Лето в фарфоровой кружке

ЕВГЕНИЙ НИКОЛАЕНКОВ
Лето в фарфоровой Кружке
повесть в миниатюре

РИСУНОК: ИРИНЫ АЛГУНОВОЙ



Лето в фарфоровой Кружке
повесть в миниатюре
«Лучше ничего не делать, чем делать ничего»
из Лескова

I. СБОР. ПОСАДКА-ПОЕЗД
Лето было очень жарким.
Трудиться на работе, сидеть дома – становилось сущей пыткою.
Иной раз – как помыслю – лучше была бы и зима, и холод, и снежок, и стужа. Мысли мешались, голова гудела, как чугун, а душа, особенно ближе к средине сезона, готова была и вовсе  сорваться и слететь, шмякнувшись со всей своей необозримой орбиты, в недра самой разгорячённой, бушующей и неутомимой лавы! Короче, настал тот момент «икс» в своей предельности, или, лучше, в  беспредельности, что я окончательно решилась начать задумываться ну хоть о каком бы там ни было(пусть хоть даже грошово-однодневном!), да всё-таки, отпуске.
Я взяла бланк, подписала кой-какие закорючки, поставила несколько своих фирменных клякс, немного испугав предварительно, правда, своего довольно строгоuj начальника, но, всё-таки, нашла в себе столько сил и юмора, что взяла да и раскланялась вся перед ним, а напоследок так и даже причмокнула в его самое что ни на есть недовольно-самодовольное  ушко.
С моими же коллегами и сослуживцами буквально вся прослезилась; однако, всё-таки, собралась – да дернула, наконец, из этой большой чёрной «пылевой дыры» (как ласково я величаю наш столь бесценный городишко)!
Характером я вообще решительна. Хоть и конечно… подчас… немного чувствительна… Хотя, если вообще порядком взглянуть, – да,  я порядочная хныкса!
Я, было, думала вначале «дёрнуть» на юг, да раздумала: лежат там все как коты да тюлени, воды им заграничные какие-то раздают с пузырьками-газами, да зелёные, как тина морская, да спать укладывают иной-то раз по расписанию, как в лагерях каких. Нет, думаю, не по мне этта жисть! Хочу воли, свободы, простор,и, наконец, Своего Воздуха!
А где он и есть-то как не в наших – пускай слегка и на первый взгляд кажущихся обыденными и немного прозаическими – истинно русских местах?! На границе безумных границ и на пороге не перейдённых противоречий! В дождях, в снегах и, в вечной ли, но столь бесценной сердцу и духу нашему столь священной пыли? В бескрайних, непостижимых ли красотах? В концах или началах, где царит столь первобытная и неисследимая, но вечно изгоняемая людской суетой и сутолокой продрогшая, но всё ещё трепещущая гармония? Симфония мира? И миг солнцестояния?
В садах лета ли, в её искристой радуге, в  осени, в лёгком иль нежном прикосновении  тумана, в свежести ли первой утренней росы, первом инее, на свету искрящимся и играющим всеми цветами бессмертия, в белом ли снежном покрывале, прозрачный пух которого хранит все тайны мира под едва живым, но всё же призывно трепещущим, древним, как сама планета, и доселе не остывшиим пока духом Земли?..
Или быть может там… в бесчисленных зеркалах сказочно-золотистых вод, утонувших всеми своими голубыми, прозрачными и слега призрачными животами в маленькие ущелья иль в едва приподнятых над ними и склонёнными своими белокурыми шапками премудрых старцах великанов-вершин?..
Бог один только и ведает!
Я же сознавала одно, - я ехала домой, я ехала вперёд, на Родину!
Я взяла пару чемоданов, маленький коричневый кожаный сак, ну и всё что подвернулось под руку, конечно, из припасов на неделю.
Трудно было преодолеть междугородние переезды, трамвайные пути, таможенные проволочки. Но когда я села в общие ряды с такими же путешествующими, как и я, в одну до боли знакомую мне и слегка потёртую электричку, с чуть-чуть слегка грубоватыми, однако, в определённой степени и столь же родными всякому русскому сердцу инициалами, я тотчас и вся как будто даже просветлела. Видимо, то были обозначения несомненно «конфиденциальные»: от мужского лица обращённые и предназначенные исключительно к предмету любви противоположного пола, - в минуту забвенной радости и особенной, даже роковой, так сказать, душевной слабости.
Путь был неблизким, но коротка казалась мне дорога: ожидания счастья, кружения, солнца… поистине веселило мой дух и вселяло в него почти инстинктивное желание петь, плясать и веселиться!
Вот и станция. Вот и мой, наконец, выход; вот ступенька, а вот и знакомый мне таксист-Иван.
II.ТАКСИСТ ИВАН. АКТРИСА
- Ваня, мой сак в третьей тележке! - прожужжала какая-то незнакомка.
Чтобы не отстать от неё и вновь, так сказать, хотя бы мысленно «наполниться  Иваном», которого я заприметила ещё и в прошлый раз, я и решилась на столь смелый поступок. На всём лету, вместе со своим столь скромным багажом и ручной поклажей, как-то хитро извернулась, протиснулась, и вот, решилась, наконец, аж впрыгнуть в самое его багажное отделение. Не знаю как это вышло. Когда я что-то делаю скоро и быстро, стоит мне только воззвать к небесам, сжать крепко свои кулачки, и, вот-вот, и дело готово! Жаль, что одними «кулачками» нельзя было избавиться от красновато-назойливой госпожи, широко, во всей свой нескромно обширный стан, вытянувшийся и раскинувшийся во всё переднее сиденье. Госпожи, уже порядком выведшей меня из своей столь весенне-радужной до сей поры колеи.
И, бог свидетель, пускай придётся мне за то заплатить трижды! Иван-таксист этого поистине стоит! Люблю его, дурында я этакая.
Впрочем, даже и соседка не могла помешать этою столь «платонической», но, весьма вероятно, что и насквозь платонической любви к Ивану. Залёг в душу, надо сказать,  – вот и  ответ тебе! Увидела – и пропала.
А тут ещё и эта соседка! Впрочем, женщина эта оказалась и совсем не из дурнушек, а даже, кажется немного и из «хористок». Ух, эти мне актёришки! Впрочем, немного и о ней.
Волосы незнакомки были, сбиты как-то нелепо и даже казалось, что вот-вот их бросит из стороны в сторону. Голос её – тонкий и слегка пискливо-перекатистый – хоть и отзывался иногда в груди её и в наших с Иваном ушках небольшим металлическим отзвуком… всё же,  был иной-то раз и добр, и как-то даже ласков, и игрив. Однако, именно этой игривостью всё начиналось и обрывалось: мне ужасно трудно было тут разглядеть ну хоть какую-нибудь цельность натуры да и вообще ну хоть какое-нибудь присутствие самоуважения. Казалось, вот-вот её длинная и хотя и далеко не тощая ручка, скользнёт, взовьётся ввысь, и там тотчас и останется в своём летящем положении. Ну, или, по меньшей мере, в той точке, где кончается  багажная крыша и начинается макушка у Ивана. А, может, даже и выше, и совсем-совсем уже над нею! Нет, определённо, ежели б у Вани был кабриолет, уж, попомните моё слово! взвилась бы и за брезент!..
Впрочем, не этого я опасалась в большей степени. Более всего на свете, трепетала я за душу моего бесценного водителя.
О, Ваня, Ваня! Ваанечка!! - молча лепетала я про себя, крепко сжимая в кулачки свои столь крохотные ладошки.
Покуда укладывали чемодан той случайно выкрикнувшей госпожи, и пока она распоряжалась насчёт денег и пути своего следования, то и дело выкривая: «Вперёд, мой дорогой! Поднажми, мой мальчик! Куда - знаешь уже!» –  Я набралась-таки смелости и, ловким движением своего гибкого и пластичного тела отбросила все предрассудки и страхи разума: тайком из багажного пробралась прямо к левому уголку, возле окна, чтобы быть почти впритык к водителю, и, улучив минуту, точно повенчанная с тишиной, в церковном трепете, почти немая, прошептала:
- Здравствуйте! Здравствуй... Ваня!.. Ваанечка!!..
Но он, по обычаю, толком не разглядел и не расслышал меня. Конечно, я и не рассчитывала на какой бы там ни было, пусть  даже самый скромный приём и сюрприз. Да и где ему – верзиле и великану с густыми, и как смоль чёрными курчаво-вьющимися волосами на меня, такую малышку-крупиночку и взглянуть-то!
Впрочем, я как будто услышала, правда несколько погодя, что он, вероятно, протянул что-то, что-то даже едва различимое, долгое и весьма значительное, только очень что-то тихое-тихое, чтобы, вероятно, слышно было одной только мне, - своё фирменное всё примиряющее и многозначительно-пламенное: «Хм-хм». Так что у меня как будто даже что-то и шевельнулось. Однако, я маленькая, у меня всё быть может.
Я и в самом деле не слишком вышла ростом. Но, нечего делать, заняв своё укромное положение (а я люблю, надо сказать, всяческие уголки да потайные места), и, памятуя  в душе, и предвкушая заранее долгожданную «встречу» со своею чудо-природою, я, как в праздник ехала, совсем тихая и затаённая, да с весной на сердце.
- Я вот когда на ярмарку катила, третьего дня, Ванечка, - всё лепетала неугомонная (Уфф, окаянная! И моё словечко-то не преминула использовать! Моё исконное, законное Имя воспроизвести!) - и вот, Ванечка (Уфф!), я и подумала: а почему бы мне взять ни чёрные, ни синие, а вот, скажем, к примеру, светло-малиновые или с рыжевинкой какие брючки? А? Как думаешь? Ныне модно стало выделяться-то!
- Хм, хм, хм, хм, - вторил ей мой любезный Ванюша.
Актриса болтала без умолку. «И чего ей так всё стрекочется то?» - частенько подумывала я. Ведь вот в молчании самые великие вещи и происходят! В нём несравненно больше преимуществ: сидишь тихо, скромно, в машинке, да и вообще все счастливы. Воздух напоён чуть ли ни гармонией с кузовом. Так ещё немного и - зазвучит где-то что-то глубокое: в ушках ли, в голове ли, под лопатками, не знаю где, толком не разберёшь! Только знаю, что обязательно зазвучит! И что-то очень-очень глубокое, таинственное и проникновенное! Какая-нибудь старинная сюита, пастораль или ария какая-нибудь из моего любимого Баха, к примеру. Тот-то – Актриса! Испортит всё, одним словом!
