запинаясь об коряги, камни и неровности лесной тропинки.

   Размышления о книге уже покинули мою голову, оставшуюся дорогу я думал о Лютик...

  Мы познакомились несколько месяцев назад, но за это время она стала мне родной. Я уже не испытывал отвращения к её прикосновениям, не было недоверия или опаски. Я относился к ней по-другому. Меня привлекала и приворожила её открытость и задорный характер. Мне ещё ни разу не удавалось привязаться к человеку так быстро и безпричинно. Может вовсе не дружба это, а девчонка красной нитью заковала меня, и я теперь, как собака приручен и развлекаю её в скучную пору не пр своей воле?

 Может даже Лютик знает ведьм и ведет с ними сотрудничество? За услуги
их ведьминские собирает им целебных
трав и готовит снадобья? Хотя, зачем
ведьмам Лютик, ведь они сами прекрасно разбираются в лекарственных растениях. Да и если от маленькой девочки отказались люди, то наврятли бы её приняла нечисть...
После этой мысли мне стало жутко жаль мою умолешённую, но такую добрую девочку.

 Суждено мне быть её другом или же это она постаралась - неважно; мы уже друзья и я её не брошу.

  Мы пришли на большой холм. Солнце уже спускалось к горизонту. Именно это событие и заставило нас уйти так далеко от деревни - на Волчий холм. Волков здесь не видели уже давно, но раньше здесь были целые тропы из следов этих страшных зверей.

  Мы с Лютиком легли на траву и смотрели на закат. Солнце красиво уходило за горы и лес, оставляя после себя только красные разливы. Лютик за всё время нашего знакомства научила меня ценить моменты, может именно поэтому мне тогда было так хорошо.

  Я лежал на траве, смотря в багровое небо с сиреневатыми облаками. Торопиться было некуда. Я отпросился у матери гулять до темноты, сказал что буду с Гришкой и Ваней, но с ними я давно не общаюсь: сейчас их забавы кажутся мне слишком аморальными, а их самих я нахожу даже жестокими, не могу поверить, что когда-то я разделял эти дрянные интересы воровать чужих куриц и привязывать собак к столбу.

  Может Лютик на меня так благосклонно повлияла, а может просто я вырос, совсем скоро у меня день рождения, чувствую я себя очень взрослым и мудрым, мне уже почти восемь лет.

  Я взглянул на Лютик. Моя подруга была опечалена, по её грязным от сажи щекам стекали слёзы, она не всхлипывала, просто молча сидела на траве, обнимая себя за плечи и смотрела вдаль на уходящее солнце. Слёзы блистели и капали также безмольно и тихо, Лютик как мышка, не издавала ни шороха.

— Лютик, что случилось? Чем ты огорчена?
Моя подруга обратила на меня взгляд зелёных глаз и нежно приходняла уголки тонких губ в слабой улыбке.
— Ох, Нитис, прости. — Вытерла слезы рыжая девочка и виновато продолжила, — Ты не любишь слез, прости меня, я больше не буду.

Я обеспокоено сел рядом с ней. Я не чувствовал нечего противного к её слезинкам, сейчас она мне напоминала маму. Она у меня тоже плачет с улыбкой, а потом извиняется за свою слабость.
— Лютик, расскажи, что случилось? — Настоял я на своём.
— Ты будешь по мне скучать, когда мы распрощаемся?
Я расстерялся; о чем она говорит?
— Почему мы должны распрощаться?

 Лютик задумалась, кажется, она хочет сказать мне что-то важное, но на её лице была видна тень сомнения. Она начала перебирать травинки в пальцах и, поджимая губы, отводила взгляд.

  Я продолжал пристально смотреть на неё в недоумении.
— Просто...это секрет, — выдавила из себя Лютик и снова притихла.
  Я нахмурился:
— А ты знаешь, что секретами с друзьями делиться положено?
— Знаю...
— Ну и чего тогда? Я тебе разве не друг?
Я почувствовал укол совести. Резкий и точный, прямиком в поджелудочную. Там, как я всегда предполагал, совесть у меня и располагалась. На секунду я почувствовал, как неуютно чувствовала себя моя рыжуля после моих подобных речей. Я ведь буквально заставляю её рассказать то, чего я видимо знать не должен...
— Знаешь... — улыбнулся я как можно мягче. — У меня тоже есть один секрет. Хочешь расскажу?
— А можно?
— Можно.
— Тогда рассказывай, — немного повеселела моя подруга.
 Сдержать улыбку при виде этого создания с каждым днём становилось всё труднее. И вот сейчас, когда этот светлячок снова светиться, улыбаются даже не губы...улыбаются глаза!
— Представляешь, а я больше не хочу быть рыцарем! — слегка задумчиво усмехнулся я, но всё ещё продолжал смотреть на своего верного друга с зелёными девчачьими глазами.

