Воробей и мякина

Я отправлял космический багаж. Упаковочной лентой перетягивал тюки, парящие в руках, словно огромные хлопковые коробочки. Стандарты с выкаченным весом, посылки будто сами выросли где-то на другой планете, на гигантских искусственных полях. Однообразие коробок было абсурдно и подводило к депрессивной оценке неизвестной Вселенной: поля там давали бесконечный урожай заказов под потоком радиоактивного ультрафиолета и в убитой атмосфере, перенасыщенной пестицидами потребления... Следом за мной работники на конвейере обклеивали багаж "жидкими" звёздными эмблемами, экранчиками на пучках кристаллов, в которых прикольно тонули пальцы, если нажать на логотип. Другие с целого ребуса из проекций выбирали и наносили квантовые штрих-коды, ставили на посылки говорящие штампы межгалактических перевозок. Вылетая с бесконечного конвейера прямо на орбиту, тюк, зарешёченный защитной лучевой сеткой, говорил кокетливо: "Упаковщица с личным номером таким-то приветствует тебя, получатель!". Несмотря на всю мешанину, каждую коробку было слышно. Отсутствие индифферентности в голосах роботов было явным признаком торжества прогресса. А чёткость и дикция записи подтверждали: никаких живых диспетчеров, жующих пирожок под прибытие или отправление, на этом вокзале нет. Мы не на Земле.

Почему же, однако, "упаковщица"? Орудуя липкой лентой, подаваемой сверху из пневматического агрегата, я, в шоке от своих возможностей, прокрутил голову по всей оси и посмотрел вдоль конвейера с позиции затылка. Женщин тут не стояло. Больше того, все сотрудники, десятки и десятки, выглядели одинаково не только из-за униформы. (Бесцветных, ничем не бьющих в глаз комбинезонов.) У них была одна и та же внешность. Похожая совсем не на того, на кого хотелось бы. Разве что на меня.

Без обещаний перемен кладь зависла в пространстве, не достигая меня, а лента перестала поступать, хоть я и пошарил над головой ещё какое-то время. Но открывшиеся способности мышц и в таком положении позволили увидеть, что в неизмеримом зале никого нет. Перерыв... Я вернул голову обратно, отошёл от конвейера и очутился в своём воспоминании. Зимний военный городок, бывший и звёздным, и "лётчиковым-самолётчиковым", и офицерским... Полузакрытая территория внутри некрупного полумиллионника, отдельный городок в городке. Украшенный белоснежной глазурью, округлый, как пышка, с блокпостами, своими магазинчиками, церковкой. С завышенными сталинками с архитектурной мыслью, заниженными хрущёвками — с мыслью инженерной... Недостроем, новостроем и "перестроем" под снос. С запущенными двориками, контрастами давних и свежих детских площадок. С тишиной не городского типа. И с подснежниками футуристичных суперкаров, пригнанных с Дальнего Востока в 90-е. С крыши самого высокого тут дома весь городок — иллюстрация броуновского движения. Хаотичные дорожки-протоптыши образуют карту "Ареал обитания местного жителя". Ареал этот вообще не совпадает с имеющейся дорожной сетью... Да чернеют точки-следочки, проложенные лапками здешних кошек, собак и воробьёв. Не голубей, именно воробьёв, живущих тут громадными хлопотными стаями. Среди такой стаи, сзади кондитерской, дымят пацаны. Вон, в красной куртке, раскрытый который, щекастый! Это я. "Ковбойские" курю, между прочим, Мальборо лайт. Всех угощаю. Батя блок кинул на толкачей, а я его выкупил (за отцовы же деньги). Дотягиваем до фильтров и собираем их в один кулак. Потом отходим, такие, тыц-тыц, мы к вам ничё не имеем. Это типа сигнала воробьям: да не собираемся мы вас разводить! Но щедрый кулак вдруг разжимается, высыпая фильтры, птички слетаются на добычу гужем — и возмущённо чирикают, отлетая. Надуваясь на нас чуть в сторонке, обсуждая наше слабоумие. А мы ржём на весь городок, на интеллект не претендуя, густо выдыхая морозец с привкусом импортного, тоже добытого неправедно, яблочного сидра в офигенских баночках с голой Евой, слабо задрапированной райскими кущами. Окружённая птахами-воробьишками, она миновала этап искушения запретным плодом, а сразу молодецки распивала сидр.
Его рядышком "из отборных яблок" гнал Змей, ухмыляясь во всю акулью пасть и напоминая банщика в женский день. Только поэтому, мол, я здесь и работаю!!! В своём воспоминании я закашлялся, угорая над очередной шутейкой про банку, и не смог справиться сразу и с хохотом, и с мощным глотком сидра, и с сигаретой. Но и перхая, гогоча, размахивая окурком, падая в снег, как в сладкую вату, от толчка кореша — я был беспробудно счастлив. В той осознанной мере, что хотел не вставать на ноги никогда.

Но мне протянули руку. И я до физической судороги в теле вздрогнул, что сейчас начнётся конвейер... Это было настолько нежеланно, что приблизило деморализацию к парализации. Однако обладатель руки, показавшийся теперь весь, сказал весело: "Поздравляю, вы избавлены от никотиновой зависимости! Глубокий гипноз стал правильно подобранным методом. Теперь каждое желание закурить будет для вас связано с наступлением последующего отвращения.. И как только ваше подсознание породило такие фигуры и образы! Космический багаж, рутина будущего — да это ж целое кино! Наверное, хи-хи, фантастики перекушали в пубертате?".

Тебя бы, думаю своей опять неповоротливой да ещё и прозомбированной башкой, я перекушал бы. Перекусил. Именно в борзом своём пубертате.. Видали, какой я был? А, навряд, память это ж не телевизор, которого я не придумал в своём астрале.
Провёл меня Змей, как воробышка на мякине. Но и провёл ещё — дорогами радости. Впереди же только конвейер.

Напьюсь вечером, ополосну мозги от промывки. Надо спешить, пока хоть на это блока нет. И пока я ещё помню не только конвейер.