Но и то правда, что я заметила ещё в своём драгоценном такую черту: то иногда закурит мой Ванюша, то вдруг, как закоренелый интеллигент, возьмёт да и кивнёт, да и вдобавок наградит тебя этим одобряющие-благожелательным «Гм, гм». Высокий, высокий человек!
 - Выскочка этот, мальчишка, - вырывала госпожа уж из другой оперы, - так вот, представь, Вано (Она совсем начала забываться! Челюсти мои чуть уж было и не отвисли!). – Так вот, так вот, возьмёт да и настигнет меня! В самой гримёрке-то! И как при-ии-жмё-ё-ёт, прии-двии-нет к себе! Что, право, ну и держись!! Ха-ха-ха, ха-ха-ха!! – вдруг захохотала она во всю свою театральную прыть. Уф, и препротивная же, всё-таки, оказалась эта чертовка!
Я даже прочла про себя кой-какое  заклинание, три раза сплюнула в её сторону и сильно так стукнула своей ладошкой (чуть не до искр!) по чему-то деревянному, что бы скорее это всё кончилось, и чтоб уж совсем «не растерзать» моего Ивана руками этой свирепой тигрицы!
Кажется, подействовало. Во всяком случае, актриса сменила тему. Впрочем, то была опять «опасность»:
- В четверг, когда я начальствовала над хором, мужским хором, надо сказать, - вновь ввернула она, - тоже один случай вышел. Смотрю я, хулиган один, смотрит на меня, платочек вынимает, очёчки свои потирает, а меня глазёнками-то маслянистыми своими то и дело буравит! Аж слёзы на нём показались! Да, мало того,- уже видно и совсем не поёт!!
- Хм, хм. Хм, хм… - слегка закурив, мой дорогой Ванечка нашелся-таки, что и сюда-достойно ответить!
Надо заявить, хотя и курение и не всегда способствует более гармоничному обмену веществ, здоровью, да и всё такое, да и не мне вам тут всё подобное и расписывать. Однако, если вскользь упомянуть о некоей, напротив, полезности курева, так вот она. А именно: курение освобождает человека от неприязненной обязанности угождать собеседнику в незамедлительности ответа, это, во-первых, а, во-вторых, и, в главных  же , - это неотразимый факт того, что, дымя, и выпуская беспощадные клубы дыма в противника, ты, тем  самым,  всегда остаёшься - недоступный и не поверженный - на недостижимо-немыслимой и, если так можно даже высказать, на альпийской, что ли, Высоте!..
III.АКТРИСА В ЗАЗЕРКАЛЬЕ. ЛАКОМСТВО
Про сандалики помню ещё. Целая история вышла! Сократы, видно, какие-то стащили!  - оговорилась далеко неблизкая философии певица. - Как-то после концерта, скажу тебе мой Ванечка, захожу я вся разукрашенная и нарумяненная во-оо-от с такой охапкой букетов; счастливая, скажу тебе, ну прям как цветок одуванчик! Так захожу я, значит, в свою третью гримёрную, а там бац, хвать - моих сменных туфелек-то нету! А на улице зима! Снегу-то целый центнер навалило! И что бы ты мог подумать? Стоит там один такой мальчуган, и в руках что-то держит, ворочает; смотрю, - а там туфельки-то мои зимние, - а он подлец, их ручищами своими мнёт да ластится! Кот точно мартовский! В бантик завязал и мне с такой придворной улыбкой подаёт, будто Потёмкин Екатерине-царице,а румянец-то так и блестит у него во всё стороны! Так и зовёт! Так и сияет! Так и хлещет! И паразит - фактурный ведь был! Ничего не скажешь. Бицепсы во какие!.. И, скажу я тебе, Иван Сергеевич, губки-то всё равно, как у меня, как две клубниченки! Страстные!  Да кто и удержится-то?.. А я, вот и удержалась-таки! На второй день только ему свистнула, да он меня в киношку-то и сводил, увалень такой окаянный!  Но ты, Вань, не слушай! Ты во сто миллиардов крат лучше! Так как ты за такой чумой не бегаешь! Девицам венки всякие не носишь! Но мне это нравится в тебе! Ты знал? Ооо, но губки, кажется, и у тебя хороши! Ах, вот они и сейчас, смотри, как сияют! И тоже блестят также, манят!.. Ооо! Я кажется схожу с ума!.. Милый Ва-неч-каа!!..А погляди какие у меня? Аа?? АА? Ну, взгляни, взгляни, хоть разочек в своего недоступного ангела?! Видишь? Видишь? Я хочу их сравнить! Ва-неч-каа!!.. - И тут она совсем, было, первая круто к нему дёрнулась, повернулась, нагнулась, вытаращилась вся, точно змея при нападении, опрокинулась почти всем своим корпусом, и, немыслимо бодрая и здоровенная,  чуть уж было не налегла совсем впритык на моего доброго друга! Так что ещё минута, и,  - ей-ей, не удержалась бы! Лягнула!..
Однако, так как наше «волшебное местечко» проходило сквозь то, где что-то шло резко над, а другое где - совсем под гору, то  вкривь, то наискосок, а то и вовсе по спирали, то, во время одного довольно-таки такого крутого подъёма, Иван (о, умница мой!) так вдруг резко (и притом совсем даже естественно и непринуждённо) нет-нет да и вырулил своим хорошеньким авто, своей наилегчайшею и сверкающе-чистоплотною машинкою с одного ужас как преопаснейшего утёса! Да так, что наша madam, сделав неожиданный перекат сперва в девяносто, а затем во сто восемьдесят и, быть может, даже во все  двести семьдесят градусов к северу, от местонахождения моего дорогого Ивана, и решительно и со всего размаху обратилась, наконец, в страну что ни на есть зазеркальную!.. Всей своей массой, всей, так сказать, неудержимой артистической уплотнённостью, и со всей своею неимоверной и неизмеримой неудержимостью!..
А также при помощи таких природных сил как притяжение и третий закона Ньютона, взяла да и ринулась прямёхонько двумя своими ароматными клубниченками в открытое и огромное, точно крыло серебристой птицы, боковое зеркальце!.. В следствие чего оставив за собою яркий, насыщенный, но не кровожадный след...
Рисунок на зеркальце изобразил чрезвычайно пёстрое, и вверх распускающееся деревце, с ароматными цветами-яблоками, а внизу - в руках какой-то древней библейской госпожи,- висели туфельки, точь-в-точь такие, на которых некогда гуляла она одна-одинёшенька в иные чудные летние и зимние деньки.
И, тут же расцветая и шелестя всей своей шелковисто-нежной кроною, обратилась оно во что-то поистине ароматно-сказочное, а фантазийно доброе и спелое  воображение наше подсказало нам, что это - ни что иное, как до боли знакомое всем  и каждому чрезвычайно аппетитное и воздушно-лёгкое летнее чудо!..
- Мама, я тоже хочу такого мороженого! - пролепетал вдали чей-то очень счастливый звонкий детский голос! - Да!.. Это просто настоящее Лакомство!..
IV. ТЕТ-А-ТЕТ С ИВАНОМ
Как это случилось? Одному богу известно!
Вернее сказать, сила притяжения моего сердца оказалась куда более деятельной, чем я её могла и предчувствовать. Возможно, то было само колдовство с моей уже стороны.
О! И как я обожаю истории без кровопролития! Скажем, нашу с Иваном и актрисою!
Она просто растворилась. Ушла в небытие. Или, лучше сказать, в страну зеркал. Кто знает, быть может там, в совершенно иной реальности, она почувствует себя поистине счастливой? И наконец встретит свою настоящую любовь! И, что-что, ну конечно, там у неё, непременно отыщутся те украденные её сатрапами (и отнюдь не философами-Сократами!) столь бесценные сандалии.
Философски неподкованные, однако зрительно заворожённые, мы так и засмотрелись на столь неслыханное исчезновение. Однако, очутившись своем одни и наедине, почувствовали некое и как бы почти двойное облегчение. Он смотрел на меня, я на него. Наши глаза встретились.
Вернее, я бы очень этого хотела! В моём сердце, продолжительно измученном и тягостно переживающим за всякую  мелочь, потихоньку начало расцветать, тоже  как-будто некое «цветное дерево». И легче стало вопреки всему моментально!
Иван также, так как человек был он вообще не лишённый всего человеческого, тотчас же вздохнул, выдохнул по исчезновении актрисы, да так и произнес тихонько про себя (однако, я  всё же это услышала): «Эх, эх, эх», «ох-ох-ох», «ай-яй-яй-яй», - да на том и успокоился весь.
Устал, видно, человек. Не стал Ванечка мой выходить из машины и проводить расследований на месте: довольно было и этих душевных вздохов-выдохов. Да и дело у него было - вести меня в моё сладко-солнечное и в до боли бескрайнее ослепительно-синее море грёз и мечты!..
IV. ТЕТ-А-ТЕТ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
Горы всё возвышались. Крутые склоны по краям дороги становились всё круче. А мои внутренности всё более и пламеннее наполнялись только что увиденными из окошка впечатлениями.
Иван вёл мерно и методично, как искусный наездник на каких-нибудь французских скачках. Впрочем, мы не торопились. За скрывающимся молчанием друг друга мы - точно после долгого перерыва на небе, после толщи туч – ждали, наконец, когда же выглянет Наше солнце!..
Его рот, его тонко очерченные и молчаливые губы, его ровные и очень блестящие зубы, как самые драгоценные на свете жемчужинки, сияли, его глаза-опалы,   поблескивающие от внезапно приливных лучей солнца, сверкали всеми цветами на свете! Само же величество Солнце, то и дело теперь стукающее теперь  о стёкла и капот нашего маленького, но зато самого счастливого авто на вей планете! Своими изящными и пышными лучами-стрелами, льющими во все пределы его внутреннего убранства, казалось, зазывали, и призывно манили нас! Да и нет в мужчинах, о верьте! большей привлекательности и неслыханной повелительной красоты ума (и именно так!), как если бы ваш возлюбленный на минуту, хотя б на какое-нибудь там крошечное мгновение! Восхищаясь и безоговорочно преклоняя перед вами все свои колена, а также держа розочку в руке  (розу непременно!) нет-нет да и умолк бы на минутку другую!! Прикрыл бы своё пусть высоко благородное, даже рыцарское забрало! Зато в ответ - всё женское стало б ещё полнее! Всё Небесное и Чистое — ещё более воздушным, высоким и вообще привлекательным!..
