Борьба со слепотой и Знак

(7)

      День мой прошёл как обычно, но выйдя к вечеру, я заметил нечто странное. При взгляде на светящийся фонарь я видел четыре фонаря в линию сверху вниз. И это было не всё: временами происходило опрокидывание того, что я видел. Мир словно накренялся, и я инстинктивно, чтоб удержать равновесие, отклонялся в противоположную сторону, и меня вело туда. Я чуть не падал, врезался в прохожих…
Пришлось вернуться домой. Там я проверил зрение правого глаза. Теперь я не мог им читать! Резкости он не давал. Левый как будто стал видеть хуже, но читать мог. Только этого не хватало…
Когда признался маме, что слепну слегка и выборочно, похоже, на один глаз, то пошутил, чтоб она не удивлялась, если начну носить пиратскую повязку на правом.
- Сходи в поликлинику, проверься у окулиста, - сказала она, - Выпишут очки, будешь выглядеть ещё солиднее. Найдём тебе красивую оправу…
- Ну, тогда точно сбудется твоя мечта, и меня сразу зачислят в академики, - улыбнулся я и поцеловал её. 

Окулист, пожилая женщина, подобрала мне стекло для левого глаза, а с правым затруднилась. Увеличение в его случае не помогало.
- Ладно, - сказала она, памятуя о большой очереди к ней в коридоре, - на него можно и простое стекло поставить. Главное, чтобы не мешал рабочему глазу. Или просто закрывайте его. Возьмите рецепт!

Мой рассказ о посещении врача маме не понравился.
- Это не дело… Ты должен пойти и взять направление на консультацию в глазную клинику на Литейный. Там больше понимают.

И не отстала от меня, пока я этого не сделал.

На Литейном была аппаратура, на которой установили что со мной.
- Грустно говорить вам, молодой человек, - сказала свой приговор врачиха, не менее пожилая, чем в поликлинике, - но у вас – кератоконус.
Я сразу мысленно перевёл для себя с латыни и удивлённо повторил вслух:
- Роговичный… конус?..
- Вы – медик? – удивилась уже она.
- Нет, историк по Древнему миру. Латынь помню. Так что означает мой диагноз, что это за зараза такая?
Она вздохнула.
- Этиология неизвестна. Чаще всего он возникает в период полового созревания, но встречаются исключения. Редкая болезнь. Под влиянием каких-то процессов происходит истончение и искривление роговицы глаза. Она может даже порваться. Чтоб этого не допустить потребуется операция. У нас в вашем случае такого не делают. Это – к Святославу Фёдорову, в Москву. Но…
Она замолчала. Я ждал.
- Обычно заболевание сказывается на обоих глазах, а на левом я почему-то пока ничего не вижу подобного. Он стал видеть хуже?
- Как будто да, - признал я.
- Значит, и его захватит. Скажу прямо: в худшем случае вы ослепните через месяц.
Я смог только вымолвить:
- А в лучшем?
- Кератоконус не лечится, - вот и всё, что она на это сказала.

Когда я ехал в троллейбусе назад, то жадно смотрел в окно на то, что проплывало мимо, оставаясь позади, в прошлом, как вероятно, и моё зрение. Смотрел как в последний раз…