 Девочка хихикнула:
— Кем же теперь хочет быть могучий и великий, сильный и бесстрашный Нитис Тон-Сойер?
— Я не знаю. У меня ещё целая жизнь, чтоб подумать над этим вопросом. Пока что всё что я хочу - а это совсем немного - это быть твоим другом...

 Слёзы уже не капали с ресниц, не было той пелены печали, она снова выглядела как маленький жёлтый одуванчик.

Она произнесла:
— Когда-нибудь...Когда-нибудь я обязательно расскажу тебе свой секрет, я расскажу тебе все свои секреты, а пока мне хочется просто прогуляться.
 На следующий день, я всё же принёс ей книгу.
— В ней всего восемь страниц, это очень мало, но у меня дома есть ещё книги, когда закончится эта, я тебе другую у мамки сопру. Всё равно ж без дела пыляться. А тебе хоть пригодится.
 — Спасибо тебе большое. Для меня это очень важно.
 — Верю.
 — Нитис...
 — Что?
Рыжая улыбнулась и крепко обняла меня:

 — Тебе всё же удалось стать мне настоящим другом. Никого роднее тебя у меня нет.

 Я обнял её. Тёплые и нежные объятья невольно заставляют улыбнуться.
  — Погоди, я ж тебе ещё кое-что принёс.
 Лютик отошла и вопросительно выгнула бровь. Я пошарился по карманам и протянул подруге свёрток с куском свежего хлеба и парой отваренных яиц.
 — Мама хлеб только утром испекла, нёс когда, ещё горячий был. Угощайся.
 Лесная жительница приняла угощение и жадно начала откусывать куски:
 — Спасибо. Большое спасибо.

 Вдруг она посмотрела на меня и отломив небольшой кусок хлеба, протянула его мне.
 — Да зачем? Я ж этого хлеба за всю жизнь ещё вдоволь наемся.
 — Всё равно. Надо делиться. Возьми, ты наверняка голоден.

 Она опять угадала, желудок мой в тот момент жрал сам себя и недовольно ворчал на отсутствие пищи.

 Мы вместе съели моё принесенное и ещё по пути на нашу полянку  останавливались набрать диких ягод. Считай, позавтракали.
  — Давай ко мне домой зайдём? Я не хочу книжку весь день в руках носить, потеряю ещё. А мне она очень-очень нужна.
 — Да, конечно.
 — Ты хороший.

 На душе стало теплее. Я давно еще заметил, что Лютя иногда использует комплименты вместо "спасибо". Эта очень необычная черта общения была только у неё, ни у кого более я такого не встречал. Это делало её особенной.

 Осень постепенно подступала, с каждым днём становилось всё холоднее, но листья всё ещё красовались зеленым свежим отблеском и сияли на солнце, как натёртые воском.
 — Лютик, ты любишь осень? — Лишь бы не идти в тишине, спросил я.
 — Нет... — Поёжилась моя собеседница, скривив лицо, — Холодно очень, мокро, сыро. А как снег, то вообще спасения нет...я прошлую еле пережила...
 — Ох, ты что, зимой тоже на улице живёшь?
 — В прошлом году жила у соседки, в деревне. Но выгнала она меня весной. Вот в лесу и поселилась.
 — Выгнала? Почему?
 — Потому что рыжая.
 — А чем это плохо?
 — Рыжие только ведьмы бывают. Черновласым в этом легче. А рыжих везде гонят.
 — Но ты же не ведьма, только из-за волос выгнать на улицу - бред!
 Лютик притихла, стыдливо опустив глаза.
 — Не ведьма же?..
 Снова молчание. Оно сгрызало изнутри.