Так или иначе, судьба мне преподнесла буквально исключение из правил. Я бы даже вот как сказала -  «золотое сечение» изо всех мужчин на свете! И меня поймут дамы, -  экземпляр, скажу я вам,  из самой что ни на есть «красной книги»!.. Молчание и сердце рыцаря, - что может быть  легче и невесомее, чем этот попутный и призрачный ветер!..   
И всё бы ничего,  как вдруг Иван ни с того ни с сего взял бы да и запел:
« Девочка поёт, с мальчиком играет,
В бубен бойко бьёт, время не считает!
И не страх, что  уж Солнышко - за крышу,
Юбка к брючкам-клёш  - ничего не слышит!..»
Представьте! Так вдруг взял и со всего размаха и брякнул! И хотя у него был пленительный, душу ласкающий и ничем не скованный романический тенорок, мне, всё-таки, решительно стало не по себе!
«Летний хохолок - к зимнему прибьётся!
Девочка-вьюнок  -ножками завьётся!
Вот лежу один, греются на взморье!
Ох-ох-ох-ох-ох, тяжкое, ох, горе!..» - продолжал он
« Но как? Как он посмел! Милый Мой Ванечка!!» -вырывалось и буквально клокотало из моей груди, точно из вулкана. - Ведь он решительно выдавал Нашу маленькую, но тайную Тайну!» - подумалось мне.
А ведь это песня НАШЕЙ ЛЮБВИ!!!
Я совсем вам забыла напомнить. Ведь то было ещё третьего года как. Да, да и да! Ещё по радио «Парижские лиры» в моде была эта песня, и её крутили тогда почти отовсюду. Сейчас же это был явно намёк на то, что я «молчаливая», и что он, дескать, «ничего не хочет слушать». Это равнодушие в высшей степени! И, конечно, и бесспорно же, мужской эгоцентризм!.. Вот откуда корни берутся феминизма женского!
Я уже было хотела крепко-накрепко потрепать и ужалить его! Как вдруг, совсем невдалеке, буквально в метре от нас, прямо перед самым нашим носом раздалась, точно дивная муха прошмыгнув изящными и разноцветными своими паутинками-крылышками, фантастическая и даже и вовсе гигантская по чувству и силе, но и не менее обволакивающая душу песенка:
«А в Париже, а в Париже
Пыли меньше, больше жижи!..»  - пел какой-то бродячий шарманщик.
Оо! Оо! Я помню, в тот год не было и вовсе ни одной пылинки! А было, напротив, так много дождя и влаги! И так много гирлянд и огней! Как было легко и свободно! А как здорово было кружиться и витать по столице всех самых эстетических щедрот  мира! И такое, право, было раздолье!.. Ах, годы, годы...
Город был, точно в отместку всем пустынным, а потому гнуснейшим и не интереснейшим местам на планете, самым что ни на есть плодородным, густым на впечатления и безотказно щедрым на всё новые и новые приятные запахи! И - даже так назову - благостно туманным! Оо!! Такие запахи! Такие ароматы повсюду!
Тогда ещё все разгуливали в модных шляпках и пиджачках. А женщин брали под локоток. Да и вообще как-то с ними были более уважительны! Тогда не было ничего обтягивающего и вульгарного. Мужья целовали своих жён в руку. Впрочем, они и вообще целовали женские ручки. А замужние то были или нет — не уточнялось да и вообще не оговаривалось. Дело случая. В общем гуманное было время я вам, скажу!..
Мы недавно вернулись из далёкого турне. Иван был настолько молод и зелен, что это прямо-таки бросалось в глаза! Вот проходит девушка — и, казалось, она менее краснела и шарахалась от мужчин, чем от случайных прохожих (женского пола) мой Ваня.
Тогда у нас почти не было денег. Я ещё не поступила в офис к м-лль Ш-ль. А Ваня — не приобрёл своего личного такси. Он лишь изредка ставил на скачки и изучал   авто изнутри: проходил курсы, лежал и краснел  от прикосновения к его животу даже от различных запчастей и прочих неодушевлённых  механизмов. Ну и наоборот, впрочем.
В общем, у нас были случайные заработки. Я шила и продавала куклы малышам почти за бесценок. Ваня же надувал колёса и ставил на скачки. В этот раз у него была отменная удача. На ипподроме собралась куча народу, а он поставил на «Рыжую морду», и та кляча из кляч, как ни было это странным, вдруг, представьте, одержала победу! Впрочем, после гонки тотчас замертво там же и упала, дождавшись последнего зрителя, дабы не краснеть уже прилюдно. И, помню, потом из неё сделали ну просто превосходную колбаску, а потом её раздали всем бедным деткам, и я тоже вот кусочком и угостилась.
А Париж, - точно огромный и только что испечённый дымный пирог! Ах, как съесть его  же хотелось целиком и полностью! Без остатку!
И вот, идём мы, шлёпаем по лужам, а потом раз - слышим, - а в окошках-то эта чудо-песенка и заиграла! Зная о моих гастрономических настроениях, Ваня не стал долго раздумывать и дожидаться, а мигом и, считай, на своём бравом плече и руках донёс меня до самого этого «Шато»! Так назывался тогда не слишком дорогой ресторан для молодёжи в этом столь празднично-волшебном и сияющем мире!
Когда же мы вошли, распорядитель вежливо предложил нам сесть. Правда места не были лучшими, и он указал нам на самый конец залы, возле умывальника. Однако и это место нам показалось лучшим на свете!
Тут неподалёку блестело окно, сверкала посуда, а в ушах и ушках звенела всё та же душу обволакивающая музыка! И хотя мы почти не знали по-французски, нас, влюблённых, казалось понимала целая  вселенная!
Нам поднесли немного Мозельского, и мы тотчас же просияли. Нас будто заливало  каким-то розовато-рыжим отблеском луны, его дыханием и голосом, таким редким и неизъяснимым, какой только и бывает разве один раз, или, лучше, в первый и единственный раз по приезде далёких путешественников из северных стран в эти столь тёплые заграничные ночи-турне!..
Мы сидели, обнявшись. Иван тихонько напевал что-то на своём языке. Я на своём.
И пусть оба мы были иностранцы для других, пусть обоих нас сопровождала череда неудач и падений, но зато тем слаще и бесспорнее объединяло нас одно: это то ,что мы были оба всегда и повсюду вместе! Нам попросту никого больше не нужно было. Мы одни составляли единство и схожесть всех наций, всех стран и даже целых мирозданий! Мы - единственное, что для нас на земле было по-настоявшему важно! Единое - вот к чему мы без доли лукавства могли стремиться и стремились мы изо дня в день, везде и повсюду! Мы хотели исчезнуть в одном! А одно - воскреснуть в нас и расцвести чем-то поистине бесценным и недосягаемым!..
Но хватит философии! Скорей бокал вина! Мой Ваня, ни мало не медля, наливал нам. Вино стремилось, вино журчало, жужжало, лилось! Вино, наконец, низвергалось целым фонтаном!
И вот к нам снова подошёл кельнер. Кажется, у него тоже в роду были немцы. Мы не знали о чём он бачит, говорит то бишь. Но немец, видно, в нём крепко в корнях засел, и решил почему-то именно сейчас прорваться. И почему-то странно ещё и то, что когда он заговорил, то на меня не обратил решительно никакого внимания!
- Ивань? Вы Ивань? - принёс голос слега неуверенно и запинаясь, видимо, и я своей незаметностью и столь невеликим ростом несколько вогнала его в розовинку-краску, да и сам он - кельнер, - конечно же, не мог не стыдится происходящего недоразумения.  - Ви, как видноо пьянь!.. Но ви сидеть тут уже пять часов одинь, перед вами всего одна бутиль, но ви как будъ с кем-то говориль? Одинь на одинь? На вас уже тихонькъ жалутся людь. И, если вашь закас  и блюдь быть будь исчерпань, то мы просим чтоб ви и ваш соседь немедлень...
Но, услышав, и, кажется раскусив весь намёк и умысел, мой Иван не стал долго дожидаться и витать в софистике, а  тотчас  же бросился, вскочил и за меня и вступился же:
-Я-я? Хм-хм. Да чёрт с вами! Разгадали, французы! Эк не укрыться-то от вас! Да, у меня есть, есть кой-что внутри! Да да и да! И вашему брату и тыщу-то лет сего не понять!  Кого-то слышу? Это я после войны таков. Но в обиду своего спутника-соседа вам, чёртовым немцам-французикам не дам! Мало русский штык прорывался через Альпы что ль! Мало ль мы вас, немцев, во всех войнах-то обратно восвояси  в свои избёнки-то глиняные и замки невиданные загоняли-то?! Вот вам русского духу ещё! Ешьте! Вкусите! Вкушайте! ненасытные вы чёртовы сыны!!..  - и, не успев сказать, он так завалил и расквасил не то французика, не то ли прочего иноземного поданного, что к нам подбежали ещё и ещё двое, и ещё один в дверях и в форме кричал и тоже что-то на непонятном своём наречии (возможно, действие проходило и вовсе не в Париже, как знать!):
- Схватитъ! Задержатъ! Скрутитъ! Связатъ! - и как засвистит!!.. и кааак заорёёёёт  во всю свою безумную прыть! Во всё своё, так сказать, ненасытное иноземное начало!!..
О, мой герой!!, мой Небесный Ваня-Ванечка!! Никогда-никогда этого я не забуду!.. КАК ОН ЗА МЕНЯ ВСТУПИЛСЯ ТОГДА!..
Потом же  - случилась и ещё одна история (не буду её описывать), ставшая причиной и уже последующих дней-лет нашей разлуки и вообще нашей мимолётно-тысячелетней высылке и одной сплошной  чёрно-белой и непредвиденной друг от друга эмиграции...
И вот наконец мы встретились! И снова и теперь ВМЕСТЕ, и уж теперь НАВЕКИ-ВЕЧНЫЕ!..