- Это что же за врач такая в поликлинике?! – обрушилась на нашу систему здравоохранения мама.
А я вспомнил дурацкий анекдот, не вполне цензурный, услышанный в свою грузчицкую бытность от коллег.
«Приходит больной на причинное место в регистратуру поликлиники и спрашивает:
- Девушка, мне нужен …уёвый врач.
- А какой? У нас все врачи - …уёвые».
Конечно, вслух я его не произнёс.
Молодому Хэмингуэю, раненому в ногу, два врача в чинах лейтенантско-капитанских неуверенно предложили ампутацию. Он не согласился и потребовал врача в чине не ниже майора. Тот пришёл и посмеялся над предыдущими коллегами. Ногу сохранили. Но и это – не мой случай.
В таком разброде мыслей я не придумал ничего лучшего, как сходить в библиотеку для слепых. Поговорил там. Оказалось, к примеру, что «Война и мир» набранная методом Брайля занимала 24 тома.
Нет, я подведу родителей окончательно. Я не хочу слепнуть. Точка. Я не ослепну. Вопрос как этого достичь… Что я слышал о чудесах восточного точечного массажа… На раскопе кто мне рассказывал об этом?.. Мишка-альпинист! В горы в связках ходил за врача. У него жутко болела голова, и он нащупал указанную в пособии точку внизу ноги (!), размассировал её и боль прошла. После чего он уверовал в восточную медицину.  «Где нога, - говорил он, - а где голова?» 
Под влиянием его рассказа я приобрёл себе несколько тонких книжек на эту тему, но перелистав, положил на полку. Здоровья у меня было хоть отбавляй.
Наверняка есть точки, отвечающие за глаза.

И я нашёл их у себя. Массировал истово, упорно повторяя, что не ослепну. Массировал много раз на дню. Они ужасно болели, эти точки. Не притронуться было.

Через месяц я пошёл на проверку. Врачиха удивилась. Правый глаз остался в том же состоянии, а левый болезнь не тронула. Видел он хуже, но достаточно. Но у правого сохранялась опасность прорыва роговицы.
Опускаю историю: как я попал в клинику Фёдорова в Москве, где пробыл не меньше месяца. Туда ко мне приезжал отец, чувствовавший себя уже нехорошо, но решивший поддержать меня. Огромный, человек-гора, оправдывающий свою фамилию (я был всё же поменьше), ходил уже с трудом. Засыпал, сев. Ему стукнуло 80. Я был у них поздним ребёнком. И у меня почему-то щемило сердце при взгляде на него.
У Фёдорова пришлось ждать донорскую роговицу. Пугали разговоры, что она не всегда приживается. Каждое утро вместе с такими же ждунами несчастья у тех, с чьего трупа эту роговицу можно изъять, я не ел до самого вечера, чтоб могли взять на операцию. И так три недели.
Роговицу пересадили, срезав мою. Швы должны были снять через шесть месяцев. Я узнал: кому был обязан роговицей. Парню 23-х лет, погибшему в автоаварии. Мой имплант был моложе меня.
С тех пор моё зрение не менялось. Правый глаз миновала опасность, но читать, различать им предметы было нельзя. Очки с небольшими диоптриями на левый глаз и простым стеклом на правом я приобрёл, но пользовался редко.

  Эта история, пока она длилась, отвлекла меня от иных нехороших мыслей, но стоило ей закончиться – они вернулись. А я не захотел их знать. Я – представитель Братства с предполагаемым мной уставом. Рекламировать это ни к чему, Братство – не для всех, ибо как сказал ещё Иисус: «Много званных, но мало избранных».  Надо было перечитать «Паломничество…». Перечитал и наткнулся на строки, где главный герой, член Братства, жаловался на то, что персонажи куда ярче, интереснее и лучше своих создателей… Как было не вспомнить слова Ветра в нашем с ним разговоре?
«- Я не считаю себя мудрым.
- Но твои истории были мудры.
- Они умнее меня.
Его серебристый смех.
- Да, я всё забываю, что настоящие писатели чаще всего глупее и хуже своих книг».
Но предоставлю слово Гессе:
«Я спросил Лео, почему это художники  по большей  части выглядят лишь как половинки людей, между тем как созданные ими образы являют столь  неопровержимую  жизненность.
Лео  посмотрел  на  меня,  удивляясь  моему  вопросу.  Затем он спустил на землю пуделя, которого перед этим держал на руках, и ответил:
 - То же самое бывает с матерями. Произведя на свет  детей, и  отдав  им  вместе  с  молоком  свою красоту и силу, они сами делаются невзрачными, и никто их больше не замечает.
  - Но это печально, - сказал я, не  утруждая  особо  своего ума.
   - Я   думаю,   что   это   не  печальнее,  нежели  многое другое, - возразил Лео, - Может быть, это печально, однако ведь и прекрасно. Так хочет закон.
   - Закон? - переспросил я с любопытством, - О  каком  законе ты говоришь, Лео?
    - Это  закон  служения.  Что  хочет  жить  долго,  должно служить. Что хочет господствовать, живет не долго.
     - Почему же тогда многие рвутся стать господами?
      - Потому что не знают этого закона. Лишь немногие рождены для господства,  им  это  не  мешает  оставаться  радостными  и здоровыми.  Но  другие,  те, что стали господами просто потому, что очень рвались к этому, они все кончают в нигде».