 — Почему ты молчишь? Лють, ну ты же не ведьма. Не ведьма же!
 Она резко остановила шаг и всхлипнула, дрожа плечами. Слёзы снова побежали по щекам, но на этот раз она слышно дрожала и хлюпала носом.

 Я всё понял.

 Хотелось что-то сказать, но ком в горле не давал произнести ни слова. Я не знал, как к ней относиться. В меня с самого детства закладывалась семя ненависти к ведьмам, но это же Лютик. Моя родная Лютик. Мой близкий товарищ и верная подруга, которая отдавала последнее ради меня, делила со мной хлеб, помогала мне и, в последствии, изменила меня как человека. Сложно выбрать одно между принципом и человеком. Обязательно придётся что-то предать. Или кого-то...
   Мы стояли, теперь оба смотря себе под ноги и молчали несколько минут. Никто не знал с чего начать.
 — Ты больше не хочешь со мной дружить?... — Тихо и боязно спросила она, её голос дрожал от страха.

 В груди защемило. Боль. Ком давит, и скребя горло, ползёт вниз. Омерзительное чувство. По спине пробежал холодок.

 — Ты чего...хочу...

 В тот момент, я прекрасно осозновал, что говорю это не потому что это мой ответ. Я ещё нечего не решил. Но сейчас ей было необходимо услышать именно это.

 Лютик горестно приулыбнулась и мы продолжили путь. Всю дорогу мы шли молча, стараясь не смотреть друг на друга. Осадок этой необычной новости всё ещё давил на меня изнутри.

 А что будет, если мама узнает, что я общаюсь с ведьмой? Именно из-за такой же чёртовой девы мой отец теперь в могиле. И не только мой отец. Многих извело со свету это племя. Она не поймёт, она не простит...она же учила меня остерегаться.

  Но я же догадывался...догадывался, но каждый раз не хотел в это верить, продолжал дружить. Она же не такая плохая, как все они...

  Наше молчание было слишком неловким. Но и говорить здесь было нечего. Приходилось терпеть и довольствоваться чем есть, то есть - нечем.

  Мы дошли до её дома. Она лишь кинула на меня взгляд своих заплаканных глаз и удалилась прочь с книгой. После вышла без неё.

  Всё это время я усердно думал, но так и не находил определённости в своих мысляхОна вышла.
 — Как всегда? — скромно спросила она.
 — Давай, — согласился я.

  Мы пошли по своему уже привычному маршруту - к озеру: последний месяц мы ходили туда чуть ли не каждый день.

  Продолжить безмолвие было некрасиво, но и продолжить недавнюю спорную тему я не решался, не хотелось.

  Лютик взяла инициативу на себя:
 — Я хотела тебе рассказать, правда, хотела.
 — Ну я же всё равно узнал, значит уже и нет смысла беспокоиться о секретах.
 — Прости...
 — Не в обиде.
 — Я собиралась тебе рассказать через восемь дней...честно.
 — Почему через восемь?
 — Потому что твой день рождения через восемь дней.

 Я удивился:
 — Откуда ты знаешь? Я же тебе не говорил.
 — Просто знаю и всё, — пожала она плечами.
 — Наверное, ведьмы и не такое могут знать... — размышлял я вслух, чем снова заставил свою подругу сжаться в комочек от стыда за свое существование. Ей не нравилось слово "ведьма", это было по ней видно. Лучше мне всё же её так не называть.

  Как бы я не был зол на колдовское племя, сейчас её хотелось обнять. Хотелось, как никогда. Она не из этих, она другая. Моя милая, добрая и немного чудаковатая, но самая искренняя подруга.

  Я её тогда, казалось бы, простил. Но лишь потом, через года осознал, что не было никакой провинности. За что мне её прощать? За то, что она родилась не тем человеком? За то, что она имеет кровь, отличную от моей? Глупости...

 — Давай дружить? — Приулыбнулся я своей ведьмочке, — Давай снова дружить, а?

 Она ухмыльнулась и одобрительно закивала головой. После моих слов Лютик засияла. Теперь она выглядела как всегда: наполненная жизнью, глупо-счастливая и яркая по своей натуре. Будто между нами и не было той пелены неловкости и недопониманий.