V ПОЯВЛЕНИЕ ШАРМАНЩИКА. И КТО-ТО ЧТО-ТО УЖЕ НАЧИНАЕТ ПОРТИТЬ!
Да, что не говорите, а русская душа -есть русская! Душа всех душ, надо сказать!..
Шарманщик пел остро и хорошо! С душой и полнотой и окрасом всех своих немалых эпитетов, которыми обладал он в этом мимо пробегающем среди нас ущелье.
Его музыка — богиня -текла среди холмов, вилась вдоль реки, и прямиком в ущелье к морю. Его голая голова-плошка, и не потому что она более всех походила на это старинное блюдце, а, скорее, оттого, что вмещало, точно была сама озеро-море и даже целый океан, который жил томился в разных концах мира, в умах и сердцах людей; здесь же, в его неказистом облике, казалось, она (голова) могла уместить всё человечье и нечеловеческое Начало, чей источник и вдохновение питала и давала одна линь Музыка! Музыка звёзд, песен и гармонии!..

«- Ты, о юная Софи,
Позабудь свои «пи-фи»!
Разведи огонь в берлоге!
Только преж  протри хоть ноги!»
или
«Звонко плещутся ручищи
Вот такой моей ба<…>щи!
Не хочу я, и не буду! -
Мой сама скорей посуду!..»