Опять этот закон служения! Сомневаюсь, что Гелий читал «Паломничество на Восток», значит, общая основа должна быть иной. Ну, конечно же, это евангельская заповедь о служении и о том, что «кто нарушит даже самую малую заповедь и научит других нарушать ее, тот в Небесном Царстве будет одним из последних, а кто исполнит заповеди и научит этому людей — будет велик в Небесном Царстве».
Вот почему Лео, слуга остальных братьев, без которого как будто всё рассыпалось, оказывается Первоверхоным в Братстве.
Нет, не верю и не потому, что абсурдно, а потому что в жизни не так. К сожалению.
Кстати, если персонажи жизненнее своих создателей и лучше их, то кто мы по отношению к Творцу, если Гессе в Него верит? Мы явно не дотягиваем до Идеала, так что ясно:  Он – наш персонаж, а не мы – Его.

Так в одну минуту, являясь как будто представителем Братства, я взбунтовался против его постулатов и законов. Ибо по ним я должен был умаляться, чтоб Первоверховный смог возрастать…  Слишком это напоминало кое-что иное, знакомое.
Нет, я неисправим. Независимость на моём знамени – первый и главный лозунг. Но мои неизвестные собратья по независимости, вы-то знаете, что написано на оборотной стороне того же знамени…
Там написано: одиночество. 
И это при том, что девиз мой: «Искать!» Человека в том числе.
Что писал Аристотель об этом? «Тот, кто испытывает удовольствие от уединения, либо – дикий зверь, либо – бог». Выбирайте.

  Я снова немного затосковал: единственный человек,  которым у меня было взаимопонимание – дед, пропал и не слал весточки. А обещал посланца от себя. Если получение вестей от него – это шизофрения, то я не против. С этой мыслью я сжал в руке свой бронзовый обол на цепочке, один раз уже кем-то использованный как пропуск в царство Аида.

  На следующий день я держался за поручень в троллейбусе, тупо уставившись в запотевшее окно, в которое ничего не было видно. Как вдруг, слегка оттеснив меня плечом и при этом с улыбкой взглянув на меня, как на старого знакомого, к окну пробрался парень в чёрном пальто с капюшоном. Капюшон был внутри красным. И что, скажите? А я вопросительно поглядел на него. Заметив это, он пальцем написал на запотевшем стекле одно слово: «Деда». Пока я с изумлённым лицом, не веря глазам, читал и перечитывал сие послание, подошла остановка, и он был таков. Теперь я попытался разглядеть его в толпе у метро, но он пропал. А когда повернулся к окну и написанному им слову, то оно исчезло. Ребёнок, сидевший у окна, стёр его, сосредоточенно рисуя круг. Также и время сотрёт каждого из нас, рисуя своё…
Не зря Гераклит уподоблял вечность неразумному дитя, игравшему в шашки. Таковой же он считал и мудрость мира.
Но всё равно настроение у меня поднялось, и я глупо улыбался всю дорогу.
Сомнение, как всегда догнало меня позже. Он, конечно, написал это ребёнку, с которым мог ехать дед дитяти.