Слово пацану

Ребёнок был мелким, а каменная урна слишком высокой. Он лезет посмотреть, что в ней, встаёт на цементную площадку, вытягивается, хватается за края этой несдвигаемой махины. Мимолётный кувырок — и он проваливается в урну... Но вот показывается его голова, на которой сидит крупная закогтившаяся птица. Выгнувшись, вцепилась в волосы мальчика и тянет его вверх. Вылетают вместе...

Этот сон про закогтившуюся птицу (по мотивам чужого воспоминания) я вижу в последнее время очень часто. Хотя повторяющиеся сновидения совсем мне не свойственны. И тут звонят из местной нотариальной конторы: разыскали меня (хотя я уже отправила их звонки в чёрный список) и дозвонились с городского номера. Ждут оформлять наследство. Пошла, вся сжавшись, отвечая отрывисто даже на приветствия, не выпуская из рук кошелька, телефона и паспорта под пупырчатой обшивкой сумки. Присела чуть не в двери, как клуша, сумку держу, но по сторонам зырю остро и ногами перебираю нервно. А кому можно верить в наше время?! Какое наследство, кто мне его оставит??

Нотариус там, словно в кино, за необмерным полированным столом зачитывает последнюю волю. Имя усопшего до меня не доходит. А должно бы, он в чём-то раскаивается — передо мной — и оставляет серьёзное имущество. Мне. Держу сумку пуще прежнего, в общем, одной ногой в коридоре уже. Жду конца представления. Нотариус дочитывает, опуская на стол сначала массивный бюст, после усаживаясь вся в покатое неделовое кресло. Тишина, будто в парке в понедельник в семь утра... Что может быть печальнее под солнцем пустых каруселей и затоптанных полянок? Но худая девчонка в джинсе, смазанная в сидячей позе столом, всё же вскакивает. Она метров двух, наверное, ростом, тощая просто слишком. И напрыгивает на меня, треща костями, роняя какие-то макарошки с дорогих волос оттенка инея. Я вытягиваю шею в коридор, сводя обе ноги, прижимая сумку. А она верещит, нагибаясь ко мне, состязаясь в чём-то, словно модный кран подъехал к старой верблюдице:
— Это я жена, это вы можете понять? Я буду судиться за каждую копейку, как крохоборка! Кто вы вообще Евгеше? Он ничего не рассказывал ни про какую вас!

Евгеша... Так вот кто помер, мальчик с птицей. Но был Евгешей до конца, молодец! Что ж, сны пророчествовали, с этим дивом придётся примириться.

А Евгешу-то я знавала, конечно. Была его первой (это точно, я паспорт лично видела) женой. Ужасно давно и недолго. Но помнить его, как он, выходит, помнил меня, причин не имелось. Ни одной, прямо говоря. Отодвинув девушку сумкой, подошла к нотариусу. Выяснила, что никого не оберу, забрав завещанное. Ни детей, ни родню, ни официальную супругу, считающуюся последней. Успокоилась, разжав хватку сумки. Личное письмо с раскаянием забрала, выбросила у себя, в одну из каменных урн. В них теперь растут туи, но я мелко-мелко разорвала конверт. На нём тоже была надпись: "Научившей говорить". Любил он весь этот пафос, прости господи. Да и историю с птицей рассказывал так, что можно было зрителей пускать. Ну такая сласть, будто кот сибирский в мужика обратился... Но ворон тот его на самом деле подтянул из мусора, а сказавшийся испуг и такая сказка наяву заставили мальчишку заговорить. До этого молчал, потому что слога одного не мог выговорить без дикого заикания. От травмы вроде, совсем маленьким с велосипеда с горки лицом упал. Готовился уже в "13-ю для дурачков" идти в сентябре, в спецшколу для деток с отклонениями в развитии. А тут так залопотал, не умолкая.

Ко мне, студентке-логопеду, пришёл уже взрослым. Лечил обострение заикания в полной тайне от всех, благо, жили в одном дворе. Но донесли его родителям слухи разные, что ваш-то кобель таскается каждый день к девушке молодой, одинокой сироте, за которую заступиться некому. Ну он и сказал, что встречаемся, всё серьёзно, скоро поженимся. Так и поженились, уже не отвертеться было по-другому. Смешно вспоминать нашу якобы семейную жизнь. У меня жилплощадь была, вроде ко мне жить ушли. Развелись, когда он в наш двор зачастил со своей девушкой, всё показывал ей, как в бак этот провалился...

Я его отпустила без единого слова попрёка. Но он, видно, узнал, что разведёнке потом досталось. Клеймили меня все, мужчины непонятные приставали, являлись ночами, как в притон.. Стучали, распивали на площадке, выражались. Соседи писали в училище, что я разлагаю морально общественность. А его родители, ставшие просто парой старичков, частью двора, как те урны, не здоровались до конца дней своих. Хотя это он водил девиц.

Отблагодарил же Евгеша меня, предполагаю, за то, что я научила его контролю заикания. Как звук не идёт — легонечко языком прищёлкиваешь. И всё, и пошёл болтать, и полетел сам. Тогда птица ослабляет когти.