И сколько Лирики! Сколько тонкой её, так сказать,  Иголочки-Иронии здесь! На самом-то деле.
Так и заслушались бы! Так и вздрагивала бы я всё более и более своими внутренними и внешними крылышками!.. Вот только времени не совсем хватало. МЫ ехали. Мы стремились. МЫ спешили!
 Но...вот... вдруг... что-то пошло совсем не так...
«Эй, ребята, не проедьте!
Эй, девчата, выходи!
Вылезайте мужья, дети!
Лишь с вторыми по пути!..»
Да у этого самого  шарманщика, однако, были такие ручищи! Оо! Просто загляденье! Наша милая и до того очень и очень счастливая машинка неслась с такой скоростью, бежала таким космическим, можно сказать, ходом! Что... что, я вам скажу — даже самый тридевятый там полицейский свистком не остановит! Но тут! Тут тут!! ну прям взяла-таки своими ручищами да копытищами и взлез: сначала под капот, потом под раму, ну а потом и вовсе  во всю, так сказать, самую что ни на есть во внутрь.
Наша машинка мало-помалу начала переполняться. Не то баян, не то аккордеон, не то, да, простая шарманка теперь уже прижимала к нам  с Иваном  и начинала буквально давить и прижимать нас изрядно к полу.
Ваня хотел было уж нажать на среднюю педаль, но это как-то неловко вышло. Оказалось, что педаль была не средняя,  а крайняя правая из трёх, что вообще были в нашем незатейливом авто. Думаю, он хотел было передать мне управление, дабы вышвырнуть надоедливое существо за борт, однако, и это у него не очень-то удалось.
Наш спидометр потихоньку показывал всё большею и большею скорость. Однако, нелепый шарманщик никак не унимался. Он продолжал свои воодушевительные песенки, однако, моему Ивану это начало уже под конец уж порядком поднадоедать. Ну, как  когда-то с немцами, к  примеру. Видно, и шарманщик был тоже из те же, заграничных.

«Вот, ребята, довезите!
Кости бедные мои!
Поднимите! Обнимите!
Дайте вас вобрать в свои!»

Но и, однако ж, так проникновенно! Так как-то вдруг жалостливо как-то мне сверху донизу стало! Аж сердце летучее моё, лёгкое прям насквозь-напрямик зажглось-прошлось и как-то засветлело внутренне... оо... и жаль же мне стало нашего попутчика!..

« Не раскрашу черепушку!
Не размажу пополам!
Я ищу мою подружку! -
Хочешь, ЖИЗНЬ СВОЮ ОТДАМ?!..»

 Оо! Ооо!! и с таким ещё и подходом! Господи!! Да это ж он про меня! Неужто? Но разве возможно это?  Разве достижима сия  столь недосягаемая нить?  Оо!.. Но как же НАША  ВЕРНОСТЬ? ЛЮБОВЬ? СТРАСТЬ? Благородный ЭГОИЗМ?? Нет нет!! Даже не думать!! Даже и мечтать не смей, летучее ты воздушное создание! - с ожесточенным трепетом, хоть и с замиранием говорила я себе.
Нет-нет и ещё раз нет!! это неверный Шаг!..
Но тут на меня... так случается только раз, Раз в Жизни! Нашло  как будто какое-то прозрение.... озарение... Свет!..
Мигом промелькнула вся наша совместная жизнь с Иваном...
Мигом пролетели минуты, дни, года разлуки...
Даже его Подвиг!! Оо!! Никогда мне не забыть этого!!.. Но...
Мигом будто пролетело  не одно, а целых два, три столетия!.. Точно в мои внутренности вставили какой-то неведомый прибор, определяющий в одно своё касание жизнь и  судьбу, которая, точно маленький хрупкий и детский калейдоскоп мчит и гонит нас как- будто к какой-то отвесной пропасти... Но нет-нет и нет! Нужно жить! Нужно стремиться! Нужно, наконец, скорее выбиваться из этой столь незатейливой паутины сомнений! И тут на меня нашла ЦЕЛАЯ ФИЛОСОФИЯ...
Но, о, боже, как? - думалось мне. Разве нужно любить только из одной лишь благодарности  за своё столь пусть даже самое великое СПАСЕНИЕ?? Даже  столь далёкое и туманное? Даже если оно таковым, на самом-то деле и не являлось вовсе? А может его в помине то не было?  Разве человек может и должен быть по-настоящему счастливым только со своим Спасителем?? Оо!! Оо!! И тысячу раз оо!! Ведь ЧТО сами люди сделали с главным своим СПАСИТЕЛЕМ на  Земле своей?? ОО!.. я даже поскорее отогнала от себя эту великую и почти нечеловеческую скорбную Мысль!..
Но! Ведь именно и поэтому-то! Поэтому мы знаем, что счастье, что любовь, что чувство наше -это ничто есть как ЯБЛОКО! Да, да и тысячу раз ДА!! Ещё то неочищенное, спелое, зелёное, и, одновременно, уже и наливное и спелое всеми соблазнительными  прелестями и пряностями своими яблоко, которое было, к сожалению, и нами же первыми и надкушено!.. Куда уж до них этим скромным росткам невинных шалостей!..
Порок, скажете? Да, верно! И будите правы! Но именно и потому, и всегда ОН  предпочтительнее именно этой своею тысячелетнею и столь неотразимою СИМФОНИЕЮ ВКУСА!..

VI НАПРЯЖЕНИЕ НАРАСТАЕТ
Но, всё-всё прочь! Всё решительно НИ К ЧЕМУ!.. Нужно — Вперёд! Нужно — Только Действие! ДЕЛО! Всё остальное - хандра и преступление перед самим Его Величеством ВРЕМЕНЕМ!..
На раздумья не было времени. Скорость на спидометре неуклонно росла, руки прижимались всё сильней и сильнее к рулю, ноги почти не слушались, рычажки, как шальные, дрожали от прикосновения к главному из них — педали акселератора.
И я подумала: все наши встречи, все наши романтические свидания — это ни что иное -как простой обычный, бутафорский, можно сказать, ирреальный даже фантом!   Впрочем, он и без того нереален. Однако, как знать? И смотря для кого? В любом случае Фантом он и есть фантом!..
Ведь Иван, хоть и хороший, хоть и  смелый, хоть и бывалый защитник-солдат, он, всё же, как ни крути, а увалень! Самодур! Распевает какие-то пошлые песенки...а ко мне относится так, будто я  и вовсе не существую!..
Нет, нет и решительно НЕТ!! НЕ ДОЖДЁТЕСЬ!! Да!! Пусть Он Спаситель! Да пусть он трижды Волшебник!! Отважный Динозавр моего столь крохотного и притом ещё столь впечатлительного и ранимого сердца! Но он, и это - правда!  Решительная ПРАВДА!! Он просто-запросто НЕ ЛЮБИТ МЕНЯ!! Свою верную, свою родную и свою такую ЛЮБЯЩУЮ его больше всех на свете и столь нежеланную им самим СВОЮ РОДНУЮ девочку!!
И тут слёзы, настоящие человеческие слёзы  хлынули у меня потоком! Тут трижды я  задрожала вся и затряслась! Точно вместо солнца, лета и тепла к нам вдруг грянули нескончаемые тропические ливни или же, скорее,  ни с чем несравнимые и бесконечные сибирские морозы! Оо!!  Оо! И нет-нет-неееет!!.. Но, ДОВОЛЬНО!..
К тому же, я  и это видела, Иван решительно дурно отнёсся к нашему гостю.
Водитель, видя как шарманщик пытался приглушить скорость и  удержать руль вместо никогда не покидаемой  любимой больше всего на свете своей шарманки, просто взял и как неистовый зверь да и взбесился. Он вытащил ноги из-под педалей. Впрочем, почему-то машинка неслась не меньше, а возможно, даже и более (скорее всего, был некий  горный уклон, точно не помню, и вовсе не требовались педали). Словом, авто набирало обороты. Но Иван, теперь уже совершенный предатель, начал руками и ногами душить моего поэта-песенника. Он так сильно его прижимал к стеклу, так грузно сдавливал туловищем и ногами, точно змейка обмотавшись вокруг, его незащищённое горло, что я подумала, что вот и час пробил моему новому другу. Но шарманщик не отпускал руля, и, как мог, как истый борец за правду, держал руль автомобиля. И вот, я всеми своими глазами увидела, я явственно ощутила как огромный, могучий кулак грубияна-Ивана, Ивана-мужлана и взломщика, Ивана-рассекателя и греховодника в высшей степени, вознёсся над головой моего бедного шарманщика, пытающегося спасти нам и без того наши столь краткие мгновения!.. И, ещё вжик, — и мне бы уж не сочинять бы более эти  столь глубоко патетические и без того строчки...
И, хотя, я очень худа и невзрачна на вид, знаю и признаю это от всего сердца. Однако, я  не растерялась, сконцентрировалась и сгруппировалась всеми своими частичками души, всеми имевшимся силёнками и мускулами, которые только и есть и были в моём хрупком тельце, и буквально всем этим и навалилась и со всего размаху нажала на переднюю кнопку панели управления на чудо-Иваниной машине. Кнопка означала мгновенную катапульту водителя (я ведь говорила-таки, что Иван мой не без царя в голове! Приготовился же, подлец, и к собственному своему  отступлению, на всякий-то случай!)
И только нажала, только я вдавила эту (как оказалось) ЗАВЕТНУЮ КНОПКУ, тотчас же и  раздался тот сильный звук над нашей крышей, и оттуда с треском визгом и со всею своею  неудержимой скоростью, и, что всего таинственней, в направлении совершенно неизведанном, слетела, спорхнула,  и, наконец, целиком и полностью улетела МОЯ ПРЕЖНЯЯ ЛЮБОВЬ!