  Мне стало от этого спокойнее. Я легкомысленно забыл об этой ситуации и больше не чувствовал своей вины, хотя я почти отвернулся от неё. Одна только мысль о том, что бы бросить верного друга из-за его происхождения должна была казаться мне гадкой, но тогда я совсем не подумал. Насколько глупы же бывают люди...

  В тот день мы играли, гуляли и веселились, как ни в чём не бывало. Да и остальные дни тоже. Лютик всё собирала и засушивала цветы в книгу, оставалось чистыми лишь пару страниц. Я помогал ей с выбором, она рассказывала мне о значении каждого цветка в её жизни. Первым на этой очереди, естественно, был лютик.

  Я был поражён тем, как она ласково относилась к цветам, так же ласково и рассказывала о них, с особой теплотой. В ней столько любви ко всему живому, что хватит каждому. Она любила даже деревенских, тех, кто никогда не щадил ведьм, называл их дьявольским отродьем и охотно убивал, казалось бы, очищая мир от нечести. Только вот грязными беспощадными животными отказались вовсе не ведьмы...Лютик умела читать мысли и даже видела недалёкое будущее, понимала мир растения и животных. Она понимала чувства всех, разве такого человека можно назвать зверем, нечистью, нелюдью?...

  Ведьма оказалась человечнее всех святых.

  Однажды я заметил, как Лютик внимательно выискивала что-то в траве. Я окрикнул её:
 — Лютик! Чего ищешь?
 Она заулыбалась:
 — Клевер с четырьмя листиками.
 Я подошёл к ней и мы вместе стали разглядывать траву и считать листочки клевера. Нечего не получалось. Но она всё так же сияла улыбкой.

 — Чего лыбишься? Разве есть что-то хорошее? Мы уже сколько на коленях ползаем, а найти всё никак не выходит. Я бы на твоём месте огорчился. 
 — А я не из-за этого улыбаюсь.
 — А из-за чего?
 — Мне нравится, когда ты зовёшь меня по имени. Называй меня по имени чаще. Так я чувствую, что существую.

 Я хотел было уже возразить, начать говорить о том, что моя Лютик существует всегда, а не только по имени. Но потом посмотрел на неё и лишь, улыбнувшись, согласился:
 — Хорошо, Лютик, буду.

 Спорить с людьми и доказывать их неправоту для меня не было теперь таким наслаждением. У каждого своя правда.

  — Зачем тебе четырёхлистный клевер? Ты правда веришь, что он удачу приносит?
 — Нет, не верю. Просто он не такой как все, поэтому прекрасен.
 — Ты тоже не такая как все...

 Она не поняла. Просто снова запустила руки в траву.

 Вдруг, что-то нащупав, она радостно вскинула брови, и вот в её руке уже красовался маленький клевер с одним лишним листочком. Она вновь покрылась счастьем. И от счастья этой маленькой девочки, я тоже становился чуточку счастливее.

 — Теперь мы можем идти до твоего дома?
— Конечно, — убрала рыжие пряди волос за уши и подскочила моя подруга, — Прости, что заставила ждать. Мне очень надо было.
 — Да понимаю. Пошли уже.
 Пока мы шли, Лютик молча смотрела на клевер, который бережно, чтобы не помять, несла в раскрытой ладони.
 — Это последний мой гербарий. Больше страниц нет. — Вздохнула Лютик.
 — А разве не оставалась ещё одна?
 — Нет, в ту последнюю я как раз и вложу клевер.
 — Быстро книга закончилась...
 — Очень быстро...— Сказала она, чуть ли не плача.
 — О чём горюешь? Я ж сказал, что ещё одну принесу, — Поспешил я её успокоить, но она махнула рукой.
 — Уже без надобности. Я же сказала, что мне хватит.
 — Да брось ты, принесу! Зуб даю, принесу! Только после дня рождения. Завтра никак. Гости будут.

 Лютик слабо кивнула, но отвечать никак не стала. Лишь перевела тему на мой праздник:
 — А хочешь, я тебе эти засушенные цветы подарю завтра? Хоть какая-то память обо мне у тебя останется.
 — Если хочешь, то дари. От подарка невежливо отказываться. — Пожал я плечами.
 — Хорошо, тогда подарю. Если лично не получится, то сам прийдешь ко мне домой и возьмёшь. — довольно спокойно объяснила Лютик, но я озадачился.
 — Как это понимать "если лично не получится?" А где ты будешь, если не со мной?
 — Да так, уезжаю. Завтра всё узнаешь. Только не расстраивайся, пожалуйста. Я уеду надолго, но когда-нибудь мы ещё обязательно встретимся. Обязательно. Я правда очень постараюсь прийти и попрощаться с тобой, но если не успею, то не плачь. Нельзя плакать рыцарям, они сильные.