VII И ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?
Да и кто знает, куда ОНА приземлилась?  Да и Кто может угадать КАК НУЖНО это делать и, в особенности, ОТГОНЯТЬ ОТ СЕБЯ ПРОШЛОЕ?? Возможно, таким вот неожиданным даже  способом.
Кто ведает, как раскрылся тот огромный парашют-облако, на который буквально одно мгновение мы наблюдали с моим новым возлюбленным, и Истинным Поэтом?!.
Кто слышал хоть однажды подобную историю и видел, как мы, как что-то мягкое и воздушное, точно молочный туман на реке, также мягко и тонко лёг наземь, опустился, не сломав себе, кажется, не единого сустава-косточки?
Кто видал картину, где на одиноком поле, в светлый и уютный день, легко-легко и так же нежно, точно прикосновение к коже младенца, и также непринуждённо, спускался откуда-то  издалека с необозримой выси чудо-цветок, растение, очень уж похожее на распущенный и белоснежно-волшебный воздушно-летний цветок-одуванчик.
Кто может подтвердить, что это было, чудо или нет? И что хуже или лучше для нас? Его отсутствие или присутствие?
На это нет и не может и быть ответа!
Только НОВАЯ и НАША ЖИЗНЬ! — Вот и есть тот долгий и пламенный ОТВЕТ! Та -МАЛАХИТОВАЯ ШКАТУЛКА! И РУНО-ЗОЛОТО!..
ОТВЕТ на ВОПРОС, который мы денно и нощно повторяем и на который, не находя, ищем  подчас всю нашу долгую и столь странно-увлекательную жизнь!..
Мы только переглянусь с моим новым попутчиком. Только наши глаза встретились, как вдруг, перед буквально пятью метрами перед нами разверзлась стометровая пропасть!..
Шарман-шарманщик, также мгновенно сгруппировавшись, и отдав мне назад всю свою  с потрохою гармонику, тотчас снова ваялся за руль, ощупал ногами среднюю педаль, и машина мгновенно, с таким же треском, воем и визгом, и, едва не опрокинувшись, еле-еле удержалась своими задними колёсами на вершине. Она, казалось, даже немного покачивалась на ней, как-будто акробат, забавляясь своей искусной ловкостью. И, снова миг, и — мы как лавина, правда не столь уж огромная, а, скорее, малая, (что для нас в сущности было уж всё равно) низвергнулась бы в пропасть!..
Но на наше счастье — на крыше зияла дыра, пробитая ещё Иваном. И, опять-таки, будучи весьма лёгкой и тонкою, и могущей также подлезть и пролезать и вообще  куда угодно, во все что ни на есть на свете уголочки, щёлочки и дырочки (должны же быть и у маленькой ну хоть какие-то преимущества!), с лёгкостью и гибкостью какими только и наградил нас сам Господь Бог, залезла на крышу, потом аккуратно подползла на краешек кузова и, также ловко и крадучись очутилась аж на самом бампере. Спутник мой также, не мало не медля, просунул в щель сперва свою шарманку, а затем и другую руку (шарманка была дороже, поэтому сначала её), и также быстро и ловко, хотя немножко и вразвалочку очутился он сначала на крыше, а затем, как и я,  добрался до бампера, вернее, до задней его части, дабы, как и я,  грузом своих тел сперва навалиться, а затем и вовсе уравновесить силы нас и  нашего достославного авто, дабы не дать таким образом ему низринуться вниз да себе на погибель!..
И вот когда наши тела, наконец, выравнялись, силы окрепли, души, точно древние часы, стали биться в унисон и соприкоснулись, мы оба тонко и безотчётно почувствовали, что мы теперь и навеки вечные и уже НЕ ОДНИ!..

VIII НОВАЯ ЖИЗНЬ И НОВАЯ ЛЮБОВЬ
Я приняла решение. Я остаюсь.
Моё перо быстро и  неукротимо хочет на всём на этом уже дивным-давно поставить жирную отметину. Точку.
Мне надоела прежняя жизнь. Пыль, грязь, суета, контора, и, наконец, сам город.
Первым делом я написала моему начальнику на его же имя. Отправить мне помог мой дорогой Поэт. Он-то, кстати, и надоумил меня, наконец на всё это и решиться.
Конечно, решение и так витало у меня где-то в воздухе, и вообще носилось у меня где-то под грудкой да с неукротимостью кота-Василия чесала-почёсывало мне точно каким-то пёрышком пятки и крылышки.
Почему я не рискнула раньше? А вы как думаете? Финансы, финансы, и ещё раз ух уж эти мне финансы! 
Однако и этот вопрос мы дружно обсудили и решили с моим новым и теперь уже другом навеки! Так я решила. Ну и вообще пусть так оно и будет!
Мы остановились в нашем самом южном и красочном месте, которым только и богата и располагает наша доблестная мать-Родина. Конечно, никогда у нас прежде и в мыслях не было не только такой чудесной возможности, но и даже мечты о ней. Однако тут оно точно всем на руку, точно сновидение какое, раз  –  и засверкало, засияло, и как совершено редкий цветок на земле, взяло и раскрылось...
О! сколько достопримечательностей мы изъездили! Сколько замков и мест постелили! Казалось, я-то здесь - истинная царица! И Это всё - всё моё? И от этого сознания вся душа моя как-будто пьянела и кружилась! И, казалось, всему этому не будет конца! Впрочем, так оно и случилось. И от этого ещё в дважды удваивалось то особое и прежде мной невиданное чувство широты и просторы, которым так богато, как никакая земля, наша собственная!..
Но, опять-таки, вы спросите (и будете правы), на что «вы там все вообще живёте-то?», «за чей счёт милая леди?» и вообще «как это у тебя так всё быстро и  вдруг прям в дамки делается ?» а вот как! Следуй за мной мой любезный читатель!..Тем более терпеть осталось совсем недолго!

IX НОВАЯ ЖИЗНЬ И НОВАЯ ЛЮБОВЬ. ЭПИЛОГ
После случая с Иваном, раскрытия парашютом над ним и нашей общей остановки на крыше достославного нашего автомобиля-жука (жука, скорее, в смысле переносном, чем в действительном), я забыла рассказать тебе мой дорогой и хотя бы один дошедший до последних страниц мой такой редкий читатель,  что... что-то и ещё произошло в этой столь стремительной картине моих столь незабвенных путешествий...
Сейчас авто, как известно, практически не носят «внутреннею» резину, так сказать. Не так как это случалось в прежние лета, у всех были камеры под шинами. Теперь же шина практически и вся лишь бескамерная. Ну и да бог бы с ней! Но у Ивана-то машинка была целиком старёхонькая! и по старинке ещё носила внутреннею камеру. И всё бы ничего и, опять-таки, бог с ними со всеми, но, однако, в том-то и оказалась наша судьба-штука и даже целое, так сказать, счастье!..
После того как авто оказалось половиной над высоким уступом, буквально спустя минуту после нашего освобождения, точно как от какого-то взрыва, взвилась огромная куча дыму, и, как запущенная шкодливым школьником от костра  бутылочка от аэрозоля, стремительно слетело, и, как бешеное, кружась и застыв в небе на какое-то мгновение (для нас, однако, казавшимся вечностью), сорвалось, и, как  дракон, горячее и огнедышащее, вся крутясь и извиваясь, так и легло перед нами  теперь уже покорной и совершенно дрессированной змейкою!..
Однако, за нашим испугом больше скрывалось любопытство. И хотя, дрожа от страха, и, взглянув друг на друга трясущимся от нервов челюстями, мы вдруг всё же решились подойти к нему и уже совсем-совсем близко.
Резина ещё шипела, но дым уже практически развеялся. И когда я в первый раз подлетела, чтобы прикоснуться к ней лично, то даже на некотором расстоянии от неё, мучительно обожглась. Однако на меня так взглянул мой поэт-шарманщик, что я живо и в тот же миг позабыла о боли!
Потом подошёл и сам Он. И резким и сильным своим взмахом кисти, который только и присущ человеку из богемы: счастливому поэту-художнику  или музыканту-волшебнику, и не побоясь ещё шипящей, но уже всё более и более податливой резины, буквально одним взмахом, как Самсон, разорвал плоть неукротимого животного, и из его нутра-дыры, его горячей камеры, вдруг россыпью посыпались не знаю как попавшие туда старинные монеты и слитки золота!
И пусть я несу чепуху! Но вы всё-таки верьте и слушайте! Ведь Иван был не только молчаливым предателем, но ещё и бравым контрабандистом! Настоящим Мужчиной! И, следовательно, гарантом НАШЕГО БУДУЩЕГО и теперь уже НАСТОЯЩЕГО и законного долголетнего СЧАСТЬЯ!..

А машину, чтобы замести следы, мы, всё же, решили смахнуть с пропасти! Мало ли, там внизу,  под уступом, Ивану нет-нет да станет грустно!..
***
Я теперь уже больше не грущу и не работаю в препротивной нашей городской  конторке. Все имеющиеся сбережения мы положили на счёт шарманщика в одном из наших южных банков, чтобы, если что, не  приходилось далеко уезжать из этих столь благословенных судьбой и солнцем мест.
Тихонько попиваю свой утренний кофе, а на ланч — свежевыжатый живительный сок.
Однако, я не решилась полностью и до корней обильных своих волос вести жизнь богатого рантье. О, нет, нет и трижды нет!.. Напротив вся моя жизнь и внутренние силы требовали всё новых и новых, и быть может, теперь уже по-настоящему благороднейших мечт, событий, слов и поступков!
Но как быть простой, к примеру, рядовой и ничем не приметною маленькой мухою, и, однако, в душе и сердце своём носить целые миры? Как вмещать всю Вселенную и, одновременно, сознавать силы и возможности, на уровни ей, может быть, не присущие и даже вовсе не доступные?! Слагать сказочные истории и распевать ещё неслыханные и не спетые песни и не знать откуда их источник и божественное Начало!..  Оо! Я всего лишь большая и глупая мечтательница! Только и всего! Однако, сознание этого, а также многопрофильный характер всей души  и жизни моей,  сотворил из меня, пусть и не такую, но тоже, некую Вселенную!.. В своём роде, разумеется...
И вот теперь, проводя в обществе шарманщика добрые и тёплые наши деньки, я  решилась на Великое!
Нет! Мы не будем жить как простые процентщики! Нет, не будем и мы всё время попивать тихонечко свои соки да кофий в бумажном стаканчике на чудесных верандах  да гостиных,  морским воздухом напоенных!  Нет, нет и снова и десятижды нет!..
Вот мой ПЛАН.
Я буду теперь путешествовать, но Иначе.
Буду всю жизнь ездить но плече моего доброго музыканта. Стану его душой, творением! Его драгоценную Музою!..
МЫ будем петь песни! Танцевать! Развлекать и радовать людей по всему свету! И особенно маленьких-премаленьких и таких прехорошеньких гривастых детишек! Люблю просто, когда у них кудряшки и завитушки на их таких умненьких и золотых головках вьются!..
Оо! и пусть мы не будем собирать огромные залы, стадионы!...Пусть даже местечки будут совсем-совсем невидимые, крохотные! Пусть  мы не будем того и этакого вытворять, пусть даже из нас акробатов-эксцентриков толковых-то вовсе и не выйдет!.. Но и это, может, тоже к лучшему! Руки-лапки сбережём! Да хвосты-крылышки в целости да сохранности останутся!..
И вот, отныне, у меня Новая Жизнь и Новая Любовь!..
P.S. Правда, я ещё не совсем уверена куда заведёт она меня, и в какую именно сторону направит. Но, предполагая, разумеется, в моём избраннике наиболее лучшие и изысканные изо всех человеческих качеств стороны, я, пребывая покорно,  целиком и полностью остаюсь его и вашей, мои дорогие, мадемуазель- синьориной-мухой!..
И, несмотря на свою неумолимую призрачность, отсутствие физической развитости, а также характера внешних и  сопутствующих всякому благородному лицу должных размеров и качеств, считаю просто нелепым и даже премного неэтичным тот факт суждения о всякой высокой и многоразвитой личности лишь только по лицу или по каким-то только лишь там внешним и видимым признакам!..
PP.SS. Сама же буду вести тот же неспешный и планомерно-скоростной маршрут песен радости и веселия сердец человеческих, добрых и отзывчивых на наши неожиданные, но светлые представления-матинэ , кои и не единожды впоследствии и, бог даст, во всю свою долгую и осознанную жизнь,  буду вести я и мой ненаглядный ангел, неся и проповедуя Её до последней черты!  Последнего вздоха! И даже взмаха чистейших и поистине бесценнейших эльфовых крылышек!..
Nota bene
Кстати, я тут не объявила, почему же, собственно, «Лето в фарфоровой?» Быть может, от скромности, а, может, и от отсутствия всё же некоторой фантазии, или, напротив же, от присутствия её  уж в слишком большом изобилии, не знаю. Знаю только, что катаясь то на спине, то на макушечке у моего прелестного артиста, я всё чаще и чаще вызывала подозрения неугомонной полиции, то там, то здесь, вьющейся над нами. Да и вообще различные пчёлы, жучки и прочие мелковесные «твари» (впрочем, от любви к ним я так их величаю)не давали нам ни минутного покоя! И тут меня осенила идея, а именно: стать экономисткой-счётчицей моего ненаглядного поэта, и, помимо развлечений, танцев и прочего, к тому же и денно и нощно «блюсти» и наблюдать за нашим капиталом, который изрядно уже начинал как-то расходиться и тратиться и не на то, на что изначально я предусматривала.
Моя расчётная книжечка, привезённая из прошлой канцелярии как нельзя лучше подошла и к нашему, казалось бы, столь восторженному случаю! «Ну и чудак же ты!» – Любя своего поэта, подчас про себя называла я своего чудо-гармониста. Он же в ответ только пел да улыбался всеми своими двадцатью двумя ровнёхонькими лучами-зубками! И так и продолжал бы петь и тратить весь наш капитал покуда я, большой знаток в этом деле, всё же не завела моду возить с собой небольшой кувшин, вернее, такую с одной стороны небольшую, но с другой, довольно-таки вместительную кружечку; из тех, какие обыкновенно бывают у нас, в южных местах, на водах; только без носика. Просто очень красивую такую и голубенькую фарфоровую кружечку. Из таких иногда черпают воду из источника, тем пополняя, так сказать, внутренние «воды» и силы душевные как свои собственные, так ближние силы своих ближних.
Тем временем, как распевал то на площадях, то в цирках, то на улицах, в маленьких или даже больших кварталах, мой ненаглядный друг-шарманщик, я, тихонько и в замирании сидела за широкой спиной его, привязанная (и очень удачно надо сказать!) очень крепкой ленточкой своей к маленькой, но эффектной и вместительной нашей кружечке. Тем же я и занимаюсь: бухгалтерским и прочим учётом, заношу что в  дебет, что в  кредит, подсчитываю убытки, доходы, чистую нереализованную прибыль,  и вообще желательно сохраняю что на еду, что на одежду, что на  остальную оставшуюся, так сказать, жизненную нашу потребность.
Оо! если бы шарманщика одного можно было пустить в это путешествия, он непременно бы пропал без меня! Или, и вовсе запил. Пишу к стыду своему и его. Однако, пусть его! Не допущу разгула! 
Ведь цель нашего путешествия, как и объявляла я выше — исключительно чистая и благородная! Но как у всякой честности и благородства, как, впрочем, у самой жизни, есть и ещё оборотные стороны, лучше, и бесспорно же, нам их преодолевать вместе и согласованно.
Страшно ещё не, то что ваш муж, к примеру, гулёна, развратник и вообще пьяница! О нет, нет и нет!.. Много страшнее и опаснее тот факт, что и вы ещё вдобавок любите и влюблены в него до сих-то пор! Хоть и терпение вот-вот, как мыльный пузырь, и лопается...
Отсюда. Прямое следствие, - экономика! Именно! Мои познания в конторке, а также неотступные листы, сделали из меня - простой и забавной, шаловливой девушки-певицы, ещё вдобавок и настоящую истинную Музу! И, что ещё ценнее для всякого непутёвого но весьма творческого люда -  секретаря-референта!.. Пишу это даже с достоинством.
Милые девушки, помните, выходя за творцов — судьба у вас отнюдь не творческая! Если вы сами, к сожалению для мужа вашего, не излишне творческая, и у вас на кухне также одна грязь да кавардак в раковине не плещется!
Беспрестанная стирка, мойка, глажка, носки под столом и даже на нём, вас ожидают как минимум к утру, к полудню и к вечеру!
Однако, есть и небольшие прелести. Он вас будет любить и петь и посвящать вам свои чудесные песенки. И это, поверьте, с лихвой окупает все ваши невзгоды и страдания!
К тому же, представьте, сидите вы вот тихонько в ванною, полощете бельё, мурлыкая себе под ушко что-то нежное, неуловимое, и вдруг врывается ваш муж и приносит вам кубок! Аа?? Каково? Им потом все подруги, бранившие и костившие вас за носки и за пыль на собственных ресницах, приходят, наваливаются буквально на вас, и поднимают вашу роль и значение ну просто до самых Небес! Ну, и каково?!
Конечно, гордость, конечно даже что-то щекочет вас где-то под мышками. И потому, милые дамы, если вы оказались на моём месте, в том же, по сути, фарфоровом кувшине, не унывайте! И даже ни в коем случае не грустите! Однажды, пускай даже на закате солнца или вашей собственной жизни, если вы слепо верите, любите и идёте за своим добрым избранником, и с вами самими случится то нежданно-негаданное и поистине непревзойдённое  Чудо! Которое не только не ждёт рядовую и даже в целой её жизни женщину! Но которое даже насквозь пройдёт всякую эгоистку и зазнайку стороною, а вот добрую и прилежную труженицу-дюймовочку,золушку-волшебницу, нет-нет да и непременно найдёт и возблагодарит её за все тревоги и ненастья, что только и совершались у неё на её столь нелёгком пути! И не дважды, не трижды, а в столько раз отблагодарит её небо, сколько звёзд на нём имеет! Или, лучше, сколько  лет-дней и ночей провела она в тихих и неслышных слезах своих под одеялом, не единожды ожидая его, когда же Тот, наконец, удостоит и посетит её столь подчас одинокое одеяло!..
В любом случае — это лето я  проведу как нельзя лучше!
В моей кружке — есть всё необходимое. И, главное, его сердце как нельзя  ко мне близкое!
Его удары, его биение, его близость — да что ещё нужно, в сущности, влюблённой,но, главное, любящей и любимой ЖЕНЩИНЕ!!!.
За сим же вытворяю небольшой реверанс и некоторый в своём роде классический танец, приглашая всех ко мне в мою маленькую, но воздушную обитель (я не имею ввиду, конечно же, свой кусочек фарфора, о нет! Вся Обитель лишь только внутри!..)
И давайте уж скорее Танцевать! Я же уношусь, приглашая вас с собою, в Тайны моего любимейшего из них и поистине прелестнейшего изо всех в мире «Танца Феи Драже!!»..