 Я улыбнулся:
 — Лютик, ну я же больше не рыцарь. Да и не буду я плакать.
 — Не важно, что не рыцарь уже. Просто не плачь. Не надо. Обещаешь, что не будешь плакать?
 — Обещаю, — положил руку на сердце я, задорно поднимая нос, словно я на какой-то торжественной клятве.
 — Спасибо, Нитис...спасибо, что пообещал.

  Мы забрались в дом на дереве, то самое гнездо дикой девочки по имени Лютик. Она бережно вложила будущий гербарий в книгу и убрала её на видное место, чтобы я завтра мог найти свой подарок.

 — А куда ты уедешь? — спросил я как только мы пошли по сторону моей деревни: Лютик меня провожала.
 — К маме.
 — А...она у тебя разве есть?
 — Есть, но далеко. Она же тоже ведьма. Ей сюда нельзя. Она живёт там, где живут все ведьмы. Скоро я буду с ними.
 
 Я удивился:
 — Ого, есть целое поселение ведьм! Я никогда о таком не слышал. Как интересно...Только вернись, пожалуйста. Хоть в гости да приходи.
 — Хорошо.

 На небе уже смеркалось. Я опоздал и мать снова будет ругаться. Она всегда была недовольна тем, что я часто шатаюсь по улице вместо работы в огороде, а сейчас, когда потихоньку закрадывается время собирать урожаи, её недовольство сменилось на настоящий гнев. Именно из-за неё, наши встречи с Лютик стали реже и короче, пару дней у нас не было возможности увидеться даже на пять минут. Хотя, в остальные дни, я изредка замечал рыжую макушку в толпе деревнских: окрикивать подругу не стал, наверняка ворует. Если её поймают - ей будет плохо. Если  поймают по моей вине - ей будет плохо, а мне стыдно. Поэтому я просто молча изкося смотрел и не мешал Лютик заниматься добычей морковки с сельских прилавков.

 Сейчас ей появляться в населённом пункте безопасно. Темно и никто нечего не увидит.

 Мы дошли до моей избы, во дворе уже заяли собаки. Громче всех тявкал наш Барбос, старый и злой лохматый пёс с порваным ухом. Увидев его, Лютик сжалась в страхе, я понял, что ей надо быстрее уходить.

 — Ты завтра когда уедешь? Утром?
 — Днём.
 — Тогда утром мы сможем увидеться. Я встану пораньше и побегу к тебе.
 — Какой ты всё же хороший, Нитис...— Тихо произнесла Лютик и пристально посмотрела мне в глаза.
 Её голос отречённо прошептал:
 — В твоих глазах я вижу свою смерть. Может именно поэтому они так прекрасны...

 Она крепко обняла меня и убежала, а я ещё долго стоял в лёгком шоке и пытался понять, что же значили её слова. Её поведение меня беспокоило и наводило на разные мысли. Плохие мысли...

  С каких пор Лютик думает о смерти? Это же самое счастливое и радостное существо в этом маленьком мире. Она не должна хотеть умирать.

  Нет, она не умрёт. Она лишь уедет. Уедет туда, где все ведьмы. Уедет и всё. И будет жить...Лютик достойна этой жизни.

  Я пытался себя успокоить. Тогда меня не волновали крики матери и свой потрепанный вид. Я сразу лёг спать, но уснуть так и не смог. Не сумел. Мысли не давали покоя.

  Лишь к утру я погрузился в сон. Я прекрасно помню, как задремал под первые лучи солнца. Тогда, когда все остальные уже просыпались.

  Я же проснулся только днём, к обеду. Мать со мной со вчерашнего вечера разговаривать не хотела, поэтому не стала даже будить, полностью игнорируя моё присутствие в доме.
 Обычно, пробуждение приходится вяло, но именно в тот день я встал мгновенно и резко, сразу же начав в спешке одеваться.