Всегда ваш М.
X НУ ВСЁ-НУ ВСЁ! ЭПИЛОГ-ЭПИЛОГ!
Белая глубокая чаша, лежащая на столе и дополна наполненная свежим, почти горячим  киселём из толка что собранной свежей и душистой ежевики, однако, нежданно-негаданно колыхнулась, вздымая внезапную и обильную пену, и, казалось, всё прочее в ней содержимое...  С неотразимым мурчаньем и, конечно, не без французской грации и почти даже экзальтированного в своём роде и пресыщенного жизнь романтизма, кошка Луиза Павловна, лёгким движением лапы, антенной хвоста и кончинами многочисленных  паукообразных усиков, и,  всего вероятно, не без соблазна к сарказму, ну... и, конечно, не без злоупотребления добрососедством и в целом излишней общностью... Разумеется,  прибегла к крайности!.. Да и что поделать! Запустила, окунула и, разумеется, подцепила всей массивностью когтей и пушистостью лап своих, изловив, как опытный рыбак на взморье, всю, так сказать флотилию наших сегодняшних героев, аж две, а может уже и  более мухи! И, не мало не мешкая, и даже без особенной там осмотрительности и  сколько-нибудь сентиментальной там философичности, взяла, подвела в один миг  к морде и совершенно как надо быть слизнула всю, так сказать, порцию, без излишка и остатка , весь этот призрачно пёстрый сгусток, весь сказочно-сонный сброд в одну, так сказать, хитрую, пушистую, и теперь уже самой в себе не менее важную героиню сегодняшней столь уж путанной повести!..
 -Bon app;tit, Se;ora! - как будто где-то издали  совсем приглушённо, будто из недр чего-то таинственного и неведомого, древнего и чарующего, едва-едва перебивая чьё-то  мырлыкание и лёгкий скрёбот тонких острых белых коготков по шуму паркета и флюгер хвостика с белым айсбергом на кончике, донеслось чьё-то велеречивое пожелание...
- Однако, ты  и ловкачка у меня! - заметила хозяйка Луизы Палны, выливая остаток содержимого на улицу. -Надо бы тебя наказать, а я глажу. Вот я какая у тебя! Цени, моя милая macher!
Стояла сильная жара, и хозяйка, дама лет тридцати и неопределённого, но достаточно хорошенького вида и наружности, пролепетала что-то по-французски, немного ещё побранила свою кошку за то что та суёт не туда куда надо положенную добропорядочному домочадцу пушистую лапу, и, разумеется, через минуту всё забыла и простила своей хвостатой подруге.
Разумеется, mad-lle Жаклин и сама была не чужда романтике: тихонько собирала свой новенький  сак, обзванивала своих подруг по работе, слега, кстати, бранясь и споря с ними по поводу и без, ну и, конечно-конечно, мечтала, наконец, бросить всё и махнуть  к морю! Эта её мечта теперь уж никогда-никогда,  и ни за что её больше не оставит!
«Надеюсь, отдохну хорошенько, наберусь сил и, всё, наконец, выскажу боссу! Брошу всё, -а там была не была! Свобода воли так сказать,-ха-ха! Хочу — и мир переверну! Хочу — и всех  обворожу!.. Попадись мне только по дороге случай- и любой монсеньор, так сказать, у меня в кармане! Хоть скрипач какой, хоть генерал! Главное теперь не размышлять, а делать — делать! Ехать!.. Непременно еду!!..»


Великие Луки, лето 2015- август 2021