 — Я опоздал! Опоздал! Лютик ждёт меня! Дурья моя бошка! — в тот момент я проклинал сам себя. Опоздать и не попрощаться с Лютик - было моим самым страшным кошмаром. Я должен быть сейчас с ней. Должен узнать, что с ней всё в порядке.

  Я как стрела вылетел из дома и побежал в сторону леса, даже рубаху надев наизнанку второпях.

  Меня остановила непривычная картина. На улицах никого не было, но с центральной площади доносились сотни голосов. Явно что-то происходит.

  Мне стало тревожно. Плохое предчувствие морозило душу, по телу бежали мурашки. В тот момент я ни о чём не думал. Я просто сломя голову побежал на площадь.

  Пробиваясь и протискиваясь через толпу в глубь всего происходящего, я наконец-то оказался в первых рядах. Все столпились вокруг большого костра. Но это был не обычный костёр, а высокий столб, у основания которого поджигались сухие ветки, брёвна и дрова. На таких у нас принято сжигать ведьм.

  К тому времени как я пришёл, он ещё не горел. Народ лишь собирался.

  Я поднял взгляд на столб и замер...Я увидел как ветер развивает кудрявые рыжие волосы на маленьком тощем теле. Это была Лютик. Это была моя Лютик...

  Привязанная к столбу и абсолютно голая, что считалось для девушки унижением и позором, она молчала и ждала своего часа.

  Меня затрясло, дикий холод и боль в сердце не давали сказать ни слова. Ноги подкосились, уйти с места в тоже не мог. Меня паролизовало увиденное.

  Кто-то кинул в костёр первый факел. За ним кинули и следующие. Огонь начал быстро пожирать ветки и дрова и ползти до молодого девичьего тела.

 Я закричал, завопил, но в ликовании народа моих криков никто не услышал. Всё радовались, кидали камни в ведьму, подкидывали ветки в костерище, а я рухнул на землю и стал биться об землю.

 Дикий детский плач, вопль боли и напуганные крики послышались и от Лютик. Огонь добрался до неё. Она медленно погибала. С ней хотелось погибнуть и мне.

 Я затыкал уши, кричал что есть силы, полностью раздавленный ужасом, заплакал.

 Я не выполнил своё обещание. Я плакал. Горько, громко и без успокоения. Я плакал так, как никогда не плакал и больше не буду плакать. Слёзы душили меня, тело трясло и покалывало.

  Это продолжалось до тех пор, как меня не вышвырнули из толпы. Кто именно это сделал, я не помню. Я не видел. Всё было как в тумане.

  Я отполз к ларьку и опёрся спиной о его стены. Холод и слезы так и не покидали меня. Я всё слышал...я слышал её крики, я слышал те мучения и ту радость, с которой местные реагировали на её смерть.

 Так продолжалось пока крики девочки не утихли навсегда, а тело не было полностью поглощено огнём.

  Народ разошёлся и каждый пошёл по своим делам, а я побрёл к костру. Среди тлеющих углей я не надеялся найти её следов. Каждый волос на её теле, каждая ресничка была сожрана пламенем. Я смотрел на костерище и плакал, слёзы мои скатывались и таяли на углях. Я винил себя, что не успел. Я винил себя, что не сберёг её.

  Прошло много лет, а эта история до сих пор теребит мою душу. Я всё ещё не могу отпустить. Мне не дано забыть Лютик. Она была не из тех, кого можно забыть.

  Не дано мне и простить зверство людского народа. По их вине умирали сотни ведьм. По их вине умерла и Лютик. Она была лучшим человеком, которого я когда-либо встречал на своём жизненном пути. Она считалась представительницей нечистого рода убийц и злых колдунов, но обладала самой хрупкой, чистой и доброй душой.

  Она не желала никому зла. Она погибла из-за страха и суеверия. Из-за чужих страхов зверски погиб самый чистый человек.

 Книгу с цветами я храню до сих пор.  И каждый цветок в ней имеет свою историю. А каждая история хранится в себе частичку души моей рыжей волшебницы. Это единственное, что осталось от неё.

 Она просто хотела жить в мире. Она просто хотела быть счастливой. Она просто любила цветы и людей вокруг себя...
                28.12. 2023